Метка: литература ссср

Цикл «Владислав Костенко» | Книга №1

Как и с какого конца следовало взяться за описание работы московского уголовного розыска? И почему следовало писать именно на данную тему? Как получилось так, что имея интерес к азиатским делам, создав цикл описательных работ о Китае, Вьетнаме, Лаосе и Борнео, ряд художественных работ о Сибири и повесть про царского посланника в Афганистан, Юлиан Семёнов перешёл на тему производственного романа, ещё и рассказывая про современный писателю день? В «Петровке, 38» раскрывались будни 1962 года. Интересно ещё и то, насколько писатель был вовлечён в процесс. О нём говорят — он участвовал в оперативной работе в качестве наблюдателя, набрал нужное количество ему материала, в течение двадцати дней написав повесть. Спешка скорее имела негативный эффект. Может следовало чаще останавливаться, иначе размыслив ряд обстоятельств, чтобы никто не упрекнул Юлиана в сухости изложения? По итогу Семёнов полюбился своим умением излагать очевидное. Или причина в экранизации большинства его произведений? Не зря ведь есть мнение о творчестве Юлиана — понять описываемое удаётся лучше, обогатившись образами происходящего через экран, нежели суметь всё это разглядеть на страницах.

По Семёнову получается, в Москве случилось небывалое событие — совершено вооружённое нападение. Читателю внушалось, будто Москва — спокойный город, жители которого лишены склонности к преступлениям. Если такое и может совершиться, значит стоит искать закоренелых преступников, не мыслящих существования без противоправной деятельности. Однако, первым подозреваемым становится обыкновенный школьник. На него никто бы и не подумал. С чего ему быть грабителем, когда лишь единожды совершил неправильный поступок, приведя на занятия собаку? Но против фактов не пойдёшь — на месте кражи найден обличающий его документ. Что делает Семёнов дальше? Сотрудники уголовного розыска составляют картину происшествия, проводят оперативные действия по нахождению парня и начинают раскручивать даже не запутанный клубок, а идти по заранее намеченной прямой, когда всё у них на виду. То есть читателю предлагалось видеть работу розыска, связанную со смертельным риском, поскольку у одного из преступников имелось огнестрельное оружие.

По ходу повествования Семёнов делал невиновных персонажей чрезмерно мягкими. Изначально сплетая мрачную составляющую вокруг повинного в ограблении школьника, сообщает читателю информацию, о которой все должны были знать изначально. Почему парень отмалчивался и не объяснял своих мотивов прежде? Может оно могло быть и по правде так, учитывая нежелание взрослых слушать его оправдания. Либо так получается лучше раскрыть перед читателем содержание. А вот виновные у Семёнова — подлинные звери, кому следует находиться за колючей проволокой в отдалённых от цивилизации местах. Для верности Юлиан добавил драматизма, давая сотрудникам уголовного розыска право на героизм. Требовался ли он в действительности? На экране подобный ход должен был присутствовать обязательно.

Трудно сказать, понравится ли читателю книга, написанная таким образом. При условии, если он не будет ничего знать о Семёнове. Пока же, прикоснувшись, например, к «Дипломатическому агенту», и вот теперь к «Петровке, 38», читатель скорее вынужден задуматься, насколько ему требуется продолжать знакомиться с творчеством писателя. Но ежели известны другие обстоятельства, вроде тех, что он являлся популярным советским автором, и именно ему принадлежит цикл работ про Исаева-Штирлица, то не найдёт ничего другого, кроме уверения себя в необходимости продолжения чтения. Остаётся полагать, литературный путь Семёнова едва ли не начинался, невзирая на ранее состоявшиеся публикации. Надо запастись терпением и продолжать. Лучшее оно всегда впереди. А кто в том сомневается, просто не всегда удаётся довести дело до того момента.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Если по детским годам о человеке практически никогда невозможно судить, то последующие годы, в том числе и в качестве студента, могут иметь уже определяющее значение. Можно на это возразить, сославшись на различные мнения, касательно складывания человека в определённый период начала его жизни. Однако, каким бы не было влияние на ребёнка, да и на подростка тоже, существенно важным становится его поведение в последующем, начиная с попыток осознать, кем ему предстоит быть. На первых порах и Вересаев не знал, на каких позициях он должен себя ощущать. Куда ему следовало податься? Выбор пал на историческую стезю. Разве не увлекательное это дело — прослыть за исследователя прошлого, либо за хранителя утраченных реалий? Думая об этом, Викентий отправился в столичный университет.

