trounin.ru

Из разных коротких произведений Паустовского обязательно нужно упомянуть следующие.

1950 год: для журнала «Огонёк» рассказ «Записки Ивана Малявина» — Малявиных в деревне много, и Паустовский имел разговор с одним из них, ныне работающим печником. Вместе с ним вспомнили Гайдара, в сей деревне бывавшего. Отметили и произошедшие изменения. Всё разительно преобразилось, благодаря неослабевающему энтузиазму советских людей. Но и до войны Гайдар сумел научить печника мудрости жизни. Константин продолжил тему в рассказе «Ледостав», опубликованном в газете «Социалистическое земледелие». Ныне в Союзе делаются такие дела, о которых будут помнить и спустя столетие. Рассказом «Встреча» вспоминался Крым. Оставшиеся рассказы за этот год: «Астаповские пруды» и «Снегопад».

1951 год: «Первые листья» — про природу; «Ходоки» — о начале преобразования речной системы страны. А рассказ «Посёлок среди скал» — повествование об отношении жителей островов к свершениям советских людей. Знают на далёких островах, оторванных от мира, про существование Советского Союза — страны, где живут счастливые люди, своими руками создавшие лучшее из лучших государств. И вот заплыл к ним советский корабль. Подняться на его борт нельзя, того не одобрит далёкое от острова правительство в метрополии. И от доктора на корабле отказываются — у них есть свой. Этот факт особенно удивил островитян. Раз на таком небольшом корабле есть доктор, значит всё действительно излишне хорошо в Советском Союзе.

1952 год: очерком «Могучая речная держава» Константин сообщал про появление рукотворных морей и каналов, до того казавшихся небывалыми к осуществлению; о том же рассказал в «Первом тумане».

1953 год: для газеты «Правда» ещё одно воспоминание о Гайдаре — «Клад». Действительно, за двадцать лет многое переменилось. Где ничего не было, там раскинулись клеверные поля, построена гидростанция, прорублены пожарные просеки, даже сосны ростом уже под потолок. Другие рассказы за этот год: «Симферопольский скорый» и «Вешние воды».

1954 год: в сборнике «Бег времени» повествование «Беглые встречи»; в «Литературной газете» — «По ту сторону радуги»; в газете «Сельское хозяйство» — «Таинственный сундук».

За 1955 год можно отметить речь, произнесённую на юбилее Бунина в Литературном музее в Москве, опубликованную позже под названием «Иван Бунин». Паустовский радовался за возвращение писателя обратно в Россию.

1957 год: для журнала «Вокруг света» написаны «Географические записи» — более сообщалось про Рим, Константин желал ощутить присутствие города, славного своей историей; для журнала «Москва» написан очерк «Пейзажи Ромадина», он же «Заметки о живописи» — хвалил, не умея остановиться.

Есть ещё за авторством Паустовского заметки, которые допустимо назвать автобиографиями. Так в 1966 году написана заметка «Коротко о себе». Согласно её текста следовало, что Константин хотел прожить полную жизнь, всё испытать. Этого осуществить не получилось. Однако, если пытаться вспоминать прошлое, одно цепляется за другое, отчего можно о былом рассказывать бесконечно. В этой же заметке сообщалось о запланированных восьми томах «Повести о жизни», из них пока написано лишь шесть. Как становится понятно, Паустовский не успеет довести многотомные воспоминания до современного ему, на тот момент, дня.

В 1967 году в качестве предисловия к восьмитомному собранию сочинений Константин написал заметку «Несколько отрывочных мыслей». Он пытался рассказать, почему предпочёл стать писателем. Оказывалось, существует на свете профессия, позволяющая человеку многое одновременно. Ведь писатель — это и есть много кто одновременно. Не остаётся писатель лишь мастером пера. Отнюдь, такой человек — мастер в разных областях. По крайней мере, именно так считал Паустовский.

Придётся заметить, творческий путь всякого человека обрывается. И Константин Паустовский не мог писать бесконечно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Следует поговорить про другие рассказы за 1943 год. «Спор в вагоне» — повествование о том, что считать человеку за родной край, которому готов отдать звание лучшего места на планете. Вполне очевидно, каждый кулик хвалит своё болото. Вот и собравшиеся в вагоне с жаром доказывали, будто нет лучше края, нежели откуда они родом. Кто из Оренбурга — станет нахваливать только Оренбург. Житель Алтая — Алтай. А вот казах неизменно будет возвышать Казахстан. Потому нет смысла искать лучшее место за планете — каждый выбирает то, которое лично ему придётся по душе.

Рассказ «Пачка папирос» (впервые под названием «Материнское сердце») об умении понимать необходимость человека для войны иначе. Как знать, какое дело лучше — идти на врага с целью его заколоть штыком или снабжать такого бойца папиросами? Вопрос является сложным для понимания. Примерно настолько же, как уметь соотносить равнозначность ратных и тыловых заслуг. Так у Паустовского мать переживала за сына, чей подвиг на войне считался ею недостойным. Пока другие умирали, её сын занимался доставкой папирос. Да вот ведает ли мать, что без папирос солдат на фронте — не солдат. У него туман в голове, вместо разумного осмысления происходящего. Потому и трудно понимать, чей вклад в общее дело весомее, а может всякий вклад равнозначен.

Рассказ «Правая рука» — менее информативен. Константин сообщил про раненого зенитного пулемётчика. Его определили лечиться на Алтай. Побывал он в Бийске и Белокурихе, решив не покидать сих краёв.

Рассказ «Приказ по военной школе» — раскрытие проблемы молодых кадров от медицины. На ком учиться студентам? Есть множество раненых бойцов, они и не такое стерпят. Но студенты боятся делать внутривенные вливания. Однако, в умелых руках дело спорится. Бойцы с подозрением смотрели на будущих докторов, а те внушали им вид опытных специалистов. И кололи ведь на чудо хорошо, даже в самый первый раз. Бойцам не верилось, будто медицинскую манипуляцию проводили впервые. Зато сколько было у них удивления, когда они узнали про награждание особо отличившихся студентов, насколько хорошо себя зарекомендовавших. Поистине, решили бойцы, уж лучше попасть к талантливому доктору, нежели к подкованному, но неуверенному.

1946 год: для «Нового мира» Паустовский написал рассказ «Аннушка», соединив в одном повествовании два сюжета. Читателю предлагалась история крепостной девушки, рядом с чьей могилой происходило действие. При этом сообщалось про старика, ждавшего дочь с фронта. Она всё никак не приезжала, а старик не мог больше ждать из-за слабых лёгких. Он и умрёт. За тот же год в журнале «Молодой колхозник» опубликован рассказ «Хранительница».

1947 год: рассказ «Утренник» — про зелёные лёгкие планеты и человека, обязанного сберегать леса. Другим рассказом — «Роза ветров» — Константин сообщал про существование точки, откуда ветра дуют во все стороны. Этот рассказ был опубликован девятью годами позже в журнале «Советская женщина».

1948 год: вновь остережение человечеству о необходимости сберегать леса — рассказ «Зелёная стража». Если не будет деревьев — это приведёт к опустыниванию. Рассказ «Чужая рукопись» — про утраченный текст, восстанавливаемый по памяти. Рассказ «Беспокойство» — об активной девушке, хвалившей за фронтовые дела, но за беспорядок в доме сурово осуждавшей. Рассказ «Толя-капитан» — про мальца, сумевшего однажды ранить акулу.

Для газеты «Социалистическое земледелие» в 1949 году Паустовский написал рассказ «Беспокойные люди», позже названный иначе — «Воитель». Содержание повествования не становилось понятнее для читателя. Впрочем, Константин в иные времена не задумывался над значением создаваемого им литературного наследия. Только вот упоминать об этом всё равно следует.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В 1934 году Паустовский пишет рассказ «Сардинки из Одьерна» для журнала «30 дней». Морякам надоело терпеть жестокие условия эксплуатации, вследствие чего они подняли восстание. Обидно было морякам доводить себя до истощения, а то и погибать, ни копейки за то не получая.

За 1935 год есть два рассказа: «Музыка Верди» и «Воздух метро» — сумбурные по содержанию.

1936 год: некрологический панегирик «День смерти Горького» (впервые как «Завидная жизнь» в «Литературной газете»).

1937 год: очерки под названием «Вторая Родина» («Чтение географических карт», «Чёрная вода», «Трава и ветер», «Жёлтый свет», «Признание») — соединение самостоятельных работ и включённых в другие труды писателя. За тот же год рассказ «Новые тропики» — Паустовский повествовал про 1923 год, когда ему довелось побывать в Поти. Для книги Киплинга «Мятежник Моти Гадж» Константин написал статью «Редиард Киплинг». Сообщалось о фантастическом заработке писателя — получал шиллинг за слово, в переводе на тогдашние деньги — пятьдесят копеек золотом. Воспевал Киплинг могущество имперской Англии, человечество воспринимал в качестве удобрения для её величия.

1938 год: в Советском Союзе вскоре будут выпускать «1080 паровозов» в год, таково содержание одноимённого очерка. Только выпускать будут не простые паровозы, а лучшие в мире. Это не помешало Паустовскому отвлечься на занимательное сочетание фамилий и профессий, либо характера их владельцев.

В том же году для «Нового мира» Константин написал жизнеописание «Маршала Блюхера», про его находчивость, твёрдость и успехи на Дальнем Востоке. Знает ли читатель, что благодаря Блюхеру столкновения с китайцами получили лишь прозвание военных конфликтов, тогда как они не смогли перерасти в более крупномасштабные боевые действия. Однако, учитывая вскоре последовавшую опалу, материалы о Блюхере, особенно благоприятного для него содержания, к печати быть допущены не могли. Вот и жизнеописание в исполнении Паустовского никогда не перепечатывалось в других изданиях.

Ещё один рассказ за 1938 год — «Семья Зуевых», напечатанный в «Комсомольской правде» к двадцатилетию Комсомола. Сообщал Паустовский про недопонимание старым поколением недавно народившегося. Высказывалось возмущение, поскольку непонятно, куда подрастающее поколение так сильно спешит. Вроде бы впереди столько предстоит, а они уже успели перешагнуть за ожидания, воплотив их в жизнь. Допустим, ежели прежде начинали читать определённые произведения, завидуя тем, кто ещё не успел с ними ознакомиться, то теперь и вовсе складывается ощущение, будто дети читают великие литературные труды прошлого, едва успев сменить пелёнки на штаны.

1939 год: для «Правды» Константин написал очерк про «Алексея Толстого», отметив пристрастие писателя к фольклору.

1940 год: рассказ «Речной штурман», опубликованный лишь девятью годами позже в журнале «Советская женщина».

1942 год: «Рассказ бойца Петренко» — дед травил байки о войне, ему мало кто верил.

1943 год: «Остановка в пустыне» — повествование на военную тему. «Струна» — дело было в условиях тяжёлых боёв. У музыканта рвалась струна за струной, пока не осталась единственная. Взять новые струны неоткуда. Музыканту предложили играть, каким образом поступал Паганини — на одной струне. И у него получилось. Но и последняя струна порвалась, может быть от осколка рядом разорвавшейся гранаты. Пришлось музыканту идти на фронт рядовым бойцом, где он и принял смерть.

Казалось бы, за авторством Паустовского не отмечалось стремления писать на военную тематику. Но, при пристально внимании и должном старании, получалось находить даже статьи о войне. И писал Константин с присущей ему пронзительностью, поскольку того требовали обстоятельства, складывающиеся из-за необходимости находить светлые моменты. Получалось грустно, вместе с тем и морально возвышающе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Писать о советском производственном потенциале в начале тридцатых годов было крайне необходимо. Гражданам Союза полагалось знать, каких свершений способен добиться трудовой народ. Паустовский вносил собственный вклад. Например, он взялся рассказывать о потенциале предприятий в пределах Соликамска. Так, оказывалось, где не копни, всюду сделаешь геологическое открытие. Посему, публикуя частями, Константин создал цикл очерков для «Рабочей газеты», имевших общее название «Соль земли». Два года спустя очерки будут собраны и опубликованы самостоятельным изданием, но уже как «Великан на Каме».

Первым очерком опубликован «Рассказ на протяжении четырёхсот километров». Паустовскому сообщили о профессоре Преображенском, что устал искать минералы на севере, вспомнив о давным-давно известных залежах на Каме. Ведь ещё во времена Ивана Грозного там добывали соль. Преображенский на Каме нашёл большие запасы калия — крупнейшие в мире. И где бы он не проводил геологические изыскания, находил пласт ещё богаче прежнего. Неважно, искал Преображенский вблизи или через пятьдесят, либо сто километров — всё равно находил. И даже в некотором отдалении обнаружил нефть.

В очерке «Геологический кулак» Константин рассказал про солеварни прошлого, где готовился солевой раствор. Теперь те места объединены в Березниковский комбинат. Он и является кулаком, объединяющим обширность располагающихся вблизи месторождений.

Есть очерк «Крэк!» — про англичанина, специально прибывшего посмотреть на быт советских рабочих.

Очерком «Жидкая пыль» Константин сообщил про судьбу товарища Фриша, бывшего в молодости ложно обвинённым. И он бы разобрался с обидчиками, не отвлекай это от работы. Вместо восстановления справедливости, Фриш предпочёл трудиться на благо химического ремесла. Получилось у него пыль доводить до состояния жидкости. Настолько же производственным воспринимается очерк «Аммиак» — Константин подробно сообщил, но уже без лишнего персонализирования.

Стремление работать на благо — это очерк «Восемьдесят три миллиона вёдер воды». Неважное, какие обстоятельства происходят в жизни человека, нисколько не имеющие значения, если они не относятся к производственному процессу. Пусть в семье случится трагедия, может кого близкого убьёт, до этого не будет дела, пока рабочий процесс не окажется законченным. И если потребуется работать три дня, раньше делами семьи заняться не получится.

В очерке «Государство свинца» Константин сообщил интересную информацию о свинце, сказав, что только он способен противостоять серной кислоте, дополнив другой информацией из области химии.

Оставшиеся очерки дополняли прежде рассказанное: «Исполинский негатив», «Последние следы средневековья», «Комсомольцы и геологи». Всё сводилось к воспеванию человеческого героизма, благодаря чему удаётся возводить огромные производственные комплексы. Человек действительно совершал невозможное, не жалея сил, забыв о личном, направляя усилия на промышленный рост государства, до того в сфере промышленности настолько сильным не бывшего.

Паустовский явно не говорил, насколько ему нравится идея возросшего потенциала человеческих возможностей. Он жил в эпоху небывалого подъёма энтузиазма. Начало тридцатых годов — уникальное время, в которое люди стремились к лучшему и не считались с личными желаниями. Подобное словно никогда не повторится, хотя сохранится до той поры, пока будет жить и здравствовать поколение, само воплощавшее грандиозные планы в действительность.

Человек из будущего на былое будет смотреть со смешанными чувствами, в основном считая подобное существование невыносимым. Впрочем, всё это зависит от конкретного народа и особенностей его существования. Одни страны станут растрачивать потенциал прошлого, толком не умея наладить прежнего стремления к лучшему. Другие — из ничего, сугубо на присущем народу потенциале, начнут осуществлять ровно такие же грандиозные проекты, причём с той же скоростью, а то и многажды быстрее.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Можно бесконечно оговариваться, когда речь заходит о малой прозе Паустовского. Любое произведение Константина может быть разбито на составляющие и быть представленным в виде забытого творчества писателя. Например, за таковое можно принять рассказы «Капитан-коммунар» и «Инкубатор капитана Косоходова», встречаемые в полном виде в иных произведениях. Нужно излишне интересоваться работами непосредственно Константина, помня обо всём им созданном. Но это не представляется возможным, ввиду трудности запоминать дословно всё, о чём Паустовский писал. Раз так, нужно с осторожностью подходить к тому, что не вошло в золотой фонд писателя, упоминаемое от случая к случаю.

Например, часто забывается юное творчество Константина. За таковое допустимо считать поэтическое наследие писателя. Есть ли смысл внимать? Прозаически говоря, сия часть литературных изысканий трактуется яркой характеристикой — кровь из глаз. Не стала достоянием и ранняя повесть «Золотая нить».

В 1924 году Паустовский написал рассказ «Три страницы», про прочитанные им записи человека, казнившего лейтенанта Шмидта, теперь самого уже казнённого советской властью.

В 1925 — рассказы: «Королева голландская» (сожаление об умении читать, про бунт), «Разговор во время ливня» (к автору строк пришёл знакомый, между ними завязался разговор), «Соус керри» (один штурман никогда не ел соуса керри, зато постоянно о нём рассказывал, отчего и получил в его честь прозвище, после пытался работать в газете, откуда был изгнан), «Слава боцмана Миронова» (про ещё одного моряка, работавшего в одесской газете), «Концерт в Вардэ» (сумбурно изложенный рассказ).

В 1929 — рассказы: «Говорит ТАСС» (о том, как закрывают вокзалы по ночам), «Записки Василия Седых» (довелось Константину узнать про моряка, входившего в погибшую экспедицию Роберта Скотта, с тем исключением, что Василию полагалось дождаться возвращения англичан на первом привале, после чего ему пришлось возвращаться, никого не дождавшись), «Чёрные сети» (сумбурно изложенное повествование).

В 1930 году написан очерк «Колхозная академия». Либо из необходимости писать именно так, Паустовский сообщал про работу Темирязевки — аграрного института, говоря в духе социалистической пропаганды. Константин отмечал удовлетворение от возможности крестьян поступать на обучение, причём с ограничением прочих слоёв населения, невзирая на прежние и текущие заслуги. Доходило до призыва изгнать из института старый преподавательский состав. Если кто и должен трудиться на благо Темирязевки и выходить из её стен — так это дети крестьян. Хотя перед этим Константин рассказывал про успехи института, про его важность и значение, отмечая неоспоримость сделанного вклада в науку сельского хозяйства. Остаётся думать, Паустовский написал очерк под конкретное требование.

В 1932 году Константин отказался от предложенной Горьким идеи написания коллективного романа. Вместо этого он предпочёл написать очерк «Онежский завод». Толком о заводе не сообщалось. Предыстория словно не интересовала Паустовского. Читателю более рассказывалось о борьбе между большевиками и эсерами, решавшими силой оружия, кому предприятие должно принадлежать.

В 1933 году под заглавием «Три рассказа» сообщались следующие истории. В первой — «Маслобойка Альфа Лаваль» — про поездку на Кавказ. Если спутнице Паустовского требовались на предприятие абхазки, то сам Константин стал свидетелем борьбы за маслобойки, пришедшиеся по душе местному населению, готовому красть и устраивать кровную местность, ежели не будет позволено владеть маслобойками. Во второй — «Худоба от нежности» — про нрав аджарок. Становилось ясно, ежели ты имеешь предприятие в Аджарии, то с женщинами должен обращаться с предельной нежностью, поскольку от любого строго окрика аджарка станет беспомощной, отчего остановку деятельности предприятия могут приравнять к саботажу в лице начальства. В третьем — «Погоня за нутрией» — появлялись отголоски «Колхиды». Одного мегрела собирались судить за убийство нутрии, а тот не ведал о деятельности советских учёных по их планам её размножения. Впоследствии он стал местным крупным специалистом по нутриям. Однако, изловить живой не брался, поскольку то практически невозможно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Так читатель и не дождался от Булгарина откровений. Зачем тогда вообще было внимать «Воспоминаниям»? Фаддей решил окончательно ограничиться событиями войны со шведами. Теперь он нарушил собственное обещание, всё-таки немного рассказав о своём участии. Но, опять же, больше уделял внимание политическому аспекту. Гораздо интереснее Булгарину было обсудить действия Наполеона, поведать про встречи французского деятеля с испанским министром Мануэлем Годоем, носившим титул князя мира, сообщить про лишение Бурбонов неаполитанского и испанского королевств. Говорил и про договорённости между Александром и Наполеоном, как решалась судьба Польши, окончательно растворявшейся в соседних государствах. Немного про бунты поляков, усмирять которые довелось и Фаддею.

Однажды к Булгарину подходил финн, уже много лет спустя, после отторжения Финляндии в вечное российское владение. Он отвечал, насколько жизнь населения преобразилась, нежели приходилось терпеть лишения при шведах. Вообще Фаддей стремился показывать, каким образом он радеет за Россию. Потому и финны у него рады переходу под владение русского царя. Радел Булгарин и даже так, что не против оказывался устранять всякого, выступавшего против действующего положения дел. Собственно, за то Фаддея современники и не любили, обидно отзываясь в многочисленных эпиграммах. Потому в «Воспоминаниях» Булгарин прямо сообщает — нужно говорить правду по существенно важным моментам, никак не стремясь умалчивать.

Из совершенно непонятных побуждений, Фаддей завёл повествование о жизни и деятельности Михаила Сперанского. Знакомя читателя с биографией сего замечательного политического деятеля, Булгарин поведал обо всём, начиная с ученической скамьи, оглашая взлёты и опалы, подведя к основному — сибирскому губернаторству. Фаддей сделал акцент на деятельности Сперанского в Сибири, где тот в качестве губернатора отдавал под суд всякого чиновника, не взирая на чины и звания, находя для того весомые причины. Именно потому Фаддей считал, что Сперанского в Сибири никогда не забудут, веки вечные он будет в почёте у сибиряков. К сожалению, уже спустя сто лет про деятельность Сперанского в Сибири не помнят совершенно, ежели где и вспоминая, то в Иркутске, где Михаил и пребывал в качестве губернатора.

Шестая часть воспоминаний продолжит умалчивать о самом интересном — Булгарин не спешил сообщать, каким образом он оказался в армии Наполеона. Понимая это, Фаддей оговаривался, ведь не зря он сообщал отрывки из виденного, слышанного и испытанного в жизни. Не обо всём он будет сообщать читателю, а только о некотором. Причём, потому он и рассказывает про разное, ибо об этом слышал. Например, взялся рассуждать о тактическом гении Суворова. В чём же гений заключался? Ни в чём! Как же так? Очень просто. Фаддей уверен, изучать тактические изыскания Суворова бесполезно — их нет. Не может быть: скажет читатель. Очень может. Вся тактика Суворова заключалась в действии нахрапом, вооружившись русской удалью. Именно так и никак иначе. Читатель должен запомнить это. Суворов всегда шёл напролом, благодаря чему и одерживал победы.

У Булгарина имелось ещё десять лет, дабы найти силы и поведать о дальнейших воспоминаниях. Однако, такого не случилось. Не стал Фаддей рассказывать про литературную деятельность, каким образом был причастен к Третьему отделению. Всё тайное — таковым и осталось. Булгарин сообщал про разное, о чём легко узнать и из других источников. Да и сам он черпал информацию из разных мест, немного добавляя и от себя. Получилось так, что «Воспоминания» сообщали информацию о юных годах Фаддея, тогда как прочее — набор любопытных обстоятельств о постороннем.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Когда говорят о публицистических работах Екатерины, вспоминают периодическое издание «Всякая всячина», в котором императрица анонимно размещала свои труды. Приводят различные умозаключения, чаще направленные на прочую публицистику, против чего требовалось говорить хотя бы в каком-то собственном издании. Но насколько это действительно? Некоторый успех «Всякой всячины» вскоре сошёл на нет. Не сумел закрепиться и следующий вариант журнала — «Барышек всякой всячины». Причина того в неинформативности содержания. Вместо содержательности, «Всякая всячина» содержала краткие абзацы информации, ни о чём толком не сообщавшие, кроме пережёвывания специально выдуманных материалов.

Среди работ Екатерины можно выделить, например, «Письмо к Иванушке», сообщавшем о прохладном лете. «Письмом в редакцию» Екатерина сообщила о желательности землёю производить столько плодов, сколько в издании помещается слов. Интересным может показаться «Письмо П. Правдомыслова», адресованное Белиберде, переведённое с курильского на японский, с японского на китайский, с того на мунгальский, затем на татарский и после на русский. Согласно его текста, из пятилетнего путешествия вернулся человек, теперь он увидел, как бедный стремится жить не хуже богатого, тратить больше, нежели имеет дохода, потому влезает в долги, не думая их отдавать. Примечательной может показаться и статья «Поздравление с Новым Годом». Чем в будущем будут заниматься руководители разных стран, к тому проявила склонность ещё Екатерина в 1769 году.

Прочее во «Всякой всячине» сообщалось велеречивым слогом. Где-то юнец просил оценивать его по словам, а не по делам. Где-то про журнал, критикуемый с первых выпусков. Тут же сама Екатерина писала письмо от мужчины, что ждёт новый выпуск «Всякой всячины» с нетерпением. И далее, опять же Екатерина, выступала с возражением, находя, чем журнал её не устраивает, будто хорош единственным — отлично помогает засыпать. Чем далее, тем статьи Екатерины всё более переходили на политику, говорилось про заботу государыни о народе, вознамерившейся ввести в России законы. В «Барышке» Екатерина ответила Новикову на похвальбу её пьесы «О время!».

В 1783 году Екатерина возобновит публицистическую деятельность. Издание будет называться «Собеседник любителей российского слова». Оно примечательно содержанием, скорее направленным в научное русло.

В статье «Начертание о Российских сочинениях в Российском языке» говорилось про русский народ, склонный стремиться быть повсеместно, чем он сходен с государством, постоянно расширявшемся. Появляется единственная неувязка — русский язык. Должно быть ясно, владеющий русским языком обязан писать грамотно и опираться на нормы, поскольку язык русского народа превосходит изобилием, красотою и важностью все новейшие языки. Екатерина постаралась провести сравнительный анализ с латинским языком, найдя ряд одинаково звучащих слов, пояснив древность не только латинского, но и русского языка. К тому же, Екатерина определила славянский язык более древним.

Тут же стоит сообщить о некоторых выдержках «Из протоколов Российской Императорской Академии» за 1783 год. В одном из них сообщалось о принятии в члены Академии Фон-Визина. В другой — о необходимости убрать из словено-российского словаря слова, вышедшие из употребления, чему противилась Дашкова, считавшая устаревшие слова обогащающими язык. В ноябрьской выдержке сообщалось об ещё одной инициативе Дашковой, предлагавшей ввести в азбуку новые буквы: «г» с точкой и чёрточкой сверху, сходную по звучанию с немецкой и латинской «g»; другой буквой должна была стать «iо» или «iота», обязанная применяться в словах типа «матiорый» или «iолка». Как бы не хотелось, но непосредственно букву «ё» Дашкова не предлагала. А вот звук «г», получается, прежде звучал в более мягком варианте.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Благими помыслами запомнилось начало правления Екатерины. Она не только переписывалась с мыслителями Европы, её мнением интересовались некоторые западные писатели, в частности одним из таковых был Жан-Франсуа Мармонтель, в 1767 году опубликовавший дидактическое произведение «Велизарий», и среди людей, получивших персональный экземпляр, оказалась и Екатерина. Сам факт этого может быть истолкован за возможное влияние на написание «Наказа», но «Велизарий» всё-таки примечателен иным влиянием. Екатерина взялась за перевод девятой главы, чего прежде за ней не замечалось. Действительность этого устанавливается по собственноручно сделанным записям.

В девятой главе речь шла про добродетель. Ставился вопрос: добродетельна ли добродетель? Ставился и другой вопрос: может быть в добродетели содержится элемент корысти? Возникал новый вопрос: зачем корысть извлекать из добродетели? Суть «Велизария» пояснялась как раз большей долей в содержании авторского философствования. Сказ постепенно перетекал в рассуждение о дружбе.

Далее давалось представление, каким должен оказываться правитель. Вполне очевидно, добродетельным. Ему полагается управлять на благо подданных. Ведь какой смысл в тиранствовании? Мармонтель приводил в пример тигра, содержащегося в неволе. Ежели тигр с виду добр, это не убережёт от того, что, ежели забыть его покормить, он не съест собственного благодетеля.

Таково наполнение девятой главы «Велизария», становящегося известным по переводу Екатерины. Интересующиеся могут ознакомиться даже с перепиской, поскольку сохранились свидетельства об обмене сообщениями между Екатериной и Мармонтелем. Как всегда, переписка велась за французском языке. Потому, более других старавшийся в сохранении литературного наследия императрицы, Александр Пыпин оставлял всё в неизменном виде, не удосуживаясь выполнить перевод на русский язык. Таким образом он поступал с перепиской и с прочими работами, выполненными Екатериной на других языках.

Но писать на иностранных языках Екатерина начнёт в последние годы жизни. Так из-под её пера выйдет короткое повествование «Леониана, или Изречения и деяния господина Леона обер-шталмейстера, собранные его друзьями» и подобие набросков «Relation véridique». Об этом следует говорить тут, поскольку содержательность представляет малый интерес, и если где-то не найти места для упоминания, то значения им придано вовсе не будет.

Снова возвращаясь к «Велизарию». Полного перевода Екатерина не выполнила. Для чего тогда потребовалось конспектировать девятую главу, к тому же на русском языке? Переводом назвать не получается, следует говорить именно о конспектировании. Екатерину озаботила необходимость стремиться к добродетели. Она должна была подлинно считать всякого правителя обязанным заботиться о благе людей, ни в чём не желая поиска личной выгоды. В том и суть любого человека, ставшего правителем. Нет смысла обеднять самого себя, поскольку, лишая подвластных тебе людей чего-то, того же в конечном счёте лишаешься сам. Значит не может быть корысти в добродетели — это самое главное наблюдение.

Другой особенностью выполнения перевода «Велизария» является следующее обстоятельство — Екатерина путешествовала по Волге. Может обстоятельство и незначительное. Впрочем, сам перевод похож на краткую выжимку нужных сведений. Таким его и следует понимать, о чём уже было сказано. Содержание «Велизария» нисколько не способствовало формированию «Наказа». Если к чему и нужно подвести речь, то к стремлению европейской литературы тех лет нравственно совершенствовать читателя, подменяя сюжет наставлениями. Надо полагать, Мармонтель не ограничился дидактическим содержанием в одной девятой главе. Только вот Екатерину заинтересовало знание о добродетели, которая может, почему-то, пониматься с отрицательным значением, вследствие присущего доброму началу злого умысла.

Более о «Велизарии» за авторством Мармонтеля не скажешь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Русские люди делятся на два типа. Первые считают, что нет лучше жизни, нежели за границей. Вторые — Россия самодостаточна, за её пределами может быть только хуже. Загоскин решил написать комедию про первых. Предстоит поездка, долго планируемая, желательно на несколько лет. Останавливает прагматичность и знание нрава русских людей, на которых будешь вынужден оставить хозяйство. Но заграница манит сильнее. В чём её прелесть? Едут туда из-за тоски по Родине. Парадокс? Отнюдь! Русский стремится уйти от обыденности, надеясь найти ему нужное вне создаваемой им же обстановки. А почему тогда иностранцы едут в Россию? Их гонит на восток бескормица и надежда заработать лёгкие деньги. Это лишь вершина того, с чем знакомит Загоскин.

Муж семейства не прочь уехать за границу на несколько месяцев. Он бы и на день не поехал, не подвергайся причудам жены, вбившей себе необходимость не быть хуже других. Все её знакомые по три года жили в Риме и Париже — и она не должна показывать, будто хуже. Муж семейства не склонен соглашаться. Он знает — ступи за порог, как дворня сопьётся, хозяйство разорится и прекратится поток средств для продолжения существования вне России.

Жена уверена и в том, что ничего русского с ними в поездке быть не должно. Одежда допускается та, которую предстоит полностью сменить при пересечении границы. Нечего позориться! — уверена она. И прислуга с ними поедет немецкая — не по блажи какой, просто другой лично при себе тогда дворяне не имели. Да и не всякая заграница за оную сойдёт. Карлсбад и Дрезден — почти родные русскому человеку места, значит за заграничные места для поездки они не подходят. Совсем другое дело — Рим и Париж. Там и планирует остановиться жена, ни с чем другим не сообразуясь, кроме необходимости выделиться из знакомых, в такие места не позволявших себе добираться.

Загоскин усилит сумасбродность от мысли о необходимости длительной поездки. Семейство испытает удар — сгорит поместье, крестьянские дома. То есть случится тяжёлый удар по финансовому благополучию. Ехать за границу окажется непозволительной роскошью. Что сделает жена? Блажь затуманит её сознание. Жена станет сходить за больную, найдёт у себя симптомы чахотки. Она будет уверена — спасти сможет заграничный воздух, иначе ей предстоит умереть. Никакие доводы не позволят воззвать к благоразумию. Как же её отговорить?

Ничего в загранице нет особенного, если найти человека, способного раскрыть глаза на настоящее положение дел. Что делать в Риме? Там же скучно… Ничего не происходит, достопримечательности быстро нагонят скуку. Если и побывать в Риме, то пару недель. И вообще, Европа — своеобразное место для жительства людей! Там постоянно случаются эпидемии. Как раз сейчас, когда предстоит поездка, есть информация о болезни, из-за которой европейцы запираются в домах. Какой толк от поездки в тот же Рим, если не выйдешь за апартаменты с год? Вот где кроется подлинная скука.

Есть вещи и поважнее заграничных поездок. Загоскин с первых реплик комедии выводил мнительность жены, имеющей опасения за некоторые вещи, по досаде попавшие в руки не совсем надёжного человека. Теперь, когда встанет необходимость между поездкой за границу и в Кострому, выбор будет сделан не в пользу Рима и Парижа. Просто надо оценивать возможности. Конечно, посмотреть на заграничный быт допустимо, да зачем на это тратить годы, когда хватит и более краткого периода времени.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если и браться за изучение творчества человека, то основательно. Да требуется ли такой подход? Вот писал Загоскин на протяжении долгих лет цикл «Москва и москвичи». Нужно ли разбирать каждую главу отдельно? Примерно схожим отчаются пушкинисты, порою готовые рассматривать взаимосвязь двух отдельных слов в определённом предложении любого произведения. Но то Пушкин. Загоскинистов толком и не появилось. А если таковые и возникают, интерес к их изысканиям мал. Потому, остаётся говорить о произведениях, имевших место должными оказаться понимаемыми отдельно, посредством собственной публикации, либо иного их выделения. Например, отрывок «Москвы и москвичей» под названием «Новорождённый» выходил в качестве самостоятельного произведения в собраниях сочинений.

Данную работу не назовёшь драматургической, хотя будто бы писалась для театра. Только ничего подобного не следует. Просто Загоскин таким образом создавал текст, что его легко принять за пьесу. Так гораздо удобнее излагать, не отвлекаясь на присущую беллетристике отстранённость. Иногда нужно держать читателя в напряжении. Вот и использовал Загоскин подобный приём, не позволяя читателю отвлекаться от излагаемой истории. На этот раз Михаил говорил прямо, показав, какими люди бывают чёрствыми, отчего их и людьми назвать трудно.

Итак, на свет появился ребёнок. Его здоровье сразу вызвало опасение. Стало понятно, скоро он умрёт. Как быть? Следует ребёнка крестить, поскольку так полагается. Кому быть крёстным отцом? Пожалуй, оным успеет стать лакей. Но подобное не рассматривается. Вдруг ребёнок выживет… тогда кумом лакея считать? Нет, такого быть не должно. Какое же имя выбрать для ребёнка? Пусть будет Андреем, благо такое имя в обществе тогда многие носили. И этот факт окажется решающим. А если жена будет против? Не будет! Сын ведь назван в честь Андрея Первозванного.

Ребёнок точно умрёт. Надо успеть обежать округу, посетив всех знакомых по имени Андрей, обрадовав вестью о рождении сына, непременно выразив почтение и заметив — имя дано в честь каждого из них. Потому и ускорится отец, нанеся визит каждому. Сейчас выгоды от того не будет, зато в последующем получится извлечь прибыть. Крепче станет дружба со всеми, хоть с ростовщиками, хоть с князьями. Главное — услужить! И тогда жить окажется проще.

Не зря Загоскин взял эпиграфом строчку от Грибоедова. В оной говорилось о дружбе со всеми, тогда они ласковы к тебе будут. Разве не умный совет? Можно и на лакея с высока смотреть, как бы тот после не поступил своенравно, в чём-то оскорбив твоё достоинство, о чём никогда не узнаешь, ловя косые взгляды за спиной. Главный герой «Новорождённого» то понял излишне буквально, и Загоскин слишком прямо то отобразил на страницах. Пусть и лукавил Михаил, показывая проявляемую к нему благосклонность. Читатель понимал, какими были чёрствыми люди к свершающим во имя их благо, таковыми и останутся, нисколько не став мягче, узнав, будто в их честь кто-то кого-то назвал.

Чем не подобие «Мёртвых душ»? Герой повествования ходил по разным благодетелям, старался им услужить, за счёт чего мог извлечь выгоду. Но ребёнок под окончание действия умрёт, отчего и исчезает смысл внимать последующим поступкам отцам. Читатель и без того понимал смысл, насколько противно духу людскому подобное поведение, зато насколько оно приятно всякому, случись ему видеть чужое заискивание. Но Загоскин скорее осуждал, высмеивая данный людской порок, нисколько не считаясь с необходимостью более завуалированной подачи текста.

Автор: Константин Трунин

» Read more