trounin.ru

Сборник статей за 1908 год получил название «В тихом омуте». В таком омуте, как известно, черти водятся. В России творилась чертовщина, никак не находящая выхода. Требовалось вытягивать государство из болота, пока же оно продолжало тонуть в трясине. В сборник вошли следующие труды: В обезьяньих лапах, Асфодели и ромашка, Красная Шапочка, Ещё одна великая Россия, Цветы мещанства, Христианские анархисты, Реформация или революция, Христианство и государство, Бес или Бог, Немой пророк, Христианство и кесарианство, Лев Толстой и революция. Дополнительно в сборник вошла статья «Лев Толстой и Церковь», впервые опубликованная в 1903 году.

Мережковский сделал наблюдение: так много рождается талантливых людей, что скоро, чтобы выделиться из толпы, потребуется отказаться от таланта. И Дмитрий оказался прав, если увидеть, как развивалась в дальнейшем человеческая культура, возведшая в культ как раз отсутствие способности к созданию высокого искусства. Но разговор о постороннем. Требуется вернуться в революционное русло.

Стоит ли называть Мережковского человеком, предрекавшим революцию? Он бы отказался от такой формулировки. Дмитрий не мог предрекать то, чему был очевидцем он и остальное население России. Страна не нуждалась в случившейся в 1905 году революции. Это не то, чего ждал народ. Революционный настрой родился задолго до того, особенно ярко прослеживаясь со времени правления Александра II. Пока же русский люд продолжал считать себя русским, за счёт чего не мог добиться требуемых перемен. Революция обязательно свершится полностью, если русские перестанут быть русскими. Пока же население страны уподобилось утопающему, пытающемуся спастись самостоятельным вытягиванием за волосы. Пора русскому человеку обзавестись чувством ответственности перед обществом, обрести твёрдые убеждения, дабы суметь противопоставить собственную волю навязанной сверху необходимости раболепного подчинения.

Снова Дмитрий вспомнил про Бога и его наместника — монарха. Так почему необходимо отказаться от веры в Высшее существо? Тому есть очевидная причина, возникшая ещё при Константине Великом, сделавшего христианство основной религией Римской империи. Христианство на самом деле преобразовалось в кесарианство. То есть монарх был не просто уподоблен наместнику, тогда как он становился равноправным Богу. Но пока сохранялась власть духовных лиц, монарх не мог полностью воплощать собой божественную суть. Тому мешало разделение власти на власть светскую и духовную. В России объединение случилось по указу Петра Великого, вследствие чего христианство уступило место кесарианству. Именно исходя из этого, Мережковский и посчитал необходимым отказаться от Бога, тем противопоставив народ государю.

Примечательным в свете данных рассуждений выглядит факт обособления Льва Толстого, отказавшегося иметь посредника между собой и Богом. Однако, если Толстой верит в Бога, значит и нам полагается верить, а если опровергает его существование, тогда и нам следует с таким мнением согласиться. Тогда, если на Толстого наложить анафему, он не верит в того Бога, которого чтят христиане. Следовательно, пора и нам, если не от Бога, то от такого христианства отказаться. Дмитрий уверен: пока здравствует Лев Толстой — человечество продолжит существовать в неизменном виде.

В свете общих суждений, Мережковский отдельно вывел статью «Бес или Бог». Так ли надо думать, будто добро исходит от добра, а зло — от зла? Почему человеку не предоставляется право выбора? Каждый должен сам решать, согласно чьей воле он совершает деяния. В конечном счёте, как не случись, человек останется при своём мнении, став при этом мучеником, пострадавшим за убеждения.

Всякое мнение — является частным суждением. Как не думай и не размышляй — найдёшь согласных с тобой и противящихся тебе. Мережковский привёл ещё один пример, более близкий к его роду деятельности — из литературы. Критик Чуковский позволил сказать, якобы за прошлый 1907 год не случилось быть написанным ни одному серьёзному произведению. Так ли это? Современники всегда критически относятся к с ними происходящему, не способные в полной мере оценить имевшее место где-то ещё, о чём они не могли никак узнать. Потому и возникают категорические суждения. Нужно всё оценивать в совокупности. А выводы о текущем лучше вовсе делать спустя десятилетия. Так и Мережковский не останавливался на настоящем, оценивая события не одного года, а нескольких десятилетий.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Разумно предположить, под обезьяной Мережковский понимал народ. Этот народ возьмёт нечто, потешится вволю, а потом забудет, словно то его никогда не волновало. Такое мнение возникает согласно приведённой для примера сказки об обезьяне, всюду таскавшей за собой ей будто нужное, чтобы следом бросить и уже не проявлять прежнего интереса. Если требуется объяснение, Мережковский предлагает посмотреть на творчество Леонида Андреева и Максима Горького, некогда востребованного и ценимого, теперь никак не воспринимаемого.

