trounin.ru

Хронологически выверенных собраний сочинений Булгарина словно не существует в природе. Вместо этого, согласно прижизненных изданий, приходится постоянно возвращаться. Надеясь много после, воспользовавшись, к примеру, данным трудом, придти к единому варианту знакомства с литературными опытами Фаддея. Ибо он сам — Булгарин — предпочитал сообщать информацию по определённому принципу: если повествование касается путешествий, значит оные должны быть опубликованными сообща, и далее согласно такому же принципу. Однако, читатель волен сам решать, каким способом лучше воспользоваться. Пока предлагается запастись терпением — итоговый вариант обязательно случится, а сейчас нужно внимать только сему.

1823 год, помимо прочего, есть произведение «Лотерейный билет, или Люди, так как они есть» — это отрывок из несуществующей комедии. Судя из названия ясно, речь Булгарин вёл о нравах. О том же сообщается в произведении за 1824 год — «Предрассудки, или Что встарь, то и ныне», где Фаддеем использован герой комедий Загоскина — Богатонов. Специально для читателя высмеивались человеческие предрассудки. Если встать с левой ноги — будто бы жди неприятностей в течение дня. Ежели кошка намывается — будут гости. Собака завоет — быть покойнику. А соль рассыпалась — случится ссора. Что на это скажешь? И в пустыне среди барханов найдутся свои приметы, имеющие схожее значение. Принимать их всерьёз — слыть посмешищем для окружающих.

В 1825 году Булгарин продолжил фантастические изыскания, опубликовав «Невероятные небылицы, или Путешествие к средоточию земли». Ясно ведь, на земле так много всего поныне неизученного, что осваивать прочие пространства довольно бессмысленно. Зачем тогда человеку мечтать о полётах, плавании на дно океана или углубляться в центр планеты? Размышляя об этом, Фаддей всё-таки поведал историю, будто бы случившуюся нечаянно. Группа людей оказалась на неком острове, вошла в пещеру и повстречалась там с местными разумными обитателями, никогда не выходившими на поверхность. Разумеется, всё это вольная фантазия, не имеющая отношения к действительности. Но и тут смотря какую цель при чтении преследовать. Всякая фантастика — речь о хорошей фантастике — сообщает читателю о проблемах современного автору общества, переосмысленные эзоповым языком. Булгарин должен был придерживаться такого же мнения, чему свидетелем читатель стал ранее, ознакомившись за год до того с приключениями человека, попавшего в XXIX век.

Тот же 1825 год — это и прочие произведения Фаддея. «Характерные маски» — про устройство жизни, все мы ходим в масках, которые обязательно ближе к смерти снимаем. «Подарки в Новый год.» — письмо к издателю с перечнем вещей, чаще книг, с указанием цен по каждой позиции. «Обновы, или Так водится» — про наряды нынешних дней. Помимо них написаны: «Краткий разговор об обширном предмете», «Философический взгляд за кулисы», «Путешествие из райка в ложу первого яруса».

Тогда же Булгарин предпринимал путешествия: «Прогулка в Екатерингоф, 1-го мая», «Поездка в Парголово, 21 июня» и «Поездка в Петергоф, 22 июля» — являющиеся по сути письмами. Адресатами сообщений выступили Свиньин и Грибоедов. Сообщалось в меру важное, скорее выражаемое испытанными впечатлениями. Иной раз Булгарин тяготел к этнографии, выясняя историческую составляющую им увиденного. Так, допустим, про владения Шувалова он стремился выяснить: как, когда и откуда туда пришли первые крестьяне.

Как становится понятным, Булгарин фиксировал нравы людей, населявших Россию. Особого он в них не находил, поскольку схожее получится найти в любой стране, предварительно изменив кое-какие обстоятельства. Сущность человека всё равно останется прежней. А коли так — не помешает продолжить писать в якобы разоблачительном тоне. Кому нужно, тот поймёт, о чём Фаддей ему старался рассказать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В начале своей деятельности Булгарин уже писал на тему засилья французов в России. Даже события французского вторжения и разрушительной деятельности не оказали соответствующих должными случиться последствий, наоборот, ничего в сущности не изменилось. Ещё в 1823 году Фаддей писал «Отрывки из путевых записок французского путешественника», оставшиеся без завершения. Для сборника сочинений, что был опубликован в 1844 году, Булгарин предложил повествование схожего содержания, но рассматривающего ситуацию под прямым углом. Читателю сразу сообщалось — дворян в Россию едут учить малограмотные гувернёры.

