trounin.ru

Защищай глупое, чтобы утвердить мнение о его глупости. Салтыков продолжил размышлять, не собираясь мириться с повседневностью. Более не пылал злобой, не делился едкостью, всего лишь демонстрируя, как стремление к неугодному даёт всем представление о, собственно, неугодном. Но в художественных произведениях Михаил накала не сбавил, крепко усвоив принцип шокирования читателя. Недостаточно показать нечто, указывая на отрицательные черты, нужно сочинить оду, дабы понимание противности само пришло. Сей приём в литературе не нов, правда не каждый писатель умеет им пользоваться. Тут кроется и ещё одно неприятное обстоятельство. Читатель не всегда может принимать похвалу глупости, восприняв её в качестве защитительной речи автора. Дабы подобное отношение к литературе разрушить, нужно научиться понимать, что ни один писатель в действительности не станет отстаивать глупость, ежели он сам при этом глупцом не является.

Как же быть? Жизнь не должна стоять на месте — всему требуется развитие. Однако, жить в эпоху перемен — худший из возможных вариантов бытия. Только бывало ли такое, чтобы изменений вовсе не было? Безусловно, случались десятилетия застоя, ничем не выраженные. Но разве и тогда ничего не происходило? Разумеется, процессы не останавливаются, постоянно развиваясь. Поэтому нельзя достичь идеала, поскольку стремиться к его достижению придётся всю оставшуюся человечеству вечность. И тут возникает понятие легкомыслия. То есть человек начинает ко всему относиться снисходительно, не выражая существенного мнения, кроме призыва к тому, чтобы всё оставалось по-старому, ибо всем должно нравится жить сегодняшними представлениями, без каких-либо исключений.

На самом деле, куда бы не вёл мысль Салтыков, его рассуждения — одна из точек зрения. Не могут все люди с ним согласиться. Причина в обыденном различии. Дабы противоречий не имелось, требуется всем родиться в один день, прожив жизнь и умереть, родив перед смертью следующее поколение. Пока существуют различные условия становления, имеются различия в возрасте и во множестве прочих факторов, до того момента человек не научится понимать себе подобных. Остаётся призывать к гуманности, порицая чрезмерно часто проявляемую человеком жестокость.

С другой стороны, достаточно вспомнить человечество пещерных времён, практически жившее в условиях быстрой смены поколений, так как взрослые рано умирали. Никакого существенного развития не наблюдалось. И только когда человек стал жить дольше, как раз тогда произошёл расцвет технологий, вслед за чем наметился быстрый рост, постоянно омрачаемый выходом агрессии. Получается, жить при переменах — залог развития человечества, тогда как призыв к мирному существованию — путь обратно в пещеры.

Салтыков настолько глобально не мыслил, предпочитая наблюдать за российским обществом. Ему казалось неправильным молча взирать на сограждан, продолжавших смиряться с действительностью, никак не выражая желания противодействовать устоявшемуся. Тем самым он оправдывал самого себя, ибо привык выражать частное мнение, всегда расходящееся с проводимой властью политикой. А если задуматься, то к чему должен был стремиться россиянин, чьи мечтания Александр II итак претворял в жизнь? Люди хотели избавления от крепостного права — и были избавлены. Им не нравилось прохождение обязательной цензуры перед публикацией — отменили и её. Единственная оставшаяся возможность для противления — требовать пересмотреть сделанное.

Постоянно совершенствоваться, не останавливаясь на достигнутом: таково мнение Салтыкова. Недостаточно освободить от крепостничества и забыть о нём — надо постоянно помнить, прилагая усилия для новых изменений, желательно в лучшую сторону. Так и с цензурой. Ослабить её ослабили, да отчего периодические издания по воле цензурного комитета продолжают закрывать? Как вскоре произойдёт и с журналом «Искра», где Михаил анонимно разместил статью «Похвала легкомыслию».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл для детей включил в себя три очерка «Годовщина», «Добрая душа» и «Испорченные дети». Михаил обратился к читателю с осмыслением им прожитого. Вступив на пятый десяток, он вспомнил, как за двадцать лет до того был отправлен в вятскую ссылку. Пришла пора заново понять прожитую жизнь. Именно в пробуждении таких мыслей нет ничего особенного, если вспомнить про переломный момент в жизни каждого человека, когда он перестаёт быть молодым и начинает осознавать приближение старости. Что сделано за прошедшие годы? Правильно ли поступал? Разве нельзя было иначе? И требовалось ли насколько проявлять противление, когда вполне допускалось спокойное миросозерцание с осознанием неизбежно должного произойти?

Молодым требуется видеть переосмысление текущего, отказываясь от достижений отцов. Чем не пример Александр II? Открытый человек, отказавшийся от заведённых его отцом — царём Николаем — порядков, в чём-то тем самым уподобившись деду — Павлу I — чрезмерно ратовавшего за реформы. Павел I в свою очередь смутил старшего сына, будущего императора Александра I. Лично Салтыков видел, как поколение, младше его сверстников, забывает о страданиях родителей, не собираясь бороться за права, вполне довольные отказом от всего, вплоть до необходимости существования. Как раз к таким детям и обращался Михаил, показывая некоторые элементы пройденного им пути, закрепляя для красочности беллетризированными историями.

Что есть человек сейчас? Следует посмотреть на становление его взглядов в обратном порядке, дабы суметь понять, из чего складывается определённая личность. Можно начать с любого отрезка прожитой им жизни. Допустим, вниманию представлен человек с устоявшимся взглядом на мир. Пусть он оказывается чрезмерно подверженным фантазиям. Такой человек выдумывает события, находя удовольствие от самого осознания умения влиять на происходящее хотя бы через художественное ремесло. Почему бы этому человеку не придумать рассказ про влиятельного персонажа, самого по себе не примечательного, зато умелого организатора, вследствие чего его значение становится много выше, нежели оно есть на самом деле. Без проверки фактов читатель обязательно поверит, не задумываясь, насколько людская фантазия способна подменять правду вымыслом. В подобной ситуации хорошо себя будет чувствовать всякий писатель, оценивающий свой талант сказителя, уже за то достойный похвалы.

Иное дело, когда сам человек начинает придумывать о себе разнообразные истории. Не сегодня он этим начал заниматься. Салтыков предложил проследить этапы становления, благодаря которым всё уже случившееся невозможно исправить, но в прошлом такое было вполне возможно. По детям обычно бывает понятно, к чему они станут проявлять склонность, когда станут взрослыми. Собственно, к тому они и стремятся с малых лет. Нужно плодотворно беседовать с ребёнком, как очевидное позволит влиять на развитие его личности. Ежели в чём-то тот отличается, чему требуется развитие, тогда нужно действовать, а если поведение ребёнка вызывает опасения, его интересы грозят в будущем обернуться проблемами, то изобрести возможности для исправления. Как? Нужно вспомнить, что дети предпочитают поступать наоборот. Стоит задуматься о значении личного примера, коли он чаще играет против, побуждая детей опровергать авторитет родителей любыми средствами, вплоть до слепого отказа от разумного.

Проще судить следующим образом, выразившись афоризмом: следование правилам порождает бесправие, но отказ от прав побуждает к их неукоснительному исполнению. Это наглядно видно по претворяемым в жизнь запретам. Стоит нечто запретить, как оно начинает пользоваться спросом — так называемая реакция от противного. Теперь нужно ответить на вопрос: если не запрещать, а показывать, как оно есть на самом деле, то неужели человек не выберет оптимальный вариант, близкий к его представлениям о гуманности?

Автор: Константин Трунин

» Read more

В окончании писем о провинции Салтыков заключит: обязанное произойти — произойдёт. Послабления Александра II несли противоречивый характер. Давая свободу, царь стремился усилить позиции губернаторов. Могло сложиться впечатление, будто всё шло к укреплению единоличной власти. И это вполне оправданно. Убедившись, насколько гуманное отношение к населению оборачивается противоположным к нему самому отношением, Александр II вынужден был пересмотреть проводимую им политику. Разумеется, однажды уступив, он уже не сможет надеяться на раболепие подданных. Допустив послабление, оставалось вспомнить о методах царя Николая, чьё правление хоть и приводило к народному возмущению, но страна при этом оставалась единой в суждениях, поскольку наличие деспота позволяет находить общий язык, тогда как игра в республику или демократию заставляет людей забывать, чего им на самом деле надо.

Настроенный на благо, Салтыков столкнулся с новым явлением в политике Александра II. И это ему не понравилось. Так и хочется спросить: Михаил, когда вы определитесь? Может хватит всё воспринимать в чёрном свете? И когда уже ваш слог станет приятным для глаза? Очень тяжело знакомиться с текстом, который не желает восприниматься. Каким образом ещё удаётся извлекать цельное зерно, всякий раз сталкиваясь с обуревавшим нутро Салтыкова желанием находить отрицательное? Впрочем, Михаил был близок к переосмыслению. Совсем скоро он начнёт принимать происходящее в России частью всеобщего социума. Ведь человек — он везде одинаков.

Некогда Михаил возмущался слабостью реформ. Он видел в них непродуманность. Хотя прекрасно знал, прежде свершения перемен всё основательно обсуждалось. Рассматривались различные варианты и выбирались самые оптимальные. Доподлинно представить развитие ситуации никому не под силу. Гораздо проще сквасить лицо и с недовольной миной осуждать и осуждать. При любом выбранном варианте, на каком не остановись, появятся недовольные, находящие требуемые для них моменты. Даже не приходится сомневаться, откажись Александр II от отмены крепостного права или не осуществи он цензурную реформу, гнев Салтыкова остался бы на прежнем уровне, только читатель о том никогда бы не узнал, поскольку Михаил не имел бы возможности публиковать свои статьи.

Власть имеет право на собственную точку зрению, которая свойственна в той же мере и населению. Покуда гнев кипит в единицах, изменений в обществе не произойдёт. Нужно, чтобы гнев исходил от каждого, был готов перелиться через край, но с чётким осознанием важности свершения требований именно сейчас, а не в необозримом будущем через n-лет. Всё это — рассуждения о суете, предположения о чём, высказываемые в силу необходимости хоть как-то понять мысли Михаила. Вполне вероятно, ему не сильно хотелось прослыть столь одиозной личностью, повергающей в пух и прах высших мира сего. В действительности он ничего по сути и не предлагал, продолжая критиковать имеющееся.

Не исключено и следующее — Салтыков не принимал перемен, но ещё более он не хотел видеть всё сделанное повёрнутым вспять. Будучи недовольным происходящим, он нашёл причину для возмущения, наблюдая отхождение Александра II от намеченного курса реформ. Где требовалось хвалить, давать ценный совет или благодарить уже за само движение вперёд, там для того Михаил не находил сил. А теперь оказалось, допустимо хвалить, ценить и благодарить, лишь бы не допустить недовольство царя. Да разве получится повлиять на политического деятеля, чья жизнь за несколько лет до того подверглась атаке террориста? Сто раз подумаешь о необходимости предоставления свободы, когда за то тебя же попытаются убить, додумавшись, будто ты им дал не так много, сколько им хотелось получить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Отмена крепостного права пробудила у населения России важный вопрос. Ежели помещикам более не дано надзирать за крестьянами, то какая от них нужда? Всё отличие сводилось к непосредственному факту, согласно которому одни рождались для управления, а другие — принять необходимость быть управляемыми. Русские литераторы уже в середине XVIII века задумались, почему недалёкие умом люди могут властвовать? Становилось всё больше недорослей, живших без толку и проводивших дни без пользы. Проблема была зрима — преодолеть её не получалось. И стоило пасть оковам крепостничества, как очевидное приняло положенный ему вид. Теперь крестьянин оказался способен распоряжаться данным ему правом свободного волеизъявления. Но ещё предстояло проделать путь, отказавшись от прежних порядков.

Особенно хорошо это прослеживалось в провинции. Салтыков проявлял уверенность, сообщая, насколько провинциальные ценности в прямом и переносном смысле должны определять происходящие в России процессы. Провинциалы — бедные духовно, зато обладатели общего благосостояния, пускай им и не принадлежащего. Потому и оставалась провинция невежественной, ибо таковой её считали столичные жители. Во все времена в столицу как раз и устремлялись те, кто желал отдалиться от родного края, уставший от тамошнего пренебрежения. Это объясняется хотя бы тем, что близость к центральной власти позволяет наладить жизнь, тогда как малейшее от неё отдаление оборачивается расхлябанностью и нежеланием создавать всеобщее благо, разменивая его на воссоздание личностных мечтаний.

Как так получается? Отводя провинции роль едва ли не отхожего места, Салтыков видел в той же провинции основное благосостояние России: она выращивает пищу, производит продукцию, поставляет рабочую силу. Другое дело, давая, провинция ничего не получала взамен, кроме упрёков в стремлении обогатиться за счёт столицы. Отмена крепостного права нисколько этого не изменила. Только теперь приходится говорить о зависимости регионов от центра, снабжаемого ресурсами и на своё усмотрение ими распоряжаясь. Всё продолжает напоминать крепостное право, правда теперь не на уровне помещиков и крестьян — ныне помещиком стала сама столица, собирающая урожай с провинциальных областей. Впору вспомнить про литераторов середины и конца XVIII века, для чего допустимо говорить не об определённых лицах, а рассуждать материями на уровне региональной политики.

Салтыков видел, как жители провинции с трудом существуют, отдавая добрую часть заработанного на нужды власти, которой платят государственные подати. Им же приходится удовлетворять интерес местных властей, хотя бы таким образом желающих прокормиться за счёт рабочего люда. Как от такой жизни не податься на заработки в столицу? Происходит так называемая централизация, не способствующая развитию государства. Наоборот, вместо общего развития, происходит повсеместное обнищание. В перспективе это грозит крахом. Заглядывая вперёд, отметим, Российская Империя от того и рухнет: население страны устанет от бесконечных поборов и войн, вследствие чего вспыхнет стихийный бунт. Что случилось после? Пришедшие к власти стали проводить политику всеобщего благополучия, пусть и крайне варварскими способами. В итоге получилось крепкое государство, стоявшее твёрдо до поры, пока вновь не обозначилась централизация, омрачившаяся новым крахом. Неужели трудно понять, насколько в перспективе опасно забывать о нуждах провинции?

Нельзя не понять, как шатки рассуждения, основанные на домыслах. Но Салтыков видел происходящее в России. И не понимал, чем отличается государство после реформ от того, что было до них. Не понимал и той особенности политики Александра II, позволившей происходить всему, о чём Михаил брался размышлять. Жизнь в стране менялась. Самое главное, ставшее насущным, — пришла пора задуматься об устранении от власти всех претендующих на то по праву рождения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сложности в провинции обычно решаются по мере их возникновения. Лучшее средство — полное уничтожение компрометирующих материалов. Одна из истин гласит: ничего не случается просто так. Михаил потому подмечал особенность русских пожаров. Когда приезжает ревизор, по роковому стечению обстоятельств сгорает всё то, чему предстояло подвернуться проверке. Ничто не останавливает людей перед опасностью пострадать от прежней нерадивости. Находятся и другие способы уладить дела — способов для того хватает: взятку дать, либо навечно закрыть глаза очевидцу. Это болезнь, которую нельзя излечить, пока не изменится само сознание человека, заинтересованного в создании непосредственно общего блага, а не обеспечивающего хрупкость тыла, обязательно обречённого однажды заполыхать.

Всякое случается в провинции. Например, человек как бы по документам умер, при этом оставаясь живым, пользующийся выгодами своего положения, избавленный от общественных обязанностей. Такая же ситуация с крепостным правом — вроде бы отменённым, продолжающим существовать, только в изменённой форме. На переходный период вводились определённые должности, нисколько не способствовавшие плавному, либо резкому переходу. В любом случае, Салтыков не видел изменений в провинциальной жизни.

Кроме того, Салтыков отмечает повсеместное пьянство. Ладно, ежели пьют крестьяне, утоляя горькую судьбу. Но ведь пьют и должностные лица, находящиеся при исполнении. Тут уже не о горькой судьбе речь, а о распоясанности. Человек в провинции напрочь забыл об ответственности, глубоко плюющий на всё, всегда готовый поправить шаткое положение за счёт принятия решительных мер. Исправить подобное не представляется возможным, если, опять же, не изменится самосознание.

Вот тут-то можно подумать, будто крестьянам полагается самостоятельно улучшать условия существования. Они должны взять власть в свои руки и вершить судьбу по собственному разумению, повергая всех им противных лиц осуждению. И вроде бы оно всё так, за исключением осознания пренеприятнейшего факта — бедный духовно и умственно не способен добиться ему требуемого. Бывший крепостной не скоро подвергнется соответствующей трансформации. Его дети может и смогут переосмыслить настоящее, тогда как непосредственно ему предстоит существовать без возможности иначе понять происходящее.

К каким мыслям Салтыков вёл читателя? Провинция, по его уверениям, с трудом принимала изменения. Сам Михаил не замечает, чтобы имелись отличия от бывшего до 1861 года. Всё ровно в такой же степени осталось. И тут приходится поверить. Ведь он то видел сам. Да и писатели, вроде Тургенева, примерно в тех же годах описывали аналогичное положение провинциалов. Ещё ничего не побудило периферию внять обязанность следовать царским наставлениям. Даже страшно представить, как всё обстояло прежде, ежели в середине XIX века — во время небывалого ускорения человеческой мысли — сохранялась тугость в мышлении. С таким подходом к жизни легко отстать абсолютно во всём.

Салтыков был уверен, что вслед за освобождением крестьян и рабочих от ярма, необходимо заняться их образованием. Негоже иметь дармовую силу, занимающуюся подённой работой. Следующим этапом непременно должно стать подвижничество интеллигенции. Как некогда славянофилы брались судить о русском обществе в свете его обязательной принадлежности к русскости, так теперь им предстоит отказаться от перспектив, становясь добровольными учителями, обязанными передавать знания людям из низов. Не совсем так говорил Михаил, но ход его мыслей заставляет предполагать именно это.

Будем думать, Салтыков близился к переосмыслению прежних позиций. Вместе с этим он понимал, провинция духовно всё равно останется провинцией. И это при том, что всё богатство России формируется за счёт как раз провинций.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Говорить в общих чертах о людях хорошо, но как быть с имеющим место на самом деле? Не об обезличенных гражданах России, а взирая на непосредственное население провинции. Находясь вне столичной жизни, Салтыков наглядно видел, каким образом воплощаются реформы Александра II. Если говорить мягко, то практически никак. Может крестьян и освободили от крепостничества, мышление нисколько не изменилось. Даже наоборот, появлялись деятели, требовавшие вернуть всё назад. Как тут не вспомнить жара непосредственно исходившего от Михаила? Он то укорял власть, не находя ничего положительного в её действиях. Действительно, крепостное право отменено. А дальше? Может ни о чём подобном в столице более не думают, устремившись к проведению новых реформ. Наглядно же в провинции всё в прежнем виде. Впрочем, когда в России реформаторы встречали одобрение? Даже при объективно обоснованной необходимости, давно для того назревшей.

Любую реформу нужно проводить быстро, меняя жизнь со старого уклада на новый. Если крепостное право отменяется, значит нужно изменить и мышление, не допуская возражений или пересмотров. При этом Салтыков не собирался мириться с медлительностью, хотя должно было быть ему понятно, что нельзя враз изменить прежде устоявшееся, не выдержав период первого возмущения, не дождавшись охлаждения эмоций, когда и выполнить изначально задуманное до конца. Перемены желается видеть мгновенно совершёнными, иначе понять суждения Михаила не получится.

Думал ли Салтыков, как велико сопротивление людей? Готовые к реформе приступили к минимизированию её последствий задолго до свершения очевидного. А оттягивавшие до последнего решение должных возникнуть проблем, так и не сумели перестроиться на новые условия. Имелись и те, кто предпочитал возмущаться, ни к чему более не способный. На самом деле, насколько бы Михаил не обозревал ситуацию, он должен был понимать общее спокойствие, периодически волнуемое высказываниями горячих голов. Следовало забыть о былом и продолжать жить, вместо чего проблемы придумывались на пустом месте, вследствие чего обсуждение начиналось сначала.

Может даже возникнуть мысль о губительности всех начинаний, исходящих от власти. Каким парадоксальным то не будет казаться, однако — это так. Мечта россиян скинуть иго крепостничества теперь поворачивалась вспять: часть крестьян не находила себя при обретённой свободе, упрашивая вернуться обратно под опеку помещиков, и часть помещиков не умела наладить существование в условиях необходимости нанимать работников, массово разоряясь. Требовалось время, либо требовалось смениться хотя бы одному поколению, чтобы забыть об условиях существования при крепостном праве, смирившись с проведённой по его искоренению реформой. Потому существует единственный вывод — судить нужно не сразу, а спустя десятилетия.

Салтыков жил в ситуации определённой напряжённости. Разумеется, его мысли не могли ждать. Ему требовалось выговориться, чему он и посвящал письма, посылаемые в «Отечественные записки». Вполне вероятно скептическое к нему отношение со стороны провинциалов, имевших своё собственное мнение о происходящем именно сейчас. Люди пугались свершившегося, и не могли принять новых изменений. Им казалось лучше жить при прежних условиях. Однако, покуда царствовал Николай — они слёзно молили судьбу ослабить наброшенное на них ярмо. Теперь, при Александре II, воплощавшем их призывы в реальность, возникло отторжение проводимых им реформ. Имеется ощущение, словно человек не знает, чего он хочет на самом деле.

Недаром именно при Александре II, стоило ему дать послабления, стало модным вести ни к чему не обязывающую жизнь, отрекаясь абсолютно от всего, словно и прежде было хорошо, и сейчас нисколько не хуже.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Людьми движет стремление к защите родного дома, но стоит ли его защищать? Ветхий, утлый, обречённый обветшать сильнее прежнего, он пробуждает желание к противлению. Этим пользуются все, в том числе и власть. Поднять население на борьбу проще, пробудив требуемую для того агрессию. Лучший способ — внушить необходимость защиты интересов государства перед лицом мешающих тому обстоятельств. Однако, человек не желает смотреть на проблему шире, представив в качестве родного дома всю планету в целом. Обязательно возникает стремление к обособлению, равносильное пещерным предрассудкам. Кто он — противник государства? Чаще всего под ним понимаются другое государство и населяющие его люди, думающие точно о таком же родном доме, который они стремятся оберегать. В пылу страстей значение приобретает сила событий, имеющих значение сейчас, и никогда не представляющих важность в последующем, если не зайдёт речь об искусственном пробуждении утихших в прошлом противоречий.

В 1870 году вспыхнула франко-прусская война. Давно французы не стояли перед унижающими их достоинство обстоятельствами. Они терпели власть монархов, соглашались служить императорам, брались и сами воплощать на практике республиканские идеалы, но столкнуться с немцами и потерпеть от них поражение — схожее с кошмаром видение. В 1871 году случится непоправимое — Франция уступит Пруссии, утратив над собою власть последнего единоличного правителя — Наполеона III. Несмотря на то, что французы не стремились поддерживать государя, они всё-таки оказывали сопротивление вторгнувшемуся на их земли агрессору. Никто не согласится отдать родной дом без боя — не собирались того делать и французы.

Теперь, вспоминая, каким образом тогда обстояли дела, замечаешь, насколько по-скотски французская власть относилась к защитникам страны: ни нормального обмундирования, ни продовольственного снабжения, ни предоставления годного для оказания сопротивления вооружения. И при этом, надо полагать, французов пытались убедить силой необходимости защищать родной дом от агрессора. Это понимали все, в том числе и Салтыков, чей нрав нашёл порцию слов для возмущения от претерпевания людьми страданий. Кажется, России Михаилу стало мало, он наконец-то открылся для всего мира, наблюдая одинаковую ситуацию, куда бы не приходилось ему обращать свой взор.

Должен возникнуть вопрос. Почему интересы государства возникают на основе заинтересованности граждан, но при этом граждане государство вовсе не интересуют? Казалось бы, на первое место должен быть поставлен человек, так как из одного формируется множество. На практике выходит иначе, множество принимает вид расплывчатого понятия «большинство» — одного из инструментов влияния власти, где руководство исходит от малого круга лиц, к множеству отношения уже не имеющих, поскольку они вспоминают о присущих им личностных качествах, за счёт чего и создаётся извращённое представление о происходящем с властью в действительности.

В таких рассуждениях легко потерять нить, забыв, что читателю в данный момент важен непосредственно Салтыков. Михаил справедливо возмущался, не видя смысла в любых патриотических измышлениях, ничем не обоснованных, кроме понимания того власть имущими, считающими себя вправе творить им угодное, забыв о нуждах рядового человека, вспоминая в редкие моменты, вроде стремления обратить внимание на определённые государственные нужды. И тогда ветхость родного дома грозит обрушением, для виду приукрашенного лоском.

Если интересам власти ничего не угрожает, повсеместно разливается самодовольство. Жизнь приобретает характер спокойно протекающей реки, чьё течение никого не волнует, покуда не произойдёт разлив. Но и тогда самодовольство не получится пересилить. Нужно всегда на всё обращать внимание. Понятно, это вызовет дискомфорт у людей, готовых прощать власть за отсутствие инициативы.

Остаётся заметить, как трудно достичь состояние идеала. Ежели власть не вмешивается — плохо, а коли проявляет внимание — тогда ещё хуже. Только не стоит забывать, когда затягивается мир, значит вскоре случится война, причём с печальными последствиями для предпочитавших придерживаться мирных позиций. Чем не пример — Франция?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Ворваться в литературу, навсегда заявив о личном праве на выражение мнения. Прежде должный покоряться обстоятельствам, забыв о самом себе, Солженицын оказался востребованным. Накопленный за несколько лет до того материал нашёл интерес в лице «Нового мира». Заслуживший успех «Один день Ивана Денисовича» дополнился очередной публикацией, озаглавленной скромно — «Два рассказа». Первый из них повествовал о самом Солженицыне, обретшем после лагерей покой в российской глубинке. Второй — поведанный знакомым случай о буднях железнодорожной станции времён Великой Отечественной войны. Стоит отметить особую между ними связь, поскольку железной дороге отведено особое значение.

Не претендуя на публикацию, Александр писал заметки. Он не испытывал необходимости придумывать, согласный отражать имевшее место быть в действительности. Оказавшись в тишине, не испытывающий давление извне, Солженицын спокойно созерцал его окружавшее. Ему представилась возможность наблюдать за жизнью простых деревенских людей, чьи трагедии достойны отдельного произведения. Не хватало особого происшествия, способного придать повествованию интерес. Разве заинтересуется читатель описанием разваливающегося дома в захудалом селе, где земля давно истощила отведённый ей природой ресурс? Местные жители прозябают в бедности, едва не поедая друг друга, если бы не необходимость проявлять заботу о ближнем, ибо иначе им суждено околеть при наступлении первых холодов. Тут-то и выступает фигура Матрёны, без которой «не стоит село без праведника».

Александр не изменил манере повествования. Он показывает себя читателю отстранённым человеком. Да, ему свойственно осознание происходящего, проявление сочувствия ко всему, но при этом он не стремится проявлять инициативу. Рассказчик может бесконечно долго сетовать на судьбу Матрёны, ужасаться условиям её существования, но палец о палец не ударит, дабы ей хоть чем-нибудь помочь. Читатель понимает, многое остаётся вне сообщаемого текста. Важнее показать не рассказчика, чья судьба не должна представлять интереса. Он всего лишь лагерный сиделец, не сумевший ничего добиться, всегда ограничиваемый колючей проволокой забора. Другое дело — Матрёна! Слишком поздно придёт осознание, каким человеком она была на самом деле.

Сложная её судьба привела к одинокой старости. Живя без мужа и детей, она ничего и никогда не просила, готовая во всём помогать другим. Селяне одаривали только одним — чёрной неблагодарностью. И Матрёна жила с ощущением этого, не смея просить хотя бы крупицы уважения. И Солженицын расскажет причину того. Матрёна сама заслужила собственное наказание, совершив ряд незначительных ошибок, обернувшихся для неё проклятием. А может кто и проклял, о чём Александр читателю не рассказывает. Оценивая содержание произведения в общем, читатель обязательно задумается, насколько подлинная представленная ему история.

Важен всё же финал. Вот где трагедия на железной дороге. Становится бессмысленным абсолютно всё. Пусть дом ветхий, хозяйство разрушено, сама жизнь не удалась: это меркнет перед завершением истории. Рано или поздно всему грозит запустение. Как не следи и не поддерживай порядок, время сотрёт былое. Останутся лишь воспоминания. А не будь Солженицына, не быть бы и тому.

Высказавшись в волю, Александр нашёл новую идею для произведения. Уже не на основании личных впечатлений, он доверился знакомому, чей опыт работы дежурным помощником военного коменданта помог воссоздать один день из множества, случавшихся на железнодорожной станции. Читатель поймёт, насколько трудно отвечать за незначительный участок, через который ежедневно проходит множество составов. Возникающих проблем имелось с избытком, от их обилия вполне может закружиться голова. Вспомнит Солженицын и про необходимость описывать любовную линию, о чём он, говоря про себя, не задумывался.

Всякая работа тяжела. Не бывает лёгких условий для труда. Читатель оказывается сразу погружён в обилие проблем. Самая главная — важно отправить состав с законсервированной кровью. Ведь кровь — это тысячи спасённых бойцов. Только складывается впечатление, что заботиться о других старается герой произведения, тогда как остальным безразлично, им главное принимать и отправлять поезда с солдатами, забыв об остальном. Как не важна кровь, так нет нужды заботиться о наполненных сапёрными лопатками вагонах. Малый хаос каждый миг грозит обернуться новыми проблемами, отдаляющими решение прежних до далёких времён.

В такой чехарде работает дежурный помощник военного коменданта. К нему обращаются люди с проблемами — он их оперативно решает. Кого-то нужно накормить, иного — посадить на состав, двигающийся в требуемом направлении. Иногда случаются налёты вражеской авиации, прибавляющие головной боли. Солженицын старался быть правдивым, показывая будто бы реально имевшее место быть. Если источник информации ему всё подлинно сообщал, значит у читателя не должно возникнуть возражений.

Не так важно, что повествование сведётся к обыденному для понимания сюжету. Спасибо за само описание работы станции, тогда как искать шпионов вовсе не требовалось. Это напластование не несёт существенной важности, придавая описанному дополнительный объём. Остаётся согласиться, будто из чужой песни слов не выкинешь, ежели не желаешь утратить смысловое её содержание.

Теперь необходимо внимательнее отнестись к дальнейшему творческому пути Солженицына. После «Двух рассказов» его поступь с мелкого перешла на размашистый шаг.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Всё должно быть таким, каким оно является. От человека требуется одно — проявлять волю. И прежде всего нужно терпеть. Не идти на баррикады, не призывать к вооружённому сопротивлению, забыть о других формах протеста. Всё само себя перемелет. Останется жалеть о прошедших годах, прожитых не в радость, а в муку. Но так ли плохо быть угнетаемым? Плохо выстроенная государственная система обязательно рухнет, дай для того ей срок. А если представить, будто жизнь проходит в радости и увеселении, то насколько она становится лучше? Не нужно искать ответы на поставленные вопросы, лучше принять точку зрения Солженицына. Согласно ей получается, что всему определено своё время, поэтому следует соглашаться с поручаемыми обязательствами, не взывая к справедливости и не кляня судьбу.

Литературный путь Александра начался с произведения «Один день Ивана Денисовича». За основу брался всего один день, вместивший не худшее и не лучшее из его собственной лагерной жизни. Было решено показать будни обыкновенного заключённого, крайне честного и порядочного. Этот человек обязан придерживаться нейтрального мировоззрения, непременно оставаясь созерцателем, соглашающимся абсолютно со всем. Подобная позиция главного героя произведения непременно должна оказать воздействие на читателя, желающего узнать, каким образом люди жили в лагерях, и на читателя, прошедшего через описанные реалии, чтобы сравнить и сделать соответствующие выводы. Окажется, первый читатель проявит сочувствие к заключённым, ставшими заложниками сложившихся против них обстоятельств, а вот второй читатель, некогда бывший тем самым заложником, укорит в чрезмерной мягкости повествования.

Что ожидает увидеть человек, испытывающий желание проникнуться «Одним днём Ивана Денисовича»? Ему кажется обязательным присутствие негативной оценки сложившегося в советском государстве порядка. Тогда людей буквально крошили в мясо, сперва устраивая повсеместный террор, выкосивший изрядное количество жителей страны, потом бросали на поля сражений Великой Отечественной войны, довершая начинания по уничтожению так называемых «вредных элементов нации». Но Солженицын словно не хотел играть на чувствах читателя, представив события прошлого в качестве неизбежно должного случиться. В той мясорубке окажется задействован и главный герой произведения — Иван Денисович.

Почему всё настолько спокойно? Александр описал лагерь далёким от цивилизации местом. Зимой там мороз под тридцать градусов, периодически валит снег, разыгрывается буран, а кругом словно всё вымерло. Бежать некуда. Если устроить побег, он обязательно закончится неизбежной смертью беглеца. Значит и не нужно пытаться изменить положение к лучшему, всё равно станет много хуже, нежели есть. Всякая провинность наказывается карцером, откуда здоровым никто ещё не выходил. Вследствие таковых причин Иван Денисович предпочтёт отстранённое существование, выполняя все поручения лагерного начальства. И читатель обязательно начнёт понимать, отчего пропадает тяга к лучшим возможностям, когда предпочтительнее оставить неизменным имеющее место быть сейчас.

Но читатель обязательно задумается об окружающих главного героя людях. Отчего спокойны и они? Как могут терпеть издевательства от поставленных за ними следить? Требуют снимать шапку — снимают. Лишают нормального пропитания — не возражают. Шмонают? Так то по необходимости обезопасить непосредственно заключённых от совершения неблагоразумных поступков. Кто спокойно принимает происходящее, не придаёт значения перегибам, согласен терпеть неудобства, тот спокойно проживёт отпущенный ему век, не найдя омрачающих слов о том, что с ним происходит.

Может показаться, якобы начальство лагеря многое себе позволяло. Стоит разрушить такое представление. Это обыкновенное явление, практически норма, встречающееся повсеместно, независимо от страны. Человек всегда желает взять больше, нежели ему требуется. Пусть это выглядит нелепо, когда делать то попросту бессмысленно. Изредка смысл всё же присутствует. Тот же главный герой произведения — Иван Денисович — думает прежде о собственном интересе. Он всё примечает, размышляя, какое найти увиденному применение после. Найдя заточку, хорошо или плохо она лежала, задумает сделать из неё сапожный ножичек. Каждый мыслит в рамках доступного ему пространства.

Один день заключённого проходит быстро. Он начинается подъёмом и заканчивается отбоем. Между ними подготовка к работе, сама работа и её завершение. Ивану Денисовичу предстоит класть кирпич. Делать то он будет мастерски, подходя к порученному ему заданию с максимальной степенью ответственности. Солженицын объясняет, в чём заинтересованность выслужиться. Оказывается, индивидуальный труд ничего не значит, важен результат коллективной работы, по которому и делаются выводы. Поэтому-то все заинтересованы в достижении наилучшего результата. Это же порождает круговую поруку, вследствие чего заключённые становятся надзирателями над собой.

Закончив знакомство с произведением, читатель так и не дождётся негативной реакции на прошлое. Наоборот, ему будет внушено мнение о необходимости смириться. Вот сидел Иван Денисович в лагере, трудился, мыслил о завтрашнем дне только хорошее. Пусть так поступает всякий. Главное помнить, когда настанет время сломать устои, тогда они будут сметены. До той поры следует забыть о проявлении личного мнения, почти всегда остающегося без проявления к нему интереса, покуда не придёт для того соответствующий час.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Салтыков загонял себя всё глубже в дебри истинных человеческих ценностей. Его тон становился категоричнее с каждой последующей статьёй. Приходится удивляться, как доведённое до состояния трухи, общество продолжало существование. Во главе всего становилась анархия, согласно которой позволялось претворять в жизнь любую приходящую на ум мысль. Не подозревал Салтыков, как достижение идеала способствует развитию последующего этапа, выраженного невозможностью превзойти совершенство, вследствие чего развивается падение нравов, готовых восхвалять любую безвкусицу. Может пусть лучше человек уподобится снова зверю, нежели примет ангелоподобное состояние? Ежели посмотреть на это обыденным взглядом, то увидишь, насколько близок человек к моральному росту, поскольку быть зверем ему стало надоедать.

Европейское общество ломалось. Шёл отказ от романтических представлений, уступающих позиции реализму. Пока в России желали понять, как подобное разделение вообще возможно, в той же Франции прослеживается чёткое разделение культурных ценностей, проходивших через определённые эпохи. Русский человек изначально видел жизнь во всём её многообразии, покуда европеец прикрывался ширмами определённого мировоззрения. Склонность к такому так и не изменилась. Объективно оценивая культуру Запада, Салтыков приходил к неутешительным выводам. При этом, непонятно зачем, стремился приложить чуждое мировосприятие непосредственно к сложившимся в России порядкам.

Двигавшаяся к реализму, Европа пугала Михаила, поскольку реализма всё равно не было. Оставался тот же самый романтизм, теперь понимаемый извращённо. Литература и прочие искусства оставались для Запада оторванными от действительности, существующими в определённых рамках, дальше которых им зайти невозможно. В России подобного произойти не могло, сугубо из-за неприятия ширм, ограничивающих свободу понимания действительности. Коли предстояло создавать произведение, оно находило воплощение в наиболее естественной форме.

Но так как Салтыков излишне настроился критиковать происходящее, он запутался, принимая чужое за своё. Вообще, сохраняя честность в суждениях, замечаешь склонность людей подстраивать под мысли всевозможные домыслы. Желалось Михаилу описывать упадок морали, гнилость общественных устремлений: тем он и занимался, готовый применить даже абстрактное представление в качестве руководства для восприятия происходящего повсеместно.

Вместе с тем, Салтыков стремился связать устоявшееся в России положение, связанное с недавней отменой крепостного права. Он считал, будто русский человек привык к рабской покорности, потому продолжающий принимать поставленную над ним власть в качестве неоспоримого авторитета. Михаила не интересовало, насколько русский человек действительно склонялся к необходимости доверяться батюшке-царю, включая чиновников всех мастей и своеобразных налоговых служителей, под коими изначально подразумевались баре. Вообще, история крепостного права не настолько уж проста, поскольку как таковое он сформировалось уже в имперской России, до того не являясь существенно важной особенностью социума Руси.

Про того ли Салтыков говорил русского человека, готового терпеть любое к нему отношение? Не свежи ли в памяти крестьянские бунты? А как быть со Смутным временем? Или с иными процессами, протекавшими задолго до установления над Русью единой государственности при Иване III? Так или иначе, Михаила не устраивало текущее положение дел, для чего он находил соответствующие слова. И не так уж важно, насколько оправданным являлось высказываемое им негодование. Казалось бы, царь-реформатор Александр II сделал всё, чего хотело население России, жившее под пятой царя-угнетателя Николая. Пора бы возрадоваться! Салтыков так не считал. По его мнению получалось, что недостаточно возвести мост для безопасной переправы, нужно осушить непосредственно реку. И ежели такое осуществить, то понимал ли Михаил, какие проблемы возникнут в последующем?

Кажется, проще созерцать и не чинить препятствий. Моста через реку вполне достаточно — это вызывает меньше всего разрушений. Возвести плотину или осушить — создаст ряд новых проблем. Допустимо найти и иное средство. Например, каждый может переходить реку вброд по угодному ему разумению, а иные освоили прочие технологии, позволяющие вовсе не замечать естественных преград. Осталось того же пожелать всему человечеству, которому пора прекратить заниматься самоедством.

Автор: Константин Трунин

» Read more