trounin.ru

Есть ли польза от литературной критики? А есть ли польза от критики литературной критики? Или даже критики критики литературной критики? На каком-то уровне толк от этого обязательно присутствует. Ежели не с целью осмысления критических работ, то в качестве осознания обязательности ремесла, чья важность во все времена вызывала сомнения. Золя на это смотрел с позиции писателя. За основу он взял публицистику умерших авторов, осуждавших творчество Оноре де Бальзака. Ни к кому из них Эмиль не проявил снисхождения: ни к некоему Шод-Эгу, ни к Шарлю Сент-Бёву, ни к королю критиков Жюлю Жанену.

В августе 1879 года Эмиль взялся за обозрение «Парижских хроник» Сент-Бёва. Казалось бы, литературному критику полагается определять, кто из писателей достоин уважительного отношения, на кого из ныне живущих мастеров пера будут опираться в творческих изысканиях следующие поколения. Однако, не всякому критику дано понимать необходимость свершения перемен. Некоторые из них желают видеть соответствие текущей литературы лучшим образцам уже созданных творений. Они не принимают за вероятность, будто чьему-то новоделу допустимо повергать представления о прошлом.

Неужели маститый для своего времени Сент-Бёв не мог разглядеть талант Бальзака? Он его нещадно критиковал именно за то, что будет по душе потомкам. Либо по душе самому Золя. Превозношение именно Бальзака — есть желание непосредственно Золя, тогда как его же современники могли продолжать относиться к восхваляемому им Оноре с прежней долей критики.

Опять же, Эмилю следовало найти литературных критиков, сумевших разглядеть в Бальзаке великого писателя. Вместо этого мы видим, как сперва нападкам подвергается Сент-Бёв, потом Шод-Эг и после них порцию обвинений заслужил и Жюль Жанен. Получается, Бальзака осуждали и не принимали, пока он безустанно трудился, окружённый недоброжелателями.

Следующая статья «Шод-Эг и Бальзак» опубликована в марте 1880 года. В отличии от упомянутых тут прочих критиков, Шод-Эг ни привлекал к себе пристального внимания ни при жизни, ни тем более после смерти. Но и он нападал на Бальзака, не имея для того никакого права, ибо сам ничего из себя не представлял. Каким-то образом Золя сумел найти его критические работы, прямым текстом называя Шод-Эга «кретином».

Золя не желает принимать в расчёт мнение, будто роль критика часто становится инструментом для совершенствования писателей, исправляющих за счёт этого огрехи в творческом процессе. Почему бы именно Шод-Эгу не стать тем, благодаря кому слог Бальзака совершенствовался и принял тот самый вид, за который он ныне удостаивается похвалы? Нужно понимать и то, что легко судить о ком-то, видя его жизненный путь от начала до конца, понимая, какие годы стали судьбоносными, а где не было ничего кроме стагнации. И как же тяжело будет критику принимать осуждение потомков, ежели он застал писателя в трудный период? Поэтому Шод-Эг для Золя «кретин», потому как не знал того, о чём осведомлён Эмиль.

Тех же презрительных слов удостоился и Жюль Жанен в статье под названием «Жюль Жанен и Бальзак» за август 1880 года. Золя неприятно видеть нападки в любых их проявлениях. Безусловно, ему легко критиковать критиков, когда в его руках имеются полные тексты трудов Оноре, ладно объединённые в произведения. Тогда как многие романы Бальзака публиковались частями и не всегда было понятно, как они в итоге будут объединены и будут ли объединены. После сии лоскутья сшивались, чему свидетелем стал Золя, но критикуемые им критики о том могли и не знать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Май 1879 года — пора разочарований. Золя отмечает выход романа старшего из братьев Гонкур «Братья Земганно» в качестве шага к концу натурализма в его исполнении. Романтизм вновь поднял голову и пленяет сердца писателей реалистического направления. Потеря оказывается велика, но она не слишком огорчает Эмиля: на смену ушедшим придут новые сторонники натурализма. Остаётся жалеть лишь об одном — о собственном раннем рождении, вследствие чего приходится бороться с романтизмом, осознавая ошибочность прежних представлений, вместо изначально возможного свежего взгляда на действительность, не отягощённого мастерами литературы прежних дней.

