trounin.ru

Мережковский каждый раз оказывался предсказуемым. Прежде он не мог разобраться в религиозных воззрения Достоевского, пока сам не пришёл к выводу касательно необходимого существования Третьего Завета. Складывается ощущение, будто он именно себя представлял в качестве Иисуса Христа, либо пророка, предсказывающего его скорое второе пришествие. Когда сам с этим разобрался, Дмитрий стал исходить в суждениях сугубо из данного обстоятельства. Ежели раньше религиозные представления Достоевского ему оставались непонятными, то отныне всё изменилось. Фёдор Михайлович не стремился к какой-либо вере, кроме как к той, которую теперь проповедует непосредственно Мережковский — то есть Третий Завет.

Оказывается, Достоевский предрекал революцию. Хочется задать Дмитрию вопрос: а кто о её возможности тогда не задумывался? Или применение террора в отношении царской семьи являлось прихотью неокрепших юных умов? Нужно было быть истинно слепым, дабы не замечать народного недовольства. А если люди выражают позицию не фрондёрством, используя оружие и не боясь потерять за убеждения жизнь, тогда нужно крепко задуматься о происходящих в государстве процессах. Достоевский это наблюдал, о чём писал и в своих произведения тоже.

Революция произрастает из христианства. Необходим определённый фактор, способствующий человеку переосмыслить существующее отношение к должному быть. Например, католики желают контроль на всем миром передать римскому папе, дабы после произошло объединение человечества. У православных иное понимание: сперва мир должен объединиться духовно, потом уже будет образовано единое государство. Существует риск того, что Европа сумеет воспротивиться и реализовать предпочтения католиков, проглотив Россию. Чтобы этого не произошло, России самой полагает съесть Европу. В таких рассуждениях выясняется, насколько Мережковский являлся космополитом. Но он понимал, ни один из вариантов никогда не будет осуществлён. Разумеется, если речь не о Третьем Завете.

Пока не поглощена Европа, России полагается открыть путь в Азию, пролегающий через Константинополь. Некогда Наполеон желал добраться до сего города, являвшегося первым среди многих, но главным из всех. Это идеи Мережковского или Достоевского? Или всё смешалось в неразделимый массив информации? Скорее думается, основная повествовательная линия оказалась снова забыта, так как речь неизменно возвращалась ко второму пришествию Христа.

Так или иначе — будущее по утверждениям Дмитрия за теократией. Христос ли возглавит Россию или антихрист — особого значения то иметь не будет. Важно другое, какое отношение к этому будет иметь Третий Завет. Но что же такое Третий Завет? Религия это или очередная ветвь христианства? Либо нечто новое, далёкое от всего известного теперь? И оказывается, уже Достоевский имел веру, наперёд зная как раз о Третьем Завете — религии будущего.

Вот так, не имея представления о религиозных предпочтениях человека, Мережковский сообщил их ему самостоятельно. Пусть прошло двадцать пять лет с его смерти, он не сможет возразить, как и подтвердить. Выискав необходимые цитаты, Дмитрий твёрдо уверился в правдивости им изложенного, не принимая возражений. Иного быть не могло. Хотя, задумайся сейчас подойти к изучению творчества Достоевского, вооружившись представлениями нынешнего дня, так найдёшь любое угодное подтверждение. Ведь известно: кто ищет, тот всегда найдёт. Находил и Мережковский, храня твёрдую уверенность в истинности им сказанного.

И всё же, предсказывать падение самодержавия казалось недопустимым. Не мог царь сложить с себя полномочия, устранившись от Богом данного ему земного назначения. Это не смущало Мережковского, ждавшего неизбежного. Монархии предстоит пасть, поскольку народ окончательно утратил веру в Бога. При таком обстоятельстве царь не имел права управлять людьми.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сборник статей «Грядущий хам» по дате написания предваряющий сборник «Не мир, но меч», оказался показанным читателю в качестве продолжения. Дмитрий исходил от безбожия, коснувшегося населения России. Начинать в рассуждениях пришлось издалека, погружаясь в историю Древнего Китая. Там, на берегах разлившихся широких рек, никогда не испытывали излишней религиозной духовности, что не мешало достигать требуемых результатов. Человек ставился на первое место, являясь законченным источником божественного волеизъявления, ничем не обязанный создателю, кроме необходимости совершенствовать ему данное. Удалившись от религиозной невежественности, не зацикливаясь на рабстве и раскрывая заложенный в него потенциал, человек стал развиваться, улучшая окружающий мир. Всего этого лишены христианские религии, погрязшие в невежестве тёмных веков.

Краткий перечень статей в сборнике «Грядущий хам» таков: «Грядущий хам», «Желтолицые позитивисты», «Чехов и Горький», «Теперь или никогда», «Страшный суд над русской интеллигенцией», «Св. София», «О новом религиозном действии» (открытое письмо Бердяеву), «Пророк русской революции» (к юбилею Достоевского). Сейчас лучше разобраться с тремя короткими заметками: «О новом религиозном действии» (1905), «Страшный суд над русской интеллигенцией» (1906) и «Св. София» (1906).

Дмитрий был мнительным. Попробуй о его взглядах сказать плохо — получишь порцию критики в ответ. А похвали — удостоишься звания проницательного человека. Кажется сомнительным говорить с полной серьёзностью о нумерологии или вычислять число зверя. Ещё меньше получишь за то одобрительных отзывов. Мережковский в таких случаях негодовал, но стоило кому-то выразиться положительно — Дмитрий сильнее укреплялся в высказываемом мнении.

Несколько раз бывавший в Константинополе, Мережковский не находил ничего ему интересного, кроме сохранившегося собора «Св. София». Уже не христианский, он использовался для проведения религиозных служб мусульманами. Восхищаясь, Дмитрий не забывал отмечать действительность. Оказывалось, люди насквозь прогнили, вне зависимости, насколько они проникнуты той или иной верой. Турки и русские оказывались в одинаковой степени нечистыми на руку, на каждом шагу обманывая Дмитрия. До чего бы он не желал прикоснуться, всё извращалось и предоставлялось в отвратном виде. Человек одинаков в своём невежестве: такой должен быть сделан вывод. И когда рядом располагается «Св. София» нужно оставаться хотя бы немного человеком. Да вот ничего подобного не происходит. Сомнительно и то, чтобы вошедший в стены храма человек изменялся духовно — он остаётся таким же бездушным, живущим ради цели прокормить себя и окружающих, забыв о нуждах других. И Бог такому человеку нужен с одной целью — помочь обмануть как можно больше людей.

Не испытывал Мережковский радости. Он проникался духовностью святого места, восхищённый величием и убранством храма, готовый описывать «Св. Софию» во всевозможных красках, если бы не постоянная нужда прибегать к чёрному цвету, преобладающему над яркими оттенками бытия. Данным цветом следует закрасить делаемое человеком. И окажется, что картине не суждено быть нарисованной, если только не в качестве абстрактной фигуры типа «Чёрный квадрат», пока ещё не созданной Казимиром Малевичем.

Дмитрий видел в Константинополе в основном повсеместную грязь, нисколько не способствующую пробуждению благих мыслей. Видимо потому-то Мережковский постоянно обращался к идее о Страшном суде. Когда-нибудь на человека должен обрушиться очередной потоп, поскольку существовать в столь грешном мире становится невыносимым. Даже можно сказать, что человек потерял смысл жизни, занимающийся далеко не тем, чем ему полагалось изначально. Не для того Бог создал Адама, дабы после взирать на постоянную деградацию его морали. Когда-нибудь Бог махнёт рукой на человечество, забыв о нём навсегда. Объяснение очевидно: ежели нельзя исправить, проще уничтожить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Проблема любого человека — стремление видеть представления о действительности подверженными реализации. Если мнится, будто обязательно случится Страшный суд и всякому воздастся по заслугам его, то переубедить будет непросто. Требовалось ли вообще строить понимание происходящего через религию? Мережковский желал видеть настоящее в качестве предвестника пришествия в мир людей Христа. Он с полной серьёзностью рассуждал о материях, изначально сомнительных и переполненных неограниченным количеством допущений. 1905 год стал потому для него особенным. Дмитрий задумался, что неизбежное грядёт уже теперь, ибо иначе оно никогда не наступит.

