Category Archives: Классика

Эмиль Золя «Наводнение» (1875), «Ракушки господина Шабра» (1876)

Золя Ракушки господина Шабра

Не только война лишает жизнь смысла. Аналогичное проявление по отношению к живущим на планете организмам допускает сама природа. Постоянство в одном — в необходимости разрушать прежнее, давая дорогу новому и редко совместимому с имевшим место быть ранее. Золя предложил читателю представить ситуацию, когда прибывает вода, сперва скрывая землю, после доходя до крыши и полностью поглощая дом. Гибнут животные, потом приходит очередь людей. Практически библейский потоп в миниатюре.

Вода даёт жизнь, она же её отбирает. Люди знают, где нельзя селиться, однако надеются на лучшее. Ежели подтапливало год от года, так тому и бывать. Однажды приходит понимание ошибочности такого мнения. Осознаётся это слишком поздно. Поздно взывать к небесам и искать в Боге спасителя. Природа не остановит ход, уровень воды будет повышаться. Слабые духом утонут, не имея сил ожидать неминуемого трагического исхода. Сильные волей постараются продержаться.

Зачем Золя лишал действующих лиц рассказа «Наводнение» всего ими нажитого, в том числе и самых близких им людей? С погибшим хозяйством они готовы смириться, смирятся и с погибшими животными, даже с уготованной им судьбой согласятся. Вода продолжит прибывать, лишая последних надежд. И в момент утраты всего нажитого становится ощутимой истинная ценность человеческих устремлений.

Не имея ничего, человек стремится к чему-то. Но и имея нечто, человек всё равно продолжает стремиться. Вода обязательно схлынет, словно её не было. Будет больно вспоминать про утраченное. Снова появится чувство враждебности, словно не преподнесла жизнь урок.

Человек не должен меняться, оставаясь в согласии с требованиями природы. Он просто не должен отступать перед затруднениями. Нужно обязательно помнить об ожидающем крахе, каких бы вершин не удалось достичь. Порою случается так, что оказавшись на вершине, находишься на крыше погружающегося в пучину дома.

Иной сюжет Золя представил в рассказе «Ракушки господина Шабра». Семейная пара приехала на курорт, дабы набраться сил для продолжения рода. Это им посоветовал сделать лечащий доктор, заподозривший бесплодие у одного из супругов. Согласно тогдашним представлениям о лечении, паре следовало сменить климат и есть больше моллюсков. Морская диета и прежде оказывала положительное воздействие.

Безусловно, Эмиль решил подшутить над читателем. Эффект поездки на курорт всегда оправдывается, учитывая случающиеся в условиях жаркой погоды тайные встречи с противоположным полом: муж засматривается на загорелых красавиц, а жена — на подтянутых красавцев. Немудрено, если лечение окажется с положительным значением. Самих видов достаточно, чтобы прежде пассивное перешло в статус активного. Морская диета обязана помочь супругам. Они будут премного благодарны доктору, подсказавшему им настолько действенное средство.

Согласно повествовательной линии Золя, нужно смотреть на понимание рассказа шире. Дарованное свыше счастье будет содержать червоточину. Вроде бы достигнуто желаемое, жена наконец-то забеременела, но не всё окажется настолько ладным, как того хотелось. В жизни излишне много скрытых от понимания течений, уловить суть которых никогда не получится. Результат деятельности на самом деле обесценивается, хотя продолжает считаться достигнутым.

Снова читатель приходит к пониманию тщетности сущего. Думается, эта мысль не касалась мыслей самого Эмиля. Анализируя его творчество, иного вывода сделать не получится: настолько повествовательная канва пронизана криком отчаяния. Ежели с войной и стихийным бедствием этому есть наглядное подтверждение, то в случае житейских катастроф очевидное остаётся вне пределов осознания. Вроде бы человек становится счастливым, не подозревая, как ему в очередной раз не повезло.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эмиль Золя «Осада мельницы», «Три войны» (1874)

Золя Осада мельницы

Не воевать человек не может. Всякий когда-нибудь берёт в руки оружие, если появляется к тому необходимость. Но почему необходимость вообще возникает? Разве нельзя мирно разрешить затруднения? К сожалению, нельзя. Но ведь можно, если приложить усилие! Только для этого придётся погибнуть во имя личных убеждений, пав от рук воинственно настроенных. Значит, провозгласить отказ от человеческой агрессии возможно, принимая факт вынужденного соглашения с трагической развязкой. Литературные персонажи тоже умирают с чувством выполненного долга — они справились с собой, а мир справился с ними.

Война вдохновляла Золя, как всё прочее — вызывающее негодование. И поскольку Франция на протяжении XIX века без устали воевала, Эмиль видел испытываемые людьми страдания. В качестве примера он решил рассказать историю молодого бельгийца, для которого нет правых участников боевых действий: внутренние дела французов и их противостояние внешнему миру никак его не затрагивало. Но обстоятельства сложились таким образом, что ему придётся воевать, чтобы защитить дом и семью.

