trounin.ru

Жуковский проиграл борьбу. Свою любовь на веки отпустил. Но выбрал дорогу не ту, напрасно он окольными путями ходил. Любовь его выпорхнула в окно, голубкой вдаль стремясь. Да Василию не всё равно, теперь мысль другим занялась. Сюжет какой баллады взять, дабы тоску отразить? Все сомнения смять, страдальцем при жизни быть. У Вальтера Скотта фрагмент есть, им так и не доведённый до конца, где показывалась расплата за месть, как старело в муках сердце юнца. Чем не вариант? Его можно показать. Наполнение Василий не забудет изменить. Он станет на равных с героем повествования страдать. Постарается и свою судьбу смягчить.

За страшный грех владыка шотландских гор пилигримом побрёл в Рим. Не стерпела душа свершения злобы. Грубая ткань — его одеяние, вериги влачились за ним, не давал пищи и влаги для утробы. Сорок дней он в пути, ночевал под небом. Никого не просил о снисхождении. Не принимал подаяния, гнушаясь даже хлебом. Молил об одном — о владыки Рима прощении.

И прощал Римский папа всякого, кто чистые помыслы имел. Пилигрима прощать не решился. Как вообще столько наглости этот бродяга имел? Простить можно, но не того, кто так кровью обагрился. Пусть прочь идёт, прощения ему не видать. Он проклят отныне, до гроба не сыщет покоя. Пришлось пилигриму по Риму с пустыми руками плутать, суждена с той поры ему судьба изгоя.

Но он Шотландии владыка, не смерд и не низкого положения челядин. Может хоть войну Риму объявить. Только в душе оставался единственный выбор — стать человеком самым простым. Теперь проклятому среди пустыни жить.

Какой же грех на душе был? Он любил девушку, та к другому тянулась. Он ей карой пригрозил. Она всерьёз не приняла, отмахнулась. В хижине браком втайне сочетаться решила, о чём прознал будущий пилигрим. Не случайно он проходил мимо, злость дурную шутку сыграла с ним. Он запер двери, устроил поджог. Быстро хижина огнём занялась. Никто выбраться наружу не смог, ни одна живая душа не спаслась. Когда в себя горе-любовник пришёл, сделанного уже не воротить, с той поры он печаль обрёл, грех страшный желал смыть.

Как исправить положение? Никак. Римский папа прощение давать отказался. Оттого поселился в душе навечно мрак, оный трудом искупить Шотландии владыка старался. Он — пребывающий на положении раба, самую тяжёлую работу на себя бравший — не надеялся на спасение никогда, столь гнусно жизнь любимой отнявший. И быть так, не задумайся автор-поэт, каким образом дать отдохновение воспалённому уму. Ведь должен наступать за ночным мраком рассвет, отчего не приукрасить судьбу?

Пусть явится старец, может посланец небес, выслушает пилигрима, поможет найти облегчение. И Жуковскому, что своим мыслям придавал вес, даст сей вольный перевод отдохновение. Кто скажет, будто Василий в мыслях любимую не сжигал? Жизнь казалась разрушенной, в мрак мир погружался. Теперь Жуковский сам себя прощал, с тоскою наконец-то прощался. Ежели дал право пилигриму спокойно мир покинуть с искуплением греха, такое право муками совести заслужив, значит не будет дальнейшая жизнь плоха, но живя в осознании утраты, никогда не забыв.

Покаяние облегчает существование — тяжесть дум снимает. Остаётся приложить усердное старание. Хорошо, если человек это понимает. Если нет, ему поможет оное от Жуковского повествование.

Правду говорят: мимо с чистым сердцем проходи, не смотри никогда назад, лучше откажись от любви, дай право другим волю выбирать, а лучше помоги с долей определиться, всё равно не дано наперёд о благости знать, следует хотя бы чужим счастьем насладиться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1831 году

Настала пора Жуковскому «Леноры» выполнить перевод, на это долго не решался, может к нему тело мёртвое придёт. Ждал того Василий… или тому ужасался? Он уже создавал вольное изложение на основе, достаточно вспомнить «Людмилы» и «Светланы» сюжет. Да и минуло с той поры достаточно – порядочное количество лет. О чём же Бюргер в действительности читателю сообщал, теперь и в переводе Жуковского то каждый узнавал.

Бюргер говорил – была война ужасна. Живыми не все возвращались. Надежду храня, ждали многие напрасно, но от отчаяния не забывались. Ожидала любимого и Ленора, на окошке примостившись. Сердце трепетало, она вскакивала, едва не ушибившись. Сколько приходило с войны людей, ни разу любимый из толпы не подходил к ней.