Отталкиваясь от сего наблюдения. Дмитрий продолжил размышлять дальше. Вот есть литературный персонаж Базаров — символ молодёжи конца пятидесятых и начала шестидесятых годов XIX века, нигилист. Жить сей персонаж не стремился. Он существовал по доступной ему надобности, нисколько не сожалея, если умрёт. Что он умрёт — это факт. Но какое дальше произойдёт действие? В загробный мир Базаров не верит, ему ближе естественное положение вещей, поэтому его разложившееся тело послужит для рождения новой жизни, допустим лопуха. Значит в том лопухе Базаров получит своё продолжение. Мережковский усомнился, не соглашаясь верить, будто растение способно заменить умершего человека. Но Базарову до того дела нет.

Какой из этого следует вывод? Дмитрий посчитал необходимым допустить возможность уничтожения человечества. Ежели ничего не останется, тогда новые люди начнут иное существование, далёкое от наших представлений о должном быть. Либо можно начать с Бога, сперва убив его, что равносильно уничтожению самого человечества. Мережковский уверен: революции требуется стереть настоящее, создав вместо него до того не существовавшее.

Свергнуть Бога с занимаемой им высоты не трудно, но добраться до той высоты неимоверно тяжело. Так и свергнуть монарха легко, попробуй только сперва встать рядом с ним. Дабы было проще действовать, сразу отрекись от Бога. Должно быть очевидно, власть Бога над людьми, как и власть его наместника — монарха — держится на вере в необходимость этого. Стоит разувериться, и ничто не помешает свершиться революционным изменениям.

Мережковский всё сильнее убеждался в грядущих переменах. Каким бы не казалось важным сохранение религиозности, нельзя избежать полного отказа от Бога. Вот тут и помогает домысливать необходимое представление народа в качестве обезьяны. Носятся люди с представлением о Боге, верят и сами себе доказывают его существование. Рано или поздно человеку надоест взывать к бесплотным материям, к которым нет телесного и духовного доступа. Тем временем, стоящий над страной монарх очевиден. Он из плоти и крови. Но и он когда-нибудь надоест людям. Придёт к человеку мысль оставить бесполезное, не несущее ничего, к чему человек направляет стремление. Ведь не может наместник не воплощать собой Божественного волеизъявления, не создавая ожидаемых от него благ. Останется единственное средство — придётся устранить мешающих, дабы найти путь к до сих пор не свершившимся небесным благам.

Сила обязательно проявит себя. В 1905 году революция началась, так и не закончившись. Русский народ продолжил жить ожиданиями, сохраняя революционное настроение. Ничего не изменит обязанного случиться, возможно ускорить его наступление. Осталось дождаться, когда вера в Бога ослабнет настолько, чтобы рука народа поднялась на царя. Тому давно пора случиться, останавливает пресловутое мнение, будто государь не ведает о бедах народах, это чиновники-бесы над людьми потешаются, прикрывшись личиной благости. Так может наместнику пора воздать за обиды народные? Или не тот Бог стал ныне, допускающий подобное? Ослаб Бог, не насылающий кару, стирающую города во прах.

Пора перестать верить. Бог должен умереть в сознании человека.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дабы лучше понять жизнь, надо своими глазами посмотреть на окружающую действительность. И тогда окажется, что всё далеко не так, как о том принято думать. Халед Хоссейни прежде негативно отзывался о режиме советской власти в Афганистане, имея о ней представление сугубо со слов американской прессы. Но вот им написан «Бегущий за ветром», Хоссейни получил возможность побывать в родившей его стране. И что он узнал? Отнюдь! Оказалось, советский режим правления позволил афганцам почувствовать свободу от предрассудков, отказавшись от всего, что связывало по рукам и ногам. Но вот власть советов пала. Кто пришёл вместо них? Сперва моджахежы, затем талибы. Небывалое насилие посетило Афганистан, не знавшего подобного унижения никогда прежде. Процветающий Афганистан уподобился Камбодже, поедавшей себя точно тем же автогеноцидом. Пусть красные кхмеры выдавали себя за социалистов, тем на собственный лад творя безумие. Пришедшая к афганцам язва начала разъедать их разум, порождая чудовищные изменения в общественной жизни. Обо всём этом узнал Халед, стоило ему встретиться с реалиями Афганистана лично, заново осмыслив судьбу проживающих и проживавших на его территории народов.

Не надо ничего придумывать. Достаточно лишь ознакомиться с рассказами свидетелей. Мало ли имеется примеров, сообщающих о горькой человеческой доле? Хоссейни взял в качестве примера несколько семейств, воссоздав на основе их жизни цепочку событий, охватив тем самым историю Афганистана от последнего короля до прямого вмешательства американцев. И получилось у Халеда протяжённое повествование, где основные ужасы коснулись женской доли, обречённой оказаться на последней из доступных ролей. Только при социализме женщины Афганистана обрели право на выражение личного мнения, могли получить образование и устроиться на работу. Тогда как в последующем ничего подобного им никто не давал.

Беда афганцев — в них самих. Они не способны преодолеть доставшееся им в наследство мировосприятие. Они погружены в заботы, от которых следовало избавляться при первой на то возможности. Усугубляет быт афганцев и исповедуемая ими религия. Точнее не сама религия, а её трактование. Прежде над человеком должен властвовать разум, чего по произведению Хоссейни заметить не удаётся. Халед показывал так, чтобы читатель бесконечно возмущался им описываемым. В какой-то момент обязательно возникнет недоверие. Уж ежели всё настолько было плохо, то как афганцы до сих пор не самоистребились, всё-таки продолжая существовать и поныне? Это объясняется стремлением ряда писателей к излишней драматизации, полностью отказываясь видеть происходящее в самую чуточку лучшем свете.

Что остаётся? Как нужно поступать? Смогут ли афганцы сами ответить на эти вопросы? Если Хоссейни не приукрашивал, говорил существенно важные вещи, тогда необходимо задуматься, как всё-таки нужно жить, каких устремлений придерживаться. Конечно, всякое общество имеет право на существование, покуда находятся его приверженцы. Отказывать в том праве никому нельзя. Должна быть единственная оговорка. Она гласит: когда хочешь жить по своим правилам, тогда позволь другим жить по правилам, которые по нраву окажутся им. Такое получится когда-нибудь осуществить? Ответить можно положительно, но с той же единственной оговоркой, означающей развязывание войны между всяким, чьё мнение не может сойтись.

Хоссейни отмечает благость пришествия американцев в Афганистан. Наконец-то афганцы заживут достойной их существования жизнью. Но понимает ли Халед, как велики противоречия, не скоро способные утихнуть? Ведь будут среди афганцев рождаться люди с иным мышлением, считающие противным жить по американским нормам поведения. И тогда будет новый виток конфликта. К сожалению, с противоречиями быстро сладить нельзя, для этого нужны решительные меры. Однако, спешка скорее даст отрицательный результат. Как не удержался социализм, так может не удержаться и любой другой режим.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Нравы! Они хуже отравы! Они не достойны славы! Но, всё же, нами правят нравы! Беда в них, в нравах. Никак не справиться с кем-то когда-то заведёнными порядками. Вроде нельзя поступать определённым образом, согласно внутренних норм морали. А общество требует прямо противоположного. Это в священных писаниях написано о необходимости подставить другую щёку под удар, чего в реалиях общества на протяжении большей части XIX века не допускалось. Ежели был ударен, вызови обидчика на дуэль. Так гласил кодекс чести. И несмотря на возводимые запреты, преступить негласные установки не позволялось. Неважно, какого наказания удостоишься за проступок, важнее сохранить честь.

Опять ожил во строках скоморох Памфалон. Кажется, Лесков полюбил этого праздного праведника. Почему бы не наградить некоторыми его мыслями военного? Ведь и защитники Отечества удостаивались права изменять взглядам большинства, предпочитая стать священниками. Очередной персонаж из плеяды праведников нисколько не уступает предшественникам. И ему предстоит убеждать в своих взглядах сослуживцев, всё равно оставаясь для них сумасбродной личностью. На первом месте устав: как помнит читатель. Ещё важнее честь. Но отчего-то у истинного христианина важнее соблюдение высокой морали, без проявления индивидуальной обидчивости.

Лесков формировал старые забытые правила религии. В России, где православие полностью подчинилось воле монарха, оспаривать христианские нормы не допускалось. Тем более утверждать, словно всё остаётся на словах. Всего лишь необходимо почитать царя-батюшку, ибо он есть наместник Бога. Тогда почему тот, кто стремится соответствовать религиозным заповедям, воспринимается в качестве деструктивного элемента? Тут должен быть сокрыт подвох. Что же, суть всякого наместника — пользоваться данной ему властью на собственное усмотрение, соотносясь в малом с поставившим его в управление, допустим, непосредственно божественным волеизъявлением. Значит, придерживаться в общем требуется, тогда как существенной необходимости в том нет.

Вывод банален. Бог поставил над людьми наместника, и людям полагается вверять свои жизни уже ему. И поперёд наместника обращаться к Богу не следует. Герои Лескова этого не понимают, открыто действуя наперекор от них требуемому. Вполне достаточно общего установления, сообщающего о земном наместничестве. Ежели представлять больше этого, то приравнивается к бунту. Поэтому, когда в ответ на удар по щеке должна следовать дуэль: должна следовать дуэль! А вот на дуэли допустимо подставить под удар вторую щёку, сделав то не столь явно, зато согласно внутренней установке.

Грубость суждения очевидна. Отстаивание всякой точки зрения — плод дьявольского наущения. Не к такому ли результату суждений вёл читателя Лесков? Нельзя разглядеть черту между угодным Богу и приятным сатане. При особом старании получится сформировать требуемое умозаключение, придя к отличным от здесь высказанных мыслей.

Хотелось бы призвать к смирению, ибо это и есть основной постулат христианства, когда-то бывший свойственным ранним последователям Христа. Они не противились воле гонителей, с радостью принимая смерть в муках, тем обретая обещанную им жизнь в раю. Они подставляли вторую щёку не по требованию веры, а по личному на то желанию, и они не произносили жарких речей, заранее зная, как сложится их посмертное существование. Иногда Лесков о том вспоминал, но чаще позволял героям произведений высказываться, доказывать и не отступать от ими узнанных из священных писаний сведений. Однако, те книги писали люди, и может быть люди — далёкие по мировоззрению от ранних христиан, смевшие говорить уже тогда, когда сами стали гонителями сторонников прочих верований.

Пусть читатель ещё раз вспомнит скомороха Памфалона. Живи, не требуя ничего для себя, давая требуемое другим.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Давайте смотреть на веру иначе. Безусловно, хорошо заниматься самоотречением, отказываться от мирской жизни и истязать тело и душу испытаниями. За то мужей прошлых веков называли светильниками, достойными всяческого почитания. Вспомните, уходили те люди от общества, селились в пустынях и боролись с происками дьявола. Про то узнавали другие люди, решаясь приблизиться к святым мужам, хоть немного прикоснувшись к их существованию. И возводились после на месте пещер и лачуг величественные храмы. Но Лесков задумался. Так ли важно страдать во имя других, когда другие к тому остаются безучастными? И насколько правильно забывать о мире, не принося никакой пользы многим? Тут бы сказать про эгоизм, проистекающий от желания уподобиться Христу, принеся себя же в жертву, тем спасая человечество. И неважно, что Иисус не убоялся выступить против большинства, не утаивая своё слово в тиши пещер.

Николай дал представление о человеке, уставшем от разврата византийцев. Он не хотел видеть вокруг ложь, воровство и скудоумие соотечественников. Все они почитали святые книги, тогда как не собирались соответствовать в них написанному. Потому на тридцать лет тот человек удалится от мира, пока ему не укажут на Памфалона, более угодного Богу, нежели он. Тогда отправится человек на его поиски, покуда не найдёт его. А найдя, опечалится. Памфалоном окажется скоморох — кто не живёт во смирении, проводя все дни и ночи в увеселениях. Неужели такое возможно, чтобы праздный человек оказался достойнее почитания, а не пришедший к нему пустынник?

Живя в скромности, облачаясь в рубище, питаясь скудно, пребывающий в мольбах, человек пришёл к Памфалону, застыв от изумления. Лесков должен был испытывать восторг от подобного. Ему предстояло показать истинную сторону жизни, пусть и литературному персонажу. Чем же скоморох ближе к Богу? А тем, что он служит другим, не заботясь о себе. Памфалон готов отдать последнее, лишь бы выручить попавших в беду. Не раз он мог стать праведником, уподобившись пришедшему к нему пустыннику. И стал бы им обязательно, не будь вынужденным в очередной раз оказать помощь нуждающимся. Ему не позволяла совесть всё оставить, удалившись от мира. Не такой он человек, поскольку не способен отдалиться от людей, про них забыв, будто так поступает как раз ради достижения ими спасения.

Вновь и вновь удивлялся пустынник, долгое время отказывавшийся понимать скомороха. И не принять ему оправдания, не настаивай на том Николай. Да и как не согласиться, если Памфалон поступает на благо, нисколько не радуясь от доставшейся ему праздной жизни. Впору задуматься, насколько оправдано праведное существование, когда забываются другие, в сравнении с жизнью, наполненной избавлением людей от страданий. Ответить просто так не получится. Тому можно привести достаточное количество примеров.

