trounin.ru

Во трепете душевных мук не даёт покоя сердца стук, и головокружение томит от дум — в плену у страсти юный ум. Попробуй превозмочь, лишишься сил с натуги: у тетивы Эрота нити туги. Вот потому оскалься на поэта, его словами честь твоя задета. Поэту выскажи, коли терзаем чем, вдруг он изменит перечень ему доступных тем. Напрасно думать так: нет силы никакой, остановить того, кто послан был судьбой. И снова заговорил поэт, ещё будет не один стих им спет. Он историю поведает — и не одну. Пока его слушаем — остаёмся в плену.

Статира — пастушка — страсть распаляла, нужное ей в ответ она получала. Другая пастушка — Меланида — с детства росла с неким юнцом, не ведала она, кем будет для неё тот потом: безумные мысли, сжигало их страстью, чего не понимали, то к обоюдному счастью. Да нужно понять, любима ли ты, не хватит для любви о любимом мечты. Пастушка Нирена в сомнениях дни проводила, не зная, чем бы она пастуху угодила. Нравится ей, но не скажешь о том, слёзы только лить под ближайшим кустом. От тех же дум пастух горевал, и он подхода к пастушке не знал. Благо эклога сводит сердца — обретёт юница юнца.

Зенеида — пастушка — венок плела. Отвлеклась… опомнилась… уж нету венка. Где он? Пастух умыкнуть успел. Тем кажется пастуха поступок смел. Он внимание пастушки к себе привлекал, иного способа он, увы, не знал. Как быть Зенеиде? Может простить. А может от злости и отомстить. Вспоминает читатель — эклога пред ним, действие заканчивается всегда исходом одним. Наступит понимание лучшего из им доступного, не будет никогда в стихе сём неприступного. Отдаст пастушке венок пастух на радость, получив за то ожидаемых объятий сладость.

Иная эклога — идиллия с первых слов. Чего ожидать от такого сюжета читатель готов? Любит Еглея, любит и он, счастье входит вместе с ними в дом. Не хватает одного — в вечной любви признания. Вот для этого и прилагал Сумароков к стихотворению старания. Можно внести в эклогу и грусти мотив, как с пастушкой Октавией, жившей думой, словно уже уголок с любимым свив. Строг её отец, нашёл другого жениха — и такая бывает сторона у о сельской жизни стиха. Либо можно внести совсем уж необычный сюжет, дабы читатель был в лучших чувствах задет. Пастушка Виргиния Мопса любила, к нему нежность только хранила, и она смела пастуху отказать, который как раз и смел об ею обладании мечтать.

Юния — пастушка — к пастуху питала желание. Дабы было просто — пошла к нему на свидание. Свели они овец, отошли на мгновение. Опустим, читатель, к чему вело сие стихотворение. Для сложности найдём пастушку другую — Еноной её зовут. Она с пастуха глаз не сводила, тот и подумал — его девица та полюбила. В том и усложнение — потребовалось в сети пастуха завлекать, но всё равно иным окончанию эклоги редко бывать. Ещё одна пастушка, что Туллией наречена, тенью ходила вокруг пастуха. Не смотрела на него — не требовалось вовсе того: всё понял пастух — девица стала его. Пастушка Мелита и вовсе нагой предстала, желанием тем в пастухе пробуждала. Захотел он увидеть ещё разок, и от продолжения отношений устоять больше не смог. А Цения и вовсе стала с пастухом вишни есть… разных способов заведения любовного знакомства не перечесть.

Эклог порядочно, редел и стих. Уже Сумароков не казался столь лих. Тривиальный сюжет, словесами лишь блещет, словно рыба икру в огромном количестве мечет. Осядет на дно, может чему и найдётся применение, не зря ведь складывал он за прежним новое своё стихотворение. Эмилия — пастушка — с милым нежилась, о городе думали они. Олимпия — пастушка — не нежилась, и не о том думала ночи и дни. Ей нужно понять: любит её пастух или нет. Читатель знает, какой получен ею будет ответ. Про Розалию и вовсе умолчим, просто в эклогах именем стало больше одним.

Сильванира — пастушка — от жизни устала. Хорошо, что полюбила, и жить ради милого стала. Альцидияна — пастушка — тоже места себя не находила, с пастухом нужность она ощутила. Пастушки Ливии ещё имя одно, ведь ясно заранее — к чему про неё в эклоге будет сказано всё. Уж лучше старый сюжет на новый лад рассмотреть, Павлина — пастушка — станет злостью гореть. Обесчестил пастух, теперь его нет. Три месяца прошло! Куда себя теперь деть? Напрасными окажутся огорчения, у пастуха были такие же от разлуки впечатления. Послал отец овец пасти далеко, откуда весточку не пошлёшь. Потому и не виноват в разлуке толком никто.

