Метка: литература россии

Про Франциска Ассизского Мережковский уже успел рассказать в прежние годы, сложив поэму про его жизнь. Теперь, пытаясь протянуть нить от Иисуса к современности, Дмитрий стремился найти способ выразить собственные мысли касательно нового осмысления религии. Пресловутый Третий Завет — нечто, должное стать книгой откровений, современным аналогом Ветхого и Нового Заветов. Получалось, Третий Завет вполне способен раскрыться через коммунистические воззрения. Как данную особенность вообще возможно с чём-то увязать? И причём тут Франциск Ассизский? Ведь должно всё казаться понятным. Кто самым первым сумел убедить в необходимости существования нищенствующей братии, соглашающейся жить по общим правилам, свято соблюдая заповеданное? Для западного христианства — это именно Франциск Ассизский. Пускай так, в данный момент не имеет значения, какие стремления имели христиане на той же Руси, допускавшие и более строгое к себе отношение, нежели жить в бедности и иметь стигматы.

Проблема Третьего Завета в том, что на его основе стремятся строить новое учение, будто бы основанное на лучшем из некогда существовавшем. Чаще это обретает вид суждений вокруг мистических материй. Если Ветхий Завет — мифология иудеев, то Новый Завет — житие Иисуса Христа, либо житие Бога среди людей: в зависимости от точки зрения на толкование. А вот Третий Завет — непонятное явление, может быть и нужное для единственной цели — не допустить второго сошествия Бога. Получается странное, отныне люди боятся сближаться с Высшим Существом на физическом уровне, помня о пророчестве про Страшный суд. И это при том обстоятельстве, что сам Мережковский в «Иисусе Неизвестном» пояснял для читателя, насколько Апокалипсис излишен для христианства, поскольку составлен человеком, возникшим словно из ниоткуда, никогда не знавшим Христа, но продолжающим почитаться по праву равного среди авторов, из чьих трудов составлен Новый Завет.

Если вдуматься, то легко провести линию, где Иисус обозначен за начало, минуя Павла, Августина и Франциска, достигая на заключительном отрезке непосредственно Мережковского. Теперь об этом можно говорить с твёрдой уверенностью. Всё, к чему стремились прежние мыслители, к тому же желал приблизиться Дмитрий. Но как это осуществить? Некогда Мережковский видел необходимость в переменах, он выступил в качестве пророка русской революции, всячески рассуждая о приближении неизбежного. Он вполне мог мыслить о благе в виде коммунизма, опираясь сугубо на деяния того же Франциска Ассизского, организовавшего нищенствующую общину, впоследствии преобразованную в орден. Вместе с тем, Дмитрий отдавал себе отчёт, приводя в качестве довода слова римских пап, считавших стремление монахов к чрезмерным бытовым ограничением за проявление раскольнических наклонностей. Редкая община не погрязала в ереси, тогда как орден, основанный Франциском избежал сей пагубы. Похожая история случилась с коммунизмом — в России он был извращён посредством большевизма, если в чём и воплощавшего коммунистические представления, то не на правах общего счастья, а в качестве обнищания каждого человека в государстве.

И вот теперь остаётся увидеть Мережковского, продолжавшего считать возможным осуществление преображения человечества, для чего обязательно следует прибегнуть к Третьему Завету. Одно тому мешало — невозможность людей договориться об общем представлении. Имей Дмитрий сообщников, готовых его всячески поддерживать, иметь с ним схожие мысли, помогать формироваться общему мнению, где не останется места сомнению. Всего этого Мережковский не имел, как и прочие, кто до него, как и после, разрабатывал идею Третьего Завета. Не должен некий человек брать на себя право судить за других, не спрашивая о том никого, кроме себя. Ведь Ветхий и Новый Заветы — продукты коллективного мышления.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Августин, в православии прозываемый Блаженным, по представлению Дмитрия воплотил собою образ принуждаемого к борьбе по воле желания одолеть личные страсти. Этот деятель от религии, некогда жил жизнью неправедной, ни в чём не помышляя себя за человека, способного быть угодным Богу. Августин шёл по пути падения в бездну, предпочитая наслаждаться отпущенным временем. Похоть владела его помыслами, если помыслы вообще были ему свойственными. Августина, времени становления во грехе, можно уподобиться животному, которое имело к окружающим скотское отношение. Однажды, как оно и бывает в житии, ибо человек обязан осознать им совершаемое, Августин ужаснулся и попытался найти спасение. Так, впечатлённый историями про мучеников, познавший иное мировоззрение, далёкое от погружения в тёмные закоулки существования, захотел познакомиться с пустынником Антонием. Сам не зная, желая спасения души, не смея требовать большего, нежели ему позволяли иметь, Августин возвысился, того совсем не желая.