Кто виноват, что любимый задерживается? Бог! Не во имя ли его идут люди воевать? Так почему уберечь мало кого смог? Потому принялась его Линора грязью обливать. Совсем с ума девка сошла, не боится пекла адовых ворот, дождётся ведь, сатана её лично заберёт: в том Леноры мать уверена была, не успокоится дочь уж точно никогда.

Как не взывала мать к благоразумию, ничего не помогало. Оттого и проявил, получается, сатана интерес. Одной ночью нечто за окошком застучало — любимый то был, вовсе не бес. Он позвал Ленору на коня сесть, должен жених в дом новый невесту отвезть. Без раздумий девица согласие дала, лошадь спешно в темноту их вдаль от дома понесла.

Не понимала Ленора, почему мрачен жених, отчего бледен лицом. Они рядом, но отчуждение разделяет их. Пугал девицу только гром. Всполохи молний осветили путь, должна бояться Ленора вдоль дороги взглянуть. Бежали рядом скелеты с побелевшими костями. Говорили они, что на свадьбе будут гостями.

Куда они едут, зачем в спешке такой? Рассвет далёким очень казался. Но жених ехал на вечный покой, с миром живых он успел попрощаться. Не скрывал от Леноры — стал мертвецом, мёртвой и её желает видеть под венцом. Не слышала его девица, при встрече разум помутился. Что до жениха — он до крика петуха в могилу лечь торопился.

Вот кладбище, не заперты ворота. Петух огласил наступление утра. Приоткрылись двери женихова грота, войти в них Ленора должна. Согласится ли девица вечным сном заснуть, в одном склепе с любимым окончить земной путь? Пока в раздумии она пребывала, жениха пыль в гроб оседала.

Мрачный сюжет, как хочешь его поверни. И ведь поворачивали, балладу Бюргера полюбив. Воплощали в разных странах представления свои, иной раз сюжет основательно изменив. В России Жуковский старался русскую балладу измыслить, себя к родоначальникам оной причислить. Не один — два варианта создал: каждый краше другого стал.

Не так мудрено, когда девичий род любимых ждать обречён. Уходят мужчины на войну. Так случается с самых давних времён, оттого хранят женщины в сердце тоску. Не образумить, не переубедить — не заставишь отказаться. Хорошо, если живыми будут возвращаться. Пусть калекой — вроде не так тяжело. Да со стороны всегда судить о судьбе других легко.

Всё же, писал Бюргер о сюжете, где мёртвый конём управлял. Умыкнув девицу из мира живых, в царство смерти вёл. Об участи невесты он, конечно, знал. Проще сказать, тоской по любви убивал. Так и нужно считать, что умирают девицы, не дождавшись любимых с того света. Не обязательно придумывать, как в их снах может происходить это.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Хождение по мукам» | Книга №3

Продолжать писать про события Гражданской войны Алексей Толстой посчитал обязательным. Прошло более десяти лет с работы над «Восемнадцатым годом», совсем недавно закончено повествование «Хлеб» (про оборону Царицына). Но, разве всё сказано о Царицыне? Толстой посчитал необходимым расширить личное понимание происходивших тогда событий. Теперь уже практически не осталось необходимости рассказывать в духе беллетристики. Отнюдь, Толстой брался сообщать историю, вроде того варианта её подачи, каким отметился Николай Карамзин при создании первых томов «Истории государства Российского», то есть давая информацию по происходившим процессам, постоянно сбиваясь на беллетристическую форму подачи материала.

Для начала даётся вводная о творившемся в стране беспределе. Тогда людей убивали, нисколько не испытывая мук совести. Наоборот, планируя совершить нападение на тот же поезд, полагалось полностью вырезать всех, кто встретится в вагонах. Считалось недопустимым оставлять свидетелей произошедшего. Но ограбление поездов — малая составляющая кровавых событий. Ни о каких пленных речи и не шло. Этого не требовалось. Зачем брать пленных, если повсеместно творился разбой, без каких-либо определённых целей, кроме желания хоть чем-то заняться, к тому же кое-чем разжившись.

Отстранённые разговоры постоянно будут подводиться к событиям вокруг и внутри Царицына. Этот город за три года выдержит четыре штурма. Трижды Красная Армия будет успешно отражать нападения белых, вынуждено после оставит, чтобы впоследствии уже окончательно выбить противника из города. Об этом следовало как-то повествовать. Учитывая периодичность совершаемых штурмов, в другое время происходили иные события, так или иначе приводящие к попытке взять город белыми.