Давайте считать католическую церковь царством дьявола. Вспомните римских пап, готовых принять положение Христа, заменив образ божьего сына собственным. Но и православие не лучше — со времён Петра подпавшее под влияние русского государства. Пропало истинное волеизъявление, вынужденное подчиняться текущему положению дел. В такой ситуации проще сбросить имеющееся, согласившись принять революцию в лице социализма, отрицающего существование Бога вообще. Уж это ли не приблизит Страшный суд? Повергнув догматы, приняв кару, человечество обретёт шанс на исправление. Чего Мережковский как раз и ждал.

Безверие набирало в России силу, начиная от середины XIX века. Стремление к атеизму выродилось в нигилизм. Дмитрий отводил особую роль Белинскому, прилагавшему для того значительные силы. Теперь стало очевиднее, поскольку социализм подразумевает аналогичное, только претендующее на большее. Не просто жизненная позиция, выраженная отказом от установившихся ценностей, а переосмысление, не позволяющее опираться на прошлое. У человека может быть лишь завтрашний день, о минувшем ему полагается забыть.

Мережковский выражал уверенность в необходимости русских проникнуться хоть какой-нибудь религией, которой им не хватает. Из каких источников Дмитрий черпал такую информацию? Поставив перед собой за основу мысль о Страшном суде, он не допускал иных вариантов. Всё должно произойти согласно предсказанному. Только отчего задан категоричный тон? Ежели не случится божьего гнева теперь, то разве допустимо, что этого никогда не произойдёт? И причём тут русские? Сугубо из-за свойственного им стремления к отказу от веры в Бога?

Нужно готовиться к пришествию Бога, этому предстоит произойти в ближайшее время: считал Мережковский. Следуя сообщаемой логике, иного вывода сделать нельзя. Действительно, если где-то безбожие превышает мыслимые пределы, там велика вероятность появления праведника, способного словами возвращать людям мысли о божественном промысле, направленном на достижение всеобщего благополучия. Останется понять, за счёт чего то становится достижимым. Ответ получается обыденным — полагаться приходится на веру. Никакое другое средство не окажется действенным. И Бог для этого совершенно не обязателен, он способен послужить элементом устрашения, дабы пробудить страх и заставить человечество трепетать перед Страшным судом.

Бога нет и не было в русских сердцах. Восприятие этого кажется искусственно навязанным. Чтения исторических хроник достаточно, чтобы понять, сколько горестных событий произошло, стоило христианству стать основной религией. Именем Бога с той поры совершилось порядочное количество злых поступков, направленных сугубо на удовлетворение человеческих грехов. Далее это продолжаться не может. И, вдруг Бог всё-таки снизойдёт до людских страданий, слушать его не посчитают нужным.

Трактовать слова Дмитрия лучше с позиции древних нартов, народа, считавшего богов обязанными людям, должными соответствовать чаяниям человека, иначе им отказывалось в праве на веру в них. Когда Бог не угождает, тогда он не нужен. Именно таким образом складывается отношение и в России. Христианство противится такому пониманию, лишаясь возможности влиять на паству. Но Мережковский этого не понимал. Он с нетерпением ожидал второе пришествие Христа.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Чехов и Горький — следующее поколение писателей, пришедших на смену Толстому и Достоевскому. О них Мережковский кратко рассказал, воспользовавшись прежде наработанной схемой. Сперва о жизни, после о творчестве и об отношении к религии.

Взять для примера Чехова — писатель-реалист. Он не писал о прошлом и будущем, сугубо о настоящем дне. По прозе Чехова можно восстановить картину быта России конца XIX века. И даже случись такое, что Россия исчезнет, то произведения Антона Павловича позволят восстановить сведения об утраченном государстве. В этом особенность стиля изложения Чехова, он стремится отражать повседневность, не используя больше, нежели ему даётся самой жизнью. Достаточно взглянуть на окружающую обстановку, как герои оживают на страницах, сообщая всё с ними происходящее, без лишней информации.

А вот Горький — бытописатель существования босяков. Но не абы каких, а пропитанных духом аристократизма. Каким бы не был босяк у Горького, внутри он едва ли не с барскими замашками. И при этом герои его произведений схожи с персонажами Достоевского. Являясь чернью — они презирают чернь. В бесконечном пространном монологе, заменяемого пространными монологами других лиц, Горький плетёт произведения, не добавляя лёгкости и не убавляя тяжести. Одно плохо — Горький составлял поэтические вирши. Дмитрий за то его осуждает, предлагая не воспринимать его поэзию всерьёз, лучше просто о ней умолчать.

Анализ произведений в исполнении Мережковского вновь не выдерживает критики. Нельзя пытаться за цитатами увидеть содержание, тем более стремиться его понять или, не случилось такого, выдавать за истину в последней инстанции. Получается так, что писатель, о чём бы он не рассказал, автоматически становится приверженцем им оброненных идей. Именно за слова из произведений Дмитрий каждый раз хватается, давая характеристику описываемым им людям. Понятно, ежели иного измыслить невозможно. Будем считать, единственный шанс познать Чехова и Горького — разобрать их на цитаты. И если с Чеховым это ещё получится сделать, то в потоке текста Горького — это равносильно черпанию воды ладонью с растопыренными пальцами.

Таким образом Дмитрий выяснил, что Чехов постоянно проявлял склонность тянуться к религии, однако не получал требуемого в необходимом ему объёме. Почему? Где-то он об этом оговорился, либо такими мыслями наделил одно из действующих лиц. Раз написано, значит неспроста: логика Дмитрия. Откуда-то зародились такие предположения. Тогда нужно поразмыслить и выдать желаемое за действительное. Так Чехов начинает тянуться к религии и ему её очень даже не хватает. Всё в силу очевидных причин. Мнение Мережковского не оспоришь — он опирается на доступное вниманию каждого читателя.

О Горьком столь подробно Дмитрий не рассказывал, постоянно сбиваясь на Достоевского. Проведя чёткую параллель, он не находил сил сконцентрироваться только на Горьком, неизменно забываясь и вновь касаясь темы излюбленного им Фёдора Михайловича. «Тварь ли я дрожащая или право имею?»: склоняется к решению сего вопроса Мережковский. Он истинно думал про Горького, воспринимая его в качестве Достоевского. Про Чехова же в отношении Толстого Дмитрий в таком духе говорить не решался. Слишком сложно ставить в один ряд автора монументальных трудов и создателя рассказов. Да и схожего было всё-таки мало. Толстой писал о прошлом и порою от лица животных, чего за Чеховым Мережковский не замечал.

Интересно, а с кем следует увязывать самого Мережковского? Кто ему предшествовал? Очень интересно услышать варианты, дабы постараться это проверить и придти к мнению, так ли это на самом деле.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Россия идёт по пути отрицания Бога. Нет никого, кто наставит человека на путь истинный. То и не требуется людям. Поскольку всякий наставляющий преследует определённые цели, с которыми человечество не обязано соглашаться. И не всегда наставляющий — достойный такого права. Покуда не снизойдёт новый Христос, способный принять грехи людей, до той поры человек останется прозябающим в невежестве. Но скоро грядёт хам — он повергнет во мрак человечество, утвердив каждого во мнении, что высших духовных материй не существует. Есть лишь действительность, где никогда не было и быть не может чего-либо, называемого божественным промыслом.

Мережковский сперва написал статью «Мещанство и интеллигенция», после дописал и представил под новым названием «Грядущий хам». Куда же направить взор человеку, поставленному перед осознанием потопа, выражаемого безбожием? Некогда Бог покарал, тогда разверзлись хляби небесные, и смыло каждого, подверженного сомнениям. Начало XX века грозит повторением библейских событий. Для Дмитрия ещё оставалось неизвестным: выкосит человечество природная катастрофа, или люди начнут друг друга убивать в мировых войнах, а может всему этому предстоит случиться вместе. На этот раз Содом и Гоморра не станут делом Бога, человек сам обрушит на себя огонь божьего гнева.

Дмитрий не переживает за будущее. За безбожие человеку не грозит кара. Да, придёт хам, всё ниспровергающий в хаос, но явится и Христос, взывающий к благоразумию. И придёт хам править Россией, тогда как неизвестно, откуда к нему явится Христос, должный одержать победу и восстановить утраченное.

Существенной важности религия не несла для современников Мережковского. Объяснение этому Дмитрий предлагает в качестве необходимости принять факт того, что густая кровь европейца давно разбавлена жидкой азиатской. Следовательно, не существует различия на белые и жёлтые расы — это суть одно. Как такие рассуждения увязываются с идеей о пришествии нового хама — установить сложно. Сам хам — нечто вроде заново рождённого человека, отринувшего былое и начинающего жизнь, неизменно возвращаясь к старым порядкам. И кто бы не предшествовал хаму, его потомки обречены на повторение прежде случавшегося.

Принять такие идеи трудно. Особенно при обстоятельстве, учитывая отношение Мережковского к русской нации. То есть к тому народу, который антипатичен европейцам. Ничего светлого и доброго не может родиться на просторах России, кроме враждебных чувств. И это при том, что русский народ схож с китайской нацией, поглощающий всё ему приносимое. Он с одинаковой степенью переваривает европейские ценности и особенности азиатского быта, оставаясь всем тем же русским народом. Ещё неизвестно, кто в конечном счёте одержит верх — китайская или русская нация. Но за русскими есть право на пришествие нового хама, тогда как среди китайцев ему не дано появиться.

Домысливая за Дмитрия, видишь, как отсутствие веры в Бога способно породить самого Бога. Достаточно утратить надежду, после чего Бог сам явится в мир. И придёт он не со стороны России, где когда-нибудь появится тот самый хам, должный отринуть былое и уничтожить всё сущее. Бог родится среди китайцев, не нуждающихся в его присутствии. Более нигде ему не снизойти на Землю, ибо будет повсеместно гоним. Лишь Китай его примет, не воспринимая всерьёз и потому разрешая существовать. Вот тогда и произойдёт слияние человечества, либо пути людей опять разойдутся, подобно разругавшимся строителям Вавилонской башни. А если допустить, что строители будущего Вавилона будут одинаково владеть знанием китайских иероглифов, тогда между ними всегда будет взаимопонимание.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мережковский заставил читателя иначе посмотреть на китайскую нацию. Если кому суждено на планете добиться гегемонии, так это Китаю, либо тому, кто будет его представлять. Предположить то можно в силу особенностей китайских народностей, всю свою историю поглощавших завоевателей. Вполне вероятным может быть и то, что китайцы согласятся оказаться на положении угнетаемых, заранее понимая, завтра уже они займут лидирующие позиции. Повлиять на это не представляется возможным, ибо постепенно реализуется принцип «хорошо жить в крупном государстве, но лучше в едином». И самое главное сделано ещё тысячи лет назад — изобретена уникальная система, позволяющая общаться людям, не знающих ни одного слова по-китайски.

Дмитрий заставляет поверить, иероглифы — лучшее из возможного. Несмотря на видимую сложность восприятия, ни один другой язык не имеет перспектив, если его сравнивать с китайским. Проще говоря, достаточно изучить иероглифы, не стремясь учить слова самого китайского языка, как выполняется главное условие межнационального общения — люди друг друга понимают, не открывая рта. Так и возникает желание приобщиться к культуре, благодаря которой тебя начнут понимать на всём протяжении Азии. Для того не требуется многого — всего лишь запомнить иероглифы и их сочетания, не задумываясь над произношением.

Другая сторона китайского миропонимания — умение соотносить ситуацию с поведением. Ежели требуется сохранять положительный настрой — китаец не позволит себе другого. Похоже он действует во всяком случае, поступая сообразно. Европеец в том может увидеть наигранность, интерпретировать лживостью помыслов и стремлением обмануть. Но кто кого обманывает в действительности? Уж не скрытничающий ли европеец, скрывающий истинные эмоции внутри, когда китаец честно и открыто улыбается, либо негодует.

Опасаться следует. И среди китайской нации случаются деятели, несущие разрушение благому. Некогда, в относительно глубокой древности, один император взялся уничтожать книги, написанные прежде. Он сделал задуманное, не тронув только «Книгу песен» Конфуция, оказавшуюся недоступной пониманию. Мудрец старины — Кун-цзы — не привносил нового, объединив старое и представив в законченном виде народное искусство, тем самым пережившее века. И, как знать, не коснись рука императора книг, какое количество умных мыслей могло дойти до наших дней. На самом деле, китайская философия прошла более интересный путь, нежели философия древних греков, придя всё к тому же выводу, сообщающему, что всякое начинание приходит к концу, а смысл обязательно утрачивается. Возможно, тот император поступил на благо, уничтожив прошлое, позволив следующим поколениям заново повторить былое.

Поэтому, ознакомившись с содержанием статьи Мережковского, читатель должен сделать вывод, согласно которому получается, что китайская нация всегда стремится к объединению, дабы уничтожить былое и начать своё развитие с начала. Кто-нибудь обязательно постарается стереть минувшее, принимая то за необходимое. Как с этим не согласиться? Когда человечество само себя изживёт, тогда понадобится совершение действия, преобразующего поставленную в развитии точку. Вдруг такое уже случалось в прошлом? Думается, не семь тысяч лет назад человека конснулся разум — то случилось много раньше, дабы оказаться забытым.

Уходя мыслями в пространство человеческой фантазии, неизменно возвращаешься к основному — китайским иероглифам. Действительно ли они являются настолько удобным инструментом, способным связать все нации на планете? Вдруг так и окажется, поскольку не зная слов на иностранном языке, можешь понять произносимое. Для того не надо обладать обширными знаниями — достаточно будет усвоить хотя бы базовый курс, где письменность основывается не на большем количестве штрихов, нежели букв в каком-либо из европейских языков.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Размышляя о религии, Мережковский объединит после часть статей в сборник «Не мир, но меч». Туда войдут статьи: «Меч», «Революция и религия», «Последний святой», «Ответ на вопрос» и «Предисловие к одной книге». Говоря о безбожии, Дмитрий придёт к поразительному выводу, согласно которому получается, что верящие в Бога — истинно являются рабами божьими. И получается, подобных в именно таком понимании практически не осталось. Допустимо говорить об избранных, к числу которых Мережковский отнёс Серафима Саровского — того самого последнего святого, которому он посвятил один из текстов.

Но перед этим в 1906 году Дмитрий задавался вопросом: человек в настоящее время духовно разлагается или возвышается? Почему получается, что нынешние христоборцы более христиане, нежели с кем они пытаются сладить? А может дело в ином. Христос не заповедовал менять царя земного на царя небесного. Всякий волен самостоятельно решать, какой ему следует сделать выбор. Человек волен склониться к Богу, либо отречься от него. Никаких обязательств это не накладывает. Из этого становится ясно: кто верен Христу, тот не заставляет других быть ему верными. Наоборот, нужно бороться с насаждающими веру в Бога насильно. Но нужно противиться и тем, кто принуждает от таковой веры отказаться.

От таких рассуждений Мережковский выработал термин христовство — ложное христианство, повсеместно распространённое. Как раз согласно ему получается воспринимать верующего человека — божьим рабом, а человека без веры — свободным от обязательств. Хотя должно быть наоборот. Кто не верит — тот обречён стать рабом заблуждений, верующий же имеет право снисходительно относиться к любому выбору, поскольку для него самого Бог существует, из-за чего не имеет разницы, насколько к этому готовы с таким утверждением несогласные.

Отвязав ожидание революции от безбожия, Дмитрий не изменил намерения лицезреть падение монархии под ударами верующих. Он стал думать, как подвести людей к осознанию важности веры в Бога и при этом отказаться от царя, взявшего на себя больше, нежели он того достоин. Это не под Богом человек — раб, рабом он является под властью царя. Отсюда следует один вывод: для переосмысления мировоззрения требуется избавить русских от установления Петра I, заново отделив церковь от государства. Вернее, церковь Мережковского не интересовала. Он готов был провозгласить собственное движение, представив в качестве основы Третий Завет.

Теперь становилось понятно, кого следует понимать под последним святым. Серафим Саровский взят для отвлечения внимания, сообщаемая о нём информация подавалась в необходимом для Дмитрия виде. Читатель должен был сам понять, к чему его склоняет Мережковский. Излишне часто и много произносится слов о Третьем Завете, к чему следует относиться едва ли не как к очередному откровению. Если уж и принимать чью-то роль в мире сомнений, то только того, кто говорит истину. Мережковский не мог в том сомневаться.

Теперь он оказался способен провозгласить революцию, как бы громко это не звучало. Открыто Дмитрий о том не говорил. Такое приходится домысливать, знакомясь с оставленным им литературным наследием. Требовалось найти управу на социалистов, возродить духовность в русских людях и добиться наступления золотого времени, где всем воздастся, согласно принятым в христианстве чаяниям. Остаётся непонятым, насколько Мережковский мог на подобное претендовать, если только не влияя на людей силой слова.

Ныне может казаться, будто труды Дмитрия современники обходили стороной. Кого могли заинтересовать книги на религиозные темы в стране, стремящейся отказаться от веры? Но их читали. Спросите хотя бы у Максима Горького.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кто свергает Бога, тот свергает текущий государственный строй. Говоря против действующих порядков, произносишь речи против сложившихся основ. В России, где государство контролировало религию, объявлять о бездуховности, значило отрицать царя. Ещё Пётр I начал курс на поглощение церкви, поставив интересы государства выше, нежели нужды отдельных представителей страны. Упрочив тем власть над паствой, Пётр I дал России уникальное понимание духовности, выражающееся в одновременной вере в Бога и в его наместника среди людей — поставленного для того провидением государя. Поэтому, когда русский человек окончательно откажется от Бога, тогда и случится революция.

Для примера Мережковский приводит царствование Екатерины II, подавлявшей несвойственные русскому человеку религиозные и политические предпочтения. Именно тогда в страну начали проникать масоны. И именно тогда Екатерина велела искоренять мартинистов. Любое отклонение от официальной религии государства воспринималось вызовом. Даже католицизм, несмотря на схожесть с православием, считался вредным для царствовавшего режима миропониманием. Тут бы следовало провести сравнение, но Дмитрий слишком быстро развивал мысль, не задумываясь над постановкой проблемы по существу.

Революция произойдёт при полном отказе от веры в существование Бога. И в этом Мережковский довольно категоричен. Согласно его слов получается, что есть одна вера, должная существовать, тогда как все прочие воззрения означают наличие бездуховности. Получается, будто не обязательно отказываться от Бога, достаточно начать понимать его сущность иначе. А если рассуждать ещё проще, то отказывая монархии в праве на одно, откажешь и во всём остальном. Ни о какой толерантности рассуждать не приходится: человек является православным, либо он атеист. Иначе логику Дмитрия не понять.

Размышляя о подходе Мережковского получается, если в России падёт монархия под давлением социалистов-безбожников, то её возрождение возможно под воздействием возвращения веры в Бога. Тут то и поможет разрабатываемый им Третий Завет. Дмитрий излишне воспринимал своё значение для будущего России. Он не предполагал, будто человечество сможет рационально подойти к осознанию действительности, выработав иной подход, где уже человек получит божественные возможности, трактуя бытие, исходя из угодных ему принципов. Ровно в той же степени, каким церковь устанавливает догматы, не подлежащие сомнению, должные восприниматься само собой разумеющимися.

Нет нужды отказываться от Бога вообще. Мережковский ясно показывает, как православие и царский режим составляют единое образование. Потому признавать божественный промысел, помимо предустановленного, схоже с попыткой государственного переворота. Кто выступает против Бога, тот отвергает царя. Следовательно, он стремится к революции.

Странно то, что Дмитрий не предполагал других вариантов революции. Не брались в расчёт мысли о конституционной монархии. Хотя, отгремевший 1905 год пробуждал некоторые размышления на этот счёт. Народ требовал права влиять на происходящее в стране, устраивая волнения ещё со времён реформ Александра II. Покушаясь на власть Богом избранного правителя — Николая II — революционеры обязательно должны были признаваться безбожниками. Хотя, хорошо известно, насколько противился русский народ, не готовый отказаться от царя, не предполагая того до последнего момента, когда тот отречётся самостоятельно. Для Мережковского всё оказывалось проще — революцией он считал только то народное волнение, когда будет лишён власти единоличный правитель.

Дмитрий смотрел далеко вперёд, но не дальше для него ожидаемого. Царь обязан сложить полномочия, не представляющий надобности в государстве, отказавшемся от Бога. Сама Россия немыслима, не должная существовать, ежели её население откажется верить в Высшее существо. Ей тогда дадут другое имя, никак не связанное с прежней тысячелетней историей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Человек перестал верить в Бога, если вообще в него когда-то верил. Ещё древние греки со скепсисом подходили к пониманию небожителей, что уж говорить про прошедших через эпоху Просвещения людей. Краеугольным камнем стала церковь — самая бездуховная организация, по мнению Мережковского. Христианство вообще не подразумевает церковных служителей, извративших понимание бренности существования, направив мысль паствы сугубо к вере в воскрешение после смерти. Потому Дмитрий несёт человечеству вместо мира меч, обязательную составляющую христианского миросозерцания.

Вслед за утратой веры в Бога, человек становится порочным. Его жизнь отныне ничего не значит — обесценилась. И какое значение теперь не придавай, толку не будет. Примером тому являются социалисты, обозначившие своё грозное присутствие для грядущих перемен. Самое главное, человек, став порочным, обязан полностью утратить смысл бытия. Более не личность, он явится миру в качестве члена коллектива, обезличенный. К чему это приведёт в итоге? Возможно, анархия разольётся повсеместно, так как человечество не может существовать, когда исчезает сама необходимость присутствия.

Требуется разработать Третий Завет, считаемый Мережковским важной частью преображения человечества. Через Второй Завет, переработав и заново осмыслив содержание, Дмитрий планировал разработать необходимые принципы, тем способствуя сбережению важности человеческого существования. Должно вернуться в исходное состояние, для чего пройти через все испытания. Дмитрий понимал: избежать полного падения не получится. Человек обязан уподобиться зверю, прежде возникновения стремления к обретению духовности.

Меч готов. Исправить обязанное случиться не представляется возможным. Бездуховность продолжит укреплять позиции, чему виною изначально является только церковь. Осталось подумать, отчего именно русскому народу полагается отринуть былое, став первым, кто открыто объявит войну божественному промыслу? Искореняя церковных служителей, отказывая им в вере, не мирясь с единицами истинно глубоко верующих из них, социализм доведёт ситуацию до конца, объявив об общей бездуховности. Это признаётся необходимым, после чего и начнётся переосмысление, где должно найтись место для духовного преображения.

Прежде необходимо пасть духовно и нравственно. Если духовного в людях осталось мало, то нравственность редко зависит от религиозной составляющей взглядов на повседневность. Для Мережковского нет подобных различий. Дмитрий увязывает в единое целое духовную составляющую миропонимания и нравственную части бытия. Следуя его логике получается, что человек превратится в животное, лишившись всего, за счёт чего он и относится к представителям разумных существ. Когда такому суждено произойти? Мережковский связывал таковое развитие событий с деятельностью социалистов, ибо те не ведали, насколько их взгляды переполнены стремлением к анархии.

И при этом, он же, упоминает буддийский пессимизм. Оговаривая особое состояние человеческой души, выраженное через необходимость принимать без возражений всё происходящее. На страницах «Меча» оживает философия древнего грека Пиррона, взращенная на стремлении отдалиться от всякой суеты, сохраняя одно понимание — существование ради существования, без каких-либо желаний для себя и исполнения обязательств перед другими. Такое состояние вполне допустимо назвать подобием бездуховности, частично схожей со стремлением социалистов лишить личности каждого человека. Так и получается, что меч всегда наготове, стоит обнажить его для нанесения сокрушительных ударов. Вопрос только в том: зачем стремиться преображать настоящее, ежели всё обречено? Не сейчас, но завтра, человечество обязательно исчезнет. Тогда вследствие каких причин нужно добиваться преображения существующего?

Мережковский был полон надежд уберечь человечество от фатальных ошибок. Заглядывая вперёд, он не стремился понять, каким образом человеческое общество продолжит развиваться. Если каждый раз человек стремится исправить всё сделанное до него, то какой прок проявлять о нём заботу?

Автор: Константин Трунин

» Read more