Читатель может не понять, почему в Петербурге Вересаев сталкивается с необходимостью самому о себе заботиться. Прежде он был под опекой отца, теперь лишённый возможности находить какую-либо о нём заботу. Извечная проблема студента, касающаяся нехватки средств, коснулась даже Викентия. Причём настолько, что приходилось голодать. А если он недоедал, портилось здоровье, голова отказывалась соображать. Какой толк от студента, не имевшего способности исправно посещать занятия, или хотя бы усваивать ему сообщаемую информацию? Вполне можно было искать способы заработать, сбиваясь с другими студентами в объединения, пусть и сомнительного толка. Но отец строго запретил заниматься любой деятельностью, кроме обучения. Запрет в основной части касался игнорирования политических стачек, излюбленных студентами по всей стране. Викентий получил внушение — после участия в подобных волнениях его отчислят из университета, и состояться в качестве достойного члена общества у него уже не получится. Собственно, более Вересаев политических тем не касался, разве только упомянув, как Александр III боролся с женским образованием, с начала правления поставив целью закрыть все учебные учреждения для женщин.

Каких только мыслей не встречал Вересаев в студенческой среде. Рассуждения молодых людей порою случались чрезмерно радикальными. Как тут не вспомнить русский нигилизм — бессмысленный и беспощадный. Один студент доказывал Викентию низведение понимания материнства. Тот студент называл мать — мокрым домом на девять месяцев. Более ничем важным для себя он мать не считал. Рассказав о таком, Викентий не стал делать выводов. Зато читатель, внимая хаосу мыслей, мог вынести определённые суждения, соотнеся студенческие волнения с подобного рода рассуждениями. Такие мыслители, не знающие над собой ничего святого, могли вести активную антиправительственную деятельность, твёрдо уверенные в правоте ими совершаемых деяний. Вересаев затрагивает ещё несколько эпизодов, имевших способность на него повлиять. Например, идеи Толстого о непротивлении, на первых порах популярные в обществе, а затем утратившие интерес. В той же мере считались за важные идеи о социализме от Михайловского и позиционирование Гаршина, аналогично переставшие восприниматься в обществе.

Мыслить себя на исторической стезе Викентий более не хотел, предпочтя сделать выбор в пользу медицины. Он решил, гораздо лучше иметь профессию, благодаря которой всегда будешь востребован, сможешь иметь постоянный доход, нежели заниматься пусть и важным, но не столь нужным для него ремеслом. Викентий продолжил учёбу в Дерпте, описывая порядки складывающихся в тех землях дел, особенно останавливаясь на каждом профессоре, давая исчерпывающие портреты их личностей и преподавательских способностей. Довелось Вересаеву поучаствовать и в противохолерных мероприятиях.

На том студенческие воспоминания завершались. Их логическим продолжением можно считать «Записки врача», вот уже как более тридцати лет назад написанные.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Как следует воспринимать детские воспоминания? И какую роль им следует отдавать в праве на понимание дальнейшей жизни человека? Что в том вообще может быть интересного? Разве только для полноты картины. Пусть и кажется, о детстве можно рассказать вкратце, не прибегая к детализации. Однако, ряд писателей считает за важное повествовать именно о детских годах. Есть и биографы, очень тщательно подходящие к изучению детских лет. Существуют и те, кто вовсе не тратит время на выяснение практически бесполезных обстоятельств. Вот решил Вересаев, спустя пятьдесят лет, вспомнить себя маленьким. Насколько те воспоминания он сохранил в точности? Сколько поведает дополнительных деталей, может и имевших место быть в прошлом? Читатель разве только поймёт относительное благополучие малых лет Вити Смидовича, кому не было на роду написано понимать жизнь со всеми её горестями и печалями. На ноги Вересаев вставал в сложившихся для него благополучно условиях.

Сразу же читатель узнаёт про уважение Викентия к отцу. И не может понять, продолжая чтение воспоминаний, почему изложение началось с некролога. Отец Вересаева успел дать сыну образование, продолжив помогать на первых порах трудового поприща. Или сам Викентий решил задать планку, к которой он продолжал стремиться на протяжении последующих пятидесяти лет? Останется рассуждать, в какой мере Вересаеву это удалось. Викентий родился в Туле, среди его предков поляки и русские. В такой момент читатель останавливался в крепких размышлениях, махнув рукой на возможные разногласия, которых всё равно не последовало. И всё же важнее прочего, но не ставя то выше отца, Вересаев счёл нужным упомянуть самое первое воспоминание. Будет приятно, узнав, Викентий помнил не тягостную обстановку его плохого поведения или радостную весть по поводу поведения хорошего, так как воспоминание касалось пития сладкого чая с молоком. Читатель вновь останавливался в задумчивости, не умея расставить акценты на восприятии повествования, придя к выводу — автор сообщает воспоминания ровно тем образом, каким то ему желалось делать.

