Author Archives: trounin

Сидни Шелдон «Пески времени» (1988)

Пески времени утекают сквозь пальцы, давая Сидни Шелдону возможность построить одну из своих книг с использованием флэшбэков. Начав повествование со сцены в испанском женском монастыре, где служители церкви придерживаются строгой системы молчания, самоистязая себя ударами по спине; продолжает разворачиванием перед читателем ярких сочных картин предшествующей жизни каждого действующего лица. Все главные герои в «Песках времени» — пропитанные шаблоном шелдонского мировосприятия: если сицилийка, то дочь влиятельного главаря мафии; если безобразна, то обязательно обладает чем-то сногсшибательным; если сирота, то обязательно сверху свалится минимум миллиард долларов. Всё красочно и притягивает взгляд, при условии плохой осведомлённости с творчеством автора. Граница 1985 года была Шелдоном преодолена с особым воодушевлением, став для его поклонников больше головной болью, нежели радостным осознанием роста мастерства писателя: «Если наступит завтра» дал миру нового Шелдона, коего без зазрения совести можно называть графоманом.

Пытался ли Шелдон в «Песках времени» свести сюжет к единой линии, выстраивая разные истории? Скорее всего нет. Гораздо проще создавать произведение, наполняя его множеством героев. И смешал Шелдон не только истории о временном духовном упадке блестящих женщин, но и вмешал во всё это баскских террористов, приверженцев режима Франко, европейскую полицию, слегка разбавив склоками в мафиозных кругах, среди наследников богатого состояния и внутрисемейными разборками между сёстрами: нигде нет спокойствия, лишь монастырь с жёстким кодексом поведения способен всем принести умиротворение. Но Шелдон не был бы просто Шелдоном, остановись он на бытоописании общины, причём описании блестящем. Если глубоко не вникать в картины писателя, то всё можно принять за чистую монету. Только читатель уже не раз ловил Шелдона за руку, когда тот чрезмерно фантазировал, выдавая желаемое за действительное. Покуда никто из читателей не столкнётся с тем самым монастырём, либо не прочитает хотя бы одну научную работу, до той поры Шелдону верить нельзя. Но одно можно сказать точно — Сидни создаёт превосходные картины. И если где-то они лишены логики, то не стоит ругать творца за прямые линии в царстве кривой реальности.

Наполнить прошлое героев личным горем, объясняя этим нынешнее положение каждого из них — именно к такому приёму Шелдон прибегает в очередной раз. И обязательно за все обиды должно быть воздано соответственно: за личное оскорбление — смерть предателям; за разрушенную любовь — восстановление попранной чести. Про излишки романтизма говорить тоже не приходится: преступники должны быть прощены, вороватые чиновники — построить больницу для бедных в Бангладеше. Лишь настоящие люди, желавшие простой спокойной жизни, останутся у разбитого корыта; их скучная жизнь Шелдона не интересует, поскольку бумаги на всех не хватит, но при должной сноровке Сидни мог проработать каждого персонажа до совершенства, раздувая и без того раздутую историю.

Когда дело переходит к любовной сцене, шаблонность Шелдона выедает глаза лучше свеженарезанного репчатого лука. Просто невыносимо в очередной книге находить однотипные описания постельных сцен и жаждущих сексуальных ласк женщин, предпочитающих за высшее счастье развести ноги перед любимым, на чём описание и заканчивается. При отсутствии других физиологических потребностей — это странно. Впрочем, у каждого писателя свои подходы к творчеству. Герои Ремарка ни разу не умерли от того, что кроме употребления алкоголя они ничем больше не подкреплялись, а даже трезво мыслили и делились бесконечной печалью о терпящей крах человеческой цивилизации. Воистину, каждому своё. Не зря оба автора считаются хорошо продаваемыми писателями, значит читатель в их творчестве нашёл что-то его цепляющее, а значит любое утрирование является весьма полезным.

Песка всё больше и больше. Перед очередной книгой Шелдона нужно запастись лопаткой с ведёрком, и играть, играть, играть с чужими песочными жизнями.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Джек Лондон «Джерри-островитянин» (1917)

О преданности собаки человеку можно говорить долго, но нельзя категорично утверждать, что собака — преданное человеку животное. Есть существенные отличия между породами, поэтому в среднем с большой натяжкой можно взять на себя смелость, подтверждая старую истину о тесной дружбе человека и собаки. Джек Лондон пошёл ещё дальше, наделив главного героя книги «Джерри-островитянин» раболепной привязанностью к белым людям, отрицая при этом малейший шанс для достойного положения в мире людям с другим цветом кожи. Прогресс расового превосходства англо-саксов настолько возмужал за годы творчества Лондона, что воззрения Джерри очень далеки от ранних работ, где Лондон порадовал читателей историями о «Белом клыке» и о другой собаке в «Зове предков». Тогда всё было больше похоже на сказку о животных, чья суровая доля пронеслась от горя к счастью. В «Джерри-островитянине» ничего подобного нет, а есть лишь неистребимое обожествление человека с белой кожей.

Книга была издана уже после смерти писателя, и она не является наглядной демонстрацией таланта автора. Натянутая история о собаке с приниженным пониманием происходящих вокруг событий. Действие разворачивается на Соломоновых островах, оказавших на Лондона сильное впечатление. Читатель мог познакомиться с этими островами в ряде произведений автора, в том числе и в «Приключении», которое объединило в себе многое из того, что не давало покоя Лондону, но тогда не хватило животной темы. Упущенное было восстановлено.

Гложет Джерри не только присутствие на борту корабля диких собак, которых главный герой люто ненавидит, презирая их непонятное происхождение и отсутствие породы. При этом, Джерри опирается на осознание собственного высокого происхождения, берущего начало в 1870 году, когда ирландские терьеры получили признание. Если разбираться, то породистость главного героя сама по себе вызывает большие сомнения. Веди он родословную не от мифической привязки к ирландским волкодавам, а к самостоятельной породе терьеров с далёких времён, берущих начало не раньше тёмных веков, то претензии Джерри могли считаться обоснованными. Только стоит ли это требовать от шестимесячного щенка, наделённого слишком яркой способностью к мышлению, далёкому от понимания мира взрослеющими организмами, более походя на устойчивый сформировавшийся взгляд. Не не любит, а именно ненавидит диких собак, а также негров, которых при любом удобном моменте кусает.

