Tag Archives: литература франции

Гарун Тазиев «Встречи с дьяволом» (середина XX века)

Вулканология — достаточно молодая наука, изначально считавшаяся геологами несерьёзной. Ну кому может быть интересен выплеск горячего вещества через трещины между тектоническими плитами, ведь гораздо интереснее предполагать то, что может находиться в недрах планеты. Пока человек стремится в космос, толком не освоив океан, он совсем забыл о содержимом своего родного мира, куда доступ закрыт ещё на долгие века вперёд, покуда наука не сможет наконец-то дать ответ на особо важные вопросы о строении земного шара: лишь предположения и ничего больше. Вот и приходится удивляться, что извержения вулканов долгое время никем не принимались всерьёз, поскольку выброс пород мог служить богатым источником информации о процессах, происходящих под земной корой. Гарун Тазиев стал вулканологом случайно, будучи рядовым геологом, чья цель была в первую очередь направлена на поиск определённых типов пород, но всё решило одно из извержений в центре Африки, с чего предлагаемый читателю сборник и предлагает начать путешествие по таинственным закоулкам неизведанного.

Кто же такой Тазиев? По национальности от практически татарин, а по духу — француз. Его родители рано покинули Российскую Империю, оставив советскую власть большевикам, а сами перебрались в традиционные для эмигрантов места. Так и стал Тазиев геологом. И суждено ему было проследить развитие вулканологии практически с самого зарождения, отчего его очерки читать ещё интереснее. «Встречи с дьяволом» и начинаются с того, что Тазиев делится романтикой извержений, когда вокруг тебя летают вулканические бомбы, израненные острыми вулканическими осколками стопы изнемогают о жара почвы, а бурлящая лава наблюдается под заранее выбранным углом. Со стороны это кажется таким обыденным и будничным, а приключения автора чем-то далёким, но достаточно вчитаться повнимательней, как перед глазами предстаёт вся разрушительная сила природы, уничтожающая всё вокруг себя. Задумывался ли когда-нибудь читатель, отчего люди с упрямством баранов продолжают жить вблизи вулканов, иной раз погибая селениями и регионами от ожидаемого катаклизма? Тазиев легко даёт ответ — нет более плодородного слоя земли, что остаётся на местах бывшего извержения. Вот так и соседствуют рядом жизнь со смертью.

Когда Тазиев стоит у жерла вулкана, он не только чувствует подъём душевных сил, вспоминая вулканологов древности, а также всевозможные виды вулканов, среди которых существуют просто монстры, чья проснувшаяся активность когда-нибудь сотрёт с лица планеты всё живое, Тазиев размышляет о своём прошлом, иронизируя над мечтой детства о полярных экспедициях, только вместо запредельного минуса он претерпевает ещё более запредельный жар в самых отвратительных условиях для исследований. Раньше исследование вулкана — это целое приключение, когда надо идти пешком, прорубаться через заросли, нести на себе большой груз, терпеть лишения, а также умирать от голода и жажды. Теперь — приятная прогулка в компании отчаянных людей, кому неведом дух первопроходцев. Это и радует в жизненном пути Тазиева, ведь читатель не только смотрит за извержением вулкана глазами автора, но и идёт к нему ногами автора, а также убегает от лавового потока, прорубая себе путь длинными ножами с помощью рук автора, а уж про урчание желудка от одной галеты в день и противной ложки соли с горкой, убивающей желание пить на сутки, и говорить не приходится.

С удивлением читатель узнает о том, что в разных местах лава различна. Два соседних вулкана могут иметь разный состав исторгаемых пород. Исландские вулканы, например, отличаются самой жидкой лавой, когда магма может найти выход просто из трещин в земле, не пользуясь ранее проторенной дорогой. Иные вулканы имеют настолько вязкую лаву, что их разрывает изнутри, потрясая окружающие области. Всем известно извержение Кракатау, после чего вулкан уменьшился в два раза, а взрывная волна обошла вокруг Земли более десяти раз, одарив атмосферу пылевой взвесью, от которой несколько последующих лет случалась крайне отвратная погода по всей планете, снизив урожайность и заставив людей голодать. Самым страшным следует считать ядовитое газовое облако, впервые обнаруженное в начале XX века, когда за три секунды с вершины вулкана спустилась смерть, разом убив тридцать тысяч жителей. Хорошо себя может чувствовать только житель центра Евразии, где вулканов нет. Остальные же сталкиваются с постоянной угрозой мгновенного уничтожения. С особым удовольствием Тазиев рассказывает об Этне и тех глупых бюрократических препонах, о которые ему много раз приходилось спотыкаться.

Самым примечательным очерком следует считать путешествие Тазиева с капитаном Кусто для исследования Красного моря. Он далёк от изучения вулканов, и больше касается всё тех же бюрократических препонов в мусульманских странах. Но и для себя читатель найдёт много интересного. Красное море лучше считать заливом Индийского океана, в него не впадают реки и оно считается самым прозрачным солёным водоёмом на планете. Тазиев знал заранее о предполагаемых тектонических разломах, что он и обнаружил на морском дне, но на аравийском полуострове он не смог ничего исследовать из-за многодневных задержек далёкого от современности средневекового пустынного общества. Там же Тазиев впервые столкнулся с рабством, ещё не отменённым к тому времени. А также подивился податливости местного населения американскому влиянию, когда за красивыми въездными воротами открывается картина с кока-колой по жизни. Обидно стало Тазиеву во время исследования Красного моря ещё и от того, что якобы вулканические острова оказались плодом деятельности живых организмов, что дало ему возможность предполагать поднимание и опускание земли. В целом, читается интересно, и очень даже было приятно побывать в компании легендарного Кусто, совершая погружения на дно, увиливая от кровожадных акул и испытывая недостаток кислорода из-за неумелого обращения с аквалангом.

Спасибо тебе, Гарун. Твои увлекательные рассказы было очень интересно читать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Луи Буссенар «Капитан Сорви-голова» (1901)

Англо-бурская война 1899-1902 годов — это прообраз последующих мировых войн, когда на территории южной Африки были задействованы силы многих государств, где помимо основных противников в виде Англии и бурских республик замечены французы, немцы, русские, шведы и прочие. В боевых действиях применялись бронепоезда, пулемёты, окопы и колючая проволока. Англичане возродили тактику выжженной земли, применяемой для уничтожения гражданской инфраструктуры, и впервые во время боевых действий стали сгонять местное население в концентрационные лагеря, чтобы сильно развернувшееся партизанское движение не получало помощь. В такой кровавой круговерти вопрос независимости от метрополии был поставлен только из-за того, что юг Африки богат алмазами и золотом, вследствие чего на эти земли хлынул новый поток золотоискателей, а далее первая война, потом вторая, в итоге загублено порядочное число людей.

Луи Буссенар предлагает читателю почувствовать тяготы жизни партизанских отрядов, особенно тех, что были составлены из лиц сочувствующих угнетаемым молодым государствам, не желающих терпеть над собой чужую власть. Компания партизан будет иметь интернациональный состав, возраст многих участников ещё не перешагнул порог совершеннолетия. Кто-то пошёл на поиски приключений, иным просто на кусок хлеба не хватало, а главный герой и вовсе является ветераном клондайкской лихорадки, что не может жить без приключений. Совсем не имеют значения причины разгоревшейся войны, главное помочь нуждающимся — от этого и исходит Буссенар, давая выплеск эмоций застоявшейся без дела французской крови, склонной к приключениям на стороне, особенно, если можно что-то противопоставить старому врагу своей страны. Только не делает на этом Буссенар акцент. Просто собралась компания: сама себя организовала, придумала гимн, разработала кодекс поведения, практически став государством в государстве, где каждый житель готов жизнь отдать за общее благо. Нужно прожить ярко — это и есть основной стимул для действий.

Сюжет книги выстроен вокруг мести за смерть приёмного отца одного из юных повстанцев, пострадавшего за, как бы сейчас сказали, террористическую деятельность, направленную в качестве ответной реакции на выжигание земли мерами аналогичного проведения мероприятий по ослаблению сил соперника. Буссенар блестяще показывает чувство патриотизма и желания быть полезным обществу, не стараясь как-то это объяснить, но с жаром приводя примеры необходимости продолжения борьбы за карательные действия против любого акта несогласия. Читателя ожидает железная логика по искоренению конкретных лиц, виновных в вынесении смертного приговора. Только задача эта не из лёгких, для чего придётся изрядно постараться, проводя порой операции, сравнимые с вылазками бравых коммандос: малым количеством с максимумом смекалки и 100%-ой вероятностью на успех.

Конечно, «Капитан Сорви-голова» — это литература эпохи романтизма современности, пришедшего на смену романтизму прошлого. Буссенар жил во время англо-бурской войны, и может быть даже принимал в ней какое-то участие, поэтому он как можно точнее отразил ход войны, сделав всё возможное, чтобы о происходящих событиях узнало больше людей, особенно тех, кто не читает утренних газет. Книга написана в духе отчаянных приключений, в ней нет нотаций, а просто наглядно показывается юношеский максимализм в действии.

При чтении книг Буссенара удручает то, что его книги очень быстро забываются, а сюжет остаётся в голове только в виде маленьких штрихов, да и те не дают о себе знать, если целенаправленно не заставить себя обратить внимание на когда-то прочитанную книгу. Наглядность должна быть превыше всего, только автор подошёл не с той стороны, которая нужна взрослому читателю, зато дети будут в большом восторге.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Анн и Серж Голон «Анжелика и её любовь» (1961)

Цикл «Анжелика» | Книга №6

В таком неспешном растянутом повествовании тянутся годы. Уже минуло пятнадцать лет по внутреннему хронометражу с момента окончания первой книги, а Анжелика упорно продолжает поиски мужа, успев за это время позаигрывать с Людовиком XIV, выйти замуж, нарожать детей и устроить революцию в одной из провинций; о её скитаниях по Средиземному морю даже не стоит упоминать, ведь каждый уж точно знает, что Анжелика попадала на аудиенцию к султану, попутно участвуя в торговле рабынями, знакомилась с мусульманскими нравами и особенностями жизни христиан на африканском побережье. Голоны охватили практически всё, что только могло произойти в XVII веке, забыв лишь о матросских бунтах да о житье французских эмигрантов в Новом Свете. И вот оно долгожданное приключение в виде очередного многострадальному круиза на большом корабле в компании с буйными протестантами, отчаянной командой и… да-да… с самим Рескатором, который оказался в итоге именно тем, кем читатель его представлял себе ещё во время их первого знакомства с Анжеликой.

Сюжет многословен — от этого никуда не уйти. 1960-61-ые годы были для Голонов особенно ударными на творческие задумки, одаривших мир художественной литературы сразу тремя полновесными романами о похождениях французской авантюристки. Всё было бы просто замечательно, не прими сия эпопея вид переваренного мыла со слишком слащавыми нотками и чрезмерными пенящими свойствами. Когда читатель смирился со смертью многих людей, чья судьба подкосилась во многом из-за прыти самой Анжелики; теперь читатель будет наблюдать за их постепенным возрождением из пепла. Как только не материализовался на страницах книги мужчина с отрезанным достоинством? Видимо, это было бы сверх всяких норм принятия сюжета. В прошлое ушли многие основные действующие лица, уступив место другим временным персонажам, не блистающим какой-либо харизмой, но вносящих важные детали в повествование.

Благополучно сбежав от королевского гнева, Анжелика замечает, что последние пять лет жила плохо от своей же глупости, а теперь ей предстоит всё наверстать. Только за пятнадцать лет мир изменился, а разошедшиеся пути уже не могут сойтись обратно. По крайней мере, они не могут сойтись сразу же да без лишнего размусоливания ещё на несколько книг. Голоны просто обязаны показать укрощение строптивой и дерзкой девушки, давно определившей для себя своё отношение к миру, обязанному находиться у её ног. И вот когда цель достигнута, то куда двигаться дальше? Разве только мирно дожидаться ближайшего берега, после высадки на который и предпринимать дальнейшие действия. Но нет спокойствия на судне атлантическом, где сталкиваются интересы новоявленного плантатора и выбранной им для работ, случайно подвернувшихся под руку, группы лиц.

«Анжелика и её любовь» — это мост между Францией и Новым Светом. Старая жизнь должна быть забыта, а новая принести свежую порцию впечатлений. Впереди кровожадные индейцы, хождение по ничейной территории, множественные войны… и, конечно, всё будет под контролем зеленоглазой многодетной женщины, чья красота пленила христиан и мусульман. Будем ждать нового ухажёра в виде сурового вождя одного из индейских племён. Всё-таки, усидчивый читатель ещё не прочитал и половины всех книг, чтобы делать какие-то окончательные выводы о жизни столь блестящей женщины. Есть очень много вопросов о неувязках в сюжетных линиях, когда неясно многое. Впрочем, Голоны частично рассказали о похождениях якобы умершего. Осталось услышать истории остальных.

Так много приключений для одного человека, такая непростая судьба. И совсем не о любви писали Голоны, её весьма мало, если Анжелика всё-таки является женщиной — слишком часто отражается её мужское начало.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Морис Дрюон «Лилия и лев» (1960)

Цикл «Проклятые короли» | Книга №6

Вся жизнь — это суета, длящаяся медленными шагами, покуда не осознают потомки скоротечность событий прошлого. Желание урвать кусок от пирога побольше, содержащий начинку повкуснее — точно такая же суета, характерная для одного краткого момента, грозящего только тем, что кусок может развалиться, огорчив не только того, кто за него боролся, но и тех, кто в итоге останется вообще без пирога. Если пытаться понять содержание «Проклятых королей», то первой приходит мысль именно о тщете всех окружающих нас процессов и цикличности происходящих событий, замешанных на человеческой неистребимой натуре к притягиванию к себе всевозможных проблем, связанных с желанием иметь все блага именно сейчас, не задумываясь о завтрашнем дне. Ведь жизнь даётся только раз, значит и прожить её надо с комфортом именно для себя, чем люди занимаются постоянно. А мы, потомки, с укором смотрим на их дела да пытаемся осуждать. Только имеем ли право, не задумываясь ни о чём, кроме чем сегодня набить желудок да как найти более дешёвые варианты. Во многом именно об этом думают все умирающие на страницах «Проклятых королей», и всем Дрюон вкладывает в мысли повторяющиеся слова, передёргивая практически каждую возможность для появления других слов. За писателем имеется такое право — трактовать свою собственную философию, не стремясь задуматься о настоящем действующих лиц.

Шестая книга в цикле продолжает раскрывать для читателя историю Франции XIV века. Проклятие тамплиеров, высказанное в адрес Филиппа IV «Железного короля» Красивого в итоге приведёт к Столетней войне. Но читателю это неизвестно. Цикл читается, а неведомая жизнь французов, англичан и итальянцев раскрывается перед тобой. Лишь «Лилия и лев» расставляет акценты, став последней книгой (по планам Дрюона), не считая последовавшей, но спустя много-много лет. Дрюон честно открывается перед читателем, когда на смертном одре Робера Артуа со слезами говорит о смерти любимого героя, жизнь которого он прожил практически сам, стараясь с самой первой книги показать фигуру гиганта в полный рост её значения для истории. Обо всём этом читатель узнаёт только к шестой книге, отчего становится обидно, ведь внимание при чтении уделялось совсем не тем людям. И ведь пылал в душе гнев на Дрюона, когда большую часть книги он отдал под тяжбы Робера за обладание Артуа. Казалось бы, вот Филипп VI, первый в династии Валуа, что не был готов к принятию короны, идя по счёту четвёртым претендентом, покуда они все не погибли, предоставив ему возможность занять трон Франции; Дрюон со смаком описывает все ситуации, когда на трон может претендовать даже король Англии Эдуард III, сын дочери Филиппа IV, имея при этом больше прав, нежели сын брата, каким и являлся Филипп VI.

Цепочка всех событий приводит к началу Столетней войны. Дрюон начинает боевые действия, показывая дальнейшее развитие Робера Артуа, ставшего спусковым механизмом для стошестнадцатилетнего военного конфликта между двумя соседями, когда над Францией возникнет реальная возможность слияния с Туманным Альбионом, потеряв себя для дальнейшей истории. Дрюон не раз будет говорить о величии страны лилии, противопоставляя её стране льва. Франция крупнее, её населяет в четыре раза больше людей, даже власть короля является абсолютной, а не подобна урезанной версии, которой пользуются английские короли, вынужденные спрашивать разрешение для любого решения. Так уж сложилось, что Филипп VI стал терпеть поражения, уступив в итоге весь север страны. Но это уже не касается событий шестой книги цикла, она завершается не только смертью Робера Артуа, но и печальным концом Жана Посмертного, наследника дома Капетингов, чью жизненную нить Дрюон плёл с колыбели, наполнив цикл персонажами, не имевшими к власти никакого отношения, но чья судьба в итоге пересеклась, принеся только горе.

Одно мгновение творит историю; помните об этом, совершая тот или иной поступок.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Дюма «Изабелла Баварская» (1835)

Оригинальное название книги — «Хроники Франции: Изабелла Баварская». При этом Изабелла встречается в тексте не чаще, чем остальные действующие лица, а сюжет крутится вокруг нескольких эпизодов Столетней войны между Англией и Францией, где последняя продолжала терпеть притеснения от более слабого соседа да бороться за сохранение права считаться независимым государством. Годом написания книги считается 1835 год, тогда Дюма-отец ещё не вёл никаких дел с Огюстом Маке да и писательский талант только нарабатывался, поэтому не стоит удивляться читателю такой книге, где толком нет никакого сюжета, а повествование напоминает разорванное лоскутное одеяло, когда автор пытался орудовать иголкой с нитками, только действовал при этом неумело, проливая кровь, что остаётся только наблюдать за происходящим.

Удручает при чтении простое осознание того, что перед тобой именно историческая хроника с ненавязчивыми вкраплениями художественной обработки, когда исписав n-страниц реально произошедшими событиями, Дюма начинает живописать вокруг какого-либо определённого момента, уделяя этому очень много внимания. Начав роман с приезда во Францию Изабеллы, продолжает описание каждого задействованного лица, их одежды, их жестов, их обязанностей, их родственников, выстраивая цепочку, уводящую читателя куда-то далеко. Безусловно, дать больше деталей — это хороший подход, но во всём нужно знать меру, а вот этого-то у раннего Дюма нет. Другим удручающим моментом являются постоянные рыцарские турниры, которым посвящена чуть ли не треть книги, когда Дюма раз за разом будет во всех подробностях описывать жар пылающих схваток, от которых постепенно начинаешь закрывать глаза. У кого всё это почерпнул Дюма… уж не Вальтер ли Скотт был для него авторитетом? Если да, то всё становится понятным — очень похоже. Будто действительно Вальтер Скотт писал.

Столетняя война — не самая простая для описания тема. Слишком тяжёлые события происходили на рубеже XIV-XV веков. Дюма не берётся описывать истоки, но влетает ураганом в самый её разгар, обозначившийся ухудшением общего положения дел из-за начавшихся приступов безумства у Карла VI, что осложнило политическую обстановку. Вся тяжесть за судьбу Франции легла именно на Изабеллу. Только Дюма королеву лишь в название книги поставил, а сам с особым удовольствием описывал все приступы короля, находя в этом какое-то извращённое чувство радости. Понятно, Дюма всегда желал Франции добра, он и умер-то от известия, что Франция стала терпеть поражения в одной из войн. Можно понять всю его искреннюю радость от удачного стечения обстоятельств, позволивших Франции вернуть себе контроль над историческими областями да наконец-то поставить в угол Бургундию, знатно испившей крови. Именно в Столетнюю войну история Франции озарилась ликом Жанны д’Арк, которой Дюма мог посвятить добрую часть книги, но отчего-то он этого делать не стал, лишь изредка упоминая где-то народившуюся спасительницу. Зато Дюма опишет все горести Руана, бывший в осаде англичан, брошенный на произвол судьбы, покуда французская власть кормила его обещаниями помочь. Так и пал Руан, так и вышла на свет Жанна. Дюма был необычайно краток.

Уделит Дюма внимание турецкому вопросу, показав карательную экспедицию османов и гибель французской знати — вот именно тут можно проливать слёзы, если Дюма сумеет кого-то напугать кровавыми сценами расправ над пленными. Тяжёлая участь Франции расходится по всем фронтам. Пока гремит война с Англией, захватившей всю северную часть, люди продолжают мечтать об очередном крестовом походе, чтобы освободить угнетённые христианские страны за Чёрным морем. Только история давно изменила свой вектор, усилив внутренние противоречия самой Европы, более не имевшей возможности выступать единым фронтом против какого-то врага за какую-либо добрую цель. Покуда гремит война с соседями, значит пора отложить все другие дела в сторону. Только не получается. Обо всём этом Дюма расскажет в меру своего таланта.

К сожалению, Изабелла Баварская так и осталась неясной фигурой. Дюма слишком увлёкся историей, чтобы уделить внимание, казалось бы, главной героине.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Альбер Камю «Миф о Сизифе» (1942)

Много мыслей было в голове у Камю. Вот он однажды и решил выложить их на бумагу, поделившись своими размышлениями над причинами самоубийств и, набирающим популярность в культурных кругах, абсурдизме. Особой мудрости найти невозможно. Когда кто-то пишет об абсурде, то получается это у него всегда невразумительно. Попытаться объяснить непонятное можно более простыми примерами, но Камю не идёт по прямой дороге, предлагая обсудить различные проявления абсурда в культуре, но при этом трудно разобраться с самим абсурдом и причинами его появления. Те доводы, что приводятся для обоснования причин его возникновения в культуре — абсурдны сами по себе. Не может человек просто так переходить к абсурду, не испытывая для этого особой необходимости. Но так уж получилось, что абсурд стал набирать всё большую силу. Лично для меня, абсурд — это отражение достижений человека, когда культурой стали заниматься бескультурные люди, порождая именно тот тип творчества, который и принято называть абсурдом.

Каждый день приносит в жизнь всё больше абсурда. Включишь телевизор — с уст людей на экране срывается абсурд, который идёт на потребу дня. Откроешь газету — абсурдная информация, основанная на абсурдных предположениях. Берёшь женский модный журнал — каждая картинка является наивысшим проявлением абсурда, заретушированного и выставленного в чрезмерно сглаженном виде, от которого наших предков потянуло бы сравнить нынешний блеск с помойными отбросами. Но в наше подсознание так сильно внедрилось извращённое восприятие действительности, что мы сами генерируем абсурдный поток информации, принимая такие же потоки от других людей. Всё настолько погрязло в абсурде, что сам абсурд — уже не абсурд, а обыденность. Эволюция бездарности и лёгкой доступности — бич культуры. Теперь нет культуры… она осталась в прошлом.

Камю не говорит про абсурд, он говорит лишь про осознание его людьми. В словах Камю трудно уловить связи всех рассуждений, рассыпанных по строчкам каждой страницы бисерными вкраплениями. Крупицы разнятся по форме и цвету — общий итог работы выходит вполне удовлетворительным, но если браться за каждый элемент в отдельности — не можешь уловить ни определения проблемы, ни сути слов автора. Где-то Камю пытается свести всё к изменению личности человека, когда каждому индивидууму становятся присущи черты героя «Тошноты» одного известного писателя.

Годом издания «Мифа о Сизифе» числится 1942. В Европе гремела война, где уж тут не задумаешь над абсурдностью всего происходящего. Не зря Камю начинает эссе с мыслей о причинах, побуждающих людей совершать самоубийства. Камю видит в них чёткое понимание сложившихся обстоятельств, когда человек принимает осознанное решение для завершения своей жизни. Это делается не просто так, а по определённым причинам, далёким от безысходности. Но Камю настолько скуп на слова в эссе о самоубийстве, что вынести какую-либо точку зрения не представляется возможным. Самоубийство, впрочем, Камю не порицает, но и не призывает им завершать свои дела. Такая позиция у западного человека существовала задолго до Камю, будет существовать и после Камю.

Проблема подобных книг в том, что их содержание никогда не задерживается в голове. Они становятся лишь ступенькой в списке прочитанной литературы, из которых немного погодя уже никогда не получится что-то вспомнить. Была ли польза, и стал ли «Миф о Сизифе» откровением? Может для европейского читателя он таковым и был, но сильно сомневаюсь, чтобы кто-то воспринял тогда эти эссе за что-то от философии. Тут просто размышления над вопросами, которые так и не смогли дать окончательный ответ.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Анн и Серж Голон «Бунтующая Анжелика» (1961)

Цикл «Анжелика» | Книга №5

Обычно, когда автор ловит волну и пишет книгу за книгой, то выдаёт в итоге не качественный продукт, а что-то среднее. Примерно такая же ситуация сложилась с пятой книгой цикла про похождения Анжелики. Она стала промежуточным вариантом между восточными приключениями и первой ступенью для путешествия в Новый Свет. Обилие противоречивых моментов в книге превышает все допустимые нормы, отчего сюжет превращается в фарс, а отражаемые события не могут привлечь никакого внимания. Незначительный всплеск гражданского неповиновения во время правления Людовика XIV может заслуживать уважения, но не такого, которое пытаются показать Голоны в «Бунтующей Анжелике». В корне непонятна причина бунта, которого нет, а Анжелика просто превращается в подобие свиноматки, чья печальная роль быть объектом каждодневного насилия ротой солдат.

Противостояние королю протекает с переменным успехом. Если изначально Анжелика всеми силами стремилась в Версаль, то вдоволь наскакавшись по королевским садам, решила податься в бега за благоверным мужем. Патологические проявления любовной привязанности в Анжелике продолжают проявляться наиболее извращённым образом. Теперь она о муже вообще вспоминать не будет, хотя ради чего ранее страдала. Отношения с детьми по прежнему строятся по принципу матери-кукушки, которая подкидывает яйца в чужие гнёзда на воспитание, только Анжелика иногда к ним возвращается… всем бы таких понятливых детей. Элемент воспитания очередного ребёнка отметился непонятным сумбуром, где Голоны пытались показать отчаянную мать, но кто же из читателей это будет воспринимать всерьёз. Ребёнка всё равно кинут ради новых приключений, иначе у Анжелики не бывает. Про роту солдат не зря было сказано выше… Удивительная всё-таки Анжелика — настоящий фильтр мужского внимания, пропускающая через себя абсолютно всех встречных.

Все приключения в лесах, перестрелки, сражения, попытки выжить — это можно воспринять частью жизни героини. В голову не приходит внятных слов для правильной характеристики происходящих событий. Зачем вообще она затерялась среди гугенотов? При этом она уверяет в своей приверженности к католицизму — только о религиозных предпочтениях Голоны никогда ничего не говорили: Анжелика не посещала церковь, не обращалась к Богу, не молилась, даже в грехах не исповедовалась… хотя грехов за ней водится больше, чем на одну роту солдат. Вереница сомнительного образа жизни тянется за Анжеликой плотным шлейфом. Откуда же появилась религиозность?

Возможно, что Голоны просто хотели рассказать о незатухающих войнах вокруг веры во Франции, когда следом за ночью расправы над гугенотами пришло облегчение в виде склонного к их взглядам короля, чтобы потом всё снова стало сложно. У Людовика XIV был девиз «Один король — одна религия», которому он следовал до конца жизни, стараясь не замечать влиятельных лиц из круга гугенотов, которых в стране меньше не становилось. Голоны берут на себя смелость, вкладывая в уста одного из персонажей слова, что из четырёх судей трое являются гугенотами. Если всё действительно обстояло так, то понятно затишье. Пусть король думает об одном, главное не показывать ему свою приверженность, тогда не повторится Вальпургиева ночь. Зачем было во всё это впутывать Анжелику… да ещё и роту солдат?

Главное при чтении усвоить одно — всё решается в одном эпизоде на столе. Там будет Анжелика и… да-да… сплошь гусары. Ежели после таких происшествий многие мужчины бегут от подобных женщин подальше, о чём нам постоянно вещают другие писатели, ратующие за чистую и порядочную любовь, в которой не может быть места любой примеси разврата. А вот у Голонов иначе. Может быть просто век был таким… иные нравы.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Морис Дрюон «Французская волчица» (1959)

Цикл «Проклятые короли» | Книга №5

Пятая книга цикла выбивается из общего плана изложения событий — все художественные линии судеб Дрюон переплёл ещё в четвёртой книге, достигнув высшей точки. Последовавший после этого писательский застой позволил увидеть свет «Французской волчице», проявившей скорее отрицательные черты совершенства стиля Дрюона, нежели как-то особенно пролив свет на когда-то произошедшие события. Непонимание встречает с первых страниц, когда перечисление действующих лиц растягивается на многие листы. Дальнейшее чтение показывает правдивость таких мыслей. Дрюон не развивает действие дальше, а только концентрируется на описании конкретных сцен, имевших свою роль для истории. Причём, Дрюон раз описав героя повествования, обычно к нему уже не возвращается, делая это в редких исключительных случаях. Так и получается, что «Французская волчица» — скорее набор очерков, нежели полноценное художественное произведение.

Самое малопонятное — это игнорирование Дрюоном большого пласта произошедших событий после предыдущей книги. Ведь до этого автор отличался излишней скурпулёзностью к каждому дню, концентрируя внимание на всём. А теперь даже гибель королей не является поводом для отображения этого в книге, давая читателю общую картину произошедших событий. Ну умер король испив плохой воды из реки, что в этом такого интересного. Его же не отравили ирисками, да не пал он от клыков кабана на охоте. Правил же так, что остался никем непонятым. Даже имя постоянно выпадает из памяти, настолько Дрюон сделал его незначительной фигурой, а ведь был попредставительней, нежели растянутое на две книги полуторагодовалое правление Людовика X Сварливого.

Прошло семь лет. Дрюон решает оставить дела Франции внутри самой Франции: где Карл Валуа долго и нудно будет перечислять все пункты своего завещания, так и не воплотив при жизни свою мечту о какой-либо короне и о так и не собранном новом крестовом походе для борьбы за кавказские христианские государства; где новый Папа Римский будет продолжать вершить свою хитроумную политику; где якобы выживший наследник дома Капетингов наконец-то станет приёмным сыном человека из Ломбардии — всё это настолько незначительно, что Дрюон и не старается как-то раскрывать важность происходящих событий, просто удерживая старые ниточки, сильно подпорченные за столь продолжительный срок пропущенного к ним внимания.

Дрюон предлагает читателю перевести свой взор на Англию, где без малого пятнадцать лет влачит жалкое существование одна из представительниц Капетингов, выданная для сохранения мирных отношений в жёны Эдуарду II. Историки до конца не определились с сексуальной ориентацией Эдуарда II, поэтому не стоит слишком доверять Дрюону, делающего из короля беспардонного мужеложца, чью постель греет не королева, а придворные куртизаны. Не внушает доверия и восхваление Дрюоном английских палачей, рубящих головы одним ударом, когда все прекрасно знают, что эти мясники толком казнить не умели, делая это от случая к случаю и не испытывая на своих плечах всю важность возложенной на них обязанности. В жестоких нравах века автор покажет многое из того, от чего сердце будет противно сжиматься в камень, заставляя кровь колотиться о плотные стенки, пытаясь войти в одну из камер, чтобы продолжать циркулировать по организму, но камень вызовет только потемнение в глазах. Дрюон очень постарался со смаком описать каждую казнь, уделяя им всё своё внимание.

Безусловно, от «Французской волчицы» ожидаешь большего, чем в итоге получаешь. Это книга совсем не о том, что хотел бы видеть читатель, да и нравы тех времён Дрюон больше раскрашивает, нежели пытается хоть как-то правдиво донести.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Дюма «Шевалье д`Арманталь» (1842)

Александр Дюма из тех писателей, что предпочитали опираться при своей работе на уже произошедшие события, иногда что-то приписывая от себя: чаще всего, это дополнительные сюжеты, способные привлечь внимание читателя и наполнить произведение требуемой информацией, вроде любовной истории. Всегда возникает много вопросов, особенно когда читатель не просто так сел читать книгу, а уже имея за плечами кое-какую информацию о заданном историческом событии. Если «Асканио» не выдерживает никакой критики, не в силах что-то противопоставить оригинальным мемуарам Челлини, а «Граф Монте-Кристо» — полностью переработанная история одного нашумевшего дела, раскрученного во французских газетах, выведшая талант Дюма на новую ступень. При всём этом «Шевалье д’Арманталь» может вызвать интерес читателя, как художественное отражение малоизвестных событий времён регентства при малолетнем Людовике XV, о чём осталось довольно много автобиографических работ, неизвестных широкому кругу читателей.

Книга строится вокруг событий заговора против регента, получивших название заговора Челламаре, в честь испанского посла, которому испанский король поручил убрать с политической сцены неудобного регента, причём убрать наиболее кровавым способом. Получилось это или нет? Об этом читатель может узнать из любого исторического источника. В своей работе Дюма опирался преимущественно на мемуары баронессы де Сталь, на чьи плечи легла основная тяжесть по организации и воплощению заговора в жизнь. Люди, что ей помогали, также оставили после себя записи. Лишь записи королевского переписчика Бюва были обнаружены уже после написания книги, посему образ Бюва в книге остаётся полностью на совести Дюма.

Когда читаешь о дворянских дуэлях, то всегда думаешь — каким образом они себя все не перекололи, коли так остры были на язык, и также скоры на сведение счётов с жизнью. При этом становится непонятным тайный подход к сопротивлению действующей власти, если в обществе одобряется смелое высказывание в лицо всего, что тебя гложет в данный момент. Конечно, выступить против регента — весьма опасная для жизни затея, которая может закончиться очень болезненной смертью, только нужно быть последовательным до конца, а читая Дюма такой последовательности вынести невозможно. Всё ставится в угоду красоты описываемой картинки, помогающей во время поединка найти верных друзей на всю жизнь и верных врагов, доводящих до безумия своими галантными методами борьбы, раз за разом произнося слова оскорблений на протяжении ряда лет. Всё это поведение напоминает современных борцов одной постановочной борьбы, где с ринга летят слюни, идёт показная красивая драка, а в итоге можно сделать вывод только о произошедшем, но никак не задуматься об обоснованности и необходимости показываемого представления.

Вносит Дюма и обязательный элемент, без которого не может обойтись ни одна художественная книга — любовь. Для этого необязательно брать реальных исторических лиц — достаточно придумать своих. Как, допустим, ввести в сюжет персонажа, сделать его главным героем, назвать его именем книгу, наградить знатностью дворянского рода из бедной французской провинции, да уже привычной напыщенностью, да пустить его бродить по французским улицам, где он обязательно станет частицей жизни высшего общества, да обретёт ту самую любовь, от которой изначально будет всеми сила убегать. Все эти элементы много позже Дюма воплотит в другом, более известном, герое, а пока происходит разминка. И любовь главного героя по прежнему мешает чьим-то коварным планам, и вот всё поставлено близко к краху ожиданий.

«Шевалье д’Арманталь» — не самая плохая книга раннего Дюма. Уже можно найти многое из того, что Дюма потом неоднократно будет использовать во всех последующих произведениях. Для общего развития книга тоже подойдёт. Всё-таки наследие Людовика XIV представляет некоторый интерес, ведь мало кто из нас знаком не только с Людовиком XV, но и с его регентом, что был человеком широкой души и никогда не держал зла на заигравшихся в политику юнцов.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Альбер Камю «Счастливая смерть» (1971)

Какую бы книгу Камю читатель не взял в руки, везде он столкнётся со смертью. Смерть исходит не только из названия, если дело касается «Счастливой смерти», оно может подразумеваться, когда открываешь «Чуму» и находишь одну смерть за другой, переходящую в безудержный покос. Немного в стороне стоит «Первый человек», но и там смерть встречает читателя с первых страниц, где смерть — не заслуженный результат долгой и плодотворной жизни, а нелепая случайность в виде осколка разорвавшегося снаряда, пробившего чью-то голову. Стоит ли говорить, что известная истина о боязни человека всегда приводит к печальному результату: боязнь воды — утопление, высоты — падение, лифта, электричества, какого-либо заболевания. Камю постоянно размышлял о смерти, вот и подкараулила она его в самый неподходящий для него момент, оставив почитателям таланта новый повод для размышлений. Смерть Камю — результат его литературных достижений.

Если брать отдельно «Счастливую смерть» и пытаться найти в ней жизнеутверждающую суть, то таковой там может не оказаться. Книга является размышлением о смерти без оговорок, только Камю подводит разговор к однозначному выводу — жить хочешь вне зависимости от того, что тебя гнетёт и как бы не была плоха твоя жизнь. Иной человек готов лишиться зрения, только бы остаться в живых, вдыхая этот противный смрад своего естества, осознавая калечащую душу дефектность тела, выраженную в невозможности банального самообслуживания — в этом мире давно стоит забыть о своём существовании, платя деньги кому-то, чтобы он помогал тебе справлять естественные нужды. Камю бьёт по больному месту, не стараясь свести всё к эвтаназии, такое в его мировоззрении не просматривается. Он считает, что человек хочет и обязан жить, каких бы страданий это ему не стоило. Сколько бы не говорил тебе старый человек в лицо, что ему надоело жить, что он хочет поскорее умереть, однако для чего-то обращается к медикам, вызывает скорую помощь, сводя свои разговоры к очевидному факту желания избежать смерти.

Первая часть книги будет понятна читателю, гораздо труднее следить за второй частью, где Камю уходит в привычный для себя сумбур, позволяя читателю самостоятельно осознавать текст, содержащий какие-то мысли, но только какие и для чего. В аннотации к книге стараются свести разговор к диалогу с Ницше, только для этого надо быть профессиональным знатоком философии, для которого особенности взглядов Ницше являются вполне понятными, а слово «экзистенциализм» не меняет выражение лица с нормального на задумчивое. Речь перейдёт к темам любви, Алжира, преступления и наказания, к порывам и метаниям чьей-то души, впадающей в болезненные состояния, от которых вспоминается не немецкий опровергатель религиозных устоев, а русский открыватель загадочной русской души.

Современный читатель не найдёт в книге ничего нового, поскольку со всеми описываемыми событиями он сам постоянно сталкивается, благодаря средствам массовой информации. Камю не пытается как-то показать осознание смерти, давая читателю возможность самостоятельно определиться со своим отношением к этому неизбежному логическому подведению черты любой жизни, обречённого в один прекрасный день завершить свой путь. Будет это счастливая смерть или смерть насильственная — никто сказать не может. А говорить про смерть можно бесконечно долго, обговаривая подход к ней, аспекты её наступления и сам факт принятия.

Камю предлагает прочитать истории двух людей… всего двух людей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 22 23 24 25 26 27