Что делали белые? Толстой не лукавствует. Когда казаки заходили в станицу, сразу устраивали разборки с населением, пытаясь выяснить, кто питает симпатии к большевикам. За малейшее подозрение в причастности — жестоко пороли, невзирая на пол. Может потому Толстой посчитал нужным описать порку женщины, представив в виде особо постыдного действия, чего казаки никак не гнушались, считая ими совершаемое правильным.

Другая тема — случившаяся в Германии революция. Как об этом не говорить? В ещё одной стране движение социалистов одержало верх. Значит, белое движение будет получать меньше помощи. Может теперь немцы станут помогать Красной Армии, либо сами большевики, стоит им подавить белых, отправятся в Германию. Рассуждать есть о чём, знать бы о будущем наперёд. Толстой его, конечно, знает, чего не скажешь об участниках Гражданской войны.

Задействовать Толстой постарался и знаменитых деятелей того периода — Нестора Махно и Семёна Будённого. Особенно интересовало развитие отношений между Махно и движением красных, известное своей непостоянностью. Если Нестор на первых порах имел намерение поддерживать большевиков, к середине 1919 года данное намерение ослабло, вследствие чего не могло быть союзнических отношений. Однако, Махно то и дело вступал с красными в договорённости, всячески стараясь воспользоваться возможностью обособить Украину, для чего ему в той же мере приходилось бороться с белыми, но и сдерживать интервенцию.

Как же это всё отражается на страницах «Хмурого утра»? Горячие головы склонны находить соответствие былого и настоящего, что и служит причиной превозносить талант Толстого, умело показавшего в нужных словах происходившие процессы. И это всегда так, когда между Украинским краем и Российской территорией происходит недопонимание обоюдных стремлений и желаний. В такие моменты произведение Толстого помогает понять настоящее в разрезе прошлого. Только следует ли именно за это оценивать художественное произведение? Или… «Хмурое утро» способно считаться за монографию по одному из периодов Гражданской войны?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Есть в миру про епископа из Майнца сказание, будто тот перед Богом проступок совершил, справедливое за то понёс наказание, в жесточайших муках на свет иной отходил. Решил про данный случай Саути рассказать, на редкость — вышло без мертвецов. Но мёртвые будут, если сюжет баллады знать: будет знатный у мышей улов. Жуковский решил выполнить вольный перевод, внеся изменения на личное усмотрение, со многими балладами он выбирал такой ход, сочиняя, в действительности, собственное стихотворение.

В веке десятом, как предание гласит, в году не богатом (будь он забыт), разразился голод — нечего есть: умирали стар и молод. А тут такая весть! Прознали, есть богатей… С жиру бесится поп! Так амбары набей, не оскудеет во веки твой род. Жил поп запасливый — скаредный жадоба: к другим безучастливый… Он точно — слуга Бога? К нему миряне с мольбой, еды просили горсть. Он гнал поганой метлой, разве бросит кость. Докучали ему, день и ночь просили. Так будет мало самому, истощались терпения силы. Как поступить? Пожертвовать одним сараем. Просящих толпою пригласить, ускорить встречу с раем. Заполыхает амбар, засовы закрыты: таков епископа дар, грехи молящих смыты. Заснёт сладким сном Бога служитель… в последний раз он будет спать. С утра наводнят мыши его обитель, будут всё в округе пожирать.

Мыши — божье наказанье! За проступок — кара они. Так гласит из древности преданье, известно и в наши дни. В голодный край пришла напасть — оголодали звери. Всякая тварь на человека разевала пасть. Бывало, людей ели. Немудрено, как мыши вышли из нор, желающие пропитание искать, устроив новый разор, оставшееся начав пожирать. Ничем не гнушались, доедая остатки, любой пищей наслаждались, казалось — камни мышам сладки. Не так саранча страшила, в той же мере пожирающая всё, она сама голодным пропитанием служила, ибо мышей не ел никто.

До епископа мыши добрались (амбары опустели), уже в его дом вгрызались, зерна словно не ели. Пожирали мебель и книги, припасы поглотив, не говоря про ковриги, ненасытными быв. Гляди: набросились скопом, рвать готовы облаченье, наедятся вдоволь попом — дано Богом угощенье. Жизнь спасая, спешно дом покинет поп, место одно зная, там его мышь не найдёт. Есть дом, окружённый волнами — спрячется в нём, за крепкими стенами. Мыши бросятся вплавь. От них нету спасенья! Свечку за упокой скорее ставь — ради Бога умиротворенья.