Даётся представление о молодом французе. Он ничего не знает и не умеет. Куда такому податься? На его счастье ему случилось беседовать с богатым соотечественником. Тот добрую часть жизни провёл в России, подняв солидный капитал. И он советует молодому французу отбросить сомнения и ехать в Россию на заработки. Но как? Без знаний и умений? Конечно: был дан ему ответ. Ныне состоятельный соотечественник некогда мало понимал и умел, да и сейчас он лучше не стал. Единственное требование — знать французский язык. Более того, если хоть сейчас половина Франции отправится в Россию, ещё останутся места, где в них будут нуждаться. Как же тогда не ехать? И представленный вниманию читателя молодой француз поехал.

К чести героя повествования, он — не совсем безродный юнец совершенно из себя ничего не представляющий. Отнюдь, до революции его родители были из дворян, содержали имение и слыли за богатых людей. Какое-никакое образование они всё же сумели дать сыну. Поэтому, на фоне едущих в Россию, он будет выделяться. А ведь с кем он только не плыл на корабле… С иными стыдно было беседы вести, настолько собравшийся сброд поражал необразованностью. Что же, каждый из них окажется при месте, будет накормлен и едва ли не обожествлён — настолько трепетно относились к французам русские дворяне.

Что до непосредственно дальнейших похождений французского гувернёра во время пребывания в России — есть сумбурное авторское изложение российской действительности. Ничего нового и поучительного уже сверх изначально данной информации быть сообщённым не могло. Герой повествования действительно быстро найдёт работу, иное читателя будет мало интересовать. Да и засилье французов уже должно было идти на спад, если весь труд Булгарин не написал ещё в 1823 году, опасаясь его полной публикации. Если интересна причина, то она могла заключаться в самом Фаддее. Чем он лучше иностранцев, приехавших в Россию из-за рубежа? Пусть он вроде российского поданного, но сызмальства он для русских, что тот же француз, только заранее отталкивающего свойства, ибо скорее воспринимался в качестве ополяченного белоруса.

Но если сей труд написан уже в сороковых годах, он терял значение. Скорее тут стоит говорить о позднем осуждении галломании, тогда как прежние поколения не скрывали ненависти к слепому следованию россиян моде на всё французское. Никаких истин Булгарин не открывал. Даже можно говорить, он мог быть свидетелем оного, мог и читать об оном. Редкий автор не упоминал повсеместного засилья французов. Может потому Фаддей и не публиковал сию работу, не воспринимаемой никем за нужную. Уж лучше смотреть в будущее, чем указывать людям на прошлое. Ведь возвращение галломании всегда возможно снова, либо увлечения культурой иного народа, к которому прикипит душа русского человека. Вот скажи об этом Булгарин, был бы он многократно прав. Такой момент обязательно настанет — с единственным исключением: бездарность по отношению к себе русские терпеть точно не должны.

Автор: Константин Трунин

» Read more

У Пушкина был цикл произведений, имеющий общее заглавие «Повести покойного Ивана Петровича Белкина», которые первоначально и принимались написанными неким безвестным литератором. Похожая ситуация случилась с Михаилом, чьи «Записки Богдана Ильича Бельского, издаваемые М. Н. Загоскиным», именуемые ныне «Москва и москвичи», публиковались при почти схожем мнении, будто Загоскин выступал в качестве издателя, а их автором был некий безвестный литератор. Что же, появилась даже необходимость доказывать, кто всё-таки был подлинным автором. Вдруг в самом деле Бельский? А Загоскин использовал своё имя сугубо для улучшения книжных продаж. У потомка и вовсе сложилось собственное мнение: Загоскин начал, а Бельский продолжил. Иным образом сложно объяснить, отчего, с интересом сообщаемый текст произведения, уже ближе к середине повествования — и далее — приобрёл вид унылого действия.

Начинаются записки с особого события в истории Москвы — она была практически полностью сожжена французами в 1812 году. Случилось то скорее на благо города, так как имевший до того довольно неупорядоченный вид, он стал преображаться на глазах, возводимый согласно осознания его в качестве древней столицы Руси. По былому великолепию требовалось и великолепие нынешнее. Вот, в новом уже городе, с 1814 года поселился Бельский, выбрав для обитания район Пресненских прудов. Жил он одиноко, так и не найдя девушки, способной стать его супругой. Причину того Богдан Ильич объяснил просто — желаемой им прелестницы тогда среди барышень не существовало. Он хотел образованную, знающую русскую и иностранную культуру, способную беседовать с ним на равных. Вместо чего он встречал лишь разбирающихся в заграничном образе жизни, щебечущих по-французски, в меру отягощённых интеллектом, либо их противоположность — пустоголовых русских дворянок, толком не представлявших жизнь далее данного им с рождения местопребывания. Не раз после Бельский находил соответствующих его вкусу девушек, согласно изменений в обществе полюбивших культуру России, да сам к тому моменту для них уже успел состариться. Потому ничего другого Богдану Ильичу не оставалось, как созерцать действительность. И теперь, через Загоскина, поделиться собственным мнением с читателем.

