trounin.ru

Бывают в жизни огорченья, все они — за прегрешенья. Насладиться волей пожелала душа, рабою страстям послужа, и родился во грехах порок, чему оттягивался срок. Понять то можно, если бы не одно, того прощать не пожелал никто. Вот взялся Жуковский Вальтера Скотта переводить, одной части поэмы «Мармион» позволив отдельно быть, интересовал Василия эпизод, в котором не каждый читатель греховное найдёт. Разве это дело — осуждать за шалость небольшую, нисколько к другим людям не злую? Всего лишь захотела монахиня найти счастье с мужчиной, уединяясь на время ночи длинной. Ведь более того! Не случилось грехопадение. Может было к страсти плотской влечение. За воротами монастыря монахиню остановили, а после того, собрав иерархов, судили.

Кто судил монахиню? Вышедшие из скитов, кому монастырские стены сызмальства давали кров. Не зная о мирской суете почти ничего, потому осуждая крайне легко, плыли иерархи по реке для суда, тем приближая, чему бы не бывать никогда. Таким просто других осуждать, не умея силу страсти познать, в молитвах к Богу всегда обращаясь, ни к чему иному не приобщаясь. Кто бы мальчиком юным, кто девочкой был, когда их в стены монастыря рок заключил, не ведали любви ни к кому ни в какой год, с Богом встречу готовили, о том думая все дни наперёд. Никогда не выходили за стены монастыря, тщательно обеты постоянно блюдя, пока не случилось быть созванными на суд, теперь по реке они туда плывут. Им неведом мир, в который вышли они из-за стен, не дано им знать про множество здешних проблем, чего всё равно не узнают, воротясь от судилища назад, найдя с собственной совестью слад, приговорят к наказанью человека оступившегося, не от слабости любви к Богу греховно забывшегося.

Как наказать блудницу? Достойное наказание выбрать какое? Должно быть всем угодное, нисколько не злое. Не могут монахи человека жизни лишать, но должны для острастки другим наказать. Заточить в келью? То за радость монахи счесть готовы. В золотари определить? А разве то не покаяния основы? Нет, следует с глаз греховодницу скрыть. Как же? В гроб её… крышкой закрыть. Не позволить выйти, будет она обречена, спадёт с глаз блудниц пелена, коли за ослушание живьём похоронить захотят, то сами иерархи благословят. На такое греховодница осуждена, без сил сопротивляться будет она, приняв неизбежное за провидение, расплатой за слабости мгновение.

Что же мораль? К чему вёл повествование поэт? А морали для читателя никакой нет. Есть мораль для того, кто аморальности сторонится, готовый воле божьей покориться. Прочий, кто сего не способен понять, продолжит грешить, этого у него не отнять. Но, коли в монастыре обязался служить, должен последовательным в поступках быть. Раз дал обет, от него не отступай, не считая за ад келью, считая за рай. Ежели должен плоть укрощать, не должен греха ты желать, к тому не стремись, навсегда позабудь, не должно тяготить от постыдного помысла грудь.

Судьбою узника Василий интересовался, образ по поэмам заграничным создавался, и узник по воле своей же может существовать, то сумел Жуковский сейчас показать. Огорчением одним оставалось поделиться, ведь должно мечтаниям разбиться, отринув мирскую суету до скончания дней, принимая добровольно вериги из монастырских цепей. И наказание за ослушание последует обязательно для согрешившего божьего раба, такова его должна быть такой… и только такой… его судьба.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Жуковский проиграл борьбу. Свою любовь на веки отпустил. Но выбрал дорогу не ту, напрасно он окольными путями ходил. Любовь его выпорхнула в окно, голубкой вдаль стремясь. Да Василию не всё равно, теперь мысль другим занялась. Сюжет какой баллады взять, дабы тоску отразить? Все сомнения смять, страдальцем при жизни быть. У Вальтера Скотта фрагмент есть, им так и не доведённый до конца, где показывалась расплата за месть, как старело в муках сердце юнца. Чем не вариант? Его можно показать. Наполнение Василий не забудет изменить. Он станет на равных с героем повествования страдать. Постарается и свою судьбу смягчить.

За страшный грех владыка шотландских гор пилигримом побрёл в Рим. Не стерпела душа свершения злобы. Грубая ткань — его одеяние, вериги влачились за ним, не давал пищи и влаги для утробы. Сорок дней он в пути, ночевал под небом. Никого не просил о снисхождении. Не принимал подаяния, гнушаясь даже хлебом. Молил об одном — о владыки Рима прощении.

И прощал Римский папа всякого, кто чистые помыслы имел. Пилигрима прощать не решился. Как вообще столько наглости этот бродяга имел? Простить можно, но не того, кто так кровью обагрился. Пусть прочь идёт, прощения ему не видать. Он проклят отныне, до гроба не сыщет покоя. Пришлось пилигриму по Риму с пустыми руками плутать, суждена с той поры ему судьба изгоя.

Но он Шотландии владыка, не смерд и не низкого положения челядин. Может хоть войну Риму объявить. Только в душе оставался единственный выбор — стать человеком самым простым. Теперь проклятому среди пустыни жить.

