trounin.ru

Куликовская битва — как миф, где мнимая польза не оговаривает последствий. Все знают о храбрости московского князя Дмитрия, посмевшего дать бой Мамаю, получив за то прозвище Донского. Что было после — представляет малый интерес. Да и тяжело говорить, когда плоды победы оказываются несущественными. Однако, потомку требуется иметь определённые представления о прошлом, чему и потворствовали писатели, вроде того же Сергея Бородина. На страницах развернётся битва на Воже, после случится и само сражение на Куликовом поле. На фоне этого будет показана история человека, желающего найти полюбившуюся ему девушку, чтобы вместе с нею попасть под натиск золотоордынцев на Рязань. И на выходе ощущение истинной стойкости русского народа, способного отныне сбросить иго. Было бы оно так, но Бородин о том предпочёл не рассказывать.

Любят писатели поднимать тему возвышения Москвы. Говоря об умении московских владетелей копить и набивать закрома полезным. Может забывают данные литераторы, сколько раз Москва опустошалась и сжигалась? И Кремль обносили камнем, бывший столь же непрочным, стоило врагу встать у ворот. Даже нет речи о том, что пусть кто-то возводил стены, до которых никому не было дела, пока они не начинали осыпаться. Со стенами Дмитрия Донского произойдёт похожая история, пока их через сто лет не задумают обновить. Имело бы то действительное значение. Нет, Бородин создавал определённый образ, показывая советскому читателю, каких вершин можно достичь, только бы сплотиться в единый кулак.

Требовалось облагородить Русь, ведь европейцы посмеивались над восточными славянами. Этому поможет создание благоприятного образа. Не просто Русь терпела необходимость платить дань Золотой Орде, а ради цели иной — уберечь Европу от продвижения монголов на север и запад. Бородин так и рассказывает, убеждая читателя. Для Сергея Русь — подобие фронтира. За её пределами раскинулись поля с кочевниками, от пыла которых европейцев уберегает сила оружия княжеств восточных славян. Никаких иных причин не оглашается. И сам Дмитрий Донской говорит, что за ум люди на Руси возьмутся позже, пока надо держаться друг друга и не жалеть жизни, оказывая сопротивление монголам.

Не любят писатели и затрагивать тему вхождения Руси в Золотую Орду. Редкий источник рассматривает исторические процессы, почти всегда отстраняясь от общей истории народов, покорённых завоеваниями Чингисхана, его детей и внуков. Как мало кто задумывается над политикой Рязани, постоянно искавшей выгоду на стороне Золотой Орды, поскольку случись конфликт, и выжигать первыми начнут поселения рязанцев. Отсюда недоразумения в понимании истории у потомка, критически воспринимающего действия рязанских князей, готовых поддерживать монголов в том числе и на Куликовом поле.

И тут встаёт двояко трактуемый вопрос, в той же мере игнорируемый Бородиным. На Руси не допускалось отказываться от клятвы. Ещё до монгольского завоевания считалось, ежили пленник бежал из заточения, он должен подвернуться ещё более гнетущему наказанию. Так и Рязанское княжество, выбрав в покровители монгольского правителя, не могло отказываться от клятвы. Неизвестно, как друг на друга смотрели жители из разных княжеств, только не могли они не понимать, насколько важно держать однажды данное слово верности. Какой из писателей об этом хоть раз задумался?

И как же происходила Куликовская битва? На страницах Сергея Бородина — практически мимолётно. Дольше искали среди павших Дмитрий Донского, делясь переживаниями о его постигшей участи. Прочее в произведении — мелкие детали, возможно способные заинтересовать и удержать внимание читателя.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Крымская война интересна ещё и тем обстоятельством, что именно на её полях появились сёстры милосердия. И отнюдь не англичанам принадлежит пальма первенства, согласно созвучию возвеличивания личности Флоренс Найтингейл. Сергеев-Ценский показал, как русские опередили на полгода, допустив женщин до госпиталей с раненными, позволив им ухаживать. Согласно николаевских наставлений, сёстры милосердия получили форменный костюм, став полноценными участницами происходивших на полуострове и рядом с ним событий. Этот факт обязательно будет обыгран в произведении. Впрочем, стиль повествования остался прежним — читатель переходит от одного действующего лица к следующему, становясь свидетелем всевозможных сцен, причастных к тому промежутку времени.

Вслед за рассказами о подвигах матроса Петра Кошки, которому как раз и приписывают возникновение разносторонне трактуемого афоризма про приятное Кошке доброе слово, повествование затрагивает проблемы со снабжением солдат провиантом. По злому умыслу или в силу безразличия, армия получила гнилые сухари. Что делать? Выбрасывать их нельзя. Значит, нужно выдавать — всё равно будут съедены без остатка. А если солдат обозлится, так оно к лучшему. Читатель видит логику командования следующим образом — злобу русские на начальстве никогда не вымещают, они обрушивают гнев на врага.