Пришлось писать «Письмо к молодёжи». Это призыв Золя для будущих поколений, обязанных бороться за желаемые ими перемены, не останавливаясь перед преградами. Примером опять ставится Гюго, боровшийся стихотворным словом с режимом Наполеона III. Он не смирился и не стал соглашаться, когда правительство Второй империи решило простить высказывавшихся против монархии. Безусловно, Золя не призывает свергать государственное устройство. Гюго для него — идеальный представитель борца, готовый сложить голову за своё мировоззрение. И чем это не показатель душевного жара, свойственного всей французской нации?

Эрнест Ренан ничем не хуже, чтобы быть взятым в качестве второго примера умения отстаивать взгляды. Он, в отличии от Гюго, более придерживался либерализма и оставался сторонником империализма. И как бы не обстояло дело в прошлом, на момент написания статьи, имена Гюго и Ренана произносились с гордостью.

Что до Золя, то он не устаёт возвращаться к теме натурализма, видя предназначение в воспитании сторонников своего видения данного литературного направления. Знакомясь с представлениями Эмиля, читатель обязательно задумывается над его мыслями, излишне сконцентрированными на понимании единственной им осознаваемой потребности воплощать на бумаге стремление к отображению человеческих страданий. Ведь Золя понимал склонность людей к переменам. Он не мог не думать, как скоротечен век натурализма, обязательно должный быть сметённым хотя бы тем же романтизмом, только уже в отличном от прежнего воплощении. Сия борьба от преобладания в литературе чувства реального к чувству возвышенного понимания действительности никогда не покинет человека, опровергающего прежнее, дабы перейти к тому, что его ранее предваряло. Золя мог не думать, и всё-таки ничего об этом не сказал, оставаясь провозвестником личного понимания литературы, погибшей вместе с ним и не единожды возрождавшейся на протяжении XX века.

Говорит же Золя, как отмечал черты натурализма в творчестве Бальзака, Стендаля и Доде, так почему не сумел сделать правильный вывод? Потому так трудно о чём-то говорить без дополнительных приставок вроде «почти», «вероятно», «возможно» и прочих, поскольку нельзя рассуждать о чём-то с твёрдой уверенностью, так как поняв тебя сегодня, завтра — не поймут. Золя такого себе не позволял, оставаясь твёрдым в убеждениях, будто не будет перемен, не падёт Третья республика и в литературе на веки вечные восторжествует натурализм.

Категоричность Золя проявилась и в статье «Критическая формула в применении к роману». Эмиль уверен, что писатель-натуралист может быть отличным литературным критиком. Вспоминая его прежние заметки о писателях и их творчестве, возникают сомнения огромного размера. Разумеется, разобраться в произведении у Золя получалось, но разбор он давал исходя из желаемого видеть, находя оное в тексте или не находя, из чего и формировалось мнение, мало отличное от пересказа своими словами. Хорошо нахваливать собственный талант, когда все тебя кругом порицают. Не их простых побуждений к Золя относились с неблагожелательностью. Знакомясь с его трудами, понимаешь причину.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Всё знаковое в Европе неизменно возводится к Аристотелю. Поэтому и первенство в применении натурализма в творчестве Золя предложил возложить на плечи этого древнегреческого философа. Статья «Натурализм в театре» тому в подтверждение. Она стала первой опубликованной работой Эмиля в «Вестнике Европы». Требовалось доказать, что не он — Золя — является первым в данном направлении, что оно начало развиваться задолго до него. Но Аристотель излишне далёк, необходимо найти писателей из поры поближе. А ещё лучше показать следующее: развитие натурализма для литературы является логическим следствием изменений в обществе, а его развитие в театре — крайне необходимая мера для реформирования драматического искусства.

Натурализм для Золя — это возвращение к природе и к человеку. Допустимо перечислить множество драматургов, обязательно остановившись на творчестве Дюма-сына, в чьих пьесах, несмотря на преобладание вымысла, имелись зачатки искомого Эмилем натурализма. После следует уделить внимание творчеству Ожье. И наконец, когда нужное найдено, допустимо вспомнить о Бальзаке. Бальзак и только Бальзак. Всюду Бальзак. Никого кроме до и никого после него. И натурализм находится в его произведениях, для чего Золя приводит доказательства. Возразить не получится.

Однако, желая лишить театральные произведения свойственной им структуры, допустимо вспомнить самого Золя, чьи пьесы возвращали зрителя к драматическим опытам Мольера. Пусть то был эксперимент, и Эмиль ещё не созрел для нового понимания истинного назначения пьес, теперь всё предлагается опровергать, ибо ничего не стоит на месте, нуждаясь в движении вперёд.

Золя может быть уверен в важности продвижения натурализма, видя его востребованность в литературе, но ведь не ему решать, чем заинтересуется посетитель театральных представлений: его вкусы он так и не смог понять.

Говоря о натурализме, Золя посчитал нужным рассказать о затруднениях. Статья «Республика и литература» показала, как люди, склонные к переменам в политике, отказываются оные видеть в прочих сферах жизни. При этом Эмиль не отрицает республиканских воззрений, но навязывать их другим он не желает. Для него важно, чтобы общество созрело, прежде чем прилагать усилия к проведению реформ. Французы, безусловно, созрели. Но, пока созревали, они успели республику несколько раз сменить на монархию, вернувшись опять к республиканской форме правления. Поэтому логично предположить, что в некоторых моментах должна была остаться подозрительность, имеющая возможность способствовать очередному возвращению монархии.

Почему бы под таковой возможностью не понимать натурализм? Чем не призыв к возвращению режима времён Наполеона? Коли человек будет мечтать, то и романтизм ему в этом не помеха. Натурализм в данном случае становится подобием кости в горле, дополнительно вскрывая социальную неустроенность граждан, искоренением которой республиканцы всерьёз не занимаются. И если основной массе людей будет интересно читать про происходящее на самом деле — может последовать очередной бунт, чего опасается любой действующий режим.

Золя продолжает отказываться понимать, почему натурализм подвергается нападкам, в том числе им подвергается и он сам. Неспроста случился тяжёлый период, вследствие чего Эмиль публикует статьи за границей, словно попавший в опалу, хотя он не Виктор Гюго времён Второй империи, выступавший против власти монархистов. Наоборот, Золя поддерживал республику, оставался её верным сторонником и желал трудиться во славу плодов Сентябрьской революции.

Франция — страна с богатой историей, наполненной взлётами и падениями, идущая сложной и неповторимой судьбой, должная нести в себе образ склонного к постоянным переменам человека. В такой стране трудно жить и ещё труднее иметь соратника сходных с тобой взглядов. И тем не менее, Золя продолжит отстаивать позиции натурализма далее. Он — француз: бороться за личные воззрения — его право.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В 1880 году Золя объединит в сборник статьи, вышедшие в периодике с 1877 по 1880 год соответственно. Исследователи творчества Эмиля отмечают сложный жизненный период, заставлявший Золя искать решение финансовых затруднений. Хорошо известно, как помощь в этом ему оказал Иван Тургенев, предложив в качестве площадки для публикаций журнал «Вестник Европы». Так, сперва в переводе на русском языке, статьи Эмиля выходили в свет, оставаясь на некоторое время неизвестными франкоязычному читателю. Несмотря на это, ряд опубликованных во Франции работ до сих не доведён до сведения русскоязычного читателя. Вот их перечень: Un prix de Romo litteraire, А М. Armand Sylvestre, Leon Hennique, J.-K. Huysmans, Les documents humains, Paul Alexis, А М. Charles Bigot и La litterature obscene.

Статьи за 1878 год Золя публиковал в периодических изданиях «Бьен пюблик» и «Вольтер». Рассматриваемый сборник открылся обозрением подшивки периодического «Журнала «Реализм»». Сам Эмиль, благо время шло для него с пользой, внёс существенный вклад в развитие натурализма в литературе, поэтому всюду отмечал для себя черты реализма в произведениях предыдущих поколений писателей. Он с удовольствием отмечает, как некогда романтизм уступал дорогу правдивому отображению нужд общества, требовавшего не возвышенного отношения к проблемам, а их наглядную демонстрацию в художественной литературе.

Развивая мысль, Золя в августе пишет статью «Чувство реального». Романтизм продолжал умирать, поскольку воображение писателя перестало интересовать читателя. Однако, чувство реального не означало при этом, будто оно у каждого будет схожим. Отнюдь, писатели-реалисты всё равно остаются подобными деятелям изобразительного искусства. Любой человек видит действительность сугубо ему понятным представлением о должном быть, исходя из чего он на свой лад трактует присущее ему чувство реального. Поэтому и отражаемое на страницах произведений будет носить индивидуальные черты.

Всякая статья даёт повод для рассмотрения очередных пришедших мыслей. Осознав значение личности в художественном процессе, Золя в том же месяце пишет статью «О собственной манере писателя». Эмиль признаёт, существуют писатели с чувством реального и с воображением, но без уникальной манеры повествования. Слог тех, кто из них всё-таки отличен от собратьев по перу, легко узнаётся. Для Золя нет никого ярче, нежели Альфонс Доде. А вот Стендаль примечателен за счёт существующего о нём мнения, будто бы он перед тем, как начать писать, вдохновлялся чтением уголовного кодекса времён Наполеона, дабы соответствовать ему по стилю изложения.

Закрыть обзор статей, написанных Эмилем Золя в 1878 предлагается критической заметкой о композиторе «Гекторе Берлиозе», опубликованной в январе следующего года. На его примере было показано, как ничтожное существо в глазах современников становится едва ли не обожествляемым предком в представлениях потомков. Берлиоз на самом деле презирался обществом, особенно в последние годы жизни. Золя приводит для обоснования этого мнения его записи, в которых он отмечал боль от осознания бесполезности. В консерваториях ставили лишь известных композиторов, тогда как он оставался невостребованным. Посему Эмиль вывел эту мысль основным смыслом заметки, стараясь смягчить укоры современников в отношении происходящих изменений в культуре. Ведь действительно, укоряя кого-то, не знаешь, как потом над твоими укорами станут насмехаться в будущем. Золя это обязательно продемонстрирует после, описывая желчность критиков, чьи издёвки до скончания веков останутся несмываемым с их имён позором.

К сожалению, заметки «Арман Сильвестр» и «Леон Энник» обойдены вниманием переводчиков. Это может быть связано с отсутствием интереса к данным писателям.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Со временем любой деятель от литературы приобретает умение говорить много, не говоря толком ничего. Золя тоже этому научился. Статьи за 1866 год не стали исключением. Начало было положено панегириком «Ипполит Тэн как художник». Если Эмиль кого-то хвалил, он на жалел слов, как и в случае осуждения, не изменяя общему фону приводимых им суждений. Оценивать Тэна Золя мог в качестве автора «Истории английской литературы», добавив от себя личное понимание умения писателя художественно описывать личные мысли на страницах.

К апрелю Золя пришёл к мысли, что необходим надзорный орган «Жюри», куда будут избираться простые граждане. Нечто подобное к тому моменту существовало, но в него входили люди от искусства или из прочих сфер культуры. Наличие таковых членов минимизировало значение Жюри в качестве действенного органа. Непонятно, каким образом Эмиль видел в привлечении профанов путь к успеху. Впрочем, он не говорил о полном изгнании знающих людей из Жюри, предлагая их всего лишь разбавлять представителями из народа. В чём-то Золя был прав, поскольку чрезмерное участие склонных к творчеству членов Жюри гипертрофирует представления об искусстве, превращая его в круг по интересам, направленный в противную от культуры сторону развития.

Следующие пять статей Золя написал в мае, планируя создать некоторое количество заметок о художниках. Начав за здравие, к концу месяца Эмиль не получил продление договора с издательством, вследствие чего он вскоре прекратил свою деятельность в качестве художественного критика.

С именем Мане Золя, кажется, не расставался. И это при том, что Мане к 1866 году творил лишь на протяжении последних шести лет. Эмиль напишет две статьи о нём. Одну он назовёт «Господин Мане», а вторую опубликует первого января 1867 года под названием «Эдуард Мане». Ярче личности, чтобы оправдать название сборника «Что мне ненавистно», не найти. Допустимо каждую статью соотносить с ненавистью Золя к чему-либо. В случае Мане нужно говорить о реакции общества. Отрицание значения таланта сего художника могло его сломить и заставить забыть о творчестве навсегда. Это более прочего огорчало Золя, понимавшего, как дорого будут стоит картины Мане, и как дешевы окажутся ныне высоко ценимые работы прочих художников.

В статье «Реалисты Салона» Золя высказал мнение о так называемых школах. Он ни к одной из них симпатии не испытывал. Для него направление в искусстве — это наличие учителя и его подражателей, тогда как вместо подражания следует на основе имеющегося придумывать новое направление, сходное с предыдущими течениями и всё же в чём-то от них отличное. Собственно, в шестидесятых годах XIX века художниками-реалистами не считались те, кто изображал социальные потрясения, тем они разительно отличались от писателей-реалистов.

Из сказанного в «Реалистах Салона» Золя пришёл к мнению об «Упадке». Художники, по его мнению, отныне концентрируются на деталях, то есть уподобляются фотографирующему аппарату. Не может быть в этом новизны, поскольку требуется видение непосредственно художника, способного одарить полотна чувствами.

Двадцатого мая наступил последний день отражения художественных пристрастий. Осталось написать «Моему другу Полю Сезанну» и «Прощальное слово художественного критика». О творчестве ряда любимых художников Золя так и не успел рассказать, о чём он сожалеет. Зато посчитал нужным снова посоветовать мастерам изобразительного искусства стремиться к новизне. Плох ученик, заслуживший одобрение учителя! Успешный ученик никогда не найдёт такого одобрения, ибо учитель не способен понять ученика только в одном случае, когда тот от него отдалился и стал представлять собственное направление в искусстве.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эмиль Золя везде стремился приложить руку. Ещё полностью не став на путь беллетриста, он трудился в качестве критика литературы и изобразительного искусства. Много позже, когда будет подводиться предварительный итог творческой деятельности, статьи за 1865-67 годы, выходившие сперва в периодических изданиях, а после в виде сборников «Что мне ненавистно» и «Мой салон» будут объедены в единую работу в 1879 году. Не все они доступны русскоязычному читателю, часть из них поэтому придётся упустить из внимания. Вот их краткое перечисление: La litterature et la gymnastique, L’abbe***, Le supplice d’une femme et les deux soeurs, La mere, La geologie et l’histoire, L’ Egypte il y a trois mille ans и Les chansons des rues et des bois.

Открывает сборник статья «Французские моралисты» от января 1865 года, раскрывающая видение Эмилем Золя сочинения Люсьена Анатоля Прево-Парадоля. Некогда профессор истории литературы, Прево-Парадоль переквалифицировался в журналиста. Как о таком человеке следует рассказывать? Сложно определиться, где Золя отражает мысли Люсьена, а где предлагает свои. Из текста следует неутешительный вывод — моралисты стремятся повысить бремя ответственности человека перед обществом, не прилагая к тому действенных усилий, кроме произнесения жарких речей. Повествование затрагивает французских философов, вплоть до обсуждения «Опытов» Монтеня и трудов Паскаля и Ларошфуко.

В феврале Золя выступил с критической заметкой по роману «Жермини Ласерте» братьев Гонкур. Стоит предположить, что Золя плохо представлял, чем именно должен заниматься литературный критик, если отразил мнение с обилием слов, всего лишь комментируя содержание произведения. Страница за страницей Эмиль следил за развитием событий, делясь с читателем мыслями. Примечательно в статье выражение мнения касательно должного иметь место в литературе. Золя твёрдо уверен, писателю необходимо быть правдивым и уметь показывать метания человеческой души. Братья Гонкур удовлетворили его желание, выступив с обнажением проблем социального дна, тем потворствуя набирающему силу реализму.

В апреле Эмиль выступил с критикой в адрес тандема «Эркман-Шатриан», плодотворных писателей, посвятивших творчество отражению сельских реалий Франции. Эмиль сразу оговаривается, что тандем практически никак не обсуждался на критическом уровне, оставаясь замалчиваемым. Отчасти это объясняется стремлением Эркмана и Шатриана описывать бытовавшую в их годы действительность, пусть и добавляя непозволительную, с точки зрения Эмиля, отсебятину. Основной укор тандему звучит просто — их персонажи схожи с марионетками: использовалось три-четыре портрета, переходящие из книги в книгу. Начиная с этой статьи, Золя в дальнейшем будет прибегать к сравнению всех им критикуемых писателей с Бальзаком, чьё творчество им высоко оценивалось.

