Tag Archives: восток

Иван Крылов «Каиб» (1792)

Крылов Каиб

Если у человека всё есть, тогда у него нет счастья. И за этим счастьем ему предстоит отправиться на поиски. Пройти испытания и понять — счастье заключается не в его наличии у самого человека, а в том, чтобы счастье было доступно другим. Таковым человеком у Крылова стал восточный правитель Каиб, живший без печали и не знавший, что представляет из себя счастье. Он не обращал внимания на нужды подданных, как не стремился понять людей вообще. Вместо одаривания заслуживших одобрения, он богато украшал драгоценностями их изображения. Не было в государстве людей, кто бы не завидовал одарённым милостью правителя статуям и портретам. Одну радость находили жители страны Каиба, когда смотрелись в кривые зеркала и на краткий миг осознавали присущее им достоинство.

Страну не оставишь без внимания. Каибу требовалось найти визиря на время его отсутствия. И какого бы он не нашёл, лучше людям не станет. Всякий в роли правителя испытывает бремя власти, стремясь ей соответствовать. При способном визире фигура властителя обязательно уподобляется кукле, которую видят и считают ответственной за происходящее, тогда как в тени находится никем не замечаемый истинный правитель. В случае Каиба такая ситуация была вынужденной. Он уходил на поиски счастья и не ему предстояло властвовать. До дум народа он никогда не нисходил.

В пути встретит Каиб воина древности, чью могилу долгое время посещали им восхищавшиеся. Поймёт Каиб, насколько эфемерна власть. Некогда грозный правитель после смерти подвергнется забвению. Оному подвергнется и добродетельный правитель, причём гораздо скорее. Читателю о том сообщать не следует, дабы не нарушать сказочность рассказываемой истории. Отношение к подданным — чрезмерно тонкая тема для беседы. Восточное мировоззрение настаивает на необходимости правителя быть благодетельным, тогда как редкий властитель стремился к тому же. И помнят почему-то тех, кто причинял страдания, забывая всех остальных, наоборот начиная сомневаться в необходимости совершённых добрых дел. Но говорить о том, значит поощрять независимость власти от нужд избравших её людей.

Не зная ничего этого, доверившись воину, Каиб поймёт необходимость других делать счастливыми, чтобы достичь собственного счастья. Окончательно он убедится в правильности своего мнения, когда судьба сведёт его с девушкой, недовольной от политики правителя государства. Стремясь ей угодить, Каиб в очередной раз придёт к пониманию счастья для всех, разуверившись в прежних убеждениях. Стоит принять позицию Крылова, иного не могло быть в качестве завершающей историю назидательности: как одно увлечение сменяется другим, так убеждение — другим убеждением. Пусть это и расходится с происходящим в действительности.

Каиб найдёт счастье. Он станет добродетельным правителем. Исчезнут кривые зеркала: людям нужно видеть правду, даже горькую. Достойные будут вознаграждены и без устали начнут хвалить Каиба за его мудрость и понимание человеческих потребностей. Обо всём этом писали поэты средневекового Востока, представлявшие себе правителей прошлого только добродетельными и заботливыми государями. Читатель знает, всякий добрый правитель редко доживал до старости, будучи убитым недовольными согражданами.

Остаётся мечтать и верить в возможность существования идеального общества, достичь которого не кажется возможным. Правители могут думать о счастье для народа, могут делать народ счастливым, возводить счастье и народ на первое место среди приоритетов, но не будет счастья, поскольку найдутся те, кто будет против оного, понимая под счастьем нечто иное. Стоило ли идти Каибу на поиски того, о чём он не имел представления?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Джами — Газели, рубаи, кыта, фарды (XV век)

Джами Газели

Джами писал о любви так, чтобы ему посочувствовал всяк. Растоптан он, убит кинжалом пери своей, продолжая после испытаний мечтать лишь о ней. Складывал газели, не щадил себя, напиталась кровью новая строка. И понял Джами одно, ясное любимой его всё равно: как не описывай красоты красавицы, словно произнося речь одурманенного прелестями пьяницы, всё и без того понятно — лишнего не скажешь, всё и без того понятно — ближе ты не станешь. Потому и складывал газели Джами, одной мерой определяя чувства свои. И он пыль, и он песок, поэт востока иначе мыслить не мог. В унижении даровано счастье каждому певцу стихов, им всегда будет хватать для выражения эмоций слов.

Любил Джами, сдуваем ветром был, вставал и вслед смотрел на ту, которую любил. Умереть он на очередной строчке готов, тем порождая чувство — любовь. Взгляд из-под бровей, мгновение взмаха ресниц, прошла секунда и пал Джами перед любимой ниц. Мгновение очередное, и вот Джами сказал, настолько счастлив он — об этом он давно мечтал. Газель сменяется газелью, Джами у ног любимой пребывает, не может встать и отойти, он теплоту тела пери своей ощущает. Одурманен Джами! Чем Джами не Меджнун? Он Меджнун, раз любимой лик ищет в окне при свете растущих и ущербных лун.

Но другой Джами для нас, вне любви в нём мудрость пролилась. Отложил терзания души поэт, предстал мудрец, проживший порядком лет. Для того он сочинял кыта нам, оттеняя тем любви дурман. Куда девалась униженная честь, ежели иной в кыта Джами весь? Вспомнил он, что в кармане дыра, не прокормит поэта пустая строка. Вот он известным стал, о нём говорят, да слова в устах его монетой не звенят. Оставался на положении нищего, то его угнетало. Вспомнил об этом Джами, будто легче ему стало.

Упомянул матерей Джами в стихах, напомнил о важности матерей для нас. Без матери не будет человека, не будет будущего и не будет следующего века. Ценить положено, никак иначе, но плачут дети, и мать их пребывает в плаче. Не мать родную: ценить всех матерей, тогда не будет плачущих детей. Горчит такое понимание родных, ценить приятнее своих. В том правда человека, такую правду изменить нельзя: в такой правде человек похож на золотаря. Он выгребает людское естество на вид, покуда сам всеми старается оказаться забыт. Ценить полагается и труд золотаря, ведь любые сливки — впоследствии моча. Но человек не ценит и не будет ценить, ему проще неприятное перепоручить другим смыть.

Посему, пей человек яд правды горькой свой, пить приятно такой яд, когда он близок тебе, не чужой. Своё приятнее, оно — медовое питьё, уже по той причине, что своё. Топчи, когда попал в змеиную нору: убей без жалости её обитательницу змею. Не нужно размышлять, от размышлений беды ждут. Не кажется ли, что сумбурный набор мыслей тут? Беда от мудрости в том есть — всех бед на свете нам не счесть. Ты скажешь об одной из них, и будешь прав, сказав же о другой, породишь сомнение в прежних словах. Всё обхватить не получится враз, для иного требуется иной рассказ.

Мудрости много, куда её девать? Как в наборе поучений сию мудрость не потерять? Ответа нет, искать старания не нужно прилагать, надо с собственным мнением определиться и его соблюдать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Хафиз Ширази — Газели (XIV век)

Хафиз Газели

Мудрых слов обильное разлитие в одном месте можно найти, то место близко, рядом с собой посмотри. Ты видишь рядом с собой людей в годах, обратись к ним, найди мудрость в их словах. Да так ли легко мудрость найти в чьей-то речи? Над мудростью той пора зажигать свечи. За упокой той мудрости пришла пора вознесть молитву — за той мудростью ты зря провёл ловитву. Не понял слов, махнул рукой на мудреца. Кто же его поймёт, туманят разум ему прожитые им года. В своём ли уме тот мудрец, что к жизни ради жизни призывает, живёт без оглядки на других, вином злоупотребляет, проводит весело дни свои, и будто Бога почитает: разве мудрость есть в его словах, он точно мудрость знает? Остановись, ещё рядом с собой посмотри. Ты молод, стремишься к чему-то, пролетают твои дни. Но всё же, рядом с собой посмотри ещё раз. Всё ли ты учёл, всему ли придаёшь значение сейчас? Стремления и ограничения твои похвальны, но только они не идеальны. Послушай тех, кто более не думает о былом: они завтра умрут, они живут одним днём.

Любить полагается ярко, словно любовь полыхает огнём. Выпивать алкоголь — в умеренных дозах, чтобы не утонуть окончательно в нём. Не слушать осуждающих тебя людей, им ли осуждать? Осуждающие правду бытия не знают, не могут её знать. Правда известна старикам, если они осуждают, их слушай: говорят о том, о чём знают. Всякий ли старик прав бывает? Возникнет вопрос. Разумно, не каждый из них до знания правды дорос. А кто дорос, кому полагается верить? Хафиз Ширази, например, его мудрость трудно измерить. Оставил газели в наследие нам поэт Хафиз, к строчкам его стихов обязательно прикоснись.

Любил Хафиз, любить он призывает всех. И пил Хафиз, с вином его повсюду ожидал успех. И на осуждающих смотрел со смехом он, кто осуждал его, тот пил вино и был влюблён, как он. Так отчего не пить вино и не любить тогда? Зачем налагать на людей, не соблюдаемое никем и никогда? Ратующие за добродетель и гуманизм, говорят так, якобы отрицают гедонизм, за следование заповедям они выступают, чинно и благородно свои взгляды обставляют, а посмотри на них изнутри, там чернее всего. Разве может быть белым тот, у кого на душе настолько черно? О том ведают старики, прожив годы, пожалев о многом, были бы в молодости мудры, то жили бы иначе, не упираясь в чуждые им теперь принципы рогом.

Кто в рай попадёт, так это Хафиз. Он в рай попадёт, и, видимо, попал, если его предположения сбылись. Не попадёт в рай тот, кто аскет и плоть свою истязает, не для того он из райского сада был изгнан, ради чего он ныне страдает. Человек уже нарушил запреты, к мудрости прикоснулся он, так почему забывает, чем, будучи выгнанным из рая, он награждён? Полагается жить, хвалить Бога за это. Этого достаточно. Зачем же на радости накладывать вето? Нужно любить, в любви находя спасение. Разрешается вино пить, находя за счёт вина наслаждение. Только такому человеку откроются врата рая, жившему без предубеждений, подобную мудрость зная.

Зима наступит — её не избежать, человек должен это понимать. Весна — его рождение, молодость летом знаменуется, осень — пора увядания. Так отчего душа человека волнуется? Зима неизбежна, она придёт всё равно, кто мудрость сию понимал, к её приходу подготовился давно. Как не живи, зимы избежать никому не дано, жить нужно, помня правило одно: пусть помнят о тебе, мудрость твою хваля, пусть, в числе прочих достойных, ставят в пример потомкам тебя.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Низами Гянджеви — Газели, касыды (XII-XIII век)

Низами Стихотворения

О жизни Низами, что нам известно? О жизни Низами знать так ли интересно? Слагал он бейты, тем он жил, Пятерицу свою потомках изложил. Черпал в истории сюжеты для поэм, и счастлив каждый ныне уже тем. А если отложить творения мифического толка, получится ли стихотворениям Низами внимать долго? О чём писал поэт Востока нам, когда не посвящал трудов своим царям? Писал он о любви, и так любовь его томила, и та любовь его съедала, он помнил каждый взмах ресниц, когда любовь его, к его несчастью, умирала.

И вот остался он один. Пропасть сверху и пропасть под ним. Спасение в стихах, они отрада для поэта. Излечат душу — в душе наступит лето. Прогнать хандру, но как прогнать хандру? Всегда он будет помнить любимую свою. О ней, и только лишь о ней: она пребудет отрадой всех оставшихся поэту дней. Придёт во снах любимая к нему? Тогда он грезить будет наяву. Придёт любимая к нему в мечтах? Он всё забудет, мечтателем став. В воспоминаниях о счастье нужно жить — уже от этого счастливым нужно быть.

Что горе человеку, коли всё теперь горчит? Что слабый не стерпит, за то сильный себя не простит. Бросать на ветер жизнь не стоит, помнить нужно о былом: не будущим с вами, люди, мы живём. Живём мы прошлым, прошлое нас окружает, а кто от прошлого свершений ожидает? Ждать перемен зачем, все перемены совершились. Люди, не зная о том, о прозрачную стену бились. И не извлёк урок никто. Причина нам понятна. Всяк проявлял заботу, а проявились пятна. Вот потому и горько человеку в мире жить среди людей, не понимая смысла отведённых ему дней.

Но если горько на душе, как не говорить о том? Пусть сердце кровоточит, пусть в горле ком. Нет цели в жизни, жизнь пуста? Любимая растаяла, теперь она — мечта? И ладно, иному не случиться, жить дальше, не позволять любви забыться. Слаще ароматных персиков в саду, — скажет Низами, — я больше не найду. Вкушать настало время персики без сладкой мякоти ему, — скажет потомок, — сохрани, Низами, о любимой своей мечту. И принял поэт востока судьбы горький дар, заговорив мудро, хоть и не был по годам стар.

Газели и касады — все об одном. Их Низами писал, пребывая между явью и сном. Выделить из них не получится никакую, избрал для повествования Низами манеру такую. Он не рыдал, но он плакал навзрыд. Он никого не укорял, но себя он корит. Нет с ним любимой, об этом писал, словно в жизни иных бед он не знал. Снова о ней, снова взывает, корит и рыдает… корит и рыдает. Но всё понимал Низами, он поднимался с колен, жизнь продолжалась среди прочих проблем.

Что скажет потомок? Он ценит предков наследие? Как он воспринимает посвящаемое Низами стихотворение? Есть ли горе в жизни потомка, есть в его жизни проблемы? Неужели и ты, потомок, размениваешь неприятности на дирхемы? Или, подобно Низами, на коленях стенаешь о схлынувшем счастье, проклиная наступившее в жизни необоримое ненастье? Ты прав, потомок, у тебя свой путь. О прочем, потомок, скорее забудь. Только помни, потомок, прав будет тот, кто найдёт время прошлому среди будущих забот. Горе наступит, оно всегда впереди, поэтому готовься, горе есть и сзади. Обернись! Посмотри!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Низами Гянджеви «Искендер-наме» (1194-1202)

Низами Искендер-наме

Царь Македонии Александр, прозванный Великим, никогда не будет забытым. Сложил двустишия о нём и Низами, описал любовно, уподобив Александра созданию мечты. Его Александр, известный на востоке под именем Искендера, совершил многое, завоевав известное, действуя смело. Но скучно внимать похождениям царя, говоря о нём восторженно, во всём его хваля. Проще назвать Александра лучшим из людей, так сказание о нём сложится скорей. Низами начал, уведя разговор в несуществующие дали, у него Искендер был там, где о его существовании никогда не знали. Покорил Александр Индию, Китай и бил Русов он, всю Азию покорил, империей громадной владел он.

Возмужал Александр, проблему вскоре осознав, пришлось ему угождать Персии царю, доказывать, что тот не прав. Хотел царь Персии брать дань со стран всего света, не задумываясь, как примут правители соседних государств это. Возмутился в числе прочих и юный Македонский царь, не хотел слать персам многих сокровищ ларь. Позволил Александр дать в дар персидскому царю Египта драгоценные каменья, но не оценил царь Дарий настолько низкие даренья. Потому и сошлись вскоре две рати на поле меж стран своих, выясняя, кому мир будет принадлежать из них двоих. Кажется, так и было в прошлом нашем, такая история случилась в настоящем. Всё прочее, о чём говорит Низами, с вымыслом схоже, читатель, учти!

Низами сложил повествование на следующий манер, сказителям былинным подавая тем пример. Преодолел Александр Тибет, Мани в Китае встретил, кругом пошёл, пока за краем кипчакских степей Русов не приметил. Может под Русами Низами подразумевал скифов, предков славян из мифов? И бился с Русами Александр половину сказания, словно тем и прославился, потому и сложили о нём предания. Нет так страшны были персы, индийцы не так против него прославились, как народы северных земель завоеванию Александра упрямились. Выставили Русы против цвета Азии и Европы уже тогда небывалого зверя, похожего на медведя слегка. Не так страшен слон в бою один на один, как косолапый, устрашавший македонцев видом своим.

Весь известный в те времена мир, Александр захватил непродолжительным усилием своим. Не хватило бы обыкновенному человеку стольких лет, чтобы обойти то, чему измерения в шагах нет. В Рум наконец-то вернулся Александр-царь, уже ему несут страны и народы со многими сокровищами ларь. Почивать на лаврах полководцу осталось, в жизни им достигнуто всё, о чём ему мечталось. Такие представления о нём Низами имел, о прочем ему во второй части сказания «Икбал-наме» лестные слова пропел.

Почему Искендер двурогим зовётся на востоке? Рогат он был, или так говорят о человеке, когда он в почёте? Всё проще, решил Низами за всех, у Александра уши длинные: и грех, и смех. О том позволил Низами сложить стихи, легенду восточную разложить на бейты свои. Поведал о брадобрее, тростнике и воде — тайное становится явным всегда и везде. Лишь ушей стыдиться Александр смел, и знавшим о тайне сей он молчать велел, да толку нет скрывать очевидное от тех, если это станет очевидным для всех. Пусть двурогим Александра прозывать продолжают, о длинных ушах, из уважения к нему, забывают.

О прочем стоит ли говорить? Низами сам решил, какими думами Александр должен был жить: как относился он к учителям своим, как учителя поступали в ответ с ним, в какие земли он ещё ходил, какие знания он там добыл. Пролив воды Низами изрядно в последней из написанных им поэм, простынёй укрыл читателя от острых социальных тем. Жил Александр, правил он славно, прочее ныне не важно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Камол Худжанди — Газели (XIV век)

Камол Газели

Покинул человек Родину свою, живёт он на чужбине, нет радости с тех пор ему, грустит о Родине в стихах он и поныне. Зачем такому человеку радость, зачем смирение человеку такому? Не будет сладкой сладость, не утолит ночных метаний он истому. В горьких рыданиях пребудет он, рыдать ему вечно, слышится в стихах его стон, о страданиях он говорит сердечно. К единственной он будет обращать стенанья, оставшейся в краю родном, ей будет назначать свиданья, тем представляя себя снова в доме своём. Друзей ему, друзей же нет. Любви ему, но нет любви. Без устали он ждёт ответ, когда ему ответишь ты. И что сказать человеку вдали от тебя? Тому человеку, вдали от тебя, если вас разделяют века, если вы разделены на века.

Крепись, Камол, терпи Тебриз. Потомок твои стихи прочёл: слёзы из глаз о страданьях твоих пролились. На чужбине ты, тебе холодно там, твои слова просты, они понятны нам. Всё чуждо тебе, противна глина, прилипающая к сапогам, удостой же сию глину в мечте той, что несут путники от нас к твоим временам. Ты вместе с нами, ты останешься вне нас, делись тогда, Камол, своими снами, говори о проблемах своих без прикрас.

Завянет былое, должно былое завянуть, останется простое, чего у тебя отнимать не станут. В жизни каждого из нас случается, каждый бывает несчастным, каждый к чему-то стремится, к чему-то тянется, оставаясь без того, оставаясь безучастным. Увидеть цветение розы, одно в этом спасение, винограда обвитые лозы подарят душе новое её рождение. Кто вянет сам, тот не видит красок мира. Кто говорит об этом нам, того судьба простила. Благоухает роза, ароматен виноград, как не заменит стихотворений проза, так и чужбина дома не заменит — это так.

Что человеку делать — пить вино? Что человеку делать, если не помогает оно? Подобным Меджнуну стать, уйдя в пустыню жить к зверям? Пусть Лейли будет ждать, пока ты предаёшься эгоистичным мечтам? А может писать стихи, как Меджнун Лейли их писал? Ведь рифмы не бывают плохи, если между строчек вкладывать лал. И писал ты, Камол, не щадил живота, их потомок прочёл, снова с лица на газели твои упала слеза. Прими от потомка ответное послание: не грусти, Камол, прошло твоё страдание, груз времени в пыль прошлое стёр.

Тебриз не тот, не тот Шираз, не тот в Тебризе в наши дни живёт, не тем подвластен и Шираз. И грусть не та, не так грустим мы, прошли былые времена, иной сутью объединены мы. Дом рядом всегда, даже когда дома рядом нет, грустить приходится лишь иногда, когда иных желаний нет. Куда не глянь, всюду свои. Куда не пристань, люди одни. Одиноким стал каждый, но кругом много людей, понял бы кто из них твой урок важный: лучше быть счастливым на истинной Родине своей.

Ты прав, Камол, Родина такая же поныне, кто правильно твои стихи прочёл, тот правду схожую находит ныне. Любимая твоя страна, чем мила она тебе была? Она забыла про тебя. Про тебя она забыла. Ты жил мечтою о стране, но не было той страны никогда. Ты уподобил ту страну мечте, но мечта мечтою осталась навсегда. Раздавлен был ты, тебя раздавили. Ты принимал удары жизни, жизнь тебя била. Ты думал, тебя спасут, твоими страданиями жили. Ты думал, если горестным слыть, твоя в том будет сила. Твоя ошибка в том, Камол, пускай ты понимал, как Родине не нужен ты. Потомок, верь, тобою сказанное всё учёл. И грустно уже ему — нет ни ностальгии, ни мечты.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Омар Хайям — Рубаи (XI-XII век)

Омар Хайям Рубаи

Стеной отгорожена от человека тайна бытия, за ту стену человеку заглянуть нельзя. На той стене стоят дозорные, словам дозорных верит человек, иначе он не может. И так из века в век. Но что дозорные для пылкого ума, не для него поставлена стена. Не станет пылкий ум бороться со стеной, тем он нарушит собственный покой. Не обличит дозорных он во лжи, он знает — им не по пути. Открыть способен он сокрытое от глаз, о том поведав без заумных фраз. Всё среди нас наглядно, нужно лишь смотреть, кто не желает видеть, того остаётся пожалеть. В чём правда жизни, Омар Хайям из Нишапура? Скажи о правде жизни, Омар Хайям из Нишапура.

«Человек — глина! Человек — пыль!» — держал ответ Хайям пред нами, о сути людской он говорил простейшими словами. Во прах обращается всякий, того не дано избегнуть нам, не нужно придумывать новых истин, то должен знать каждый сам. Кто за человека держит ответ, если не дать держать ответ самому человеку? Невеждой должен слыть, принимающий чуждую ему волю и свыше опеку. Зачем попирать глину, коли являешься глиною ты? Зачем пускать в глаза пыль, коли пылью являешься ты?

Всему определена доля, всё сопровождает рок. Незачем сокрушаться, если что-то осуществить не смог. Во осуществление чуждых тебе идеалов зачем жизнь положил? Ничего не добился, стенал, молился: всё равно опочил. Не пил вино, не кутил, устремлениями полезными тебе жил. Твёрдая воля — она хороша, если тебе и кому-то нужна, но если волю свою, пусть она хороша, ты привить другим пожелаешь — им ли она не будет вредна? Если глину вином поливать — испортится глина? А если растоптать сапогом, тогда не испортится глина?

Из глины возведена та самая стена, за которую заглянуть каждый желает всегда. Чтобы увидеть обратную сторону стены, проститься с жизнью должен ты. Но коли человек к тому моменту обратится в пыль, тем ли боком он увидит истины долгожданной быль? Не повернут ли кирпич иной стороной к жизни тогда? Не увидит ли человек перед вечностью, что он только стена? Ничего не принёс с собой, отправляясь в лучший из миров, ничего не принёс с собой, явившись в лучший из миров.

К чему же печалиться, забудем про стену. Стене найдём мы другую замену. Вместо стены поставим мы стол. За него всех посадим, кто бы к нам не пришёл. Придёт друг — усади рядом и вкушай вместе с ним. Недруг придёт, пригласи сесть и его — другом больше станет одним. Если кто позовёт на молитву, не отказывай тем, как Хайям стащишь коврик, но для тебя там сотня дирхем. Был бы повод грустить, коли чарка полна, когда девица рядом, а мысль любовью пьяна. Нет забот и не может их быть, если заботы ты можешь забыть. Разве перестанешь благие совершать дела, если позволишь себе выпить вина? Жизнь дана свершить деяние великое — плод твоих дум сие деяние великое.

Всё тут сказанное лучше забудь. Ослом в своей жизни лучше побудь. В обществе нужно быть подобным большинству, строить вместе с ними для дозорных стену. Тогда оправдаешь жажду и отправишься пить, тогда никто не сможет тебя укорить. Поступай на благо себе, люди будут говорить — он пьян умом. Поступай на благо людям, они будут говорить — он пьян умом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сапармурат Ниязов «Рухнама» (2001)

Ниязов Рухнама

Неужели возможно, чтобы те преобразования общества, на которые надеялись средневековые поэты Востока, наконец-то осуществились? Чтобы правители стран взялись за ум и задумались о судьбах их народов? Лишь в сочинённых ими легендах встречались подобные мужи, истово проявлявшие заботу о людях. И вот, живший в наше время, президент Туркменистана Сапармурат Ниязов воплотил в жизнь многовековые стенания людей, обратив во благо им своё правление. Обо всех собственных мечтаниях он рассказал в посвящённой этому «Рухнаме».

О чём мечтает человек? Иметь неприкасаемое жилище, счастливую семью, достаток и мирное небо над головой. Ничего другого человеку не надо. Управляющий государством должен озаботиться именно реализацией этих устремлений, тогда не будет волнений. Кто же захочет разрушить идиллию, впустив недруга в дом, позволив детям плакать, лишившись средств к существованию и взяв в руки оружие. Зачем такие горести людям? А между тем, иного в жизни не бывает. В редкой стране человек ценится за то, что он человек, а не рабочая сила. Где же существует тот край, где можно говорить об осуществившихся мечтах уже сейчас? Если верить Ниязову, то он лично это осуществил для населяющих Туркменистан людей.

В одном проблема — предложенная Ниязовым идиллия предназначена лишь для туркмен. Но если вдуматься, убрать из «Рухнамы» обособление одной нации от других, предложить благополучие всем людям на планете, то понимание текста книги расцветёт красками истинного великолепия. Ниязов предлагает сохранять нейтралитет, жить в мире с соседями, блюсти высокие идеалы, иметь чистые помыслы, быть опрятным, стремиться к новым знаниям, не забывать о духовности. Зачем человеку иные устремления, если все люди рождаются и умирают? Всем уготована одна участь, так зачем отдавать предпочтение сиюминутным выгодам и толкать человечество к катастрофе, кажущейся вследствие этого неизбежной.

Понятно, Ниязов скорбит о судьбе туркменского народа, расцветавшего, чтобы плодами его культуры пользовались другие, отбрасывая самих туркмен в развитии назад. Так было после нашествия монголов, подобное случилось за годы советской власти. Пусть Ниязов плетёт собственную историю для Туркменистана, находит истоки в глубокой древности, даёт основные изобретения и видит в тюрках потомков туркмен. Если ныне всё образовалось, появился шанс позаботиться о настоящем и дать возможность процветать родной стране, то нет нужды предаваться горестям. Как знать, реальна ли та история, имеющая статус официальной. Ведь убедил Ниязов турмен в действительности собственного видения прошлого, в той же мере каждый из нас верит в несколько иную историю. Но, ежели речь о тюрках, то так ли важно, как позиционировал туркменов Ниязов, далее определённого чёткими границами региона не выходивший? Каждый народ мечтает быть чем-то большим, нежели он есть, особенно в тех случаях, когда данный народ никем всерьёз не воспринимается.

Туркменская пословица гласит: «Хочешь построить государство, зови туркмена». Если туркмен построит государство на тех же принципах, что огласил Ниязов на страницах «Рухнамы», то сомнительно, чтобы кто-то отказался от обещания жить в достатке, сыто и без бед. К сожалению, нечто подобное обещается каждым кандидатом в каждой стране, и ни один из кандидатов, ставший кем-то большим, добиться осуществления обещаний не сумел. Часть населения всё равно продолжала жить в нужде, находясь за чертой бедности и без каких-либо надежд на перемены к лучшему. Поэтому бессмысленно дополнительно говорить о таких пунктах программы Ниязова, как природные ресурсы населению бесплатно, и многих других, похожих на недостижимую утопию.

Неужели мечты средневековых поэтов действительно сбылись? Ниязов мудро определил — если чего-то нет, а того хочется, то нужно говорить так, как ты того желаешь, и тогда оно обязательно наступит. Описал он великое прошлое туркмен, дал им великолепное настоящее, назвал хорошими и наделил отличнейшими качествами. Стыдно туркмену не быть тем туркменом, каким его представили на страницах «Рухнамы».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Низами Гянджеви «Семь красавиц» (1197)

Низами Семь красавиц

История не так легка, как хочется в то людям верить. В истории полно греха, его ничем нам не измерить. Но есть поэты, значит будет прославленье. Не все поэты в горькой участи царей находят вдохновенье. Но Низами, кто же Низами не знает, он царям радужные оды слагает. Как правил царь, кому то важно? В строках поэта царь представлен поступающим отважно. Царь для поэта кладезь благородства, забыл поэт про совершённые царём уродства. Не будем судить о прошлом, неизвестно оно доподлинно нам, послушаем Низами, его герой — сасанидский шах Гур Бахрам.

Долгожданный сын кровавого царя, под чьей пятой изнывала персидская земля, разродился ребёнком долгожданным, Ахурамаздой в ответ на мольбы ниспосланным. Но не люб он стал отцу, отправил он его подальше в жаркую страну, там мальчик рос и набирался сил, покуда не вырос и взор на красавиц не обратил. Откуда те красавицы возникли? По мановению руки строителя они возникли. Прославленный строитель, выходец из Рума, возвёл в песках он Хаварнак — не дворец, а чудо. Печальной участи он удостоился потом, создавая прекрасное, прослыв лучшим творцом, оказался на вершине башни замка в прекрасный из дней, так закончил путь способнейший из талантливейших людей.

Но не о том сказать решился Низами, не для того он сложил двустишия свои. Герой его поэмы шах Бахрам, правил мудро, чужое горе словно испытывал сам. Всякое случалось в пределах его страны, лишь не голодали подданные, если и умирали, то от излишней суеты. Принимал смерть человеческую Бахрам в упрёк себе, виноватым считал и искал причину в себе. Потому и процветал край персидский в те времена, боги любили Бахрама, помогали бороться с трудностями всегда. Только хоть сто лет на благо людям правь, хоть превозноси достоинства людские — род их славь, да не случится того желания, чтобы все забыли души метания. Горе свалится на Бахрама в конце повествования, то единственное — достойное нашего с вами сострадания.

Правил щедро Бахрам, о том говорит Низами, для одного пришлось отступиться от принципов, когда коснулось дело любви. Семь красавиц, чьи изваяния он во дворце увидал, зажгли в его душе пожар, и пожар всё сильнее полыхал. Не мог смириться Бахрам с судьбой, он готов найти красавиц любой ценой, предстояло ли выкупить невесту из другой страны или грозить вторжением со своей стороны. Не брезговал Бахрам военным вторжением, что противоречит о нём представлениям. Где не хватало ласковых слов, там шах Персии на крайние меры оказался готов. Нашёл семерых красавиц, сбылась его мечта: вожделеть лучше близкое, а не далёкое, сводящее с ума.

В том суть поэмы, семь красавиц представлены нам, с каждой из них ночь проведёт шах Бахрам. Он будет слушать красавиц рассказы, их истории — данной поэмы алмазы. Семь историй, друг от друга отличных, не связанных между собой — тем и симпатичных. О каждой поведать нельзя, это харам, если поведать, что читатель читать будет сам? Позвольте немного, самую малость, комментатору Низами простите желанную шалость. Он — человек, стихи Низами читавший, мудрость поэта в душу впитавший. Как не спал шах Бахрам, предаваясь вдумчиво красавиц речам, так и комментатор пребывал рядом с шахом, прикасаясь к тайным речам.

Индийской царевны сказ полон загадок, метафоричен и тем сладок. В чужой стране путник оказался, с жизнью там едва он не расстался. Предстояло ему разгадать загадку жизни чёрных людей, для чего он готов был расстаться с белой жизнью своей.

Вторая царевна — царевна из Чины, поведала о горькой участи влюблённого мужчины. Он страстно желал иметь достойную жену, ему же приходилось разгребать шелуху. Кого находил, та гнусная оказывалась девица, такой не мог герой рассказа насладиться. И когда он нашёл желанную особу, та выставила поперёд его похоти ногу, грубо развернула затылком к себе и сказала: «Не будет тебе!». А в чём причина такого поведенья? Ведь мужчина навещал её сновиденья. Ответ прост, кто Низами прочтёт, о том узнает каждый, в «Семи красавицах» искомое найдёт.

Царевну из Хорезма в третью ночь Бахрам посетил, уделил ей столько внимания, сколько хватило сил. Нежился в её объятьях и внимал тому, как страдалец из Рума искал мечту свою. Тот желал обрести счастье с красавицей одной, показавшейся ему близкой мечтой. Он шёл через пустыню, жаждой мучим, но шёл не один, товарищ был с ним. И знаешь, читатель, в жизни всё просто, достаточно верить, тогда далёкое окажется близким, не найдётся столь малых приборов, чтобы измерить. Недоступное рядом, нужно к цели идти, и если пойдёшь, то сможешь найти, а если останешься сиднем мечтать и не встанешь со стула, то и не плачь, оказавшись похожим на мула. Теши горе своё, сохни от слёз, коли ничего не сделал для осуществления грёз.

В четвёртую ночь посетил шах царевну славянскую, красавицу видимо балканскую. Ей не близок славян дух оказался, о чём Низами сказать не решался. В ней сильно христианство, она знала библейские мотивы, потому рассказала историю кислее зелёной сливы. Сию историю не в каждом переводе можно найти, поэтому, читатель, внимательно на доставшуюся тебе книгу смотри. В чём суть истории красавицы славянской объяснить не трудно, не нужно для того нам говорить заумно, она легко раскроется перед тем, кто её найдёт, тот поймёт, зачем Бахрам взял сию красавицу себе в гарем. Добиться сложного не сложно, приложи к тому старания, обрати свою лень в полезное, чуждое от переживаний чувствам страдания.

Пятая царевна из Магриба, её история из Египта вестимо. С её слов ожил перед Бахрамом путник хмельной, не разбиравший дороги перед собой. Его звали, он за всеми следовал сразу, а когда приходил в себя, осуждал лёгкость свою, как проказу. Зачем пил, зачем шёл, где он теперь? Горький пьяница — не человек, а зверь. В белой горячке он по пустыне бродит, всеми брошенный. Дивы вокруг него кружат, он им на пир подброшенный. И желает человек помощь обрести, среди песков протягивая руки. Его сжирает жажда изнутри, он видит странное, ему мерещатся иного мира духи. Сможет такой человек найти мукам облегчение? Конечно, если поймёт изложенное двустишиями Низами стихотворение.