Как об этом рассказать? Золя решил излишне драматизировать события. На героев практически рухнет небо, забрав надежду на будущее. О чём мечталось, то подвергнется забвению. Это к вопросу о смысле человеческой жизни. Получается, смысла нет. Требуется прожить определённое время и умереть. Не имеет значения, оставит ли человек потомство. Зачем плодить новых убийц или жертв во имя исполнения задуманного природой механизма? Особенно тяжело воспринимать, когда гибнут люди, не подготовившие себе замену.

Сторонние мысли возникают не из желания задуматься о жестокостях мира. Золя предваряет последствия катастрофического поражения под Седаном. «Осада мельницы» — не воплощение ждущего падения Парижа. Человек защищал дом от врага, пришедшего из-за деятельности политиков, не сумевших организовать сопротивление, вследствие чего силы Пруссии вторглись внутрь страны. Не один дом они разрушили, пока не дошли до защищаемой бельгийцем мельницы. Осталось сдаться или оказать сопротивление. Выбор был сделан заранее. И именно героям произведения погибать за интересы других, хотя война не имела к ним отношения.

Человек умеет найти применение знаниям. Была бы необходимость в их применении! Всё снова идёт к войне. Навыки охотника пригодятся для быстрого убийства солдат вражеской армии, способность ориентироваться на местности — поможет договориться обойтись без очередного кровопролития. Да нет ничего простого, так как его жена француженка. Согласишься — останешься без любимой. Откажешься — будешь расстрелян. Войне безразлично, если никто не желает воевать.

Двенадцать пуль завершат дело. И Золя закончит рассказывать историю осады мельницы. Без тонкой игры на струнах человеческих душ, но со втоптанным в прах разорванным читательским сердцем.

На схожую тематику в том же году Эмиль написал «Три войны». Менее драматическое полотно судеб, отражающее настроение людей, не до конца понимающих смысл человеческой вражды, являющейся будто бы всего лишь игрой. Ведь увлекательно следить из средств массовой информации за передвижениями войск, устраивать словесные диванные баталии, определяя правых и виноватых, давая собственное неопровержимое объяснение происходящему. Оказывается, это так просто — знать нюансы конфликта. И не имеет значения сколько сторон в нём участвует. Каждый является воюющей стороной, покуда он позволяет допускать саму мысль о допустимости противостояния, тогда как на планете не существует двух полностью схожих мнений, тем более, если затронуты интересы множества людей одновременно.

Почему так ярко и волнующе? Всего четыре года прошло с момента битвы при Седане. Впечатления тех дней оказали сильное впечатление на Золя. Допустить повторение? Не надо.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эмиль Золя «Снег», «Вдовы», «Жертва рекламы» (1860)

Золя Жертва рекламы

Жизнь гадка! Об этом следует писать. Пусть кровоточат зажившие раны и покрываются гноем. Никакой жалости, ибо зачем? Ещё не открыто понимание импрессионизма, но деятели от изобразительного искусства и литературы, к коим следует причислять и Эмиля Золя, создавали новое понимание происходившего во второй половине XIX века. Требовалось отказаться от демонстрации наглядно видимого, так как за чёткостью представления скрывалась истинная сторона действительности. Лучше заменить точность, дополнив отображение широкими мазками, заставляющими задуматься, что скрывается под их толщей.

Молодой Золя, ему двадцать лет, он думает о будущем, никак себе его не представляя. Кем станет Эмиль? Неужели большим писателем и влиятельным человеком, способным громогласно обращаться к современникам, чью могилу после смерти перенесут в Пантеон? О том не стоит думать. Слава пройдёт и падут усыпальницы, в зависимости от надобности некоего текущего момента. Важно происходящее сейчас, так плохо доступное пониманию потом. Тем не менее, частично согласившись с мировоззрением Золя, следует начать изучение его творчества.

Наследие Эмиля огромно. Полностью оно доступно только знающим французский язык, остальным приходится собирать тексты по крупицам. Благо имеется несколько собраний сочинений, удобных для ознакомления. Не станем перераспределять внимание, поскольку интерес представляет непосредственно автор, начинавший путь в литературу с рассказов.

Сразу обратим внимание на рассказы «Снег» и «Вдовы». Они отражают устремления Золя на весь дальнейший период творчества. Основное наблюдение — всё неизменно становится хуже. Но и раньше всё было плохо. Видел бы Золя Париж начала XXI века, дабы без пользы не кручиниться. Почему Эмиль не мог заметить обогащение человека событиями и нововведениями, несущими более радости, нежели грусти? Не знал Золя и о впечатлениях русских путешественников, знававших Париж XVIII века, забывавших обо всём, стоило вдохнуть запах текущих по городским улицам помоев.

Человек обречён сравнивать одно с другим. Золя переполнялся ожиданиями лучшего, поэтому с отвращением смотрел на обыденность. Если снег сам собой обозначает путь от светлого, лёгкого и несущего свежесть к почерневшему комку, пачкающему руки, то осознавать быт вдов гораздо тяжелее. Женщинам нечего есть и у них единственная возможность заработать деньги — продавать тело. Их положение усугубляется незнанием судьбы мужей, не обязательно погибших на войне. В любой момент мужья вернутся, принеся сытость в оскудевший дом, но пока они отсутствуют — следует относиться к ним как к погибшим.