Что поделаешь, когда действительность проистекает из очевидных фактов? Не тот помогает спасти душу, кто использует для того лишь слово. На самом деле помощь оказать сложнее. Нужно поддерживать не только духовно, но морально и материально. Иначе не получится достигнуть поставленной цели. В чём-то поступки пустынников оправданы, ежели они убеждены в правильности совершаемых ими действий, и не убегают от мира, не способные принять происходящего. Ведь порою случается странное! Те, кто взялся заботиться о человеческих душах, выступают в качестве заинтересованных в материальном обогащении. Стоит такому произойти, как не может быть и речи о духовности. Тут уже речь о памфалонах. Однако, согласно Лескова, иные скоморохи имеют много больше святости, а то и вовсе кроме них никто оной не обладает.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Ересь жидовствующих коснулась Новгорода. Пришёл человек знающий, за еврея принимаемый, и возгласил о скором наступлении суда Страшного, ибо близок семитысячный год от мира сотворения: время, когда сбудутся предсказания, быть всему умершим. От рождества Христова тот год считается 1492-ым. И впали люди в уныние, стали бояться они перемен ожидаемых. Не сеяли поля они — умирая от голода, не думали о дне завтрашнем — поддаваясь греховным помышлениям. Стал Новгород местом, на казнь Божию претендующий. Увидел то архиепископ новгородский Геннадий, Гонзовым в миру прозываемый, не имеющий сил терпеть подобное. Понимал он суть происходящего, заключённого в свойственное человеку скудоумие перед грозящим опасностью. Написал он письмо о том архиепископу ростовскому Иоасафу, поделившись думами.

Есть в человеке желание неистребимое — желает человек оказаться подверженным истреблению. Он тянется к тому, боясь того наступления. Верит он всему, прочее подвергая сомнению. Скажи сему человеку о заблуждениях его, так не поверит он. Ведь грядёт семитысячный год — год Апокалипсиса. И видел в том Геннадий действительности несоответствие. По какому календарю не веди летоисчисление, не найдёшь между ними соответствия. Так стоит ли доверяться цифрам, коли далёк от веры в пифагорейское? Прямо о том сообщал Геннадий Иоасафу, досадуя на невозможность добиться среди новгородцев понимания.

Самое страшное, не только миряне поверили ереси. Обратились в ересь и люди Богу верные, кто принял на себя ответственность перед Всевышним, восстал над плотью, что будто бы от дьявола, терзал душу свою, как Богом данную. Всякий поверил в наступление скорого заката человека на свете пребыванию. Но это малое, не такое уж важное. Повергали вспять течение рек, не умея повергнуть оного. Рост деревьев обращали в землю, не умея сделать и этого. От ликов с икон смотрящих на них отворачивались, задумав верить наветам противоестественным.

Творилось в Новгороде непотребное! Червь грыз сердца людей, сказать о том таким образом полагается. Кто не верил в жизнеописания мужей древности, сам теперь стал происходящего свидетелем. Где же Георгий, некогда на змея крестом управу нашедший? Почему не идёт он, не защищает христиан от исчадия адова? Или то новгородцев была провокация? Поняли они судьбы дальнейшей изъявление. Не видать им неба над головою, душимые податями князю московскому. Лишились они земель своих, москвичами разобранные. Где тут не впасть в ересь, не радуясь скорому концу всего сущего. Хотя бы так Москве будет воздано.

Уверился Геннадий в сатанинской распущенности Новгорода жителей. Понял он, ждут новгородцы Христа пришествие. Но разве придёт Христос к ним, коли не настал срок для снисхождения? Значит ждут новгородцы антихриста. Или же нет! Он пришёл к ним, оттого и ересь жидовствующих. Поверили пришедшему жители Новгорода, и не переубедить их доводами разума.

Но была опасность страшнее суда Страшного. Ибо поддались вере в ересь и Москвы жители. А ведь известно людям должно быть, что вера вершить способна. Поверь в нечто — будет оно. Возжаждешь конца света — свершится он, но лишь для тех, кто в то уверовал. Умирали люди, и умирали, чему объяснение находится. Кто не сеял, тот от голода умер. Кто излишне верил, у того сердце не выдержало. Только свет не померк, не закатилось солнце за горизонт. Наступит год за семитысячным, первым ставший. И должна бы угаснуть ересь. Главным оказалось — дождаться должного, после и убеждать не потребуется, все сами в еретичестве раскаются, вернувшись в лоно веры праведной.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мужи прошлого славны прежде всего скромностью желаний. Не стремились они чем-либо владеть и распоряжаться, хватало им удела, ниспосланного на их долю Божьим промыслом. Ещё одним истинным светильником христианской веры являлся Пафнутий Боровский, о чьей смерти поведать решился старец Иннокентий, взявшийся за такое дело с пониманием важности рассказать про сохранившееся в его памяти свидетельство. Не так важен жизненный подвиг Пафнутия, как значение имеют последние дни, по которым он прежде всего и запомнился знавшим его людям.

Случилось следующее. Умирающий Пафнутий не желал беспокоить братию. Не хотел он, чтобы суета поднялась и нарушен порядок был. Не следует вносить разлад в устоявшееся. Тем более, ежели речь касается человека, чья участь и без того предрешена заранее. Коли положено душе оставить тело, не должно к тому чинить препятствий. И коли душа оставит тело, не требуется никаких почестей, кроме произнесения молитв по усопшему. Тело же, как к нему не относись, не достойно проявления к нему внимания. Потому и завещал Пафнутий похоронить его просто обёрнутым в саван, без прочих трат на погребение. Всё лишнее, что можно потратить, пусть братия нищим раздаст, тем совершив Богу угодное дело.

Свидетелем последних дней Пафнутия оказался Иннокентий. Он внимал мудрости, сохранив и записав всё ему сказанное. Не стал он перечить умирающему, выполнив все его пожелания. Видел он, как ограничивал себя в еде Пафнутий, ничего не вкусив до последнего вздоха своего. Видел, как тот течение воды останавливал, давая пример силы, доступной человеческому разуму. И видел самое главное — смирение Пафнутия с неизбежным. Дано людям приходить в мир, дано им и уходить из него. Не к Богу обращаться, не перечить воле Всевышнего, соглашаясь окончить жизненный путь, когда то ясным становится. Не возносил молитвы Пафнутий, не заботясь о жизни продлении. Согласился и дал случиться необходимому, дав наставление о том всякому его слушавшему.

Не свершалось чудес по смерти Пафнутия, не сказывал Иннокентий, будто имели место оные после. И не могло такого случиться, когда умер светильник особый, наиболее строгий к себе, к оной строгости всякого призывая. Кто жалуется на немощь свою, тому не немощь излечивать полагается, а жалость к себе. Той немощи радоваться следует, как о том говорили мужи, жившие задолго до Пафнутия Боровского. Разве не надевали вериги святые отцы? Не истязали ли тело своё? Одевали ли сверх рубища что? Принимали они им свыше данное, по воле своей находя, чем усмирять желания, за то и ценят их, особого почитания удостаивая.

Пафнутий славен прежде всего к себе строгостью. Умирая, требовал проявления такой же строгости от других. Кто на прочее думал надеяться, тех следовало остепенить, указав на недостойное человека поведение. Незачем показывать заботу, ежели таковое проявление внимания не требуется. Пусть всякий примет смирение, насытив жажду постом и молитвою. Нет нужды брать больше потребного, ибо не от Бога то побуждение, оно скорее от дьявола. Показать требуется скромность, подобную скромности Пафнутия Боровского. Не о власти земной и не о богатстве помышлять, а о душе собственной, ни в чём земном нужды не знающей.

Теперь известно о помыслах светильника истинного, со слов Иннокентия записанных. Следовать ли им, принять с негодованием, либо посчитать словами мудрыми или оной лишёнными — воля каждого. Не наставлял Пафнутий убеждать других, пусть к тому сами придут, увидев деяния мужей ему подобных, за то уважения заслуживающих.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Устал народ новгородский от кровопийц. Не было покоя, покуда не стал архиепископом Иона, с чьим пришествием воцарился мир и наступило успокоение. Не так много лет пробыл в занимаемом сане Иона, пока не умер. А как умер, погрузился Новгород в агонию, вскоре окончательно подпавший под власть Московского княжества. И была та агония подобна суете, имевшая место до архиепископства Ионы. Страдал Новгород от немецких помыслов, нагнетала его литва и князья московские покоя не давали. К чему склонить голову, ухо к чему приложить? Защитить один Иона мог, знавший слово верное, способный и моровую язву заговорить. Сей светильник нёс благо, обращённое во прах, когда становится некому к свету людей направлять.

Пили кровь и ордынцы, не к добру обычно поминаемые. Но где найти силы, когда собственный властитель кровь пьёт? Кого не сади посадником, каждый норовит лучшего для личной нужды добиться. И садятся лица новые, сгоняются и сгорает ими достигнутое. И садятся новые лица, и повторяют до них сделанное. И не видит словно никто, к чему приводят помыслы их, гнилостью отдающие. Раз за разом одно повторяется, из века в век ничего не меняется. Откуда и зачем подобное скудоумие? Кто внушил человеку подобное? Остаётся полагаться на людей Богом избранных. Тех, кто от мирской суеты в пустынные места уходит, ничего для себя не требуя.

Мудрено ли, знакомясь с житиями святых, видеть самоотречение их. Покидают они человеческое общество, предпочитая жить в глуши, куда не дойти человеку волей слабому. Существуют в ограничениях, ничего не дозволяя и предпочитая оставаться строгими к слабостям. Побуждают они тем на подвиг других, не считая оное подвигом. Удаляясь, тем неизменно к людям таковые святые мужи приближаются. Открывают отречением сердца и души, за наставников их принимают отныне. Тогда только выходят к людям они, возводя из пещер монастыри, заводя братию и исполняя мольбы прихожан, к ним обращённые. Всего этого не избежал Иона, ставший впоследствии архиепископом Новгородским, ибо заслужил то право. Неизменно должен был быть брошен жребий перед этим, как тогда среди христианствующих святых отцов полагалось, дабы провидение определило, кому следует стать пастырем по воле на то Божией.

Моровая язва — одно наказание, пришедшее в Новгород при Ионе. Умирали люди тысячами, не зная от неё спасения. От чего она случилась? Чьи грехи обрушили гнев на познавших покой? Пожинали новгородцы урожай тогда богатый, вели дела успешно и бед не знали, всему находя объяснение. Но язву объяснить не могли, если и принимая, то в качестве посланного свыше наказания, дабы веру их испытать. Обратился тогда Иона с молитвою, предпринял ход, после чего более не зверствовала хворь прилипчивая, ушла в небытие и дала от боязни смерти отдохновение.

Есть свидетельства — обладал вещим словом Иона. Если говорил, будто будет определённым образом, так оно и случалось всегда. Не одним этим он в веках славен поныне. Когда умер Иона, то сорок дней не хоронили тело его, а когда решили похоронить, увидели его тело, тленом не тронутое, дурного запаха не источающее, и хоронить не стали, не похоронив и до той поры, покуда «Повесть об Ионе» в летописи записана не была.

Память об архиепископе Ионе могла сохраниться и по причине желания новгородцев хоть в чём-то остаться обособленными от Москвы. Если не правом на распоряжение имеющимся, тогда правом иметь собственную историю и важных деятелей прошлого.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кругом бред, однажды уверовал Мережковский. О чём не думай, здравого смысла в том не найдёшь. Допускаются любые предположения, неизбежно лишённые адекватного их осмысления. Если не ты, то кто-то другой найдёт признаки невразумительности. Поэтому допустимо говорить о чём угодно, всё равно будешь принят в штыки. Но найдутся и те, кому твои идеи покажутся близкими к истине или правдивыми. Осознав это, Мережковский приступил к написанию цикла заметок, в 1910 году объединив в сборник под названием «Больная Россия». Вот их перечень: Зимние радуги, Конь бледный, Иваныч и Глеб, Головка виснет, Семь смиренных, К соблазну малых сих, Сердце человеческое и звериное, Елизавета Алексеена, Пророчество и провокация, Свинья Матушка, Земля во рту, Когда воскреснет, Аракчеев и Фотий.

Людям свойственно заблуждаться. Яркий пример — строительство Петром города на Неве. Думая о могуществе страны, он умащивал человеческими костями окрестные болота. Строя на горе современников, Пётр ждал извлечения выгоды в лице потомков. Допустимо таковое деяние охарактеризовать бредом, поскольку будущие поколения найдут, благодаря чему у них удастся в той же мере успешно изводить человеческую плоть, орошая землю кровавыми слезами, так и не сумевших собрать урожай славы, опять же из-за дум о благе для будущего. Круг постоянно замыкается, не позволяя добиться желаемого. Вместо старания улучшить жизнь в настоящий момент, всегда обращают взоры на день грядущий.

Дабы помочь человечеству понять жизнь, существует философия. И это Мережковский принимает за бред. Каких только предположений не найдёшь, неизменно встречая расхождения в понимании действительности. Всякий мыслит угодным ему образом, не приближая людей к познанию настоящего. Кто-то трактует мир исходя из чувств, другой — из виденного, третий — отталкиваясь от самого себя. Какого не возьми мыслителя, каждый норовит обнаружить нечто новое, отрицая прежде измысленное, повторяя тем самым имевшее в суждениях раньше. Не понимают философы — философия умерла, теперь родившись и заново переживая некогда уже имевшее место быть. От этого не спастись, философия постоянно будет приходить к нулю, неизменно начиная новое движение, должное закончиться всё тем же результатом.

И вот Россия в замкнутом круге бреда. Не вырваться ей и не возвыситься над настоящим. Говорят: народ её должен обрести свободу, требуется революция. И революция случится, ибо к тому народ побуждаем обстоятельствами. Как не рассуждай, какие слова не приводи в оправдание происходивших накануне падения Российской Империи событий, всё равно ничего хорошего от этого ждать не следует. Тут можно заметить, что Мережковский как в воду глядел. Никто теперь не скажет, будто он ошибался. Общество бредило лучшей жизнью, осуществив желаемое и утонув в большем количестве крови, нежели пролилось при царском режиме.

Нужно ли прибегать к пророчествам? Предсказанное требует исполнения. Говоря жаркие речи, предвещая неизбежное, человек тем устраивает провокацию. Жизнь меняется, направление движение мысли устремляет к осуществлению должного наступить. Тем самым пророчества несут разрушительную силу, убеждая человека в должном произойти, тогда как ничего тому не способствует, кроме веры людей в необходимость лицезреть исполнение пророчества. Вольное отступление от основного хода рассуждений, но укладывающееся в общее представление. Предсказывая лучшую долю завтра, человек никогда не сможет достигнуть её сегодня.

В истории хватало деятелей, ведших будто бы праведную жизнь или самодурствующих, одинаково желающих видеть им потребное. Каждый хотел разного, иначе трактуя необходимое, нежели то считалось общепринятым. Потому и известны имена радетелей за перемены, тогда как сторонники сохранения имеющегося чаще всего оставались безвестными.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Жил на Руси юродивый Михаил, по монастырю Клопским названный. Происхождения неизвестного был, а то и происходил от лица знатного. Отрешился от мира, поступив своеобразным образом. Не взял он обет молчания, иначе истолковав необходимость придти к смирению. Стал он повторять слова других, к нему обращённые. Спросят имя его, он спросит в ответ, слов не изменяя. И так во всём, отчего нельзя было понять, что он из себя представляет. Так бы и жил в монастыре, почитаемый за усердие своё, не узнай его однажды пришедший. Да и нет доказательств, будто действительно узнанным юродивый был, ибо молчал о себе, продолжая за другими повторять. Повесть о том сохранила свидетельства, о самом монастыре почти никаких сведений не сохранив. Но память о Михаиле Клопском жива, о том есть сообщения, чудесами прозываемые.

Первое чудо — пришествие Михаила в монастырь. Второе — избавление от разбойников. Сказывают, пришёл нуждающийся в еде, просящий помощи, прося оказать оную и его товарищам. Когда согласись в монастыре помочь, привёл тот ещё многое число людей, и было у каждого из них оружие. Собрались они ограбить братию, сперва всё же еды истребовав. А как наелись — свело животы им. Возопили о целебном напитке каком, лишь бы унять нестерпимое. Нашли для них решение, пусть постриг примут. И свершилось чудо — унялась боль. Так бывшие разбойники приняты были в число монастырских служителей.

Третье чудо — чудо узнавания. Узнан оказался юродивый, Михаилом он звался, как оказалось. И возросло к нему уважение братии, поняли они, какой человек к ним в обитель пришёл, насколько сильна воля его и самоотречение, ежели о жизни сытой предпочёл забыть, отдавшись для дела Бога служению. Это ли не чудо, коли знатный человек отказывается от мирской суеты, предпочитая усмирять плоть и помыслы свои?

Но не всегда Михаил юродивым сказывался. Вёл он и речи разумные, когда того требовали обстоятельства. На запрет правителя земель рыбу ловить, где монастырь находился, сказал он ему предостережение, погрозив рук и ног немощью. И случилось чудо, для князя неприятное, онемели конечности, чувствительность утратив, став недвижимыми. Осталось выпрашивать у монахов прощения. Целый год пришлось слёзно молиться, дабы самому поправиться. Посему ещё сильнее зауважали монахи Михаила, видя в нём человека Богу угодного.

И дабы понять, насколько Михаил являлся божьим человеком, следовало привести свидетельство о его чудодейственной силе, помогающей людям, стоит к нему обратиться с молитвою. Когда умер юродивый, некий купец терпел бедствие на воде, бурей терзаемый. Вот уже судно его должно на дно отправиться, как вспомнил купец про Михаила, к нему обратив молитвы свои. Утихла стихия, вода сгладилась, небо от туч очистилось, стал ясен и светел горизонт. Это ли не чудо, требуемое для признания особого положения Михаила Клопского среди христианских святых.

Сие житие знакомит с деяниями мужа древности, отрёкшегося от мира и жившего согласно представлениям о благости. Не делал он большего, нежели требуется человеку. Во всём себя ограничивал, в том числе и в словах, найдя им требуемое для них применение. Положение юродивого позволило совершать всё ему угодное, но никогда не для претворения в жизнь поступков лишних. Всему своё деяние требовалось, о чём Михаил не мог забыть. Правда на его стороне оказывалась. Пусть говорят, что надо подставить вторую щёку, когда ударили. Михаил подставлял, но и в ответных мерах себя не ограничивал.

Автор: Константин Трунин

» Read more