Как жил Августин, будучи верующим? Просил ли он вознаграждения за смиренную жизнь? Мережковский продолжил его представлять в качестве плывущего по течению. Прежде, когда праздная жизнь теплилась в Августине, он не придавал тому значения. И в момент обретения веры Августин, в той же мере, оставался неизменным, теперь уже скорбящим за дела ранних христиан, вечно гонимых и терзаемых, добровольно желавшими принять мученическую смерть, тем искупая проступки, заслуживая право войти в рай. Но кто будет умирать, и ради чего умирать теперь? Рим погряз в невежестве, раздираемый до такой степени, что потерял способность сопротивляться вторжениям извне. Некогда вечный град, он пал под ударами вестготов, придерживавшихся одного из христианских течений — арианства. Но как быть с теми, кто принимал мученическую смерть в прежние века, и может остающийся гонимым поныне? Нужно иметь смирение и уповать на милость Божью.

Вот, с милостью Божьей, Августин становился важным лицом для христиан. Не имея желания возвыситься над паствой, его возвышали. Дмитрий показал Августина рыдающим, не желающим принимать ему даваемое. Но христианин должен уметь смиряться. Чем выше возвышали Августина, тем больше слёз он проливал. Сделать с этим он уже ничего не мог, поскольку смирился с неизбежностью должного происходить. Вероятно, настолько велика была милость Божья, даровавшая прежнему грешнику возможность служить на благо.

Говоря об Августине, нельзя обойти вниманием написанные труды. Мережковский предпочёл остановиться на мысли, которую посчитал наиважнейшей. Речь про неприятие прогресса. Разве не очевидно, что, каким образом человек не стремись развиваться, он обязательно вернётся к изначальному состоянию. Наиболее наглядно это представлено в качестве выражения «сизифов труд», употребляемый в случае обозначения деятельности, не приносящей плодов. Сколько бы не закатывал Сизиф камень в гору, тот обязательно сорвётся вниз, и Сизиф оказывался вынужден повторять путь снова. Таков и прогресс, постоянно ведущий человека вперёд, но когда-нибудь обязанный низвести человечество до состояния пещерной жизни. А если смотреть на это иначе, то увидишь, как легко можно извратить понимание человеческого социума, прикрывшись нежеланием зреть на перемены в обществе, неприятные уже по тому обстоятельству, что с ними не получается смириться.

Отклонившись в сторону от понимания жития Августина Дмитрием, можно вспомнить про желание людей по осуществлению перемен к лучшему, при том осознании, что всякая перемена приводит к ещё большим страданиям, от которых люди так стремились отдалиться. Проще говоря, слова являются словами, а человек — человеком, и никто никогда не сможет выработать единое правильное мнение на века, так как уже завтра поймут всю глубину заблуждения.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Рассказав про Иисуса, Дмитрий решил разворачивать понимание христианства от древности до средневековья. И за первый образ для понимания он взял современника Христа — Павла. Такой выбор Мережковский объяснил именно за самое образцовое, по подобию которого впоследствии станут создавать жития. Но не всякое житие — это борьба с изначально обуревавшим искушением. Самые великие деятели от христианства с юных лет радели за торжество веры, борясь сугубо с дьявольскими наваждениями. А вот Павел воплотил в себе торжество неприятия. Он — являясь римским гражданином — изначально был гонителем последователей Иисуса. Может по воле кары Божьей, или по иной причине, Павел ослеп. Прозрел же он, когда услышал слово Христа. После того уверовал.