Если не использовать аллегорий и говорить прямо, тогда придётся обратиться к рассказу «Жертва рекламы», актуальному со дня написания и до заката человеческой цивилизации. Пусть Золя излишне серьёзно подошёл к рассмотрению ситуации, написав сатиру, он оказался прав. Показываемое на страницах даёт понимание о положении успешных людей наоборот, создавая представление о конечных потребителях. Всем нам желается заполучить нечто полезное, в отдалённой перспективе являющееся бесполезным.

Для человека важной является лишь эта секунда. Она обеспечивается за счёт выполнения кажущейся необходимости. Через секунду потребность устаревает, заменяясь новой. Что тогда делать с грузом накопленного прежде? И тут разговор не о вещах, продуктах и прочем: аналогично человек поступает со всем, с чем ему приходится сталкиваться… вот в эту самую секунду.

Кажется, Золя понимает о чём говорит, несмотря на молодой возраст. Он критически оценивает с ним происходящее, считая нужным делиться с людьми результатами размышлений. Видя человечество на коленях, Эмиль как бы вспоминает, что некогда оно стояло на ногах, а завтра упадёт и никогда не сможет подняться. В его словах имеется истина, ежели читатель готов принять её именно с таким мрачным оттенком.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эмиль Золя «Новые сказки Нинон» (1866-85)

Новые сказки Нинон

Минуло десять лет. Нинон уже не маленькая девочка. Она стала девушкой. И потому теперь ей допустимо рассказывать истории о настоящей жизни. Да и Золя уже не настолько юн, чтобы полагаться на чужое мнение. Теперь Эмиль состоялся в качестве писателя, он приступил к созданию отражения будней семейства Ругон-Маккары. С 1866 у него имелись рассказы, которым он нашёл место в опубликованном в 1874 году сборнике «Новые сказки Нинон». Вплоть до 1885 года рассказы добавлялись. Теперь, объединив их вместе, допустимо сказать, что Золя поведал истории о самом себе, где соединились фантазия и суровая реальность.

Обыденность периодически превращалась для Золя в болото. Он старался вытянуть себя из трясины, неизбежно утопая сильнее. Всегда кто-то ему помогал, не позволяя отчаиваться. Но толку от того не было, ибо Золя критически оценивал настоящее, видя, как болото раскинулось не перед ним одним. А так как человека, зарабатывающего пером, прежде всего кормят читатели, то приходилось голодать и самому Золя, ведь на еду мало кому хватало.

Посему, не вдаваясь в тяжёлое ожидание голодной смерти, Золя начал «Новые сказки Нинон» с лирического эпизода. Он и Нинон собирают сочную землянику. Местность усыпана ягодой, но потребной в пищу почти нет. Какая же радость ожидает способных найти столь желанный плод. Эмиля манила не сама «Земляника». Ему хотелось быть ближе к Нинон. Он желал от неё поцелуя, хотел обнять её девичий стан. Желая полакомиться, они ищут иные средства осуществления желаемого. Любовь идёт рядом с ними, не показывая своего присутствия. И сытая жизнь их ждёт впереди, никак не проявляясь.

Почему бы не вспомнить о детстве? Знавал Золя в годы учёбы бедняка Мишу. Сын крестьянина, тот воплощал мечты отца. Не обладающий умом, он честно расплачивался за пот родителя обретением знаний. И стал бы «Верзила Мишу» важным человеком, далёким от труда землепашца, сохраняй он непоколебимый дух. Беда же заключалась в том, что общество толкает молчаливых обывателей на кому-то угодный бунт, омрачающийся для них потерей всего. Так и Мишу, поддавшись желаниям толпы, окажется в числе тех, кому кормиться по примеру предков. Активная жизненная позиция не требует выражения, когда она угодна другим. О том Мишу не знал. Не знал тогда о том и Золя. Ему желалось наполнить брюхо, а над крахом чужой жизни ему пришлось задуматься много лет спустя.

Поняла ли Нинон первую рассказанную ей сказку? Она сообразительная. Если выводов не сделала, то сделает их позже. Как задумается над историей «Воздержания» викария, так и о «Плечах маркизы». Событийность меняет человеческие нравы, пугающие стремительным бегом в разные концы понимания свойственной людям морали. Сегодня допустима обнажённая грудь, завтра будет полный запрет на обнажённую кожу. И так во всем, чего касается мысль человека. Его всегда манит недоступное, никогда не становясь необходимо близким. Когда грянет гроза, тогда молния пронзит небеса и даст новую веру в прежде отрицаемое, либо порицаемое.

Нинон отдохнула. Поэтому Золя рассказывает историю «Мой сосед Жак» — она про факельщика, участника похоронных процессий. Постыдное занятие пугало Жака. Он стеснялся друзей, родственников и семьи. Оставалось переодеваться вне дома, лишь бы у дочери не развились комплексы. Зато столь гнетущее положение гарантировало сытую жизнь. Чего только не наслушался Золя от соседа, ведь именно у него дома факельщик оставлял рабочую одежду. Но и Жак когда-нибудь умрёт, а о его жизни если кто и вспомнит, то не дочь — вспомнит сосед Эмиль.