Может ли собака понять, что её кормит не тот, кто приносит пищу, а её настоящий хозяин, отдающий об этом распоряжение? По мнению Джека Лондона может — это вполне укладывается в рамки понимания происходящего Джерри, любящего не те руки, что кормят, а именно того белого человека, к которому он всегда стремится подойти поближе, чью ласку от готов принять без возмущения. Ещё более удивляет Лондон, давая Джерри возможность проявить себя в одиночестве среди туземцев-каннибалов. Казалось бы, на костёр собаку, да сытно перекусить породистым мясом. Но нет! Каннибалы хоть и проявляют агрессию к белым людям, но безмерно горды держать при себе не только оставшиеся черепа, но и всё прочее, включая живность. Как вождь определился с важным назначением собаки — непонятно. Согласно их традициям, нужно было скормить собаку своим питомцам, чтобы они переняли себе все лучшие качества. Лондон такого допустить не мог, введя в заблуждение читателя.

В некоторых местах сюжет провисает, давя словесной пустотой. Прекрасным дополнением к повествованию становятся отрубленные руки, ноги и пальцы. В остальном, «Джерри-островитянин» — это расовые предрассудки глазами согласной с ними собаки.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Франк Тилье «Переломы» (2012)

Достаточно взять парочку научных терминов, основательно их извратить, перепутать холодное с замороженным, чтобы получился полуфабрикат. Поверьте, следить за разворачиванием картины далеко не так интересно, как это старается делать автор, решивший распускать клубок изнутри, резко выдёргивая нитку и ещё сильнее запутывая достаточно ясную картину происходящих событий. Можно было дать в руки читателя свободный конец, от которого он сам мог дойти до нужных выводов. Но Франк Тилье шёл по пути интеллектуальной литературы, где под маской заумности ничего на самом деле нет, кроме истории о шизофрениках, страдающих раздвоением личности, провалами памяти, иногда подверженных кататоническому ступору, либо синдрому «запертого человека», да ещё и с очень редкой якобы нулевой группой крови, называемой бомбейской. Всё это допустимо в равных пропорциях, но Тилье сделал чересчур сильный концентрат, выжав из всего максимум самого редкостного, буквально притянув всё за уши.

Безусловно, мир не такой простой, каким он кажется на первый взгляд. Если психиатры уже давно работают с пациентами, то изучение крови далеко не закончено, поэтому выявление различных феноменов пока ещё в рамках возможного. Будет в будущем не только бомбейская, но и другая кровь, а пока Тилье пользуется прекрасным шансом реализовать новое знание в очередной книге, давя на мозг читателя редкими состояниями, которые сводить в одном месте нельзя: пропадает вера в допустимость происходящего, а из-за этого улетучивается желание следить за событиями — всё воспринимается с отчуждением. Даже удивляешься тому, что кого-то действительно такая книга может держать в напряжении до самого конца, что будет так интересно. По своей сути, финал в книге может показаться непредсказуемым, но он настолько оторван от всей книги, не оставляя у читателя никаких сомнений насчёт не до конца распущенного клубка, продолжающего иметь узлы. В некоторых местах автор поработал ножницами, пытаясь склеить края ниток снова.

Так ли важны провалы в памяти девушки, которую Тилье делает главным действующим лицом? И есть ли провалы на самом деле? Тилье даже книгу назвал в их честь, обосновывая под видом переломов изменения в личности человека. Да, читателю предстоит увидеть множественные личности, действующие отдельно друг от друга, порождая эти самые провалы, что, впрочем, не является чем-то таким уж действительно особенным, чтобы во всё дополнительно вмешивать таинственную историю с неизвестным человеком, на котором обнаружена менструальная кровь. Из незначительной детали можно построить новую вселенную, чем Тилье и занимается всю книгу, добавляя постепенно истории о Ливане, узниках, обжигающей ляжки горячей моче, автомобильной аварии с избежавшим наказания человеком, дополняя повествование сходящим с ума психиатром, выводящим на контакт пациента, действуя на его подсознание весьма агрессивными методами.

И, знаете, всё будет строго по Фрейду. Виноваты папа с мамой, при малютке-дочке не сдерживавшие своих сексуальных порывов, удовлетворяя плоть. И не важно, что ребёнок ещё ничего не осознавал. И не важно, что читатель в «Переломах» тоже ничего не осознаёт. Книга выпущена в тираж, она переводится на разные языки, находит своего ценителя -это самое главное. А если где и слишком заумно, то тем легче найти глубоко скрытый смысл. Очень хорошо, что Тилье в итоге признается в полностью выдуманной им истории, хоть и предлагает заглядывать на блог главной героини, где можно познакомиться с ней поближе. Это прекрасно продуманный коммерческий ход, позволяющий удерживать читателя при себе больше времени, подготавливая почву для новых книг.

Интрига ради интриги — «Переломы» Франка Тилье.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Артур Конан Дойл «Записки о Шерлоке Холмсе» (1893)

Дело #4 открыто. Вложены чистые листы.

Дойл правильно сделал, что убил Шерлока. В пучине неизбежного ослабления собственного интереса к персонажу, писатель когда-нибудь должен пойти на решительный шаг. При этом нет нужды сводить дело к печальному концу: можно тихо о нём забыть. Дойл решает завершить цикл рассказов скорее загадочным исчезновением, нежели описанием кровопролитной сцены. В благородных порывах частного сыщика всегда скрывалось тайное злое начало, должное в какой-то момент выйти наружу. Тем более, даже гораздо хуже, тёмное начало стало для Шерлока воплощением грозящей опасности в виде точно такого же умного и гениального человека, каким являлся сам Холмс. Удивительно, отчего такой тёплый и мягкий человек с железными кулаками решил бросить вызов лондонскому преступному миру, ограничиваясь до этого лишь разборками на уровне бесед между домочадцами, совершенно случайно обратившихся за помощью на Бейкер-стрит. Крещение боем Шерлок не выдержал, если, разумеется, Дойл не имел определённых планов на будущее героя, чьё исчезновение взорвало весь читающий мир.

Каждое дело Шерлока Холмса — это сеанс у психоаналитика. К нему приходили люди, рассказывали свои истории, а Шерлок применял при этом минимум усилий, чтобы придти к нужным умозаключениям, причём не всегда правильным, поскольку добрая половина дел не доводилась до конца, оставляя читателя наедине с гениальными выводами сыщика. В один момент Дойлю это надоело, и рассказ за рассказом он стал выводить Холмса к «Последнему делу», которое должно было поставить точку в его приключениях. Читатель всё больше убеждается в заблуждениях Холмса, способного ошибаться и не имеющего альтернативных решений для очередного дела, основываясь только на личных доводах, не принимая возражений и считая свою линию рассуждений правильной, не прилагая попыток посмотреть на ситуацию с другой стороны. Дойл с особым удовольствием приводит примеры заблуждений Холмса, сводя повествование к сумбуру; читатель лишь недоуменно пожимает плечами и удивляется скоротечности истории, в которой великий сыщик не смог разобраться, придя к ложным умозаключениям.

Дойл устал — это хорошо заметно. Блеск рассказов о Шерлоке Холмсе засиял яркими красками в период издания «Приключений», когда поднаторевший Дойл уже умел заинтриговать читателя и не затягивал каждую историю среди разбросанных там и тут ответов на неразрешимые задачи. А что представляют из себя «Записки»? Это шелуха из вороха оставшихся дел, не имеющих решений, способных будоражить мысли; ход рассуждений тоже вызывает больше нареканий. Конан Дойл сдулся, и сдувание омрачилось итоговым правом писателя на прекращение творческих мук одним росчерком пера. Конечно, «Записки» дают много нового для понимания вселенной Шерлока Холмса, ведь тут появляется брат главного героя, ещё более гениальный человек, с такой же наблюдательностью и способностью делать далекоидущие выводы, из-за чего вместе с интересом писателя, стал сдуваться и сам Шерлок, чьи заслуги всё более принижаются, а его фигура меркнет перед гением Майкрофта.

Брат Шерлока вспыхивает яркой звездой, как и криминальный авторитет Мориарти, сумевший найти управу на сыщика. Не сумел Холмс устоять перед людьми иного толка, что предпочитают действовать молча, не оставляя никаких зацепок, заставляя Шерлока не бороться, а бежать без оглядки, скорее испытывая страх вследствие беспомощности, нежели действительно у него могло появиться желание оказать противодействие. Проблема свелась к следующему пониманию печального исхода — Шерлок не умел обходиться с лживыми людьми, привыкнув верить всем на слово, поскольку каждый раз к нему заходили честнейшие несчастливцы, вываливавшие на голову Холмса достаточное количество информации, чтобы во всём без проблем разобраться.

Промежуточный результат пока только один — Шерлок умел драться, перевоплощаться, думать, но пасовал на уровне серьёзных неприятностей.

Дело #4 закрыто. Документы подшиты. Папка отправлена в архив.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Пётр Кириченко «Четвёртый разворот» (1987)

Четвёртый разворот — это последний манёвр самолёта перед посадкой. Но если не работает двигатель, если на борту нестандартная ситуация и если между членами экипажа пробегает искра давно назревавшего конфликта, то как выполнить четвёртый разворот без погрешностей — вот проблема из проблем. Пётр Кириченко не предлагает читателю с напряжением вчитываться в строчки своей книги, а лишь ровно повествует о своих воспоминаниях, причём чаще далёких от авиации, рассказывает чужие истории и предлагает ознакомиться с «Бегством из круга», где любовный треугольник содержит в себе слишком большое количество противоречий, чтобы окончание истории получилось позитивным.

Стиль автора тяжёл для восприятия: перегрузка знаками пунктуации, хоть и грамотно расставленными, иной раз отвлекает внимание от повествования. Нет в тексте завлекательных поворотов сюжета, лишь следование одной истории за другой. Вот автор едет в родную деревню, вспоминая важные события, вновь знакомясь со старыми друзьями и близкими подругами, от шарма которых он не может устоять, являясь женатым человеком. Зацикленность на эротическую тему сквозит через каждый рассказ, порой становясь центром происходящих действий. Можно всё свести к особенностям профессии лётчика, чей жизненный ритм не располагает к постоянному пребыванию на одном месте, бороздя небо между грозовыми облаками, находя на земле покой и умиротворение — ведь пока ещё не случалось такого, чтобы самолёт остался в небе навсегда, не вернувшись назад.

Каждый рассказ — это эпизод чьей-то жизни, где автор часто уступает своё место другим. Читателю предстоит узнать истории далёких обид и нравоучительные заметки о тяжёлых людских характерах, не находящих поддержки даже у самых близких. Надо быть терпимей к окружающим — постоянно приходишь к такому выводу, читая книгу Петра Кириченко. Нрав отца не могут терпеть дети, предпочитая покинуть родной кров, найдя приют в более спокойной обстановке; желание всех воспитывать и делать на благо — изначально кажется хорошим качеством, только отчего школьный преподаватель не может добиться от мужа понимания, угнетаемого каждодневным понуканием; либо автор останавливается на подозрительности ревнивого мужа, чьи претензии обоснованы, но слишком портят жизнь обоим супругам. Лишь к концу книги читатель найдёт упоминания о самолётах и лётчиках.

«Бегство из круга» — главное произведение сборника. Кириченко начинает со сцены конфликтной ситуации в кабине пилотов, где между двумя мастерами своего дела — капитаном самолёта и штурманом — возникает ненавязчивое разногласие вследствие желания проявлять симпатии к новенькой стюардессе. Простой любовный треугольник обрастает множеством подробностей, которые Кириченко будет скрупулёзно подавать читателю, удерживая интерес к произведению (а ведь интерес так и желает угаснуть, не находя опоры для обоснования мотивов поведения каждого персонажа). Но и тут Кириченко не оплошает, вводя главную интригу ровно в тот момент, когда начинает возникать желание отложить книгу в сторону. Краткий всплеск больше основан на недоумении логикой автора, решившего развести любовные нити именно таким образом.

На личных трагедиях построено каждое произведение сборника. Судьбы ломаются, но жизнь от этого не останавливается, предоставляя участникам возможность осознать произошедшие события, делая из них определённые выводы. Простого рецепта не существует, да и выписать такой рецепт никто не сможет. Нужно менять обстановку. Лётчику это сделать проще всего, набирая высоту и отправляясь к новым горизонтам.

Было бы интересно узнать про автора хоть что-нибудь: нигде нет о нём информации. Похоже, только случайные находки в книжном шкафу дают возможность ознакомиться с творчеством многих из тех, чьи имена ныне забыты.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Луи Буссенар «Десять миллионов Рыжего Опоссума. Французы на Северном полюсе. Ягуар-рыболов» (1872, 1891-92)

Можно ли достойно оценить вклад Луи Буссенара в познание загадок планеты? Кажется, труды французского путешественника и писателя — это прекрасная возможность взглянуть на окружающий мир свежим взглядом человека, чей век не проходит на одном месте и порой в четырёх стенах. Пускай, автор писал более ста лет назад и уже нет многого из того, свидетелем чего был сам Буссенар. Это ни в коей мере не сказывается на том полезном источнике познаний, позволяющим расширить кругозор. Предлагаемый читателю сборник содержит самое первое произведение автора «Десять миллионов Рыжего Опоссума. Через всю Австралию», успех которого позволил Буссенару продолжить эксперименты с пером, а также очень необычный роман «Французы на Северном полюсе», опередивший экспедицию Нансена, и даже, ведь такое возможно, был настольной книгой норвежского покорителя Арктики. Прилагаемый рассказ «Ягуар-рыболов» показывает Буссенара не только со стороны завзятого ценителя охоты на экзотических животных, но и любопытного наблюдателя природы, для которого желание добыть трофей уступает возможности узнать больше о происходящих процессах в животном мире.

1. «Десять миллионов Рыжего Опоссума. Через всю Австралию» — это не единое произведение, являющееся скорее набором историй, собранных автором под одной обложкой. Буссенар творил в то время, когда литератор видел только одну возможность для заработка — публикации в журналах. Кажется странным, но книги особым спросом не пользовались, да и не давали они того дохода, которого можно было добиться с помощью периодических изданий. Это сейчас писатель думает только о содержании книги, убивая в себе графомана и пытаясь сильно не расползаться мыслью по древу, ужимая всё до ужасно кратких размеров. А вот раньше… чем больше напишешь, тем больше получишь. Стоит ли удивляться, глядя на толстенные тома произведений практически всех французских авторов XIX века, особенно плодотворно изливавших слова на страницы, имея целью лишь увеличивать объём. Буссенар частично поддержал традиции сограждан, впитав в себя и дух Жюля Верна, часто путая понятие художественного произведения с энциклопедией (где ныне принято сводить непонятный термин к отсылке в сноски, там деятельные французы максимально точно делились деталями прямо в тексте, делая это неотъемлемой частью произведений).

Хорошо, что на Буссенара так сильно повлияла Австралия. Писатель сам говорит о наскучивших ему саваннах и пампасах, в коих приходилось часто бывать, покуда не решил он очутиться в таинственной Австралии, переживавшей очередную золотую лихорадку, притянув на свои земли калифорнийских добытчиков. Города начали быстро расти, наполняясь жителями. За золотоискателями потянулись все остальные, включая учёных, решивших нести свет науки на далёкий континент. Именно с кораблекрушения незадачливых профессоров и начинается писательская карьера Буссенара, описавшего со знанием дела не только спасение оборудования, но и встречу с аборигенами-каннибалами, выпившими заспиртованные мозги и не побрезговавшими выкопать свежезахороненный труп. И только спустя ещё одну историю о схватке между гринго и кабальеро, Буссенар принимается за в меру большую форму, знакомя читателя с историей того самого Рыжего Опоссума, чьи миллионы способны принести благо в отдалённые от океана земли континента. Стоит ли говорить о приключениях героев, столкнувшихся с самыми тяжёлыми условиями для приключения, рискующих жизнью, отправляясь в неизведанные края. Первый шаг для Буссенара прошёл успешно; хотя стоит закрыть глаза на часто встречающийся затянутый сюжет, так свойственный людям, впервые пробующим себя на творческой ниве.

2. 1892 год стал знаковым для исследователей Арктики. Некий русский товарищ на очередном заседании Королевского Географического Общества высказал важную мысль о покорении крайней точки Северного полюса. Эту идею практически сразу подхватил Буссенар, в короткий срок спланировав и написав роман «Французы на Северном полюсе», о якобы произошедшей экспедиции по покорению той самой важной точки. Повествование настолько достоверное, что читатель верит всему. Остаётся только понять — было это на самом деле или Буссенар всё придумал? Поскольку точных сведений собрать не получается, а человеком, которому впервые покорился географический северный полюс (но в действительности не покорился), стал Фритьоф Нансен, чья экспедиция началась в 1893 году уже после публикации Буссенаром книги, то остаётся только восхититься талантом писателя, чей ум досконально продумал все трудности приключения, что с большой точностью исполнил на практике Нансен. Как знать, может на борту «Фрама» был экземпляр книги «Французы на Северном полюсе».

Почему именно французы, а не кто-то иной? Буссенар решил собрать в придуманную экспедицию людей из одной страны, преимущественно из прибрежных провинций. Читателю предстоит познакомиться не с французами, а с бретонцами, нормандцами, эльзасцами, гасконцами, басками и другими, то есть с теми людьми, которые населяют Францию. Нравы и обычаи каждого из них отличаются самыми разными взглядами на жизнь и подходом к выполнению поставленных задач, поэтому читателю будет особенно интересно наблюдать за французской экспедицией, состоящей из столь отличных друг от друга французов. Но ведь интересно при этом то, что норвежец Нансен взял на «Фрам» только норвежцев, сделав это для роста национального самосознания, поскольку противоречия в унии Швеции и Норвегии всё более грозили вылиться через край, а тут такая возможность подлить масла в огонь.

Весьма занимательно Буссенар показывает эскимосов, чья прожорливость поражала внимание участников экспедиции. Взятый ими на борт эскимосский лоцман мог за раз съедать десять килограмм пищи, не гнушаясь ничем, особенно находя удовольствие в поглощении ещё тёплых сырых кишок убитого медведя, включая весь слой жира с тела: воистину, условия жизни на севере вырабатывают свои правила жизни. Если хочется пить, а снег при этом класть в рот нельзя, поскольку он обжигает слизистые, то эскимос легко вскрывает вены животных, насыщаясь кровью живого существа. Буссенар продумал не только привычки эскимоса, но и пищевой рацион всей команды, которой нужно было питаться особенно усиленно, восполняя потери энергии. Кроме еды команда была снабжена тёплой одеждой, а также тщательно разработан режим дня во время ледовых стоянок с учётом тяги ко сну в холодных условиях и требования вести наиболее активный образ жизни. Конечно, в своих размышлениях Буссенар мог опираться на ранние труды Нансена, задумавшего экспедицию на «Фраме» задолго до выхода книги.

Однако, если путь экспедиции Буссенар мог позаимствовать у Нансена, то как быть с теми обстоятельствами, когда в экспедиции Нансена случались повторения сюжета «Французов на Северном полюсе»? Ведь Нансен также нашёл погибший корабль соперничающей экспедиции, и его команда поедала собак в конце пути, когда еда подошла к концу. Нансен сперва добрался до Таймыра, после чего пошёл на штурм Северного полюса, а вот экспедиция Буссенара через Таймыр возвращалась, потерпев кораблекрушение, продолжив путь домой через сухопутные просторы России.

Удивится читатель многому, включая применение французами свежего изобретения соотечественника Депре, чей гений обосновал и доказал на практике возможность передачи электричества по проводам. Ледоколом корабль экспедиции Буссенара не был, но была пила, приводимая в действие электричеством, что очень помогло в покорении заданной точки, пробивая дорогу во льдах с помощью последних научных достижений. А как читатель отнесётся к такому высказыванию, что при покорении Северного полюса нужно вмёрзнуть именно в ту льдину, что будет двигаться на север, тогда ничего не делая можно добиться желаемого? Льдины постоянно дрейфуют, поэтому нельзя установить отметку о достижении, а если и установить или найти чью-то другую, то это уже не будет являться доказательством покорения.

Много удивительного случается, но отчего-то никто ещё не проводит параллелей между «Французами на Северном полюсе» Буссенара и экспедицией Нансена. Отныне исправлено.

3. «Ягуар-рыболов» на фоне больших произведений теряется. Можно долго говорить о том, что преследовал автор, делясь впечатлениями о встрече с ягуаром, мирно поджидающим рыбу, дразня её через поверхность воды с помощью длинного хвоста. Показать красоту природы получилось, обосновать преувеличение человеческих страхов перед большими кошками тоже. Такой крупный хищник, даже будучи голодным, может оказаться очень трусливым, оглашающим пространство вокруг себя жалостным рёвом из-за отобранной добычи. Так и хочется спрятаться за камнем, наблюдая рыбную ловлю пятнистой кошки с последующим побегом от незначительного тревожного шума, заставившего обронить долгожданный обед.

Красиво, познавательно, увлекательно — в этом заключается весь Луи Буссенар.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Тургенев «Рудин» (1855)

То был бурный XIX век, и был он бурным ровно в той степени, что и любой другой век. Человеческая натура — величина постоянная, не подверженная влиянию поправочных коэффициентов. Если общий слом традиций обхватил Европу железным тугим обручем, то и мимо России намечающиеся тенденции не прошли мимо. Человеку просто необходимо жить идеями, иначе он превращается в обыкновенное животное, деградируя до обезьяны, ведущей спокойный образ жизни с редкими стычками за право на территорию. Овладение языком и большим спектром иных возможностей для общения — благо и бесспорное зло, ставящее под угрозу существование жизни на планете. Идеи бродят, вспениваются и цветут бурным цветом — Тургенев был революционером от литературы

Зачем беспокоить умирающую старость? Именно с такой сцены начинается повествование первого крупного произведения Тургенева, призванного обнажить нарождающиеся язвы общества, рассматриваемые немного погодя, когда основной накал напряжения пошёл на убыль. Хорошо, когда люди идут на баррикады, готовые отдать жизнь ради воззрений; в недалёкой перспективе это воспринимается положительно, но с позиций шахматной партии — скорее негативно. Продумать все шаги от начала и до конца очень трудно, а рассмотреть последующие развития событий, после осуществления задуманного — просто невозможно. Скинуть старый строй и насадить новый, где каждый человек получит личное счастье, безграничную свободу и многомерное понимание правды — мечта каждого революционера. Только отчего же каждая революция приносит больше несчастий, нежели выполняет заранее заданную программу? Правы те, кто желает поддерживать какой-никакой действующий режим, уберегающий от бессмысленных жертв, и такая же правда на стороне желающих насадить свой взгляд на мироустройство. В извечной борьбе двух противоположностей проходит история человечества. И когда критическая масса переходит барьеры терпимости, тогда рождается всё больше людей, похожих на Рудина, готовых взбудоражить общество. Тут дело даже не в том, что человек — это человек, а в одном из жесточайших законов природы, направленном на сокращение популяции видов и навязывании живым организмам правила борьбы за существование.

Так зачем же беспокоить старость? Человек на смертельном одре крайне плохо переносит любые изменения не только в самочувствии, но и в передвижениях тела, вследствие которых смерть наступит ещё быстрее. Убить можно и словом: Тургенев будет много говорить, вкладывая свои мысли в уста героев книги. Если задуматься, то кто же такой Рудин? Этот молодой человек дожил до седин, будучи единственным ребёнком у матери, вырос без отца и был балован вне всякой меры, став острым на язык человеком, что от пресыщенной жизни не знает куда себя деть. Наличие семьи могло внести в его жизнь больше спокойствия, привязать к одному месту, успокоить нрав и заставить переосмыслить жизнь. Но от пустых метаний и невозможности найти для себя избавление от переполняющих идей — Рудин готов ринуться на баррикады, причём неважно на какие именно. Просто нужно выпустить накопившуюся энергию, бесплотно растрачиваемую на доказательства высшему свету своих неординарных взглядов, расходящихся с мнением большинства, покуда большинство никогда ничего не станет менять, даже в случае наступления переломного момента — большинство уподобится стаду без пастуха, приняв новый уклад, огласив пространство легковесными вздохами. И даже если Рудин сможет осуществить задуманное, то куда ему двигаться дальше?

При этом Рудин не такой уж и молодой человек, если его голову тронула седина. Перезревшая яблоня с надломленными ветвями, не сумевшая в жизни найти опоры для своих идей — вот кто такой Рудин. И не может Рудин полюбить женщину, скорее декламируя заумные стихи на неизвестном ей языке, делясь современными достижениями науки и каждый раз улетая выше облаков, начиная мечтать о новых общественных порядках. Впрочем, Рудин варится в собственном соку, не испытывая никаких желаний, остро ощущая личную невостребованность. Он просто не нашёл себя в этой жизни, став чем-то вроде податливого материала, впитывающего чужие мысли. Если бы Рудина изначально окружали другие люди, то и жизнь его могла стать другой. Будь у Рудина отец, не будь он балован и не лежи его путь в Европу, то был бы он не таким потерянным для соотечественников, не готовых к бурным социалистическим переменам западных европейцев. Они не были готовы и через шестьдесят лет после выхода «Рудина» в свет, не были готовы и спустя ещё семьдесят лет. Готовы ли сейчас? Сомнительно и это. Революция делается небольшой группой людей, пока остальная часть безмолвно взирает со стороны. Из Рудина мог выйти прекрасный агитатор для призыва участвовать на очередных выборах в современных странах, половина населения которых активно между собой судачит о плохих условиях жизни, но всё так же ничего не делает ради улучшения положения, игнорируя тот единственный элемент, позволяющий им выбрать желаемое будущее. Но энергия Рудина уходит на разговоры, покуда пассионарный взрыв не толкает его на схватку со смертью.

Тургенев правильно разложил повествование, сперва показав умирающего человека, позже подведя читателя к яркой демонстрации возможностей людей, чей врождённый нрав никогда не даст им умереть собственной смертью в постели. Рудины были и будут: их век короток, их не забывают.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Анн и Серж Голон «Искушение Анжелики» (1966)

— Это режут свиней?
— Нет, это шотландские волынки.

Цикл «Анжелика» | Книга №8

Изначально цикл о французской авантюристке задумывался Всеволодом Голубиновым (он же Серж Голон) из желания показать дух эпохи Людовика XIV Короля-Солнца. Самостоятельно он браться не решался — для этого ему нужен был толковый беллетрист. Судьба свела с Симоной Шанжё (она же Анн Голон), ставшей больше, чем просто соавтором. Шесть книг об Анжелике пришлись по душе читателям всего мира, но необходимость поиска новых решений навела Голонов на идею отправить героиню цикла в Новый Свет. К этому моменту уже были сведены воедино все линии, а основная цель Анжеликой достигнута. Разумно ли, оправдано ли, но путь привёл Анжелику в необжитые европейцами места, где толком невозможно показать развитие каких-либо сюжетных линий вокруг одного поселения, где героине пришлось проводить год за годом.

«Искушение Анжелики» — это своего рода детектив, где авторы не брезгуют строить повествование в стиле поступка персонажей именно так, потому как в будущем всё героям станет гораздо яснее. Ранее подобных спойлеров в похождениях Анжелики замечено не было. Книгу от начала и до конца читатель может принимать с радушием, а может сомневаться, но лишь середина повествования расскажет о запутанном клубке событий, что плетётся против Пейрака и его жены. При этом сцены строятся не самым лучшим образом, позволяя авторам заполнять страницы бесчисленными диалогами, не содержащими никакой сути. Религиозная фанатичность индейцев в седьмой книге и то лучше показана, нежели особенности быта в голландской фактории или в английской деревне. Поставить же в центр действия пародию на одного из грозных пиратов, но назвать его Золотой Бородой — это лишь первая весточка к глупым улыбкам, которые станут всё чаще возникать на лице читателя.

Новая жизнь для Анжелики стала не просто пресной, изредка наполняемой далеко не теми приключениями, которые ей приходилось переживать в юности и вплоть до бальзаковского возраста, а очень даже скучной, особенно на любовной ниве. Теперь у неё есть муж, и это служит сдерживающим фактором от случайных авантюр. Только лишь в «Искушении» Голоны открыли читателю страшную правду о Новом Свете, на землях которого зверствует сифилис, коего боится и главная героиня. Хотя за свою бурную жизнь, включая приключения в парижской клоаке, чем-нибудь венерическим она просто была обязана переболеть. Отчего же не вспомнить роту солдат из «Бунтующей», давшей Анжелике изначально нежеланную дочь, но не наградив пикантным заболеванием. Ранее Голонов этот вопрос не беспокоил, но чувство диссонанса читателя они уловили точно, пытаясь хоть таким образом объяснить строгое отношение главной героини к себе, отказывающей абсолютно всем мужчинам в интимной близости, кроме своего мужа. Будет в «Искушении» один человек, старый друг, который устранит из дум Анжелики все риски пасть под стрелой Амура, обретя плод Венеры, но это всё сделано в угоду романтики и постоянных размолвок с мужем.

Происходящие в цикле об Анжелике события всё больше подвергаются сомнениям, как и некоторые факты. Самым ярким примером служит новое умение главной героини, научившейся сводить края раны: спасение первого пациента — это эпическое достижение хирургии; пират со вспоротым брюхом всю ночь пролежал в кустах, а содержимое живота мирно покоилось рядом, чудом уцелев и не пострадав от нанесённых ран. И ладно бы борода кишела насекомыми, что при этом происходило с содержимым живота? Однако, Голоны просто засунули кишки обратно и зашили живот, да таким образом спасли человека — невероятная вещь.

Говорят о том и о сём, решают наказать или отпустить с миром, ждут кого-то и вот наконец-то дожидаются. «Искушение Анжелики» становится искушением для читателя, чтобы наконец-то успокоиться и перестать читать цикл, словив в конце спойлер про пустоту следующей, уже девятой книги, где предстоит внимать распрям двух женщин, и не надо быть слишком умным, чтобы понять, за кем останется правда.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Айзек Азимов «Земля Ханаанская» (середина XX века)

Айзек Азимов предлагает совершить экскурсию по историческим местам Древнего мира, где исходная точка значится в 7500 году до н.э. в момент основания Иерихона (он же позже станет Иерусалимом), через сменяющие друг друга цивилизации Шумеров, Израильтян, Ассирийцев, Персии, Македонии, частичного Египтян и, конечно, Римлян, поставивших в книге последнюю точку, перейдя границу исчисления лет с отрицательной шкалы на положительную, надолго став центром западного мира, впитав в себя культуру Греков. Ханаан, он же Земля обетованная, историческая область, ныне называет Левантом и включает в себя территории следующих современных государств: Сирия, Ливан, Израиль, Иордания и Палестина. Возможно захватывает южный край восточной Турции и западный край Нижнего Древнего Египта. Не стоит ассоциировать Ханаан исключительно с евреями, появившимися на его территории относительно поздно, а само понятие Израильтянин должно пониматься более широко, нежели строгая привязка к последователям иудаизма. Израильтяне — это, кроме евреев, финикийцы, карфагеняне и многие другие народы, ушедшие с исторической арены. Азимов нарисовал масштабное полотно, иначе назвать «Землю Ханаанскую» не получается.

Народы приходили и народы уходили, расцвет цивилизации одних приходился на закат цивилизации других — это закономерный процесс, который должен восприниматься адекватно и без провокаций со стороны шовинистов и патриотов современных стран. Никто не знает, что ждёт мир в будущем, каким народам суждено сойти с географической карты, а каким занять их место. Сто лет назад мир был другим, через сто лет мир опять будет другим — это хорошо доказывает краткое знакомство с историей. Ханаан до сих пор является котлом противоречий среди населяющих его народов, исповедующих разную религию и имеющих разные воззрения на мир. Данные народы этим занимаются на протяжении последних десяти тысяч лет, периодически смешиваясь, либо сходя на нет. Населяющие Ханаан племена всегда подвергались агрессии соседей, иногда становясь агрессорами сами. Взаимосвязь с Древним Египтом и Шумером была наиболее тесной, где шёл обмен информацией, помогая каждой цивилизации добиваться промежуточных успехов. Во время упадка одних, контроль над регионом получали другие. Лишь один раз в истории Ханаан оказался сильнее Древнего Египта и Шумера одновременно: именно в этот момент возникает ханаанское государство, во главе которого оказывается Давид. Время завоеваний сменилось временем роста культурного богатства, когда сын Давида Соломон решил сконцентрироваться на развитии страны, либо под этим стоит понимать осознание скорого упадка. Упадок последовал в виде агрессии Ассирии, получившей в своё владение весь Ханаан.

Разрушение Ханаана началось ещё при Соломоне, чья бурная преобразовательная деятельность привела к разделению Ханаана на двенадцать областей без учёта географического и племенного принципа, отчего перестало существовать понятие ханаанского народа, и появились Израильтяне. Окончательному уничтожению государства Израильтян поспособствовал Древний Египет, заботившийся о спокойствии на восточной границе, что мог обеспечить только контроль над самым узким местом, соединяющим Азию с Африкой. Школьная программа по истории Древнего мира предпочитает ограничиваться упоминанием финикийцев и древних Греков, как основу для современной западной цивилизации, только отчего-то отсылки к Шумеру и Ханаану при этом минимальны. Взять для примера появление письменности, возникшей в Шумере, немного модернизированной в Ханаане, где вместо клиньев стали использоваться схематичные изображения различных объектов, имея в своём изначальном названии точное значение. Вклад Греков заключался только в усовершенствовании системы, введя гласные буквы, поскольку их язык не опирался на превалирующее минимальное трёхслоговое строение слов. Название букв греческого алфавита также не имеет смысла, поскольку они были восприняты на слух именно таким образом, какими теперь они известны и нам.

Значение роли Ханаана в дальнейшем падает, а Азимов больше уделяет внимание колониям Финикии и особенно Карфагену. Чтобы понять, что же из себя представляют Финикийцы, то достаточно поверить автору, называющему всех так, как это принято сейчас. Финикийцами называли Ханаанцев, обитавших на побережье Средиземного моря. Их плодотворная колонизационная политика привела к возникновению множества колоний, в том числе и Карфагена, сумевшего сохранить самобытность после завоевания Ханаана Александром Македонским, что не пошёл дальше Древнего Египта, предпочтя двинуться в сторону Индии. Азимов в меру подробно расскажет о завоеваниях Македонцев, о развале империи Александра и противоречиях между полководцами, чьи распри изменили карту Древнего мира. Это тоже важная часть в истории Ханаана, но не такая интересная, как противостояние Карфагена Древнему Риму.

Древний Рим, можно сказать, появился внезапно. Беда всегда приходит оттуда, откуда её совсем не ждёшь. Позже Рим будет погублен согласно этому же принципу, а мы с вами ещё тоже глотнём порцию ужасного осознания согласно подобной закономерности, ощущая её частично уже сейчас, наблюдая рост влияния с того края, где до этого охотились воинственные племена, не имевшие желания стать очагом возникновения новой мировой цивилизации. Становление Древнего Рима пришлось на период между III и II веками до н.э. Агрессивная политика привела к быстрому росту республики, позаимствовавшей многое у Греков, чьи колонии располагались на юге Италии и Сицилии. Именно Сицилия стала противостоянием для трёх культур, чья кровь обильно лилась за обладание островом несколько столетий. Если одной частью острова владел Карфаген, имевщий желание захватить города Греков, то переменному успеху способствовал сомнительный принцип построения демократического общества соперника. Единой Древней Греции никогда не было, покуда её не объединяли завоеватели, но и тогда каждый город старался чем-то выделиться на политической арене. Одно время на Сицилии возникла империя Дионисия, чей тактический военный гений изобрёл катапульту, позволившую брать штурмом неприступные города, включая те, что располагались на мелких островах. Но как империя Дионисия, так и все остальные империи, разрушаются либо сразу после смерти сделавшего великое дело человека, либо немного погодя. Краткий эпизод могущества Греков был вытеснен Древним Римом, когда он основательно взялся за Карфаген.

Карфаген должен быть разрушен — так говорил Марк Порций Катон Старший, имевший зуб на государство Израильтян ещё со времён второй Пунической войны, поставившей Карфаген на колени. Рядовой читатель знает, что такой призыв связан был именно с желанием Катона призывать сограждан к единству перед сильным противником, чьи тактические гении вроде Гамилькара Барки и Ганнибала, вдоволь испили терпения. Только Азимов открывает глаза на одну маленькую деталь — после второй Пунической войны Карфагену были навязаны жестокие требования, что повели к угнетению Карфагенян, чьё последующее сопротивление за право на вольное самоопределение привело к одной из самых отчаянных оборон города, более похожей на резню; именно для последнего штурма призывал Катон сограждан. Когда Карфаген сошёл с исторической сцены, то Ханаан ещё не до конца утратил своих позиций, находясь в центре интересов уже других империй, среди которых остался только Древний Египет, да и то как часть бывшей Македонской империи, с другим представителем всё той же бывшей империи, да Рим тоже был бы не против упрочить своё могущество.

Азимов пытается найти происхождение слова «Евреи». Наилучшим значением оказывается «чужак», «пришлый». Вполне может быть и так. «Земля Ханаанская» не предлагает пересказ Ветхого Завета о страданиях одного народа, причём одного народа из многих, а не единственного достойного считаться избранным. Когда в Ханаане доминировала Персия, то национальная религия стала восприниматься шире, когда евреи отказались от права считать бога только своим богом, сделав его богом для всех. Так из яхвизма выделился иудаизм. Разумеется, в битве империй Азимов не стал уделять внимание скитаниям кого-то по пустыням, имея для себя более интересный материал. Даже Христос не получает должной порции внимания, становясь совершенно рядовой фигурой, упомянутой только ради христианства. Римляне поставили точку тогда, когда Иудея в очередной раз взбунтовалась. Привычка стирать соперников в порошок привела к падению Иерусалима и к окончательному разрешению многотысячелетней истории Ханаана и его колоний.

Много интересного можно узнать у Азимова: если евреи стали переводить Библию на другие языки только из-за того, что разбросанные по миру их представители не знали иврит, то Ирод — мелкий царь, да к тому же оказывается тоже из евреев. Всё сложно и запутанно, но спасибо за то, что всё можно понять и охватить, благодаря труду людей, что вроде Азимова собирают информацию из разных источников и доносят до читателя свой взгляд, а не просто занимаются бездумной компиляцией.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Аркадий и Борис Стругацкие «Пикник на обочине» (1972)

Давным-давно в далёкой-далёкой-далёкой галактике Млечный путь на одной из множества систем зародилась жизнь, если такую форму бытия кто-нибудь рискнёт назвать жизнью. Серия зондирующих проб позволила взять для исследования небольшое количество материала, включая те самые формы жизни. К сожалению, операция по изъятию не была полностью успешной, часть инструментов осталась в системе из-за несовершенства технологии: они могут нанести ей вред. В свете необходимости изучать космическое пространство, не ограничиваясь применением оптики и не имея возможности совершать столь длительные экспедиции. было принято решение обойтись новейшей разработкой, позволившей расширить область исследования, задействовав широкую базу возможностей. Располагаемые нами образцы весьма интересны, но живые формы погибли практически сразу, заставив нас задуматься над совершенствованием форм забора материала. Главное установлено — мы не одни во Вселенной.

Рассматривать существование человека на Земле, не пытаясь обосновать его появление, невозможно. Но как обосновывать и с помощью чего строить доказательную базу? Если в начале становления человеческое общество объясняло мир влиянием высших материй, недоступных пониманию, чтобы в один момент придти к пониманию сверхсуществ. Легко обосновать всё, исходя из аксиомы. Но аксиома всё больше вызывает сомнений в своей непогрешимости, поэтому превалировать стало предложении о зарождении жизни на планете благодаря влиянию космоса. На первый взгляд, из ничего появляется только плесень да прочие формы жизни, уничтожающие распадающийся продукт, возникая будто из пустоты. Незадолго до Стругацких Станислав Лем предположил возможность зарождения жизни на Земле благодаря пиру инопланетян на планете, занеся в необитаемый мир новые формы жизни, придав импульс развитию в форме последствий лёгкой простуды. Примерно в таком же духе решили излагать «Пикник на обочине» и братья Стругацкие, предложив читателю не очередное ироническое похождение Ийона Тихого, а самую обыкновенную историю об отчаянных землянах, освоивших новый вид экстрима, позволивший зарабатывать большие деньги.

Про влияние инопланетян на Землю и их опыты над населением любили писать почти все американские классические фантасты, заронив будущие всходы множества теорий. Если Клиффорд Саймак думал только о взаимной интеграции, лишь один раз заглянув в прошлое Земли, предложив в «Заповеднике гоблинов» самобытную концепцию, увязав в единый клубок набор мифологических преданий и последующего любопытства землян, то Джон Уиндем в одной небольшой повести «Кукушки Мидвича» косвенно намекнул на возможное вторжение изнутри, направленное на эволюционирование подобия людей без шанса навязать им условия честной конкуренции. Жизнь могла зародиться и по другим причинам, не только направленным на вытеснение одного другим, только Стругацких это не сильно беспокоит — они предлагают ознакомиться с поэмой об экологической катастрофе, связанной с жаждой к наживе и желанию познать необычное.

Что из себя представляет зона? Это подобие эпицентра ядерного взрыва, но содержащее в себе таинственные артефакты, очень губительные для всех форм жизни. Кажется, что всё исходит от радиации, которой пропитано космическое пространство. Однако, знания человека в плане понимания Вселенной крайне малы, поэтому многие наши с вами теории и псевдофакты могут быть легко опровергнуты в далёком будущем, если сведёт судьба к общению с инопланетянами или по причине роста собственных знаний. Каждая зона обнесена ограждениями, а отправляющиеся туда люди — своего рода нелегалы, прозванные молвой сталкерами — их задача добывать различные артефакты, принося себя в жертву во имя науки, поскольку необъяснимое легко может погубить несведущего. Стругацкие создают мир, в котором читателю предстоит познать дружбу и вражду, счастье и горе, новые теории и расплату за знания. Не всё в повествовании выглядит гладко, а многое открывается ближе к финалу, где братья щедро делятся мыслями, сопровождая текст непомерной долей философии, в которой каждый найдёт свои ниточки, ведущие к пониманию окружающей действительности.

Конечно, такие зоны можно воспринимать по разному. Если их прямое назначение понятно, то как их применить для мира вообще? Можно рассматривать в качестве очагов сопротивления авторитарным режимам, а можно исходить из гимна отчаянным людям, способным вершить революцию в заранее губительных для них условиях. Всё едино. Каждый может предполагать на свой лад: и обязательно окажется прав. Скрытая грань есть у всего — важен только угол, с которого читатель подходит к понимаю написанного. Лучше подходить под прямым углом, не забивая голову лишним хламом.

Улитке тоже трудно преодолеть склон, если на её пути разлить отравляющие вещества, как и муравьям выжить после варварского уничтожения муравейника, так и люди будут обречены, если не сумеют адаптироваться к изменяющемуся миру, где каждое новое научное достижение приближает человечество к самоуничтожению от продуктов распада опасных сред.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 329 330 331 332 333 376