Category Archives: Классика

Фаддей Булгарин — Восточные повести и рассказы 1822-26

Булгарин Восточные повести и рассказы

Тема Востока не одна из основных в литературных опытах Булгарина тех лет, но составила некоторую часть его творчества. Более, пусть и опосредованно, представленная «Философским камнем», она нашла воплощение в следующих произведениях: Милость и правосудие, Раздел наследства, Закон и совесть, Искатели клада, Правосудие и заслуга, Фонтан милости, Человек и мысль. Некоторым из них Булгарин присвоил подзаголовок сказки, чему-то дал именование аполога, подразумевая тем подобие притчи. Смысловое содержание — мудрость, должная быть понятной каждому, кто способен здраво рассуждать. Неизменной характерной особенностью является убеждение в необходимости призывать людей жить в согласии друг с другом, помогая нуждающимся и не отказываясь принять, когда решают помочь уже тебе.

Всех сюжетов пересказывать не требуется. Достаточно остановиться на сказании «Раздел наследства», поименованное самим Булгариным повестью, хотя следовало указать на поучительность, определив произведение хотя бы тем же апологом. Впрочем, к таким подзаголовкам Булгарин подойдёт только в 1826 году, а «Раздел наследства» написан за три года до того. Сказочность действия удаётся установить сразу, поскольку действие будет касаться смерти добродетельного человека, поставившего сыновей перед выбором — овладеть богатством, положением и возможностями, либо влачить худое положение на грани бедности.

Требовалось показать настоящий восточный колорит. Восток богат на возможности, отчего читатель не станет ничему удивляться. Неважно, каким образом добродетельный человек вообще добился всего того, чем собрался делиться. То придётся оставить в качестве необходимого условия для последующего рассказа. Оказалось, что умирающий владел большим состоянием, ему обязан был оказать услугу повелитель государства, и он имел тяжбу, в результате которой должен был вот-вот получить солидный барыш. Вполне очевидно, всё это достанется старшим братьям, весьма довольным, ведь один стал — богат, второй — женился на родственнице правителя, а третьему нужно лишь довести тяжбу до конца.

Что же досталось самому младшему брату? Он согласился принять скромный дом, малый надел и небольшое количество скота, за чем ему предстояло следить, так как выгод то ему не принесёт, позволит лишь самостоятельно заботиться о пропитании, извлекая доступное из имеющегося собственными руками. И в чём тогда мораль повествования? Этому Булгарин место отвёл под окончание рассказа. Странно, если читатель ещё не догадался, какой разор грозит старшим братьям, ведь на любое богатство или положение в обществе всегда найдутся желающие, тогда как до бедноты дела обычно вообще никому нет. Собственно, получившие лучшее из возможного, не обладая хваткой сохранить доставшееся им даром, братья окажутся в невыгодном положении и лишатся отцовского наследия. Один путь им предстоит — пойти виниться перед младшим братом, у которого хоть и будет тесно, зато все найдут кров и пищу, став наравне с некогда приниженным ими.

Несмотря на привязку к теме Востока, «Раздел наследства» должен служить поучением для читателя — указывать, что не надо браться за дело, которое тебе не по силам. Вполне приятно получить богатство, однако нужно уметь таковым распоряжаться. Получив большую сумму денег или иной шанс, разумно распорядиться этим не сможешь, не имея к тому ни природных дарований, ни хватки. Поэтому надо придти к выводу, что не следует на чужое разевать роток, покуда сам откусить по желаемому размеру кусок не смог.

Касательно остальных восточных повестей и рассказов Булгарина, они не менее поучительны, хотя и не более содержательны, писались от случая к случаю, а за один только 1826 год опубликовано сразу четыре из них.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Теодор Агриппа д’Обинье «Трагические поэмы. Книги VI-VII. Возмездия. Суд» (1616)

Обинье Трагические поэмы

Пониманию нужно время, не сейчас всё удаётся познать, не определишь то бремя, что мешает свободно дышать. Жизнь прожив, оглядываясь назад, чашу горя испив и почёту на старости рад, Обинье к заключительным главам «Трагических поэм» подошёл, он достаточно сказал и теперь молвить решил откровенно, он думает, что всё теперь точно учёл, и скажет он полезное потомку непременно. О чём же он сказать решился? Про Бога повёл речь опять. Он твёрдо с мнением своим определился, уверен, проникновенно сможет рассказать. И видится ему сущность Всевышнего, он над всем, и всё — есть он, а значит ничего не происходит лишнего, всему удел заранее определён. И думать придётся, будто человек не вершит судьбу сам, даже жизнь просто так не оборвётся, но ход таких мыслей — словно туман. Вне Бога человек, но при Боге всё же, потому жизнь напоминает бег, да есть цели на пути гораздо победы дороже.