За грех пришло воздаяние — съеден церкви служитель. Пусть и о жестокости предание, зато для священников — оно наставитель. Каждому полезно о случае с епископом майнцским знать, не оставляя в нужде терпящих горе, ведь придётся всеобщие страдания разделять. Всё равно узнаешь, что это такое.

Мораль каждый найдёт на собственный лад. Одни епископа за жадность осудят. Другие ответят: не спасёт всех единственный сад. Третьи — пыл спорщиков остудят. Когда голод, ведь не станут люди кормить мышей. Если холод, не кричат ведь: мышей обогрей. Всё равно выйдут из нор, стремясь найти пропитание, устроят тот же разор, любое складывай о том после предание. Накорми народ, завтра снова голоден он. Потому так скудно живёт, запасы делать не склонён. Вот и страдают все, обделяя даже мышей. Питаться зверям где? Если не милостью людей. Твёрдо не скажешь, снова вступая в спор. Как себя накажешь, заставляя мышей выходить из нор? Одно потребно — человеком оставаться! Человеком непременно нужно быть стараться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эта история у Саути среди финнов происходила, но Жуковский заветам оссианским верен, ему не так важно, где по легенде действие было, лишь бы стих должным образом оказался оценен. Представить полагалось читателю замок в далёком краю, окружённый водой — глубины неизмеримой: не прятал там жирный пингвин грузную тушу свою, никем из животных за водопой не ценимой. Обходила озеро вся божья тварь, людей мрачность места не пугала, может оттого и сложилась встарь — легенда, как беса сия вода привлекала. Жертвой Доника падёт, дочь замка правителя, в её теле сатана место найдёт, тем заставив сложить легенду сказителя.

Ничего странного, если Саути поэзию знать. Мертвец где-то обязательно сокрыт. Мёртвые среди живых любят обитать, ни какой в том не стыд. Только зачем сила дьявольская решила тело девицы похитить? Отчего девица вмиг умерла? Неужели, просто ради стремления чувство самолюбия насытить? Посмотреть, как в счастье девица жила. Собиралась она семейную радость обрести, к свадьбе приготовления шли, оставалось любимого к алтарю подвести, как потекут благостные в супружестве дни.

Нечистая сила в момент прогулки вмешалась, когда бродили молодые вдоль воды. Девушка упала, может опросталась, её кожа побелела, губы бледны. Стала странной она, замкнутой чрезмерно, иной жизнью зажила: от испуга наверно, неспроста тогда наземь легла. Кожа бледной оставалась, окрасился синим оттенком рот. Тут бы жениху одуматься, да он желает жениться. Любовь в нём с прежней силой живёт, в сей слепоте не может от невесты отрешиться. Станет ясно ему, кто в девице поселился, он на брачной церемонии за руку возьмёт, как беса дух от невесты тут же отделился, была рука холодна как лёд.

Погибла любовь, девушки не стало. Церемония закончилась трауром тогда: тело на глазах угасало, уже не была девица бледна. Несколько недель жил под её обликом бес, был он на редкость искусным кукловодом, в тело он запрет на тление внес, мог пребывать в нём год за годом. Не думали люди, почему девица ест мало, отчего собаки её сторонятся. Теперь всё ясным стало. Как раньше не смогли догадаться?

Тревожит то, как догадаться не могли… Неделей ранее цвела! Делилась планами, плела цветы. Теперь — внезапно умерла. Можно ли поверить… особенно, ежели любил. Как назад время отмерить? Понять, где беду пропустил. Недаром Жуковский взялся за балладу со столь печальным сюжетом, горе сходное он пережил, его муза не простилась с поэтом, он сам её невольно отпустил. Кого винить? Разве свою персону. С прощанья прошёл малый срок. Недавно отъехал от её крова к родному дому, весть пришла: она уже не живёт.

Не живёт она? Возможно, в самом деле? Цвела в благоухании — в ожидании родов пребывала. В её душе птицы ведь пели, столь страшного исхода сама не ожидала. Но смерть пришла, никогда о том не предупреждая, в тридцать лет любовь Жуковского умерла, совсем юная и довольно для него молодая. Тут балладу Саути и следовало начать переводить, таким образом души успокаивая грусть, всё равно никогда не сможет Василий забыть, оказалась утраченной прежней жизни суть.