Для пущей надобности, ибо как не сообщить о столь любопытном факте, Сергеев-Ценский поделится информацией о пиявках. Как раньше лечили? От всех бед пиявка помогает. Получается, на них большой спрос? Разумеется. И как же поступить предприимчивому дельцу? Ответ очевиден — разводить пиявок самому. Осталось всё это описать. Зачем? Чтобы читатель подошёл к пониманию Крымской войны и с этой стороны.

Хорошо, как же быть с ещё одной стороны — введением Николаем квот на поступающих в учебные учреждения? Ежели в среде студентов так много вольнодумцев — справиться с ними нужно самым очевидным способом, то есть сократить эту самую среду. И пусть Россия не дополучит квалифицированных специалистов, зато самодержавие продолжит спокойно существовать. Всё это будет затронуто в связи с темой столетия Московского университета. Вроде бы и не тот эпизод Крымской войны, должный быть рассмотренным. Однако, Сергеев-Ценский считал иначе.

Могла ли быть интервенция на столицу? Отчего Крымской войне не перейти на северные рубежи государства? Тогда нужно искать способного защитить город, не отрывая при том командование с основной линии фронта. Выбор падёт на восьмидесятилетнего Ермолова. С этой стороны Сергеев-Ценский правильно вспомнил, к описанию чего ему следует возвратиться. Но лишь для того, чтобы снова совершить экскурс в историю, помянув мытарства греков, некогда испытывавших помощь от тех же англичан, снабжавших их всем необходимым для ведения борьбы против владычества османов. Что же они получали? Вместо оружия они извлекали из присланных ящиков дубины, а патроны внутри содержали крупу — никак не порох.

Но вот главная сторона Крымской войны — в 1855 году Николай умрёт, оставив Россию сыну Александру, тому, что годом позже войну завершит, будучи потерпевшим поражение. А как же сами боевые действия? Это всё остаётся рядом с Крымом, тогда как Сергееву-Ценскому показалось более важными давать представление в общем. К чему и для чего рассказывать именно подобным образом? Или существенно важного ничего не происходило, а описывать всё-таки требовалось, раз уж взялся скрупулёзно повествовать обо всём, что так или иначе связанно с тем временем? Иного мнения не возникнет.

Повествование продолжает складываться пунктирными линиями, раскрывая единый сюжет. Осталось сообщить, каким образом Россия потеряла то, что она ещё не раз потеряет и приобретёт в будущем.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Великий человек достоин великих книг, где прославляется его величие. Отчасти Чингисхану повезло, ведь о нём взялся повествовать Василий Ян. Впрочем, везение это в том плане, что Василий желал описывать не исторические фигуры, а должное быть созданным о них представление. Раз Чингисхан сумел завоевать обширные пространства, подчинить государства, самих себя считавших центрами Вселенной, значит и говорить о нём нужно в возвышенных тонах. Пусть Чингисхан будет величественным старцем, сохраняющим бодрость духа и уверенность в завтрашнем дне. Пусть он думает о вечной жизни и ищет средства для овладения соответствующим источником. Вместе с тем, пусть он опасается сыновей, уже перешагивающих сорокалетний рубеж, готовых открыто выступить против отца, либо иным способом свести Чингисхана в могилу. Обыгрывая эти моменты, Василий напишет книгу, толком не дав представления о том, кто должен был быть главным героем повествования. Наоборот, Чингисхан от начала до конца представлен на второстепенных ролях.

В Хорезме ходил слух — монголы завоевали Китай. Но и теперь монголы не воспринимались за угрозу — их владения уступали по размерам Хорезму. Центральной фигурой первой половины произведения становится Джелал ад-Дин, наследник хорезмского шахиншаха. На его беду он родился от туркменки. Это означало, что стать правителем Хорезма он не сможет. Ему и самому милее было скакать на коне по степям и размахивать сверкающей на солнце саблей. Так и должен, в представлении Василия Яна, выглядеть человек, взявшийся организовывать сопротивление монгольскому вторжению. Только подобный по духу самим монголам на это должен был быть способен. В чём-то Джелал ад-Дин, повторял на страницах произведения судьбу Чингисхана, некогда такого же обделённого властью, вынужденного терпеть непотребства.

Как обстояло дело с самим Чингисханом? Он пребывал в думах о сыновьях, намереваясь сделать наследником третьего из них. Почему не четвёртого? — вопросит его жена-меркитка. Чингисхан сошлётся на смешанное происхождение. За это жена его укорит, напомнив, что матерью Чингисхана была такая же меркитка. И читатель находит в этом моменте ещё одну связующую нить, вспоминая о происхождении Джелал ад-Дина. Вскоре Василий описал убийство хорезмийцами монгольских послов, после чего вторжение окажется неизбежным.

Согласно советской традиции, в произведении показывается угнетение простого народа. Шахиншах Хорезма будет изыскивать средства на войну, устраивая дополнительные поборы. А как будут поступать с простым народом монголы? По справедливости они воздавать не станут, но и унижать простого человека не будут. Всякий крестьянин и рабочий найдут в их империи собственное место, пускай и вынужденные продолжать жить, будучи навсегда оторванными от родного дома и близких. Но Василий показывает и милость монголов к тем, кто склонял перед ними голову при первом их приближении, высылал щедрые дары и широко открывал двери — те поселения не подвергались разграблению, тогда как прочие сжигались дотла.

А как же сопротивление Чингисхану Джелал ад-Дина? Об этом Василий отделается скупым описанием схождение войск, сражением на реке Инд и бегством проигравшегося битву хорезмийца. В последующем Джелал ад-Дин угрозы для Чингисхана не представлял, если вообще мог быть угрозой прежде. О чём тогда продолжать писать во второй половине произведения, если главный соперник устранён? Разве только вспомнить про юного Бату, подобрать ему способного учителя, дабы обучил умению общаться с продолжающими оставаться без покорения народами западных пределов. Затем описать в подробностях битву на Калке, объяснив читателю, почему русские князья были разбиты. Оставалось единственное, представить Чингисхана верным идеалам борца с железной рукой. Василий Ян отправит его в последний поход, так как сам Чингисхан считал необходимым умереть на коне, и неважно, куда предстоит идти.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Битву за Севастополь русское оружие проиграло. И не в силу естественных причин, а согласно сложившихся обстоятельств. На Российскую Империю обрушилась мощь европейских держав, выступивших в поддержку Турции, тем планируя ослабить рост могущества в регионе как России, так и непосредственно Османской Империи. Каким образом протекала война? О том взялся донести художественными способами Сергеев-Ценский, взяв на вооружение фактологическую базу, собираясь обсудить всевозможные нюансы. Вместе с тем, политическая составляющая пятидесятых годов XIX века не менее сложна, чем любой другой хорошо изученный исторический период. Имеется множество данных, которые нужно грамотно интерпретировать. И Сергеев-Ценский постарался показать наибольшую пристрастность к пониманию тогда произошедшего. Он пытался совершить невозможное, воссоздав ситуацию изнутри. Перед читателем оживали участники боевых действий с их мыслями и желаниями. Отчасти то и погубило замысел произведения. Вместо труда о Крымской войне, была написана беллетристика, хотя для неё места на страницах и не должно было быть.

Сперва Сергеев-Ценский показал слухи о грядущем противостоянии. Нападут ли соперники на Россию? А если да, то где? Может они высадятся на Кавказе, либо в пределах Одессы. Это казалось наиболее вероятным. Зачем им Севастополь, оторванный от других русских укреплений? К сему городу подобраться можно со стороны моря, тогда как по суше практически никак, поскольку пресловутая грязь станет непреодолимым препятствием для продвижения современных осадных орудий. Может и не будет никакого нападения. Разве не имелось подобных слухов ранее? Англичане постоянно точат на Россию клинки, примерно также поступает и Франция, практически не предпринимая решительных действий.

А готова ли к войне сама Россия? Грязь мешает не только сопернику, но и самим русским. Основное вооружение располагается в Одессе, и случись противостояние, вскорости доставить к зоне боевых действий его не получится. Да и само вооружение не выдерживало критики. Хорошо, ежели оно не рассыпется от первого применения. Да и сами солдаты — не подготовленные к войне юнцы. Сергеев-Ценский в том совершенно уверен. Ведь когда начнётся война, то пушки будут оперативно доставлены, но стрелять они не смогут. Почему? Мало иметь ствол — к нему полагается лафет. Оных как раз и не будет подготовлено. Правда, русские — это русские, способные превозмочь любое недоразумение, поскольку к аналогичным оказиям привыкли. Именно это и послужит неприятным моментом в восприятии противником русских вооружённых сил, вполне способных без всякого огнестрельного оружия оказать действенное сопротивление. Возможности русских действительно безграничны. Ежели не хватает генерала, на его место будет поставлен адмирал. Такое кажется абсурдом, однако Нахимову с подобным приказанием всё-таки пришлось согласиться.

Ладное повествование от Сергеева-Ценского перешло к обсуждению политики Николая I. Сей царь казнил без милости, хотя казней в России официально не проводилось. Забытыми оказались декабристы, никто не считал и тысяч забитых насмерть шпицрутенами. Относился к людям Николай соответственно. Про Лермонтова он сказал: собаке — собачья смерть. Гоголь при его правлении зачах, Салтыков-Щедрин без особой для того заслуги был отправлен в ссылку, Достоевский и вовсе попал на каторгу, не говоря уже о Тарасе Шевченко, в прозябании служивший под Оренбургом. Вполне допустимо перейти в разговоре к восхождению Наполеона III, с 1852 года провозгласивший себя императором.

Основной мыслью повествования к третьей части произведения становится мысль Нахимова, что во флоте главное значение должно отводиться матросу, который сравнивается с пружиной, приводящей всё в движение. Аналогичная мысль возникает в отношении солдата. Тот и другой воплощают в себе силу крепостничества, такой же пружины для происходящих в России процессов.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Революция — есть благо в представлениях потомков, тогда как для её современников всё далеко не так очевидно. Алексей Толстой вольно или невольно взялся сравнить два отдалённо схожих исторических эпизода: приход к власти Петра I и аналогичное действие, совершённое большевиками. Пролитой крови оказалось с избытком, но в обоих случаях вершить судьбами брались обыкновенные люди или именно за их решением стояло, кому поручить управление государством. Не так уж Хованщина отличалась от событий, означивших властные полномочия для Временного правительства 1917 года, и не так отличается последующий стрелецкий бунт, обозначивший падение того же Временного правительства и переход власти в единые руки — как раз большевиков. А что же дальше? У власти становится сильная личность, ведущая страну к процветанию, невзирая на притеснение населения и приносимые во имя будущего огромные человеческие жертвы. Иногда требовалось собирать повсеместно люд, чтобы построить нечто великое — город на болоте или осуществить любой другой грандиозный проект, вроде возведения каналов. Обычно в таких случаях говорят: все совпадения случайны. Разве читатель в это поверит, когда речь про роман Толстого о Петре I?

Сей роман прежде всего интересен не наполнением, а вручением за него автору Сталинской премии, причём он стоял в списке первых её обладателей, и принято считать, что даже самым первым. Тем не менее, законченный к 1941 году, роман не являлся окончательным вариантом. Несколько лет спустя Алексей возьмётся за его продолжение, написав ещё одну часть, тем поведя повествование о жизни Петра до взятия Нарвы. Читатель не сожалеет о прекращении работы над этим литературным трудом, и не по причине смерти непосредственно Толстого. Тут скорее следует говорить о перенаполнении. Алексей расширил границы сообщаемой им информации, интересуясь ситуацией вокруг прочих европейских правителей, ставя их бытность в центр описываемого на страницах действия. Безусловно, конфликт между претендентами на королевские регалии Речи Посполитой важен, однако не до такой степени, чтобы ему соседствовать — а где-то и преобладать — с Петром в книге, названной его же именем.

На всём протяжении произведения, несмотря на растянутость описываемых сцен, Толстой расставлял определённые акценты. Он брал некий исторический отрезок, помещал в него придуманную специально проблематику, затем приступал к изложению событий под соответствующим их восприятием. Из романа в итоге вышло лоскутное одеяло, где читателю предлагается не равномерное следование по тексту, а соучастие в определённых сценах. Например, сообщая о детстве Петра, Толстой как бы упустил из внимания Хованщину. Из-за чего она случилась? В результате смерти царя Фёдора Алексеевича случился кризис царской династии, выраженный в непримиримых противоречиях двух сторон: одна поддерживала Софью и Ивана, а другая — Петра. По результатам бунта было решено поставить царями Ивана и Петра, Софью же назначить регентом. Об этом Толстой рассказывает. Что тогда странного? Сам бунт практически никак не рассматривается. На следующих страницах Алексей повествовал уже про детские годы Петра, показывая его любознательность и стремление делать нечто, из всего извлекая пользу. Пока не случится нового стрелецкого бунта, когда, со слов Толстого, в Москве произойдут массовые казни. И ежели при Хованщине стрельцы терзали бояр, то теперь уже бояре собственноручно рубили головы стрельцам. Но всё это воспринимается утрировано.

Так и будет повествовать Алексей Толстой, обсуждая любовные похождения Петра, его деятельность вне России, некоторые походы в сторону Турции, затронет и тему церковного раскола. Основное же — подготовка к строительству города на болоте, как символа преображающейся страны. А что будет после — не так важно. И взятие Нарвы уже не вызовет пристального внимания. Самое главное — побудить народ действовать во благо страны, пусть и через принесение себя в жертву чьим-то амбициям. Лишь бы Россия процветала, грозила шведу и прочая-прочая. Произведение об этом не могло не побудить к ещё большим свершениям.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Война 1812 года — не суть важный с исторической точки зрения конфликт — это один из эпизодов столкновений политики Александра I с планами по гегемонии над Европой Наполеона. Куда важнее проследить, что вообще предваряло данное противостояние. Подмогой в том может оказаться роман Рафаила Зотова, повествующий о разжалованном в рядовые Леониде Волосове, принимавшем участие в боях сперва за русскую армию, а после заключения Тильзитского мира, перешедшим в число подданных Наполеона. Всё это имело место до 1812 года. Сами события на страницах произведения начинаются в 1806 году — накануне обострения франко-прусских отношений, в которых важное значение имело участие российской стороны. Теперь название местечка Прейсиш-Эйлау мало значит для потомка, но для современника тех дней его упоминание пробуждало гордость за успехи русского оружия. Некогда яркий эпизод былого — померк. В памяти его заменили сожжение Москвы и Бородино, тогда как до прочего дела нет. Что же, Зотов отчасти восстановил историческую справедливость, детально описав некоторые моменты из русско-французских отношений вторых шести из первых двенадцати лет XIX века.

Зотов писал роман для мужчин и женщин одновременно. Рафаил стремился охватить читателя разносторонностью повествования. Слабый пол привлекут взаимоотношения Леонида с девушками, сложности его положения, выраженные в любви к одной, женитьбе на другой и происходящими с ним горестными событиями в общем. Сильный пол заинтересуется историческими выкладками, глазами современника тех дней раскрывающих важность свершавшихся тогда обстоятельств. Подумать только, храбрый русский солдат воевал с храбрыми солдатами всей Европы, нисколько их не устрашаясь, к тому же и действуя из лучших побуждений, понимая, за враждой обязательно следует видеть дружбу, ведь с боевыми действиями будет обязательно покончено, и жить предстоит дальше, не испытывая былой ненависти. Таковы уж были европейские войны, далёкие от обоюдной ненависти. Хотя, писатели-романисты могли приукрашивать действительность, описывая сцены далеко не тем образом, как они случались на самом деле.

Что видит читатель? Воюющие умеют найти общий язык — большей части из них известен французский. Сражаясь с поляком, Леонид вдруг находит в противнике товарища, способного приютить и дать отдохновение. Даже имея встречу с Наполеоном на поле боя, Леонид щадит французского императора, убеждая его отказаться от продолжения атаки. Тот же Леонид будет иметь беседу с Александром I, не заслужив порицания за проявление милости к Наполеону, поскольку побеждать следует честно, показывая силу тактики и воинского мастерства, а не демонстрировать возможности, прикрываясь одиночными диверсионными вылазками. Уж такова тогда была война. Потому читатель нисколько не удивится, став свидетелем перехода Леонида во французское подданство. Кто же тогда знал, как сложится дальнейшая судьба империй. Александр I и не думал обрести в Наполеоне снова соперника, ибо Тильзитский мир стал демонстрацией заключения продолжительных дружеских отношений.

И всё же обострение отношений случится. Немецкие и австрийские земли не смирятся с властью Наполеона. А к 1812 году обозначится поход Наполеона на Россию, шедшего по той же польской грязи, которая не давала ему покоя за шесть лет до того. Зотов описал, как советники пытались отговорить Наполеона. Да, Россию можно сломить, но её народ сломить не получится. Случится Бородинское сражение (оно же Можайское или Москворецкое), затем французы войдут в Москву, после пожар и спешное отступление с потерей армии в полмиллиона человек. Леонид будет появляться в разных местах, становясь очевидцем крушения Наполеона — он узрит множество трупов, не убитых и растерзанных, а умерших голодной смертью, либо околев от мороза.

Так вкратце можно рассказать о романе Зотова про некоторые черты из жизни Наполеона. Разумеется, это поверхностное обозрение, тогда как шесть сотен страниц легко не анализируются, особенно наполненные множеством случающихся на них событий.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Владетели России не спрашивают у народа — брать им управление над государством или нет, они просто берут. На законных ли основаниях, либо по иному установлению — должный беспокоить историков вопрос. Для современников владетелей кажется очевидным — назначен во управление по праву должного находиться во главе страны. Пользуясь преимуществом наследственности, согласно обязанного временно исполнять полномочия или личному разумению. И каждый раз будет сказано: так захотел народ. Будет популярно обосновано, почему следует быть именно так. В одном случае допускается простить попрание справедливости, если владетель станет заботиться о благе обретённых им владений, будет холить и лелеять народы, в пределах тех владений проживающих. Потому допустимо снисходительно относиться к Екатерине Великой, взявшей власть не по праву, но сообразуясь с даруемым благом. А если брать прочих государственных лиц, ставивших население на колени, тем не окажется места среди пантеона владетелей Российских, они останутся для истории в качестве доказательства терпения народов, будто бы согласившихся терпеть над собою насилие.

Читателю должно быть очевидно, Краснов не из простых побуждений писал роман про Екатерину. Он соотносил её восшествие на престол с таковым же, но гораздо более кровавым, ежели обратить внимание на современного ему правителя России, пришедшего будто бы извне, но являвшегося её частью. Потому лучше не вспоминать о текущем, обращая в дальнейшем взор сугубо на Екатерину. Она — принцесса София-Фредерика — родившаяся вне России, ставшая женой Великого князя, будущего некоронованного императора Петра III, сызмальства проявляла интерес к восточному соседу Пруссии — величественному государству, широко раскинувшемуся вплоть до края Азии. Краснов в том твёрдо уверен! Всякий день юная Фике начинала с мыслей о будущей своей судьбе, и в мыслях твёрдо уверилась в праве на владение, тем более соотносясь с примером царствовавшей Елизаветы Петровны, устроившей в 1741 году дворцовый переворот. Важно лишь найти верных фаворитов. Да вот затруднение — будучи пятнадцати лет — Фике не допускала фривольности, продолжающая хранить верность Петру.

А вот Пётр ей верности и не хранил. Он мнил себя офицером прусской армии, подданным Фридриха II. С таким правителем России не быть благополучной. Значит и народ его не поддержит. Тогда он выскажется в пользу Фике, всё-таки сумевшей обрести материнство, родив цесаревича Павла. Быть ей регентом при сыне, только бы устроить собственный дворцовый переворот. Найдутся и фавориты, поскольку никто не против забыть о низком положении в обществе, вмиг оказавшись среди пользующихся милостью владетеля Российского. Обо всём этом и рассказывает Краснов, пока не переходит к третьей части повествования.

Екатерина Великая у власти, она стала императрицей — полностью узурпировав права на владение страной. Дальнейшее — скучный разговор. Не раз на горизонте появятся смутьяны, желающие выбиться из низов путём всё тех же переворотов. Это и Емельян Пугачёв — непонятно какой по счёту восставший из могилы Пётр III. В том числе и никому неизвестные дочери Елизаветы Петровны, вроде авантюристки княжны Таракановой. Не стоит забывать и про Иоанна Антоновича — с младенчества пребывавшего в заключении — две недели пробывшего в качестве императора при регентстве Бирона. Но Екатерина Великая твёрдо стояла у власти, умело укрепляя могущество государства, чем не позволяла усомниться в необходимости продолжения её правления.

Настроенной созидать благо для России — такой показал Екатерину Пётр Краснов. И будь такой же правитель вместо почившего Николая II, он не отказал бы ему в поддержке. Но Россией правил Сталин…

Автор: Константин Трунин

» Read more

Всё в руках писателя принимает одному ему угодный вид. Он способен придавать ту форму действительности, какая ему больше нравится. Он создаёт придуманные миры, неизменно отталкиваясь от известных обстоятельств. Собственно, Рафаил Зотов на свой лад увидел прошлое, представив для читателя в таком виде, что нельзя не поверить, будто бы так оно и было на самом деле, ведь всё выстроено именно таким образом, чтобы в окончании привести к и вправду случившемуся. А дело вот в чём… Ещё до Великой Французской революции, одному русскому удалось побывать на немецком курорте, где он имел встречу с Калиостро. Тогда-то и было оглашено страшное предсказание — всему цвету французского дворянства в скором времени предстоит лишиться головы. Само собой, словам Калиостро тогда никто не поверил, особенно французы. И зря! Читатель знает почему.

Но начинал Зотов не с этого. Рафаил формировал у читателя собственное представление о России. Да, Россия — наследница Руси. Но Русь — это раздоры князей-варваров, тогда как Россия, особенно со времён Екатерины Великой, огромное государство, имеющее возможность влиять на политику других стран. Соответственно, русские отныне не должны считаться варварами. Однако, оными их воспринимали во все времена и продолжают именно так считать, поскольку отличие в мировоззрении — уже есть главный признак варварства, как его определяли древние греки. И у Зотова русские продолжают представлять лучший цвет человечества, неизменно воплощая лучшие черты, какие только возможно приписать людям. Что уж говорить, если говорящий на французском языке русский — имеет более чистый выговор, нежели его собеседник француз. Такая же ситуация повторяется в случае общения с англичанами и немцами. И всё равно русские — есть варвары, в чём европейцев переубедить практически невозможно.

И вот перед читателем возникает Калиостро, словно из ниоткуда и ради красоты представленного вниманию содержания. Калиостро гадает по руке и по шишкам на голове, он верен в суждениях и способен воссоздавать представление о всяком человеке, кто у него того попросит. Вполне очевидно, Зотов воссоздаёт портрет Калиостро, убеждая в его гениальности. Ведь разве он не прав, когда запугивал французское дворянство смертью? Причём та смерть назначалась не за преступления или убеждения, а просто в силу должных сойтись обстоятельств. И когда Калиостро обратит внимание на главного героя — русского — расскажет о нём всё то, что приятно согреет душу русскоязычному читателю. Кажется, вот он один из тех немногих европейцев — способных по достоинству оценить представителей русского народа. В дальнейшем Калиостро перестанет иметь значение для сюжета.

Другая примечательная личность на страницах — Лавуазье. Этот учёный, нисколько не близкий по взглядам с Калиостро, скорее его полная противоположность, будет прозябать, ратуя сугубо за науку. Показываемый лишённым практичности, Лавуазье непременно сожалеет о низком значении науки для человечества. Как же так получается, что люди готовы отдавать большие деньги за интерес к псевдонауке? При этом настоящая наука продолжает прозябать в безденежье. Нет, учёным деньги без надобности, однако и им требуется иметь возможность для занятий научной деятельностью. Зотов не стал противопоставлять Лавуазье Калиостро, скорее наоборот — Калиостро стремился помогать Лавуазье. Впрочем, Лавуазье постигнет та же судьба, какая постигла многих французов во времена Великой Французской революции — его гильотинируют. А ещё через год при загадочных обстоятельствах в итальянской тюрьме скончается и Калиостро.

Всё это детали романа Рафаила Зотова. Сам роман не видится в качестве цельного произведения. Одно надставлялось на другое, чтобы остаться без внятного завершения. Будем считать, с некоторыми чертами из времени царствования императора Павла I читатель всё же имел удовольствие ознакомиться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Из самой глуши дебрей российских вывел Зотов трёх друзей. Каждому из них он воздал сполна, сделав важными для государства лицами. Один Григорий Потёмкин чего стоит, за заслуги прозванный Таврическим. Об этом читатель узнает ближе к концу повествования, вынужденный на протяжении сотен страниц следить за чехардой событий, где Зотов станет сводить на нет прошлое, ничего не стоящее для случившегося в последующем. С первых страниц всё внимание приковано к молодым людям, решившим оставить родную им смоленщину и податься на службу государству. Путь их будет труден, зато результат превзойдёт все ожидания. Иного и быть не могло.

Рафаил предложил не сетовать на жизнь. Пусть в России не растут чай, кофе и экзотические фрукты, и нет прочей дикости, зато есть золото, но разумеется не на каждом дворе. Пусть дороги прежде в России представляли печальное зрелище, что проще не на карете было ехать, а самому управлять лошадью. Даже архитектура имела жалкое подобие, несравнимое с созданной впоследствии. Этаким образом всё сделанное тем же Петром I нивелируется. Со слов Зотова получается, будто не град великолепный на Неве построили, а подобие деревни, только с административными функциями. Разумеется, при Екатерине II тот город расцвёл и обрёл красоту, теперь способную служить радостью для глаз.

Порядки раньше не ахти какие водились. Собравшись служить на благо государства, не сможешь осуществить задуманное. Представленные вниманию друзья желали не офицерских чинов, им требовалось всего лишь встать в армейские ряды. И для того им понадобилась аудиенция Апраксина, согласившегося принять, благо знавал кого-то из их родителей. Иначе предстояло вернуться друзьям домой, сгинув для истории на родной им смоленщине.

Согласно времени случится Семилетняя война. Зотов развернётся, переключив внимание на немецкие порядки, особенно живописуя личность прусского императора Фридриха. Окажется, русские в представлении европейцев того времени являлись дикими, едва ли не предпочитавшими поедать собственных детей. Эти русские настолько воспринимались варварами, что когда пред ними предстанет один из тех самых варваров, они сильно удивятся, ибо акцент тех же немцев среди немцев более ощутим, нежели речь на немецком в исполнении неистовых азиатов, излишне долго пробывших под татарским игом.

Надо сказать, в Семилетней войне русские войска дошли до Берлина, одержав уверенную победу над соперником. В дальнейшем внимание Зотов переключит на следующий военный конфликт России — теперь с Турцией. Читателю предстоит побывать и там, правда не настолько плодотворно. Зато вновь станет ясно, что литературным персонажам легко находить общий язык, невзирая ни на какие преграды, в том числе и языковые. Ежели захотелось писателю создать из персонажей важных исторических деятелей — ничего его в том желании не остановит. Ведь никто не сможет возразить! А если у кого появится к тому надобность, то она всё равно останется вне сообщённого читателю текста.

Перед чтением «Трилиственника» всё же хочется напомнить, как важно творческие изыскания Зотова начинать читать с конца. Главное усвоить, о ком именно взялся повествовать Рафаил. Читатель согласится, насколько интереснее становится сообщаемая информация, когда знаешь, кем в итоге окажутся деревенские пареньки, чья наивность внушает опасение за должное с ними вскоре произойти. В самом деле, разве кто предполагал, каким образом выйдет в свет тот же Потёмкин-Таврический? Впрочем, Зотов больше выдумал, нежели сообщил правды. Зато у него красиво получилось рассказать, подняв часть вопросов, беспокоящих читателя и спустя столетия, ни в чём не уступающие пониманию тех же самых проблем.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Имя Григорий — как нарицательное значение грядущих проблем для России. Оно памятно с периода Смутного времени, периодически проявляясь снова хотя бы раз в одно столетие. Отчего бы таковым не наделить ещё одного персонажа, пускай и вымышленного. Им станет монах Гришка (каким бы странным сие дьявольское сочетание не казалось). Кто он и откуда — никому неизвестно. Но он воспитывался наравне с детьми царя Алексея Тишайшего. И был свидетелем в том числе и стрелецких бунтов. Такого персонажа можно вывести на любой уровень общественной жизни, вплоть до влияния на первых лиц государства. Ежели читателю показан однокашник будущих царей Ивана и Петра, а также их сестры регента Софьи, то должно подразумеваться его определяющее значение на происходившие в стране процессы. И как бы оно так, да больше Григория беспокоила проблема рождения, ибо ему хотелось узнать, чьим сыном он является.

Зотов создал нечто вроде загадки. Некое лицо посылает в дом Хованского мальчика-сироту, упросив дать кров и воспитать. Отказа не последовало. С той поры юность Григория протекала под покровительством влиятельного дворянского рода. Он не знал нужды и имел вхождение в царские палаты. И тот же Григорий будет продвигаем на в меру высокие должности в стрелецких войсках. До развития хованщины читатель не перестанет гадать, какую роль сыграет в первом стрелецком бунте непосредственно Григорий. Неужели сей сообразительный мальчик обагрит руки кровью, истово казня всякого человека, встающего у него на пути?

Может показаться и так, будто Зотов создавал плутовской роман. Ежели родители Григория неизвестны, то допустимо всякое. Но разве в традициях данного жанра с первых страниц делать всё для должных претерпевать страдания? Поэтому плутовство разрушается само по себе, становясь лишь одним из возможных вариантов развития событий. Но читателю всё-таки следует узнать, от кого Григорий происходит. Для интриги Зотов убрал из повествования единственного свидетеля, обладавшего требуемой информацией. Повествование при этом не остановилось, так как история всё равно продолжалась, и главному герою произведения просто следовало хотя бы чем-нибудь заниматься.

Обычно тайное становится явным, когда оно перестаёт интересовать. Жизнь Григория станет равномерной, порою прерываемой на события интересные и не очень. Ему бы следовало забыть и не вспоминать, пользуясь и без того дарованными благами склонявшейся к нему Фортуны. Однако, читатель не поймёт, ежели не узнает, за кем следует признать отцовство над Григорием. Пожалуй, из того не следует делать нечто особенное, поскольку, зная наперёд, сюжет от того иным для понимания стать не сможет.

Итак, отцом Григория являлся гетман Дорошенко, причём скорее всего тот, имя которого носил таинственный монах, то есть — Дорофей. Прочие домыслы озвучивать кажется бессмысленным. Достаточно того факта, что информация о гетмане Дорофее Дорошенко скудна. А это, в свою очередь, является привлекательным моментом для беллетристов, любящих заполнять белые пятна фантастическими допущениями. Так отчего не сделать гетмана монахом? А может и сына своего он таким образом продвигал, позволив ему оказаться в числе приближенных к царской власти. Понятно, такие рассуждения бесплотны. Впрочем, бесплотно и произведение Зотова, основанное на допущениях, где всё сказано сугубо читательского интереса ради.

К тому же, читателю требовалось историческое лицо, склонное придерживаться стороны России, особенно когда речь идёт о казацких распрях на землях сечи. Гетман Дорошенко стал нужным звеном, способным сковать в единую цепь народы некогда разделённых русских княжеств, часть которых долгие века оставалась под контролем западных славян и литовцев.

Автор: Константин Трунин

» Read more