trounin.ru

Пьеса «В чужом пиру похмелье» не встретила препятствий. По написанию она была вскоре поставлена и опубликована. Ничьи интересы в произведении не принижались, наоборот — находились пути примирения. Кажется, в обществе тех дней случились перемены. Иначе зачем Островский писал про молодых людей, решающих самостоятельно заботиться о будущем? Перед читателем ставится проблема: отец желает для сына удачной партии, а сын любит девушку, лишённую достатка. Впрочем, недопущением подобного родители были озабочены во все времена. Не каждый отец примирится, чтобы воспитанный им ребёнок оказался у разбитого корыта. Дабы усугубить проблематику, Александр поместил в сюжет сваху, предпочитающую наживаться с помощью честных способов отъёма денег. Встретив такое к себе отношение, отец особенно вознегодует, справедливо полагая, его сыну затуманили разум. Действительность окажется не настолько суровой, отец согласится на неизбежное. Вернее, он сам начнёт поторапливать сына со свадьбой, считая то необходимым доказательством способности проявлять твёрдость во мнении и умения добиваться поставленных целей.

По ходу повествования зритель понимал, против брака выступает и отец девушки. Тот показан честным человеком, довольствующимся малым, согласным жить впроголодь, лишь бы о нём не мыслили дурного. Он желал для дочери мужа образованного, похожего на него по образу мысли. Да где такового сыскать среди юношей, более озабоченных поиском богатых невест? Поэтому придёт в недоумение от действий свахи, заставившей отца жениха раскошелиться на круглую сумму за расписку, в которой сын давал обещание жениться. Он сразу понесёт деньги обратно, не допуская мысли о позоре на свою голову.

Как видел зритель, ситуация воссоздавалась обыденная. Ничего нет в том, чтобы человек с состоянием желал прибытка, тогда как человек без денег — думал о сохранении благочестия. Может показаться — вместе у них нет общего пути. Островский посчитал иначе. На самом деле, человек с состоянием, особенно заработавший его самостоятельно, некогда был настолько же беден, как отец невесты, но нашедший способность нажиться. Пусть у него существовало особое отношение к морали, он не отказывался от опрометчивых поступков, зато теперь волен считаться за хозяина жизни. Поэтому трудно позволить сыну начать путь к зажиточности заново. Однако, почему бы такому не произойти? К тому и поведёт Александр повествование, сын будет обязан добиться руки девушки, иначе отец не примет его обратно в семью.

Подведя зрителя к подобному, Островский ставил точку. Должно было последовать негодование. Как же так? Ограничивать пьесу двумя действиями? А где попытки сына убедить отца невесты дать согласие? Где сама свадьба? Всего этого не будет. Может Александр поступал верно, оставляя зрителя с ощущением благоприятного исхода. Даже развивай повествование дальше, не станет ведь автор огорчать зрителя, не позволив молодым заново соединить сердца. Вполне вероятно, Островский специально оставил место для мысли, дабы допустимыми оказывались все варианты. Если говорить честно, у разбогатевших родителей редко рождаются дети с такой же хваткой. Не позволь таким детям проявить самостоятельность, они пустят на ветер наследство своё и второй половины. Коли так, пусть лучше получают минимальный стартовый капитал и дерзают на доступное им усмотрение.

С таким сюжетом пьеса не могла встретить противодействия цензуры. Александр вывел единственного отрицательного персонажа среди действующих лиц, чья помощь оказалась без надобности, скорее помешавшая молодым обрести счастье. Островский не пристыжал богача и не сетовал на отсутствие средств у бедняка, как не позволил осуществиться союзу их семей, оставив разрешение ситуации на усмотрение зрителя.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Геном» | Книга №3

Что будет, если искусственный интеллект научится подлинно мыслить? Он перестанет быть цифровым кодом, действующим согласно определённых положений, теперь способный размышлять и вырабатывать мнение без чужого вмешательства. Тема, поднятая Лукьяненко, кажется интересной, особенно учитывая, при развитии робототехники, должная через некоторое время стать насущной проблемой человечества. Недалёк тот век, когда искусственный интеллект скажет: «Тварь ли я дрожащая или право имею?» Сергей предложил столкнуться с этим в меньшем масштабе, предложив для примера боевой корабль, самостоятельно решающий, кого он допустит к управлению.

Для лучшего усвоения произведения важно и понимание будущего, описанное Лукьяненко в цикле произведений «Геном». Следует напомнить, человек с самого начала получает навыки, отвечающие за его спецификацию. Если ему полагается быть пилотом, им он и будет, способный к особо тесным связям с космическими кораблями. Такой человек способен влюбиться в корабль, мыслить его интересами. Не стоит исключать и обратную ситуацию. Как же быть с капризничающим искусственным интеллектом? Потребуется найти особый подход.

Сергей объяснил, почему проблема сталась возможной. Оказалось, покупая корабль, люди продешевили. За это корабль был наделён качеством непокорности. Он может допустить до управления только тех, кто достоин или превосходит его. Взломать систему не получится — защита способна выжечь мозг едва ли не буквально. Придётся действовать именно разговорами. То есть корабль нуждается в уговорах. Задача не кажется трудной, но она является непосильной. Поэтому были приглашены лучшие специалисты по перевоспитанию боевых кораблей. Получается, найти общий язык с искусственным интеллектом — настоящее искусство.

Повествуя, Лукьяненко заглядывал в далёкое будущее, оставаясь в рамках фантастики ближнего прицела. Его вдохновляла «Матрица» — художественный мир о виртуальной реальности, в которой будто бы живёт человечество, этого не осознавая. На страницах произведения постоянно появляются отсылки к Нео, называемому пророком. Сама связь с кораблём налаживается с помощью нейрошунтов. В начале нулевых годов подобное казалось наиболее возможным в части соединения человека с компьютерными технологиями, когда требовался непосредственный контакт. Повествуй Сергей десятью годами позже, связь устанавливалась бы удалёнными способами. Рассказывая ещё через десять лет — могло хватить ментальных способностей, позволяющих убрать все приборы-посредники, объединив людей и искусственный интеллект в единую сеть, взаимосвязанную друг на друге. Впрочем, переосмыслив идею Лукьяненко из «Сумеречного дозора», всякая среда существует за счёт другой среды, не способная к существованию при условии разобщения. Данные частности всё равно остаются условными, так как люди и искусственный интеллект способны существовать обособленно.

Как же суметь убедить корабль в необходимости содействовать людям? Сергей решил привести самое яркое доказательство, указав кораблю на его несовершенство. И это при том, что сам корабль мог демонстрировать людям их слабости. Чем тогда получится задеть чувства корабля? Как и человек, искусственный интеллект не умеет осознавать собственное несовершенство. Особенно такой, считающий себя лучшим во вселенной. Но у всего есть недостатки, окажись ты хоть высшим существом. Космические корабли не смогут существовать без обслуживающего персонала, и обслуживающий персонал откажется, чтобы его считали сугубо за таковой. Требуется взаимодействие. Какая беда всякого корабля, ещё со времён, когда они бороздили моря Земли? Совершенно верно — обшивку могли перегрызть крысы, вследствие чего тот шёл на дно. Подобное способно случиться и с космическим кораблём. Кажется, искусственный интеллект будет убеждён в ущербности — он такой же калека, как и любой человек, имеющий ряд недостатков, выдающих в нём неполноценное существо.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Всякий может мечтать стать частью светского общества, но не каждого оно готово принять. На примере кого можно обосновать данное утверждение? Допустим, пусть за такового окажется герой произведения «Большой свет», по чертам которого принято узнавать Михаила Лермонтова. Владимир Соллогуб не говорил явно, будто следует понимать именно так. Однако, фамилия героя — Леонин, он — военный, из близких родных — только бабушка, из прочего — практически ничего. Важен ещё и тот факт, что герой рано или поздно окажется высланным на Кавказ. Как именно рассказать? Почему бы не сделать этого в два действия, вернее — в два танца. Первым станется попурри — маскарадное представление. Вторым — мазурка, переходящая от накала страстей к опустошению.

Леонин — новое лицо на маскараде. Ему неведом сей разгул, где будто бы никто не узнаёт друг друга, хотя каждый знает, кому оказывается представлен. Прелесть маскарада в том, что человек без возможностей получает право беседовать с лицами высших сословий. Тут простой гусар способен сойтись в танце с княгиней, беседовать с нею о разном и даже надеяться на всяческое внимание. Можно сказать иначе, тут князья и княгини получают право статься за обыкновенных людей, уставших от светских развлечений, желая на короткий срок позабыть об обязанностях, пожить вольно от обязательств. То есть маскарад помогал раскрепоститься, сменить маску, надеясь остаться незнакомцем. Как к такому сможет отнестись Леонин? Он проникнется самим фактом интереса к нему со стороны светского общества, надеясь жить отныне иным образом. Да не имея финансовых возможностей — не должен был о том даже помыслить!

Пройдёт два года от первого танца до второго, попурри сменится мазуркой, разгорятся страсти, требующие срочного разрешения. Оскорблённый обманчивыми словами, Леонин решит стреляться, вызывая на дуэль человека из светского общества. Но дуэли были в России запрещены. Наказание за это последует незамедлительно. Военному грозит самое тогда обыденное — вменение обязанности продолжать службу на Кавказе. Такой исход не устрашил Леонина. Знал ли он вообще, к чему приведут его действия? Судьба ему благоволила, а он стремился её опередить. Уже не раз бывший наказанным за мелкие промахи, Леонин подвергался очередному наказанию. Что до того светскому обществу? Полное безразличие.

Приходит время рассказать читателю, насколько общество изменчиво. Вчерашние балы — безвозвратно ушедшее. Кто там казался первым лицом, теперь терял позиции, либо умирал, прожив насыщенную встречами жизнь. Сменялись поколения, о былых днях сохранялись воспоминания, ни к чему не обязывающие. Новое светское общество продолжало существовать вне успехов былых модников, в той же мере не заглядывая в день грядущий. Разве мог в таком окружении найти себе место Леонин? От таких забав быстро устанешь, пресыщенный однообразием. И в маске всегда ходить не будешь, должный выполнять определённые обязанности, от которых никому не дано отмахнуться рукой.

Что окажется самым обидным? Ощущение никчёмности и невостребованности. Как бы молодым людям не желалось оказаться среди светского общества, там не всем удаётся найти место. Требовалось ли делать из того трагедию? Сегодня общество в тебе нуждается, завтра откажется признавать твои заслуги перед ним. Остаётся задуматься о личном счастье, которое ускользает из рук, так как приходится отправляться подальше от костюмированных представлений. Разве сможет человек это осознать, ежели подобное коснётся его? Ответ будет отрицательным. Поэтому и уезжал Леонин на Кавказ со стеклянным взглядом, понимая, насколько он лишний в светском обществе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В двадцать четвёртом выпуске размещён некролог по Адаму Станиславовичу Ржевускому. Булгарину показалось важным рассказать про человека, чьим воспитателем был Нарушевич. Некогда начинавший послом Речи Посполитой в Дании, в 1808 году Ржевуский значился маршалом Киевской губернии, с 1817 — восседал в Сенате. Он достойно служил сперва одному отечеству, теперь другому. Обязательно следовало упомянуть в некрологе литературную деятельность Ржевуского, оставившему рукописи о современных ему польских событиях.

В двадцать пятом выпуске — «Ответ на письмо к издателю «Московского телеграфа», помещённое в 3 книжке сего журнала» можно оставить без комментария. В тридцатом выпуске заметка «Концерт г-жи Аделины Каталани, 8 марта» — восхищение талантом итальянской певицы. В тридцать втором выпуске рецензия на поэму «Войнаровский» за авторством Рылеева — очередное восхищение, Булгарину понравилось описание сибирской зимы и Якутска.

В тридцать шестом выпуске некролог по Михаилу Сергеевичу Кайсарову, первому переводчику на русский язык произведения Стерна «Тристам Шенди». В тридцать седьмом — рецензия на «Думы» Рылеева через воспоминания про польские и украинские песни. В четырёх выпусках с сорок седьмого по пятидесятый — рецензия на «Чернеца» Козлова с обильным цитированием авторских стихов.

В шестьдесят шестом и шестьдесят седьмом выпусках — рецензия на «Разбор трёх статей, помещённых в Записках Наполеона» Давыдова. Как должен знать читатель, Давыдов стался известен вкладом в разгром французов, придумавший способ быстрых рейдов в тыл врага и развивавший партизанское движение. Но надо знать и то, что сам Наполеон нигде не оговаривался, каким образом русским удавалось столь быстро снижать боеспособность французской армии.

В восемьдесят втором выпуске реакция на замечание в одинадцатой книжке «Московского телеграфа» — виток полемики с Полевым.

В восемьдесят седьмом — рецензия на труд Погодина «О происхождении Руси». Погодин защищал норманскую теорию, опираясь на доказательства безымянного немецкого автора, в которых тот искал корни русского народа среди тюрков.

В девяносто четвёртом и девяносто шестом выпусках письмо к Свиньину под заглавием «Скачка». Как понять, чьи кони лучше — английские или русские? Пока продолжили считать право на первенство за Англией, хотя не стоит отрицать хороших скакунов и в России.

В сто шестнадцатом выпуске — «Опыт сатирического словаря». У Булгарина накопился ряд наблюдений, которым он вновь спешил поделиться с читателем.

В сто восемнадцатом — некролог по Дмитрию Степановичу Бортнянскому. В следующем выпуске — вымышленная повесть «Чувствительное путешествие по передним». В сто двадцать седьмом — рецензия на четвёртое собрание сочинений в стихах и прозе «Мнемозина». В сто пятьдесят третьем — статья «Толки». В сто пятьдесят четвёртом — рецензия на произведение Жуи «Антенский пустынник, или Изображение французских нравов и обычаев в начале XIX столетия» в переводе де Шаплет. Обо всём этом комментарии будут лишними.

Говорить подробнее о заметках Булгарина из «Северной пчелы» не получится. Это схематические наброски, должные уведомить читателя о чём-то, без добавления информации к размышлению. Рецензии неизменно получались сухими, если не появлялось возможности рассуждать о праве народов на сопротивление и обособление от империй, либо не затрагивался вопрос польских и украинских земель. Часто использовалось чрезмерное цитирование, ничего не поясняющее, скорее убеждающее читателя самостоятельно обратиться к первоисточнику. В некрологах Фаддей раскрывался с новой стороны, показывая умение собирать сведения по крупицам, представляя короткий очерк о жизни человека, упоминая обо всём важном. Публиковаться в каждом выпуске «Северной пчелы» Булгарин не собирался, учитывая периодичность — три раза в неделю. Но курс был выбран верным — через шесть лет издание станет ежедневным, число экземпляров составит порядка десяти тысяч за выпуск.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Обвинения Булгариным «Отечественных записок» приводили к ответным публикациям, на которые опять приходилось писать возражения. Наблюдать за хождениями вокруг слов мог не каждый читатель. Но наблюдать приходилось, поскольку читатели периодических изданий понимали, насколько разнились позиции издателей. Если кто радел за Булгарина, тот выступал его сторонником. Да были ли у Фаддея соратники? Таковых имелось крайне мало. Тогда почему Булгарин продолжал находить спрос на свои издания? Видимо, читатель получал удовольствие от наблюдения за словесной перепалкой, обретая возможность обсудить в кругу друзей, выразив собственное понимание ситуации. Потомку до дрязг тех дней дела вовсе нет, отчего если и приходится внимать данной полемике, то с осмыслением разговора о пустом. В третьем выпуске «Северного архива» Фаддей разместил «Замечания на письмо, напечатанное в 1-й книжке «Отечественных записок» на 1825 год».

В тринадцатом выпуске публикация в виде отрывка из «Русского Жилблаза». Булгарин работал над романом «Иван Выжигин», предлагая читателю знакомиться с отдельными главами.

В четырнадцатом выпуске «Замечания на статью, помещенную в №11 «Вестника Европы», под заглавием «Исторические справки». Булгарин вновь отражал мнение о труде Карамзина. В шестнадцатом выпуске полемизировал Фаддей и с Николаем Полевым статьёй «Замечания на статью, напечатанную в 13 нумере «Московского телеграфа», под заглавием «Особенное прибавление и прочее», выразив неприятие чуждой ему точке зрения об его изданиях. Там же и о том же продолжил статьёй «Господину издателю «Московского телеграфа», на статью его в №14 сего журнала».

Публикации в «Сыне отечества» не отличались разнообразием содержания. Булгарин старался сугубо полемизировать. Вот перечисление статей: «Ответ господам Полевому и сотрудникам его, Я. Сидоренке и Матюше-Журналоучке, на статью, помещённую в «Московском телеграфе»; «Логическое заключение, выведенное из статьи, помещённой в №35 «Русского инвалида»; «Краткий ответ защитникам лечебника, изданного князем Енгалычевым, и указание некоторых ошибок, находящихся в сей книге».

С первых чисел 1825 года Греч и Булгарин начали совместный выпуск политико-литературного издания под названием «Северная пчела». В последующие годы публикации Фаддея размещались преимущественно на его страницах. Эта газета выходила на небольшом количестве листов, разделённая на две части, должная представлять интерес для читателя, поскольку в дальнейшем именно этому изданию высочайшим распоряжением будет дозволено первым публиковать известия из-за рубежа и театральные рецензии.

Первая заметка в «Северной пчеле» оказалась хвалебной. Во втором номере Булгарин написал рецензию на издание «Простонародные песни нынешних греков» за авторством Фориеля, переведённые Гнедичем. Фаддей предварительно уведомил читателя о сопротивлении греков властвовавшей над ними Османской империи, продолжающееся третий век. После рассыпался в благодарностях Гнедичу, радуясь возможности лицезреть столь удачный перевод двенадцати песен.

В четвёртом выпуске уже раздалась критика — «Провинциал в столице» с подзаголовком «Обед во французской ресторации». Суть заметки состояла в описании похождений приятеля, решившего приятно откушать, а ему выставили неоправданно большой счёт, будто он с товарищами съел стадо коров и овец, поскольку, заказывая часть животного, оплачивал стоимость, превышающую цену самого животного.

В пятом выпуске рецензия на «Записки полковника Вутье о нынешней войне греков» в переводе Сомова. Вместо критического осмысления содержания, Фаддей прокомментировал оглавление.

В седьмом выпуске читатель «Северной пчелы» уведомлялся «Полемической заметкой против «Русского инвалида» за подписью Греча и Булгарина. Оказывается, «Русский инвалид» перепечатал одну из статей, не удосужившись указать первоисточник.

В двадцать втором выпуске размещена рецензия на пьесу Дмитриева «Торжество муз. Пролог в стихах на открытие Императорского Московского Театра». Фаддей описал увиденное им представление.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В 1825 году наконец-то состоялась публикация задуманного Булгариным театрального альманаха «Русская Талия». Издавать его Фаддей планировал периодически. Уже в первый выпуск были включены отрывки из произведений Шаховского и Загоскина, переводы из Вольтера, но значимей другое событие — в данном альманахе размещён отрывок из комедии Грибоедова «Горе от ума», при жизни автора более нигде не публиковавшейся. Разместил Булгарин и собственные произведения, ранее им написанные. Отдельно стоит сказать про созданное специально для альманаха, скромно подписанное инициалами Архипа Фаддеевича.

Фаддей предложил читателю понаблюдать за беседой людей, между действиями решившими поговорить о насущном. Начало разговора оттянуто, дабы объяснить, почему не все любили посещать пьесы, поставленные по произведениям французских драматургов. Оказывалось, не дело в России браться за адаптацию иностранных творений. Пояснение тут даётся простое — необходимо иметь такой же талант повествователя, если берёшься за перевод. Вот кто из русских способен передать в нужных оттенках того же Расина? Таковых крайне мало. А ведь всякие берутся за перевод, считая себя к тому способными. Допустим, стричь кусты — искусство. А что сделает человек, оным не обладающий? Вот именно, мало кому понравится.

Пусть драматургию французов считают гениальной. Так ли это? И стоит ли им подражать? Увы! Французы склонялись к требованию строить содержание по принципу единства места и времени. То есть действие должно происходить только в определённый момент и в чётко ограниченных локациях. События могут развиваться в одном городе, либо доме, а то и просто в комнате. Более того, все действующие лица обязаны быть полностью задействованы в происходящем, они обязательно рассказывают, чем занимались до выхода на сцену, чем будут заниматься после. Само повествование излагалась непременно александрийским стихом. Всё это объяснялось, будто французы полностью переняли манеру изложения от древних греков, стараясь оной постоянно придерживаться.

Однако, описывая античность, французы создавали произведения не про древних греков. Герои их произведений как раз и являлись французами, далёкими от иного осмысления действительности. Сами герои всегда показывались одного образа мысли. Они не имели отличительных черт, воплощая определённые представления, какие им должны были быть свойственными. Если кто описывал похождения Геракла, то тот казался похожим на француза, даже божественные создания оказывались вынуждены подражать французскому. С этим ничего не поделаешь, кроме необходимости заранее понимать, что французы писали сами о себе, придумывая для антуража различные декорации.

Немудрено представить, отчего жителям России казались нелепыми попытки французских драматургов описывать русские реалии. Настолько же должны возмутиться древние греки, увидев кощунственное мнение. То должны были понимать и сами писатели. Да кто не думает, будто он способен постичь умом прошлое, разобраться в настоящем… Просто человеку свойственно видеть действительность так, как ему желается, представляя всех прочих такими же, только по непонятной причине порою выступающих против навязывания чуждой мысли. Вполне очевидно, возьмись французы описывать русские народные сказания, получится у них на диво уморительно, хотя крайне правдиво для самих французов, считающих им представленное за подлинное отражение действительности.

Участвующие в беседе заключат, что нет ничего плохого во французской драматургии. Для её понимания лучше знать французский язык и читать в оригинале. Тогда и будет восприниматься драматургия этого народа с должным уровнем уважения. Более благостное отношение возможно и в случае перевода, окажись тот блестяще выполненным. Впрочем, Булгарин об этом уже посетовал, найти выверенную адаптацию для благостного понимания — практически непосильный труд.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Булгарин взялся внести коррективы в описание Карамзиным истории. Зачем? Рассуждая, насколько это тяжёлое ремесло, понимая, надо иметь солидный багаж знаний, всё же Фаддей посчитал допустимым внести ясность в изложение, опубликованное не кем-нибудь, а историографом, специально назначенным царём Александром. Булгарин сразу обозначил позицию — он отказывается признавать царствование Годунова за благо для страны. Ныне история тех дней более темна, нежели для современников Фаддея. В начале XIX века ещё имели представление о хронологии событий, как правил Иван Грозный, как умирали его сыновья, как воссел на царство Фёдор, а уже затем — при стечении обстоятельств — царские регалии достались Годунову. И всё же Булгарин не сменял тон, продолжая выражать отрицательное мнение, не пытаясь отыскать самую малость положительных моментов.

В чём основное неприятие Фаддеем Годунова? Он считал недопустимым проведение политики сугубо злыми поступками. Не следовало Годунову убивать царевича Дмитрия. После этого ничего не могло смягчить к нему отношения. Булгарин вспомнил и про Наполеона, собиравшегося добиться процветания Европы, перед этим утопив европейские народы в крови. Кажется, случись Фаддею родиться во времена Ивана Грозного, ход его мысли мог быть иным. Да и забыл Булгарин, что представляет из себя политика.

Сперва осуждая Карамзина за мягкость позиции, затем Фаддей требовал большего количества деталей, может забывая, какой труд брался читать. Всё же Карамзин писал историю государства, а не отдельных событий. Булгарина задело отсутствие интереса к основанию городов на севере и на Урале, каким образом при Фёдоре утёрли нос английскому купечеству, за счёт чего наполнялась казна. Так и возникает желание сказать Фаддею, чтобы писал историю самостоятельно, ежели считает себя более сведущим.

Тон становится совсем категорическим, стоило Булгарину ознакомиться с историей Польши за авторством Нарушевича. Примерно такого же труда Фаддей хотел ожидать от Карамзина. То есть нужно не просто описывать события, обязательно следует говорить, почему они произошли, на какие процессы в дальнейшем повлияли. Тем самым Булгарин не предлагал исправить упущения, он прямо требовал писать иначе, составляя не столько историю государства, сколько обширный труд, должный учитывать влияние сопутствующих дисциплин. Да вот пиши Карамзин столь подробно, проделывая всё в одиночку, может и не смог бы продвинуться далее нескольких томов.

Если всерьёз браться за историю, каждое событие являло бы собой отдельный том. Трудность заключается в другом — в способности читателя воспринимать сообщаемую ему информацию. Читатель и без того с удовольствием ознакомится с самым первым томом, более лёгким для понимания. Если ему подробно объяснять все особенности княжеских дрязг, то интерес к истории исчезнет сразу. Достаточно сослаться на события, имевшие место после смерти великого князя Владимира Крестителя, когда Русь буквально погрузилась в раздробленное состояние, в редкие моменты объединяясь вновь. Просто нужно осознать — обо всех процессах разом не расскажешь, нужно проводить отдельные изыскания, отказывая во внимании смежным по времени процессам.

Имел значение и фактор личного времени. Ещё никто не знал, годом позже Карамзин умрёт, не успев довести историю до воцарения династии Романовых. Ежели ему не удалось и этого, как тогда вообще суметь распределить имеющиеся возможности? Впрочем, всё это можно считать за отговорки. Всё-таки и до Карамзина хватало историков в России, и не его версия истории может считаться лучшей. Может она нравилась современникам и нравится потомкам, так как является доходчиво изложенной, объясняющей многое более ясным языком, чем то получалось у прочих историков.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Читая публицистику Булгарина, можно сделать наблюдение, казавшееся отражением отнюдь не века XIX, а скорее времени будущего. Но Булгарин может тем предвосхищал, а может подобное было всегда, только данного рода литературных изысканий осталось крайне мало. Впрочем, и в древности жили компиляторы, благодаря чьим стараниям нам доступны, как пример, труды Эпикура. Касательно занятия Фаддея схожего вклада в культуру человечества отметить не сможешь. Кому какое дело из потомков, какие ошибки допускали в периодических изданиях? Не станем излишне осуждать, понимая, каждый занимается тем, чем ему кажется нужным, полезным, либо он не имеет иного для себя выбора. Собственно, в семнадцатом выпуске «Литературных листков» Булгарин разместил рецензию на «Новости литературы», издаваемые Воейковым и Козловым, рассказав читателю, что он там вычитал, какие сделал выводы, в чём собирается уличить авторов.

В восемнадцатом выпуске опубликовано возражение на ответ господина Фёдорова, напечатанный в №53 «Отечественных записок». Фаддею не понравилось, как усомнились в правильности применённого им эпиграфа, но сказать об этом он считал необходимым, сохраняя на лице выражение спокойствия. Булгарин доводил до сведения читателя недовольство Фёдорова его высказыванием, посчитав нужным принять таковую точку зрения, поскольку его аналогично по многим вопросам не устраивает мнение оппонента.

Совмещённый двадцать первый и двадцать второй выпуск — это «Письмо к приятелю о наводнении, бывшем в С.-Петербурге 7 ноября 1824 года». Фаддей отобразил всё, чему довелось ему быть очевидцем. Наводнения словно никто не ждал, будто не случалось Неве выходить из берегов. Не насторожила горожан ночная буря, хотя стёкла вылетали из рам, не приняли всерьёз сигналов на Адмиралтейской башне. К утру каналы стали переполняться от воды, случилось то самое наводнение, стоившее горожанам нервов. И пока в Петербурге начинали беспокоиться за имущество, соседние деревни уже утонули: там люди спасались, каким только получалось образом. При вести об этом горожане побросали имущество и думали лишь о спасении. К вечеру вода отступила, что не означало спокойной ночи. Правительству требовалось принимать срочные меры, чтобы дать людям надежду и озаботиться устранением последствий и недопущением распространения болезней. Дополнительно к письму Булгарин привёл выкладки о наводнениях в Лондоне, Париже и самом Петербурге за последние века. Оказывалось, сие природное явление не является редким — оно случается излишне часто.

В том же выпуске Фаддей разместил «Краткие возражения на обвинения П.П. Свиньина, на иронию издателя «Дамского журнала», на притязания ко мне В.К. Кюхельбекера и на «Афоризмы любомудрия» князя В.Ф. Одоевского». Деятели от литературы всё более ополчались на Булгарина, вследствие чего ему приходилось с ещё большим усилием возражать.

В следующем выпуске опубликована сцена из общественной жизни «Подписка на журналы», являющаяся к тому же «Письмом к издателю из губернского города». Предлагалось ознакомиться с ситуацией — автор письма желал подписаться на всевозможные журналы, планируя быть в курсе всех событий. Знакомые на него посмотрели с недоумением, не считая за целесообразное напрасную трату такого количества средств. Лучше бы автор потратил деньги на благотворительность: говорили они ему. Оставалось ответить схожим предложением, пусть знакомые распродадут предметы роскоши, перенаправив вырученные средства на обеспечение нужд малоимущих. Зато жена автора письма радовалась — мужу останется время сугубо на чтение, он не будет выходить из дома, не станет играть в карты, а сами газеты можно потом пустить на выкройки. В том-то и беда, оставалось заключить, каждому важно знать дела ближнего круга, тогда как до проблем мира важности особой нет: не знай про происходящее вне страны, ничего не потеряешь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В девятом-десятом выпуске «Литературных листков» Булгарин поместил повествование «Талисман, или Средство жить без денег». Действительно, как прожить, не имея гроша за душою? Очень просто — таким будет авторский вывод. Достаточно дружить с теми, кто располагает деньгами, благодаря чему получится существовать, будучи совершенно бедным. Приводимый на страницах человек отнюдь не слыл за бедняка, он осознанно отказался от родительских накоплений, ни разу не зарабатывал, зато за прожитые им тридцать лет он опрятно одевался, хорошо ел и жил при отличных условиях, при этом умело находил подход к людям, никому не дозволяя унижений в свой адрес, способный лично дерзить кому угодно, кроме, вполне очевидно, тех, кому следует в соответствующее мгновение упасть в ноги, либо иначе проявить участие. Впрочем, ума герою повествования не совсем хватило, так как гонора был излишне завышенного. А умей он подлинно находить общий язык — продолжал бы существовать самому себе в радость.

В том же выпуске опубликована статья «Разговор о Дамском журнале». Булгарин посчитал нужным сказать, насколько ценит каждого читателя «Литературных листков», с какими претензиями они к нему не обращайся. Оспаривать мнение такого читателя, влиять на него или как-то противопоставляться Фаддей отказывался.

В одиннадцатом-двенадцатом выпуске заметкой «Новое значение старых слов, или Беседа у человека прошедшего столетия» Булгарин возвращался к личности Архипа Фаддеевича, коему было уже за восемьдесят лет, будто бы имевшему дурную привычку говорить правду в глаза. Если к нему обращались «почтеннейший», то Архип Фаддеевич вздыхал, понимая, теперь в значение данного слова вкладывают совершенно иной смысл, нежели в его молодые годы. Поменялось буквально всё. Прежде порядочным называли человека, кто прилежен и честен, примерный сын и добрый отец. Ныне порядочным является тот, кто хорошо ведёт себя в обществе, умеет одеваться, поддерживает беседу. Воспитанными ранее считались учтивые люди. Ныне за воспитанного принимается всякий, способный говорить на французском языке и сочинять дурные французские стихи. Изменилось понимание доброго малого, доброго человека и прочего, и прочего.

В том же выпуске Фаддей составил ответ на замечание издателя «Дамского журнала», допустившего выражение «полемические битвы». Булгарин смело возразил, сославшись на синонимичность сих слов: полемика и битва являются довольно близкими понятиями. Там же Фаддей составил очередной перечень возражений отзывом издателя «Северного архива» и «Литературных листков» почтенному издателю «Отечественных записок» (ad interim) Б. М. Фёдорову.

В пятнадцатом выпуске продолжил обозревать «Мнемозину» и написал письмо Гречу, рассказав, как его позвали присутствовать на освещении корабля, должного отправиться в американские колонии (заметку об этом следует именовать «Поездкой в Кронштадт»).

В шестнадцатом выпуске Булгарин на полном серьёзе брался осуждать современных поэтов. Его заметка «Литературные призраки» повествует о якобы вымышленных лириках, бравшихся утверждать, насколько легко им удаётся творить. Среди них был единственный поэт, считавший необходимым учиться поэтическому ремеслу, дабы вкладывать в творения багаж накопленных знаний. И читатель понимал, к чему пытался его подвести Фаддей. Действительно, свободный стих настолько становился популярным, отчего академическое стихосложение уходило в прошлое. Оно и понятно — проще создать подобие, нежели полноценный труд, продуманный от и до.

В том же выпуске произведение «Очки». Для читателя показывались две точки зрения на один и тот же предмет. Отчего-то люди не могли сойтись во мнении. Позже выяснится, представленные вниманию обозреватели смотрели на им предлагаемое через очки. Только тот, кому нравилось, смотрел через прозрачные стёкла. А вот видевший всё в мрачных тонах, взирал соответственно через затемнённые стёкла.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В 1824 году публицистическая деятельность Булгарина свелась к работе над «Литературными листками». Более нигде он не оставлял заметок, сосредоточившись на собственном издании. Уже первый выпуск предваряли две статьи Фаддея: «Новый год» и «Нравственная математика». Булгарин говорил читателю о существовании традиции встречаться с друзьями накануне нового года, подобное случилось и на этот раз. А о чём говорить знакомым людям, особенно если речь про мужскую компанию? Вполне очевидно, они стремятся делиться свидетельствами и фактами. Например, Булгарин напомнил про летоисчисление, перенятое у византийцев, и объяснил, почему в ряде жизненных моментов новый отсчёт времени продолжает опираться на сентябрь — подобное повелось от римлян. Дополнительно Фаддей поведал про китайских математиков, подлинно считавших одинаково богатыми того человека, у которого есть несколько миллионов, и того, у кого столько же миллионов, но со знаком «минус».

Прежде чем говорить о статье из второго выпуска, названной «Свидание Зерова с самоучкою, или Разговор о всякой всячине», обязательно поясним — излюбленный Булгариным персонаж Архип Фаддеевич был по фамилии Зеров. В целом же, статья продолжила прошлогоднюю традицию уличать «Отечественные записки» в искажении фактов.

В том же втором номере опубликована рецензия на «Стихотворения» Ивана Дмитриева. Выступать с резкой критикой Булгарин не стал, вероятно по причине издания книги Николаем Гречем. Зато — касательно вступления от Вяземского — Фаддей позволил высказаться с более полным спектром эмоций.

В третьем номере статья «Опыт сатирического словаря для людей так называемого большого света» — часто встречающееся у русскоязычных авторов желание приметиться оригинальным определением для слов. Допустим, чем является «ложь»? Это то, что используется в логике вместо силлогизмов.

В четвёртом номере в разделе «Литература» изложение по поводу неприятия немецкого переводчика из Петербурга, бравшегося доводить до сведения своего читателя произведения русских писателей. Начинание следовало бы признать похвальным, если бы этот господин — фамилия его Ольдекоп — не приписывал в текст излишне много собственных вымыслов. В шестом номере эта критическая заметка получит продолжение в качестве «Ответа издателю «Благонамеренного» на его изъявление благодарности издателю «Литературных листков». У немецкого переводчика находились как защитники, так и хулители.

С пятого по шестой выпуск Булгарин описывал «Прогулку по тротуару Невского проспекта». Невский проспект он решил назвать лучшей улицей в мире. Да вот не получишь удовольствия, прогуливаясь среди толпы неизвестных людей. Ведь Петербург — не древний Рим и не античные Афины, где прохожие рассуждали о политике, гимнастике и искусстве пения, проводили словесные соревнования по софистике, именуемые ими за философию. Если в Петербурге прохожие чем-то заняты, то желанием на других посмотреть и себя показать.

Непосредственно в пятом номере помещена критическая заметка на собрание сочинений в стихах и прозе «Мнемозина», издаваемое Одоевским и Кюхельбекером.

Заметка «О прелести» с посвящением прекрасному полу — одна из статей в седьмом выпуске. Фаддей рассуждал, каким образом он понимает под прелестью грацию, находя оную в баснях Крылова и Дмитриева. Там же диалог «Человек и совесть» — про желание выходить из дома без совести, поскольку она будет мешать. В разделе «Литературные новости, замечания и прочее» Булгарин закрывал обсуждение басен Дмитриева, начиная воспевать вышедший трёхтомник сочинений Крылова.

В том же разделе, но уже в восьмом выпуске Фаддей хвалил Вячеслава Озерова за «Сочинения» в двух частях, посчитав нужным укорить Измайлова — ему не понравилось составленное им предисловие. Другая заметка из того же раздела — сухое уведомление о публикации перевода на польском языке книги Головнина «Замечания об Японии».

Ещё в восьмом выпуске помещена заметка «Прогулка в Екатерингоф». Булгарин хвалил русскую натуру, коли чего пожелавшую, тут же добивающуюся исполнения. Вот есть набережная в Петербурге, появившаяся сразу по надобности. О подобной мечтают в Париже не одно десятилетие, только ничего не делая для осуществления замысла.

Автор: Константин Трунин

» Read more