Климена — пастушка — сразу рассорилась с пастухом. Вполне очевидно, вскоре они снова будут вдвоём. А пастушке Маргарите могло и любви хватить, да пастуху хотелось её постоянно боготворить. О пастушках Целимене и Евгении схожее можно сообщить, чего только с их участием пастухи не пытались вообразить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что есть такое пастораль? Как о жизни сельской говорили встарь? Верлигий то буколиками прозывал. Сумароков эклогами именовать их стал. О пастушках там речь, о любви к пастухам, где всё возвышенно и нет места грехам. Так думалось — в том заблуждение есть. Из греха паутину Александр и предпочитал плесть. Брал он за основу отношение простых людей, поселял их среди водоёмов, гор и полей, давал волю фантазии, чувства влюблённых бередил, истощая пастухов и пастушек до упадка их сил, после чего находил понимание для них, оставляя наедине в упоении от них самих. Разврата полно: думал читатель тех лет. От стыдливости на лицах девиц изменялся при чтении цвет. В одном Сумароков оставался прав — выбрав суженого, с его именем до смерти должна жить ты на устах. Хоть и пылали щёки от стыда, нравственной становилась девица та, к любви пастушек и пастухов внимание уделившая, себя в чужой любви обретала и целомудренной после до гроба слывшая.

Ириса — пастушка — о пастухе мыслью жила, с прошлого года не покидала её дума сия. Он её на руках носил и ягодами кормил, немудрено понимать, отчего стался ей мил. В награду он просил лишь поцелуй, говорил Ирисе: целуй! Но как решиться на подобный шаг? Невинной девице не полагается поступать так. Крепился пастух, помыкаем был без страданий, но давал время подумать, дабы совсем не получить плода от стараний. Разуметь то Ириса начала, без жениха не хотела оставаться она. С такого сюжета принято с эклогами Сумарокова знакомство начинать, и нет подозрения, какой распущенности нравов предстоит свидетелем стать.

Пастушку Агнесу мать к любимому не отпускала, чуть ли взаперти её держала. И пастух об Агнесе мечтал, о любимой он думать не уставал. Что же, случилось им сойтись наедине, было оттого им приятней вдвойне, счастье пришло тогда к ним, стало союзом крепким больше одним. А вот пастушка Цефиза лишь мысли пастуха теребила, не знала она, как истомой парня томила. Проводил тот дни и ночи у реки, ветру оглашал думы свои, пока пред ним любимая не появилась, тогда же всё им желаемое осуществилось. Такому сюжету эклога про Доризу подражает, вновь Александр мечты пастуха осуществляет.

Любовью не всегда к человеку стоит пылать, его образ можно хоть чем заменять, как поступить Клариса захотела, кустом заменять образ любимого смела. У того куста пастух стадо своё пас, потому и не видел различий между ним и пастухом Кларисы глаз. И боялась она жертвой страсти пасть, а от куста разве потеряет над собою власть? Схожим образом пастух к Пальмире страстью пылал, годами её не видел, куда себя девать — он не знал. Уделял внимание всему, в чём образ любимой находил, только тем он спасаем и был.

Вот эклога про Филису, что пастуха на расстоянии держала, пока действий удерживаемого она не увидала. Решил он: добиться не сможет, значит время не стоит терять. Тогда и пришлось Филисе через себя переступить и пастуха обольщать. Иная пастушка — Калиста — на страсть пастуха не отвечала, убедиться хотела, ей слов о любви было мало. Её посланник стал убеждать пастуха на другую девицу обратить взор, ведь для юноши без девичьего внимания жить явный позор. Не согласился пастух, любил он Калисту сильнее всех. Так, пройдя проверку, обрёл он желанных утех.

Белиза от матери наказ получила, чтобы от дома далеко не отходила. Но пастух рядом, как к нему не пойти? Тёмные думы затмили светлые дни. И всё же решилась, к пастуху убежала, снова для неё жизнь прекрасной стала. Как его полюбила прежде — важность мала, может всё было, как Амаранта любовь обрела. Жил скромный пастух, не мог с девицей заговорить, благо друг поведал, как суметь внимание на себя её обратить. Секрет прост: смотри, глаз не отводя, и вскоре — без разговоров — станет девица твоя.

Пастушка Дельфира к себе склонила пастуха способом простым, купающейся пред ним предстала, дабы от вожделения стал он томим. Хоть и бегали за ним девицы, прохода не давая, внимание его привлекла та, будучи просто нагая. Совет из простых, сложен в реализации он, как и пастушкой Исменой — это учтём.

О горести тоже нужно говорить, пастушка Делия не сможет любимого простить, тот женился, от неё отказавшись, по воле отца с другою браком сочетавшись. Чернее чёрного ночь теперь, не страшен рядом оказавшийся зверь, в колодец она глядит с тоской, слышит из собственной утробы вой. И вот жених пришёл, к ней руки протянул, в любви клянется он, забыв, как обманул. Не нужен женатый, пусть идёт прочь, с таким встречаться — воду в ступе толочь. Как же с печалью эклогу кончать? Надо с судьбою покинутой Делии радости краски искать. Переменил пастух волю родителя, не женился он на другой, и горе отступило, вёдро в душе сменило иссушающий зной.

Бывает за пастушкой водится грех, но в эклогах таковой чаще означает читателя смех. Сильвия чем-то пастуху не удружила, а потом и сама об этом забыла. Ниса же и вовсе неповинна была, не изменяла — скромно жила. Мало ли чего вообразил в разлуке пастух, верил всяким, распускавшим стыда полный слух. Надумала много и Флориза, загрустившая от потери любви навсегда, ей и солнце противно и невкусна вода, только любимый её не погибал, он отсутствовал и весть о себе не давал. Стоило ему пред нею предстать, мир стал краски яркие вновь обретать. Любимого и пастушка Мелицерта ревновала, чего только она для того не искала, благо всё разрешилось под конец, не опорочил девичьей чести любовник-юнец.