Уже без опаски, злобу прогнав, и не сгущая краски, сказывать начав, излились словеса о прошлых веках — тиран следовал за тираном, каждый из них жил в обильных грехах, воспринимал существование подлинным — не обманом. В историю вошли, содеяв преступленья, за которые их никто не судил, они поступали жестоко по праву рожденья, покуда их к крови пролитию стремление никто не остановил: Ирод — младенцев велевший убивать, Нерон — бушевавший в Риме пожар прославлял, Домициан — указавший не необходимость его богом называть, Адриан — христиан тысячами уничтожал.

Подобие тиранов — Церкви служители, к ним особое у Обинье отношение. Не во славу Бога жившие, скорее хулители, заслуживают вместо прославления они поношение. Хватает злости на религию всю, к какому бы течению её служитель не относился, изливал Обинье обиду на каждого свою, почти до греха сам едва с этими мыслями не опустился. Он даже Ария вспомнил, что якобы умер в нужнике, нутром пространство внутри стен заполнив: за грехи в назидание себе.

Обо всём ведал Бог, не мог не знать о происходившем с миром, так Обинье сообщает потомку урок, не предвкушал он дабы за злодеяние насладиться посмертным пиром. Пусть всему всё предназначено, человек может поступки и сам вершить, хоть для него пребывание на Земле заранее обозначено, ведь именно за проступки его и будут судить. Бог искушает, любит он проверять, за грехи потому не укоряет — он заставлял их совершать. Кто возразит подобному сужденью? Богохульство — слышится упрёк. Не поддавайтесь всё же наважденью, не вам решать — всё это Бог предвидеть смог.

Скоро суд, к нему близок Обинье, его думы в предвкушении ждут, он расскажет Петру, что испытал на войне, поведает о годах, печалями поделится, ведь правда на его устах, он словно познал истину — на это надеется. Бог решит: Обинье и без того достаточно сказал, теперь ничего не сможет изменить, он истину искать устал. На суд надежда, ибо есть вера у него, пускай он не невежда, раз думает много о себе всего. Порядочно сказано, избыточен дальнейший разговор, на ошибки людей указано, а прочее — признаем — вздор. От человека зависит, на этом и нужно остановиться. Если человек сего не осмыслит, ужасам «Трагических поэм» суждено повториться.

Поэмы закрыты, горечь во рту, мечты окончательно смыты, словно жизнь выбрал не ту. За какие грехи пришёл на Землю страдать? Отчего ад на Земле? Огорчает единственное знать, искупать вину придётся не только здесь, но и в последующих мирах — везде.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Теодор Агриппа д’Обинье «Трагические поэмы. Книга V. Мечи» (1616)

Обинье Трагические поэмы

Ветер из преисподней подул. Бог утратил полномочия свои. Поставлен над Францией Вельзевул. Утонуло всё в крови. Тиран у власти — как же так? Отчего сии напасти? Почему француз французу враг? Невероятное случилось — был спор. Миру теперь явилось право лицезреть позор. Причина спора проста — Бог решил провести эксперимент, перепоручив людские сердца и души отдав Сатане на короткий момент. Обещал Вельзевул зажечь задор людей, что от Бога они откажутся вмиг, он пользовался умело властью своей и удалил понимание Бога на множество лиг. Чтят его вроде, воздавая почёт мира Творцу. Сохраняется вера в народе, искупают грехи, неся деньги святому отцу. Но под маской Бога Сатана, собирает он из душ урожай, для того лучшая возможность — война, и распря людская, и общий раздрай.

Свято то, что по христианской морали живёт. Тем есть вера, кто собою жертвовать во благо человека готов. Но Сатана действовал, он переубедил народ, одурманил головы, сказав чрез меры лживых слов. Богом предстал — кардинал в доказательство тому — ведь Сатана знал, чьими руками развязывать войну. И вот у Монконтура сраженье — Бог взялся отнятое вернуть. Только сможет ли он скинуть дьявола наважденье? Укажет ли людям верный путь?

Вполне очевидно — Обинье на стороне Бога стоял. Его противникам наверное обидно, он их Вельзевулу в услужение дал. Агриппе это понятно, иного он не допускает. Он в связях с дьяволом врагов обвиняет внятно. Он сам именно так считает. Способ не нов, и Данте политических оппонентов в ад ссылал, хватило бы слов, и мир бы тогда опровержений не искал. Восхитятся потомки талантом поэта, примут мысли его на веру, согласится частично с сим утверждением и критика эта, не доверяя другому примеру.