Да, мрачные воды человека окружают. Никто не селится в водах тех. Воды злобу на людях вымещают. Войти в ту воду — человеку грех. А если воды пожелают, истерзают душу без стеснения. От их влияния души всегда умирают — в том нет у человека сомнения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1831 году

Увы, погибель человека неизбежна. Принять то трудно, но принятие приходит. Когда покидает последняя надежда, в другом каждый утерю находит. Так судить — позиция земных созданий, иное дело, если речь касается богов. Что мы знаем из древних преданий, что сообщает европейской культуры основа основ? Есть богиня плодородия — Церера, дочь она утеряла по воле Плутона, в то и сейчас сильна людей вера, будто ушла в царство мёртвых Персефона: она у римлян Прозерпина. Плачет мать — природа увядает: для матери потеря едина, только когда дочь увидит — всё расцветает. Шиллер иначе на миф решил взглянуть, его сестра недавно умерла в молодых годах. Нужно показать — былое не вернуть. Ответ для того в каких найти словах?

К Юпитеру Церера взывала. Должен он снизойти до мольбы. От причитаний отдохновенья не знала, по всему миру вяли цветы. Но есть ли власть у кого над богом чертогов подземных? Послушается ли кого Плутон? Да не бывает богов примерных. Каждый строптивостью из них наделён. Не соглашался Плутон, воли на то не давал, Юпитер казался бессильным, а мир всё больше увядал, каждый мнил — стал при жизни мёртвым. Земля высыхала и не давала урожай, мрачное время наступало, но Прозерпины образ Церера забывай, навек её не стало. Когда всё поняла она, на срок в шесть месяцев о грусти позабыв, расцвела цветами земля, прекраснее прежнего быв.

Так к чему пытался Шиллер склонить? Он Церере иное дал понимание необходимости смириться. Дочерью любое напоминание может быть, которого видом пожелаешь насладиться. Допустим, цветы, чем не замена дочери юной? Раз не дано вернуть дитя родное. Прошёл пик тоски вчерашней бурной, теперь за память нужно принимать другое. Пусть миф иначе былое трактовал, там мать обретала на краткое время дочь, но ведь из людей ещё никто так не оживал, нужно ожидание сие превозмочь. Потому, отражение умерших следует искать в умиротворении, никого за утрату не кляня. Об этом и прочтём в стихотворении, вспоминая непременно себя.

Как тут не обратить внимание на горе всех людей, должных неизбежное принимать, не знающих, с кем поделиться мукой своей, о чём в злобе к небу причитать. Вот яркий пример — Шиллера баллада, как бы она написана не была, хватило бы понимания её лада, как сразу станет долго нужна. Писал Фридрих о больном, что терзало его, о себе писал самом, что отпустить не могло. Как смириться, получится ли перенести утрату? Чем образ сестры заменить? Где найти силы брату, так привыкшего кровь родную ценить? Он решил: Церера обрела дочь в цветах, ими любование приносило облегчение. У Фридриха другое на устах — покой приносило новое стихотворение.

А как другие? Например, Жуковский в горе неизбывном был. Проклясть бы мир, имей к тому возможность. Погибла та, кого он сильнее всех любил: от родов скончалась, имев неосторожность. Василий чувствами пылал издавно, баллады связывал лишь с ней, но смерть пришла столь странно, пережить теперь это сумей. Оттого, читатель должен заметить, к теме несчастной любви стремился перейти поэт. Может луч поэзии осветит, хотя бы могилу той, кого уж нет. Требовалось найти смирение, как и Шиллер… Василий его находил, рождалось ещё одно в переводе стихотворение, сам себе отвлечение Жуковский находил. И, надо думать, переводчик из другой страны, не из простого любопытства брался «Жалобу Цереры» переводить, он думал, как смягчить муки свои, желая найти образ, способный заменить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1831 году

Говорят, за счастье нужно бороться. И каждый за лучшую долю бьётся. О главнейшем забывая! Получив счастье, отдать должен самое дорогое, пусть будет нечто золотое, иного не предполагая. Но кто согласится, забыв про равновесие сил в природе? Если возвысился, то позабыл о народе. Человек таков: скажут. Если обогатился, нищим не подал. Если преуспел, другим жизнь сломал. Помнить нужно: за такое накажут. Нет, род людской стерпит, ему не судить. Боги будут карой грозить. Тогда померкнут для счастливца небеса. Дабы быть верным, с историей Поликрата надо ознакомить, лучше тогда получиться запомнить. Ибо не пустые тут словеса.