Иногда Эрот странно жалит любви стрелой, натравить на девицу может и пчелиный он рой. Укусила прямо в губу Дафну пчела, зарыдала девица, стала сама не своя. Пастух на помощь пришёл, способ верный для жала извлечения сразу нашёл, припал устами, жало извлекая, тем пастушку от страшной боли спасая. И когда девице помог, устоять перед чарами её не смог. Влюбилась Дафна, в её сердце любовь вошла, в пастухе она тогда горячо любимого нашла. Менее красиво Александр про Амариллу рассказал, может от прекрасно написанной эклоги самую малость устал.

Испортить настроение пастушке может сон, приснится дуб, упадёт рядом со спящим он. Взбудоражит мысли, ведь выпал и зуб: не изменяет ли пастух ей вдруг? Галатея станет любимого чувства терзать, а тот не сможет никак её мыслей понять. Ей же привиделось, в чём тогда его вина? Не изменял он, его любовь в прежней мере чиста. В том эклоги и состояла суть, чтобы читателю не позволить от любовных терзаний пастушек заснуть.

Феламира иначе показывала нрав, строгой к пастуху изначально став. Шёл бы он: говорила она ему — мешает ей обдумывать мечту. Кто же грезился ей? Он и стоял в её взоре. Что будет дальше? Как и в любой другой эклоге. Есть ещё про Стратонику повествованье, про строгость отца и закономерное для такой эклоги окончанье.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Даниил стал игуменом Волоцкого монастыря после смерти стяжателя Иосифа Волоцкого, имея иные взгляды на представление о религиозном процессе. Он вернулся к убеждениям светильников прежних веков, к тому же призывая всякого, о чём следует из составленного им «Поучения». Вместе с тем, в сане митрополита он продолжил сопротивляться воззрениям нестяжателей, выступая против всякого, кто противился росту церковного влияния. Возможно тут стоит говорить, что понимание духовных ценностей не имеет существенной разницы, когда дело касается внешнего восприятия мирянами православия. Как именно относиться к Даниилу, каждый пусть решает самостоятельно. Текст его «Поучения» расходится с представлением о нём самом.

Даниил говорил: проявите заботу о душе, ибо дни и часы наши проходят быстро, мы гости на этом свете, посему надо думать — с чем выйти нам предстоит. Он же говорил: святые отцы заповедовали иметь жизнь благостную, не нужно становиться посмешищем в глазах иудеев. Как же тогда быть с философией стяжательства? Человек пришёл в мир украшать место, специально созданное божественной волей для его существования? Тогда получается: забота о душе — есть забота обо всём, и для этого даётся мало времени. Получается и так: благость осуществи быстро, не ожидая наступления для того возможности. Совершенно иначе понимается «Поучение», стоит интерпретировать его через личность автора.

Говорил Даниил и следующее: кто в кости играет — отлучен будет, кто корчму содержит — отлучен будет, кто вином упивается — отлучен будет. Ежели то примечено за священником — анафемой наказан будет. Говорит он и следующее: не полагается жить в праздности — полагается жить в строгости. Говорил он и так: плясок на торжищах не творить, дружбу с колдунами не водить — за всё это епитимья полагается. Строгим Даниил стался к пастве и к лицам в сане духовном. К чему вёл он тогда речь свою, когда добивался одного, а требовал другого?

Говорил Даниил и так: мужчинам в женскую одежду не облачаться, женщинам — в мужскую. И грозил он карами за то, вводя установления, опираясь на те или иные документы, составленные святыми отцами. Наставлял он: беречься от всего, стремясь сохранить душу от отвращения её от благости. Сказал Даниил и основное наставление: читать писания следует да молитвы распевать.

Что должен был понять мирянин из «Поучения» Даниила? Всякая власть — духовная ли, мирская ли — есть власть, исходящая от единственного лица, имеющего собственные представления о должном быть. Откуда выносит их властитель, почему решает найти им место в проповедях или установлениях своих, зачем отменяет заведённые предками порядки, для чего даёт слово современникам своим и потомкам — то разговор полемический, всегда объясняемый единственным осознанием сущего: властителю так захотелось! Вот был стяжатель Иосиф Волоцкий — он боролся за права церкви на благополучие, позабыв о делах светильников прошлого, роскоши предпочитавших скит пещерный. И Даниил, не проявляя к стяжательству рвения, оставаясь по мыслям своим нестяжателем, осуществлял церковную политику, угодную мирским властям, ибо поставлен был на должность митрополита Московского и всея Руси Василием III, дабы удовлетворял имевшиеся у государя желания.