Смотрел он на Москву — как на особый город. Её красотами мог подивиться француз, а для жителя Санкт-Петербурга Москва приравнивалась к провинции. Из осознания этого обстоятельства следовали соответствующие выводы. Нашёл Бельский возможность рассказать о мифах становления Москвы. Кем же она основана? Сейчас придерживаются версии про князя Юрия Долгорукого. Тем не менее, ряд исследователей полагал основателем города непосредственно Олега — соратника Рюрика и наставника его сына Игоря. Нашёл Бельский возможность порассуждать и о русских. Кто-то их род ведёт даже от Менелая. Тогда как для Богдана Ильича в том нет затруднения — все люди происходят от Адама, потому всякий спор на данную тему лишён смысла.

Отдельный разговор — дорога из Москвы в Санкт-Петербург. Это сущее проклятие. Нужно делать запасы, а потом уже отправляться в путь. Затеяв беседу, Бельский пожелал обсудить скорее тему дилижансов — весьма удобный способ для передвижения по просторам России. Кусается цена проезда, особенно выставляемая за багажный билет, рассчитываемый по весу клади. И не зря, ведь русский человек чего только не возьмёт с собой, просто на всякий случай, вдруг именно оно ему пригодится.

Ещё один разговор — клубы Москвы. Например, существовал английский клуб, членом которого стать было весьма непросто. Порою люди ожидали по несколько десятков лет, иногда его членами так и не становясь. Впрочем, говорить об этом, как и о многом другом, уместившемся на протяжении записок — дело напрасное. Лучше читателю самому ознакомиться с содержанием, особенно при интересе узнать о житие-бытие москвичей первой половины XIX века.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Война 1812 года — не суть важный с исторической точки зрения конфликт — это один из эпизодов столкновений политики Александра I с планами по гегемонии над Европой Наполеона. Куда важнее проследить, что вообще предваряло данное противостояние. Подмогой в том может оказаться роман Рафаила Зотова, повествующий о разжалованном в рядовые Леониде Волосове, принимавшем участие в боях сперва за русскую армию, а после заключения Тильзитского мира, перешедшим в число подданных Наполеона. Всё это имело место до 1812 года. Сами события на страницах произведения начинаются в 1806 году — накануне обострения франко-прусских отношений, в которых важное значение имело участие российской стороны. Теперь название местечка Прейсиш-Эйлау мало значит для потомка, но для современника тех дней его упоминание пробуждало гордость за успехи русского оружия. Некогда яркий эпизод былого — померк. В памяти его заменили сожжение Москвы и Бородино, тогда как до прочего дела нет. Что же, Зотов отчасти восстановил историческую справедливость, детально описав некоторые моменты из русско-французских отношений вторых шести из первых двенадцати лет XIX века.

Зотов писал роман для мужчин и женщин одновременно. Рафаил стремился охватить читателя разносторонностью повествования. Слабый пол привлекут взаимоотношения Леонида с девушками, сложности его положения, выраженные в любви к одной, женитьбе на другой и происходящими с ним горестными событиями в общем. Сильный пол заинтересуется историческими выкладками, глазами современника тех дней раскрывающих важность свершавшихся тогда обстоятельств. Подумать только, храбрый русский солдат воевал с храбрыми солдатами всей Европы, нисколько их не устрашаясь, к тому же и действуя из лучших побуждений, понимая, за враждой обязательно следует видеть дружбу, ведь с боевыми действиями будет обязательно покончено, и жить предстоит дальше, не испытывая былой ненависти. Таковы уж были европейские войны, далёкие от обоюдной ненависти. Хотя, писатели-романисты могли приукрашивать действительность, описывая сцены далеко не тем образом, как они случались на самом деле.

Что видит читатель? Воюющие умеют найти общий язык — большей части из них известен французский. Сражаясь с поляком, Леонид вдруг находит в противнике товарища, способного приютить и дать отдохновение. Даже имея встречу с Наполеоном на поле боя, Леонид щадит французского императора, убеждая его отказаться от продолжения атаки. Тот же Леонид будет иметь беседу с Александром I, не заслужив порицания за проявление милости к Наполеону, поскольку побеждать следует честно, показывая силу тактики и воинского мастерства, а не демонстрировать возможности, прикрываясь одиночными диверсионными вылазками. Уж такова тогда была война. Потому читатель нисколько не удивится, став свидетелем перехода Леонида во французское подданство. Кто же тогда знал, как сложится дальнейшая судьба империй. Александр I и не думал обрести в Наполеоне снова соперника, ибо Тильзитский мир стал демонстрацией заключения продолжительных дружеских отношений.