Почему тогда Павла следует принимать за образец? Дмитрий посчитал, что подлинно святой должен жить так, чтобы он сам себя считал наибольшим из грешников. Ведь как так получалось, берясь за чтение любого жития, видишь, как праведный муж, истязающий плоть веригами и постом, продолжает себя укорять в грехах, хотя в представлениях других он уже свят. Уж не Павел ли являлся при жизни наибольшим из грешников? Он покушался на жизнь последователей Христа, он был готов идти первым, кто распнёт Иисуса на кресте, но оказался наказан провидением, затем исцелён и прощён, уверовавший. Вся его дальнейшая жизнь, вплоть до казни, справедливое сокрушение в мыслях. Павел не мог избавиться от греховности ранее присущих ему дел. И как Павел не вёл праведную жизнь, как не укорял себя в греховности, он тем сильнее приковывал к себе внимание, являясь тем самым образцом, разделить с которым желал судьбу каждый христианин. Тогда, когда не всякий рождался христианином, всякий вынужден был бороться с искушениями, пока не уверовал в жизнь через искупление совершённых грехов.

Как же Дмитрий рассказывает про Павла? Довольно путано. Весьма трудно рассказывать про живших в древние времена, учитывая скудное количество дошедших текстов, особенно таких, какие могут являться отражением истинно происходившего. Несмотря на обилие свидетельств о жизни Иисуса, всё это можно приравнять к мифологии, примерно сравниваемой с трудами древнегреческих трагиков, с помощью театральных торжеств создавших именно то представление о богах и смертных, которое принимает за народную память. Аналогичное произошло и с помощью воспоминаний современников Христа, в том числе и людей из последующих поколений, создававших представления об Иисусе со слов других. И о Павле созидались точно такие же свидетельства. Как всё соединить в единое понимание происходившего? Только с помощью допущений, поскольку точного жития создать никогда не получится.

Конец жизни Павла пришёлся на царствование Нерона. Говорят, Павла умертвили через отсечение головы, так полагалось казнить римского гражданина. Но всё житие Павла от Мережковского не раскрывается в полную меру. Дмитрий мог опираться на крохи информации, потому интерпретируя факты, до каких у него получалось добраться. Говоря же о Нероне, как суметь обойти вниманием понимание личности этого императора? Пусть не к месту, либо как раз к месту, Мережковский сообщил о причудах, присущих Нерону, вследствие чего могла оборваться и жизнь Павла. Как невольно сгорел Рим, к чему Нерон приложил руку, отстранившись от понимания происходящего, по тому же принципу он мог не придать значение апостольской деятельности Павла. Рассуждение об этом — сотрясание воздуха, полное домысла.

Смерть Павла позволила Дмитрию выбрать следующего святого для описания. Теперь предстояло перенестись во времена падения Рима под ударами Алариха, когда вечным городом овладели вестготы.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Чтобы культура расцветала, нужно к тому прилагать старания. А как это делать в стране, где самосознание пришло к людям только после разрушения надежд? Пока не поняли, насколько Европе безразличны дела России, каким варварским государством её воспринимают, продолжали сами превозносить Европу, хотя, как было всегда до и будет ещё довольно долго, Россия останется в восприятии европейцев за дойную корову, к которой и относятся, словно в любой момент могут отправить на мясо. Стоило Наполеону вторгнуться с миллионной армией в пределы страны, и тут же спала пелена с глаз. Вмиг наступило охлаждение к заграничным пристрастиям, стало зазорно кичиться любовью к тому же французскому. Но не всё так просто, поскольку в России принято ругать собственное и превозносить чужое. Такова национальная черта русского народа. И ничего с этим не поделаешь.

Но речь сейчас должна касаться представления ситуации Рафаилом Зотовым — современником тех дней. Он видел, как французское, несмотря на появившееся в обществе презрение, всё равно оставалось востребованным. Разве только появилось стремление к возрождению собственной культуры, хотя бы в рамках перевода. Зотов знал, насколько слабы позиции российской литературы, не способной дать читателю обильного количества произведений. Ежели так, нужно стремиться к адаптации иностранного. Проще даже сказать, временам Петра предстояло вернуться, поскольку вновь появилась необходимость заимствовать чужое, дабы на этой почве создать нечто своё. Может не сейчас, а потом, когда станет понятнее, тогда земля русская прирастёт великими писателями, поэтами и драматургами. Пока же, имея малые ростки будущего величия, остаётся использовать иностранное творчество, прибегая к помощи перевода.

Зотов тем и занимался на первых порах, он переводил для русского театра пьесы иностранных авторов, а в дальнейшем наблюдал, каким образом театр видоизменялся. Пока же, в двадцатом году, Рафаил был достаточно молод, чтобы к его мнению прислушивались. Однако, раз до нас дошло такое его сочинение, при прочем остающимся вне пределов внимания, так как оно сокрыто от глаз по причине отсутствия к тому интереса, Зотов уже смело говорил, подводя современника к принятию неизбежно должному быть понятым — ничего французского более хорошим не является, особенно из того, что ищет место в России. В данном случае речь про актёров-французов, чья заслуга лишь в их происхождении, тогда как они растеряли театральное мастерство, ради которого можно было бы продолжать превозносить.

На фоне французских актёров всё более замечательней кажется игра русских актёров. Зотов этот факт примечает с особым удовольствием, при том продолжая сожалеть, насколько не близок ещё момент полного превосходства. Не настолько уж русские актёры прекрасны в игре, каковой от них желаешь. Проще говоря, французские и русские актёры одинаково плохо играют на сцене. А ежели так, следует надеяться, справедливо ожидая скорую перемену. Коли французы изволили мельчать из прежде им бывшего присущим великолепия, значит русских ожидает обратное: из неумелых актёров — в прекрасных исполнителей театральных ролей.

Вполне допустимо считать слова Зотова одним из элементов борьбы с галломанией, до того всё не желавшей покидать Россию. На протяжении XVIII века периодически возникало осуждение любви к французскому. Теперь же, когда культ Франции разрушен, следовало продолжать искоренять пристрастие к французам. Не следует допускать возвращения прежних увлечений. И даже играй французские актёры в меру сносно, никто не должен говорить об их игре с восхищением. Отныне придавать значение следовало только русскому театру.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Самым первым литературным трудом Толстого, до нас дошедшим, является отрывок из ученической тетради за 1835 год. Насколько он является важным? Просто исследователи творчества посчитали необходимым такому найти место, дав читателю в качестве примера. Правда, самих ученических тетрадей не сохранилось, только единственный фотографический снимок, и тот опубликованный лишь спустя два года после смерти Льва. Настолько же малозначительными воспринимаются ныне стихи, написанные в девятилетнем возрасте, как и стихи, написанные немного позже, исполненные в духе оды, где пафос поздравления напоминал об академических стихах почти вековой давности.

В последующих ученических трудах Толстой писал на французском языке. Это и сочинение «Любовь к Отечеству», где звучал призыв к необходимости оберегать Отечество, приводился в пример подвиг царя спартанцев Леонида. Другое сочинение — «Настоящее, прошедшее и будущее». С тем же наивным подходом ребёнка написано сочинение в виде замечаний на вторую главу из «Характеров» Лабрюйера.

В той же мере сохранились следующие сочинения: философические замечания на речи Ж. Ж. Руссо, отрывок без заглавия, о цели философии. Может сложиться впечатление об увлечённости Толстого соответствующими трудами, либо это связано не с его увлечениями, а сугубо с желанием людей, бравшихся его обучать. Но скорее это нужно объяснять обучением в Казанском университете в середине сороковых годов. Сюда же должен быть отнесён ещё один отрывок без заглавия, где Толстой рассуждал о Канте, затем в манере философов последних веков сам пытался ставить проблему, задавал соответствующий вопрос, требующий разъяснения, чтобы в дальнейшем с помощью рассуждения выработать нужное мнение, будто бы таким образом доказанное.

Не всякий читатель знает, Толстой поступил в Казанском университете на отделение восточной словесности, оного не осиливший по результатам первого года обучения, вследствие чего перевёлся на юридический факультет. Таким образом можно объяснить сохранившийся отрывок об уголовном праве. В последующие годы Лев увлекался музыкой, из того времени сохранилось три отрывка, в которых Толстой делал для себя заметки — по какой методике музыку следует изучать, её субъективное и объективное значение, в том числе брался определить для себя основные начала данного искусства.

Среди прочих отрывков сохранился такой, где Лев рассуждал о том, почему люди пишут. Глубоких выводов не сделал, придя к мысли, что одни пишут из-за денег, другие — ради славы, третьи — для души. Есть отрывок «О молитве», возможно предназначавшийся в качестве главы «Детства». В написанном Толстой вступал в противоречие с самим собой, обвиняя атеистов в незрелости ума. Написанным он остался крайне недоволен, сжегший половину написанного, остальное оставив на память.

Пробовал себя Лев и в качестве переводчика, об этом свидетельствует сохранившийся перевод части произведения Стерна «Сантиментальное путешествие через Францию и Италию». Переводился ли текст с оригинала, то есть с английского языка, — неизвестно. Может с французского или немецкого. Но это не столь важно, как сам факт попытки создания художественного текста через работу над произведением другого писателя. Полученный опыт нашёл воплощение в виде повествования «История вчерашнего дня», где описывался дружеский визит Толстого в гости. Возможно это же было проделано в «Отрывке разговора двух дам», то есть собственная интерпретация, чему Толстой мог быть свидетелем.

Отдельно можно упомянуть про стихотворный опыт Льва — это поэзия вплоть по 1854 год, общим числом в пять работ. Стихи эти не требуют разбора, но желающий может попытаться сделать на основе их изучения собственные глубокие выводы.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Всего Толстой планировал написать четыре произведения, заранее дав им обобщающее название «Четыре эпохи развития», он думал рассказать про детство, отрочество, юность и молодость главного героя. Как известно, остановится он только на первых трёх, тогда как про молодость писать не станет. Почему это произошло? Для этого нужно продолжить следить за творческим развитием Льва. Пока же он переполнялся планами, как то обычно и происходит в представлениях начинающего писателя. Может у Толстого не имелось определённого плана, да и продолжение он не исключал, стремясь повествовать исключительно по собственным ощущениям. Могло случиться так, что за молодостью последует другой период, вплоть до зрелости и старости, а потом и с подведением читателя к необходимости принятия смерти главного героя.

Что же нужно понимать именно под эпохами развития? Следует говорить про размышления Льва. В той же мере к эпохам развития можно отнести редакции «Детства», публикации которых не последовало. Несмотря на юный писательский возраст, Толстой брался рассуждать на темы, впоследствии ставшие основой его будущей философии. Например, Лев отвергал любые проявления мистики, он отрицал возможность доверять предположениям гаданий. Он же размышлял про религию, допуская крамольные мысли. А раз из его уст звучала крамола, такому никогда не быть опубликованным, особенно в годы царствования Николая. Ведь чем являлась крамола на религию? Это прямой подрыв государственного устройства, так как ещё со времён Петра церковь стала одним из элементов воздействия государя на жителей Империи.

Толстой пока выступал против церкви не в общем, а в частном. Но сразу подвергал сомнению необходимость обращения к Богу, будто Высшее существо является не Творцом, а учителем по литературе, проверяющим, насколько люди способны без ошибок произносить заученные наизусть молитвы. Подобные рассуждения найдут отражение в опубликованном варианте «Детства», где схожим образом будет рассуждать юродивый. Однако, откровенность откровенности рознь, да и юродивому на Руси всегда дозволялось то, из-за чего других подвергали наказанию.

Если говорить о прочих текстах, оставшихся при жизни Льва в качестве рукописей, так и не нашедших места на страницах «Современника», то к ним стоит отнести рассуждения о критиках и критике. Ещё не состоявшись в качестве писателя, Лев говорил, каким образом следует мыслить. Опасался он этого ещё и по той причине, что критики привыкли воспринимать содержание произведений через отождествление описываемого с позицией самого писателя. Разве не станут критики воспринимать главного героя «Детства» в качестве альтер-эго самого Льва? Как раз вокруг этого они и будут создавать предположения, находя в чертах вымышленного персонажа отражение писателя. Впрочем, давая произведению подзаголовок «История моего детства», да ещё и оставаясь неизвестным читателю, иного вывода сделано быть не могло. И всё-таки Толстой хотел призвать критиков к иному способу восприятия текста. Отчасти за его суждениями следует признать правоту, только вот насколько способен писатель увериться в им сообщаемом? Может он и сам не понимает, насколько показывает себя в каком-либо действующем лице произведения, просто сам того не замечая.

Основное наставление критикам Толстой давал следующее: критиковать нужно сугубо произведение, опираясь на информацию, сообщаемую на страницах, не используя никаких данных сверх того. То есть произведение — это отдельный мир, существующий вне происходящего в действительности, по своей сути — выдумка. Говоря так, Толстой обозначал своё отношение к творческому процессу, будто он является приверженцем романтизма, где всё как раз и подносилось с позиции способного происходить только на страницах произведений. Лев словно забыл, насколько русская литература обозначила стремление к реалистическому восприятию действительности, теперь практически не стремящаяся оглядываться назад, более не видит мир через европейское представление о действительности, скрывающего проблемы настоящего историями о невозможном к осуществлению. Но Толстой ещё молод, мысль его цвела, пока ещё не готовая созреть.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Что есть «Детство» Толстого? Своё ли детство им описано? Или всё выдумано от начала и до конца? Пусть первоначально никто не знал имени автора, кроме издателя «Современника», текст был подписан инициалами «Л.Н.», но подзаголовок «История моего детства» говорил будто бы о подлинности сообщаемого. Позже, когда Лев уже не скрывал имени, то становилось непонятным, почему отца главного героя не звали Николаем, ведь отчество Толстого — Николаевич. Да и мать главного героя умирает в конце повествования, что становится границей между детством и юношеством. Однако, мать Льва умерла, когда ему шёл третий год. Следовательно, если описываемое и реально, то к действительности не имело отношения, так как практически никто не способен сохранить в памяти столь ранние события, особенно в таких подробностях. Может речь шла про детство не самого Льва, а его отца? Тогда всё сходится, так как главный герой прозывается Николаем. Читателю легко запутаться, особенно понимая, каким писателем вскоре должен стать Толстой, и сколько раз ему ещё предстоит запутываться, как и читателю.

Из содержания следует, что самым ярким воспоминанием о детстве становится личность гувернёра. Этот человек оказывал настолько сильное влияние, которого не способны были проявлять ни мать, ни отец. Иначе почему читатель знакомиться не с переживаниями главного героя, не с событиями из жизни, а сразу ему представляется именно гувернёр? Или гувернёр — столь яркое воспоминание, за которым тускнеют остальные? Тут нет ничего удивительного. В воспоминаниях из раннего детства сохраняются особо яркие происшествия, навсегда запоминаемые. Таковых моментов у Толстого сложилось порядочное количество, каждое из которых он раскрыл с помощью отдельных глав. Потому содержание «Детства» столь пёстро выглядит, более равномерное повествование построить было невозможно.

Язык Толстого читателю должен казаться примитивным, словно повествует ребёнок. Либо это делалось для правдоподобности рассказа, а может по причине неумения говорить другим способом. Так или иначе, Толстому шёл двадцать четвёртый год, он брался за большое и серьёзное произведение, воспринимая «Детство» первой частью составного произведения, изначально планируя оформить в виде четырёх художественных работ. Как позже он сам определит, частей будет только три.

Как воспринимать «Детство»? И стоит ли делать выводы на основании содержания? Читатель волен сам решать, насколько опыт юного писателя достоин столь пристального внимания. Важно в этом другое, в первом полноценном произведении Толстого смогли разглядеть если не талант, то умение писать так, чтобы текстом смогли заинтересоваться. Может в те годы, а время тогда было не самое простое, читателю желалось вернуться к чему-то романтическому, а то и вовсе всё оказывалось гораздо проще — излагать в том духе, как это сделал Толстой, оказывалось самым безопасным в годы царствования Николая, поскольку у цензуры не найдётся повода найти в произведении неудобные для государства моменты.

Особо интересующийся творчеством Толстого может стремиться вынести суждения из каждой главы. Тут этого сделано не будет. Не для того подобная работа создаётся, чтобы разбираться в мельчайших деталях, тогда как редкие произведения должны удостаиваться подлинно внимательного разбора. Да и то такой подход применим в случае, если затрагиваются разные темы, или писатель создавал произведение в разные годы, или публиковал по частям в качестве самостоятельных работ. Нет, Толстой представил «Детство» для читателя в едином виде. Ну и читатель должен воспринимать эту работу в таком же едином виде, без какого-либо разделения.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Георгий Егоров предлагает вспомнить о событиях гражданской войны на Алтае. Он взялся показать, каким образом всё происходило. За одно из главных действующих лиц он взял юного большевика — Аркадия Данилова. Надо сразу обратить внимание, о жизни этого деятеля Егоров расскажет в цикле последующих произведений, и даже сообщит о причинах трагической смерти. Пока же перед читателем роман «Солона ты, земля!» — описание событий, которые можно охарактеризовать как победу Красной Армии над колчаковщиной. Если читателю интересно о первом разгроме большевиков, тогда стоит ознакомиться с коллективным художественным трудом «Первые испытания», наглядно показывающим, насколько кровавым оказалось подавление восстания. Теперь же, согласно произведения Егорова, получится проследить, насколько усилилось в народе стремление к противлению, вследствие чего из небольших отрядов формировались боевые части, вступавшие в сражения со сторонниками правления Колчака.

Трудно человеку бороться против сил, многократно его превосходящих. Но заранее известно — недовольных много. Только нельзя встать в полный рост и заявить об убеждениях, так как никто тебя не поддержит, поскольку боятся расправы. Нужно действовать аккуратно, без спешки, подготавливая почву. И только тогда получится добиться успеха, вслед за чем возможно и достижение желаемого. Недаром действие произведения начинается со встречи человека и волка. Они оказались представлены друг другу, когда человек и волк устали бороться за существование, оба голодные и злые. Егоров посчитал, что им нужно разойтись в разные стороны. Да, тем человеком являлся Данилов, он устал от дороги, пробираясь полями и лесами из Камня в родное село. Теперь он заляжет на дно, затем начнёт действовать, полный уверенности в возможности осуществления справедливости. Данилов знал — недолго колчаковщине заявлять о праве на власть, ведь не сможет народ терпеть издевательства, поборы и отсутствие человечности. Сколько можно наказывать людей побоями, если те не могут дать рекрутов, коней и продовольствие для армии…

Егоров предоставил для читателя интересных исторических персонажей, как известных, так и таких, в реальности которых сомневаешься. Например, очень пристальное внимание уделено Фёдору Колядо, сперва узнику каменской тюрьмы, потом беглецу, командиру полка Красных орлов. Он и умрёт героически на страницах романа, будто бы оно так и происходило в роковом для него бою при Солоновке. Не менее пристальное внимание уделено Милославскому, если такой существовал в реальности, этот деятель из эсеров, под видом большевика засланный в партизанские отряды, вёл разрушительную деятельность. Согласно содержания романа, именно Милославский лично убивал лидеров сопротивления, либо приказывал то делать другим, долгое время оставаясь вне подозрений. Интересным для читателя окажется фигура святого отца Евгения, рослого мужика, имевшего особое понимание исполняемых им религиозных обрядов, изменившего философию, ставшего радетелем за дело большевиков. Обо всех действующих лицах романа не расскажешь — Егоров за каждого ещё раз проживает его жизнь.

Нужно было показать зарождение в народе стремления к борьбе. Может даже подуматься, рано или поздно на Алтае могли самостоятельно опрокинуть колчаковщину. Поэтому Егоров без жаркого энтузиазма описал соединение Красной Армии с силами сопротивления, вместе ставшими настолько грозной силой, что практически каждое поселение сдавалось без боя. Не стали сопротивляться и в Барнауле, если не считать бой за женский монастырь.