Среди прочего вспоминается первая порка. Отец запретил Вите Смидовичу прикасаться к цветку. Витя счёл это за указание цветок пересадить. После тот завял. За что же был наказан? Будучи ещё ребёнком, Вересаев говорит — понять не смог. Вспоминает начало обучения в школе, первое наказание, первую любовь и первый поцелуй. Без особой надобности — как начал курить и пить. Внутреннего цензора Викентий словно не включал. Или не посчитал зазорным повествовать едва ли не обо всём, к чему сумел вернуться в воспоминаниях. О чём-то всё же следовало умолчать. Однако, чем больше негатива расскажешь сам, тем меньше нелицеприятного о тебе расскажут другие. С другой стороны, тем самым Вересаев оголялся перед читателем, которому вовсе не следует знать всего ему изложенного. Но если Викентий об этом рассказал, значит посчитал за необходимое. Вполне вероятно, он полагал — читатель всего в голове не удержит, обязательно забыв добрую часть повествования.

На описании юных лет Вересаев не остановится, продолжая рассказывать про годы учёбы. Провести черту между двумя этими книгами о воспоминаниях невозможно, они представляют из себя одну повествовательную линию. Приходится учитывать обстоятельства перерыва в работе, поскольку про студенчество Викентий начнёт писать в 1930 году, растянув работу над осмыслением прошлого ещё на следующие пять лет. По данной причине, закончив чтение «юных лет», нужно сразу переходить к «студенческим годам», тогда восприятие становления Вересаева сложится в виде единого полотна.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Если читатель интересуется литературой начала двадцатых годов двадцатого века, он видит общие черты, когда на первое место ставились нужды народа. Вернее, изложение шло таким образом, что в происходящем прежде всего была задействована безликая масса, к чьим интересам необходимо прислушиваться. Из каких побуждений возникла необходимость писать именно таким образом? Сама по себе литература тех лет — отражение перехода в мировоззрении населявших страну людей. Прежний уклад стался разрушен, впереди ожидание совсем иных устремлений. Серафимович ещё не сложил «Железный поток», отразив для читателя характерные черты, а Вересаев писал сходным образом. Но мог ли тогда Викентий с толком отразить реалии прошедших событий, насколько бы не являлся свидетелем? Казалось, он имел право говорить открыто, не выражая одобрения итоговому распределению сил. Жизнь ведь не столь проста, чтобы линия поведения одних признавалась за истинную во всех её проявлениях. Позже Викентию это поставят в вину. Но никто не знает, о чём будут думать завтра. Не знал и Вересаев, просто сложив повествование в духе своего времени.

Социалистические стремления редко сходятся в чем-то определённом, вплоть до полного отторжения друг друга. Поэтому Викентий с первых страниц проводил чёткое разграничение между большевиками и социалистами. Может — они более социалисты, либо подменяют понятия во имя исполнения задуманных целей. Почему следует поддержать именно их? Вересаев в откровенной манере повёл беседы между действующими лицами, кому не получалось понять, на чью сторону следует встать. Читатель сам должен это понимать, если в текущий для него момент считает себя определившимся по какому-либо вопросу. Уверен ли такой читатель в правильности суждений? Уже через пять лет он может оказаться в стане ошибающихся. Будь сейчас он правым, поддерживающим большинство, уже завтра ветер переменится. И переменится ещё не раз. Поэтому какой толк рассуждать о правде тех или других, когда человек всё оставшееся время своего существования будет находиться в продолжающейся борьбе интересов. Просто нужно решить — насколько человек готов отстаивать личную точку зрения, с учётом возможности расплаты за мысли сегодня или когда-нибудь потом.

Что происходит на страницах? Всякий творит потребное сугубо ему. Большевики — своё, их противники — иное. Противников едва ли не великое множество. Кого хотите видеть в числе выступающих против? Пусть то будут марковцы. Читатель сделает историческое открытие, о таковых прежде не имея представления. В том особенность человеческого восприятия — нельзя знать обо всём, пускай и крайне поверхностно. Не могли того знать и современники Вересаева. Даже нужно сказать, что современники ничего о подобном не хотели слышать, в скором времени посчитав за необходимое вычеркнуть из памяти. Вполне стало допустимым считать неуместным любое иное мнение, вследствие чего Вересаев в большей части своих произведений окажется забыт для читателя. И сохранится к нему отторжение на протяжении долгого времени.