И всё же обострение отношений случится. Немецкие и австрийские земли не смирятся с властью Наполеона. А к 1812 году обозначится поход Наполеона на Россию, шедшего по той же польской грязи, которая не давала ему покоя за шесть лет до того. Зотов описал, как советники пытались отговорить Наполеона. Да, Россию можно сломить, но её народ сломить не получится. Случится Бородинское сражение (оно же Можайское или Москворецкое), затем французы войдут в Москву, после пожар и спешное отступление с потерей армии в полмиллиона человек. Леонид будет появляться в разных местах, становясь очевидцем крушения Наполеона — он узрит множество трупов, не убитых и растерзанных, а умерших голодной смертью, либо околев от мороза.

Так вкратце можно рассказать о романе Зотова про некоторые черты из жизни Наполеона. Разумеется, это поверхностное обозрение, тогда как шесть сотен страниц легко не анализируются, особенно наполненные множеством случающихся на них событий.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Имени Василия Тредиаковского звучать много громче, выбирай он для перевода литературные труды, судьба которых не сложилась бы столь печально для российского обывателя. Пусть его имя оставалось на слуху у современников, да и поныне оно гремит из-за споров вокруг русского языка и стихосложения с Сумароковым и Ломоносовым, сам он остаётся мало кем из потомков воспринимаем. Считается, что основная его работа — это перевод сочинений Шарля Роллена: десятитомной «Древней истории» и пятнадцатитомной «Римской истории». Но судьба трудов Роллена осталась смутной, поныне доступной лишь в вариантах, последний из которых относится к двадцатым годам XIX века. Потому и в отношении Тредиаковского применимо сходное мнение. Прочие переводы почили в аналогичной безвестности, ныне интересные только причастным лицам, и то чаще по роду их обязательств перед необходимостью изучения наследия российских авторов XVIII века.

В 1752 году Василий перевёл первое действие комедии «Евнух» за авторством Теренция. Представленная вниманию событийность произведения скорее должна была навевать на читателя скуку. Потому лучше вспомнить про написанную двумя годами позднее «Феоптию» — оригинальную стихотворную работу Василия, пропитанную философскими воззрениями западных европейцев, в особенности Картезия. Можно даже сказать, что как Лукреций донёс до читателя представления древних греков о мире, таким же образом поступил Тредиаковский. Основное смысловое содержание, согласно его же названия, обоснование бесспорного существования Бога. Другая часть произведения касалась раскрытия физиологии по Картезию, опять же. Василий стремился просвещать общество? Так или иначе, его задор просуществовал короткий отрезок времени — ныне его деятельность по популяризации науки при обязательной вере в Бога совершенно не ценится.

Есть в критическом активе Василия «Письмо, в котором содержится рассуждение о стихотворении, поныне на свет изданном от автора двух од, двух трагедий и двух эпистол, писанное от приятеля к приятелю» за 1750 года. Тредиаковский крайне негативно выступил в адрес Сумарокова, в мельчайших деталях разобрав его драматургическое произведение «Тресотиниус». В совокупности Василий выразил всю ненависть, с нему испытываемую, указав на огрехи, допускаемые повсеместно, хоть даже взять оды Сумарокова или адаптацию им псалмов. Причём настолько Василий въедливо подошёл, что указывал, где нужно ставить знаки препинания, либо заменять их на иные. Высказавшись в волю, употребляя и такое слово — как «афедрон» (седалище), Василий счёл вполне возможным и такую реакцию на его критику, которая может статься вполне себе похвалой.

Завершить знакомство с творчеством Тредиаковского можно его письмами. Писались они на разных языках. Самое раннее датируется 1731 годом. Василий писал И.-Д. Шумахеру, высказываясь касательно сделанного им перевода «Езды в остров Любви», благодаря за приобретённый экземпляр. В следующих письмах Шумахеру Василий негодовал на мнение общественности, усмотревший в данном произведении развратные моменты, из-за которых молодёжь предастся схожим будто бы отвратительным поступкам.

Сохранилось письмо к императрице Анне Иоанновне от 1740 года. Тредиаковский пожаловался на избиение его кабинет-министром Артемием Волынским, а также последующей экзекуцией, продолжившейся после заключения под стражу. В 1743 году Василий обращался за одолжением к Кантемиру. Последующие письма касались в основном составленного им к тому моменту творческого наследия, вроде печати переведённых исторических томов Шарля Роллена.

