trounin.ru

Никогда не переведутся акыны в прозе, они всегда будут присутствовать и заносить на бумагу ими увиденное. Хорошо, когда они это делают на злобу дня и отражают тенденции нашего времени, сохраняя для потомков исторические моменты. Чаще бывает иначе: акын в прозе говорит о личных впечатлениях и обо всём остальном, считая это уместным в формате художественного произведения. Уподобляется акыну и Дмитрий Мызников — его путь начинается в Санкт-Петербурге, а дальше читатель лишь гадает, куда главный герой повествования движется на самом деле.

Излагая впечатления, Дмитрий старается поразить читателя умением играть словами. Он превращает их из всем понятного в нечто несуразное, без всяких причин искажая, дабы поразить других таким своим талантом В привычном читатель находит скрытый смысл — о чём всё равно забудет, стоит продолжить знакомиться с текстом. Подобные трансформации подталкивают мысль автора, давая возможность повествовать. Дмитрий докопается до истин, выуженных им из неких источников, что позволило ему воссоздать родословную главного героя, причём в драматическом антураже.

Найти цельное и полезное в произведении Мызникова — задача из задач. Дмитрий отражает впечатления. Он говорит о северной столице, экскурсоводах, памятниках, салютах, белых ночах, даже о поляках. Может сложиться впечатление, будто автор воссоздавал на страницах образчик потока сознания, настолько его мысль мечется. Дмитрий так и не остановится, плавно перейдя от достопримечательностей Санкт-Петербурга к мелким городкам, куда главного героя занесёт практически случайно.

На новом месте становится легче автору и главному герою его повествования. Отныне Дмитрий лишён ограничений — он может рассказывать без оглядки на действительность. Но о чём говорить, если ориентир исчез? Мызников по своему воссоздаёт исторические события, делится занимательной информацией и показывает ещё одно умение — в окружающих человека предметах он видит проявление их начала.

Дмитрию суждено писать удивительные мелкие истории, наполненные магическим реализмом. Это хорошо заметно, если разделить текст произведения «По дороге домой» на части и забыть, что автор связал их в единое целое. Вместе они не смотрятся и фильтруются, как не имеющие важного значения. Только вот они весьма важны, но заперты в окружении увязывающих сюжет посторонних сцен.

Задача из задач продолжит довлеть на читателем всё время, покуда ознакомление с произведением не закончится. Вот книга прочитана, что дальше? Путешествие с главным героем протекало в меру сносно, если не учитывать манеру автора доносить до внимающего значение лишённых значения определений. Иного не останется, кроме этого. Мызников запомнится именно благодаря своему способу изложения, но очень скоро забудется, по той же причине.

Может показаться, будто произведение поделено на две части. Это действительно так. Первая — имеет содержание. Вторая — не имеет. Автор дописывал в спешке? или он потерял себя при желании довести размер текста до нужного объёма? Читатель продолжит внимать игре слов, но понимать далее изначально усвоенного перестанет. У Мызникова стёрлись границы реальности — он излишне погрузился в вымысел. В пути всякое может произойти, в том числе и потеря для окружающих. Приходится признать… Дмитрий потерялся.

Коли взялся куда-то идти, то иди. Не останавливайся, не взаимодействуй и не разговаривай с любопытными незнакомцами. В промежутках всегда скапливается сорный элемент, доставляющий дискомфорт. Если такое случится в пути, то избавиться от него затруднительно. Главный герой Дмитрия Мызникова чрезмерно поддавался впечатлениям, из этого и сложилось произведение «По дороге домой».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Человек любит гадать о том, чего не знает. В средневековье страхи людей порождали разнообразных чудовищ, а далёкие земли им представлялись ещё более несуразными. Современный читатель принимает и понимает такое отношение к тому, о чём ныне он сам знает достаточно. А как быть с тем, что Антон Чехов в конце XIX века предпринял путешествие на Сахалин и увидел там ровно такое, отчего приходится признать заблуждения древних? Местные нравы были далеки от общепринятых, а коренное население побуждало держаться от него подальше, настолько неприятными в гигиеническом плане они оказывались. Таковым Сахалин некогда был, если Чехов не ставил целью рассказать более увиденного.

Читатель знакомится с путевыми заметками, лишёнными художественности. Изредка автор позволяет снизойти до беллетристики, дабы отразить беседы с людьми, но это случается редко. Чаще Чехов предпочитает делиться собственными размышлениями, приводить выдержки из документов и журналов, а также сухой статистикой, вроде помесячной средней температуры для каждого поселения или подробно переносит на страницы состояние медицины. Разбавляет повествование история острова, описание взаимоотношений России с Японией, наблюдение за гиляками и айнами, а также сетования на горький удел местных женщин, негласно уподобленных публичным с лишением всяких прав.

Из текста становится понятным, что Чехов поехал на Сахалин, дабы увидеть жизнь тамошних людей. Для этого он затеял проведение массовой переписи населения. Такой подход помог ему не только максимально охватить территорию острова, но и проникнуть в душу каждому встреченному человекe, начиная от власть имущих и заканчивая каторжниками и представителями коренного населения. Имея обоснованную причину для вторжения в частную жизнь, Чехов побывал везде. Для современников его труд мог и не иметь существенного значения, зато потомки ему должны быть благодарны, настолько скрупулёзный был подход у Антона Павловича.

Чехов не обличает действующую власть. Он и не озадачивался подобным. Перемены на острове когда-нибудь наступят в будущем. Пока же читателю приходится наблюдать за авторскими мыслями, пытающимися придти к промежуточному заключению по поводу увиденного. Население Сахалина мало продвинулось, скорее запутавшись и поддавшись необходимости жить в непривычных для него условиях. Нет ничего странного, что с острова всегда пытались сбежать, особенно зимой, когда лёд замерзал и добраться до континента не составляло проблем. Из-за этой особенности Сахалину так и не суждено было стать островом-тюрьмой.

Правдив ли Чехов? Сомнения касаются его рассуждений. Ход мыслей одного человека не может быть отражением действительности происходящих вокруг него процессов — он остаётся субъективным. Сделанные им выводы ныне оспорены быть не могут, если это вообще требуется. Пусть всё будет так, как описал Чехов. С такой же слепой верой потомки доверяются летописным свидетельствам, принимая их за правдивое изложение увиденного современниками тех далёких дней. Поэтому «Остров Сахалин» оспорим в ряде случаев, но в целом описанное Чеховым должно быть правдой.

Вне нравов Сахалина на острове существовала система для исправления каторжан. В данной части Сахалин похож на Россию. Любое наказание сопровождалось избиением плетьми, о чём Чехов в одной из сцен особенно живописует. В остальном же, Сахалин — это далёкое от всего место на карте, где люди проявляли безалаберность, не имея никаких целей, кроме единственной — коли попали на остров, им придётся смириться с судьбой и служить на его благо. Вне человечества и при суровых условиях начиналось зарождение жизни на Сахалине. Чехов застал его расцвет.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В любой момент, в любые времена, рождается герой всегда. О ком-то народу нужно петь, хвалить его и крест свой несть. Для немцев Нибелунги стали таковыми, их свары помнят и поныне. Их предки могли римлян бить, а после чашу горя пить. Судьба свела однажды два рода, чья дружба крепла год от года. Они объединились в целое одно. Казалось, не разобьёт их теперь никто. Надежды прахом разом все пошли, люди есть и были всегда людьми. Немцы себя же взяли в плен — накрыл Нибелунгов зависти челн. Спасу не смогли найти, измучены ненавистью от ревности они.

В давние времена не было такого понятия как «страна». Тогда дела вершили короли, им подчинялись, превозносили, берегли. За королей шли на смертный бой, быть преданным им мог быть любой. Что до наций и прочей чепухи — всё это предки их поздней изобрели. Человек ценился за умение служить, доказывай верность и оставайся жить. Если призовёт король на войну, пойдут за ним, а не за страну. Потому покоя предки и не знали, они за личные амбиции воевали. Достаточно лишь волю людям объявить, как готово было войско врага бить. Но не зарились на чужое короли, границы только стерегли. Усмирять внутреннюю смуту считалось важнее, вот и лилась кровь очередного лиходея. Преданные люди имелись и у него. Так складывалось древнее бытиё.

Амбициями полны Нибелунги были, прежние друзья о дружбе забыли. Пусть Зигфрид доказал преданностью свою, услужив бургундскому королю. Кто он и кто король? Отчего он храбр и дерзок столь? Почему в бою непобедим? Разве он забыл, кто его господин? Зигфрид — вассал, обязанный служить. Его право помогать и в нужде опорой быть. Он может взять в жёны сестру короля, по рыцарским понятиям иначе нельзя. Добудут и королю жену вместе, исландку Брунгильду, заваренную на крутом тесте. И прежде из-за женщин вражда зарождалась, что на «Песни о Нибелунгах» тоже сказалось.

Оригинальности многое в сюжете о Нибелунгах лишено, читатель с этим встречался в других произведениях очень давно. Все приключения героев откуда-то взяты, не факт, что описываемые события коснулись преимущественно немецкой земли. Вспомнить хотя бы Трою, удела которой дела Зигфрида стоят. Тому имеются факты. Например, он отбирал артефакты. Герой бессмертен почти, хоть и приложил к тому усилия свои. Краткого перечня хватит, остальное читатель сам схватит. После нужно вспомнить плавание Одиссея, называется оно похоже — «Одиссея». Два гомеровских полотна дополняют «Песню о Нибелунгах» сполна.

Зигфрид должен умереть, это надо в виду иметь. Он добыл сокровища, победил дракона, кажется и не должно быть в сюжете иного. Во имя любви эпос зачинался, народ любил его и сказителям доверялся. Любовь же и привела Зигфрида к смертному одру, чтобы народ узнал трагедию ещё одну. Славным бургундам суждено в сечи погибнуть, нашествие гуннов их должно постигнуть. А чтобы помнили люди о племени таком, «Песнь о Нибелунгах» была сложена потом. Перемешались в эпоса строчках правда и ложь, что вымысел в них уже никогда не разберёшь. Был ли Зигфрид сыном кузнеца или он рождён от царского отца? Знавал ли Брунгильду до знакомства Гунтера с ней или не знал, но любовью пылал не к одной Кримхильде своей? Бургундов сомнут всё равно, героическому Зигфриду им помочь не суждено.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В детективе убийцей всегда оказывается тот участник действия, который менее других вызывает подозрение, что достигается путём разнообразных уловок, всегда сводящихся к применению автором умения недоговаривать. Так же поступает и Эрл Дерр Биггерс, интригуя читателя убийством участника группы путешественников вокруг света. Кто же мог совершить коварный поступок по отношению к глухому старику, никогда не переходившего дорогу другим? Этим-то и озадачивается инспектор Дафф, сотрудник Скотленд Ярда. Ему предстоит принять участие в путешествии по странам, чтобы установить, кто мог совершить преступление. Виновным может оказаться каждый, разумеется!

Читатель предвкушает интригу. Но с первых страниц он отмечает своеобразную глупость людей, не придающих значения пропаже ключей и всего остального, будто двери созданы лишь в качестве преграды для ветра. Получается, убить старика мог кто угодно. Разве это будет затруднительно, если достаточно одного замысла? Преград-то нет. Биггерс расстраивает, удручая читателя и разбавляя интригу игрой в «это-совершили-целенаправленно, содеявшего-зло-никто-не-узнает-до-последней-страницы». Пусть инспектор Дафф прилагает усилия, пожинает плоды нерасторопности, взаимодействует с заграничной полицией и всюду видит желание преступника устранить свидетелей — читатель так и не станет ближе к разгадке.

Инспектор Дафф важен для сюжета. Однако, внимающий расследованию ожидает вступления в дело инспектора из Гонолулу, потрясающего своей харизмой, Чарли Чана, китайца. Освежающий ветер Гавайи не сравнится с жемчужиной мудрости, патокой изливающейся с пухлого лица одного из главных действующих лиц. Хоть его роль и оказывается малозначительной, как и выводы, сделанные на основании возникших из пустоты домыслов. Важно ведь именно умение проанализировать найденные доказательства и суметь выстроить из них требуемую цепочку умозаключений. Не будь в сюжете Чарли Чана, то не быть данному детективу Биггерса интересным.

Юмор красит расследование. Он заметен во второй половине произведения. Читатель может изрядно устать от совершающихся событий, как и от встречающихся на страницах образчиков эпистолярного жанра, чаще совершенно неуместных. Пока внимание не начинает привлекать Чарли Чан, терпящий неудачи из-за ошибок приставленного к нему молодого японца, чья безалаберность, помноженная на ретивость, добавляет происходящему своеобразный колорит взаимоотношения азиатских культур.

Когда инспектор из Гонолулу приступает к мероприятиям по установлению личности преступника, многое и без того уже произошло. Биггерс, как автор детектива, постоянно обращал внимание читателя на участников кругосветного путешествия, заставляя сомневаться в каждом из них. И ведь на самом деле убить глухого старика могли они все вместе, если бы не тот самый пресловутый приём недоговорённости. Поэтому читатель даже не удивится, когда всё станет на свои места.

Особо дополняет повествование различие между британцами и американцами. Изначально взявшийся за дело инспектор Дафф расстроен прежде всего из-за необходимости общаться с представителями американской нации, доставляющими чрезмерное количество неудобств своей непоседливостью и стремлением постоянно двигаться вперёд. Отчего-то Даффа повергает в ужас и размер их государства, кажущегося ему громадным, что плохо вяжется со стремлением англичан управлять событиями во всех доступных им местах планеты. Такие мелочи могут сформировать у читателя ложное понимание.

Под обложкой одного детектива следствие ведут сразу четыре инспектора. Кто-то из них падёт, кто-то окажется на пороге смерти, а кому-то удастся проявить чудеса изворотливости и буквально поймать преступника на его неосторожности. Убийство глухого старика проистекало от должных к тому причин, оно было обставлено весьма сомнительными обстоятельствами, зато дальнейший ход расследования оказался наполнен драматическими событиями. Посему Биггерса осталось похвалить — за создание Чарли Чана особенно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В жизни Жорж Санд должно было произойти действительно важное, поскольку она утратила побуждение к благому пониманию устройства действительности: ладный приключенческий сказ о сиротке Консуэло был преобразован в мистическую историю с масонами и заговорами, где нашлось место интригам на высшем уровне и проповедям о необходимости менять модель общества. Не стоит проводить параллели и увязывать повествование романа «Графиня Рудольштадт» с ранее написанной книгой автора — имеются только общие имена и их предыстория, а всё остальное — плод воображения Жорж Санд, бросившей вызов монархам дерзкими речами, самолично спровоцировав их на неодобрительное отношение: действующие лица были помещены под пяту власть имущих.

Сказка закончилась на последних страницах «Консуэло», чтобы омрачиться в последующем продолжении. Муж главной героини умер, отойдя в лучший из миров. Читатель вздохнул спокойно и не представлял, как Консуэло будет вести себя в статусе вдовы . Она могла продолжить взбираться по лестнице судьбы, повергнув королей ниц и примерить взгляды обретённых подданных. Жорж Санд иначе посмотрела на положительное завершение прежней истории, омрачив новое действие регрессом. Она обратила везение в затяжное падение.

Королям надо угождать, какие бы претензии они не предъявляли. Консуэло привыкла к справедливости. С подобного противоречия Жорж Санд вступает в игру с читателем, обязывая его внимать объёмным монологам и диалогам, никак не способствующим продвижению сюжета. Вся суть «Графини Рудольштадт» сводится к желанию автора отразить настоящий момент истории, недавно взорвавшийся революциями и завоевательными походами, а теперь побуждающий людей к очередной порции бунта. Важнейшим пунктом стало желание части людей повсеместно искоренить монархию, чем более других озадачились масоны. Заронив в душу главной героини зерно презрения к королям, Жорж Санд осталось наглядно продемонстрировать общество, чьих сил хватит в тайне совершить то, к чему ранее призывали с баррикад.

Консуэло на себе лично узнает, чего стоит отстаивание личных интересов. Она лишится всего, будто и не доставалось ей огромное наследство безвременно умершего мужа. На том-то читатель и вынужден согласиться с автором, понимая правдивую сторону реальности, далёкой от сказочных сюжетов. Коли человек не обладает умением лгать и предавать, то доставшееся ему обязательно отберут те, кто лишён предубеждений касательно необходимости творить справедливость и воздавать по заслугам. Впрочем, Консуэло постоянно везло. Теперь же Жорж Санд опомнилась, и главной героине отныне во всём будет сопутствовать невезение.

Читателям-современникам должно быть было очень интересно, что из себя представляют масоны. Жорж Санд полностью удовлетворила их любопытство. На страницах «Графини Рудольштадт» присутствуют в подробностях детали, вплоть до ритуалов и всего прочего, оправдывающего существование сего объединения. Помогут ли масоны Консуэло в борьбе за свои права? Почему бы и нет. Однако надо понимать, что время для призывов к свержению королей не настало, да и сами масоны ещё не представляли, как этого можно добиться.

Учитывая стремление Жорж Санд усилить впечатление от происходящего на страницах произведения, не приходится удивляться удручающему положению главной героини, боровшейся и всё-таки проигравшей. Читатель обязательно будет переживать, клясть королей и искать встреч с членами масонских лож. Может именно этого хотела добиться Жорж Санд? Надо полагать, по мере выхода журналов с продолжением истории о похождениях Консуэло, количество обращённых в масоны значительно возросло.

Вопрос же, по прочтении романа Жорж Санд, заключается в ином — куда делись масоны, какие они цели теперь преследует и не стали ли они тем самым тайным правительством, что оказывает влияние на все государства планеты? Ведь сами же когда-то хотели устранить абсолютных правителей…

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Метаморфозы» Овидия — это летопись прошлого. Как знать, может и не было ничего из того, о чём взялся рассказать древнеримский поэт, а может именно он создал большую часть известных нам мифов. Для опровержения подобного суждения нужно быть специалистом в античном литературном наследии. В строчках Овидия оживают мифы, а сам Овидий берётся за историю мира с самого начала, повествуя о создании всего сущего, борьбе богов, взаимоотношении их с людьми, вплоть до событий, свидетелем которым поэт мог быть лично.

Овидий, какие бы сюжеты он не описывал, сам излагает в присущей ему вязкой манере. Читатель буквально тонет, погружаясь в болото слов. Овидий излишне сух и скорее ведёт репортаж с места событий, нежели заставляет поверить в происходящее. Нет накала страстей — есть описание смешения чувств у действующих лиц. Читатель наблюдает за происходящим, кому-то из героев сочувствует, но в любой предлагаемой автором истории обязательно побеждают боги, любящие прежде всего себя. Поэтому исход заранее предрешён: посмевших бросить вызов ожидает наказание, чаще всего в виде трансформации в нечто отличное от человеческого образа.

Значение «Метаморфоз» велико. С ними следует знакомиться по отдельности, чтобы из каждой части вынести соответствующие выводы. Не зря вдохновение в поэмах Овидия черпали многие поколения писателей, обращаясь за поиском сюжетов именно к «Метаморфозам». Овидий не останавливался на одних и тех же темах, он совершенствовал прошлое, прилагая усилия к собственной его интерпретации. Есть свидетельства о влиянии Овидия на поэтов, творивших до XX века. Однако, если задаться целью провести сравнения, множество авторов и после возвращались к сюжетам из «Метаморфоз», в том числе и писатели в жанрах фантастики и фэнтези.

Боги чрезмерно жестоки. Овидий их показывает могущественными существами с неистребимым ощущением тщеславия. Они ввязываются в дела людей и доказывают им собственное величие, каждый раз прибегая к доступной им способности изменять действительность. Боги могут наслать на людей несчастье в виде потопа, а могут снисходить до разбирательства в индивидуальном порядке. О вере в богов говорить не приходится, за само сомнение в существовании какого-либо определённого бога следует мгновенная кара, к чему прибегали практически все присутствующие в «Метаморфозах» создания высшего порядка.

Важное значение в сюжетах имеет чувство любви. Без него Овидий не обходится. Каждая часть «Метаморфоз» обязательно содержит соответствующие мифы, согласно которым развиваются события. Касается ли дело любви к самому себе или к другому человеку — всё оказывается едино стремящимся к печальному исходу. Лучше всего это чувство обставляется, когда людьми движет любовь к путешествиям во имя определённых идеалов, тогда Овидий скорее создаст благостное завершение, нежели подвергнет героев трансформациям. Впрочем, изменения происходят со всеми действующими лицами, пускай даже на уровне внутренних ощущений.

Не обходится Овидий и без главного наследия древних греков — Героического века: отрезка времени, вместившего основную часть сказаний о славных поступках мужественных людей. Тогда ещё допускалась связь между человечеством и богами, способствующая рождению героев, чьи способности превосходили возможности обыкновенных людей. Именно в Героическом веке случилась осада Трои, скитания Одиссея, подвиги Геракла, поход Ясона, крах дома Агамемнона и многое другое, о чём Овидий рассказал, а о чём-то умолчал.

Не зря «Метаморфозы» сравнивают с энциклопедией Древнего Мира. Овидий использовал хорошо известные ныне мифологические мотивы. Осталось прояснить, насколько их знали его соотечественники и насколько в их курсе были сами древние греки.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Когда фэнтези пишется ради процесса написания фэнтези — это не есть хорошо. Особенно не есть хорошо в плане создания литературного наследия. Потомки обязательно будут обращаться к истокам, уповая на поиск разумных мыслей. Но им суждено смотреть в пустоту, некогда имевшую спрос, а после погрузившуюся в безмолвие, где подобному и следует находиться.

«Чёрный смерч» Святослава Логинова раскрывает перед читателем доисторический мир с налётом славянской мифологии. Читателю предлагается история, полная людских страхов, в окружении вымыслов, объясняющих непонятные явления. Твёрдыми убеждениями правдивости общих представлений о действительности и ныне дышит человек, поэтому нет ничего удивительного, что в глубоком прошлом могло происходить аналогичное. На это опирается Логинов, воссоздавая на страницах реалистичную обыденность некогда живших людей. Отчего не поверить Святославу? Обязательно нужно поверить.

На том вера заканчивается. Логинов продолжает писать фэнтези ради фэнтези. Происходят очередные события, но кроме событий ничего более не случается. Описываемое подчинено авторской воле. Действующие лица живут и чем-то занимаются, они помнят о страшных моментах ушедших дней и боятся их повторения в будущем, думая над тем, как этому помешать. Герои идут вперёд, провоцируя пробуждение интереса у заснувших злых сил. И силы обязаны проснуться. Именно таким образом строится повествование.

Как оно было тогда — не имеет существенного значения. Важнее проследить представления Логинова, предлагающего личную трактовку. Разумеется, к настоящему прошлому фантазии Святослава не относятся. Он пишет фэнтези — этим всё сказано. Подобного рода литература не предполагает ответственности писателя за излагаемые события, оставаясь в рамках его понимания о необходимости присутствия тех или иных элементов.

В доисторическом мире Логинова люди делились на племена, отличаясь друг от друга по используемому тотему. Их окружала магия, проистекающая из суеверий и являлась составляющей частью повседневности. Также существовала потусторонняя реальность, на равных правах соседствующая с миром живых. Имелось и злое начало. А что представляет злое начало в раннем творчестве Логинова? Это сущность, позволяющая себе более дозволенного. Если быть точнее, то — не имеющая ограничений в желаемом. Самих желаний при этом нет. Есть понимание обязательного присутствия. Выражаться может явным образом, либо жить в суевериях.

Сказать точнее не получится. Святослав не вдаётся в объяснения. Он полунамёками обрисовывает общий фон. Сюжет «Чёрного смерча» увязан с ранее написанным в соавторстве с Ником Перумовым произведением «Чёрная кровь», рассказывающим о предшествующих событиях. Надо полагать, концепция Вселенной тогда же и сложилась, поэтому читателю трудно вникать в происходящее. С другой стороны, «Чёрный смерч» в достаточной для фэнтези мере описан автором — он имеет право на рассмотрение в качестве самостоятельного произведения.

Угнетает читателя манера изложения Святослава. Безусловно, фэнтези ради фэнтези имеет большое количество любителей как раз за такой подход к написанию художественного произведения. Поступки действующих лиц нанизываются на предшествующие и обеспечивают нанизывание следующих. Автор не обязан представлять, куда конкретно его фантазия будет поворачивать сюжет, хватит лишь туманных представлений. Заложником оказывается только читатель, решивший ознакомиться с работой писателя. Коли герои пойдут на верную смерть, значит им и следовало туда идти, а в остальном поможет автор.

У Логинова есть ряд произведений, позволяющих говорить о нём, как об отличном создателе фэнтези и альтернативных историй. Пусть что-то из им написанного вышло не в самом приятном для чтения виде, тому может быть найдено разумное объяснение, но о нём говорить не надо.

Автор: Константин Трунин

» Read more