Раз разговор коснулся девочек, значит пора вспомнить про юных француженок. Знавал Золя «Лили», тётеньку лет семи. Во всём она слыла за взрослую женщину, кроме возраста. Да, Лили не являлась тётей, что ей не мешало модно одеваться, вести светские беседы и осуждать по-детски наивных мальчишек. Можно улыбнуться над такой ситуацией, представив её комичность. Однако, дочери Евы всегда взрослеют не по годам, тогда как сыновья Адама до старости играют, не придавая значения происходящему с ними. Ничего нового и поучительного — только факт повседневности.

За весёлыми отступлениями не получается забыть о тяжести жизни. В историях Золя появляется «Кузнец», самостоятельно ковавший доступный ему удел. Появляется и «Безработица», молча приходящая на производство. Она заставляет закрываться предприятия и не позволяет работать желающим трудиться. Трагические обстоятельства приводят к осознанию ненужности. Зачем городам население, не способное найти применение силам? Парадокс сложился согласно пресыщению производства рабочими, более не требуемыми в прежнем количестве. Грустно осознавать, что когда-нибудь понадобится всего один представитель человечества, чтобы наблюдать за планетой, а то и не потребуется даже он.

Мирная жизнь отступает перед войной. Если исчерпана экономика — требуется добыть ресурсы другого государства. Голод порождает тягу к принесению лишних ртов в жертву золотому тельцу. Пастораль «Деревушки» наполняет реки кровью, «Воспоминания» полны от кровавых слёз, «Четыре дня Жана Гурдона» ведут через страдания к чему-то похожему на счастье последних дней. Золя не устаёт наполнять истории личными переживаниями, открывая читателю спрятанные в душе впечатления от былого.

И вот возникает недоразумение. Разве несчастье человека не лучшее из всего имеющегося у него? Отсутствие надежды, голод, смерть — мрачная перспектива. Впрочем, сытая жизнь тяготила бы человека даже больше. В пример стоит обратить взор на братьев меньших — на котов. Что есть «Кошачий рай»? Для одних — пространство в четыре стены, свобода в ограниченных пределах, сытая еда и ленивое созерцание действительности. Для других — отсутствие стен, полная свобода, энергичный труд и желание брать всё доступное, не ожидая помощи. Два различных взгляда, где придти к общему мнению не получится.

На том сказки Нинон заканчиваются. Через следующие десять лет её может уже не быть. Жизнь выжмет соки и опустит опустошённое тело в гроб. Человек рождается, дабы умереть. Он будет ждать многого, но всегда останется недовольным, и после отпущенного срока закроет глаза. Остаётся пожелать, чтобы никто ничего не желал. Но такого не произойдёт — не тебе, так другому потребуется добиться перемен.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Сумароков «Вышеслав» (1768)

Сумароков Вышеслав

Узы брака крепки быть должны. Но крепость их тоньше самой тонкой стены. Ударь по ним, и рассыпятся чувства во прах, многое прежде ради крепости мук их приняв. Лишь молодым зримо чувство любви на века, разрушаемое года за два. А потом всё иначе, уж чувства тонки, пойти на разрыв мешает нечто вроде вины. Но есть и иное, когда брак свыше дан — не под силу его разрушить всем нам. И будут те, кто возжаждет разрыва, и те, кому разрыв будет горше смерти эликсира. А ежели всё коснётся высших сил? Сумароков о том как раз трагедию и сочинил.

Когда-то, когда Вышеслав новгородским столом владел, когда древлян усмирить отряд княжеский смел, тогда Искоростень вошёл в русских земель пределы, тогда получили бояре на новых угодьях наделы. Сам град древлян отдан Любочесту был, в дар красавицу Вышеслав ещё подарил. И не жалел он о том, он рад тому искренне стал, ибо о проблемах грядущих не думал: их он не ждал.

Человек — всегда человек. Рассматривай хоть XXI, хоть самый ранний век. Страсти одни — других страстей нет. В каждом поколении, на протяжении всех прошедших лет. Поселится любовь, попробуй вытравить потом, крови не проливая, оставаясь счастливым рода отцом. Трагедии иного требуют сюжета, чьё-то самолюбие должно быть задето. Лучше пусть страдает князь, дабы кровь всё равно пролилась.

Если любит один, то не любит другой. Властелин страны не знает проблемы такой. Коли любит он, будут любить его в ответ, это одна из народных примет. Могут правителя и искренне любить, мучиться бессонницей, не смея забыть. Ответного чувства прекраснее нет, если не мешает иному брака данный обет. Так возник драматический расклад, разрушивший ожидания царских услад.

Пролить кровь, освободить жену от долга жены, дабы тем действием поступить на благо страны. Но вот проблема, долгом определённая, с совестью народной вместе рождённая. Нельзя во имя страсти забыть о чести своей, сколько слёз об упущенном сейчас не пролей. Упущен момент, значит жить без взаимной любви — в том заключается благочестие каждый жены.

Как быть? Решение существует? Сердце находящихся на сцене это очень волнует. Кинжалы подняты, готовы пронзить, последствия ошибок тем так легко устранить. И будет любовь, останутся двое, добро поправ, совершив действие злое. Было бы так, ибо так бывает, о чём Сумароков осведомлён: он это знает. В чём же трагический исход, ежели властелин вассала убьёт? Иное случится, поскольку на бунт имеет право вассал, дабы без разума никто его обирать не стал.

Другой поворот предложил Сумароков, к совести князя русских земель воззвав. Залогом справедливости отныне пусть станет он — Вышеслав. Найти решение, усмирив внутренних врагов, вернув на привязь на битву спущенных грозных волков, не претерпев потерь, обретя счастье и жену, совершив для того всего жертву одну. Требовалось показать, насколько готов забыться и умеешь прощать, подданным то умение не забыв на личном примере подать. Отчего не пролиться слезе, коли всё так обернулось? Лишь бы после вражда опять не вернулась.

Запомним пожалуй, важнее государя в стране нет никого. Он принимает решения, и больше никто. От его мнения зависит итог, его дела — всем нам урок. Однако, не ему одному решать, когда последнее слово за кем-то другим, то лучше поступиться, это будет самым простым. Ежели счастлив окажется правитель, тому так и быть. Счастливее подданным будет от осознания этого жить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Лажечников «Ледяной дом» (1835)

Лажечников Ледяной дом

Иван Лажечников вырос на рассказах бабушки о забаве, устроенной Анной Иоанновной для своего любимого шута. Был построен Ледяной дом, в стенах которого сыграна свадьба. Подобное запоминается надолго, особенно при неимении такого ранее. Осталось обрисовать событие деталями. Так на страницах расцвела история любви и ненависти придворных, замешанная на политических амбициях иностранцев в России, в итоге потерпевших крах.

Прежде всего стоит сказать о похвале романа Александром Пушкиным, посчитавшем, что литературный труд Лажечникова неизменно будет пользоваться популярностью у последующих поколений. Оправдание сему мнению легко объясняется, стоит ознакомиться с эпиграфами к главам. Большая их часть взята как раз у Пушкина. А если размышлять серьёзно, то редкий эпиграф отражает суть содержания, чаще не имея к описываемому отношения. Назначение сего элемента художественной литературы имеет утилитарное значение, благодаря чему из ничего будто возводится нечто основательное.

Название «Ледяной дом» можно принять за метафору. Сегодня он крепок и нерушим, а при изменении обстоятельств — хрупок и эфемерен. Как Лажечников некогда казался непотопляемым, так ныне его работы редко интересуют современного читателя. Произведения Иван писал по тому же принципу, создавая монументальное из того, что и при жизни серьёзно не воспринималось. При более буквальном понимании названия можно заключить следующее — вода является водой, каким образом её не пытайся представить вниманию.

Единственный положительный момент романа — подробное описание Ледяного дома. Лажечников не пожалел красок. Он вообще их не жалеет, когда дело касается отражения событий и деталей. Но кто будет читать сей труд, если его не снабдить историей человеческих взаимоотношений? Художественная литература всегда требует наличие любовной линии, прощая всё остальное. Поэтому, если читателю требуется видеть именно жизнь людей, то Лажечников в прежней мере оправдает ожидания. Исторический фон традиционно является в его произведениях декорацией к описанию судьбы неких лиц, порою похожих на реальных, а иногда и специально придуманных.

Ледяной дом был построен в последний год царствования Анны Иоанновны. Следом за этим разразится ряд событий, стоивших населению государства определённых переживаний. Лажечников не мог обойти данный момент вниманием, показав рост влияния иностранцев. Главным лицом в Империи станет Бирон, особенно гневавшийся, если какой указ или действие с ним не согласовывалось. По этой причине можно упомянуть наставительный тон произведения, будто бы предупреждающий всех власть имущих, что сколько не имей силы над людьми, легко оказаться у разбитого корыта. Однако, как такового акцента Лажечников не сделал. Во всём случившемся виноват будет непосредственно оступившийся человек, банально утративший контроль над ранее цепко удерживаемым.

А как же любовная линия? Пусть её читатель узнает сам. Нет смысла распространяться над тем, чего в действительности не происходило. Ничего нового узнать не получится, кроме так называемых дворцовых слухов, кои окажутся весьма запутанными и неожиданными для действующих лиц. Допустимо проследить за тем, как становится явным то, о чём лучше не узнавать.

В любом случае, стоит похвалить Лажечникова за выбранный им период времени. Царствование Анны Иоанновны едва ли не белое пятно для потомков, если и знавших о происходивших тогда событиях, то почти полностью о них забывших. Теперь появилась отличная возможность окончательно запомнить и уже не забывать. Каждый вынесет собственное понимание о тех днях. Кто-то сохранит воспоминание о Ледяном доме, а кому-то будет повод крепче задуматься о будущем, ежели ему захочется извлечь выгоду, запамятовав о последствиях.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Сумароков «Ярополк и Димиза» (1758)

Сумароков Ярополк и Димиза

Чтобы государство процветало, поступиться принципами бы не помешало. Не в том людское счастье, если властелин, довольствуется доставшимся ему один. Необходимо больше, нежели владеть, нужно о судьбе своей горькой жалеть. Восстав над подданными, приняв руководство над народом, нельзя думать, словно царю дозволят быть не под законом. Но как быть, когда кто-то должен уступить? Требуется кому-то ум свой показать и умно поступить.

Князь Владисан создал проблему сыну, заботясь о благе государства, он повелел забыть любимую Димизу, тем показав частицу своего коварства. Сын голубых кровей обязан сочетаться браком с человеком рангом выше дочерей бояр, того младому разумом не понять, покуда сам не станет разумом он стар. Как согласиться на такое? Не проще с жизнью попрощаться? Любовь в пору юности важнее интересов государства.

Но властелин суров, ему весомей кажется тот взгляд, который разрешит сложившийся с соседями разлад. Что некая Димиза трону даст? Уж коли так мешается, так решение созреть готово. Для обезглавливания Димизы хватит кратко сказанного слова. А может есть иной мотив у выбранной невесты сыном? Не стал бы сей выбор между ними клином. Так значит должно кратко сказать слово, поскольку для блага не придумаешь иного.

Но как поступить, коли не образумится наследник трона? Неужели и по отношению к нему сказать краткое слово? Что тогда получается… кровью залить род? Можно ли погубить напитанный надеждами собственный плод? Как придти к смирению, как переубедить упорство молодых? История знает множество гибельных примеров сих. Объявит Владисан решение, и будет воля такова: отец без сына проживёт, но без наследника не устоит страна.

А если сына всё-таки убить, народ не станет князя своего судить? Роптание поднимется, настанет время бурных перемен, придётся тогда смириться с худшей из проблем. Растает благо, не настанет золотого часа, происходит смена эпох, ежели правителю не хватает гласа. Сюжет с подвохом, то подметит всякий зритель представленья, не растерял бы Сумароков после постановки в театре Императрицы уваженья.

Государство будет процветать, когда забота всем по нраву. Пусть действие идёт не в пользу, но на славу. Что жизнь потом? Не о потом задумываться нужно, ежели сегодня не живётся людям дружно. Сейчас, вот в этот миг и в сей секунды ход, благо должен чувствовать народ. И если думается наперёд, заглядывается вдаль, то когда такое было, чтобы не было нам жаль? Заботились предки о счастье нашем с вами… и что? Мы в той же мере думаем о потомках сами. А счастья не было и нет: не будет, сколько не осталось человеку лет.

Так в чём урок, какой от Сумарокова наказ? Живём не завтра — мы живём сейчас. Приятно думать о грядущем, примерить красоту новых дней, при этом забывая про нужды нынешних людей. Настойчивый правитель, коему желается осуществлять, редко задумывается, как ему государством управлять. Допустимо разное, но без обещаний не строится быт, так зачем обещать, если задуманное никто никогда не осуществит?

Владисан думал о благе, хотел сына на дочери князя женить, тем краю своему спокойствие смог бы, возможно, добыть. Сын же был против дум о призрачных мечтах, прежде сам счастливым не став. В том сила убеждений молодого человека, чьи чувства — отражение любого века. Не так способна ошибаться молодёжь, как часто склонна ошибаться старость сплошь: и потому, как ни печально, будущее для многих обществ оказалось фатально.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Денис Фонвизин «Недоросль (ранний)» (1764)

Фонвизин ранний Недоросль

Есть в творчестве Фонвизина такое, что неизвестно большинству потомков, современники о нём не знали и подавно. Речь о раннем «Недоросле». Над тем, кому принадлежит текст, сложено достаточное количество противоречивых версий, но всё-таки решено считать пьесу работой именно Фонвизина. Суть повествования касается аналогичных проблем, поднятых в поздней редакции.

Перед читателем образец юного русского дворянства, стремящегося сохранить близость к исконному. Он не желает учиться, любит кушать блины и знает, он с малых лет состоит в полку, а значит в армии обязательно найдёт себе место, дабы худо-бедно стать дельным человеком. Как к нему должен отнестись читатель? Допустимо ругать и порицать. Однако, такое ощущение складывается лишь в первых действиях.

Не настолько смешно наблюдать за разделением общества на ратующих давать достойное образование детям и опровергающих стремление приобщать к европейскому просвещению. Одна сторона усиленно кормит юного дворянина, воспитывая его по своему образу и подобию. Другая стремится его лишить увеселения, усадив за ученическую скамью. Решение в любом случае останется за родителями.

Середина и конец XVIII века — время перелома представлений российского дворянства, когда стремление к французскому всё чаще осуждалось. Только ничего изменить было нельзя. В таком случае возникает парадокс. Остановиться в развитии и повернуть назад так же плохо, как развиваться вперёд. Золотую середину найти не получится, поскольку нужно выбирать.

И вот пьеса достигает критического порога с началом третьего действия. На сцене появляется счастливый отец образованного юнца, на три года старше Недоросля. Есть чем похвастаться: сын свободно владеет иностранными языками, способен в искусствах. Такому в жизни обеспечен вход в любое общество и по плечу быстрый карьерный рост. Да вот не знает образованный юнец наизусть Псалтырь и Часослов, чем он сразу становится не мил родителям Недоросля.

Тут бы засмеяться. В самом деле, зачем русскому человеку Псалтырь и Часослов? Зачем ему родная культура, если она подвергается забвению и становится причиной для насмешек? Как раз тогда приходит понимание — не лень движет русским человеком, ему противно перенимать чужое, далёкое от его миропонимания.

Проблема поднялась Фонвизиным патовая. Каким образом не пытайся жить, нужно выбирать определённый путь, твёрдо оставаясь на занимаемых позициях, иначе придётся признать поражение. Поздно русскому человеку настаивать на русскости, ибо это грозит признанию в отсталости. Но и чрезмерно перенимать элементы чужой культуры не стоит, тогда ничего русского не останется. Как же быть? Это повод для философии перемен, должной быть обязательно разработанной когда-нибудь потом, чтобы дать людям долгожданное успокоение.

Ясно следующее — галломаном Недорослю не бывать. В том единственный возможный положительный момент исповедуемого им образа жизни. Что тогда делать с нежеланием учить азбуку? Нужно обязательно заниматься образованием, не надеясь на помощь со стороны. Российское дворянство излишне обленилось, принимая ласки ниспосланного свыше им благосостояния. С таким подходом не о русскости пришлось бы вскоре говорить, а принять подданство другой державы, проиграв ей генеральное сражение. С Россией так всегда и было — пока угроза не ударит по столице государства, все будут делать вид, будто ничего не происходит, одновременно потрясая оружием, надеясь на его силу.

Казалось бы, незамысловатый сюжет. Недоросля следует порицать, видеть в его поступках лишь недоразумение. Кто же станет в том сомневаться? И больно, и грустно. Впрочем, надеяться на помощь государства — это так по-русски. Оно не даст умереть с голода, обеспечит минимум необходимого, а ты живи, так как ничего более тебе не дадут.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Денис Фонвизин — Письма (1762-87)

Фонвизин Письма

Денис Фонвизин четыре раза выезжал за границу, каждый раз возвращаясь с ощущением, что более никогда он пределы России покидать не будет. Но необходимость заставляла его снова возвращаться в Европу, где он опять набирался негативных впечатлений. До нас дошли его письма из тех поездок, по ним у читателя должно сложиться аналогичное впечатление. Фонвизин писал родным, Воронцову, Голицыну, Панину, Булгакову, Елагину, Обрескову, Зиновьеву, Дашковой, Пассеку, Воинову. Помимо этого он вёл дневник, с выдержками из которого может ознакомиться современный читатель.

Интерес представляют письма, начиная со второй заграничной поездки (1777-78). Фонвизин пожелал излечить жену от гельминтоза, для которой начало путешествия едва не омрачилось потерей глаза после удара веткой при движении от Смоленска в Варшаву. Денис познакомился с Польшей, смеялся над постановками на польском языке. Путь лежал во Францию. Первым впечатлением стал врач-шарлатан из Монпелье, лечивший жену так, что ей стало хуже. Второе впечатление — мерзкий запах нечистот на узких городских улицах. Денис разумно подивился мнению о Франции, представляемой в виде рая. Третье впечатление — вседозволенность лакеев, не считающих нужным уважительно относиться к господам. Четвёртое впечатление — огромная популярность Вольтера, с которым Фонвизину посчастливилось общаться. А вот Руссо разочаровал — он никого не желал принимать. Пятое впечатление — французские крестьяне живут хуже российских: они платят неподъёмные подати и влачат самое жалкое существование. Шестое впечатление — сложилось предположение, будто скоро между Францией и Англией разразится война, тому отчасти способствовало наблюдение за деятельностью находящегося в Европе Франклина.

Третья заграничная поездка (1784-85) вела Фонвизина в Лейпциг. Денис постоянно мучился головными болями. Жену продолжали преследовать несчастья — в Кёнигсберге ей пришлось вырвать зуб. Особого чувства досады добавили извозчики, никуда не спешившие. Если в России до места назначения катили с ветерком, то по европейским весям ехать приходилось с многократно меньшей скоростью. К тому же, местные извозчики не пропускали трактиров на пути, из-за чего Фонвизину приходилось постоянно ругаться. Путешествие продолжилось в земли просвещённой Италии.

Флоренция, Венеция, Рим — громкие названия, скрывающие точно такие же впечатления, какие сложились у Фонвизина во время второй заграничной поездки. Денис понял, что в России нищие гораздо чище, а местная питьевая вода для русского равнозначна помоям. Посещение театра, сырого от пола до потолка с мириадами комаров, заставило его спешно покинуть. Как приходилось покидать лучшие из трактиров, поскольку внутри они не отличались от того, что было снаружи: мерзкая вонь и нечистоплотность посетителей.

Такой Фонвизин увидел Европу. Остаётся подивиться, отчего петиметры, они же галломаны, не стремились к полному привнесению почитаемой ими французской культуры в полном объёме на земли Российской Империи. Было чего опасаться, наблюдая за нравами европейцев. Допустить подобное никто в своём разуме не мог. Поэтому стоит укорить проповедников западных воззрений, ценивших искусное умение получать изделия превосходного качества и красоты, забывая, в каких условиях европейцам приходилось трудиться. Сливки взрастали на нечистотах, тем пытаясь создать для себя иллюзорное представление о действительности, чего в России не требовалось.

Смотреть на жизнь можно с разных сторон. Фонвизин мог сравнивать Европу с Россией, но не мог сравнивать Россию с Европой. Бурление жизни и достижение в обеспечении уважения человеческого права на мнение омрачалось фактической изнанкой, ставшей результатом попустительства в отношении раздачи вольностей. У России имелись собственные недостатки, в том числе и узаконенное Петром I особого вида крепостное рабство. В остальном же, если верить Фонвизину, сама жизнь ни в чём не уступала по качеству европейской.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Денис Фонвизин — Публицистика (XVIII век)

Фонвизин Публицистика

Очередным камнем преткновения в понимании литературного наследия Фонвизина становятся его публицистические работы, по большей части переводного характера. Исполняя обязанности переводчика, Денис доводил до сведения российских властей особенности политических реалий других стран, обязательно дополняя содержание своими мыслями. Может сложиться мнение, будто Фонвизин поддерживал происходящее вне страны и не был бы против подобное видеть в границах Российской Империи.

Сразу стоит выделить два перевода: «Сокращение о вольности французского дворянства и о пользе третьего чина» и «Торгующее дворянство». Согласно текста следует мысль, что дворян нельзя ни в чём ограничивать, судить их может только королевский суд, но количество дворян необходимо увеличить за счёт торгового люда, в чьих силах обеспечить процветание государства за счёт доступного им умения извлекать прибыль. Помимо торгового люда существуют достойные дворянства, как из числа добившихся успеха на полях сражений, так и заслуженных граждан, сумевших привлечь внимание к себе иначе, вроде влияющих на население с помощью литературы и театральных представлений.

Фонвизин также перевёл труд «Слово похвальное Марку Аврелию», сочинённый членом французской Академии Г. Томасом. Каждый подданный желает видеть монарха благосклонным к нуждам людей. Примером оного довольно часто называют римского императора Марка Аврелия. Увидеть и проникнуться духом получится, но за желанием иметь такого правителя кроется надежда на большее, нежели на спокойное существование. Такой монарх мог ослабить цензуру и позволить вольную жизнь людям, без обязательств перед собой.

Любопытным переводом явилась работа над произведением «Та-Гио, или Великая наука, заключающая в себе высокую китайскую философию», в том числе и Примечания к нему. Фонвизин познакомил русскоязычного читателя с Конфуцием и историей Древнего Китая, рассказал о традиции почитания старших и об уважении к государю.

Из прочих публицистических работ остаётся отметить следующие: «Слово на выздоровление Павла Петровича», «Рассуждение о непременных государственных законах», «Челобитная российской Минерве от российских писателей», «Несколько вопросов, могущих возбудить в умных и честных людях особливое внимание», «К г. сочинителю «Былей и небылиц» от сочинителя вопросов», «Жизнь графа Никиты Ивановича Панина», «Рассуждения о национальном любочестии», «Мнение о избрании пиес в «Московские сочинения»», «Политическое рассуждение о числе жителей у некоторых древних народов», «М. Туллия Цицерона речь за М. Марцелла». Дополнительно принято выделять составленные со слов Фонвизина и записанные канцеляристами челобитные и духовное завещание.

Таково оставленное наследие. Уделяя внимание другим, сам Фонвизин лично от себя написал мало. Его переводы ныне не пользуются спросом, как и остаются неизвестными в России авторы оригинальных произведений. Некогда их слова имели значение, ныне они представляют интерес сугубо для изучающих проблематику литературы XVIII века. Однако, сие обстоятельство способствует лучшему пониманию происходящего с человеческим обществом вообще. Желание разрешить проблемы настоящего ради будущего, будет безразлично в будущем, забывшем о проблемах прошлого.

Лучше уделить внимание письмам Фонвизина. Путевые заметки, сперва робкие, в последующем расцвели полнотой содержания. В них Денис показал истинную сторону Европы, о которой всегда складывается преимущественно благостное впечатление за счёт созданного благодаря стремлению к искусству и науке, тогда как во всём остальном западная оконечность евразийского материка наполнена отвратными людскими пороками, перед которыми меркнет блеск всех достигнутых свершений.

Куда же податься человеку? Дома хорошо, но дома не всё хорошо. В гостях лучше, но и там есть к чему отнестись критически. Привнести элементы чужого в родную культуру? Тогда не грозит ли это дополнительными проблемами? Зачем России узкие улицы с текущими по ним продуктами человеческой жизнедеятельности? Есть о чём задуматься. Думал и Фонвизин, оставив земную жизнь в возрасте сорока семи лет.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 67 68 69 70 71 98