trounin.ru

Определённо, рассказ «Коленчатые валы» в том или ином виде, но существовал до написания киносценария «Из Лебяжьего сообщают». Просто ныне трудно установить, предварительно не проведя изысканий, что чему и как именно предшествовало. Однако, читатель должен согласиться, всякий труд о Шукшине хоть в чём-то должен претендовать на самостоятельность высказываемых суждений. А ежели считать именно так, значит трактовать нужно, исходя из знакомства с произведениями. Так всё же: что считать за основу? Вполне логично пальму первенства отдать рассказу. Объясняется это просто — не доведённой до конца логичностью повествования. И снова — опять же — трудно делиться подобными суждениями, поскольку проза Василия на том и основывается, будучи переполнена жизненностью. Это может означать многое. Проще говоря, читатель всему должен давать собственную оценку, косвенно опираясь на становящееся ему известным от других.

В колхозе «Заря коммунизма» накрылись коленчатые валы. Не потому ли колхоз именуется «Зарёй коммунизма»? Не по причине накрывшихся валов, а от бессознательности людей, вроде стремящихся к наступлению светлого будущего, научившись главному — перекладывать ответственность на других. Потому и накрылись валы — от безразличия механиков. Им де без разницы, ведь без разницы всем остальным. Кто дал испорченное масло? С того и должен быть спрос. Иного выбора у них не было. Залили испорченное масло — накрылись валы, не залили бы этого — накрылась бы вся система. Читатель видит в повествовании сознательное вредительство. И читатель крепко задумывается, понимая, проблема исходит не с низов. Проблема опускается с самого верхнего уровня. Как же быть? Трудно измыслить для России выход из положения. Учитывая и то обстоятельство, что советские писатели начали активно писать о проблемах, которых прежде будто бы не существовало в Советском Союзе, якобы русский человек в тридцатые годы был совсем другим.

Ладно: решал читатель — всякое случается. И валы накрываются, и масло по недосмотру заливают испорченное. Где теперь искать требуемые для ремонта детали или сами валы? Должна помочь взаимовыручка. Рядом есть другие колхозы, стремящиеся к тому же коммунизму. Они не откажут. В действительности иначе. Ближайшим колхозом управляет председатель по прозвищу Каменный человек. У него и крохи не выпросишь. Отнюдь, он не скуп, просто знает цену всему, и разбазаривать припасённое на нужды безалаберных не собирается. Возьмись он каждому помогать — сам разорится. Скрепя сердце Каменный человек всё-таки одолжит валы. Не сразу это произойдёт. Но возврат валов он обязательно потребует.

До разрешения ситуации валы придётся искать на стороне. Главный герой повествования станет спрашивать едва ли не каждого встречного, в результате чего и сойдётся с тем злостным алиментщиком, который знаком читателю по киносценарию «Из Лебяжьего сообщают». Встреча произойдёт при несколько иных обстоятельствах и будет протекать не с той же степенью экспрессивности. Вынести суждений можно порядочное количество, как и во время просмотра фильма — сугубо негативных. Как бы не пришлось поймать мысль о не такой уж зловредности алиментщика. Просто он говорил открыто, не скрывая намерений, тогда как механики из колхоза «Заря коммунизма» поступали разве только не хуже, всего лишь не задумываясь, насколько их дела сходны с помыслами настроенных против коммунизма людей.

И сам Шукшин активно критиковал советский строй, точно не говоря — за него он выступает или против. И так становилось ясно: критики Василия удостаивают внимания не сложившиеся порядки в государстве, а продолжающие одолевать людей нравы. Разве с таким населением построишь коммунизм? Разве только и пробудешь на границе зари, не зная, ожидать рассвет или готовиться к вечной ночи.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Вновь Шукшин сталкивал в рассказе старое поколение и юное. Теперь он сообщал про деда с внуком, как отправились они с раннего утра на рыбалку и провели в общении до наступления позднего времени суток. Случиться с ними случалось разное, единожды дед едва не утоп, благо спасённый сноровистостью внука. По глупости, разумеется, дед запутался, разговорившийся не в меру. И внук его спасал, не прилагая мысли, действуя по наитию. Два сапога — пара: сказали бы про них люди. Может и говорили они так. Между ними малая разница. Заключается она в том, что дед жил по заветам предков, зная всё о с ним происходящем, ибо ту мудрость до него донесли наблюдательные отцы. Внук от него не отставал, умея и сам сообщить полезные сведения, которыми дед не располагал. Почему так? Всё-таки юнец учился в школе, в которую дед, надо полагать, не ходил.

Читатель каждый раз вспоминает — дед с внуком пошли на рыбалку. И Шукшин о том помнит, но ловить рыбу у героев повествования не получалось. Они шли вдоль реки и высматривали место получше. Какое бы не выбрали — всё не то. Где-то одна причина, где-то другая. Почему не тут? Мог спросить деда внук. И затягивал в ответ дед историю про утопленника, вроде как именно тут и нашедшего упокоение. А разве это мешает рыбачить? Для деда это очевидно. Он живёт верованиями предков, такой же суеверный, какими были они. Внук к тому склонности не имел, объясняя школьными знаниями. В самом деле, как утопленник может повлиять на рыбалку? Умер он давным-давно, может более полувека с той поры прошло. Да и дед не имеет уверенности, будто всё в здешних местах случилось.

Конечно, разговор о рыбалке порою лучше самой рыбалки. А выловленная рыба в чьей-то с жаром рассказанной истории, приравнивается к собственноручно выловленной такой же. Поэтому удить у деда с внуком не получалось. Они шли дальше, продолжая травить байки. В своих историях они насаживали червя на крючок, затем умело одолевая хитрость очередной речной обитательницы, в совершенстве владея мастерством рыболовов. Как обычно и случается — за теоретическими знаниями практические навыки могут не поспевать. Стоит ли удивляться, видя в героях Шукшина краснобаев, едва стоило им отважиться на ужение, как по воле случая удалось избежать трагедии.

Нет, ничего не огорчало героев повествования. Они продолжали перед друг другом строить всезнающих. Дед твёрдо знал, почему реки наполняются водой не только по весне, но и летом — по причине таяния снега и льда в горах. Знает дед и о земле, твёрдо уверенный — бывает она жирной. Внук не поверит ему. Разве возможно такое… жирная земля? Не маслом ли она вымазанная? Есть отчего читателю усмехнуться и взгрустнуть. Но дед передаёт внуку знания прежних поколений, которые юное поколение должно обязательно суметь принять. Прочему действительно научат в школе.

Как же всё-таки быть с рыбалкой? Солнце близилось к закату, улова не свершилось. Матери юнца останется развести руками. Честно говоря, она и не ожидала пойманной демагогами рыбы. Шукшин ввёл её в повествование специально, так как, без вмешательства в происходящее нового лица, поставить точку в рассказе не получалось. Вместе с тем, читателю преподносилась суть содержания, характеризующаяся многословием без какого-либо результата. Только читатель и сам понял, что результат не всегда зрим — порою он сугубо умозрителен.

Автор: Константин Трунин

» Read more

О селе без слёз не скажешь. И не по наличию каких-то причин, а в силу привычки думать о сельских жителях не в лучших чертах. В самом деле, отчего бы не взъесться на деревенский образ жизни? Казалось бы, Шукшин с таким трепетом относился к далёким от крупных городов поселениям, вместе с тем рассказывая довольно неприятные вещи. Пусть то он делал с юмором, но ведь делал. Вместе с тем, Василий понимал, сельский житель сельскому жителю рознь. Не из села ли вышли герои его произведения, первоначально названного «Перед полётом»? Для читателя разворачивается полотно, где двое — внук и его бабка — обсуждают, каким образом ответить на письмо, присланное им с приглашением прилететь на самолёте. Послание отправил сын бабки — лётчик-герой. Надо понимать, некогда бывший таким же сельским жителем. Получается, село способно давать стране замечательных людей, только продолжают жить и те, кто не склонен изменять уклад, прежде существовавший веками.

Представленная вниманию бабка — сама по себе анахронизм. Откуда Шукшин её такую вообще взял? Этой бабке неведом телеграф. Она думает, будто телеграммы требуется писать с той же основательностью, какая полагается для писем. Что уж говорить про самолёты? Существует и многое из того, к чему бабка и близко не подойдёт. Хотя Шукшин и не говорит, чтобы не перегружать повествование, да должно быть ясно — сия бабка испужается и автомобиля. Ещё удивительны познания в существовании поездов. Читатель уже начинал думать: бабка поедет до аэропорта в Толмачёве на телеге… и никак иначе. Впрочем, Шукшин не желал излишне прямолинейного понимания текста. Отнюдь, читателю полагалось увидеть старого человека, не успевшего подстроиться под изменяющийся мир.

Возможно — только возможно — в качестве предположения — Шукшин отвечал собственному прошлому. И он — выходец из села, уроженец Сросток, тогда ещё относившихся к Сибирскому краю, весьма далёких от административного центра Новосибирска, пускай и недалеко от Бийска — одного из самых старых городов Юго-Западной Сибири. Теперь для Василия наступала пора новых возможностей, и воспоминаний об обидах. Поскольку нет ничего лучше сарказма, к оному он и решил прикипеть, позволяя читателю вволю посмеяться над заблуждениями сельских жителей. Вроде бы ничего особенного, да некоторым деревенским могло стать обидно. Как знать, не подвигло ли то их позабыть об одолевавших их страхах?

На селе хватает разных жителей. Есть среди них бывалые — ходившие по городам и весям, вернувшиеся продолжать жить старым укладом. Всегда к ним и идут за советом. А они не говорят доброго, лишь заставляют больше сомневаться. Бабка могла вполне полететь, если бы знала дорогу. Ей укажут путь, дав заодно и наставлений, перепугав до смерти. Вся надежда оставалась на внука — единственного здравомыслящего человека среди деревенских. Парень знал премудрости городской жизни, ведал о правилах отправления телеграмм и самолётов не боялся. Только где ему переубеждать бабку? Оставалось смириться и согласиться поехать когда-нибудь потом на поезде.

Шукшин давал читателю уверенность — нужно не бояться перемен. Читатель может посмотреть на самого Василия. Вроде и представляется он сельским жителем, незнамо каким образом оказавшийся в числе городских, ещё и выучившийся на режиссёра и начавший снимать собственные киноленты по собственным же сценариям. А ведь мог остаться в Сростках, прожив жизнь, в итоге оставшись в памяти лишь поселян. Тому не суждено было оказаться именно так. Наоборот, Шукшин подал пример необходимости следовать за переменами, никогда не задерживаясь на уровне ранее живших поколений.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Другой мальчик из рассказов Шукшина — герой повествования «Племянник главбуха». Перед читателем ставилась проблематика понимания, когда происходит взросление. Установить то получится ближе к концу сообщаемой истории. Сначала Василий расскажет о неуживчивом характере молодого человека, всерьёз не считающего, будто профессия счетовода должна почитаться за полезную обществу. Тут сказывается и воспринимаемое за классическое советское мышление — почитания достойны люди труда и зримых свершений, а не работники, не поднимающие головы от стола с бумагами. Но понять это — очень сложно. И осознание взросления произойдёт совсем из других побуждений. До того момента нужно следить за представляемым для внимания сюжетом. Опять же, говоря о Шукшине, сюжет в его рассказах — вещь условная.

Человек, проживший жизнь, не пожелает близкому доли, не обещающей ему ничего, кроме трудовых свершений. Разумеется, хорошо, когда твоё имя используют репортёры для воспевания очередного подвига. Но как это помогает в жизни? Действительность времён Советского Союза воспитывала угодное государственному строю поколение, с чем юные граждане не спорили, стремясь соответствовать. Потому и герою повествования Шукшина казалось лучше встать за станок или прослыть за лучшего в стране конюха, лишь бы не оказаться в числе счетоводов. Он юн, что его и оправдывает.

За юный возраст главного героя говорит его отношение к противоположному полу. Никакого уважения или трепета у него не возникает. Женщин в бухгалтерии он именует довольно обыденно — дурами. Своё мнение он изменять не собирается. Разве станет адекватный человек тратить дни на бесконечные суммирования, вычитания, умножения и деления? И разве можно назвать упражнение с цифрами тренировкой? Ответ главного героя вполне очевиден. Он согласен тренироваться на турнике, но с цифрами тренироваться нельзя: такова его уверенность.

Читатель обязательно предположит исправление мыслей молодого человека. Женский коллектив должен изменить отношение к профессии счетовода. Кому-то ведь полагается пленить мальца? Но Шукшин не изменил своей привычке не доводить повествование до логического конца. Может по той причине, что логического конца существовать не может? Велика ли разница сказать, якобы племянник главбуха остановится на том или ином выборе? Можно подумать, он не успеет ещё порядочное количество раз переменить однажды высказанное мнение. Нет, Василий пошёл другим путём. Конечно, бухгалтерское дело главный герой забросит.

Так в чём же кроется его взросление? Снова выступает за главную побудительную силу мать. Станет известно об одном мужчине, вполне способном стать её мужем. Не значит ли это перемен в доме? И не значит ли это изменения отношения матери к сыну? В чём-то он определённо виноват, ежели мать решила искать другого хозяина, каковым себя только-только начал ощущать сын. В том и будет заключаться взросление. Оно характеризуется появлением ответственности. Может, осознав это, главный герой переосмыслит существование и вернётся к дяде, чтобы продолжать учиться искусству счетовода. Об этом читателю узнать не получится — этому не нашлось места на страницах.

Читатель так и не поймёт — было ли чего или не было. Одно устанавливается точно — счетоводом главный герой старался не стать. Прочее — домыслы, возможно имеющие отношение к настоящему, либо специально придуманные, дабы убедить в необходимости наконец-то взяться за ум и делать действительно полезное дело, пусть и воспринимаемое с огромным скепсисом.

Сообщит читателю Шукшин и собственное мнение об описанном. Вполне становится ясным, почему молодого человека отправили к дяде — он не должен был мешаться матери, решившей заново устроить личную жизнь. Тогда да — бухгалтерское ремесло стало для него отвлечением.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кому-то описываемое Шукшиным далеко. Чаще в географическом плане, но и в жизненном не менее далеко. А брался он повествовать о простом, нисколько не претендуя на оригинальность. Мог он вспомнить и себя. Именно так бы хотелось думать читателю, внимая сюжету рассказа «Далёкие зимние вечера», написанному в 1961 году, опубликованному несколько лет спустя, став заглавным для первого сборника Шукшина — «Сельские жители». Сообщал Василий о ситуации, случившейся с мальчиком, что вместе с сестрой ждал возвращения мамы. Тот мальчик — в меру шебутной ребёнок, живущий теми увлечениями, которые ему и должны быть свойственными. Такому мальцу сколько не указывай на благоразумие, он всё равно не поймёт, продолжая проводить дни в проказах. Но возвращение мамы домой — это особый случай, заставляющий забыть обо всём на свете.

От проказ мальчика с утра стояла на ушах школа. Только учитель выходил за дверь, как начиналось! Ребята бросали занятия и с увлечением играли в бабки. Лучше всех метал кости Мишка — главный герой повествования. А как он умело сморкается, как щурится и как мастерски бьёт при игре: загляденье. После школы не находит он покоя — проказничает. Может снести снежную бабу, без задней мысли. Это спустя десятилетия про него скажут, будто у него синдром дефицита внимания и гиперактивности. Тогда же — такое считалось нормальным для ребёнка. Не должен мальчик пребывать в спокойствии, никуда и ни к чему не стремясь. Но для него должен существовать авторитет, которому он будет беспрекословно подчиняться. Так как об отце и речи нет, то малец должен принимать и иную социальную роль, поскольку должен ещё заботиться о матери и о сестре.

Что до детей — они счастливы. Ничего они не хотят, кроме общения. Могут и голодными побыть, пока будет готовиться блюдо — именуемое пельменями. Принесла мать домой теста и мяса. Обидно, конечно, сразу это есть не станешь. Тем лучше! Закипит в семье работа. Сразу озадачатся отсутствием дров. Делать нечего, пойдут в ближайший лесок, рубить берёзу. С особой ответственностью подойдёт главный герой, пускай и малый годами, зато способный держать топор в руках и бить по месту, указываемому матерью. Где ещё найдёшь описание приготовления блюда, когда должен быть учтён столь немаловажный момент, как выбор дров? Да и не сваришь пельменей, не разведя огня.

Дело будет спориться. Мать заведёт с детьми разговоры. Сын покажет свою ответственность, сестра — наоборот — станет настаивать на свойственной ему безответственности. Главное во всём этом другое — сообщаемая Шукшиным атмосфера детства. Годы спустя это принимается за архаику. Но стоит ли говорить о перемене взглядов? Когда-нибудь описываемое Василием повторится, а где-то и поныне мать покупает тесто и мясо, зовёт сына пойти нарубить в лесу дров. Потому чаще всего и далёк от читателя Шукшин. Им описываемое словно безвозвратно ушло, хотя ничего навсегда канувшим не бывает.

Поверит ли читатель предположению о прямом отношении Василия к им рассказываемому? Не где-то приметил и решил записать, а прочувствовал и выдал за данность, некогда с ним происходившую. Не Мишкой того мальчика звали — сам Шукшин стал главным героем повествования. Впрочем, домысливать можно о чём угодно, многажды ошибаясь и оказываясь правым. Должно быть понятным — полной правды не знает и сам человек, о котором берёшься рассуждать. Василий мог отказаться и высказать другое мнение. Однако, оставим всё таким, каким тут измыслили.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Шукшин обязательно потом скажет — пишет он таким образом специально, поскольку иначе не мог рассказывать. Сама жизнь наполняла его прозу, либо проза как раз и соответствовала жизни. Как с человеком ничего определяющего не происходит, так и герои произведений Шукшина ни к чему себя не подталкивают, просто существуя, ведь им другого не суждено. Хорошо о таком писать и литературные произведения. Рассказы Василия становились основой для сценариев, да и сами сценарии порождали новые рассказы. Ещё не став талантливым прозаиком, Шукшин нашёл возможность написать сценарий фильма «Из Лебяжьего сообщают», известный ещё одним названием — «Посевная компания».

Читатель и зритель друг друга не поймут. Пока читатель узнаёт в происходящем на экране уже хорошо знакомые истории, зритель внимает всему с особым чувством. Даже интересно, какие эмоции овладеют зрителем, узнай он фрагменты из увиденного в рассказах, где действуют иные герои? В любом случае, отделить одного от другого трудно. Пусть между рассказами и их адаптацией, либо наоборот, можно провести границу — она окажется не настолько уж существенной. Если брать для рассмотрения «Посевную компанию», видишь, из чего Шукшин впоследствии сверстал рассказ «Коленчатые валы», хоть и написанный позже, но имеющий мало отличий от сценария фильма, снятого в 1960 году. Ежели это о чём-то и говорит, то только об умении Шукшина бережно относиться к имевшимся у него идеям.

Канва первого самостоятельного фильма не так сложна. Зритель должен был понять тяжесть посевной компании. Пока у некоторых горят сроки, другие страдают от семейных неурядиц. Всё равно страда останется за кадром. Иное должно беспокоить зрителя! Ладно, председатель выгнал наглого алиментщика, которому впоследствии наваляют за антикоммунистические воззрения, но как быть с судьбою простого ответственного человека, редко показывающегося дома из-за аврала на работе? А как помочь тому, кто говорит о проблемах другого плана? У товарища стоят машины, ибо не хватает деталей, вышедших из строя. Понятно, ко всему нужно быть готовым заранее. Однако, не каждый подготовит всё, обязательно о чём-то забыв. Вот потому кому-то нужны валы, а кому-то пора вспомнить про жену.

Есть у Шукшина и сентенция для зрителя. Его персонаж доставал со дна колодца ведро с водой и вручал его людям, отпив несколько глотков, сообщая, что всё в любви происходит с той же степенью необходимости. Что делать с ведром, успев напиться малым? Разумеется, придётся его опорожнить. Никто не станет пить лишнее! Вот и любовь — пара глотков устроит человека, тогда как больше того ему не требуется. И коли пришла пора расходиться, нет смысла продолжать удерживать рвущиеся нити. Стоит ли говорить, что председатель не сможет убедить героя, роль которого и исполнит Шукшин в экранизации. Плюнь на посевную компанию и наладь семейную жизнь. Но жизнь не стоит на месте, значит и человеку нет нужды останавливать должное произойти.

По идее, читатель ожидал увидеть, после описания семейной трагедии, погружение в будни трудового люда. Этого дождаться он так и не сумел. И был ли смысл о том Шукшину повествовать? Страда никуда не денется. По желанию или против воли, но советский гражданин выполнит долг перед собою и отечеством, честно оправдав возложенные на него надежды. А с семейным разладом предстоит разбираться потом, невзирая на упущенное время.

Кажется, для начала подход к изложению у Василия выдался излишне суровым. Вместе с тем, подход оказался переполненным от избытка обыденных проблем.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Куликовская битва — как миф, где мнимая польза не оговаривает последствий. Все знают о храбрости московского князя Дмитрия, посмевшего дать бой Мамаю, получив за то прозвище Донского. Что было после — представляет малый интерес. Да и тяжело говорить, когда плоды победы оказываются несущественными. Однако, потомку требуется иметь определённые представления о прошлом, чему и потворствовали писатели, вроде того же Сергея Бородина. На страницах развернётся битва на Воже, после случится и само сражение на Куликовом поле. На фоне этого будет показана история человека, желающего найти полюбившуюся ему девушку, чтобы вместе с нею попасть под натиск золотоордынцев на Рязань. И на выходе ощущение истинной стойкости русского народа, способного отныне сбросить иго. Было бы оно так, но Бородин о том предпочёл не рассказывать.

Любят писатели поднимать тему возвышения Москвы. Говоря об умении московских владетелей копить и набивать закрома полезным. Может забывают данные литераторы, сколько раз Москва опустошалась и сжигалась? И Кремль обносили камнем, бывший столь же непрочным, стоило врагу встать у ворот. Даже нет речи о том, что пусть кто-то возводил стены, до которых никому не было дела, пока они не начинали осыпаться. Со стенами Дмитрия Донского произойдёт похожая история, пока их через сто лет не задумают обновить. Имело бы то действительное значение. Нет, Бородин создавал определённый образ, показывая советскому читателю, каких вершин можно достичь, только бы сплотиться в единый кулак.

Требовалось облагородить Русь, ведь европейцы посмеивались над восточными славянами. Этому поможет создание благоприятного образа. Не просто Русь терпела необходимость платить дань Золотой Орде, а ради цели иной — уберечь Европу от продвижения монголов на север и запад. Бородин так и рассказывает, убеждая читателя. Для Сергея Русь — подобие фронтира. За её пределами раскинулись поля с кочевниками, от пыла которых европейцев уберегает сила оружия княжеств восточных славян. Никаких иных причин не оглашается. И сам Дмитрий Донской говорит, что за ум люди на Руси возьмутся позже, пока надо держаться друг друга и не жалеть жизни, оказывая сопротивление монголам.

Не любят писатели и затрагивать тему вхождения Руси в Золотую Орду. Редкий источник рассматривает исторические процессы, почти всегда отстраняясь от общей истории народов, покорённых завоеваниями Чингисхана, его детей и внуков. Как мало кто задумывается над политикой Рязани, постоянно искавшей выгоду на стороне Золотой Орды, поскольку случись конфликт, и выжигать первыми начнут поселения рязанцев. Отсюда недоразумения в понимании истории у потомка, критически воспринимающего действия рязанских князей, готовых поддерживать монголов в том числе и на Куликовом поле.

И тут встаёт двояко трактуемый вопрос, в той же мере игнорируемый Бородиным. На Руси не допускалось отказываться от клятвы. Ещё до монгольского завоевания считалось, ежили пленник бежал из заточения, он должен подвернуться ещё более гнетущему наказанию. Так и Рязанское княжество, выбрав в покровители монгольского правителя, не могло отказываться от клятвы. Неизвестно, как друг на друга смотрели жители из разных княжеств, только не могли они не понимать, насколько важно держать однажды данное слово верности. Какой из писателей об этом хоть раз задумался?

И как же происходила Куликовская битва? На страницах Сергея Бородина — практически мимолётно. Дольше искали среди павших Дмитрий Донского, делясь переживаниями о его постигшей участи. Прочее в произведении — мелкие детали, возможно способные заинтересовать и удержать внимание читателя.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Грабарь взялся рассказать об учителе. Около года он пробыл в мастерской Ильи Репина, прежде переезда в Европу. Спустя полтора десятилетия он задумался о необходимости осмысливать творческое наследие учившего его художника. И ещё два последующих десятилетия писал монографию, в итоге удостоившись за неё Сталинской премии. Так получается сказать вкратце. Но говорить о Репине нужно подробно, обязательно знакомясь с оставленными им рисунками и картинами. Всему этому Грабарь уделит внимание. Одно продолжит печалить читателя, в основном тогда ещё советского — после эмиграции талант Репина оскудеет, и сообщить там практически не о чем.

Репин вышел почти из крепостных. Отличие состояло в том, что он рос в семье военного поселянина, чьё положение мало отличалось от зависимых от помещика крестьян. Дабы было понятнее — проще вспомнить аракчеевские поселения. Отца Репин смог увидеть всего один раз, остальное время тот вынужденно находился вне дома. Очень рано в Илье проявился интерес к художественному искусству, его воспитывали талантливые мастера, чьи имена потомку знать необязательно. Впрочем, всё же следовало бы знать, кто ковал сей бриллиант. Для этого Грабарь отведёт отдельное место в повествовании. Всё же нужно проследить за другим — как Репин отправился поступать в Академию, уже имея собственный стиль. Тогда позиции Академии начали ослабевать, Крамской вёл разрушительную деятельность, создав сперва Артель, из которой образовалось общество передвижников. Было суждено, чтобы Репин с лаской был примечаем повсеместно, минуя всевозможные препятствия.

Грабарь не раз старается акцентировать внимание на изначально бедственном положении Репина. Художник показывался едва ли не нищенствующим. Репин перебивался рисованием портретов, получая за них от трёх до пяти рублей. Со временем ему станут платить и сто, и тысячу рублей, и даже за одну из работ ему будет выплачено тридцать пять тысяч рублей от заказавшего картину императора.

Ещё до заграничной поездки Репин задумается о тяготах трудового народа. Он начнёт работать над «Бурлаками». Это станет первым выступлением против Академии, предпочитавшей видеть работы на тему мифологии. За «Бурлаков» Репин получит от Третьякова четыре тысячи рублей.

Заграница не станет радостью для Репина. Вену он назовёт постоялым двором, где в музеях пылятся копии, причём плохого исполнения. Флоренцию похвалит за строгость архитектуры, но увидит лишь повсеместную скуку, её галереи набиты «дрянью». Рим станет для него отжившим и омертвевшим городом. Общее впечатление разбавит Венеция. Из Италии Репин решительно пожелает бежать в Париж, и тот ему тоже не понравится. Однако, придётся задержаться во Франции на три года. За это время Париж окажется привычным, перестав вызывать антипатию, всё равно не став приятным для жительства. Мешала и мысль о заработке денег. Академия средствами в требуемом объёме не снабжала. Осталось рисовать портреты. Очень помог случай сойтись с Тургеневым, чей портрет поныне воспринимается за основной — пусть и отобразил Репин Тургенева скорбящим. И уже в 1874 году, будучи ещё в Париже, Репин начнёт выставлять картины вместе с передвижниками.

Вернувшись в Россию, Репин подастся в Москву. Там проживёт до 1882 года и переедет в Санкт-Петербург. Он успеет побывать в качестве частого гостя в усадьбе Мамонтова — в Абрамцеве. Создаст такие замечательные картины, на одной из которых царевна Софья с грозным ликом взирает из монастырских стен, а на другой — крестный ход. Что же до взаимоотношения Репина с русскими художниками — Грабарь об этом говорит особенно подробно. Рассказывает и про прижимистость Третьякова, которому требовалось хотя бы самую малость уступить, иначе он и вовсе отказывался покупать картину.

Грабарь неизменно показывает Репина со стороны его принятия советскими гражданами. Да, он серчал от тягот трудового народа, гнобимого царским режимом. Важно оказалось показать и сочувствие художника к революционному движению. Репин создал такие произведения искусства, вроде «Не ждали», в том числе и «Иван Грозный», где царь убивает старшего сына. Опять же, Грабарь отметил отсутствие в картине об Иване Грозном исторического сюжета. Будто, если о чём и хотел сказать Репин, то о современной ему России.

В последующие годы Репин создал «Запорожцев», «Николая Марликийского», написал портрет молодого — тогда ещё безусого — Максима Горького. В целом же Грабарь ничего примечательного уже затем не отмечал. К 1905 году и вовсе отметил болезнь Репина — у него начала сохнуть правая рука. Последующие работы покажут, насколько снизится острота создаваемых картин — они потеряют чёткость и скорее будут иметь вид расплывчатых образов. Тогда же Репин создаст множество набросков Льва Толстого. И в 1917 году — будучи сорока пяти лет — Репин уедет из России в Финляндию. Грабарь отметил — ничего примечательного более создано не было. Репин в очередной раз поменял взгляды на жизнь, как поступал всегда. Теперь из убеждённого атеиста он превратился в истово верующего. Между строчек можно прочитать, что бегство от революции превратило его в маразматика. Это будто бы подтверждалось Чуковским, встречавшимся с Репиным в 1925 году.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Крымская война интересна ещё и тем обстоятельством, что именно на её полях появились сёстры милосердия. И отнюдь не англичанам принадлежит пальма первенства, согласно созвучию возвеличивания личности Флоренс Найтингейл. Сергеев-Ценский показал, как русские опередили на полгода, допустив женщин до госпиталей с раненными, позволив им ухаживать. Согласно николаевских наставлений, сёстры милосердия получили форменный костюм, став полноценными участницами происходивших на полуострове и рядом с ним событий. Этот факт обязательно будет обыгран в произведении. Впрочем, стиль повествования остался прежним — читатель переходит от одного действующего лица к следующему, становясь свидетелем всевозможных сцен, причастных к тому промежутку времени.

Вслед за рассказами о подвигах матроса Петра Кошки, которому как раз и приписывают возникновение разносторонне трактуемого афоризма про приятное Кошке доброе слово, повествование затрагивает проблемы со снабжением солдат провиантом. По злому умыслу или в силу безразличия, армия получила гнилые сухари. Что делать? Выбрасывать их нельзя. Значит, нужно выдавать — всё равно будут съедены без остатка. А если солдат обозлится, так оно к лучшему. Читатель видит логику командования следующим образом — злобу русские на начальстве никогда не вымещают, они обрушивают гнев на врага.

Для пущей надобности, ибо как не сообщить о столь любопытном факте, Сергеев-Ценский поделится информацией о пиявках. Как раньше лечили? От всех бед пиявка помогает. Получается, на них большой спрос? Разумеется. И как же поступить предприимчивому дельцу? Ответ очевиден — разводить пиявок самому. Осталось всё это описать. Зачем? Чтобы читатель подошёл к пониманию Крымской войны и с этой стороны.

Хорошо, как же быть с ещё одной стороны — введением Николаем квот на поступающих в учебные учреждения? Ежели в среде студентов так много вольнодумцев — справиться с ними нужно самым очевидным способом, то есть сократить эту самую среду. И пусть Россия не дополучит квалифицированных специалистов, зато самодержавие продолжит спокойно существовать. Всё это будет затронуто в связи с темой столетия Московского университета. Вроде бы и не тот эпизод Крымской войны, должный быть рассмотренным. Однако, Сергеев-Ценский считал иначе.

Могла ли быть интервенция на столицу? Отчего Крымской войне не перейти на северные рубежи государства? Тогда нужно искать способного защитить город, не отрывая при том командование с основной линии фронта. Выбор падёт на восьмидесятилетнего Ермолова. С этой стороны Сергеев-Ценский правильно вспомнил, к описанию чего ему следует возвратиться. Но лишь для того, чтобы снова совершить экскурс в историю, помянув мытарства греков, некогда испытывавших помощь от тех же англичан, снабжавших их всем необходимым для ведения борьбы против владычества османов. Что же они получали? Вместо оружия они извлекали из присланных ящиков дубины, а патроны внутри содержали крупу — никак не порох.

Но вот главная сторона Крымской войны — в 1855 году Николай умрёт, оставив Россию сыну Александру, тому, что годом позже войну завершит, будучи потерпевшим поражение. А как же сами боевые действия? Это всё остаётся рядом с Крымом, тогда как Сергееву-Ценскому показалось более важными давать представление в общем. К чему и для чего рассказывать именно подобным образом? Или существенно важного ничего не происходило, а описывать всё-таки требовалось, раз уж взялся скрупулёзно повествовать обо всём, что так или иначе связанно с тем временем? Иного мнения не возникнет.

Повествование продолжает складываться пунктирными линиями, раскрывая единый сюжет. Осталось сообщить, каким образом Россия потеряла то, что она ещё не раз потеряет и приобретёт в будущем.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Залог человеческого счастья — умение находить общий язык. Не может существовать вражды у людей, между которыми не пролегает грань раздора. К сожалению, национальное самоопределение губительно сказывается на человечестве, всё не желающим принять общность сущности. Разве не будет воспринято с удивлением доброе слово Паустовского американским читателям? Для публиковавшихся в США книг, Константин подготовил предисловие, озаглавленное как «Моим читателям в Америке», на русском языке впервые опубликованное в «Новом мире» за 1970 год, хотя дата написания была на десять лет раньше. Мысль Паустовского понятна — разве нельзя уважать народ, воспетый в произведениях Джека Лондона, Фрэнсиса Брет Гарта и Эдгара По? К тому же, имеет значение и тот факт, что американцы проявили желание ознакомиться с «Повестью о жизни» самого Константина. В том же номере «Нового мира» опубликовано слово Паустовского детям Чехословакии, приуроченное к театральной постановке «Стального колечка».

В газете «Известия» за 1960 год опубликована заметка «Соловьиное царство». Константин рассказывал про картину Левитана, подаренную художником Чехову, прекрасную простотой. Великий человек подарил не менее великому человеку изображение стога сена. Та картина и поныне висит над чеховским камином в Ялте. Годом спустя, там же, но в приложении «Неделя», опубликована заметка, превозносящая писательское дарование Галины Корниловой, совсем недавно сделавшей выбор в пользу стези литератора.

Для «Литературной газеты» за 1961 год Константин написал заметку «Неистовый Винсент» о книге Ирвинга Стоуна «Жажда жизни», собственными словами охарактеризовав личность Ван Гога. В положительном ключе Паустовский отозвался и о писателе Геннадии Снегирёве, написав предисловие к его книге «Чудесная лодка». Основная характеристика — он прекрасно пишет про животных.

С 1962 года Константин всё больше писал некрологи. Так для «Литературной газеты» написана заметка «Памяти друга», где перечислялись заслуги недавно ушедших друзей Паустовского: Погодина, Казакевича и Гурвича. В 1963 — на пятидесятилетие Александра Яшина для «Литературной России» написана заметка «Поэт-северянин». В том же году для литературной газеты некролог «Борец, гражданин» о турецком поэте Назыме Хикмете. Там же некролог на смерть писателя Семёна Гехта — «Наша молодость». Для «Литературной газеты» в 1964 году написан некролог на смерть Самуила Яковлевича Маршака, озаглавленный «Завещанием поэта».

В общих чертах, без определённой конкретики, для сборника «Бригантина» Паустовский в 1966 году написал предисловие. Он вспомнил юношеское увлечение Киплингом, виденными в детстве кораблями — почти такими же бригантинами, с которыми предстоит познакомиться читателю. В том же году для «Литературной газеты» написана заметка «Через тридцать лет», рассказывающая о прекратившемся тридцать лет назад выпуске журнала «Наши достижения», основанного и поддерживаемого Максимом Горьким. Тогда же написана заметка про русского композитора, имя которому Илья Сац. Публикация состоялась только в 1972 году в сборнике произведений Паустовского.

Последней заметкой принято считать предисловие к книге «Голубая лодка» писателя Льва Кривенко. Называлась она легко и понятно — «С ним можно идти в разведку». Читателю показывался автор, сложный для восприятия, пишущий трудным для усвоения языком. Но это не минус — это повод читать произведения Кривенко более внимательно, ни в коем случае не прибегая к спешке. Уважения достойна и его жизнь — он участвовал в боях Отечественной войны. Константин не сказал, что редкий фронтовик после боевых действий и связанных с ними тяжестей возвращался в трезвом уме. Но Кривенко точно продолжал с тяжёлым сердцем смотреть на смерти боевых товарищей, нисколько не отказывая себе в праве на оценку действительности без излишней персонализации. С таким человеком точно можно идти в разведку — заключал Паустовский. И читатель готов теми же словами сказать в адрес Константина.

Автор: Константин Трунин

» Read more