Говорят, данный роман Егорова был некогда популярным, выдержавшим порядка семи переизданий. Но насколько он способен оказаться востребованным теперь, когда нет той страны и тех убеждений, ради которых люди готовы были тогда умирать? Остаётся считать, что у каждого времени всегда были и будут собственные герои.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Хороший пример, как нужно побуждать к творчеству на требуемую тему, — нужно показывать востребованность подобной литературы. А не является ли лучшим способом вручение государственной награды? Покажи, что государству нужны произведения о процветании колхозов, как вскоре последуют книги, рассказывающие о том же. Но касательно Сталинской премии всё обстояло куда как масштабнее, поскольку одно увязывалось с другим. На произведение, получившее премию, следовала постановка в театре и/или экранизация, удостаивающаяся той же самой премии. Как итог, получается добиться широкого охвата. Если представить, какое количество лауреатов ежегодно награждалось, премия не проходила незамеченной, обязательно обсуждаемая. Но такие разговоры не ведут к существенному — остаются неуслышанными. Да и требуется ли быть услышанным? Каждому времени определены собственные особенности. Когда-нибудь в России перестанет иметь значение премия, вручаемая от лица государства, поскольку о лауреатах никто никогда и не вспомнит. Можно, конечно, возразить, сославшись на аналогичное мнение касательно Сталинской премии для потомков. Может оно и так! Зато в годы её вручения никто точно не оставался равнодушным.

Юрий Лаптев попал в число зачинателей, стал одним из тех, кто был награждён за вклад в популяризацию литературы о колхозах. Когда-то тема являлась очень важной для людей, и даже случалось расходиться взглядам из-за непонимания, какая форма устройства лучше — в виде колхоза или всё-таки совхоза. Для потомка то уже не несёт смысловой нагрузки. Чем отличается коллективное хозяйство от советского. И пусть первое являлось объединением людей на добровольной основе, тогда как второе — государственное предприятие. Разве в Советском Союзе было как-то иначе? В представлении потомка одно неотделимо от другого. Колхоз и совхоз — едва ли не однотипные понятия. Требуется ли вникать в тему подробнее? Если говорить о романе Лаптева — это окажется излишним.

«Заря» — роман о буднях людей на селе. Дни героев произведения проходят в труде, все стремятся добиться наилучшего результата. Каждый знает — впереди ждёт коммунизм. И каждый понимает — не все разом смогут добиться его осуществления. Какой-нибудь колхоз обязательно опередит другие. Так какой же колхоз первым сумеет достичь коммунизма? Может советский читатель с удовольствием читал, ожидая увидеть, как на страницах произведения сбывается мечта многих? Этого не стоит исключать. Если не на страницах книг, то на экранах кинотеатров и в качестве зрителя драматических постановок он мог увидеть схожее действие.

Пусть книгу читать труднее, образы не сразу формируются в представлении, а сама картина сельского быта постоянно ускользает от внимания, литературное произведение читают по совсем иным причинам. Главное, делать выводы о прочитанном, анализировать текст и приходить к каким-либо выводам. Даже будь сюжетное наполнение скудным, малоинтересным, всё равно рассуждать придётся. И о чём не говори, не сможешь обойти вниманием общий подъём, выраженный в стремлении добиваться поставленных целей. Причём цели ставило не столько государство населению, сколько сами люди стремились задаваться целями, дабы приступать к их осуществлению. В том можно усомниться, только не бывает, чтобы всеобщее счастье достигалось за счёт общей необязательности — кому-то придётся пострадать, либо возрадоваться за достигаемое благо: трактование зависит от мировоззрения.

Не всё так радужно. Не может лучшее бороться с хорошим, обязательно приходится описывать козни людей, стремящихся достичь не общего, а личного счастья. Это только кажется — в советской литературе такого быть не могло. Что поделать — может такого и не было, но оно требовалось, иначе не получалось показать необходимость жить и бороться во имя достижения идеала.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее