trounin.ru

Писатель, хочешь писать? Так пиши! Не смотри, каким образом это воспримут окружающие. Ты живёшь в такое время, когда всё дозволяется. Либо ты живёшь там, где тебе так позволяют делать. Или тебе настолько безразлично, как будешь понят читателем, что способен презреть абсолютно всех, кроме себя. Вот с таким настроением должен был подходить Любко Дереш к новой книге. Вновь он не посчитал нужным задуматься, для кого и для чего создаёт своё повествование. Вновь такие же герои, какие были прежде. И ситуация аналогичная, почти не имеющая различий. Только теперь Любко решил взять массовостью, собрав всевозможных фриков под обложкой. То есть внимания читателя ждёт клуб по интересам, в котором сошлись отбросы общества. Но это для читателя они таковыми окажутся, тогда как они сами думают иначе, представляя, будто занимают особое положение в обществе. Зачем же кривить душой? Трэш — есть трэш… и не надо стесняться в том признаться, ведь известно: от перемены мест слагаемых сумма не меняется.

Давайте представим, где-то льётся хмельная брага, там славные воины празднуют накануне битвы, предвкушая Вальгаллы пир. Где-то сливается азарт с риском разорения, как то происходит от упоения на тотализаторе, а то и держа руку на пульсе изменения биржевых котировок. Где-то исходит на крик группа танцоров, создавшая красивое творение для распространения посредством соцсетей. Где-то математик в молчании проводит ночи перед чистым листом бумаги, должный вот-вот создать формулу формул, отправляя в былое теорию относительности. Где-то писатель творит нечто такое, чему предстоит прославить его имя в веках. Где-то форсайты скупают бесценное, придавая ему значение дороговизны, от чего пребывают в состоянии искреннего упоения. А где-то собираются наркоманы, суицидники и прочий сброд, находящий способность получить сиюминутное удовлетворение, презрев абсолютно всё. Последние и являются героями книги Дереша.

Согласно христианского канона — человека создал Бог по образу и подобию своему. Согласно другого канона, тело человека создано дьяволом, тогда как жизнь в него вдохнул Бог. Из этого возникало побуждение бороться с желаниями плоти, тем истребляя дьявольское изначалие. Из чего тогда исходят действующие лица произведения? Может они думают, будто Бога и вовсе нет, а есть вездесущий дьявол, как раз и создавший человека, тогда как именно Бог должен прилагать усилия в стремлении обратить людей на путь постижения блага? Подобные рассуждения — лишнее. В героях Дереша — в людях — нет ничего человеческого. Вернее, плоть остаётся плотью, ибо грязь остаётся грязью, как не пытайся отмыть, скорее начисто смоешь. Хоть снова проводи разделительную черту между словами «мразь» и «тварь», напоминая, насколько они противоположны друг другу.

Дереш не прикрывал поведение действующих лиц, показывая их быт в естественном состоянии. Кругом грязь (та самая грязь), крысы, насекомые (по образу и подобию приставшие). Ничего положительного, кроме возникающего отвращения. То есть Дереш пытался читателя предостеречь? Неужели (правда?) прежние авторские искания предстали перед стеной отторжения? Или в таком должна заключаться собственная романтика, как неизбывная панковская прелесть немытых тел и измазанных соплями волос? Вполне возможно, судить о том лучше не пытаться.

Творчество Дереша надо понимать в качестве предостережения. Когда в обществе начинают откровенно рассказывать о подобном, считая за нормальное явление, то означает скорый закат, предвещающий должное последовать разложение представлений о должном быть. А зная (подлинно зная), к чему выведет кривая через тринадцать последующих лет, нисколько не удивляешься, скромно ожидая конца, ибо лучше конец, чем взирать на Содом и Гоморру в виде деградации моральных ценностей западной культуры.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Почему бы не написать про феноменальную память? Видимо, таким образом решил Любко Дереш, приступая к созданию очередного произведения. А о чём рассказывать? О том же, о чём повествовал прежде. Вновь читателя ждут метания подростка, который наделён способностью мыслить, но лишён возможности делать это адекватно. Может вину за то следует возложить на автора? Он писал, опираясь не на чужие мысли, не делился воспоминаниями, а рассказывал едва ли не про текущий для него момент, так как сам ещё был достаточно молод.

У главного героя память не феноменальная, скорее фотографическая. Ему достаточно увидеть, чтобы на долгое время запомнить. Таким образом ему легко даются предметы в школе, ведь достаточно представить страницу из учебника, и ответ сразу готов. С той же лёгкостью заучивал стихи, просто пробегая глазами. Сам понимал, такой талант ему пригодится в жизни, да он в своих представлениях значительно измельчал, боясь иметь отличие от сверстников. Скорее ему нравилось слыть за задиру, показывать плохой пример, напрасно проводить отпущенные для учёбы годы и мечтать о деле всей жизни, под которым понимал клоунаду.

Главный герой произведения на протяжении повествования ни разу не заставит читателя проникнуться сочувствием. Почему-то он не ищет путей облегчения существования, благодарящий судьбу лишь за возможность лёгкой поступи, когда от него ничего не требуют, так как он способен учиться на хорошие оценки. Но и к этому главный герой не стремится, поскольку боится сойти за вундеркинда, которому придётся напрягаться ради радости родителей, обязательно должным пожелать ввергнуть его в ещё большее количество ученического ада.

Любко Дереш разворачивал перед читателем полотно моральной деградации. Несмотря на возможности, главный герой всё такой же, какими были герои книг у Дереша до него. Если мечта о клоунаде как-то становится понятной читателю, то аморальное поведение – не совсем. Но может главный герой такой из-за возраста? Он практически не знает жизни, не успев её толком начать, уже совершает действия, за которые получит общественное порицание, либо продолжит заниматься тем же и вырастет монстром. Потому Дереш пишет про легкомыслие главного героя, про его стремление к упадку. Что желает этот человек? Напиться, накуриться и изнасиловать девушку, причём вместе со сверстниками. Характеристика для такого действующего лица должна быть ясна, ничем не отличимая от той, которую читатель мог дать героям книги «Поклонение ящерице».

Чем дальше автор повествует, тем сильнее теряется в потоке слов. Талант главного героя оказывается посторонним элементом, будто не связанным с происходящим во второй половине произведения. Можно было ограничиться размером повести, не бросаться за толщиной книги, к чему Дереш и не мог быть готов, так как ещё не писал с размахом, скорее создавая произведения на волне вдохновения, пока не понимал, что исписался и должен начинать работать над новой книгой, а от продолжения наполнения этой отказаться.

Но ведь мог Дереш постараться ради читателя? Того так и не случилось. Содержание «Намерения» катилось под откос, пока автор не пытался исправить положение. Нужно ли ему было стараться? И без того становилось понятным, читателю нужно надеяться на исправление авторского замысла, должного эволюционировать, вместо чего Дереш не допускает творческого развития.

А может Любко Дереш считает себя обязанным стоять на позициях альтернативной литературы? Хотя бы так у него получается выделиться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Есть два литературных слова, вызывающих отвращение у человека, если оные к нему применять. Речь про выражения «тварь» и «мразь». Ежели «тварь» — это отсылка к библейским сюжетам, поскольку всякое живое существо является творением божьим, тварью. То «мразь» — обозначение людей, которых следует презирать из-за присущей им низменности. Поэтому, к слову «тварь» следует относиться снисходительно — ничего в нём нет зазорного. Оттого ведь и сказал Достоевский про право, какое может иметь каждая тварь, либо дрожать перед обстоятельствами, не смея сказать ничего против. А вот если в «Преступлении и наказании» такое определение применить к слову «мразь», тогда значение поменяется прямо до противоположного, когда общество укажет мразям на полагающееся для них место, то есть туда, где устанавливается параша для справления физиологических нужд. Собственно, Дереш взялся повествовать про мразей!

Читатель не сразу поймёт, насколько является зашоренным сознание представленных вниманию героев повествования. Они не видят ничего, кроме ограниченного шорами пространства. Кажется, проблематика не выйдет за рамки дозволенного. То, что украинцы с ненавистью относятся к русским — существующий с давних пор элемент обыденности. Никуда не денешь из истории многовековое нахождение в круге интересов Речи Посполитой и, совокупно, Великого Княжества Литовского. Это наложило серьёзный отпечаток на самосознание. Теперь, не желая продолжать находиться в сфере интересов поляков и русских, украинцы отчаянно провозглашают гимн присущей нации уникальности. Этого никто оспаривать не станет — каждый народ имеет право на уважение со стороны других. Но возьмём во внимание и такой факт, что большинству поляков, как и русских, нет дела до Украины и её внутренних процессов, тогда как едва ли не каждый из украинцев не проживёт дня, не обратив мыслей на тех же кацапов, как они презрительно называют жителей России. Причём тут это и книга Любко Дереша? Хотя бы на том основании, что в начале книги для героев повествования не существует других проблем, кроме как дум о подлой сущности русских, на государство которых обязательно следует совершить крестовый поход. Впрочем, автор показывал читателю, насколько данные мысли эфемерны, так как, на самом деле, на страницах для украинца нет значения до чего бы то ни было, ведь и смерть родных людей они воспринимают за неизбежное, о чём можно впоследствии вовсе не вспоминать.

«Поклонение ящерице» Дереш написал за месяц. Будем думать, так он скоротал летние каникулы. А о чём писать, кроме как не о наболевшем? Ладно, подпитавшись ненавистью к России, Любко предлагал читателю сюжет иного рода — эротический. Половая близость людей описывается на страницах с тем же азартом, каким образом поступали анонимные авторы, чьи экзерциции и поныне получится найти в свободном доступе, ежели кто возжаждет вдохновиться чужими эротическими фантазиями. Даже думается, Дереш не оставался в стороне, внося собственный вклад. Но не станем того утверждать однозначно, хорошо понимая, если есть возможность прославиться за счёт умения складывать слова, тогда лучше прославиться, нежели кропать в пустоту, удовлетворяясь сугубо фактом чтения твоих трудов.

Есть и другие мотивы в произведении, вроде наркомании и увлечения творчеством Лавкрафта. Только сильное впечатления для читателя оставит завершение «Поклонения ящерице», когда Дереш открыто посмеётся над «Преступлением и наказанием» Достоевского, герой которого терзался муками после убийства людей, называя себя той самой тварью. А вот у Дереша герои повествования упиваются фактом совершённого убийства, будто они много выше, нежели Родион Раскольников, достойный одного презрения. Что же, мрази — они и есть мрази.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Нет, мир не создан для человека. Нет, мир не создан для жизни. Мир — это скопление каменных глыб, не имеющих способности проявлять сочувствие к страданиям других. И только человек, являющийся подлинным воплощением сущности мира, стремится заявить о праве на несогласие, провозглашая торжество гуманности. Подобную систему ценностей стоит признать шаткой, так как она рушится при самом лёгком касании, особенно в восприятии молодых людей, чей разум лишён способности соизмерять должное быть с тем, как они хотят то видеть. Если брать для примера проявление начала творческой активности Любко Дереша, на момент издания первой книги остававшегося несовершеннолетним, видишь ситуацию, которой найдёшь множество объяснений. Однако, за основу примем авторское стремление к иному осмыслению ему доступного пространства — он хотел больше, нежели дозволялось. Поэтому, на первых порах, главный герой его произведения — последователь учения Кастанеды, ежели не в плане стремления породниться с нагвалем или использования практики неделанья, то точно в качестве искателя средств для открытия умения познавать сокрытую от человека грань бытия. Любко сам предупреждает читателя об опасности приёма внутрь наркотических веществ и галлюциногенных грибов или препаратов — попадёшь в реанимацию, вдруг тебя успеют туда доставить.

Другая сторона повествования — своего рода жестокость подростков к себе и окружающим. Как тут не вспомнить дебютный роман Рю Мураками, где описывалось отношение японских подростков к свободному образу жизни, когда они принимали наркотики, нисходили до развратных сексуальных отношений, представая перед читателем в образе падших созданий, вместо людей показывались существа, только и существующие во имя заполнения всех отверстий организма. У Дереша описывается схожее, но не в столь отвратительных чертах. Всё-таки, и это должно в какой-то мере радовать, Любко не опускался до чрезмерностей, пусть и сообщая об обстоятельствах, способных шокировать читателя.

Точку в восприятии юных опытов автора поставит чрезмерное присутствие отсылок к Лавкрафту. Вполне очевидно, Дереш шёл по пути наименьшего сопротивления, вдохновляясь творчеством других. Отнюдь, это не ведёт писателя в бездну. Наоборот, он учится говорить художественным словом, дабы после приступить к написанию историй, аналога которым не существовало. Насколько таковое суждение применимо к автору «Культа»? Вполне очевидным станет ответ: будущее покажет.

Конечно, Лавкрафт видится интересным, создателем вселенной первозданного ужаса. Почему бы не вдохновиться и не связать реальность с вымыслом? То не станет затруднением, если под рукою методики от Кастанеды, прямо призывавшего для лучшего восприятия иной реальности использовать соответствующие средства. Но есть и другие методики, которым Кастанеда уделял много времени — речь про осознанные сновидения. Вот с этим гораздо проще, когда, всё тобою желаемое, находит воплощение, позволяя становиться полноправным участником происходящего действия или оставаться сторонним наблюдателем.

К окончанию повествования Любко обретёт уверенность в умении рассказывать нестандартные для восприятия истории. Напоследок он сообщит о происшествии между преподавателем и ученицей, в результате чего, вполне очевидно, участники бойни испустят дух, причём в красках, должных понравиться ценителям расчленёнки. Но и это не всё. Зачем-то Дереш заставит главного героя страдать от лицезрения горя близкого ему человека, всего-то принудительно лишив конечностей.

Теперь возникает вопрос, насколько следует допускать до чтения «Культа» подростков, учитывая факт написания книги несовершеннолетним? Вполне занимательное должно получиться рассуждение с вполне логичным однозначным выводом. Что до прочего — «Культ» лучше считать за вольные фантазии юного автора, пожелавшего сообщить о казавшемся ему важным. Впрочем, исходя из некоторых сцен, Любко писал по приколу.

Автор: Константин Трунин

» Read more