Кто там на троне? Два рыла! Одно в пурпурной попоне, чья мать цвет позора не смыла. Другое с регалиями кардинала сидит, прикрывается властью от Бога данной. И каждое рыло злое дело вершит, кормя страну пустыми щами и небесной манной. Их власть от Бога — их мнение такое. Не видят дьявольского рога, не разбирают криков в людском вое. Они полны сил, никто им ничего не противопоставит, последних род Валуа отравил, самих себя в злобе постоянно славит. Надежда на короля Наварры, что Генрих Бурбон, но пал и он жертвой монаршей свары — в темницу заточён.

Где же Бог? Доколе терпеть лишенья? Утяжелять приходится слог, дабы отразить от поэзии Обинье впечатленья. В поэме «Мечи» он отразил каждый шаг религиозных баталий. Кажется, ничего не забыл. Сожалел он только об отсутствии королевских регалий, у того кто в заключение отправлен был. Пока же бойню видел, какой не желал видеть никому, и будто это всё предвидел, ежели ясно это всё ему одному. Откровенность Обинье понятна, её легко объяснить: лучше закрасить белым кровавые пятна, а врагов в крови пролитии укорить — и за то обвинить. Бурбоны встанут у власти, и будут ещё двести лет стоять, знал бы только Обинье те страсти, Великой Французской революцией которые станут называть.

Греет знание о единственном, чего не миновать. Давно известном и нисколько не таинственном. Страшным судом то принято именовать. Воздастся всякому, от кары не сможешь ты скрыться, и по лестнице, что именуется по Иакову, предстоит ещё раньше пред Бога судом очутиться. Этому быть, как жить не пытайся, грехи старайся при жизни смыть, либо участи посмертной ужасайся.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Теодор Агриппа д’Обинье «Трагические поэмы. Книга IV. Огни» (1616)

Обинье Трагические поэмы

Все верят в ад, как после смерти наказанье. Пусть будет всякий рад, и пусть запомнит всяк преданье. Не ад нас ожидает на том свете, нет ада там — где его нет, а если хотите в ад вы верить… верьте, и мучайтесь оставшееся количество вам лет. Есть ад на самом деле — он Земля. А есть ли рай? Хочется знать. Проверить того, увы, нельзя. Никто не сможет кущ небесных показать. Ад на Земле — не смейте с этим спорить. Тут черти всюду, чёрт и человек сам. Остаётся к смерти путь других чертей ускорить, не ведая — из пекла это самый скорый выход к небесам. Вам в доказательство прошлое даётся, с такими зверствами и чистилище не сравнится, ни в каком загробном аду такого количества зверств не найдётся. Остаётся глаза закрыть, тем от пылающих гневом душ людских закрыться.

Достойные лучшей доли убиты. Они стремились добро распространять. Но их имена не забыты. О каждом Обинье смог потомку рассказать. Да как же казнь страшна, которую никто из них не заслужил, лучше бы, честное слово, война, забрала каждого из них, и он тем за справедливость голову сложил. В мирное время положено суд во имя целей корыстных вершить, защищая так право на власть, и выход есть всегда один — убить, всякого, кто мешает жить во сласть. Ежели где-то Обинье просто сочувствие проявил, не разобрался до конца, он о своих мыслях только и говорил, не претендуя на всевиденье Творца.

Примеров ярких решил Агриппа в Англии пределах взять, вот где безбожье явно процветало, там человека без вины могли наказать, таких случаев на Туманном Альбионе бывало немало. Хокс, Норрис, Эскью Анна и Джоанна Грей: в застенках им пришлось томиться, они примеры тех людей, которым с головой пришлось проститься. А как казнили Джоанну Грей? Она не согласилась терпеть палача прикосновенья. Она попросила фрейлин оголить шею ей, отдав топору на откуп право ощутить её плоть на краткие мгновенья. Так не звери ли англичане, казнили на острове своём и в Новом Свете казнили, но ведь и французы стали такими же сами, кровь соотечественников они вскоре не меньше пролили.

И ладно власть, светской которая зовётся. Кругом такой власти грязь. Чистой души в политике никак не найдётся, как действительность старательно не крась. Иной во Франции беда природы: костры до неба Церковь подожгла, и вспыхнули в сердцах французов все невзгоды, и вместо голубого неба встала мгла. Та ночь, что Варфоломеевской зовётся, когда схлестнулись католики и гугеноты, в наше время такой человек не найдётся, чьи бы настолько были смертельны заботы. Из-за религии, причиной ненависти стала вера в Христа — не в нужное верили, не Церкви отбивали поклоны — значит ваша вера Богу не мила, так пусть услышат в аду земные ваши стоны.

Не Бог казнил людей, не он их отправлял на костёр, и доказывать того не смей, ведь кардинал выносил приговор. Этого достаточно знать, об ином можно не судить, справедливым знаешь каким образом стать, позволь другим просто жить. Не суди, когда за убеждения пытаешься наказать. Не тот виновен, кто думает иначе. Пусть говорят, если люди могут сказать, если они замолкнут — жизнь всё равно не станет слаще. И покуда люди будут определять — чья дорога в ад пролегает, а чья дорога в рай — они сами будут себя туда как раз направлять, куда других столь страстно они желали помещать — просто знай.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Теодор Агриппа д’Обинье «Трагические поэмы. Книга III. Золотая палата» (1616)

Обинье Трагические поэмы

Разве есть место на Земле, где правит справедливость? Не с приторной улыбкой соблюдаемый закон, не выдаваемая за правду лживость, и не предел, что назван Рубикон. Скажите, где искать? Мы Золотой палатой то место назовём. Но, кажется, суждено устать, ведь всё равно его мы не найдём. Всё объясняется, и каждому понятно должно быть, ничего ведь не изменяется — ничего не изменить. Может к Богу обратить мольбы? Был бы в том толк. Не те ныне за идолов установлены столбы, на фоне их и божий глас давно замолк. Что остаётся? Уповать. Иного не даётся — лишь страдать.

Но справедливость есть. Её необходимо научиться понимать. Видеть прежде всего нужно лесть, и остальное проще будет знать. Так жизнь устроена, ломай ты копья или насмерть бейся, суть бытия насильно перекроена, прими же это — и не смейся. Не плачь, о грусти позабудь, принимай как должное и не робей, повергнуть вспять всё это сможет кто-нибудь, сколько бы не сменилось поколений — и людей. Главное о том постоянно говорить, пусть в глухую стену даже, в будущем именно тебе никто тогда не откажет, не обвинит в справедливости краже. Да как знать, не ведаем о днях, что ожидают впереди, вдруг потомки станут именно так осознавать, извращая понимания о должном быть твои.

Вот палата Золотая — справедливости удел — представлена так, будто блистая. Такой, наверное, видеть всяк её хотел. Поставлена алчность в угол всего, тщеславие и зависть стоят на шаг позади. Ярость дополняет картину легко. Иди-пойди и справедливость там сумей найти. Ханжество, месть и глупость правят судилищем там. Темнота, жестокость и страсть обвинять способны в той же мере. За ненависть, суету и похоть не стыдно тамошним судьям. Никто не клянётся, ибо нет доверия к христовой вере. Есть в той палате немощь и лень, с малых лет взращивается дерзость, распря и измена. Ночью, остаётся думать, оказывается в тамошней палате день. Когда же подойдёт к справедливости в мыслях людских перемена? Боязнь и кривда — если дальше перечислять. Пора уже остановиться. Не станешь всех пороков понимать, и никогда не сможешь от суеты будней позорных отмыться.

Где же помощь искать? Лишь на Бога уповать остаётся. Да если бы сразу знать, тогда может другая помощь найдётся. Всё ясно — достаточно взглянуть, чем наградили Францию Испании сыны. Увы, не от звона колокольного сложно заснуть, а от криков растерзанных в мирное время без всякой войны. Запылали пожары, стали инквизиторы пытать. Что же, порядки их стары! Когда-то так самих христиан римляне-звери стали убивать. Чистые речи? Помыслы благие? Отчего же зажжены печи? Почему даны права им от Бога такие? В крови руки, уста мёдом полны, они точно Бога слуги, или всё-таки слуги они Сатаны?