Зачем только опасаться изложения имевшего место быть? Правительственным людям не понравились слова про жестокость революционных порывов? Большевиков уподобили сатрапам, чьи методы признавались за неуместные. Как так получилось, самих большевиков ещё при царе щадили, проявляя к ним терпимое отношение, тогда как сами большевики, дорвавшись до власти, прежних карателей начали сживать со света, вовсе не считаясь с их правом на человеческое к ним отношение. Опять читатель задумается, насколько людям присущи оценочные суждения. Каким бы не являлся режим, его радетели будут бороться до последнего, ни в чём не допуская ослабление власти. И как бы не кричало название — в тупике никто не окажется. Развитие событий обязательно последует, какой дорогой не иди.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Лауреатами Сталинской премии теперь без затруднений становились начинающие писатели. Пусть им вручали всего лишь третью степень. Зато они получали главное — внимание со стороны читателя. И, надо полагать, среди прочих писателей было довольно тяжело выделиться, по сути описывая едва ли не схожие сюжеты. Что мог предложить от себя Сергей Антонов? Практически ничем он не смог бы заинтересовать. За плечами из литературных достижений он ничего не имел, кроме рассказов, которые писал с 1947 года. Да и его писательский путь состоял только из произведений малой формы. Может причиной тому стало нежелание более подробно прорабатывать произведения, так как Антонов нашёл себя в качестве киносценариста. Зачем излагать больше, чем может быть показано на экране? Пока же перед читателем сборник рассказов «По дорогам идут машины».

С чего проще всего начать писателю? Сергей решил — с детских воспоминаний. Так в 1947 году он пишет рассказ «Весна». Концентрировать внимание можно на разных деталях. Тут вам и девчата, и беседы, и изба дяди Ивана, и некоторые колхозные дела, и всякая нелепица. Годом позже Антонов продолжил повествовать в том же духе, не привнося в сюжет рассказов определяющих их наполнение моментов. Сергей не мог излагать другим способом, хотя бы таким образом пробуя себя в писательском ремесле. Так за 1948 год были написаны рассказы «Станция Щеглово», «По дороге идут машины», «В трамвае», «Лена». При этом обращать внимание на названия не следовало — они не раскрывали суть содержания. Как в том же рассказе, самую малость отличным в названии от именования самого сборника — сугубо описательная составляющая, вовсе не подразумевающая как дороги, так и идущих по ней машин. А вот в рассказе «Лена» Антонов стал ближе подходить к требованиям для советского литератора. Он описывал новые методы по обработке земли. Например, изобретение алтайский землепашцев — заринский клин.

За 1949 год рассказы «Утром» и «Футбол». В первом сообщалось о сельских буднях, о том как используют гречку. Во втором — описание матча между простыми парнями. В том же году написан отчасти монументальный рассказ «Три тысячи девятнадцатая морская», при должном на то желании обязанный быть развёрнутым до размера романа-эпопеи, на что Антонов не решился. По сюжету читатель наблюдал за тем, как в Азербайджане добывали нефть. По вполне очевидным для советских произведений темпы добычи должны были быть каждый отчётный период рекордными. Одно из действующих лиц придумывает способ, согласно которому одна скважина будет давать больше, нежели в тот момент добывалось на половине из действующих. Путь к успеху, как оно и полагается, начинается с неудач. Не просто будет добиться изобретателю реализации им задуманного способа добычи. Но читатель увидит саму эту неудачу, большую часть рассказа внимая больничным страданиям человека с обожжённым лицом. По какой причине Сергей не стал развивать им задуманную тему? Будем считать, он хотел попробовать силы в написании всех сюжетов, считаемых в то время за самые востребованные.

Завершают сборник рассказы, написанные в 1950 году. «Библиотекарша» — повествование о воспитании молодых людей согласно определённым идеалам. «Поддубенские частушки» — о собирании частушек, теперь считаемых за важную часть культурного наследия. Особенно интересовали частушки, создаваемые в военные и послевоенные годы. В рассказе «Дальние поезда» Сергей поделился историей от попутчика. Что до автора, он любил ездить на таких поездах, всегда обретая новые знакомства и обогащаясь сюжетами для будущих повествований.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

В каком бы государстве не жил человек, во многом проблемы останутся точно такими же. Это только кажется, будто в советском государстве было как-то иначе. А если соотнести с собственным днём, так ли много увидишь различий? Но есть проблемы, которые характерны для определённых обстоятельств. Это должно быть очевидным без дополнительных пояснений. Вот есть послевоенное государство, за прошедшие с войны годы частично восстановившее хозяйственную деятельность. Вполне очевидно, удовлетворить желания населения оно пока не в состоянии. При этом читатель понимает — ситуация могла быть гораздо лучше, нежели она сложилась к тому моменту. То есть проблемы зреют на местах. И если это происходит повсеместно, значит причина в людях, поступающих соответственным образом. Анатолий Рыбаков не предлагал решений к исправлению сложившегося положения, он лишь показал обыденность тех дней.

