trounin.ru

Их много, чьи имена практически канули в безвестность, теперь постепенно доводимые до сведения читателя. Всех не перечесть… Можно наобум взять Сумарокова, Нарежного, Булгарина, Лескова, Куприна, и вот теперь Розанова. Но именно Розанов из всех перечисленных наименее известен. Быть может в силу опосредованного отношения к художественной литературе. Пусть Варламов поставил Розанова на роль выведшего Серебряный век к идеальному состоянию. Однако, что с того читателю? По правде говоря, Розанов так и останется непонятным, если исходить только из составленной о нём биографии за авторством Алексея Варламова.

Добрую часть повествования Алексей посвятил отношениям с первой женой. Не самое интересное чтение — внимать размышлениям о связи молодого человека с женщиной, старше его на полтора десятилетия. Но рассказывать о чём-то требовалось. Может от скудости имевшегося на руках материала. После читатель поймёт, что оно и к лучшему, когда Варламов разбирался с личной жизнью Розанова, нежели представлял для обозрения жизненную позицию и литературные труды. Так проще уйти с головой в песок, нежели суметь разобраться, каким Розанов был на самом деле. Вина за то будет возложена на неумеренное цитирование объёмными кусками. Причём не только самого Розанова, но и трудов прочих современников и исследователей. Понятно, без этого никак. Так требуется писать по науке. Однако, что же всё-таки с того читателю? Нужна биография человека, а не сведение одного источника с другим.

Алексей скажет о причинах размолвок Розанова с пока ещё не сумевшей устояться властью после падения дома Романовых: он был ей противен. Его высказывания ставили на нём крест. И более не из-за того, будто он говорил против. Скорее по причине неустоявшегося отношения к евреям (чаще отрицательном) и, сложится представление, о пристрастии к православной вере непосредственно перед смертью. Зачем сохранять наследие неопределившегося человека? Если не был последовательным от начала до конца, не должен восприниматься всерьёз.

Противен Розанов был и своим современникам. Варламов приводит слова студента, описавшего его в качестве малоприятного преподавателя, издевавшегося над учащимися морально и физически. Может в те времена учебный процесс обязательно включал элемент духовного и телесного унижения, но для чего-то ведь Алексей сделал на этом моменте акцент.

С той же ловкостью Варламов отыскал в письмах Розанова мнение об убывших из России по политическим разногласиям, не соглашаясь им разрешать в дальнейшем амнистию. Казалось бы, в тему современности. Однако, что опять с того читателю? Это очень тонкий момент, о который легко обжечься. Особенно вспоминая, как всё закончилось.

Но над чем надо посочувствовать — над итогом жизни Розанова. Она свелась к нулю. Дом Романовых пал, Розанов был разбит инсультом. Средств к существованию у него не было. Обеспечить себя пропитанием он не мог. Надежда оставалась на дочерей. Только и они не сумели обеспечить собственный быт. У Розанова не будет внуков. Совсем некому продолжать хранить память о нём. Сомнительно, чтобы исследователи творчества смогли добиться признания к его трудам. И без того сложно внимать процессам рубежа тех веков, излишне богатых на оставленные свидетельства современников.

Имя Розанова вспомнили. Биографию о нём написали. Читательский интерес частично возродили. Теперь последуют переиздания сочинений. Или не последуют… Не то ныне время, когда читательские полки наполняются по принципу собрания сочинений. А жаль! Впрочем, сочинения собираются на индивидуальную полку в электронном варианте. Однако, решать предстоит самому читателю.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кто-то пишет о литературных произведениях скромные пятьсот слов, иные же слагают книги. Не станем подвергать отдельному исследованию «Подлинную историю Анны Карениной», напишем лишь пятьсот слов. Незачем нам пересказывать содержание, искать предпосылки, делать глубокие выводы. Такой цели не ставилось. Напишем так, как посоветовал сам Павел Басинский: составим мнение читателя. Но не во всём мы его послушаемся, учитывая умение Басинского долго и интересно рассказывать.

Павел в очередной раз выступил в качестве учителя, скорее предложив читателю курс из лекций на определённые темы, нежели брался ненавязчиво рассуждать. Не каждый решится устраивать столь подробные разборы. Благо Басинскому это в радость. Он с того и начинает, сообщая о десятикратно перечитанном романе «Анна Каренина», каждый раз отмечая для себя новые детали. Мог замечать одно, после не придавать ему значения, чтобы при следующем прочтении переосмыслить едва ли не наоборот. Читатель обязательно согласится с Басинским. Если читать одно произведение в разные годы на протяжении жизни, обязательно скажется приобретённый опыт и жизненные познания, заставляющие переосмысливать прежние мысли, вплоть до прямо противоположных. Ничего в том нет необычного. Другое дело, насколько человек готов читать это произведение не менее десяти раз. Вполне может оказаться, он сам напишет исследование о каждом из прочтений.

Павел задумывается о разном. Почему Анна бросилась именно под поезд? Откуда Лев Толстой черпал подобный сюжет? Откуда Толстой вообще мог заимствовать сюжет для произведения? Как он и его семья относились к черновым рукописям? Кто такие Вронский и Каренин? Насколько тяжело в те времена было развестись? Каким образом на скачках сломали спину лошади? Лишь поверхностное упоминание затронутых Басинским тем. И чем далее Павел погружался в разбор повествования, тем читателю становилось всё скучнее. Лёгкая прогулка по страницам быстро сошла на нет, уступив место литературоведческим изысканиям.

Насколько важно внимать творчеству Флобера? Павел посчитал, что для знакомства с «Анной Карениной» не помешает. Дело в романе «Мадам Бовари», откуда Толстой позаимствовал некоторые сюжетные моменты. Позаимствовал ли? Точных доказательств того нет. Впрочем, быть может до Флобера никто из европейских писателей не писал про тяготы развода. Басинский на этом не остановился, опосредованно знакомя читателя с особенностями творчества Флобера. Невольно узнаёшь о вживании писателя в роль главного героя ровно до того момента, когда произведение не будет закончено. За Толстым такого же отношения Павел не заметил.

Требуется ли обо всём этом рассказывать именно сейчас? Труд Басинского вообще не нуждается в критическом осмыслении. Его просто читаешь. Другое дело, когда сам являешься специалистом в творчестве Льва Толстого, имеешь собственное суждение. Только тогда сможешь найти веские слова для одобрения или порицания. Иначе просто знакомишься с точкой зрения автора, словно прочитал нечто познавательное. И хорошо, если прочитанное отложится в памяти хотя бы на один процент.

Насколько важно прочитать «Подлинную историю Анны Карениной»? Полностью на усмотрение читателя. Больше нужного Басинский не сообщает, затрагивая наиболее (по его мнению) интересные моменты. Где ещё узнаешь про бросившуюся под поезд соседку Льва Толстого? Кто напомнит про первое черновое оглавление романа — «Баба-молодец»? А вот если интересует творчество самого Павла Басинского, непосредственно Льва Толстого, понравился или не понравился роман «Анна Каренина», хочется блеснуть знаниями о некоторых аспектах содержания, тогда почему бы и не ознакомиться.

Можно продолжить разговор, но отпущенные для выражения мнения пятьсот слов истекли.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Годы прошли, Степнова осталась верной себе. Повествование точно такое же, каким оно было прежде. Кажется, к любому её роману подойдёт любая рецензия, написанная на её же книгу. Если довелось прежде ознакомиться с «Женщинами Лазаря» и составить впечатление, можно смело считать его аналогичным по содержанию. Ничего нового добавлять не потребуется. Однако же, литературные критики обладают умением говорить о книгах так, чтобы автору было немножечко стыдно, если это не конъюнктурные критики, самих книг не читающие, зато выдающие на-гора множество лестных эпитетов подобного рода произведениям. Поэтому, давайте снова о том же самом чуть другим словами.

Как рассказывает историю Степнова? Давайте представим колокольчик. Не спешите. Сконцентрируйтесь на колокольчике. Автор сообщит его цвет, поиграет с нюансами палитры. Задастся вопросом — насколько он звонок. Или не звонок? Точно не глух. Не может быть колокольчик глухим. Кхм… А как часто он используется? Или им пользуются? Или он пользует? А трогают ли его? Аккуратно срывают? Грубо рвут… Сколько раз? Сколько раз позавчера? Один раз? Подумайте… Сколько раз за неделю? Вы уверены? Кстати, про цветок шла речь или про маленький колокол? Загвоздка. Или автор попивал одноимённый газированный напиток, аналог сами знаете чего. Не знаете? Значит вы молоды. Он прозрачен как слеза. Речь сейчас про напиток. Он наполнен пузырьками газа. Или… кол о кол чик. Сколько скрытых граней.

Степнова тот случай, когда спасает краткое содержание или аннотация. Глазам своим не веришь. Правда? Такое есть в произведении? Кто эти люди, сумевшие разобраться с нюансами слов-колокольчиков? Если оно и было, то утонуло в прочих словах. Когда Марина задумывала сказать А, обмусолив его всевозможные характеристики, где-то промелькнул сюжет, чтобы продолжить рассуждениями о свойствах Б, дабы где-то между слов пролить немного сюжета, попутно разыскивая понимание прочим словам. Как через такое продраться читателю? Непонятно.

Но! Степнова нравится читателю. Каким же образом? Того не дано понять. Читатель ангажирован? Зачем это ему… Зачем-то. Приз зрительских симпатий от литературных премий «Большая книга» и «Ясная поляна». Каким образом??? Чёрт его знает. Неким образом «Сад» прошёл через отборочные этапы, попал в длинные списки, оказавшись в коротких. Или нужно рассуждать о более высших материях, сравнимых с художественным ремеслом? Чем полотно более отдалённое от понимания, тем оно большего внимания достойно. Касательно изображений — такое вполне можно допустить. Там кто-то обязан быть первым, чтобы уже тем обессмертить своё имя, выделившись из множества прочих мастеров. Но разве такое возможно в литературе? Чрезмерное нагромождение слов ничего не должно давать. Загадка.

Не стоит вспоминать прочих писателей, творивших в подобном духе. Они были обласканы читающей публикой, не побоявшись после этим людям плюнуть в душу. Степнова так поступать не стала. Ей нет смысла этого делать. Она продолжит создавать произведения, ничем не уступающие прежде написанным. Изменится ли сам читатель? Вероятность того имеется. Сможет ли Степнова вновь привлечь к себе его внимание? Так и произойдёт. Почему? Достаточно того, что имя автора на слуху. Всё прочее приложится.

Теперь, когда слова исчерпаны. Приходит время замолчать. Необходимо собраться с мыслями в ожидании нового романа от Марины Степновой. О нём будет не тяжелее рассуждать, ведь о романах Степновой думать нет смысла. Кто не согласен, продолжайте и дальше возносить все книги подряд, вы ангажированы в силу вашего склада ума, вы — самовольный конъюнктурщик, вы боитесь сказать честно о прочитанном. Или… Но не будем говорить о крупах. Подумаете ещё про кашу в головах, хотя подразумевался лошадиный круп, близкий к тому, что рядом с репицей, тогда как речь шла про осиплость голоса и лающий кашель. Довольно!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что же, скажем Поляринову прощай. Где-то поговаривают, его имя возносили на литературный Олимп русской прозы. Видимо, действительно невысокая гора. Занести его туда было не так сложно. Толком не имея за плечами ничего, он шёл лёгкой поступью по пологому склону, взбираясь без усилий. А потом перед ним возникла отвесная скала, по которой он продолжил восхождение. Забравшись, он понял, что восходил на Олимп русской прозы, а оказался на вершине других гор. Снег ли его ослепил, либо по иной причине, но после издания «Рифа» Алексей продолжил жить в ином пространстве. Поэтому нужно задать себе при чтении вопрос: о какой действительности Поляринов взялся рассказывать, если сам не сумел разобраться в жизни?

«Все мы каннибалы» — гласит эпиграф произведения. В нём сообщается о болезни куру, свойственной аборигенам Новой Гвинеи. Передаётся она, согласно эпиграфу, из-за поедания человеческого мозга. Будем думать, Алексей мягко намекнул читателю на каннибализм иного толка, когда человеческое самосознание пожирается окружающими его источниками информации. Что на этот счёт подумал сам читатель? Если чей мозг и пригоден к употреблению, то точно не его. Быть может это мозг писателя излишне мягок, слишком податлив и восприимчив, отчего не в силах отличить нужное от полезного, воспринимая всё через необходимость быть угодным лично ему… и без возражений. Ежели так, можно переходить к содержанию «Рифа».

Роман состоит из трёх историй. Нет надобности разбирать каждую в отдельности, автор рассказывает их, перемешав друг с другом. Вот город Сулим, там откопали линзу изо льда, появились сюрреалистические ожившие ящерки. Улицы в том городе названы в честь танковых бригад. Вот Америка, где изучают аллигаторов. Вот про сектантов, отказывающихся от благ цивилизации (вроде электричества). Что-то про американских антропологов, опыты над жителями Микронезии. Внезапно бунт и расстрел в Сулиме. Что, к чему, зачем?

Разбираться и вникать во всё это читатель не станет, поскольку нет в том нужды. Если основательно засиживаться над каждой книгой, будешь ими без меры пропитан и утратишь связь с реальностью. Считай, по собственной воле окажешься в числе книжных сектантов, не желающих продолжения развития. Другое дело, ежели ты берёшься изучать творческий потенциал, культурную составляющую, собираешься писать крупные исследования. Но кому… Кому будут нужны ваши исследования по ничем непримечательным произведениям? Будет достаточно ознакомиться с предисловием к вашему труду, чтобы его далее не читать. Или вы собрались концентрироваться на творчестве Поляринова? Да есть ли там на чём концентрироваться?

Всё пройдёт. Схлынет и это. Пока рано говорить о месте Алексея в литературе XXI века. Его заслуги: победа на читательском голосовании в премии «Новая словесность» и читательское же внимание на премии «Большая книга». За дело ли? А может благодаря имени на слуху? Как знать. Вкус читателя переменчив: при жизни ценят, забывая сразу после смерти. Не боится ли такого варианта Поляринов? Если мозг не совсем поражён чуждым источником информации, излечение вполне вероятно. Иначе грозит энцефалопатия и потеря идентичности.

Оставим «Риф» в стороне. Это проходное произведение. Назовём — продолжением расписывания ручки. Автор пытается созидать, создавая творения в пустоту. Пусть он возмутится данным словам, попытается найти оправдание. И он его обязательно найдёт, и даже применит, но не будет понят, так как не дано нам понять человека с потерянной идентичностью на пороге энцефалопатии. Питаться продуктами его труда опасно!

Автор: Константин Трунин

» Read more

В жизни случается разное. Порой не знаешь, как на это реагировать. Можно лишь сказать — возможно всё. И это действительно так. Например, в неком граде, что в горах, жили женщины с несчастной судьбой, куда деться от своих бед они не знали, но находили утешение в лице одного мужчины, умевшего снять с них тяжесть быта, обременив их на радость ребёночком. Как раз об этом взялась повествовать Наринэ Абгарян. Читатель волен спросить: доколе можно? На что получит ответ: о горе людском в отдалённых селениях будет написано ещё многажды. Давайте разберёмся с этим чуть подробнее.

Жизнь Симона — не сахар. С женой он не в очень хороших отношениях. Ему проще сходиться с другими женщинами. Благо жена смотрит на его измены сквозь пальцы. Читатель обязательно вспомнит Казанову, знаменитого персонажа из прошлого. Про Казанову говорили: не так важно количество, насколько имеет значение качество. О нём женщины потом и судили подобным образом, вспоминая оказанное им внимание, тогда как прочие аспекты отношений становились малосущественными. Но насколько легко пленить женщин, с которыми имеешь короткое знакомство? Такие отношения не разбиваются о быт, рассыпаясь раньше, когда двое расходятся по обоюдному согласию задолго до того. Немудрено, когда подобных Казанове могут продолжать любить на протяжении всей жизни, поскольку он за краткий миг знакомства никак не мог испортить отношений.

Понимая это, иначе начинаешь смотреть на поведение Симона, другим образом воспринимаешь рассказы его мимолётных спутниц. Он приходил в миг отчаяния, давал умиротворение и уходил на крыльях любовного подвига. Ему просто получать ответные чувства, находя для опечаленных нужные к тому слова. От него потом не требуется воспитывать детей. Он был нужен на определённое мгновение. Читатель согласится, что любить без обязательств всегда легко. Даже можно назвать Симона злодеем, умело находившим подход к разбитым сердцам. Или он был благодетелем, те сердца исцеляя от ран? Пусть каждый решает самостоятельно.

Абгарян скорее обеляла Симона. Каким бы он не был, он давал женщинам счастье. Отчего им горемычным жить с нелюбимыми мужьями, которыми они обзавелись по необходимости, воле прочих, либо по глупости ранних любовных отношений. Но читатель всё-таки спросит: тогда почему жена Симона была такой же несчастливой, какими являлись прочие действующие лица? И почему Симон не сумел дать счастье той, с которой жил до старости? Или его жена была достаточно честна, чтобы не искать утех на стороне? Или читатель упустил столь важный для внимания момент? Жизнь подлинно сложна. Случается действительно разное. Для накала страстей нет ничего лучше, чем порождать противоречия. У иного автора исход мог быть гораздо печальнее — с Симоном могли расправиться или принудить к пути истинному истязаниями. Наринэ излишне добра к действующим лицам, при этом делая каждого из них скорее несчастным.

На деле — всё рассказанное является аморальным. Имей Армения другую религию, быть тем женщинам забитыми насмерть, а то и по благости в наказание им отсидеть несколько лет в тюрьме с отнятием права на имущество. Той же участи мог удостоится Симон. Быть может вопрос решили отсечением орудия преступления и носа.

Ежели всё случилось и не имело последствий, читатель согласится — не так уж плохо прожить жизнь в горе, имея частицу счастья на душе. Случается и более страшное. Всему своя мера и своё понимание. Только не вспоминайте сюжет «Алой буквы»…

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что есть на севере России? Какие там происходили события? Кто знает… и хочет ли то кто узнать? История там должна существовать всегда. По крайней мере до той поры, пока вечная мерзлота и болота продолжат хранить взятые на себя свидетельства прошлого. Но можно говорить о событиях не настолько далёких. Буквально сто лет назад там ковалось светлое будущее, за несколько десятилетий уступив место безнадёжности. Вот о наступлении беспросветности читателю и предстоит узнать из романа Виктора Ремизова. Повествование настолько длительное и тягучее, что редкий читатель осилит даже первые двести страниц. Да и тот, который дойдёт до конца, останется либо с чувством восторга, или пожалеет о решении выяснить, о чём же ему так долго взялся рассказывать автор.

Виктор говорит — роман основан на реальных событиях. Значит, в повествовании есть доля правды. Насколько это действительно важно? Не очень. Данное произведение более просится быть оформленным в виде телевизионного сериала, нежели в качестве самостоятельного произведения. Уже не будет важно, где автор был прав, а где ошибался, всё будет рассказано с присущими таким проектам штампами. Спешить некуда! Пусть читатель долго ожидает прибытия баржи с арестантами, пусть внимает историям жизни разных людей, пусть видит сплошные зверства, так как человеческого в этих краях уже не помнят вовсе. Пусть тут появится француженка. Пусть занимается вербовкой служба безопасности. И пусть хлебнут горя все, кто тут оказался. Неважно, воля севера — сокрушать. В нашем представлении — сокрушать.

Редкое произведение про края вечной мерзлоты находит отклик в душе читателя. Не хватает именно человечности. Редко появляются авторы, рисующие прелести северной жизни. Почему вновь и вновь приходится сталкиваться с беспросветной угрюмостью? Понятно, людям свойственно искать более удобные места для обитания. И не их вина, почему они оказались в неблагоприятных для них условиях. Вернее, это полностью их вина. Они жили так, дабы всё к этому привело. Или всё-таки не их вина. Только никто не станет искать счастье в северных широтах. Точно никто? Обязательно станут. Некогда ведь искали. Были счастливы идти по собственной воле, гонимые ветром новых открытий, впечатлений, порою же бредя на север из неумения иначе жить.

А может Ремизов рассказывает именно так, как ты не хочешь об этом знать. Благостное восприятие зависит прежде всего от человека. Во всём мрачном он увидит хорошее. Всё воспримет за кем-то специально ему данное. Неспроста дарованы такие испытания. Необходимо их выдержать с достоинством. Казалось бы… Однако, Ремизов поведёт в другую сторону — пробуждая мрачное, попутно осуждая сложившееся. Будет затягивать глубже, не позволяя найти положительные моменты. Для чего? Иначе читатель не поверит. Не принято говорить о том времени без надрыва осуждения. Так ли это? Или автор не хотел видеть иного?

Недоумеваешь! Пусти на русский север дельных людей, охочих до свершений, они не станут унывать перед трудностями. Они сделают возложенное на них, и пойдут дальше. Кто останется, будет клясть судьбу. Может потому север в представлениях кажется унылым: из-за обиженных на жизнь. Думалось, трудности закаляют. Кто скажет, что это не так? Кому хочется лёгкой жизни… зачем они оказались на севере? Легко об этом говорить, гораздо проще поддаться унынию. Что же, каждый имеет право пасть духом, смириться с обстоятельствами и высказывать недовольство. Таких большинство.

Может потому Ремизов и сложил повествование «Вечной мерзлоты» столь тяжёлым к восприятию. Для проверки читателя на прочность.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Как к тому не относись, именно советское время сделало писателей царской России теми, кого мы ныне знаем. Ежели писатель был неугоден, он оставался в забвении. Особенно тяжело пришлось жившим во второй половине XIX века, когда они не могли знать, в каком направлении им следует развиваться. Стоило делать упор на религиозные темы, осуждать социалистические идеи, того уже было достаточно для игнорирования в последующем. Собственно, Лесков известен по рассказу «Левша», тогда как прочее читателю осталось неведомым. И вот, в начале века уже XXI, разобраться с судьбой Лескова взялась Майя Кучерская. Правильно ли она это сделала? То, что Майя испытывала необходимость донести до современного ей читателя особенности творчества «прозёванного гения», хорошо. Другое дело, каким образом Кучерская это осуществила.

Должен ли биограф быть чужд художественного слова, чётко и по делу излагать информацию? Будем считать — да. Майя решила утопить читателя в беллетристике. Порою удивляешься, когда начинаешь читать биографию, на деле написанную именно художественным словом. Витиеватый слог затуманивает представление о герое повествования. Говоря наперёд, Кучерская практически не показывала самого Лескова, более сосредотачиваясь на его творчестве. А если где и пыталась найти его следы, вроде деревеньки Лески, результат оказывался тщетным. На судьбе Лескова его прошлое сказалось несущественно, поскольку он вступал в жизнь, оставшись у разбитого корыта.

Лесков начинал литературную деятельность в качестве публициста. Писал обычно на остросоциальные темы. Мог свободно рассказывать про пожары, винокуренную промышленность, об отношении к рабочему классу, о ветшающих и неприспособленных для деятельности зданиях. Мог и про отсутствие туалета написать. Заметки Лескова оставались вне внимания. Кучерская посчитала иначе! Великой важности дела совершал Лесков, громил обыденность жаркими словами, заставляя к ним прислушаться. Только в действительности всё было куда скромнее.

Что губит многих биографов, работающих над воссозданием особенностей жизни писателей, они пытаются находить в литературных трудах отсылки к действительности. Пытаются разобраться, что именно подтолкнуло писателя к созданию произведений, где они находили прототипов для персонажей. Может оно и является важным… Но насколько подобное должно находить отражение в биографии? Всё-таки читатель желает понять самого писателя. Ежели ему будут интересны произведения, тогда он найдёт соответствующие исследования.

Непонятно и стремление отражать реалии происходивших событий, практически не имевших отношения. Допустим, Лесков слышал взрыв, убивший царя. Требуется ли подробно рассказывать о самом убийстве в деталях, мотивах и прочем? Кучерская посчитала — лишним не будет. И так во всём на протяжении всей биографии.

Оставалось сказать про отношение к Лескову современников. Среди наиболее важных Майя посчитала Фёдора Достоевского и Льва Толстого. Рассказала и про сына, написавшего объёмную биографию отца, к сожалению — впоследствии уничтоженную во время Великой Отечественной войны.

Что теперь делать читателю? О жизни Лескова больше, нежели мог, он не узнал. Такого рода информация есть в свободном доступе. Достаточно взять в руки любое из собраний сочинений, прочитать художественные произведения, быть может прикоснуться к публицистике, и портрет Лескова возникнет перед глазами без лишних к тому слов. Другое дело, Лесков действительно не удостоился читательского внимания в советское время, отчего к нему нет внимания и в последующие дни. Так ли это плохо? Кто захочет, проявит к нему внимание… А прочий читатель Лескову не нужен. На его счастье, имеются в России лесковеды, способные восполнить пробелы. Пусть биография в исполнении Кучерской пока побудет одной из книг, побуждающих читательский интерес не ослабевать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Литература многогранна. Об иных писателях никогда не узнаешь, как бы не стремился приблизиться к тебя интересующему. Могут ли литературные премии в этом плане помочь? Не совсем. Чаще прочего предлагается то, к чему бы ты и не проявил никакого внимания. Так ли много мы знаем великих писателей, ставших нам близкими благодаря именно литературным премиям? Думается, их единицы. Насколько оправдано такое мнение в отношении Юзефовича? Он ничем не лучше многих творцов, берущихся восстанавливать прошлое в форме романов. Один из многих. И может не оставит по себе воспоминаний, став в ряд тех самых многих. Почему, допустим, не обласкан премиями Владислав Бахревский? Всё это вкусовщина. Время отсеет лишнее. Быть может канут в Лету писатели вроде Булгарина и Загоскина, чьи имена были на слуху, их произведения пользовались спросом, но потом читатель стал к ним совершенно глух. Впрочем, Юзефович пишет так, как это ему интересно. А прочитают ли его — иная плоскость восприятия.

На этот раз Леонид знакомит с событиями, связанными с борьбой греков за независимость от османов. Сразу ставит перед читателем вопрос: греков ли? Кто они — эти греки? Насколько можно соотнести с греками древними? Скорее это народ, в чьих жилах больше албанской, славянской и турецкой крови. Но сами греки, вместе с желанием независимости, нисколько не интересны на страницах произведения. Интересуют другие люди — любители греков, то есть филэллины. Почему в них настолько горячее желание помогать? Есть ли в том религиозная составляющая наподобие Крестового похода против мусульманства. Или эти люди горели желанием деятельности, способные направить энергию куда угодно? Скорее всего так. Человек либо разрушает его окружающее, либо уничтожает себя изнутри. Созидать благое у него совершенно не получается. Да и не знает человек, насколько оправданы его поступки, более надуманные им самим.

Отставим всё это в сторону. Греция с её борьбой — фон для прочих повествований. В России ещё не знают, царь Александр правит последние годы. Не знают, как поступить с владениями Демидова. Почему бы не порассуждать о Наполеоне, Македонском и Птолемеях? Может вернуться к царю Александру, обсудив его измены, путешествие в Таганрог, последующую смерть? Всё получится навязать под одно. Проблема лишь в том, что подобное повествование после прочтения истирается из памяти. Ровно как и содержание остальных книг Юзефовича. Не возникает при чтении привязывающих к его творчеству моментов. Он один из многих творцов исторической беллетристики, смешавших правду с вымыслом, чтобы навсегда остаться в числе подобного рода романистов.

Собирая информацию о данном произведении, находишь свидетельства о начале работы над ним с 2008 года. Юзефович искал материал, дополнял, вероятно переосмыслял. Что побудило придать ему законченный вид? И было ли желание делать произведение цельным? Со стороны оно таковым не смотрится. Не зря действию придан вид переписки действующих лиц. Читатель пусть сам усваивает ему нужное, поскольку понятно — в письмах не будет ровного повествования. У всех свои мысли в голове, которые излагаются в различных формах. Скажем проще, Леонид писал о конкретном времени, где основной интерес возникал к греческому стремлению обособиться. Уже потом в России заговорят о бунте декабристов и войдут в размеренные десятилетия правления Николая, пока же отдушина была вне пределов страны.

История — сложный предмет к изучению. Каждый имеет собственное видение, называя его более правильным. Да не больше ли надуманности? В отдалённой перспективе именно измышления писателей берутся за основу понимания прошлого. Будем считать, Юзефович прилагает руку именно к такому осмыслению своего творчества.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Есть произведения, которым не омыться от ими порождаемого. Например, Оксана Васякина с романом «Рана» вбила гвоздь в крышку литературной премии «Новая словесность», которая просто обязана была кануть в вечность, если в качестве ориентира выбирала подобные творения. Всё бы ничего, но 2022 год стал переломным для самосознания населяющих Россию людей, отчего видеть подобное оказалось совершенно неприемлемым. И так как «Новая словесность» продолжала дело закрытого с 2018 года «Русского Букера», то свет клином обязательно должен был сойтись.

Рассказывать о «Ране» Васякиной опасно. Хотя бы по причине отторжения подобного текста любым издательством, особенно на фоне случившихся прецедентов многомиллионных штрафов. Ряд писателей столкнулся с необходимостью, при формировании новых редакций произведений, изымать текст, имеющий содержание, ставшее ныне запрещённым даже к упоминанию. Так о чём речь? Оксана наделяет главную героиню «Раны» порицаемой характеристикой — она лесбиянка. Не так важно, каким образом героиня пришла к такой мысли: оправданий для неё быть не может. Несчастливое детство не обладает способностью обелить, стать достойным ответом на жизненные неурядицы. Нет! Если человек слаб изначально, он будет искать оправдания гнилости собственного существования. Он должен быть выше всех условностей, превозмочь беды и стать достойным членом общества.

Что ещё губит повествование Васякиной для современника? Её излишний упор на детали. Читатель узнаёт, каким средством она моет унитаз, чипсы какой марки она ест. Всё это близко самой Васякиной, как близко и её современнику. Но разве есть в том необходимость нисходить до обыденного? Безусловно, сохранись произведение Оксаны до будущих поколений, они может и возрадуются такому изложению. Проникнутся жизненным выбором главной героини, опечалятся смертью её матери, проследят за транспортировкой урны с прахом, посочувствуют умершему от венерического заболевания отцу. Только ничего такого не произойдёт. Беда подобного рода литературы как раз в том — общество стремится к самосовершенствованию, в определённые моменты вымарывая память о срамном. Пусть после общество обязательно скатится к деградации, порождённую внутренним к тому стремлением… Да вот в прошлом аналогии искать не будут.

У читателя не исчезает ощущение автобиографичности написанного. Главная героиня — поэтесса, чьи стихи не хотели публиковать, вследствие чего она выступала с ними в кафе и библиотеках. Всё прочее в тексте привязывать к автору следует только после личного его одобрения. Мало ли чего можно себе вообразить, особенно спустя годы. Особенно в свете крайне болезненного отношения к поднимаемым Оксаной темам.

Легко так рассуждать, берясь за текст спустя годы после публикации. Не могла Васякина в 2021 году знать, насколько общество одномоментно переменится, вычеркнув из сознания ведших государство к развалу людей. Хорошо, если Оксана пересмотрит подход к творчеству, а может и подход к жизни вообще. Пусть некоторые литературные премии продолжают ходить по краю, рано или поздно это закончится. А пока «Рана» останется тем, что крепко сидит в душе, от чего очень трудно избавиться. Будем надеяться на переосмысление. Иного быть не может. Конечно, можно найти поддержку у покинувших страну людей. Вопрос в другом, насколько хватит сил.

Прошлое дало нам боль, настоящее — ослабило эту боль, будущее — даст ещё немного облегчения. Болеть же будет всегда. Главное, страдать так, чтобы никому не было за это стыдно. Пусть возникают муки совести от содеянного, они как раз и являются той самой болью. Всё будет лучше, нежели оно есть. Согласись, Оксана… и может твоё творчество расцветёт подлинным к тебе интересом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Самое важное свершилось, Пётр одержал победу под Полтавой. Но за столь громким успехом пока было рано говорить об осуществлении царских замыслов. Пусть Полтава — это столь же великое деяние, каким было взятие Казани Иваном Грозным или противостояние на поле Куликовом под предводительством Дмитрия Донского, только оно более эфемерное, не предполагающее существенно определяющего. Северная война не заканчивалась, хотя и переходя в вялотекущую форму. Шведский король — Карл XII — оставался ярым противником России, теперь проживая на довольствие от правительства Османской империи, продолжая строить интриги. А разве будет затруднительным призвать турок идти с боем на Россию? Подданные Османской империи и до того воевали с русскими, чем продолжат заниматься и в течение следующих полутора столетий. Да и кто тогда мог ещё обрушиться на владения Петра? Желающие имелись, им мешало отсутствие перспектив в ведении войны с Россией.

Когда происходят военные действия, в любой стране ведутся не менее разрушительные действия внутри. Это становится удобным моментом для сил, в мирное время не имеющих способности претендовать хотя бы на самую малость. К таковой деятельности можно приравнивать и планы Мазепы. После поражения Карла под Полтавой, ещё оставались силы среди казаков, не соглашавшихся продолжать находиться под властью гетмана, настроенного сохранять дружественные отношения с Россией. Что сделал Пётр? Он отправился в Киев, где замыслил изгнать всех запорожских казаков, проявлявших прежнее буйство.

Полевой отметил интересную особенность Северной войны: против Карла боролись четыре правителя, ни один из которых не имел общую веру друг с другом. Если Пётр представлял православие, то королём Польши был католик, Данией управлял лютеранин, а Пруссией — реформатор. Что касается Польши, то следовало вновь внести своё веское слово в праве Августа на власть, устранив влияние Станислава. Другая мысль, не покидавшая Петра, следовало полностью овладеть Лифляндией.

Северная война продолжалась. Наконец-то Дания начала проявлять активные действия, не опасаясь пострадать от деятельности Карла. Датчане решили, будто шведы не смогут им противодействовать. Хотя, Дания с начала Северной войны, как и много раз в последующем, крайне боязливо смотрит на внешний мир, редко способная оказать существенное противостояние. А так как Швеция ослабла, датчане посчитали допустимым начать грозить соседу со стороны моря. Тогда же Пётр простирал мысли о захвате Лифляндии, благо турки не должны были нарушить мирных соглашений.

Рассказывая про события 1709 года, Полевой вспомнил о пропущенном им моменте описания происходившего в России вообще. Годом ранее случилось Петру задуматься о новом разделении устройства государства. В России отныне стало восемь губерний, в число которых вошли и земли, до того никакого определённого статуса не имевшие. Например, малороссийские, донские и уральские земли находились под присмотром казаков, соответствующие местности занимавших.

В год 1710 Пётр утверждал свою власть над Лифляндией и Эстляндией. Тогда же он задумался о необходимости породниться с царскими родами Европы. Во многом Пётр приходил к мнению, насколько Россия должна перестать походить сама на себя, обязанная перенимать образ народов, бывших для жителей России более понятными, нежели народности, страны которых граничили с Россией по южной границе. Изменения касались и внутреннего устройства: Дума преобразовывалась в Сенат.

1710 год критичен стался для России разрывом мира с Османской империей. Теперь приходилось переносить внимание на южные пределы государства, поскольку уже в следующим году Пётр встретится с яростью турок — и сам окажется вынужден отказываться от прежде достигнутых им завоеваний.

Автор: Константин Трунин

» Read more