Какой же грех на душе был? Он любил девушку, та к другому тянулась. Он ей карой пригрозил. Она всерьёз не приняла, отмахнулась. В хижине браком втайне сочетаться решила, о чём прознал будущий пилигрим. Не случайно он проходил мимо, злость дурную шутку сыграла с ним. Он запер двери, устроил поджог. Быстро хижина огнём занялась. Никто выбраться наружу не смог, ни одна живая душа не спаслась. Когда в себя горе-любовник пришёл, сделанного уже не воротить, с той поры он печаль обрёл, грех страшный желал смыть.

Как исправить положение? Никак. Римский папа прощение давать отказался. Оттого поселился в душе навечно мрак, оный трудом искупить Шотландии владыка старался. Он — пребывающий на положении раба, самую тяжёлую работу на себя бравший — не надеялся на спасение никогда, столь гнусно жизнь любимой отнявший. И быть так, не задумайся автор-поэт, каким образом дать отдохновение воспалённому уму. Ведь должен наступать за ночным мраком рассвет, отчего не приукрасить судьбу?

Пусть явится старец, может посланец небес, выслушает пилигрима, поможет найти облегчение. И Жуковскому, что своим мыслям придавал вес, даст сей вольный перевод отдохновение. Кто скажет, будто Василий в мыслях любимую не сжигал? Жизнь казалась разрушенной, в мрак мир погружался. Теперь Жуковский сам себя прощал, с тоскою наконец-то прощался. Ежели дал право пилигриму спокойно мир покинуть с искуплением греха, такое право муками совести заслужив, значит не будет дальнейшая жизнь плоха, но живя в осознании утраты, никогда не забыв.

Покаяние облегчает существование — тяжесть дум снимает. Остаётся приложить усердное старание. Хорошо, если человек это понимает. Если нет, ему поможет оное от Жуковского повествование.

Правду говорят: мимо с чистым сердцем проходи, не смотри никогда назад, лучше откажись от любви, дай право другим волю выбирать, а лучше помоги с долей определиться, всё равно не дано наперёд о благости знать, следует хотя бы чужим счастьем насладиться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1822 году

О как же бились за господство, рубились до смерти Шотландии сыны: трещали латы, панцирь разрывало. Уже минули свар тех кровопролитных дни, мирно жить отныне время настало. Но как не вспомнить про былое? Вернуть великолепие ушедших битв… допустить до легенд исчадие из преданий злое, услышать причитание молитв. Ведь могло такое быть, чтобы мёртвые призраками бродили, желая чашу до конца испить, к живым они во мраке ночи приходили. И был тот эпизод на самом деле, о котором Вальтер Скотт балладу сложил? Кто тот рыцарь, в самом деле, что у маяка в дождливую ночь бродил? Но и хозяин замка кто, отправившийся убивать врага: вернулся, когда стало темно, кровь запеклась на доспехах, но оставалась свежа. Загадками томил читателя писатель, в поэзии сперва признание нашедший, и он стался ваятель, о таком повествовать смевший.

Картина Шотландии даётся. Вроде бы война. Но куда рыцарь несётся? Не знает того и жена. Вроде битва зреет, англичан кровь пора пускать, но рыцарь туда отправляться не смеет, иного думал тогда желать. Чего? Он не бился в бою. Не рубился во славу. Не видел в деле рыцаря Боклю, не отдаст почести бойца по праву. Нет, рыцарь не сражался, но с кем же он бился? От его доспехов лом остался, сам рыцарь весьма утомился. В ранах вернулся… О чём думать тогда? Неужели, сражался за честь англичан? Подобная мысль очень вредна, все подтвердят: не было его там.

Вопросил рыцарь пажа, стоило вернуться, узнавая: где госпожа, когда изволят проснуться? Оне к маяку ходили в ночь, с чёрным рыцарем беседу вели, предлагали сомнения превозмочь, дабы к замку скорее брели. Не будет хозяина дома: ещё говорила мадам, — он в окружении звона, сопротивляется мечам. Что же поделать рыцарю теперь? Рядом с женою возлёг. Заснул и не слышал, как приоткрылась дверь, чёрный рыцарь ступил на порог. Он — призрак! Он сам такую речь недавно вёл. И помыслы его ясны, коли растерзан хозяином замка был. Дальнейшее Вальтер Скотт не учёл, а может жар его остыл. По коже мурашки пошли, тут бы неведомому случиться, но сказано лишь: в монахи они ушли, с мирской жизнь решили проститься.

В мрачных тонах любили поэты Туманного Альбиона творить, призраками наполняя повествование. И верно, таких историй долго не сможешь забыть, поражало воображение поэта старание. Мрачный рыцарь под проливным дождём, он боится к замку идти, слышит колокольный звон, ещё и по мёртвому тризну священник поёт — рыцарю страшно, он думает: справляют поминки по нём. А тут одна госпожа, томимая желанием плоти, в замок на ложе зазывает. И мрачный рыцарь думал, дрожа, всё равно никак не решаясь, пусть и умер — но и мёртвым пожить ещё желает. Но судьбою приставлен к маяку, у которого прикован провидения цепями, способен отойти от них лишь к Иванову дню, не сможет того сделать иными днями. Как раз время свершилось, но вернулся убивший его, тогда то и сердце читателя быстрее забилось, ведь, нагрянув к спящим, мог убить легко.

Позволим отступить от повествованья, напомним о том, кто руку в России приложил. То были умелые старанья. Конечно, Жуковский переводчиком был. Поведал подробно, немного изменений он внёс, но и то было сделать сложно, языком всё-таки другим он балладу донёс.

Автор: Константин Трунин

» Read more