Поликрат — острова Самос тиран, покоритель соседних стран. Властитель, обласканный судьбой. Что ни день, к нему едет гонец, говоря: очередному владыке конец, одолели его мы войной. Не к добру такое положение дел: египетский царь ему сказать смел, в гостях у Поликрата бывший, — сам сына богам в жертву приносил, лишь бы жребий обильного счастья меня отпустил, отдай богам предмет зависти других, тебе он лишний. Здраво рассудил Поликрат, потерять драгоценность он окажется рад, и богам радость доставит. В море перстень бросил дорогой, небывалой ценности: очень большой. Может тем часть счастья убавит. Видимо, должен больше был Поликрат отдать, за один перстень не дано ему богами управлять. Оказалось тщетным старание. Вскоре доставили рыбу ко столу, то подарок рыбака был. Внутри рыбы тот самый перстень жиром заплыл. Таково древнее предание.

История сообщает — казнит Поликрата персидский сатрап, будет тиран острова Самос распят. Кому такое пожелаешь? А насколько человек согласен терять? Насколько нечто за счастье он может отдать? Сам того не знаешь. Ответ довольно прост: ничего. Взять согласен же всё. Неумеренный аппетит! Оттого и дорога к счастью сложна, не прощает скупости она, нисколько толком не обогатит. Вздор, конечно, — люди выразят сомненье. Глядя на власть имущих, у них иное впечатленье. Что же, на то подобные легенды и слагаются. Надо к совести хоть самую малость взывать, вдруг действительно — с судьбою не стоит играть. Случается такое, счастьем наделённые даже с жизнью жестоко прощаются.

К слову, царь Египта с Самоса бежал, словно грядущее доподлинно знал. Будет худо, раз боги дар отказались принять. Что оставалось Поликрату… неизбежное ждать, смертью мучительной он будет умирать. Но разве должен был тиран унывать? Легенда не сообщает, насколько Поликрат жизнь сохранить стремился, со сколькими сокровищами простился. Мог и остров пустить на дно! О том не дошло сведений до нас, одна догадка потому родилась: скупость из богов не оценил никто. Что перстень один? Всё должен отдать Поликрат. Он же — гордостью пребывал объят. Жалкий перстень бросил в море. Потому смерть принять в муках приговорён, за прижизненное счастье погибнуть обречён. Нужно ли подобное горе?

Прямо назидание, кому его Шиллер мог направить? Чей пыл так стремился ославить? Оставим то без рассмотрения. История важна, какое бы не жило поколение ныне, лишь бы находилось достоинство в родителя дочери и сыне. Хватит для знакомства и выражения о легенде про Поликрата впечатления.

Что до России, снова Жуковский поэзию Шилллера брался переводить, показывая людям, как нужно за счастье судьбу благодарить. Перевод выполнил точно опять. Особый у Василия к творчеству Фридриха подход, где иным мыслям Жуковский места не найдёт. Следует это непременно помнить и знать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переводилась Василием Жуковским с 1818 по 1831 год

Кто есть человек — как понять? Это тот, кто способен предать? Или тот, в чьей гибнут люди пасти? Если он решил дорваться до власти. Или тот, кому на всех плевать? Лишь бы златом обладать. Или тот, кто положение поправить желает? Сам себя в водоворот бросает. Всякий человек случается быть. Есть и такой, чью доброту не сможешь забыть. Есть и такой, кто последнюю рубашку отдаст. Но чаще встречается тот тип, который с потрохами продаст. Такова жизнь, полнится различиями она. Одним мир подавай, других манит война. Но кто с рождения никто, тот всего желает добиваться легко, стараний почти не прилагая, однажды в омут с головой ныряя. Говорят, при короле одного из итальянских царств, а Италия — родина коварств, случилось властелину провозгласить: «Кто достанет со дна кубок, будет сладко жить».

Но кто согласится поступить отважно? Весёлые, они стояли вальяжно. Не соглашались со скалы нырять вниз головой, хватит нажитого до старости с лихвой. Положение, слава, имущество, злато? Не надо, при короле и без того живётся богато. И вышел тогда паж, совсем ребёнок. Снял портки, нырнуть был он ловок. Ушёл в водоворот, в себя воду глотавший, и не выплывал, верно смерть от стихии принявший. То жерло реки, разинувшее рот, под скалою существовало не первый уж год. Когда разбегались волны, и судно мимо шло, поглощало без остатка его речное жерло. Щепки оставались на поверхности воды, стоило стихии утихнуть. От зрелища такого, будь свидетель, долго не мог отвыкнуть.