Как видно, Тредиаковский оставался среди современников влиятельной фигурой, с чьими творческими порывами редко соглашались. Василий желал творить, неизменно вынужденный сталкиваться с авторитетным мнением оппонентов. Он предпринимал всё новые попытки упрочить весомость собственного суждения, раз за разом терпя поражение. Он так и проиграл борьбу, не сумев расположить к себе ни высших лиц государства, ни простого читателя. Да и потомок о нём практически ничего не знает. Но достаточно и того, что о нём вообще помнят. Уже это хорошо.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Выродившийся нигилизм напугал общество! Раньше нигилисты шли в никуда. Они представлялись аморфной массой, не способной продолжить дела прежних поколений, добровольно согласившиеся подпасть под влияние ниспосылаемого на них. Но вдруг. Практически из ниоткуда. А может никто не следил за развитием брожения мысли в умах молодёжи, грянуло убийство студента Иванова, к 1871 году ставшее громко звучащим Нечаевским делом. Общество начало осознавать — какая напасть грозит дальнейшему спокойному существованию под крылом царя-реформатора Александра II. Достоевский после по мотивам напишет «Бесов», а Лесков уже спешно создавал роман «На ножах». Чего только ему не пришлось испытать, ибо замысел встречал повсеместное сопротивление, в том числе и в издававшем произведение журнале «Русский вестник». Ещё не успело сформироваться устойчивого мнения касательно произошедшего события, судебное разбирательство только готовилось, не став широким достоянием общественности. Читатель не желал принять романа на подобную тему. Всё-таки не мог выродиться нигилизм. Общество, как всегда, успокаивало себя отказом видеть очевидное. Что же, таковая слепота приведёт к самым печальным последствиям уже через одиннадцать лет, а пока Лесков спешно писал «На ножах», оказавшись на этот раз небывало многоречивым.

На самом деле, при громкости сообщаемой информации о замысле Лескова, сам роман вышел на удручение блеклым. Николай не писал в сжатой форме, сообщая информацию по существу. Он опять напомнил манеру изложения, испробованную на другом громком его произведении — «Некуда». Смысл у него прятался не между строк, а должен был быть отжат из сообщаемых слов, из-за обилия которых такое действие сделать довольно затруднительно. Всё-таки, Лесков взялся за важную тему, позволяя читателю истомиться ожиданием развития событий. Пока предстояло внимать сытой жизни молодой дамы, имеющей всё ей требуемое. К такой с пустыми просьбами подходить бессмысленно. Однако, ход мысли заранее ошибочен. Наоборот, кому всего хватает, тому недостаёт острых впечатлений. Но даже если и этого в избытке, тогда огонь в глазах зажжёт пробуждение памяти о былом. Так на страницах романа подготавливается трагедия, близко сходная с уже тут упомянутым Нечаевским делом.

Когда не видишь смысла в жизни, начинаешь творить непотребства. Вот кого показал теперь Лесков? В его героях присутствует истинная отрешённость от всего, смешанная со стремлением к самоуничтожению. Всему следует быть повергнутым во прах. Потому не возникает жалости даже к себе. Быть убитым? Это не станет проблемой. Даже лучше — нигилист специально полезет на рожон. Его попросят кого-то задушить? Задушит! Сперва он свернёт шею животному, а там — в перспективе — и человеку. Как же это следует трактовать?

Очень просто. Изначально являясь аморфной массой, то есть сохраняя нейтралитет абсолютно ко всему, нигилистическое течение мысли перешло к следующему значению с отрицательным знаком. Так родилось движение, ежели как и именуемое, то скорее анархией. Для современников Лескова оно пока ещё оставалось выродившимся нигилизмом, хотя существование радикализма в отношении его под большим сомнением. Историю не перепишешь, потому нужно остановиться на том факте, что социальный взрыв произошёл, а его взрывная волна захватывала умы молодёжи. Скоро во всю развернётся террор различных движений народовольцев. Пока же общество даже не понимало, каким будет суд по Нечаевскому делу.

Ум бродит вне связи с разумом — яркая характеристика для идей, отрицающих плавный переход от одного состояния к другому. Десять лет — это малый срок, чтобы сформироваться единой мысли для многих людей. А вот лет через тридцать-сорок выродившийся нигилизм точно дозреет до масштабного противодействия государственному режиму. Впрочем, так далеко заглядывать не стоит — в 1869 году был сделан самый первый шаг.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Должно быть очевидно, в одиночку не создашь вороха прекрасных мгновений. Будь хоть семи пядей во лбу, требуется потрясающая гениальность, позволяющая писать так, словно это является для тебя воздухом. Да мало писать, ибо результат всякой жизнедеятельности известен — это отравляющие организм вещества. Примерно так же происходит и с гениальными людьми, вынужденными выбрасывать из себя абсолютно все мысли, невзирая на их качество. Обрадовав читателя предисловием и «Утром жениха и утром невесты», Полевой дополнял первую часть «Нового живописца общества и литературы» по остаточному принципу. Он испытывал необходимость иметь материал, не придавая значения его достоинству. Это надо понимать и так, что неважен продукт, который ты взялся продавать, главное озаботиться его реализацией. Потому и есть частично привлекающее внимание в содержании, тогда как большая часть скорее всего современниками Николая пролистывалась.

Сразу после предисловия издание давало возможность ознакомиться с пасторальной беллетристикой «Новый год», отдельно датированной 1826 годом. Без проявления особой фантазии, сугубо созидая по принципу отражения увиденного, Полевой дал читателю почувствовать ожидание чего-то стоящего. Следом за «Новым годом» располагалось сатирическое произведение «Утро жениха и утро невесты», окончательно настроившее читателя на нужный Николаю лад. Однако, далее возник провал. Развлечь читателя Полевой уже не мог, воспользовавшись тем самым остаточным принципом. Он наполнил издание до должного уровня, и настала пора задуматься о привлечении внимания. И всё же нужно кратко вспомнить, чем Полевой дополнил содержание.

Обличение пороков общества продолжилось беседой «Людские советы. Небольшое драматическое представление, какие разыгрываются перед нашими глазами всякий день». Действие построено вокруг проблем А., спрашивавшего совет у дяди, тёти и друга. Те отвечали ему в нравственно-наставительной манере. А вот следующая работа «Жена и должность, должность и жена. Происшествие выдуманное и никогда небывалое, а потому и представляемое в виде водевиля» уже истинно веселило читателя. Подумать только, чета помещиков приехала на приём к знатному вельможе, надеясь изыскать карьерный рост для отца семейства. Остальное — фривольность осуждаемых женских нравов, превративших действие в фарс.

Следующее произведение — «Снимки с того, что иногда встречается в свете». Полевой взял два события, зафиксировав их для читателя. В первом он показал существование почтенных людей, оказывающихся гнилыми. Во втором — обсудил проблематику синекуры, доступной малому кругу, противопоставляемой действительно важному труду, традиционно оцениваемому крайне низко. Николай открытым текстом сказал, что лучше стать чиновником, тем облегчив существование, гарантирующее безбедную жизнь. Но подобный стиль изложения не совсем нравится читателю. Причина в необходимости самостоятельно раскрывать порочность обстоятельств, нежели видеть их предварительно разжёванными. Полевой словно опасался, будто его не поймут, поэтому неизменно писал открытым текстом.

Произведением «Гостья после бала. Аллегорическая сказка» Николай напомнил про существование совести. Про неё же повёл речь в повествовании «Самые обыкновенные события», где показано, как много не делай для других, всё равно виноватым окажешься. Дополняют содержание «Два письма от Авдея Фомича Прицепкина к Карпу Ефремовичу Ухорезову», в том числе и раздел «Всякая всячина», вместивший разное, особенно примечательное анекдотами про Наполеона. Читателю задавался вопрос: ежели Наполеон так неумерен в аппетитах, то, если он умерил бы аппетиты, был бы он тогда на троне? Кроме того, Николай делится мыслями о том, что такое излишество, учтивость, этикет и о прочем.

Ещё раз нужно повторить, самостоятельно создавать такой объём информации трудно, тем более с требуемой от автора регулярностью. Впрочем, в подобном духе трудились, например, английские литераторы. Правда они прославились написанием протяжённых историй. В случае Полевого оказалось несколько иначе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Самое яркое произведение первой части «Нового живописца общества и литературы» — это «Утро жениха и утро невесты», где читатель должен был узнать, как ныне стало принято не жениться или выходить замуж, а «сделать прекрасную партию». Как же прогнило всё кругом, ежели создаваемый во имя будущего счастья брак, зиждется на меркантильных принципах. То есть обе стороны ожидаемого супружества словно не замечают происходящего вокруг, неизвестно для чего веруя в удачно выпавший шанс разрешить все проблемы разом, связав себя семейными обязательствами. Вот к тому то и вёл речь Полевой, что ничего подобного не произойдёт. Тут скорее вспомнятся пушкинские строки — я сам обманываться рад — написанные незадолго до сатирического пасса Николая. В схожих ситуациях оказываются оба — жених и невеста. Каждый из них желает выгадать, а не деле становится заложником ситуации. Было бы интересно посмотреть на продолжение совместной жизни таковых людей, но, думается, там сплошная взаимная ненависть.

Итак, рассказчику довелось побывать в Москве. Он — лицо известное. Нет, не так! Он известен по публикациям, тогда как в лицо его могут и не узнать. Вот прибыл он в Москву и сразу же был приглашён к некоему товарищу, тот желал ему выразить своё почтение, по случаю обрадовав ожидаемым событием — он готовится «сделать прекрасную партию». Сие намерение похвально, да рассказчик не понимал — какой резон ему быть причастным, коли он жениха видит в первый раз. И тот, надо сказать, не имел представления о внешности приглашённого к нему известного человека. Ему хватило знания о громкости имени, тогда как цель имел довольно прозаическую. Окажется, жених желал занять крупную сумму. Не поразительно ли это? Выдернуть из жизни человека, чтобы без стеснения потребовать с него денег? Буквально! Потребовать! Слово «попросить» тут вовсе неуместно. Ох уж эти времена и нравы желающих «сделать прекрасную партию», надеющихся после окупить затраты на свадебное торжество.

Рассказчик не был скуп, он бы может и дал взаймы, и может даже под процент. Чего сделать не успел. Жених сразу предупредил его — ему уже знакомый делал предложение, потребовав огромный процент за заём. С таким человеком он решительно не желает продолжать знакомство. А коли и рассказчик не желает ему дать взаймы, то на кой чёрт он нужен? Мягко говоря, пусть идёт, куда прежде шёл. И рассказчик пойдёт, будучи перехвачен неким князем.

Кто же тот князь? Удивительное совпадение — отец невесты. Имея четырёх дочерей, он желает избавиться хотя бы от одной. К тому же случилась радость — её возжелал молодой человек, способный из своих средств покрыть свадебные издержки. Что он сам даст? Помимо дочери самую малость — имение в захолустье и пару тысяч крестьянских душ, а то и вовсе менее того. Что осталось думать рассказчику? О тлетворности сущего — прозябающего в бесцельности, постоянно надеясь выгадать за счёт других, кто в конечном счёте через последних участников цепочки выгадает непосредственно на тебе.

Не позабавил ли общество Полевой? Определённо ему это удалось. Все эти желающие «сделать прекрасную партию» казались ему противными, либо без такового чувства, зато с явным непониманием, зачем закрывать друг другу глаза, при явной необходимости понять — лучшей доли за просто так никто давать не собирается. Безусловно, случается разное. Иная невеста действительно принесёт барыш, да скорее, вместо обещанных за нею крестьян, получишь полный комплект мёртвых душ.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Судьба поэта тяжела — нет лёгкости в судьбе поэта. Не знает радости творца — он жертва глупого навета. Ему желается творить — парить в душе желает. Не может только он забыть, какого зла ему судьба желает. Гонимый он — творец! О справедливости забыл. Он как детей своих отец, которому от чад рождённых свет не мил. Издушен он, пленён печалью. И громок стон, сокрытый за вуалью. Но делать нечего — судьба! Гонимым должен оставаться. Пусть вспоминают иногда, иначе остаётся ужасаться. Подобных множество, один из них — Херасков. Он не создал убожество, и разве кто к поэту ласков? Забит при жизни, по смерти забыт, судьба сложилась горько для него, никто о нём теперь не говорит. Творил он всё же для кого? Потехи собственных желаний, творя на благо, правда лишь во вред, ныне он — предмет исканий, словно не было поэта. Хераскова поэта словно нет!

Творил Михайло, не каждый слог его поймёт. Потому тут скажем неслучайно, может новое кто в его творчестве найдёт. О разном он писал, и мудростью сквозил меж строк, и справедливость он искал, вторил прочим поэтам сколько мог. Экклезиаст ему наука, а мысли Соломона — кладезь изречений. Где тут будет скука? Отчего не будет о том стихотворений? Оду «Мир» придумает он и «Утешение грешных» сочинит, «Оду к Богу» задумает и смысл сущего тем определит. В том утешенье, что Бог превыше всех, потому можно заслужить у высших сил прощенье, если всё же не сможешь обрести успех.

Оды торжественные Михайло создавал, от Екатерины Великой начиная. При восхождении Её на трон он весь сиял, с каждым днём рождения поздравить никогда не забывая. И на коронование, и на приезд в Москву, и на над турками победы одержание, оду слагал Херасков свою. К цесаревичу Павлу Петровичу обращаться с одой не забывал, если бракосочетание — поздравить спешил, на трон восшествие Его он оду обязательно слагал. Так не только Херасков — тем каждый поэт в России тогда жил. Как не сказать о верхе взятом над Варшавой? А о визите австрийского короля? Усеять положено царских лиц вечной славой, пусть и забудет поэт сам себя.

Анакреонтические оды есть у Хераскова и нравоучительные оды есть, в них он писал и в меру ласково, не забывая выразить где нужно лесть. И всё-таки творил на радость, понимая доставшийся талант ему, ощущая к стихосложению тягость, приятную прежде самому. О чём он только не сказал, да знал ли кто о том? Не всякий стих он людям показал, среди потомков мы его теперь прочтём. Может Херасков и прав был, не всякой оде давая ход, ведь потому он при жизни хорошим и слыл, принимая за им создаваемое от современников почёт.

Разных стихотворений автор, Хераскова то удел. Он сам пожинал успехи, и обласкан был. Коли сам Карамзин ему долгие годы песни о величии пел, пока потомок Хераскова и вовсе не забыл. Такая память, она со злым прищуром, не видит тех, кого окутала Фортуны сеть, возводит на вершину тех, кто был при жизни балагуром, тех забывая, что сами согласились, живя, уважение к себе от современников иметь. Подвести положено черту, и подведена черта будет, оду потомок сложит, то уже не ему, забывая предков должен знать, и про него, уже его, потомок забудет.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай — человек опережающего действия. Пока Эрнст Гофман отмечал двадцатилетие и был далёк от литературной славы, в ещё не выработанной им манере творил и Карамзин. Много позже, когда всякую мистическую историю, написанную в XIX веке, станут сравнивать непосредственно с произведениями Гофмана, в данном случае так сказать не получится. Да и нет причин говорить о мистике, как и о Гофмане, это скорее присказка, так как сказка впереди. Николай её назвал следующим образом «Прекрасная царевна и счастливый карла», датой её написания принято считать 1792 год. Говорить о ней приходится, минуя прочие произведения Карамзина, ибо нельзя всему уделять одинаковое значение. Всё-таки сказка от Николая вышла короткого размера, содержит основы европейского гуманизма и не так уж далека от действительности.

Какой выбор сделать прекрасной царевне? Отец позволил выходить замуж за кого угодно, лишь бы жених по душе пришёлся. Жизнь не балует приятностью, значит и в мужья будет выбран не тот, кого можно подразумевать под хорошим человеком. Какими качествами не обладай — без приятной внешности кажешься лишним для общества. Не с того ли в сюжете Карамзин прописал карлика — широкого обаяния человека, чьи преимущества меркнут перед его малым ростом и безобразным горбом. Он может лучше всех играть на музыкальном инструменте, сражаться на мечах, либо прослыть специалистом в другой области: всё это нивелируется, стоит опять взглянуть на карлика.

Не в том проблема, чтобы согласиться с выбором дочери. Нужно убедить народ в безошибочности сделанного. Вполне очевидно, карлика засмеют. Значит будет высказана пылкая речь, должная устранить сомнения. Но читатель недоумевал от другого, на кого именно намекал Карамзин данной сказкой? Её подзаголовок звучит так: «Старинная сказка, или Новая карикатура». Напиши Николай позже, читатель бы знал, кого подразумевать под талантливым карликом, пускай и не настолько безобразным. В любом случае, становилось ясно — относитесь к людям не по превратному представлению, а согласно совершённых ими деяний. Нет нужды прикрываться пеленой от прекрасного, дабы не омрачать эстетические чувства.

Из прочих произведений, должных быть тут упомянутыми, это «Дремучий лес» за 1795 год и «София» (с неустановленной датой написания). В чём характерная особенность сих литературных работ? Рассказ «Дремучий лес» обозначен сказкой для детей. Он составлен из заданных слов, из-за чего не блещет оригинальностью. Иногда Николай так писал стихотворения. Попробовал такой же подход и в прозе. А вот «София» — это драматический отрывок пьесы, наполненный полагающимися диалогами и печальным событием. Дополнительной важности для понимания творчества Карамзина ни «Древний лес», ни «София» не несут.

Но не стоит думать, будто Карамзин уже ничего не сможет сообщить нового. Пора экспериментов продолжится. Нужно дождаться от Николая самого главного — подлинного интереса к истории. Он мог сколько угодно призывать к проявлению сочувствия или извлекать мудрости, продолжая оставаться молодым, с возрастом жизненные приоритеты изменятся, заставив делать важное не просто для себя, а для многих. Как не забавляйся трагическим или назидательным повествованием — этому суждено сойти на нет. Разумеется, останься Карамзин прежним, никто бы не стал ожидать от него большего. И именно сейчас, накануне первого переосмысления, наступает время взвешенно относиться к в последующем им написанному. Совсем скоро Николай на свой лад перепишет мысли из Экклезиаста, дабы после и вовсе подвергать устоявшееся переосмыслению. И наконец-то он придёт к должному — благодаря чему и вошёл в историю, по иронии написав как раз Историю.

Автор: Константин Трунин

» Read more