trounin.ru

В фэнтези допускается фантазировать до бесконечности. Но всему ведь должен быть предел. Вселенная Дозоров стала расползаться настолько широко, что в какой-то момент обязательно должна схлопнуться. Однако, если читатель прежде видел индийских мифических существ в виде иных, то ему для полного счастья осталось узреть что-нибудь родное для любого славянина, вроде домовых, леших и водяных. Почему бы и нет? Пока до такого ни Лукьяненко, ни его соавторы, нисходить не стали. Всего лишь описан случай жизни из сибирской глубинки. Там, знаете ли, должны происходить не менее интересные события, нежели в Москве. Только вот экспериментальные варианты всё-таки требовались. Какие же они?

Во-первых, всякий иной обязан следовать Великому договору, приводящему происходящее в равновесие. Это входит в разлад с человеческим пониманием о добре и зле. Кажется, за добрые поступки нужно поощрять, а за злые наказывать. Если бы люди жили согласно Великого договора, каждый тогда обязывался за хорошее деяние совершать злое. Грубо говоря, позволил комару укусить себя, лишь после убив таракана. Кажется абсурдным. Поэтому главный герой повествования — участковый, имея задатки иного, отказался становиться дозорным. Причина очевидна — ему не понадобится разрешения светлых или тёмных, когда на его районе совершается преступление. Он всегда будет волен действовать согласно установленных государством законов.

Во-вторых, Клемешье и Лукьяненко воссоздали казавшееся невозможным — допустили мирное сосуществование светлых и тёмных в форме общины. И тут причина кажется очевидной — за какие ценности могут бороться иные в глухих закоулках таёжных земель? Им надо объединяться. Читателю даже начинает мерещиться нечто в духе «старообрядчества». То есть случилось негласное отхождение от Великого договора, своего рода протест против сложившихся порядков. За тем исключением, что иные становятся похожими как раз на позициях старообрядцев, пусть и на противоположный лад, исходя из затеянной для такого дела реформы. Идея может и занимательная, с чем никак не должен был кто-либо согласиться, начиная от самих Дозоров, продолжая Инквизицией и заканчивая волей непосредственно самого Сумрака.

Всё прочее на страницах — развитый до состояния гипертрофии сыр-бор. У действующих лиц появляются способности, которыми они не должны были обладать. Им удаётся совершать деяния, продолжающие противоречить адекватному восприятию логического. Читателя водят за нос, возводя на его пути силлогизмы, задавая задачи в духе: может ли тёмный иной покуситься на человека с задатками тёмного иного, помешав ему таким образом стать иным? Может оказаться — можно. Или окажется — нельзя. Легко запутаться в подобных парадоксах. Необъяснимее только задача: если светлый иной отказался от права стать иным, при этом умея переходить в Сумрак и накладывая мощные заклинания, допустимо ли его считать за человека и не предъявлять к нему претензий со стороны Дневного Дозора?

Приходится с сожалением признать, начальные произведения по вселенной Дозоров, написанные в соавторстве, не позволяют получить удовольствия от их чтения. Соавторы не придерживаются заданных Лукьяненко рамок, стараясь привносить новшества. При этом оказывается так, что в других книгах на них закрыли глаза, будто не знали и не слышали. «Школьный надзор», «Печать Сумрака» и вот теперь «Участковый» — осколки примечательного мира, способные улавливать основное, сами по себе обратно не склеиваемые в единое целое. Далее Лукьяненко задумался, каким образом ему самому возвращаться к продолжению повествования, и надо ли это будет делать вообще. А может всё не настолько плохо. Может книги по вселенной Дозоров, написанные уже без участия Лукьяненко, стали для своего времени событием? Будем надеяться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Лауреатами Сталинской премии теперь без затруднений становились начинающие писатели. Пусть им вручали всего лишь третью степень. Зато они получали главное — внимание со стороны читателя. И, надо полагать, среди прочих писателей было довольно тяжело выделиться, по сути описывая едва ли не схожие сюжеты. Что мог предложить от себя Сергей Антонов? Практически ничем он не смог бы заинтересовать. За плечами из литературных достижений он ничего не имел, кроме рассказов, которые писал с 1947 года. Да и его писательский путь состоял только из произведений малой формы. Может причиной тому стало нежелание более подробно прорабатывать произведения, так как Антонов нашёл себя в качестве киносценариста. Зачем излагать больше, чем может быть показано на экране? Пока же перед читателем сборник рассказов «По дорогам идут машины».