Рано юношу и его смелость хоронить. Иным полагалось удивить. Всплывёт он, поведает, как сумел жизнь сохранить. Король поверит, но предложит ещё раз прыжок совершить. Зачем? Получит тогда дочь в жёны, наследником царства станет. Разве откажется паж? Нет, он в воду камнем грянет. Выплывет? Отнюдь, не видали даже его труп. Видимо, нашёл на дне речном больший уют. Как знать, призвал храбреца подводный король, оценивший ловкость юношескую не скупо столь. Иная мораль у сюжета, ведь для того баллада и спета.

Как понимать? В зависимости от слова, названием послужившим. Шиллер суть в «Ныряльщике» видел, его на стих и вдохновившим. Нырявший человек — судьбы испытатель, о лучшей доле постоянный мечтатель. Из каких бы побуждений жизнью не рисковал, он обрести недоступное ему желал. Здравое рассуждение молодых лет всегда таково: если сегодня не взять, завтра не возьмёшь ничего. Не стал влачить существование паж, богиня удачи даст выплыть и во второй раз. Иной читатель увидит в ныряльщике человека жадного, потому и ему крайне неприятного. Как не трактуй, человек погиб, на риск идя. Не других он обирал, отнимал жизнь сам у себя.

Перевод баллады — дело особое. Для опытных поэтов вовсе не новое. Кому-то ныряльщик — это «Водолаз». Его тело утонуло, душа на небо вознеслась. Жуковский суть баллады в «Кубок» заключил. Разве несправедливым Василий был? Кубок — человека беда. Губит людей злато всегда. Не человеком он мыслит своё естество, когда за малое ему обещают отдать всё. Не из помыслов плохих паж возмечтал о благе, ему бы дольше пожить — стать героем в итальянской саге. Да отчего родился в тех краях столь отчаянный воин? Давно Италии такой сын не достоин. А если выплыви с попытки второй… возмужай, улыбку сокрой, стань властелином, жестоким к подданным будь. И кубок со скалы бросать каждый год не забудь!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1828 году

Всегда читатель вопросом задаётся: зачем написано произведенье, к чему сотворено стихотворенье? Толком смысла ведь не придаётся. Допустим, Шиллер про Трою писал, говорил о важных событиях войны, насколько важны должны быть они. И как он это подавал? Но раз желалось сотворить, падение троянцев до конца показав, новым Гомером отчасти став: тогда можно объяснить. Повержен град Приама наконец, рабами стали Илиона жители, ахейцы теперь для них гонители… принимай род Атридов власти венец. Да возроптал тогда же всяк, горькой судьбой гонимый, мраком души томимый, видевший в случившемся знак. Пусть ясно — пал Илион, Шиллеру надо было дописать исторический момент, использовал он веский аргумент: его точку зрения в балладе прочтём.

Не просто баллада — песня хоровая, как древние греки её на театральных представлениях пели, когда ещё выделить главного героя не смели, в том направлении мысли не прилагая. Петь хору полагалось, прочие лица за ним скрывались, отдельными голосами из толпы певших они раздавались, только так тогда возможным и представлялось. Певцов единство — стройный ряд: кто был среди них как победитель, кто судьбы своей хулитель? Предположишь, но не угадаешь никак. В таком духе решил Шиллер повествовать, отправив одних героев морем плыть, других — по земле следом бродить. На что ахейцы и троянцы могли тогда уповать?

Судьба поверженных понятна, презрения они достойны, за их унижение ахейцы спокойны, плывут с рабами обратно. Да разве следует так понимать? С презренными разве бились… кровью презренной разве в боях омылись? Не стоит, разве, честь погибшим всем воздавать? Тот же Гектор, воин в величии почивший, сражённый Ахилла рукой, так же — как ахейцы — герой, смертью мать с отцом омрачивший. И не Гектор один, всякий троянец, принявший гибель. Кого хулить, Париса, вероятно? Он-де поступил отвратно. Пусть аид ему будет отныне обитель. А разве достойны славы ахейцы сами? Живыми отчего-то оставшиеся. Может за славой вовсе не гнавшиеся. И такие речи произносились хора устами.

Завершилось противостояние, как о нём после судить не пытайся, делать то хоть красноречиво старайся, останется оно для потомков словно древнее предание. Всё-таки, из известнейших войн первая, нашедшая в поэмах и трагиков пьесах воплощение, ровно как и Шиллером не одно сложено стихотворение. Значит, на века легенда рождена верная. Как бы не жил человек потом, довольно про с Троей войну писать, ничего иного вовсе не сочинять, отправив не былое, а новое на слом. Может к тому и вёл Шиллер речь, о чём не сразу догадаться сумеешь, разного наговорить посмеешь, дабы стихотворением разум увлечь. Нет, не из простых побуждений Шиллер писал, представлял последствия войн без прикрас, в каждом поколении касающихся нас, но отказываться от войн никто поныне так и не пожелал.

Пить одно вино победителям и поражение принявших, сейчас они — враги до от нетерпения вражды, будут враждовать и их сыны, а после для далёких потомков преданием ставших. И снова война, речи неизменны остаются: почитания достойны павшие, уважения достойны проигравшие. Новые слова всё никак не найдутся.

Позволим о Жуковском оговориться. Зачем притворяться… Не его ли переводом баллады Шиллера могли наслаждаться? Никак не забыться. То неизвестно доподлинно, переводил вроде бы он, по его рукописям того не установлено, заметок в той же мере на найдём. И рифма — бледная довольно… Но раз принято считать. Поступим произвольно, Жуковского за переводчика и будем знать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1822 году

О как же бились за господство, рубились до смерти Шотландии сыны: трещали латы, панцирь разрывало. Уже минули свар тех кровопролитных дни, мирно жить отныне время настало. Но как не вспомнить про былое? Вернуть великолепие ушедших битв… допустить до легенд исчадие из преданий злое, услышать причитание молитв. Ведь могло такое быть, чтобы мёртвые призраками бродили, желая чашу до конца испить, к живым они во мраке ночи приходили. И был тот эпизод на самом деле, о котором Вальтер Скотт балладу сложил? Кто тот рыцарь, в самом деле, что у маяка в дождливую ночь бродил? Но и хозяин замка кто, отправившийся убивать врага: вернулся, когда стало темно, кровь запеклась на доспехах, но оставалась свежа. Загадками томил читателя писатель, в поэзии сперва признание нашедший, и он стался ваятель, о таком повествовать смевший.

Картина Шотландии даётся. Вроде бы война. Но куда рыцарь несётся? Не знает того и жена. Вроде битва зреет, англичан кровь пора пускать, но рыцарь туда отправляться не смеет, иного думал тогда желать. Чего? Он не бился в бою. Не рубился во славу. Не видел в деле рыцаря Боклю, не отдаст почести бойца по праву. Нет, рыцарь не сражался, но с кем же он бился? От его доспехов лом остался, сам рыцарь весьма утомился. В ранах вернулся… О чём думать тогда? Неужели, сражался за честь англичан? Подобная мысль очень вредна, все подтвердят: не было его там.

Вопросил рыцарь пажа, стоило вернуться, узнавая: где госпожа, когда изволят проснуться? Оне к маяку ходили в ночь, с чёрным рыцарем беседу вели, предлагали сомнения превозмочь, дабы к замку скорее брели. Не будет хозяина дома: ещё говорила мадам, — он в окружении звона, сопротивляется мечам. Что же поделать рыцарю теперь? Рядом с женою возлёг. Заснул и не слышал, как приоткрылась дверь, чёрный рыцарь ступил на порог. Он — призрак! Он сам такую речь недавно вёл. И помыслы его ясны, коли растерзан хозяином замка был. Дальнейшее Вальтер Скотт не учёл, а может жар его остыл. По коже мурашки пошли, тут бы неведомому случиться, но сказано лишь: в монахи они ушли, с мирской жизнь решили проститься.

В мрачных тонах любили поэты Туманного Альбиона творить, призраками наполняя повествование. И верно, таких историй долго не сможешь забыть, поражало воображение поэта старание. Мрачный рыцарь под проливным дождём, он боится к замку идти, слышит колокольный звон, ещё и по мёртвому тризну священник поёт — рыцарю страшно, он думает: справляют поминки по нём. А тут одна госпожа, томимая желанием плоти, в замок на ложе зазывает. И мрачный рыцарь думал, дрожа, всё равно никак не решаясь, пусть и умер — но и мёртвым пожить ещё желает. Но судьбою приставлен к маяку, у которого прикован провидения цепями, способен отойти от них лишь к Иванову дню, не сможет того сделать иными днями. Как раз время свершилось, но вернулся убивший его, тогда то и сердце читателя быстрее забилось, ведь, нагрянув к спящим, мог убить легко.

Позволим отступить от повествованья, напомним о том, кто руку в России приложил. То были умелые старанья. Конечно, Жуковский переводчиком был. Поведал подробно, немного изменений он внёс, но и то было сделать сложно, языком всё-таки другим он балладу донёс.

Автор: Константин Трунин

» Read more