Власть свою церковную Даниил утратит после смерти благодетеля. Будет то временем раздоров при малолетнем Иване IV. При требовании занять определённую позицию, Даниил окажется слаб. А будучи склонным придерживаться сообщаемого ему, при отсутствии оного смягчил отстаиваемые прежде позиции. Потому и не сможет потомок понять, каким истинно человеком был Даниил, разве только таким, каким его желали видеть властители.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Остановимся на произведениях, установить дату написания которых пока не удалось. О них известно по собраниям сочинений, в частности по выпущенному седьмому тому в 1844 году. Потому пусть они располагаются отдельно, пока не будут проведены более глубокие исследования в творческом наследии. Так есть у Булгарина ещё одно фантастическое произведение «Сцена из частной жизни в 2028 году от Рождества Христова». Это скорее не фантастика, а прогноз на будущее. Наконец-то русский язык станет в России повсеместно распространён, на нём будут говорить все слои населения. Дворяне перерастут предков, став лицом государства, имея научные знания и способствуя техническому прогрессу. Вроде бы и ничего особенного, но понимая вырождение дворянства в Российский Империи, начавшееся ещё до воцарения Екатерины Великой, думать приходится прежде о просветительской деятельности Фаддея.

Сатирическая повесть «Предок и потомки» — произведение в духе Дефо. Читателю следовало догадаться, в какую-такую Россию прибыл герой повествования, ежели не русские там всем заправляют, а немцы. Вроде бы герой всё-таки находился в России, вместе с тем был он в каком-то ином государстве. И он действительно был вне России, ибо сперва оказался на китобойном судне, имел бочонки с золотом, уговорил капитан взять курс на Амстердам. Вот в том Амстердаме — можно считать его подобием Москвы — очень много русских, над которыми вальяжно возвышаются немцы. Дав повод задуматься, Булгарин дополнительно нашёл о чём сообщить читателю, особенно критически настроенному к его творчеству. Ведь как получается, что не умея самостоятельно написать и пяти строчек художественного текста, смеет кто-то судить о творческом процессе в негативном ключе?

В тему будет сообщить о произведении «Реляции» (под этим словом подразумеваются письменные уведомления о действиях войск). Вроде бы государство участвует в войне, принимаются решения ответственными лицами, армия терпит поражения или одерживает победы, при том не нуждаясь во мнении со стороны, особенно от человека, толком не представляющего, что значит участвовать в войне, либо заниматься тем же командованием или проведением политики. Тем не менее, люди любят собраться заинтересованным кругом, а то и просто устроить семейные посиделки, дабы выразить собственное веское суждение, подивившись пустоте в головах повинных в безалаберном руководстве или недобросовестном исполнении приказаний. Булгарин твёрдо уверен: если слушать всех подобных советчиков или порицателей, толку не будет вовсе.

Есть среди статей на историческую тему повествование «Завоевание Финляндии корпусом графа Николая Михайловича Каменскаго в 1808 году». До 1808 года Финляндия относилась к шведским владениям. Её завоевание стало трудным делом для русского оружия, финны оказывали серьёзное сопротивление, не уступая без боя и пяди земли. Дело сдвинулось с мёртвой точки, стоило взять командование над войсками графу Каменскому. Те славные события из памяти потомка улетучились совершенно, однако надо знать хотя бы тот факт, что русские сумели совершить длительный марш-бросок, обескуражив шведов быстрым передвижением и закономерным победным результатом. Но это сказано в общем, Булгарин же остановился непосредственно на действиях корпуса графа Николая Михайловича Каменского.

Есть ещё два произведения без установленной даты: «Деревенский житель» и «Вольнопрактикующие политики». Сказать о них сверх сообщённого самим Фаддеем не получится. Ну или читатель должен к ним проявить подлинный интерес, дабы суметь раскрыть заложенное в них зерно истины. Оного установить при обращении к ним не удалось, опять же из-за порою случавшегося сумбурного изложения Булгариным текста.

Останавливаться на изучении творчества Фаддея пока рано. Будут ещё воспоминания, написанные непосредственно его собственной рукой и прижизненно опубликованные.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Булгарин дружил с Грибоедовым, они имели совместную переписку и одинаково хвалили творчество друг друга. И вот Александра Сергеевича не стало — он трагически погиб вдали от родного края. Как это случилось? Фаддей не знал, он лишь мог предполагать, объяснив причину ненавистью персов к армянам, в результате чего и случилось непоправимое, случайной жертвой чего Грибоедов и оказался. Надо сказать, Александра Сергеевича обычно любили. Он был вхож в императорские и шахские дворы, всюду принимаемый с воодушевлением. Даже смерть заставила скорбеть всех, с кем он был знаком. Его гибель опечалила население России, Грузии и Персии. Теперь же — на 1830 год — становилось важным опубликовать произведение «Горе от ума», так ещё и не получившее официального издания.

Несмотря на посмертный почёт, юный Грибоедов симпатий у людей не вызывал. Он спокойно взрослел, выучился и определился с жизненными предпочтениями, тогда как до его нужд никто, кроме родных, не нисходил. Когда у него появились друзья вроде Булгарина и Греча, симпатии к нему наконец-то проснулись. По причине способности к овладению иностранными языками, Грибоедов получил направление в Персию, с чем связано последующее его существование, в том числе и творческие порывы.

Если читателю интересно, при каких обстоятельствах произведение «Горе от ума» создавалось, то Булгарин поясняет — делал это Грибоедов далеко от России: в скуке по родным и по друзьям. Когда ему становилось невмоготу, Александр Сергеевич садился и работал. Поэтому, невзирая на случившееся в 1829 году трагическое событие, необходимо признать — стремление к России позволило Грибоедову создать «Горе от ума». Расценивал ли он сам подобный творческий порыв за нечто для себя важное? Он давал читать текст друзьям, получал восторженные отклики, и всё же оставался известным в узких кругах. Пусть Булгарин и говорит, будто к концу двадцатых годов представление о содержании «Горе от ума» имело значительное количество россиян.

Пребывая вне России, Грибоедов отчего-то чувствовал себя в изоляции. Персия для него стала подобием далёкой страны, куда не доходят известия о происходящих в Европе событиях. Какие политические процессы имеют место, например, во Франции? Чем живёт французская нация? Не письма он ответные просил слать, а сведения о событиях, совершенно разного содержания. Хотя бы нечто иное, что на самую малость способно приблизить к европейским реалиям.

Фаддей показал Грибоедова противником войн. Якобы не терпел Александр Сергеевич насилия, более склонный к мирному течению жизни. Вместе с тем, он был рад успешной осаде Россией турецкого Карса в 1828 году. То есть Булгарин продолжал создавать противоречивое мнение. Говоря, будто Грибоедова любят, сказывал — прежде не любили. И вот касательно продолжения политики военными методами: должен стремиться к мирному разрешению конфликта, сам же выражая удовлетворение противоположной событийности. А может путался непосредственно Фаддей, писавший заметку по поводу столь неожиданного для него происшествия, каковым явилась преждевременная гибель друга.

Цели сообщить о Грибоедове больше Булгарин не ставил. Он сказал ровно то, что укладывается в рамки воспоминаний, дав некоторую вольность, кратко изложив ряд моментов взросления. Но ни про участие в Отечественной войне 1812 года, ни про семейную жизнь — он оговариваться не стал. Вполне хватило для создания определённого портрета, которого для Фаддея было вполне достаточно. Сообщать более тог не требовалось. Да и читателю нет нужды знать абсолютно всё — о том успеют рассказать биографы из современников Александра Сергеевича, а также далёкие потомки.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Избыток Архипа Фаддеевича в произведениях Булгарина зашкаливает. Чаще всего если ни к кому, то писал только ему. И если о чьих-то похождениях, скорее всего их героем оказывался Архип Фаддеевич. Любопытный читатель может даже все их объединить для себя в единый сборник рассказов, который вполне сможет расценивать за нелинейное повествование о похождениях определённого действующего лица. Писал Фаддей о нём и до 1826 года, не стал меньше придумывать историй и после. Например, кому как не Архипу Фаддеевичу объяснять про «Первое апреля»? Этот особый день в российском календаре позволяет безнаказанно проказничать, обманывая любого встречного. Можно ему же поведать рассказ «Неодушевлённые стряпчие», либо не ему — зависит от настроения. А то и сообщить сказку о нравственности «Кабинет журналиста», где внушить, как именно должен работать сотрудник периодических изданий, пишущий о происходящих с обществом изменениях. Как? Меньше иметь самолюбия, мыслить на русском языке, быть объективным и не перегибать. Да есть ли такие журналисты? Приятно читателю или противно — написано всё равно будет, причём часто без подлинной объективности и с явными перегибами. Ещё 1826 год — это «Поездка в Кронштадт, 1-го мая». Уже не Архипу Фаддеевичу, а Гнедичу адресовалось послание, там сообщалось про величие Петра.

Не напоминая более про Архипа Фаддеевича, видя его и без лишнего указания, читатель знакомился в 1827 году с новыми произведениями Булгарина. «Ходатай по делам, или На то щука в море, чтоб карась не дремал» — повествование о необходимости поручать ответственное дело специалисту. Что простому человеку делать в суде без соответствующих знаний? Для того есть ходатай. И это такой мастер на все руки, что дополнительно написано продолжение — «Ходатай на ловле». Из иных произведений того года: «Доморощенные мудрецы нашего века, или Молодо, зелено» и «Жизнь» (письмо к приятелю на его день рождения).

1828 год — в данном случае — без особой информативности. Опубликованы: «Источник сплетней», «Ему нужда во мне, и мне в нём нужда», «Дилижанс, или Всякая всячина» (письма к Гречу) и «Отставной солдат».

1829 год насыщеннее на содержание. Повествование «Домовые» касается нынешних домовых. Какие они теперь? Раньше могли кошелёк молча и незаметно умыкнуть, а сейчас без спроса у хозяина на подобное не решатся. О ком говорил Булгарин? Читатель подумал, что про прислугу. Заметка «Новый кандидат к богатству» — о галломании русских: если ты — француз, то езжай в Россию, открывай лавку, сделай вывеску по-русски с ошибками, так к тебе вернее пойдут посетители. Статья «Говорящий колокольчик, или Старая погудка на новый лад» — про осторожность при покупке: коли продавец нахваливает товар, значит дело обстоит с точностью до наоборот. Поучительная нотация «Дипломатические переговоры молодых супругов» — про привычку русских брать с собой в путешествие абсолютно всё, даже им вовсе ненужное. Как пример, свежеиспечённая чета решает выбрать место для поездки — везде им кажется дорого. Ещё бы, едут ведь не одни: готовы всю прислугу с собой прихватить. Потому, ежели куда и ехать русскому, то к себе в деревню — там как раз, всё ими воспринимаемое за нужное, пригодится.

Есть ещё письмо к Гречу «Поездка из Лифляндии в Самогитию, чрез Курляндию, летом 1829 года». Фаддей был готов рассказать о чём угодно, но жалел время отдавать бумаге, вместо чего предпочитал наслаждаться впечатлениями. За тот же год написано две славянских военных картины: «Сербский бивак» и «Черногорцы». Перед обществом Европы остро стоял восточный вопрос, требующий разрешения — балканские народы противились владычеству над ними османов. А о сумбуре «День правды, или Очарованный конец моего носа» можно и вовсе умолчать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Хронологически выверенных собраний сочинений Булгарина словно не существует в природе. Вместо этого, согласно прижизненных изданий, приходится постоянно возвращаться. Надеясь много после, воспользовавшись, к примеру, данным трудом, придти к единому варианту знакомства с литературными опытами Фаддея. Ибо он сам — Булгарин — предпочитал сообщать информацию по определённому принципу: если повествование касается путешествий, значит оные должны быть опубликованными сообща, и далее согласно такому же принципу. Однако, читатель волен сам решать, каким способом лучше воспользоваться. Пока предлагается запастись терпением — итоговый вариант обязательно случится, а сейчас нужно внимать только сему.

1823 год, помимо прочего, есть произведение «Лотерейный билет, или Люди, так как они есть» — это отрывок из несуществующей комедии. Судя из названия ясно, речь Булгарин вёл о нравах. О том же сообщается в произведении за 1824 год — «Предрассудки, или Что встарь, то и ныне», где Фаддеем использован герой комедий Загоскина — Богатонов. Специально для читателя высмеивались человеческие предрассудки. Если встать с левой ноги — будто бы жди неприятностей в течение дня. Ежели кошка намывается — будут гости. Собака завоет — быть покойнику. А соль рассыпалась — случится ссора. Что на это скажешь? И в пустыне среди барханов найдутся свои приметы, имеющие схожее значение. Принимать их всерьёз — слыть посмешищем для окружающих.

В 1825 году Булгарин продолжил фантастические изыскания, опубликовав «Невероятные небылицы, или Путешествие к средоточию земли». Ясно ведь, на земле так много всего поныне неизученного, что осваивать прочие пространства довольно бессмысленно. Зачем тогда человеку мечтать о полётах, плавании на дно океана или углубляться в центр планеты? Размышляя об этом, Фаддей всё-таки поведал историю, будто бы случившуюся нечаянно. Группа людей оказалась на неком острове, вошла в пещеру и повстречалась там с местными разумными обитателями, никогда не выходившими на поверхность. Разумеется, всё это вольная фантазия, не имеющая отношения к действительности. Но и тут смотря какую цель при чтении преследовать. Всякая фантастика — речь о хорошей фантастике — сообщает читателю о проблемах современного автору общества, переосмысленные эзоповым языком. Булгарин должен был придерживаться такого же мнения, чему свидетелем читатель стал ранее, ознакомившись за год до того с приключениями человека, попавшего в XXIX век.

Тот же 1825 год — это и прочие произведения Фаддея. «Характерные маски» — про устройство жизни, все мы ходим в масках, которые обязательно ближе к смерти снимаем. «Подарки в Новый год.» — письмо к издателю с перечнем вещей, чаще книг, с указанием цен по каждой позиции. «Обновы, или Так водится» — про наряды нынешних дней. Помимо них написаны: «Краткий разговор об обширном предмете», «Философический взгляд за кулисы», «Путешествие из райка в ложу первого яруса».

Тогда же Булгарин предпринимал путешествия: «Прогулка в Екатерингоф, 1-го мая», «Поездка в Парголово, 21 июня» и «Поездка в Петергоф, 22 июля» — являющиеся по сути письмами. Адресатами сообщений выступили Свиньин и Грибоедов. Сообщалось в меру важное, скорее выражаемое испытанными впечатлениями. Иной раз Булгарин тяготел к этнографии, выясняя историческую составляющую им увиденного. Так, допустим, про владения Шувалова он стремился выяснить: как, когда и откуда туда пришли первые крестьяне.

Как становится понятным, Булгарин фиксировал нравы людей, населявших Россию. Особого он в них не находил, поскольку схожее получится найти в любой стране, предварительно изменив кое-какие обстоятельства. Сущность человека всё равно останется прежней. А коли так — не помешает продолжить писать в якобы разоблачительном тоне. Кому нужно, тот поймёт, о чём Фаддей ему старался рассказать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В начале своей деятельности Булгарин уже писал на тему засилья французов в России. Даже события французского вторжения и разрушительной деятельности не оказали соответствующих должными случиться последствий, наоборот, ничего в сущности не изменилось. Ещё в 1823 году Фаддей писал «Отрывки из путевых записок французского путешественника», оставшиеся без завершения. Для сборника сочинений, что был опубликован в 1844 году, Булгарин предложил повествование схожего содержания, но рассматривающего ситуацию под прямым углом. Читателю сразу сообщалось — дворян в Россию едут учить малограмотные гувернёры.

Даётся представление о молодом французе. Он ничего не знает и не умеет. Куда такому податься? На его счастье ему случилось беседовать с богатым соотечественником. Тот добрую часть жизни провёл в России, подняв солидный капитал. И он советует молодому французу отбросить сомнения и ехать в Россию на заработки. Но как? Без знаний и умений? Конечно: был дан ему ответ. Ныне состоятельный соотечественник некогда мало понимал и умел, да и сейчас он лучше не стал. Единственное требование — знать французский язык. Более того, если хоть сейчас половина Франции отправится в Россию, ещё останутся места, где в них будут нуждаться. Как же тогда не ехать? И представленный вниманию читателя молодой француз поехал.

К чести героя повествования, он — не совсем безродный юнец совершенно из себя ничего не представляющий. Отнюдь, до революции его родители были из дворян, содержали имение и слыли за богатых людей. Какое-никакое образование они всё же сумели дать сыну. Поэтому, на фоне едущих в Россию, он будет выделяться. А ведь с кем он только не плыл на корабле… С иными стыдно было беседы вести, настолько собравшийся сброд поражал необразованностью. Что же, каждый из них окажется при месте, будет накормлен и едва ли не обожествлён — настолько трепетно относились к французам русские дворяне.

Что до непосредственно дальнейших похождений французского гувернёра во время пребывания в России — есть сумбурное авторское изложение российской действительности. Ничего нового и поучительного уже сверх изначально данной информации быть сообщённым не могло. Герой повествования действительно быстро найдёт работу, иное читателя будет мало интересовать. Да и засилье французов уже должно было идти на спад, если весь труд Булгарин не написал ещё в 1823 году, опасаясь его полной публикации. Если интересна причина, то она могла заключаться в самом Фаддее. Чем он лучше иностранцев, приехавших в Россию из-за рубежа? Пусть он вроде российского поданного, но сызмальства он для русских, что тот же француз, только заранее отталкивающего свойства, ибо скорее воспринимался в качестве ополяченного белоруса.

Но если сей труд написан уже в сороковых годах, он терял значение. Скорее тут стоит говорить о позднем осуждении галломании, тогда как прежние поколения не скрывали ненависти к слепому следованию россиян моде на всё французское. Никаких истин Булгарин не открывал. Даже можно говорить, он мог быть свидетелем оного, мог и читать об оном. Редкий автор не упоминал повсеместного засилья французов. Может потому Фаддей и не публиковал сию работу, не воспринимаемой никем за нужную. Уж лучше смотреть в будущее, чем указывать людям на прошлое. Ведь возвращение галломании всегда возможно снова, либо увлечения культурой иного народа, к которому прикипит душа русского человека. Вот скажи об этом Булгарин, был бы он многократно прав. Такой момент обязательно настанет — с единственным исключением: бездарность по отношению к себе русские терпеть точно не должны.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Знавшие Бородкина люди говорят: Пётр очень серчал, что на его повесть «Мост» не нашлось откликов. И тому находятся объяснения. Несмотря на выбранную тему, предвестие взятия большевиками власти над Барнаулом, имелось очевидное нежелание читателя принимать манеру авторской подачи. Из действительного остался лишь антураж, тогда как имена были изменены. И ладно, касайся дело рядовых лиц, не влиявших на ход революционных настроений. Так пересмотру подверглись и партийные деятели, чем происходящее на страницах оказалось обезличенным, будто повествование происходило в некоей отдельной исторической реальности. Не мог читатель с воодушевлением принять авторской интерпретации. Да и всем хорошо известно, к чему в итоге приведёт контроль большевиков над городом. Впереди ожидались кровопролитные бои с белочехами и белым движением. Это всё останется за страницами произведения. Главным Бородкин посчитал сообщить революционный пафос пробуждения в людях стремления отстаивать уважение к себе и окружающим.

Повествование с того и начинается. Даётся представление о давней русской забаве — сходиться в поединке, где район идёт на район, а методы борьбы не всегда оказывались честными. Полиция спокойно взирала на данное бесчинство, полная уверенности — стоит пролиться первой крови, как всё будет тут же остановлено. Оправдание одобрению сей забавы — пусть люд таким образом пар выпускает, нежели тайно недоброе замышляет. В таких боях можно было на законных основаниях выяснить отношения с недругом. А чаще такие поединки ничего не значили, оставаясь именно давней русской забавой.

Забавы забавами, но в 1917 году в Барнауле случился пожар. Этого события Бородкин коснулся опосредованно. Описываемое им действие не касалось центра города, тогда как пожар в другие районы города не зашёл, например, совершенно не тронув его нагорную часть. Пётр только сказал, что оставшихся без крова расселяли по уцелевшим домам, что мало кому нравилось, кроме большевиков, ставших инициаторами данного действия. Вообще, большевики, не имея власти и веса в городе, активно навязывали собственные представления о должном быть. Так они ходили по предприятиям и требовали устраивать людей на работу, причём дозволяя работать не более восьми часов в день.

Описав обстановку, Пётр перешёл непосредственно к основной сюжетной линии. Он представил вниманию читателя способного парня, умелого и не знающего, к чему всё-таки ему в жизни стремиться. Мать его из зажиточных, но с нею он редко находит общий язык. Ему приятнее устроиться на завод, нежели трудиться в её лавке. А на завод его брать не хотели, там за начальника стоял эсер, видевший в парне мужчину, способного послужить нуждам фронта. И тут сыграло значение коллективное мнения работников, благо накануне случилось возгорание на производстве и вполне очевидно, кому удалось проявить отвагу и не допустить непоправимого. Что же до пожарных, то они прибыли уже тогда, когда очаг возгорания был ликвидирован.

Бородкин дополнительно поднимает тему неприятия войны. Он утверждает, что в обществе того времени всё сильнее утверждалось предположение, будто солдатам необходимо сложить оружие и отказываться воевать, как война тут же закончится. Да и у главного героя повествования на полях сражений были убиты отец и братья. И ему нет желания идти воевать. Однако, политически главный герой ещё не созрел. Совершенно случайно он запишется в партию эсеров и добровольцем на фронт. В этом, конечно, автор слукавил, лишая главного героя перспектив на будущее. Хоть и показывает он его дельным и горячим человеком, но, записав в эсеры, способствует последующим проблемам, обязательно должным стать препятствием для существования главного героя в стране большевиков, победивших пособников царской власти. Всё это останется за страницами произведения.

И вот весть — царь отрёкся. Как быть? Нужно наладить контроль над недавно построенным мостом через Обь. Это будет сделано. На том произведение завершится, будто бы с положительным исходом. К сожалению, Барнаул ещё успеет пасть, будут расстреляны сторонники большевизма, и все временные достижения пойдут прахом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Взять Максима Грека и удовлетвориться в изучении истории русской словесности двумя его трудами — деяние, схожее с кощунством. Но так поступают исследователи, нисколько того не стесняясь. И писал бы он на темы мирян или о религии только мыслил — то не суть важно. Максим Грек — деятель, оставивший наследие. И не всё оно доступно вниманию, да есть частица, к коей требуется проявить уважение. И пока не будет воздано сему мужу доброму, остаётся надежду хранить на лучшее. И о судьбе Максима Грека лишний раз напоминать нет желания. Прибыл он на Русь, искушаемый грехами католическими. И не стал он к католикам проявлять сочувствия, ибо есть среди них светильники, более же — к пакости склонных. И так думается, ежели забыть о возникшем в православии XVI века споре между стяжателями и нестяжателями. Были среди них люди добрые, а были — иного мнения о должном. А что же до Максима Грека, то видел он примеры добродетели в стане православных, не менее их видел и в стане католическом. Во всяком краю есть люди добрые, злых же всегда более — куда не посмотри. Оттого и не надо быть горячим в суждениях. И дабы было так — вот две истории: про понимание счастья одна, вторая — о добром муже, мучимой смертью дух испустившем.

Что до фортуны — это ложь немецкая. Это колесо, жатву собирающее. И нужна фортуна всякому, кто о счастье мыслит. Ведь обращает мирянин взор к небу, взывая к Богу, прося юдоль скрасить его сладостью. О малом просит он — пусть снизойдёт благость на него божеская, пусть появится пятнышко светлое, пусть радостным станет день грядущий, пусть счастье постучится к нему в дом, и он откроет дверь дома того, и откроет сердце для добра свершения, и душа его заиграет яркими красками. Но видел в том Максим Грек едва ли не дьявольское наваждение. Зачем счастье человеку? На какую удачу он надеется? Где сказано было, что Бог — есть тот, кто счастье людям даёт? Если и ниспосылает он, то установления, либо казни насылает он, и никогда не сообщает каждому просящему отдельной благости. О всех проявляет заботу Бог, и ко всем он предъявляет требования. Что до счастья каждому дать быть должного — от дьявола то желание. Так и сказал Максим Грек, право распоряжаться счастьем присвоив твари некой, о которой сам он не ведает.

Что до доброго мужа, испытание смертью принявшем. Звали его Савонаролой, и был он католиком. Знал о нём Максим Грек, может видел, и отбывший прочь, прознав про казнь его. Сказал он повесть страшную, памяти достойную. Показал общину, наполнению светильниками. Жили монахи там, в благочестии пребывали. Не просили ничего себе, живя в строгости. Постились они, вериги носили они, в одиноких еженощных молитвах пребывали они, чем в святости своей убеждая всякого. И люди, рядом жившие, придерживались благочестия: если кто терял нечто — не брали себе, несли они ценное к монахам, ожидая, пока найдётся хозяин вещи потерянной; и когда находился, был тот человек щедр, оплачивая достойно поступок благочестиво сделанный. И всё это рассказано Максимом было, дабы видел православный люд — есть и среди католиков люди честные, набожные и к вере во Христа склонные. Ежели в чём ошибаются они, то не по воле своей, а по заблуждению, коему когда-нибудь конец придёт обязательный.

Но есть среди католиков нехристи, подобные папе римскому Александру VI, что человека светлого, подобного Савонароле, готовы на костре сжечь, дабы не мешал их алчным помыслам. И мыслил современник Максима Грека, представляя себе взоры алчных иосифлян-стяжателей, понимания, как тяготит его сделать выбор, ибо слаб он в выборе своём, обречённый быть гонимым, коли возведёт хулу на людей божьих, вроде Иосифа Волоцкого, и будет он гоним иначе, возведи хулу на Нила Сорского. Остаётся показывать примеры людей благочестивых, может тем и способствуя постижению истинно должного.

Автор: Константин Трунин

» Read more