Читатель сразу погружается в затруднения на автобазе. Приходит водитель, просит машину в управление, получая ответ — дать не можем, машины нет. Тогда водитель скажет — а вы найдите! Ему ответ — найти можно, но она занята. Возникает недопонимание. Чтобы дать машину работнику, её нужно забрать. Есть ли в том смысл? Смысла нет. Как нет смысла и в простое работника. Погружаясь в произведение, читатель видит нарастание количества затруднений. Почему не подойти к делу с головой? Должен ведь быть способ не допускать оплошностей, парализующих работу предприятия. Хочешь отгрузить со склада в долг — не дают. Причина — начальство запретило. Или, наоборот, имеешь возможность попутно выполнять схожую работу, никак не нагружая предприятие. Скажут — нельзя! Ответишь — я же всё равно порожняком еду. Тебе ещё раз скажут — нельзя!

Исключение для советской прозы — особенность мысли действующих лиц. Никто не желает найти для себя выгоду. Каждый постоянно думает о производственном процессе. Мыслей о жизни вне работы вовсе не возникает. Человек в таких произведениях — сконцентрированный на выполнении задачи механизм. Тем более читатель недоумевает, видя возникающие перед действующими лицами затруднения. Не вяжется желание трудиться на благо общества с отсутствием для того предлагаемых возможностей. Может в действительности оно было не совсем так, и использовать имеющиеся средства для извлечения личной выгоды не поощрялось в силу нежелания предприятия предоставлять работнику сопутствующие инструменты. Главное, каким образом об этом рассказывать. Рыбаков показывал честных людей, скорее страдающих от любого труда, если хотя бы минута рабочего процесса тратилась впустую.

Бывало, работников понижали, заставляя за провинности работать не водителем грузовика, а становиться водителем автобуса. Могли дать в напарники начинающего специалиста. Думай потом, как такое к тебе отношение воспринимать. Или пересадят с нового автомобиля на старый, вследствие чего рабочий процесс превратится в подлинную муку. Читателю придётся следить даже за такой историей.

В какой-то момент повествование становится тяжёлым для восприятия. Не так просто видеть на страницах описание однотипных по существу проблем. Объяснение кажется очевидным — автор не набил руку. Однако, за это произведение Анатолий Рыбаков получил Сталинскую премию. Становилось очевидным, в каком стиле нужно продолжать писать. Если читатель знает о последующих трудах автора, критичность восприятия сохранится, первоначально скрываемая за прочими книгами, написанными преимущественно для юного читателя. Произведение «Водители» вышло обособленным, направленным на взрослую аудиторию. Авторская манера не вызвала нарекания, позволив Анатолию на тот же лад описывать проблемы общества. Останется учесть ещё одно обстоятельство — описываемое Рыбаковым затрагивает происходившее в прошлом, мало какой читатель впоследствии посчитает нужным узнавать об особенностях быта некогда существовавших в Советском Союзе автобаз.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Почему свидетельства очевидцев событий не должны восприниматься за однозначную истину? Хотя бы по той причине, что каждый судит о происходящем в силу своего на то умения. Поэтому никогда не будет выработано единого мнения, как бы того не хотелось. Вне зависимости от близости к истине, будут существовать считающие иначе. А раз такое происходит среди современников событий, последующие поколения в той же мере продолжат занимать позицию, которую именно они воспринимают за более правильную. Но порою обстоятельства складываются так, что нужно мыслить определённым образом, в ином случае будешь предан забвению или общественному поруганию. Хотел ли Николай Никитин написать в духе соцреализма о событиях обороны Петрограда от интервентов? Другую точку зрения советский читатель не мог принять. Поэтому, знакомясь с содержанием, нужно понимать, какие основные мотивы автор должен был использовать. При этом, отдадим должное, Никитин сумел отразить разнообразие мнений внутри противоборствующих сторон.

С первых страниц читатель может быть уверен, Николай писал по чётко заданному сценарию. Следовало хвалить дело большевиков, всячески превозносить заслуги Ленина. Возникало недоумение! Почему всё столь идеально и однозначно? Остаётся полагать, такое введение в повествование требовалось для создания положительного отношения к должному вскоре последовать негативу со стороны читателя. Пока же читатель словно шёл дорогой неофита, осознающий невозможность повлиять на происходящее. И на помощь приходили опытные большевики, ласково обходившиеся со всяким к ним приходящим, если тот придерживался схожих с ними взглядов. Такому говорили: «Мы тебя всему сможем обучить». Этак картина в голове читателя идентична знакомой сцене, когда Ленин в Смольном помогал солдату найти кипяток. Приготовившись внимать аналогичной идиллии, читатель находил в тексте вовсе для него удивительное. Николай Никитин за первый камень преткновения для большевизма выбрал будни Уинстона Черчилля. Как не придерживайся соцреализма, но уж Черчилль точно должен выступать против любых социалистических воззрений.

После Никитин допустил до повествования описание разброда и шатания в обществе. Читатель узнавал, сколь неоднозначной считалась позиция большевиков. Кто бы их посчитал за достойных поддержки значительной части населения? Несмотря на решительность, большевики не придерживались чрезмерно радикальных идей, с которыми выступали эсеры. Николай доводил до сведения читателя превалирование суждений как раз эсеров. Как он мог показать читателю перемену мнения в сторону большевиков? Ключевым моментом станет покушение на Ленина, должное восприниматься за борьбу между партиями, пусть и стоявших будто бы за одно дело. Необходимым Никитин посчитал указать даже на разброд и шатание среди интервентов. На страницах показано, каким образом воля американцев начинала преобладать над британцами.

Чтобы советскому читателю было особенно приятно, Николай поднял тему борьбы рабочих всего мира с произволом капиталистов, объяснив, почему за делом большевиков будущее. Поверил ли читатель таким рассуждениям автора? Советские писатели послевоенных лет активно продвигали позицию, согласно которой рабочий любой страны желал скорейшего прихода большевиков к власти. То есть следовало забыть про национальные отличия, объединившись по принципу следования общим человеческим ценностям. Оттого не стал автор говорить, сколь различны взгляды большевиков на мир, обречённых заниматься постоянными партийными чистками.

Кто желает, тот обязательно найдёт в книге для себя полезное. Будет ли оно соответствовать действительности? Скорее всего нет. Николай Никитин сумел внушить стойкое убеждение, что всякое мнение — есть отражение суждений, свойственных человеку в определённый момент времени его существования. И никто не может эту точку зрения оспорить, понимая, через какие этапы прошла последующая советская история.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Не так уж много поэзии за авторством Делоне. Пусть и жил, говорят, он в постоянной борьбе. Малую часть дней своих проведя однажды в тюрьме, брать к представлению малое, ни в чём не изменяя себе. Мотив его суждений изысков не искал — в мир ему бывшего присущим погружение. Не раз Вадим про Бога в строчках вспоминал, сводя к библейским сюжетам стихотворение. Можно подумать, в его поступках имелась отвага, ёрничал порою не совсем уместно. Да ведь не только это терпела бумага. Казалось Вадиму — говорить так более честно. Но знает читатель, если читал «Портреты в колючей раме», сколь порою тяготит бытие поэта, коль сам Делоне уподобил жизнь свою драме, сплетя горькую нить для сюжета.

Возьмёмся за главное всё же — за Вадима стихи. Писал поэт по наитию явно. Где же рифмы? А рифмы плохи. Да разве это ныне не славно? Не Пушкин-Державин-Жуковский Вадим. Не Блок, не Бальмонт, не Ахматова. Ни с кем из поэтов военных мы его не сравним. И ни с кем из поэтов десятка шестидесятого. Он писал… как писал только он, и ему подобные. В разнобой мы строчки прочтём. Отчего же мы такие злобные? Виновато время! А время причём? Писать от души и для радости не имел Вадим силы, предпочитал своеобразно говорить. Не к нему пусть идут рифмофилы, желание не в том он понимал творить. Созвучие лучше, приятнее уху. За какую строку, например, «концерт Мендельсона»? Пусть невзрачно покажется слуху: «монотонно», «бессонно», «стоном». Представим слова «колокольня», «колымага» и «колоброжение», свяжем их с Делоне под одно. Добавим мы смело «со стихией стихая творение», получиться похоже должно. Или вот есть строка — «а гуси гуськом угасают в тумане». В целом, понимает читатель склонность поэта. Скажем ему мы «красная краска осела в стакане». Хотя бы такое сойдёт для ответа.

Что мы видим в стихах? Что читаем меж строк? Вольность мысли и смелость? Или видим оправданным срок? Избежавшую спелости зрелость? Сказать про съезд двадцать третий на всё тот же однотипный мотив: «расстреляйте две трети», на Ленина бочку после катив. Сложить в стихах «Как ныне сбирается Брежнев-генсек», «Я бросил вызов Родине моей, когда её войска пошли на Прагу». Как долог должен быть в советском государстве человека век? А если снова вспомнить «колокольню», «колымагу»? Поймёт и осознает всё Вадим, говоря: «Наказал меня Бог даже больше, чем мог». Скажет словами «за гордость мою Бог настиг» он не зря. Уж часто в строчках рифмуется непосредственно «Бог». Нет, мысль Вадима не быстра: «Опять под следствием свобода, опять под следствием талант». Всё это есть «усталость принца без двора». Как скажут в веке скором — релокант. Повинен кто, что с властью стал в разладе? Так слышен в каждой строчке стон. Он сам напишет о себе в «Лефортовской балладе». И лагерные экспромты сложит он.

Читатель скажет: так мало лет прожил поэт. Подумает: быть может лучше стал бы сочинять. По правде кажется — живи гораздо больше лет, иным не смог он никогда бы больше стать. С начала лет своих творил, задав ту планку, не поднялся выше. И много позже он о том же говорил, оставшись в занятой им нише. Считать мы будем, нанизал на ось, в единое связав творенья. Чего хотел, то отчасти сбылось. А прочее — то лишние сомненья.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Иногда у писателей возникает желание писать о современных для них днях. Что может быть притягательнее, нежели измыслить персонажей, ведя их по страницам вслед за происходящим вокруг. Так должно быть представлял Алексей Кожевников, задумав написать о Хакасии. Он знал — на рубежах Советского Союза зреет тяжёлая военная обстановка. На западе сталкиваются интересы европейцев и Третьего рейха, на востоке — азиатов и Японской империи. Могло показаться, именно в пределах центра Евразии возможно найти малое умиротворение. Поэтому в 1940 году начинается мерное повествование о буднях жителей Хакасии, где мирно пасут скот. Вскоре начинается война, но Кожевников продолжает повествовать в прежней манере, разве только подстраивая жизнь действующих лиц под изменяющиеся обстоятельства.

Какова манера повествования у Алексея? Читатель видит неспешное развитие происходящего. Учитывая время написания произведения, растянувшееся практически на десятилетие, не предполагается стремительно развивающихся событий. Не нужно искать и ладного построения повествовательных линий. Надо полагать, писал Кожевников через большие затруднения, изредка возвращаясь к продолжению надолго оставляемой им работы. А может Алексей стремился глубже вникнуть в особенности быта в Хакасии, стремясь излагать с натуры. Об этом тяжело судить, толком ничего не зная о жизни писателя. Будем думать, Кожевников брал за основу чьи-то истории, дошедшие до него напрямую или посредством других очевидцев, затем перекладывая в виде художественно обработанного текста.

Что читатель сможет выделить из всего массива содержания? Пастораль хакасских земель — самое основное. Выделит и особенности жизни действующих лиц, должных превозмочь обстоятельства. Среди прочих персонажей произведения есть девушка, желающая выучиться на агронома. Ей осталось обучаться ровно один год. Сможет ли она осуществить свою мечту, добившись права пройти курс обучения до конца? Кожевников думает — у девушки всё обязательно получится. Да и не гадал Алексей, в чьих силах было после вернуться к оставленным пропускам в повествовании, чтобы уже после войны внести коррективы, красками расписав несбывшиеся опасения. Посчитал писатель за нужное сообщить и о борьбе юных девушек со старыми порядками. Проще говоря, негоже снимать плоды с яблони, которая зацвела.

Когда хотелось писать, не имея при этом мыслей о должном далее происходить, Кожевников переписывал своими словами события прошлого. Читатель должен был узнать, почему в Хакасии так сильно преобладает скотоводство, при полностью отсутствующей промышленности. Причина очевидна — в своё время монголы прошлись огнём и мечом, всё обратив в пыль. Читатель волен поверить, либо задуматься, приняв стойкость местных жителей, оказавших сопротивление. Ведь прекрасно известно, насколько монголы жестоко обращались с теми, кто не соглашался без сопротивления принять их власть над собой. Только зачем читателю думать далее предлагаемого Кожевниковым? Всё-таки важнее видеть будни Хакасии на протяжении сороковых годов, нежели суметь понять её через имевшее место быть в прошлом.

Не смог обойти вниманием Алексей и фактически важное для каждого жителя Советского Союза — рассказ о посещении Шушенского, куда ссылали Ленина. Читатель думал увидеть долгое и продолжительное изложение, с не менее долгими отступлениями и с описанием сохранившихся фрагментов былого. Только Кожевников предпочёл ограничиться скупым изложением обстоятельств. Почему? Остаётся предполагать — требовалось поступить именно так, либо таким образом заставили поступить, учитывая к 1949 году важность личности прежде всего Сталина.

Читатель может подумать, о чём мог продолжить писать Кожевников далее. Разве не интереснее понять происходившее в Хакасии уже в пятидесятых годах? Впрочем, не всякий сможет читать столь вязкое полотно, какое предложил для внимания Алексей.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Знакомясь с произведением Мирзы Ибрагимова, читатель обязательно задумается, как бы славно творил поэзию Низами, доведись ему жить в предвоенные времена XX века. О как бы он уповал на большевиков, должных принести бедному народу Ирана избавление от страданий. Ведь только при большевиках возможно торжество справедливости. Это не бесплотные надежды на должного обрести разум очередного шаха, и не воцарение почти мифического Акбара. Иначе почему власть имущие так боялись прихода большевиков? Боялись в той же мере проникновения социалистических идей. Чтобы не допустить этого, приходилось принимать помощь от британцев и американцев. Пусть они разоряли экономику страны, ничего не давая за то взамен, лишь бы получалось и далее управлять государством. Но начинает Мирза повествование с ожидания грядущего, напоминая строки из «Матери» Горького: «Наступит день, когда рабочие всех стран поднимут головы и твёрдо скажут — довольно!».

Ибрагимов показывает бедные слои населения. Они действительно живут без надежды. Пусть ничего не менялось на протяжении тысячелетий, важен текущий момент. Читатель видит сохраняющиеся религиозные предрассудки. Очень просто было обмануть крестьян. Достаточно заставить поклясться на Коране, пригрозив крестьянским рукам отсохнуть, если данное человеком слово не будет исполнено. Бедные люди в это верили, безропотно выполняя от них требуемое. У большевиков религии нет: напомнит читателю Мирза. В Иране с давних лет мужчина спокойно чинил насилие над женщинами. Муж мог спокойно ударить жену, не встречая сопротивления. У большевиков женщина равна мужчине: напоминает Ибрагимов. Человек в Иране голодает из-за невозможности заработать на пропитание. Работы нет, или необходимо трудиться за гроши. У большевиков все обеспечены возможностью работать, получая достойную оплату своего труда: таковы слова Мирзы Ибрагимова.

Быть большевиком в Иране опасно. Не менее опасно говорить о своих симпатиях. Столь же тяжело придётся тем, кто приехал из Советского Союза. Человека начинают жестоко допрашивать, после ссылая на жительство в пустынные области. И там приходится видеть стародавний уклад Ирана, когда люди настолько нищие, отчего не могут позволить дать детям образование и получить медицинскую помощь. Как думает читатель, если человека укусит за ногу змея, на какую помощь пострадавший может рассчитывать? Он попросит отвести его к мяснику, и тот отрубит ему ногу. Только таким образом человек сможет спастись от смерти.

Хронология событий подводит читателя к началу Второй Мировой войны. До того читатель успевает это понять, когда Ибрагимов упоминает пакт о ненападении между СССР и Третьим рейхом. Мирза вводит читателя в покои шаха, где вместе с британцами и американцами обсуждались планы по противлению роста влияния большевизма. А после читателю показывается надежда бедняков, истинно верующих, как с приходом большевиков жизнь в Иране наладится. Верили хотя бы на основе рассказов о построенном в Советском Союзе обществе. Особенно наглядными чаяния становятся с началом войны, когда на фабриках рабочих начали заставлять работать по двенадцать часов, в ином случае угрожая закрытием предприятия. Рабочему приходилось терпеть, дабы продолжать иметь заработок, храня надежду на приход большевиков.

Ожидание не окажется напрасным. Советские войска войдут в Иран, шах сбежит, народ начнёт торжествовать. Мирза Ибрагимов показывает это именно так. С такой ли целью армия Советского Союза вступила в пределы Ирана? Считается, только для сдерживания возможных порывов со стороны Турции. Насколько тогда Ибрагимов может быть прав? И знал ли он реалии происходившего в Иране? Надо полагать — в общих чертах.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее