trounin.ru

Разговоры вокруг воцарения Екатерины Великой полны неоднозначности. Особенно это наглядно в художественной литературе. Всякий мастер пера сказывает известные ему события на собственный лад, из-за чего исторические лица превращаются в персонажей, обречённых следовать за фантазией потомков. Чем же сумел отличиться Всеволод Иванов? Он не стал излишне отдаляться касательно самой Екатерины, однако сделав то в отношении Фридриха II — короля Пруссии. Действие на том и построено, что русский народ не склонен принимать иностранные веяния, особенно когда это затрагивает его интересы. Читатель просто обязан будет к концу повествования понять, что Петра III погубила склонность к немецким порядкам. Хотя, всё скорее сложилось именно так, как оно произошло. Но ведь Иванов имел право на собственную точку зрения, которой он и поделился с читателем.

Фридрих II крайне важен для сюжета. Этот человек, если верить Всеволоду Иванову, трепетал перед Россией. Даже больше, Фридрих опасался оказаться в числе противников Российской Империи, признавая за сим государством право на могущество. Вместе с тем, он имел планы влиять на Россию через юную Фике, получившую приглашение прибыть ко двору Елизаветы Петровны, с дальнейшей целью венчания на наследнике престола — Петре. Всё прочее для повествования теряется. Тогда как политические аспекты выходят на первый план. Самое желанное Фридрихом — скорейший раздел Польши. Собственно, читателю известно — при Екатерине действительно свершится три раздела Речи Посполитой, в результате чего данное государство на несколько столетий прекратит самостоятельное существование.

Ещё один аспект повествования касается недопустимости объединения Пруссии с Австрией. Иванов делился мыслями, будто сообщал пророчество. Именно подобного объединения Россия не должна была допустить. Ответ очевиден! Стоит немцам и австрийцам сойтись, как тут же последует военная агрессия против России. Надо признать, опять же согласно предложенного Всеволодом варианта, Екатерина, ещё будучи невестой Петра, окажет посильную помощь Фридриху, поспособствовав замедлению продвижения русских армий, тем предотвращая крах Пруссии. Но почему этого не стал добиваться непосредственно Пётр? Как раз его за глаза прозывали генералом прусской армии. И тут Иванов категоричен, выводя Петра спесивым созданием, с десяти лет не обходившегося без алкоголя.

Несмотря на политику Екатерины, основным разрушителем могущества страны выступит непосредственно Пётр. Пусть ситуация и поныне кажется неоднозначной. Надо понимать — что Екатерина, что Пётр: оба являлись изначально далёкими от России людьми, получившими возможность государствования по праву отдалённых родственников Елизаветы Петровны. И как не рассуждай о представленном Всеволодом сюжете, всё равно придётся однозначно утверждать — в свершившемся дворцовом перевороте виноваты лишь амбиции устроившего его людей. И никак не тот факт, якобы некогда битые русскими пруссаки неожиданно стали по социальному положению выше победителей. Иванов тем только запутывался сам, вводя в заблуждение и читателя.

Окончание «Императрицы Фике» — публикация первого манифеста, гласящего о случившихся в государстве переменах. Уже ничего не мешало Екатерине объявить право на императорство, причём даже не в качестве регента при малолетнем Павле, а на правах единоличного правителя, получившего власть над государством в силу должных быть всем очевидными причин.

И всё-таки читатель не возразит Всеволоду. Нет, он не ставил Екатерину в качестве исполнителя указаний Фридриха. Отнюдь! Екатерина стремилась, чтобы в Европе сохранялось какое-никакое равновесие. Ежели оставить сильную Пруссию, то у соседних держав хватит забот, среди которых места России не найдётся. Тем воплощался принцип ведения войн по сценарию Туманного Альбиона. Порою кажется, что ключ к успеху России как раз и заключается в необходимости существования не единой, а разделённой Европы. И уже согласно такому мнению получается сделать вывод: Екатерина ставила интересы России выше, нежели чьи-то ещё.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Лучший образчик патерика — Киево-Печерский. Прочие жития святых отцов, составленные в виде сборников, сравниться с ним не могут. Но поскольку братии каждого монастыря позволительно писать о достойных памяти светильниках, то имели на то право и монахи града Волока Ламского, составившие в начале XVI века свой собственный патерик, возведя его к временам стародавним, ещё апостола Андрея Первозванного упоминая. Основными же лицами патерика стали Макарий Калязинский, Иосиф Волоцкий и Пафнутий Боровский.

Волок Ламский — город древний, ничем не уступающий Новгороду, а может и постарше его. Основан он на том месте, где суда по земле волочили. И ходил по той земле Андрей Первозванный, славян к вере во Христа призывая. Да забыты были его наставления, покуда не прошло лет с тысячу, и покуда не стал Новгород Великим, под властью варягов расцветший. Тогда же и Волок Ламский был принят во внимание, ибо не раз сходились к спору за него интересы княжеств соседствующих.

Первые храмы на земле волоколамской призвал строить пророк Илия, явившийся к местному князю, повелел он тогда и город возвести рядом с храмами. И было то чудо, ибо чудом было и иго на Русь пришедшее, до Волока Ламского не дошедшее. Сам архангел Михаил встал на защиту городу, отвратив взор орд Батыя от дальнейшего в его сторону продвижения. И всё же затронуло татарское племя храмы местные, правда опосредованно и во имя благопроцветания. Это исходило от Пафнутия Боровского, чей предок был крещённым татарином.

Что же до братии монастырей Волока Ламского, то среди оной мужей славных имелось предостаточно. Более прочих славить положено монаха Ефимия, всякий раз плакавшего. О чём бы не мыслил Ефимий, о светлом ли или о горьком он думу думал, молился ли за благо всеобщее или к Богу мольбы обращал о чём ином — всегда плакал он. А прочая братия, пусть и сказано о ней предостаточно, такой же славы не имела, если не говорить об особых светильниках, вроде Макария, Иосифа или Пафнутия.

Вот сказывается в патерике о Макарии Калязинском, основавшем Калязинский монастырь там, где жил бедняк Каляга. До седин Макарий оставался истинным светильником, не соглашавшийся принимать игуменство над братией. Но кого не ставил он игуменом, всякий плутом оказывался, столь высокого сана должный быть обязательно лишённый. Долго терпел Макарий, пока не согласился стать игуменом, заведя порядки, что Богу угодные. Заглядывая наперёд, вспоминая написанную в XVII веке Калязинскую челобитную, видишь, как светильником был один Макарий, тогда как прочая братия Калязинского монастыря всегда стремилась к непотребству. Славен Макарий ещё и чудесами, случавшимися после смерти его. Уже само то, что его тело через сорок лет извлекли… и было нетленно оно — чудо. Так и исцеление людей от мощей — чудо.

Прочие события, в Волоколамском патерике описанные, — повод для раздумий. Про Ивана Калиту сказывается, раздававшего деньги нищим, но получившего урок — не должен он думать за благость свою о себе свыше положенного. Про двух братьев, в плен татарский попавших, один из которых принял образ жизни их, а другой брат сопротивлялся, отчего и вышел из плена живым, не растерзанный, подобного брату, принявшему кару от татар разгневавшихся, на костре его поджаривших, будто свинью запечь решившихся. Про воров сказывается, у Пафнутия задумавших волов украсть, после в лесу заблудившихся, каявшихся в совершённом ими прегрешении.

Есть в патерике истории и совсем странные, сказанные для острастки паствы. Совокупился один мужчина со скотом, ибо жена отказала ему в близости, и умер вскорости. Другому мужу жена отказала в близости, возлёг он с другою женщиной, и умер он на постели её, ибо греховен был поступок его.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В некоторых повестях Загоскин тяготел к драматургии. Текст напрямую сбивался в характерную для построения пьес форму. Действие превращалось в беседу определённых задействованных в разговоре лиц, тогда как прочее отходило на второй план. Лучше всего такой подход к творчеству заметен по произведениям «Три жениха» и «Официальный обед».

«Три жениха» — это наставительное повествование, служащее ярким объяснением пословицы про двух зайцев, за которыми если погонишься, то ни одного из них не поймаешь. Суть в том, что женитьба для русского дворянства — это способ поправить положение в обществе, не только самих вступающих в брак, но и всего многочисленного семейства. И как не возрадоваться, когда есть возможность постараться обрести самое лучшее от всех возможных вариантов. Именно таким образом будет обстоять дело в повести у Загоскина. Покуда к одной невесте сватаются три примечательных жениха, от каждого можно потребовать определённых обязательств, тем способствуя дальнейшему процветанию, даже в случае совершения выбора в пользу другого жениха.

Вот тогда и встанет перед глазами читателя пословица о двух зайцах. Вполне может оказаться, что желая обрести изобилие возможностей, в итоге останешься вовсе без всего, а то ещё и с грузом проблем. По такому сценарию действие и развивается. Пусть и казалось изначально — надо пользоваться любыми возможностями, лишь бы обеспечить собственное благополучие. На самом деле получалось иначе — играя с судьбой, начинаешь проигрывать там, где никогда не думал оказаться в числе потерпевших поражение.

Остаётся единственное — соглашайтесь с предлагаемым вам вариантом как можно скорее, не стараясь выгадать. А то получится в сходном виде, как оно случилось с терзаемыми выбором действующими лицами у Загоскина. Не гонитесь за двумя зайцами! Вам хватит и одного из них, а другому позвольте остаться вне вашей сферы интересов.

К вопросу о взаимоотношениях между мужчинами и женщинами Михаил вернулся в повести «Официальный обед». Несмотря на рваное повествование, концентрации внимания читателя на посторонних сюжетных размышлениях, удастся вычленить только самое важное, каким бы надуманным оно не показалось. Важнее видеть попытки устроить личную жизнь через брак, учитывая то обстоятельство, что не всегда социальное положение или финансовое благополучие рассматривается в качестве приоритетной составляющей, порою ценятся обыкновенные человеческие качества, вроде внешней привлекательности или общего благоприятного впечатления.

Допустим, невеста ищет в мужья красавца. Но будет ли она с ним счастлива? Жизненные наблюдения показывают — чем менее красив муж, тем более счастливой оказывается жена. Объяснять такую логику не требуется. Но тогда можно подумать, что и в случае наоборот, если менее красива жена, то муж более счастлив, хотя никто не возьмётся рассуждать именно так, понимая различие в мировосприятии между мужчиной и женщиной.

Как не пытайся рассуждать, в коротком монологе дать взвешенный ответ не сможешь. Для этого потребуется исписать никак не меньше страниц, чем то сделал Загоскин, создавая тот же «Официальный обед». Однако, несмотря на объём, произведение не несёт глубокой смысловой нагрузки, оставаясь преимущественно художественной работой. С нею можно ознакомиться, ответить на заданные кем-то вопросы (если чтение было не на добровольных началах), а после забыть, толком не вынеся морали, поскольку оная в некоторых произведениях обнаружена быть не может, как в случае с «Официальным обедом».

Касательно «Официального обеда» нужно пояснить ещё и то, что Загоскиным позже было пересмотрено содержание повести, получившей уже другое название — «Заштатный город».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Раз пошла речь о могилах, то давайте поговорим о нежити. Отнюдь, не Гоголь открыл жанр произведений об умертвиях для России, то сделал до него сам русский народ, издавна пересказывавший сказки о мертвецах, русалках и прочей чертовщине. Свой вклад решил внести и Загоскин. В его произведении собрались люди где-то в предместьях реки Хопёр и стали рассказывать друг другу страшные истории, при этом каждый раз сомневаясь в существовании потусторонней силы, однако всё-таки сохраняя уверенность — реальность чертовщины исключать не стоит. Может просто не каждому довелось с подобным столкнуться. Читатель будет постоянно находить подтверждение опровержению и при этом всё-таки знакомиться с историями, возможно имевшими место быть на самом деле.

Итак, повествование об умертвиях должно начинаться с кладбища. Именно там должны обитать ожившие мертвецы. У страха, как известно, глаза велики. Посему за нежить можно принять и пьяницу, буквально похожего на восставшего из могилы упыря. А при недостатке освещения и исходящему от его дыхания смраду — и подавно в том убедишься. Тут нужно не терять головы, брать себя в руки и не бежать без оглядки, чтобы не оказаться обсмеянным. Но сомнение остаётся. Поскольку Загоскин расскажет о пане Твардовском — персонаже польских легенд, будто продавшем душу дьяволу.

Всякая добротная история начинается издалека — с отвлекающих моментов, призванных расслабить читателя перед шокирующими обстоятельствами. Так и Михаил повеселил читающую публику, поведав про жену военного, сопровождавшую мужа в походах. Как раз для неё и будет искаться постой. Причём как раз в имении, построенном из разрушенного местопребывания того самого пана Твардовского. Надо ли говорить, что ночью в стенах разыгралось представление, ничем не уступающее «Вию»? Вроде бы история на похожа не выдумку, однако Загоскин призывает проверять все обстоятельства. И то, что очевидец падает в обморок и просыпается по утру, ещё не значит, будто его напугали хозяева имения, не желавшие никого принимать на постой.

Скепсис всегда возобладает. Это объясняется в истории с привидением, обитающем в одном итальянском поместье. Будто бы оно проходит сквозь стены, что уже не позволяет сомневаться в его существовании. Снова Михаил выступал с позиции сомневающегося. Он даже подробно объяснил механизм, как можно ходить «сквозь стены», когда в оных нет ни дверей, ни какой-либо иной возможности пробраться напрямую в соседнюю комнату. Для претворения плана в жизнь нужно иметь больше людей, остальное — дело техники. Опять же, нужно забыть про страх и не бояться лично разбираться с устраиваемым лично для тебя представлением.

И всё-таки требуется история, исключающая любое сомнение. Осталось рассказать о событии, услышанном от очевидца. Как читатель отнесётся к тому, будто кому-то удалось стать свидетелем действительной чертовщины? Её суть в том, что завзятому театралу было назначено явиться на представление знаменитой иностранной актрисы. Причём оно назначено на тот день, когда в России по религиозным соображениям веселья не устраивают. Более того, окажется, что на том представлении соберутся величайшие люди, но уже успевшие умереть. Напоследок выяснится, что и актриса к моменту выхода на сцену уже не числилась в живых, к тому же умерла она и не в России. Как-то это можно объяснить? Покуда сам с таковым не столкнёшься — всё равно не поверишь.

Как теперь читателю относиться к «Вечеру на Хопре»? Пусть истории от Загоскина останутся байками, слегка пощекотавшими воображение.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В год смерти Пушкина Загоскин писал «Искусителя». Определённой цели Михаил не мог иметь. Произведение складывалось подобно лоскутному одеялу, не представляя из себя цельного полотна. Читатель знакомился с историей провинциала, по мере взросления ставшего причастным к жизни большого города. Ему было чему удивляться, о чём Загоскин и писал. Вероятнее всего, «Искуситель» рождался в творческих муках, поскольку писатель обязан практиковаться в умении составлять разные истории, даже когда у него к тому нет желания. И оказаться «Искусителю» в числе забытых, не испытывай Загоскин необходимость опубликовать в 1837 году одну из частей произведения.

Представления о должном быть чаще всего не соответствуют ожиданиям. Привыкший к сельской местности, восхищается величием архитектуры городов. А впервые оказавшийся в городе вроде Москвы, испытывает ещё большее восхищение. О таком просто следовало написать, будто читатель тем сделает для себя открытие. Ведь нельзя переходить от описания пасторали к суете крупных поселений. Требуется дать читателю понимание изменений в представлении главного героя об окружающем его мире. Попутно Загоскин предпочёл рассказывать различные истории, вроде неудачной попытки цыган продать дефектного коня, убедительной речи начальника, отговорившего подчинённого от самоубийства, и сообщений путешественников, имевших удовольствие видеть знаменитых иностранцев.

Будто вне воли и какой-либо логической связи на страницах появляются истории о мистике. Одним из примечательных персонажей действия становится Калиостро, показанный Загоскиным в качестве честного человека, никак не стремившегося нажиться на людском горе, вовсе не являясь шарлатаном, ибо именно такие качества приписываются сему историческому лицу. Появляется на страницах и одно из интереснейших увлечений тех времён — обсуждение животного магнетизма, то есть месмеризма. Всё это обсуждается вполне серьёзно, словно имеет право на существование. Если читатель подумает, для чего Загоскину потребовалось описанием подобного разбавлять повествование, то придётся напомнить про принцип лоскутного одеяла.

Другой лоскут — обсуждение природных особенностей. Есть версия, якобы в России нечего смотреть, если сравнивать с той же Швейцарией. Отчего-то не мил некоторым русским вид уходящих за горизонт полей, где глаз не цепляется за громады объектов, вроде возвышающихся до неба гор или ниспровергаемых с небес водопадов. На это остаётся возразить единственным доводом — в России многое есть, нужно лишь приготовиться к длительной дороге, дабы найти требуемое.

Основное действие развивается в заключительной части «Искусителя». Это главнейший лоскут. Перед читателем возникает история взаимной привязанности двух сердец, ныне уже не вольных распоряжаться сковавшими их обстоятельствами. Любимая девушка давно заключила брачные обязательства, из-за чего нельзя к ней проявлять никаких симпатий, в том числе и заимствовать у неё платок. Единственный компрометирующий момент — переписка, с которой девушка не расстаётся. А если муж получит возможность ознакомиться с письмами? Тогда будет скандал, вполне достойный увековечивания в виде драматургического произведения. Может к тому и стремился Загоскин, понимавший, спасти «Искусителя» сможет только подобное развитие событий.

Разрешение конфликтной ситуации теряет притягательность. Не так важно, к чему в итоге Михаил подведёт повествование. Он может устроить дуэль, тем напомнив читателю о случившемся год назад между Пушкиным и Дантесом. Правда Загоскин сразу объяснит недопустимость дуэлей, намекнув, что лучшая возможность для любовника устроить дальнейшую жизнь с им любимой женщиной — застрелить её мужа на поединке. Это будет настолько очевидно, отчего дуэль не могла произойти, чем Михаил воззвал к благоразумию всякого, излишне скорого на принятие решений, чья необходимость не является столь уж существенной.

Автор: Константин Трунин

» Read more

На пороге смерти наступает время собирать камни. Появляется необходимость задуматься, правильно ли ты поступал, не жалеешь ли о тобою совершённом. Пусть Эмину в 1770 году исполнилось тридцать пять лет — срок его пребывания на Земле подходил к концу. Когда им написан труд «Путь ко спасению» — неизвестно, но именно в нём Фёдор размышлял о необходимости переосмысления прежде содеянного и понимания неотступности должного произойти перехода из мира живых в мир мёртвых. И от того, насколько праведными будут твои последние шаги, зависит, оказаться тебе в райских кущах или пребывать до скончания веков в адских мучениях.

Христианство — не ислам. Для Бога имеет важность вес твоих прегрешений. Недостаточно смыть грехи перед молитвой ритуальным омовением, нужно истинно очиститься в мыслях, осознав тяжесть прегрешений — их несмываемость. Нужно предпринимать шаги, чтобы новые дела хотя бы немного затенили проступки прошлого. А ещё лучше стать подлинным праведником, подобно светильникам монашествующим, отрекшимся от мира, дабы обрести истину вдали от людского общества. Так в идеале — в действительности совершать духовный подвиг от человека не требуется. Надо только направить мысли в требуемую для постижения благости сторону.

Одна из насущных проблем человека — скопидомство или мотовство. Пока одни копят, не желая потратить и копейки. Другие прожигают состояния, ни в чём себе не отказывая. Причём Эмин отчётливо представлял — именно скопидомство порождает мотовство. Ежели в первом поколении родители сберегают лучшее для детей, то чаще всего второе поколение — те самые дети — не понимая тяжесть груза отца с матерью, пускают наследство по ветру. Пусть это не настолько важно в плане понимания пути ко спасению. Но всё-таки грешно держать нажитое, как и безудержно тратить. Гораздо лучше найти золотую середину, позволив жить не самому себе лучше, но и тебя окружающим. Например, не желаешь принять монашескую жизнь, то позаботься о братии, дай светильникам надежду, будто действительно люди начали отрекаться от земного, став в помыслах чуточку светлей.

Фёдор видел необходимость каяться в прегрешениях. Нельзя держать в себе — обязательно нужно высказываться. Не просто хранить в душе, поскольку и это можно приравнять к скопидомству. Впрочем, думается, излишняя откровенность в деле покаяния не нужна. Ведь разговор о грехах — своего рода грех. Кому каешься, тому тревожишь душу, уподобляясь змею с дерева познания. Кто думает, что вера крепче, чем больше соприкасаешься с грехом, тому проще носить вериги, служащие постоянным напоминанием о необходимости всегда ощущать бренность телесной оболочки. Лучше покаяться и более не грешить, особенно когда близок к смерти.

Важно не уподобляться Иуде. Зачем человеку краткая выгода или короткий миг удовольствия, если его в качестве расплаты ждёт вечная мука? Несмотря на то, что человек, сколько бы не сменилось лет, продолжает допускать греховность мыслей, неизменно подготовляя себе место в аду, ему всё же требуется задуматься хотя бы на один миг, забыв о прежде совершённом, ступив на путь ко спасению. Главное осознать, тогда постижение исправления побудит измениться.

Как бы не утверждалось в священных писаниях, будто мир создан Богом для человека, не должны люди уподобляться ненасытным созданиям. Нужно смотреть на других божьих тварей. Разве наедаются животные до крайней степени пресыщения? Разве ленятся они и не пытаются бороться за им отпущенное? Так почему человек думает, ежели поле не засеять, то оно всё равно родит урожай?

Нужно помнить о неизбежном. Сколько об этом сказано — и мало кем всерьёз воспринято.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Начавшаяся в 1768 году очередная русско-турецкая война, первая при владычестве Екатерины Великой, побудила государыню лично обратиться к Фёдору Эмину, как к человеку — некогда служившему в числе янычар, дабы он поведал российским подданным, с каким противником им предстоит сражаться. Фёдор вскорости выпустил в свет монографию, ставшую достоянием общественности. Он упомянул всё, что посчитал нужным, начиная от древнейших времён и заканчивая современным для него положением Турции, не упустив такие важные моменты, вроде отношения турков к религии и внутреннего устройства Оттоманской Порты.

Откуда пошли турки? Ныне считается, что они выходцы с Алтая, в ходе постоянных миграций дошедших до Малой Азии. У Эмина были и иные точки зрения, но за точность он не ручался. По первой версии турки происходили от татар, обитавших близ Кавказа. По другой — потомки парфян, когда-то державших под контролем древних персов. Есть и довольно типичное для второй половины XVIII века предположение — турки являлись частью скифов. Эмин даже нашёл в языке евреев значение для слова «тюрк», означающее скитание. Только турки не называют себя тюрками — для них это сродни оскорблению, тогда как предпочитают прозываться мусульманами, то есть правоверными.

Что есть Оттоманская Порта? Это крупнейшее со времён Римской империи государство — широко раскинувшееся от Балкан и африканского побережья Атлантики до Индийского океана. Кто её населяет? Величавые и гордые турки, никогда не склоняющиеся к проявлению подлости, которые не испытывают робости перед смертью. Дабы объяснить подобное, Фёдор рассказал о возникновении ислама, начав с путешествия Магомета в Египет в качестве помощника купца, где будущий основатель будущей мировой религии общался с монахом Сергием. Эмин вполне склонен считать, что текст Алкорана записывал непосредственно Сергий (по крайней мере так считают европейцы). За объяснение даётся то утверждение, что Алкоран написан настолько высоким языком, который не каждый араб способен уразуметь. В дальнейшем путь Магомета — это следование насильственному распространению мусульманства, что частично объясняет бесстрашие турков перед смертью на войне.

По большей части туркам нечего терять. Мусульманство позволяет иметь великое количество жён. Однако, Эмин здраво рассудил, ежели один турок может позволить себе содержать пятьдесят жён, то пятьдесят других турков не смогут обеспечить ни одной жены. Поэтому проще умереть в бою, зная об обязательной посмертной жизни в раю, причём в окружении неисчислимого количества женщин, сколько бы они не пожелали.

Рассказывая про устройство турецкого государства, Эмин снизошёл от султана до дервишей. Причём посчитал обязательным упомянуть особый тип дервиша, называемый им узбеками, самых из них противных и злобных. Фёдор прямо сообщил, что узбеки ходят босыми и без головного убора, носят за пазухой змею без жала, а ночью учиняют грабежи и разбои.

Если говорить о военном устройстве, тогда следует особенно ему подивиться. В мирное время турецкое войско разбредается по стране и занимается мирскими делами. Но стоит случиться войне, все обязываются явиться для исполнения прямых обязанностей. При этом нужно отметить, особого уважения у султана перед военными нет. Он может задерживать им жалованье неопределённо долго. На памяти Фёдора есть момент, случившийся в годы его янычарской службы в Боснии в 1752 году. Жалованье выдавали с задержкой — за 1748 год. Особенностью является и то обстоятельство, согласно которому выплаты производятся не деньгами, а в виде надписей на бумажках. Чаще жалованье выплачивается непосредственно перед войной, так как турок обязан вооружаться за собственные средства. Обмундирование, оружие и коня ему никто выдавать не будет.

Описывал Фёдор и другие особенности Оттоманской Порты, с которыми читатель может всегда ознакомиться самостоятельно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Вам говорят, а вы не верьте! Не верьте ничему, в чём бы вас не убеждали. И может быть тогда вы сохраните разумное осмысление действительности. Как пример: линия поведения коммунистической партии Советского Союза. Этот орган, изначально напоминавший рой, однажды впал в долгое унылое молчание, уподобленный рупору власти. Исходящее от одного — становилось мнением всех. Сперва приходилось без тени сомнения соглашаться с доводами Сталина, потом полностью переменить суждения — начав личность Сталина считать оказывавшей отрицательное воздействие. Сказать о собственном понимании не допускалось. Может показаться, что Советский Союз развалился, партия сгинула, у каждого ныне имеется собственное мнение о происходящем. Однако, пусть точек зрения стало больше, но они в той же степени от кого-то исходят, мгновенно подхватываемые определёнными группами людей. Это есть феномен человеческого общества — невозможность существовать без постоянного промывания мозга.

Именно об этом брался донести до читателя Владимир Войнович. И как же он умело строил повествование. Перед читателем ярые сталинисты, воевавшие во славу вождя, недоедавшие из-за необходимости собрать средства на памятник вождю, засыпавшие и проспавшиеся с тезисами, высказанными накануне вождём. Всё переменилось на XX съезде, после осуждения культа личности. Окончательно перемены стали ясны позже — на XXII съезде в 1961 году — тело Сталина решено вынести из Мавзолея. Так партия навсегда отказала вождю в праве на уважение, став на путь полного отрицания важности его значения для советского общества. Войнович не менее умело показывал происходивший слом.

Теперь памятники Сталину в массовом порядке снимались с постаментов. То, к чему прежде обращали мольбы, теперь отправлялось на переплавку, может быть для нужд космической промышленности. Требовалось это пережить, и пережить оттепель. Хотя было о чём судить негативно, вроде выставок авангардистов. Разве за право на существование подобного искусства люди пытались охранить страну от нацистов? Впрочем, Войнович начал забывать о чём взялся писать. В дальнейшем повествование превратилось в хронику событий.

Перед читателем пронеслись наиболее важные события. Действующие лица будут умирать и рождаться, чтобы показать, насколько мировоззрение поколений способно разниться. Ежели люди шестидесятых годов не могли определиться — хулить или хвалить Сталина, то в девяностых их перестало волновать абсолютно всё, кроме необходимости думать лишь о себе, поскольку более никому они уже были не нужны. Ежели прежде имелась какая-никакая партийная линия, отныне думай — как пожелаешь. Хочешь — считай себя сталинистом или ваяй авангард, только не перекрывай другим кислород.

Войнович проведёт читателя через Афганистан и остановится на времени беспринципности, когда перестанут существовать любые идеалы, кроме необходимости зарабатывать деньги. Тут найдёт спрос абсолютно всё — всевозможные способы окажутся приемлемы. Может потому Войнович допустил в сюжет явный криминал. Читатель станет внимать действиям лиц, чья деятельность направлена на дестабилизацию обстановки, пусть и из подобия благородных помыслов. Только вот насколько допустимо романтизировать образ создателя взрывных устройств? Причём крайне обозлённого на государство, по чьей вине он оказался изуродованным калекой.

Потому и сказано было ранее: не верьте ничему, в чём бы вас не убеждали. Кто-то ругает Сталина, приводя аргументы? Пошлите его выпить воды из-под крана. Кто-то хвалит Сталина, вспоминая о могуществе страны? Заставьте принести мягких французских булочек из ближайшей пекарни. Лучше относиться ко всему индифферентно. Воспользуйтесь методом философов-скептиков, к которому прибегал Картезий, умея тем обосновать невозможное, основываясь как раз на невозможности. Главное, не допускать краха существующего, ибо если и будет лучше, то от этого окажется во много раз горше.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Вторая жизнь Уве» — это «Отцы и дети» на шведский лад. Перед читателем старик, не желающий принимать технические новшества. Такой старик для Европы кажется редкостью. Это в той самой Европе, где следом за техническими новшествами идёт слом социальных представлений о действительности. В той самой Европе, ратующей за всеобщую либерализацию взглядов. И вот в Швеции появляется автор — Фредрик Бакман — взявшийся напомнить о старых ценностях. Оказывается, не дело залипать в телефоне, пользоваться автоматическими трансмиссиями и все прочим, призванным облегчать жизнь. Гораздо проще взять в руки верёвку, намылить и сделать шаг, после чего будет уже не важно, каким образом Европа продолжит целенаправленное движение к клоаке. Во все времена старшее поколение высказывало недовольство пришедшей им на смену современности. И Уве как раз из таких. Просто он дожил до седин, а вокруг него возросло поколение европейских нигилистов, чьё отличие от российской молодёжи конца пятидесятых и начала шестидесятых годов XIX века заключается в превалировании собственной личности, при полном безразличии к прочему. Правда и тут Уве повезло — он найдёт отзывчивых людей, способных оказать ему поддержку.

Уве не дружит с современной техникой. Он не видит различия между смартфоном и планшетом. Но он всё-таки прожил зрелые годы в эру компьютеризации. Поэтому понимает, чем мышь отличается от клавиатуры, а разъём PS/2 — от USB. Таким Бакман показывает главного героя произведения с первых страниц. Вроде бы то говорится в насмешку, только такова первая попытка понимания старшего поколения. Безусловно, Фредрик утрирует. Уве всё прекрасно понимает, просто находит очередную возможность поворчать. Он будет ворчать при каждом удобном случае, ведь именно об этом Бакман преимущественно и рассказывает. Недовольство продолжится от лицезрения беззаботности соседей, плюющих на установленные для всех правила поведения. Будет недоволен Уве и от автоматической трансмиссии — устройства, поощряющего неумелость водителя. Может даже показаться, что ежели кто-то не способен владеть механической коробкой передач, уметь парковаться с прицепом, то никогда не заслужит к себе уважения.

Следуя от случая к случаю, Фредрик создаёт для читателя портрет главного героя. Хотя читатель с первых глав прекрасно понял, какой тип человека ему представлен. Бакману не требовалось продолжать, поскольку смысл дальнейшего содержания итак ясен. Однако, книгу следует заполнять словами, поэтому не получится обойтись без наблюдения за новым вспышками недовольства Уве.

Фредрик должен был понимать — нужно разбавить повествование чем-то ещё. Так на страницах оказались эпизоды юности Уве. Читатель узнал о ранней смерти его матери от воздействия вредных веществ на производстве. А вот для отца отведена особая роль — он показан с не совсем характерной для него стороны. Если смотреть на Уве и видеть его недовольство современностью, то подобного с его отцом не происходило. Наоборот, отец с энтузиазмом принимал технические новшества. Будучи гениальным механиком, он славился на округу умением починить любую автомобильную поломку. Оттого и кажется странным, отчего Уве не мастер по ремонту смартфонов, или, на худой случай, системных блоков, мониторов и прочей оргтехники.

Бакман следовал одной идее — показать сложность адаптации старика к реалиям нынешнего дня. Более ничего Фредрика не интересовало. За счёт этого Уве вышел излишне картонным — предсказуемым во всякой случавшейся с ним ситуации. Бакману оставалось взывать к терпению читателя, требуя понять неуживчивость старика. Но Фредрик забыл напомнить о том, что каждому человеку свойственно определённое поведение. А значит и в том, что Уве именно такой — виноват он сам.

Автор: Константин Трунин

» Read more