С чего проще всего начать писателю? Сергей решил — с детских воспоминаний. Так в 1947 году он пишет рассказ «Весна». Концентрировать внимание можно на разных деталях. Тут вам и девчата, и беседы, и изба дяди Ивана, и некоторые колхозные дела, и всякая нелепица. Годом позже Антонов продолжил повествовать в том же духе, не привнося в сюжет рассказов определяющих их наполнение моментов. Сергей не мог излагать другим способом, хотя бы таким образом пробуя себя в писательском ремесле. Так за 1948 год были написаны рассказы «Станция Щеглово», «По дороге идут машины», «В трамвае», «Лена». При этом обращать внимание на названия не следовало — они не раскрывали суть содержания. Как в том же рассказе, самую малость отличным в названии от именования самого сборника — сугубо описательная составляющая, вовсе не подразумевающая как дороги, так и идущих по ней машин. А вот в рассказе «Лена» Антонов стал ближе подходить к требованиям для советского литератора. Он описывал новые методы по обработке земли. Например, изобретение алтайский землепашцев — заринский клин.

За 1949 год рассказы «Утром» и «Футбол». В первом сообщалось о сельских буднях, о том как используют гречку. Во втором — описание матча между простыми парнями. В том же году написан отчасти монументальный рассказ «Три тысячи девятнадцатая морская», при должном на то желании обязанный быть развёрнутым до размера романа-эпопеи, на что Антонов не решился. По сюжету читатель наблюдал за тем, как в Азербайджане добывали нефть. По вполне очевидным для советских произведений темпы добычи должны были быть каждый отчётный период рекордными. Одно из действующих лиц придумывает способ, согласно которому одна скважина будет давать больше, нежели в тот момент добывалось на половине из действующих. Путь к успеху, как оно и полагается, начинается с неудач. Не просто будет добиться изобретателю реализации им задуманного способа добычи. Но читатель увидит саму эту неудачу, большую часть рассказа внимая больничным страданиям человека с обожжённым лицом. По какой причине Сергей не стал развивать им задуманную тему? Будем считать, он хотел попробовать силы в написании всех сюжетов, считаемых в то время за самые востребованные.

Завершают сборник рассказы, написанные в 1950 году. «Библиотекарша» — повествование о воспитании молодых людей согласно определённым идеалам. «Поддубенские частушки» — о собирании частушек, теперь считаемых за важную часть культурного наследия. Особенно интересовали частушки, создаваемые в военные и послевоенные годы. В рассказе «Дальние поезда» Сергей поделился историей от попутчика. Что до автора, он любил ездить на таких поездах, всегда обретая новые знакомства и обогащаясь сюжетами для будущих повествований.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В каком бы государстве не жил человек, во многом проблемы останутся точно такими же. Это только кажется, будто в советском государстве было как-то иначе. А если соотнести с собственным днём, так ли много увидишь различий? Но есть проблемы, которые характерны для определённых обстоятельств. Это должно быть очевидным без дополнительных пояснений. Вот есть послевоенное государство, за прошедшие с войны годы частично восстановившее хозяйственную деятельность. Вполне очевидно, удовлетворить желания населения оно пока не в состоянии. При этом читатель понимает — ситуация могла быть гораздо лучше, нежели она сложилась к тому моменту. То есть проблемы зреют на местах. И если это происходит повсеместно, значит причина в людях, поступающих соответственным образом. Анатолий Рыбаков не предлагал решений к исправлению сложившегося положения, он лишь показал обыденность тех дней.

Читатель сразу погружается в затруднения на автобазе. Приходит водитель, просит машину в управление, получая ответ — дать не можем, машины нет. Тогда водитель скажет — а вы найдите! Ему ответ — найти можно, но она занята. Возникает недопонимание. Чтобы дать машину работнику, её нужно забрать. Есть ли в том смысл? Смысла нет. Как нет смысла и в простое работника. Погружаясь в произведение, читатель видит нарастание количества затруднений. Почему не подойти к делу с головой? Должен ведь быть способ не допускать оплошностей, парализующих работу предприятия. Хочешь отгрузить со склада в долг — не дают. Причина — начальство запретило. Или, наоборот, имеешь возможность попутно выполнять схожую работу, никак не нагружая предприятие. Скажут — нельзя! Ответишь — я же всё равно порожняком еду. Тебе ещё раз скажут — нельзя!

Исключение для советской прозы — особенность мысли действующих лиц. Никто не желает найти для себя выгоду. Каждый постоянно думает о производственном процессе. Мыслей о жизни вне работы вовсе не возникает. Человек в таких произведениях — сконцентрированный на выполнении задачи механизм. Тем более читатель недоумевает, видя возникающие перед действующими лицами затруднения. Не вяжется желание трудиться на благо общества с отсутствием для того предлагаемых возможностей. Может в действительности оно было не совсем так, и использовать имеющиеся средства для извлечения личной выгоды не поощрялось в силу нежелания предприятия предоставлять работнику сопутствующие инструменты. Главное, каким образом об этом рассказывать. Рыбаков показывал честных людей, скорее страдающих от любого труда, если хотя бы минута рабочего процесса тратилась впустую.

Бывало, работников понижали, заставляя за провинности работать не водителем грузовика, а становиться водителем автобуса. Могли дать в напарники начинающего специалиста. Думай потом, как такое к тебе отношение воспринимать. Или пересадят с нового автомобиля на старый, вследствие чего рабочий процесс превратится в подлинную муку. Читателю придётся следить даже за такой историей.

В какой-то момент повествование становится тяжёлым для восприятия. Не так просто видеть на страницах описание однотипных по существу проблем. Объяснение кажется очевидным — автор не набил руку. Однако, за это произведение Анатолий Рыбаков получил Сталинскую премию. Становилось очевидным, в каком стиле нужно продолжать писать. Если читатель знает о последующих трудах автора, критичность восприятия сохранится, первоначально скрываемая за прочими книгами, написанными преимущественно для юного читателя. Произведение «Водители» вышло обособленным, направленным на взрослую аудиторию. Авторская манера не вызвала нарекания, позволив Анатолию на тот же лад описывать проблемы общества. Останется учесть ещё одно обстоятельство — описываемое Рыбаковым затрагивает происходившее в прошлом, мало какой читатель впоследствии посчитает нужным узнавать об особенностях быта некогда существовавших в Советском Союзе автобаз.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Почему свидетельства очевидцев событий не должны восприниматься за однозначную истину? Хотя бы по той причине, что каждый судит о происходящем в силу своего на то умения. Поэтому никогда не будет выработано единого мнения, как бы того не хотелось. Вне зависимости от близости к истине, будут существовать считающие иначе. А раз такое происходит среди современников событий, последующие поколения в той же мере продолжат занимать позицию, которую именно они воспринимают за более правильную. Но порою обстоятельства складываются так, что нужно мыслить определённым образом, в ином случае будешь предан забвению или общественному поруганию. Хотел ли Николай Никитин написать в духе соцреализма о событиях обороны Петрограда от интервентов? Другую точку зрения советский читатель не мог принять. Поэтому, знакомясь с содержанием, нужно понимать, какие основные мотивы автор должен был использовать. При этом, отдадим должное, Никитин сумел отразить разнообразие мнений внутри противоборствующих сторон.

С первых страниц читатель может быть уверен, Николай писал по чётко заданному сценарию. Следовало хвалить дело большевиков, всячески превозносить заслуги Ленина. Возникало недоумение! Почему всё столь идеально и однозначно? Остаётся полагать, такое введение в повествование требовалось для создания положительного отношения к должному вскоре последовать негативу со стороны читателя. Пока же читатель словно шёл дорогой неофита, осознающий невозможность повлиять на происходящее. И на помощь приходили опытные большевики, ласково обходившиеся со всяким к ним приходящим, если тот придерживался схожих с ними взглядов. Такому говорили: «Мы тебя всему сможем обучить». Этак картина в голове читателя идентична знакомой сцене, когда Ленин в Смольном помогал солдату найти кипяток. Приготовившись внимать аналогичной идиллии, читатель находил в тексте вовсе для него удивительное. Николай Никитин за первый камень преткновения для большевизма выбрал будни Уинстона Черчилля. Как не придерживайся соцреализма, но уж Черчилль точно должен выступать против любых социалистических воззрений.

После Никитин допустил до повествования описание разброда и шатания в обществе. Читатель узнавал, сколь неоднозначной считалась позиция большевиков. Кто бы их посчитал за достойных поддержки значительной части населения? Несмотря на решительность, большевики не придерживались чрезмерно радикальных идей, с которыми выступали эсеры. Николай доводил до сведения читателя превалирование суждений как раз эсеров. Как он мог показать читателю перемену мнения в сторону большевиков? Ключевым моментом станет покушение на Ленина, должное восприниматься за борьбу между партиями, пусть и стоявших будто бы за одно дело. Необходимым Никитин посчитал указать даже на разброд и шатание среди интервентов. На страницах показано, каким образом воля американцев начинала преобладать над британцами.

Чтобы советскому читателю было особенно приятно, Николай поднял тему борьбы рабочих всего мира с произволом капиталистов, объяснив, почему за делом большевиков будущее. Поверил ли читатель таким рассуждениям автора? Советские писатели послевоенных лет активно продвигали позицию, согласно которой рабочий любой страны желал скорейшего прихода большевиков к власти. То есть следовало забыть про национальные отличия, объединившись по принципу следования общим человеческим ценностям. Оттого не стал автор говорить, сколь различны взгляды большевиков на мир, обречённых заниматься постоянными партийными чистками.

Кто желает, тот обязательно найдёт в книге для себя полезное. Будет ли оно соответствовать действительности? Скорее всего нет. Николай Никитин сумел внушить стойкое убеждение, что всякое мнение — есть отражение суждений, свойственных человеку в определённый момент времени его существования. И никто не может эту точку зрения оспорить, понимая, через какие этапы прошла последующая советская история.

Автор: Константин Трунин

» Read more

И снизошла на читателя ясность! Нигде в мире нет борьбы за Сумрак, кроме одного места — города Москвы. А если где-то происходит нечто подобное, на него нет нужды обращать внимание. Если перефразировать: за МКАДом жизни нет. Но так считать неправильно, мог решить Иван Кузнецов, выступив с инициативой посмотреть на дозорные дела в провинции. Был бы в том хоть какой-нибудь смысл. Читатель сразу станет осведомлён, что сильнейшие иные обитают только в Москве. Даже слабейшие из московских иных стоят на голову выше всякого провинциала. То есть в провинции расти некуда. Там требуется только следить за порядком, чтобы дела тёмных не преобладали над делами светлых, и наоборот. Проще говоря, далее Москвы раскинулись болота. Пытаться разобраться с провинциальными делами — практически всегда бесполезная затея. Можно, конечно, возразить, сколь великие дела творились вне Москвы в прежние времена. В том-то и дело — то дела старины глубокой. Пусть данная позиция не является верной по определению. Причина в другом — мало кому интересно наблюдать за происходящим, например, в Самаре. А действие «Печати Сумрака» как раз там и развивается.

Сделана попытка на новый лад осмыслить Сумрак. Долой уравнителей между светом и тьмой, как долой и волю самого Сумрака. Давайте посмотрим на жизнь обычных людей, каким-то образом подпадающих под его влияние. Просто происходит помрачение сознания, после чего нельзя понять, каким образом это случилось. Допустим, укусила молодого парня вампирша, после чего её едва ли не сразу убили. Кто осуществил акт возмездия? У читателя закрадываются подозрения, что укушенный парень вошёл в некое состояние, расправившись с вампиршей. Может то Сумрак вмешался, помрачив сознание парня, придавая ему нечто вроде возможностей иного по типу зеркала. За тем исключением, приводя ситуацию в равновесие тут же, без дальнейших разборок между светлыми и тёмными.

У читателя есть подозрение смешения вселенной Дозоров с другим миром от Лукьяненко — с Пограничьем. Только вместо путешествия в прочие реальности у людей появляется возможность входить в Сумрак. Такого просто не может быть: задумается читатель. Простой человек и Сумрак так расположены относительно друг друга, что всегда должны находиться на равном удалении. Иначе вся суть выстроенной вселенной приходит в полное отсутствие порядка. Авторы могут сослаться на парадоксальность квантового восприятия бытия. Но зачем всё валить в кучу, разрушая идеально подогнанные пропорции? Благо, — вздохнёт читатель, — «Печать Сумрака» останется одним из произведений, написанных по мотивам Дозоров. Поэтому, как бы не хотелось негодовать, произведение следует один раз прочитать, более о его существовании не вспоминая.

Развития в повествовании нет. С первых страниц поставлена проблема, разрешения для которой найдено не будет. Каждая новая страница — хождение вокруг заранее определённой ситуации. Остаётся предполагать, выйти за очерченные границы не позволялось. Была дана вводная, вокруг которой требовалось сплести сюжет. Что будет придумано сверх того — вольные домыслы. Можно сказать, иные способны обладать привлекательной внешностью в восприятии людей. Или сказать, простой человек достоин права знать о Сумраке, к тому же обладая способностью в него входить. Всё-таки перед читателем литература в жанре фэнтези, по канонам которой допускается любое угодное автору содержание. Поэтому, в данном конкретном случае, нет смысла вникать в происходящее, искать ему объяснение, укорять авторов, или вообще что-либо ещё, кроме имеющегося права ознакомиться с текстом. Будем считать, на критику «Печати Сумрака» наложена печать Сумрака.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Не так уж много поэзии за авторством Делоне. Пусть и жил, говорят, он в постоянной борьбе. Малую часть дней своих проведя однажды в тюрьме, брать к представлению малое, ни в чём не изменяя себе. Мотив его суждений изысков не искал — в мир ему бывшего присущим погружение. Не раз Вадим про Бога в строчках вспоминал, сводя к библейским сюжетам стихотворение. Можно подумать, в его поступках имелась отвага, ёрничал порою не совсем уместно. Да ведь не только это терпела бумага. Казалось Вадиму — говорить так более честно. Но знает читатель, если читал «Портреты в колючей раме», сколь порою тяготит бытие поэта, коль сам Делоне уподобил жизнь свою драме, сплетя горькую нить для сюжета.

Возьмёмся за главное всё же — за Вадима стихи. Писал поэт по наитию явно. Где же рифмы? А рифмы плохи. Да разве это ныне не славно? Не Пушкин-Державин-Жуковский Вадим. Не Блок, не Бальмонт, не Ахматова. Ни с кем из поэтов военных мы его не сравним. И ни с кем из поэтов десятка шестидесятого. Он писал… как писал только он, и ему подобные. В разнобой мы строчки прочтём. Отчего же мы такие злобные? Виновато время! А время причём? Писать от души и для радости не имел Вадим силы, предпочитал своеобразно говорить. Не к нему пусть идут рифмофилы, желание не в том он понимал творить. Созвучие лучше, приятнее уху. За какую строку, например, «концерт Мендельсона»? Пусть невзрачно покажется слуху: «монотонно», «бессонно», «стоном». Представим слова «колокольня», «колымага» и «колоброжение», свяжем их с Делоне под одно. Добавим мы смело «со стихией стихая творение», получиться похоже должно. Или вот есть строка — «а гуси гуськом угасают в тумане». В целом, понимает читатель склонность поэта. Скажем ему мы «красная краска осела в стакане». Хотя бы такое сойдёт для ответа.

Что мы видим в стихах? Что читаем меж строк? Вольность мысли и смелость? Или видим оправданным срок? Избежавшую спелости зрелость? Сказать про съезд двадцать третий на всё тот же однотипный мотив: «расстреляйте две трети», на Ленина бочку после катив. Сложить в стихах «Как ныне сбирается Брежнев-генсек», «Я бросил вызов Родине моей, когда её войска пошли на Прагу». Как долог должен быть в советском государстве человека век? А если снова вспомнить «колокольню», «колымагу»? Поймёт и осознает всё Вадим, говоря: «Наказал меня Бог даже больше, чем мог». Скажет словами «за гордость мою Бог настиг» он не зря. Уж часто в строчках рифмуется непосредственно «Бог». Нет, мысль Вадима не быстра: «Опять под следствием свобода, опять под следствием талант». Всё это есть «усталость принца без двора». Как скажут в веке скором — релокант. Повинен кто, что с властью стал в разладе? Так слышен в каждой строчке стон. Он сам напишет о себе в «Лефортовской балладе». И лагерные экспромты сложит он.

Читатель скажет: так мало лет прожил поэт. Подумает: быть может лучше стал бы сочинять. По правде кажется — живи гораздо больше лет, иным не смог он никогда бы больше стать. С начала лет своих творил, задав ту планку, не поднялся выше. И много позже он о том же говорил, оставшись в занятой им нише. Считать мы будем, нанизал на ось, в единое связав творенья. Чего хотел, то отчасти сбылось. А прочее — то лишние сомненья.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Как разобраться в прошлом? Можно читать исследования историков. А можно поступить методом Николая Полевого, переработав былое в форме художественного произведения. При этом требуется малое — поверхностно вникнуть в исследуемый исторический период. Тогда получится произведение по мотивам: скажет читатель. И будет прав. Как окажется прав в любом прочем случае, если какой-либо историк берётся за изучение прошлого, отстоящего от него на некоторое количество веков назад. Даже современники интересных для исследователя событий не могли знать всех особенностей происходящей вокруг них жизни. А теперь попробуй — спустя время — восстановить картину былого. Как решил поступить сам Николай Полевой? Взявшись поверхностно, с помощью бесед действующих лиц он стал углубляться в обстоятельства прошлого, поясняя уже современникам о том, как всё могло у них происходить. И взят был совсем неоднозначный момент из истории Руси, касающийся деятельности суздальских князей конца XIV века, продолжавших противостоять росту влияния Москвы.

Читатель словно подслушивает предлагаемые ему Николаем разговоры. Из беседы становится известно про недобросовестный поступок Симеона Кирдяпы, открывшего ворота Москвы для хана Тохтамыша в 1382 году. А как же событие, случившееся на два года ранее? — вспомнит читатель. Не объединилась ли Русь на Куликовом поле для сражения против орд темника-беклярбека Мамая? Как тогда, так и после, каждый русский князь прежде проявлял заботу о благе своих земель, не желая их разорения. Читатель может домыслить, что Тохтамыш с формальной точки зрения являлся царём над Русью, которому клялись в верности, когда получали ярлык на княжение. И если так, то поступок Симеона не мог восприниматься за неоднозначный. Впрочем, история полнится от множественного количества суждений. Факт предательства Симеоном жителей Москвы словно бы зафиксирован в летописных источниках. Посланный от Тохтамыша к москвичам с уверением в мирных намерениях, после чего Москва открыла ворота, и была разграблена. С другой стороны, таким образом Симеон смог воздать за обиды, нанесённые его роду московскими князьями.

Повесть о Симеоне примечательна стремлением Полевого рассмотреть ситуацию вне Руси, тогда как изучающий историю России чаще сосредоточен на событиях внутри, практически не обращая внимания на происходившее за её пределами. Как уже было сказано, Русь входила в ордынские владения. Значит, интерес должен быть гораздо шире. Однако, спроси кого, почему Орда начала слабеть, и знает ли он про Великую замятню, то ответа не последует. Раз за ярлыком на княжение приходилось ездить, должно интересовать — куда и каким именно образом. И отчего московские князья оный ярлык получали, впоследствии обращавшие на себя царский гнев, из-за чего страдать приходилось уже всей Руси. Полевой в продолжении повествования обратился к описанию другого властителя с Востока — к личности Тимура.

Читатель должен знать, Русь могла навсегда сойти на нет, продолжи Тимур шествие вслед за Тохтамышем на русские княжества. Владея землями от Китая до Крыма, желавший обогнуть весь мир, Тимур не встретил бы сопротивления, которое ему могли бы оказать. Неизвестно, о чём он вёл речи с рязанскими князьями, но простояв у границ Руси, отошёл в другие наделы. К чему Полевой затеял такой разговор? Как и всегда — Россия сильна при единстве внутреннего мнения. Как до нашествия Орды Русь могла противостоять угрозам извне, в какой-то момент ослабленная внутренними сварами, подпав из-за этого под иго, и как при возвышении Москвы вновь удалось достигнуть единства, вследствие чего последовало укрепление государства.

Читатель так и не поймёт: был ли Симеон в своих действиях прав, желая восстановления справедливости лично для себя, не желал мириться с властью над собою от других? Но история подлинно полнится от множества суждений. Простых ответов не может существовать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иногда у писателей возникает желание писать о современных для них днях. Что может быть притягательнее, нежели измыслить персонажей, ведя их по страницам вслед за происходящим вокруг. Так должно быть представлял Алексей Кожевников, задумав написать о Хакасии. Он знал — на рубежах Советского Союза зреет тяжёлая военная обстановка. На западе сталкиваются интересы европейцев и Третьего рейха, на востоке — азиатов и Японской империи. Могло показаться, именно в пределах центра Евразии возможно найти малое умиротворение. Поэтому в 1940 году начинается мерное повествование о буднях жителей Хакасии, где мирно пасут скот. Вскоре начинается война, но Кожевников продолжает повествовать в прежней манере, разве только подстраивая жизнь действующих лиц под изменяющиеся обстоятельства.

Какова манера повествования у Алексея? Читатель видит неспешное развитие происходящего. Учитывая время написания произведения, растянувшееся практически на десятилетие, не предполагается стремительно развивающихся событий. Не нужно искать и ладного построения повествовательных линий. Надо полагать, писал Кожевников через большие затруднения, изредка возвращаясь к продолжению надолго оставляемой им работы. А может Алексей стремился глубже вникнуть в особенности быта в Хакасии, стремясь излагать с натуры. Об этом тяжело судить, толком ничего не зная о жизни писателя. Будем думать, Кожевников брал за основу чьи-то истории, дошедшие до него напрямую или посредством других очевидцев, затем перекладывая в виде художественно обработанного текста.

Что читатель сможет выделить из всего массива содержания? Пастораль хакасских земель — самое основное. Выделит и особенности жизни действующих лиц, должных превозмочь обстоятельства. Среди прочих персонажей произведения есть девушка, желающая выучиться на агронома. Ей осталось обучаться ровно один год. Сможет ли она осуществить свою мечту, добившись права пройти курс обучения до конца? Кожевников думает — у девушки всё обязательно получится. Да и не гадал Алексей, в чьих силах было после вернуться к оставленным пропускам в повествовании, чтобы уже после войны внести коррективы, красками расписав несбывшиеся опасения. Посчитал писатель за нужное сообщить и о борьбе юных девушек со старыми порядками. Проще говоря, негоже снимать плоды с яблони, которая зацвела.