Не от Бога справедливость даётся. Бог и сам не знал цену ей. Разве примеров тому не найдётся, не его ли заслуга в убийстве людей? Он огонь насылал и обрушивал воду с небес, исподволь убивать он всегда убеждал, как отчего-то не поступал к человеку жестоко ни дьявол, ни бес. Сам человек — вот справедливости исток, через его дела и мысли понимание должного найдётся, к чему никто другой людей подготовить не смог, хотя порока струя в общем потоке и несётся. Сам человек — он способен прекратить раздоры, более не надо пребывать в поиске причин. Оставить нужные любые разговоры, дабы понять — путь к справедливости един. Не нужно прикрываться целью высшей, искать способны для реализации к требуемому средств, ежели прикрываться приходится целью низшей, дабы себе руки распускать под прикрытием высших существ.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Теодор Агриппа д’Обинье «Трагические поэмы. Книга II. Властители» (1616)

Обинье Трагические поэмы

Что с миром происходит? Что за порядки ныне стали? Но может теперь всяк усвоит, иное было когда-то едва ли. Вот есть воровство — это, понимайте, как люди при деле. Потаскухи слывут за жриц любви. А, допустим, трус — это тот, кто с опаской идёт к цели. Так каждый обеляет поступки свои. Смердит округа, смрад сей не унять, предать почётно стало друга, Макиавелли помог мудрость данную понять. Так отчего не вооружиться пращей и не пойти Давидом на Голиафа? Всё оттого, что иная жизнь с вами наша, за зло против зла ожидает добродетельного плаха. Хитрецов полно — с уделом подобным суждено мириться. Есть даже такое ремесло, властвовать людьми иначе будто не годится.

Человек гуманен. Откуда такое мнение взялось? Такой ход мыслей странен — жалеть бы о его оглашении не пришлось. О другом гласит жизни понимание, для чего достаточно посмотреть по сторонам, видишь разброд и шатание. И где высшим ценностям есть место там? Отнюдь, понятно быть должно, чем пользуется власть, тем человеком управлять легко, который ищет всюду сласть. Дай людям горе, ибо только горемыки ищут среди теней свет, и подари им наслаждение такое, ожидать которого они готовы сотни лет. А далее верши дела, живя во славу собственных годин: главное, чтобы распря цвела, и тогда ты над всеми будешь господин. Прочее безразличие поглотит, гуманность потому и сравни пустоте, покуда кто-то по личному усмотрению вершит, на благо не другим, а только себе.

Целей достижение? Процветание людей? Снова наваждение — мечта, что останется ничьей. Плотская услада и пагубная страсть, иного человеку и не надо, ему некуда ниже имеющегося пасть. Ежели гниёт нечто, рубить без жалости положено его, оно не сохранится вечно, погубит человека всего. Но вот человек и вот пороки с пещерных времён, знал такие же пороки грек, им бы и он не был никак удивлён.

Что за разврат? Как могут дамы лакеев делить? Кто этому рад? Как грех подобный с человечества смыть? Всюду лукавство, причём повсеместно, поражено гнилью не только государство, и церковь поражена — будет говорить честно. Всякий, кто к власти причастным стремится быть, тот дружен с умением коварства, и этого не сможем изменить, о республике речь или про канувшие в Лету царства. Таков человек, остаётся смирением овладеть — сколько не утекай вода из рек, не сможет порочность людская истлеть.

Совет остаётся усвоить, самый верный из доступных нам, он должен дорого стоить, так поверим Обинье словам. Он говорит — скромным будь. Он велит — гордость позабудь. Он вещает — отставь суету мирян. Он в рифму слагает, хотя порочен без меры был и сам. Годы шли, иначе жизнь воспринималась, уже помыслы воина не злы, одолела мыслями его усталость. Нужен покой, о шалостях следует забыть, не нужно забавляться с жизнью — словно с игрой, вдруг не сможешь на старости себя простить.

О властителях, всё же, Обинье вёл речь. Он не против монархии, и против её был. Сумел он в умелые строки облечь, о чём думал и о чём ещё не забыл. Наследство по праву рождения — это ли не глупость? Разве заслуживает правитель снисхождения, коли он сын короля и ходячая тупость? В его мыслях крови пролитие, пресыщение от власти. Он не думает о подданных, он — кровавый тиран. Он король, но не королевской масти, он от права на владение пребывает постоянно пьян. Конечно, Обинье иного и не мог говорить, покуда зрел бесчинства издыхавших Валуа, он Бурбонов предпочитал чтить, на которых надежды возлагал будто не зря.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Теодор Агриппа д’Обинье «Трагические поэмы. Книга I. Беды» (1616)

Обинье Трагические поэмы

И снова бой, и снова слёзы, и снова дождь, и снова грозы. Звучит набат, и битва мнится, идёт на брата брат, опять беда свершится. Как некогда убитым стался Рем, что лёг под Ромула ударом, так и поныне ясно всем, с чего объято всё пожаром. Ведь ненавидит человек людей, он кровь чужую постоянно льёт, и бить предпочитает он больней, покуда жизнь чужую тем не оборвёт. Таков человек, порядки с рождения его таковы, и длится это из века в век, и независимо от страны. Франция или край другой, варваров стан или республиканская держава, под звуки барана или вой людской, случится обязательно расправа. Придут потомки, где отцы их в счастье жили, оставят лишь обломки, поставят плиты на могилы. И вот так было, повторится ещё не раз, отчего-то сердце вмиг остыло, и в лучшее надежда мимо пронеслась.

Помнит память, чтит подвиг карфагенян, ведает, как ныне славят, тех, кто попирал их земли сам. То Рима дети — сыновья свободных утех, самые прекрасные предки на свете, в чьих поступках триумфа отражается блеск. Они не знали пощады, в доказательство — Колизей. Убивали они для услады, в том числе и своих сыновей. Но знали предел, могущество для них — награда, на край родной редко кто руку поднять смел, да не гнушались, если на пути к цели возникала преграда. Это римляне, среди них кто не вспомнит Нерона? Он сжёг Рим, но не сжигал страну. Теперь милее для души нет злата звона: предают, не чувствуя за предательство вину. Есть войны пострашнее, нежели сражение с врагом, когда противник неприятеля злее — про гражданские ссоры речь поведём. Кто он — сторонник иных представлений? Почему не желает в мире жить? Отчего он против твоих убеждений? Ведь остаётся за то его дни сократить.

К истории любой страны обратись, повсеместно картина одна, словно не Богом дана жизнь, а дал право людям жить как раз Сатана. Хоть на Францию смотри, хоть на государство другое, не отворачивайся — зри, ведь если и делают люди, то непременно плохое. Гласит христианская мораль, дабы жил человек в мире с подобными себе, но этого не случается — жаль. Оттого нетерпение приводит к войне. О собственных нуждах забота, и более ни о чём. Так разве возможно, чтобы кто-то, отправил старые порядки на слом?

Говорить возможно бесконечно — видеть, как топчут всадники урожай. Поступают все беспечно. Пусть сразит страну раздрай. Общество несовершенно, изменить к благим помыслам людей не пытайся, скажи просто откровенно — и содеянному человеком ужасайся. Так делал Обинье, чьи руки по локоть в крови, но он не пел оды войне, высказывал грустные мысли свои. Он видел нравов падение, он пожинал неприятие большинства, отражая во строчках дум впечатление, осознавая — людская масса не права. Его позиция ясна, он на неё право имел, и была в его мыслях война, о том он в «Трагических поэмах» поведать успел.

Почему правда на стороне тех, кто должен быть прав? Не знал современник зверств всех, коим Обинье жил, свидетелем став. Он деяния рейтаров видел, входивших в дома крестьян, и ладно бы кто простых людей обидел, нет — учиняли расправы они там. И вот Монконтур, с которого французов начались беды, не нужен провидец авгур, дабы сказать — породили они подобие дитя Леды. Всем Обинье воздал, отразив Франции печаль, он долго перечислял, чьего горла должна была коснуться в прошлом сталь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Теодор Агриппа д’Обинье «Трагические поэмы. Сочинитель к своей книге» (1616)

Обинье Трагические поэмы

Он сочинил творение. И как же ему быть? Забыть как наваждение? И память о нём смыть? Но не таков Агриппа. Нрава он не таков. Им ни минута не забыта, в его власти магия слов. Он так писал, как до него никто не мог писать. Он сочинял, на тысячу в строках сбивался. Может потому и смог великим он поэтом стать, поскольку ярким поэтом всегда быть старался. Кто же он — Агриппа Обинье? Сей муж не ведом каждому потомку. Не измеришь талант его сотней лье и не сложишь в котомку. Как писал Обинье, с тем разве соловью сравниться. Писал он о добре и о зле, но не мог с несправедливостью смириться. Пришлось ему однажды остановиться, осмысленно всмотреться в горизонт, мудростью греков и римлян он предпочитал насладиться, в мыслях отправляясь на какой-нибудь понт. Там, где-то в выси, где гора Парнас: где музы живут. Оттуда нисходит поэзии Агриппы суть до нас. Герои его поэм в наших сердцах родятся и умрут.

Чем жили греки? Страсти в них кипели, их кровью обагрялись реки. О том мифы донести сумели. Как пожирал детей Фиест, не всякому знать дано, но и поныне детей кто-нибудь ест, будто ему всё равно. Факт сей ужасен, но годы идут, мир по-прежнему мрачен, кровь безвинных лили и льют. Как не вспомнить Тантала, что плотью сына богов кормил? О его поступке мать наших дней не знала, только ей детьми кормить других хватает сил. Страшно представить. Да разве не так? Сколько можно пороки славить, говоря: хватит уж врак. Опомниться нужно. Доколе терпеть? Зажить бы людям дружно, для чего прежде малого нужно только хотеть. И вот Агриппа, находя подобие в былом, с назиданьем до скрипа, начал говорить о горе людском.

А как говорить? Кто услышит его? Можно разве молить — это будет лучше всего. Пожалуйста, прочитайте. Что вы как скот? Полезное для себя узнайте, уверитесь, кто и как худо живёт. Вам Франция ведома? Край вечных бурь. Там зелень с деревьев давно уже срезана, несмотря на июль. Там всё зачахло, к чему прикоснулась рука. А ведь как раньше пахло, и поступь путника была легка. Тому есть причины — они до ужаса страшны. Потому от Франции остались лишь руины, как последствия незатихающей войны.

Об этом успеет Обинье рассказать, он собрал достаточно поэм. Только нужно иметь желание знать, подошёл к осознанию этого Агриппа с чем. Жил он ярко, буквально горел, было всем вкруг него жарко, и не всякий, с ним бывший рядом, остался цел. Обидно до боли, и боль обидна сама, благо не лишился разум воли, нашлись у Агриппы слова. Он брал начало, он знал о чём сообщить, одно его угнетало, не смогут люди его за правду простить. Таковы обстоятельства — проще скрыть их от глаз, то не станет подобием предательства: не в данный момент и не в нынешний час. Обинье не молчал — он обличал ложь, он потому рупором правды стал, от которой по телу разносится дрожь.

Отставим дела, прикоснёмся к реалиям дней, так было всегда, а ведь сколько сменилось людей. Такие же страсти, о том же заботы, и нет душе сласти, сплошь горя полноты. Пройдут века, Обинье останется в памяти точно, хватит ещё людям поступков зверья, ибо сидит зверь в человека помыслах прочно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Загоскин «Три жениха» (1835), «Официальный обед» (1841)

Загоскин Три жениха

В некоторых повестях Загоскин тяготел к драматургии. Текст напрямую сбивался в характерную для построения пьес форму. Действие превращалось в беседу определённых задействованных в разговоре лиц, тогда как прочее отходило на второй план. Лучше всего такой подход к творчеству заметен по произведениям «Три жениха» и «Официальный обед».

«Три жениха» — это наставительное повествование, служащее ярким объяснением пословицы про двух зайцев, за которыми если погонишься, то ни одного из них не поймаешь. Суть в том, что женитьба для русского дворянства — это способ поправить положение в обществе, не только самих вступающих в брак, но и всего многочисленного семейства. И как не возрадоваться, когда есть возможность постараться обрести самое лучшее от всех возможных вариантов. Именно таким образом будет обстоять дело в повести у Загоскина. Покуда к одной невесте сватаются три примечательных жениха, от каждого можно потребовать определённых обязательств, тем способствуя дальнейшему процветанию, даже в случае совершения выбора в пользу другого жениха.

Вот тогда и встанет перед глазами читателя пословица о двух зайцах. Вполне может оказаться, что желая обрести изобилие возможностей, в итоге останешься вовсе без всего, а то ещё и с грузом проблем. По такому сценарию действие и развивается. Пусть и казалось изначально — надо пользоваться любыми возможностями, лишь бы обеспечить собственное благополучие. На самом деле получалось иначе — играя с судьбой, начинаешь проигрывать там, где никогда не думал оказаться в числе потерпевших поражение.

Остаётся единственное — соглашайтесь с предлагаемым вам вариантом как можно скорее, не стараясь выгадать. А то получится в сходном виде, как оно случилось с терзаемыми выбором действующими лицами у Загоскина. Не гонитесь за двумя зайцами! Вам хватит и одного из них, а другому позвольте остаться вне вашей сферы интересов.

К вопросу о взаимоотношениях между мужчинами и женщинами Михаил вернулся в повести «Официальный обед». Несмотря на рваное повествование, концентрации внимания читателя на посторонних сюжетных размышлениях, удастся вычленить только самое важное, каким бы надуманным оно не показалось. Важнее видеть попытки устроить личную жизнь через брак, учитывая то обстоятельство, что не всегда социальное положение или финансовое благополучие рассматривается в качестве приоритетной составляющей, порою ценятся обыкновенные человеческие качества, вроде внешней привлекательности или общего благоприятного впечатления.

Допустим, невеста ищет в мужья красавца. Но будет ли она с ним счастлива? Жизненные наблюдения показывают — чем менее красив муж, тем более счастливой оказывается жена. Объяснять такую логику не требуется. Но тогда можно подумать, что и в случае наоборот, если менее красива жена, то муж более счастлив, хотя никто не возьмётся рассуждать именно так, понимая различие в мировосприятии между мужчиной и женщиной.

Как не пытайся рассуждать, в коротком монологе дать взвешенный ответ не сможешь. Для этого потребуется исписать никак не меньше страниц, чем то сделал Загоскин, создавая тот же «Официальный обед». Однако, несмотря на объём, произведение не несёт глубокой смысловой нагрузки, оставаясь преимущественно художественной работой. С нею можно ознакомиться, ответить на заданные кем-то вопросы (если чтение было не на добровольных началах), а после забыть, толком не вынеся морали, поскольку оная в некоторых произведениях обнаружена быть не может, как в случае с «Официальным обедом».

Касательно «Официального обеда» нужно пояснить ещё и то, что Загоскиным позже было пересмотрено содержание повести, получившей уже другое название — «Заштатный город».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Загоскин «Вечер на Хопре» (1834)

Загоскин Вечер на Хопре

Раз пошла речь о могилах, то давайте поговорим о нежити. Отнюдь, не Гоголь открыл жанр произведений об умертвиях для России, то сделал до него сам русский народ, издавна пересказывавший сказки о мертвецах, русалках и прочей чертовщине. Свой вклад решил внести и Загоскин. В его произведении собрались люди где-то в предместьях реки Хопёр и стали рассказывать друг другу страшные истории, при этом каждый раз сомневаясь в существовании потусторонней силы, однако всё-таки сохраняя уверенность — реальность чертовщины исключать не стоит. Может просто не каждому довелось с подобным столкнуться. Читатель будет постоянно находить подтверждение опровержению и при этом всё-таки знакомиться с историями, возможно имевшими место быть на самом деле.

Итак, повествование об умертвиях должно начинаться с кладбища. Именно там должны обитать ожившие мертвецы. У страха, как известно, глаза велики. Посему за нежить можно принять и пьяницу, буквально похожего на восставшего из могилы упыря. А при недостатке освещения и исходящему от его дыхания смраду — и подавно в том убедишься. Тут нужно не терять головы, брать себя в руки и не бежать без оглядки, чтобы не оказаться обсмеянным. Но сомнение остаётся. Поскольку Загоскин расскажет о пане Твардовском — персонаже польских легенд, будто продавшем душу дьяволу.

Всякая добротная история начинается издалека — с отвлекающих моментов, призванных расслабить читателя перед шокирующими обстоятельствами. Так и Михаил повеселил читающую публику, поведав про жену военного, сопровождавшую мужа в походах. Как раз для неё и будет искаться постой. Причём как раз в имении, построенном из разрушенного местопребывания того самого пана Твардовского. Надо ли говорить, что ночью в стенах разыгралось представление, ничем не уступающее «Вию»? Вроде бы история на похожа не выдумку, однако Загоскин призывает проверять все обстоятельства. И то, что очевидец падает в обморок и просыпается по утру, ещё не значит, будто его напугали хозяева имения, не желавшие никого принимать на постой.

Скепсис всегда возобладает. Это объясняется в истории с привидением, обитающем в одном итальянском поместье. Будто бы оно проходит сквозь стены, что уже не позволяет сомневаться в его существовании. Снова Михаил выступал с позиции сомневающегося. Он даже подробно объяснил механизм, как можно ходить «сквозь стены», когда в оных нет ни дверей, ни какой-либо иной возможности пробраться напрямую в соседнюю комнату. Для претворения плана в жизнь нужно иметь больше людей, остальное — дело техники. Опять же, нужно забыть про страх и не бояться лично разбираться с устраиваемым лично для тебя представлением.

И всё-таки требуется история, исключающая любое сомнение. Осталось рассказать о событии, услышанном от очевидца. Как читатель отнесётся к тому, будто кому-то удалось стать свидетелем действительной чертовщины? Её суть в том, что завзятому театралу было назначено явиться на представление знаменитой иностранной актрисы. Причём оно назначено на тот день, когда в России по религиозным соображениям веселья не устраивают. Более того, окажется, что на том представлении соберутся величайшие люди, но уже успевшие умереть. Напоследок выяснится, что и актриса к моменту выхода на сцену уже не числилась в живых, к тому же умерла она и не в России. Как-то это можно объяснить? Покуда сам с таковым не столкнёшься — всё равно не поверишь.

Как теперь читателю относиться к «Вечеру на Хопре»? Пусть истории от Загоскина останутся байками, слегка пощекотавшими воображение.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 35 36 37 38 39 98