Царевна из Рума, что она поведать могла? Рассказа она шаху о борьбе добра и зла. Взяла для примера в людях их воплощенья и пустила на Землю, тем сложила историю для Бахрамова увеселенья. Ясно издревле, зло побеждает добро, не может человек плохому противостоять — это не его. Есть в человеке надежда — она одна помогает, не было бы её, да так не бывает. Кому не везёт, кто был злобой ослеплён, тот должен верить в лучшее, тогда он будет спасён. Как зло побеждает добро,так добро после одолевает зло всё равно. Сюжет незамысловатый, и не важно это: осень противостоит весне, с их помощью сменяются зима и лето. Каким бы не был благостным финал, зима вернётся. Разве об этом кто-то не знал?

Про историю иранской царевны не будем говорить и слова, устал комментатор, он пить желает, не откажется и от плова. Семь красавиц закончили сказ, но не кончается история Бахрама, ему предстоит разыскать хулителя его родного стана. О многом шах узнал и многое изведал, а кто его комментировал, спасибо, пообедал. Не всё ещё поведал Низами, об Искендере не сложил он до конца двустишия свои. Кто не готов внимать, тот пусть томимый сном заснёт. Двурогая Луна встала, подождём двурогого царя новый восход.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Насир Хосров «Спор с Богом», касыды (XI век)

Насир Хосров

Что есть для человека Бог? Почему для человека он ничего сделать не смог? Он породил созданий, схожих с собой, бросив их на произвол судьбы лихой. И эти создания, хватает же им сил, делают ради Бога то, о чём он их никогда не просил. Они склонны думать, и в том их беда, ибо думы чаще пусты, мудры лишь иногда. Так не полагается ли человеку спорить с Богом за право жить вне его представлений? Человек рождён, чтобы его мнение отличалось от прочих мнений! Поэтому, иных не может быть точек зрения, человек должен иметь о бытии собственные суждения. Не нужно верить придуманному кем-то ранее, оно — канувшее в прошлое и ставшее архаичным предание.

Равный вес дан всем процессам в нашем мире, но человек стремится понять доступное ему шире. Он мнит себя подобием творца: мнит, будто прижимает его к земле божья стопа. Он раболепствует перед творцом, прижимая к земле прочих созданий пяты сапогом. Уж коли создан человек таким, отчего он помышляет, словно Бог желает его видеть иным? Ведь не падают звери перед человеком ниц, не изменяют своих перед человеком лиц; остаются создания божьи пред творцом в облике, как прежде, так отчего человек подвержен ему одному ведомой надежде?

Создал Бог человека похотливым, желудок сделал ему неприхотливым, тем породил присущие людям грехи: об этом Насир Хосров написал касыды свои. Так почему, ежели человек грешен по воле творца, ему стыдится положено, желать исправить замысел небесного отца? Пусть человек плох, не достоин божественной длани прикосновения, это не означает буквального понимания задуманного творцом и не побуждает добиваться снисхождения. Человек Богом сотворён — этого достаточно знать, прочие толкования человека назначения следует вымыслом признать.

Есть птица, прозванием орёл. Полёт её никто не превзошёл. Парит в небесной выси птица сия, трепет крыльев бабочки замечает издалека. Устремляется схватить бабочку она, никто на такое не способен — только она. И повержена бабочка, бьёт крылом. Разве раскаивается орёл о содеянном потом? Нет в помыслах птицы самоосуждения. Птице неважны о ней других птиц мнения. Орёл не примет чуждых ему уговоров, не даст смирить присущий ему норов, он снова поднимется и снова падёт, ради лова насекомых дан ему полёт.

Смирить волю орла доступно не всякому существу, порою то дано человеку одному. Сбить орла человек способен стрелой: бьёт из лука метко, придавая направление рукой. Повержена птица, падает тогда перед человеком она вниз. Разбивается о камни птица, не сможет более подняться ввысь. В чём секрет человеческой стрельбы? Почему орлы поверженными быть должны? В том нет секрета. Секрет простой — он понятен всякому, кто знаком со стрелой. Чем оперено оружие человека? Перьями орла — они причина успеха. О том не знают орлы, потому предрешена их судьба. Гибель орлы сами себе несут, так будет всегда.

И человек, имеет перья он орла. Под перьями понимается его душа. В чьих руках перья души человека, тот управлять им будет век от века. Не уразумеет то род людей, мало отличный от птиц и зверей. Нужно тонким наблюдателем быть, чтобы в неприметном истину приметную добыть. В чьих руках находится лук? В божьих… или в руках его слуг? И чем отличны божьи слуги от людей, чьи стрелы имеют перья орла? Разве кто-то из них почитает самого орла? В том разобраться должен человек, мнящий о себе такое, чего в действительности нет.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 2 3 4 5 6