Когда хотелось писать, не имея при этом мыслей о должном далее происходить, Кожевников переписывал своими словами события прошлого. Читатель должен был узнать, почему в Хакасии так сильно преобладает скотоводство, при полностью отсутствующей промышленности. Причина очевидна — в своё время монголы прошлись огнём и мечом, всё обратив в пыль. Читатель волен поверить, либо задуматься, приняв стойкость местных жителей, оказавших сопротивление. Ведь прекрасно известно, насколько монголы жестоко обращались с теми, кто не соглашался без сопротивления принять их власть над собой. Только зачем читателю думать далее предлагаемого Кожевниковым? Всё-таки важнее видеть будни Хакасии на протяжении сороковых годов, нежели суметь понять её через имевшее место быть в прошлом.

Не смог обойти вниманием Алексей и фактически важное для каждого жителя Советского Союза — рассказ о посещении Шушенского, куда ссылали Ленина. Читатель думал увидеть долгое и продолжительное изложение, с не менее долгими отступлениями и с описанием сохранившихся фрагментов былого. Только Кожевников предпочёл ограничиться скупым изложением обстоятельств. Почему? Остаётся предполагать — требовалось поступить именно так, либо таким образом заставили поступить, учитывая к 1949 году важность личности прежде всего Сталина.

Читатель может подумать, о чём мог продолжить писать Кожевников далее. Разве не интереснее понять происходившее в Хакасии уже в пятидесятых годах? Впрочем, не всякий сможет читать столь вязкое полотно, какое предложил для внимания Алексей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В конце января 1886 года (по старому стилю) Иван Аксаков умрёт от болезни сердца. За этот же январь были опубликованы ещё три статьи по теме славянского вопроса. Основное, о чём теперь Аксаков думал, про ожидающее Россию будущее. Пусть политика Александра III протекала в русле нахождения точек соприкосновения, уберегая страну от участия в военных конфликтах. Благом это станет или проклятием? Насколько вообще оправдано находиться в дружеских отношениях, если этим смогут воспользоваться другие? Попустительское отношение всё равно обернётся катастрофой. Но говорить о будущем — лишь предполагать. Россия вполне может и на мирных планах построить относительно спокойное будущее, либо вовсе утратить собственную государственность. Уже зримо поднимали голову Австрия с Германией, да и на азиатских землях зарождались великие силы. Кажется, России скоро будет вовсе не до идей о панславизме.

Думая в начале января о мире, в середине месяца приходилось размышлять более о войне. Нет, добрых помыслов с Россией никто не желал разделять. Ситуация на Балканах продолжала усугубляться. Власть России над Болгарией практически ослабла, скоро там будет царствовать немецкое присутствие. Политика поиска компромиссов приводила лишь к необходимости уступать занятые позиции. На ближайшую весну Иван планировал начало очередного военного конфликта. И с этими мыслями он явно ощущал пекущие боли за грудиной. Жить ему дольше, внимать тогда читателю продолжение осмысления славянского вопроса. Но приходится остановить ход мыслей, подводя итог всему циклу статей.

Аксаков побуждает размышлять о присутствии славян в Европе. Буквально совсем недавно, до начала XIX века, не приходилось думать о национальной идентичности. К слову говоря, само понимание национальности зародилось во Франции в годы Великой революции. Тогда разрозненные народы французских государственных образований гордо стали называть себя одним словом — французами. В других государствах подобной идентичности не существовало. Люди считали себя подданными того или иного государя, за него же выступая в случае военных конфликтов, и ему платя полагающиеся сборы. Даже в рамках одного государства не сходились во мнениях подданные разных государей, ведших междоусобицу. Теперь же, все жители определённого государства говорили, что они принадлежат к единой национальности. И сами национальности стали искать себе родственных. Например, в России вспомнили, что русским родственны славяне. Ещё ранее вспомнив, насколько сами являются славянами, почему-то тяготеющими к образу жизни готских государственных образований. Так в России появились славянофилы. Поэтому с новым осмыслением возникли проблемы, разделяющие людей по ещё одному признаку.

Как быть дальше? Аксаков возможно и желал видеть Россию дружественной со странами Европы, может и хотел дружеского расположения со стороны южных славян. На деле того не получалось. Каждый народ желал выгод для себя, ни в чём не соглашаясь уступать. Какая разница, кем он является, какие у него были общие предки, если предстоит решать насущные вопросы настоящего времени. Это породит и такое противоречие, когда один народ, исторически разделённый, после не мог воссоединиться. Например, рознь пошла между болгарами и македонцами. А не добейся Болгария объединения с Восточной Румелией, знать нам ныне мыслящих себя за отдельный народ румелийцев. Такой же яркий пример — сербы и черногорцы. Пока сербы терпели притеснение от Османской империи, того не желали черногорцы, успешно оказывавшие сопротивление и долгое время существовавшие без какого-либо протектората над собой. Что же тогда говорить про Россию и народы, долгие века прожившие под управлением Великого Княжества Литовского и Речи Посполитой, — они столь же разучились считать себя русскими, более не видя с ними общей судьбы.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В статье от двенадцатого октября известие — Австрия продолжает захватывать славянские земли. То есть как бы Болгария себя не вела, Сербия не была покорна, Австро-Венгрия имела единственное намерение — взять под контроль балканские земли со славянским населением. В перспективе — всё это должно стать частью единой империи. И если южные славяне начнут воевать друг с другом, это будет выгодно для Австрии. Вернее, Австрия всё сделает для того, чтобы славяне постоянно друг с другом воевали. Девятнадцатого октября Аксаков писал подробнее про события в Восточной Румелии. Если обратиться немного назад, вспомнив пункты Берлинского конгресса 1878 года, получалось следующее. Европейцы были против создания столь большой по территории Болгарии, поэтому за Османской империей оставили Восточную Румелию и Македонию. Теперь же, когда самосознание болгар начало крепнуть, они пожелали воссоединения. Как на это могли смотреть европейцы? Будучи изначально против, они не собирались соглашаться. Иван хотел видеть усиление позиций России по праву Болгарии на получение должных принадлежать ей земель.

Второго ноября Иван писал про приглашение от Британии поучаствовать в индийских военных манёврах. Зачем это могло потребоваться для России? Особенно в момент начала сербско-болгарской войны. Конфликт южных славян всё-таки принял вид боевых действий. Самое непонятное, о чём читатель думал далее, это позиция России. В силу возникших разногласий были отозваны высшие военные чины, отчего в Болгарии не осталось военных званием старше капитанов. Воевать в таком состоянии против Сербии? Но так ли это было? После Аксаков начнёт ссылаться именно на поддержку со стороны России. Почему вообще российская политика являла такие странности? Тут стоит думать свыше представленных Иваном условий. Россия вела взвешенную политику, не допуская до участия в конфликте Османскую империю, мягко надавливая на австрийскую поддержку сербским силам. Война по итогу тем и закончится, что никто ничего не приобретёт, зато объединение Болгарии с Восточной Румелией будет официально признано. Либо Австро-Венгрия специально закладывала камень будущих противоречий, должный помочь в обострении новых конфликтов.

Четырнадцатого декабря написана статья, как Сербия заключила перемирие с Болгарией. Читатель волен задуматься, не понимая, из каких побуждений южные славяне искали обострение отношений друг с другом. Если говорить об империях, вроде Османской и Российской — им всегда есть куда распространять влияние, они могут искать интересы в любой части света, не зажатые рамками границ. Немного другое дело — Австро-Венгерская империя, вынужденная исходить из осознания, что единственное место для экспансии — это Балканы. Затем встанет вопрос о низведении Османов в сторону Ирана или Африки. Пока же — Балканы. А Балканы — это земли по преимуществу южных славян. И те славяне никуда не денутся, зажатые между империями. Иметь при таких условиях враждебные отношения друг к другу — самое неблагоразумное поведение. Кто бы о таком хоть когда-нибудь задумывался. Взращенные на доставшемся им ощущении независимости, они начнут претендовать на земли соседних государств, вполне питая планы и на части имперских держав. Однако, за пределы ограниченной территории им самостоятельно выйти не суждено, они всё равно останутся в пределах Балкан.

Тогда зачем и почему случаются конфликты, ни к чему не приводящие? Аксаков постарается воззвать к сербам, упрашивая проявить благоразумие. И сербы, наблюдая за ростом аппетитов Болгарии, начинают сами испытывать аналогичные чувства. Разве не ясно другим, именно Сербия должна объединить вокруг себя южных славян? Пусть даже все они будут подконтрольны Австро-Венгрии. На том и строилась политика австрийцев — в тот момент направленная против укрепления Болгарии.

Автор: Константин Трунин

» Read more