С мая Золя приступил к выражению мнения о художниках. Публиковался он под псевдонимом Клод. Первая статья вышла под названием «Наша живопись сегодня». Надо заранее оговориться о манере изложения Эмиля, его критика подобна мнению ценителя прекрасного, и не более того. Никаких узких рамок он не придерживался, всего лишь выражая собственное видение происходящего. К живописи Эмиль относился с особым чувством, отвергая стремление художников с фотографической точностью отражать действительность на картинах. Изобразительное искусство — это не литература. Почему-то, предпочитая реализм в литературе, Золя не желал видеть оный на полотнах. Художник, считает Эмиль, обязан обнажать сердце, показывая личное представление о воспринимаемом. Термин «Импрессионизм» ещё не был придуман, но понятно, что перед живописцем ставится задача изображать ураган бушующих в его крови чувств. Особого упоминания удостоился Мане, обязательно должный быть востребованным в будущем, хотя бы в качестве укора в неразборчивости своих современников.

В том же месяце Золя написал статью «Истеричный католик», в присущей ему манере изложив краткое содержание произведения с некоторыми мыслями от себя.

Статья под названием «Прудон и Курбе» вышла из-под пера Эмиля в августе. Сперва Золя взялся отразить мнение касательно посмертно изданной книги Прудона, в которой он не нашёл ничего нового, оценив её именно такой, какой он её ожидал. Сам Прудон удостоился критики за восхваление художественного умения Курбе, рисовавшего его портреты. Золя оказался категорически критичен, обвиняя Прудона в отсутствии вкуса, соответственно делая аналогичный намёк в сторону Курбе.

Неуживчивость расцветала в душе Золя, решившего в этом же месяце выступить против творческих изысканий действующего императора Франции Наполеона III. Осуждение Эмилем произведения «Жизнь Юлия Цезаря» не увидело свет в периодическом издании, так как в его публикации было отказано. Золя прямо высказался, что интерес Наполеона III к личности Цезаря оправдан за счёт желания видеть благое дело в смене находившейся у власти республики, возвращая ей статус империи. Если кто то считал положительной тенденцией, то Эмиль отказывался в это поверить. Для него самого Цезарь ничего не представлял, как и проведённые им реформы. Следовательно, нет оправдания его поступкам, и в той же мере поступкам Наполеона III.

Минуя цикл ранее упомянутых статей без перевода, следует сразу огласить завершающую 1865 год критическую работу «Гюстав Доре». Доре, признаёт Эмиль, является гениальным художником, рано взявшимся за отражение библейских сюжетов, должных им быть оставленными до финальной поры жизни, дабы стать блестящим завершение всего им сделанного ранее. Ведь ежели Гюстав закончит труд над данной темой, то где ему искать отражение более важных тем? Пусть к Доре вдохновение приходит на карандаше, он способен выдавать по четыре произведения за раз, но у него нет соответствующей подготовки, должной обрамлять присущий ему талант. Занимаясь творчеством, Гюстав забыл о необходимости совершенствовать познания об окружающем мире и анатомии человеческого тела.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Читатель, в твоих руках труд, с помощью которого можно лучше ознакомиться с творчеством Джека Лондона, если нет возможности прочитать всё им написанное. Также данный труд рекомендуется тем, кто желает читать, но не знает, что лучше выбрать из богатого наследия писателя. На русский язык произведения Джека Лондона практически полностью переведены и опубликованы отдельными изданиями или в составе сборников сочинений, за исключением стихотворений и некоторых публицистических статей.

Создателем этой книги не ставилась задача профессионально подойти к изучению творчества Джека Лондона, поскольку необходимо потратить десятилетия, прежде чем получится разобраться во всех нюансах. Произведения читались, анализировались, вырабатывалась общая точка зрения. Критические заметки публиковались на сайте http://trounin.ru и когда количество материала накопилось на четыре авторских листа, решено было скомпоновать заметки, отредактировать и оформить в виде книги. Не стоит укорять автора за косноязычие, повторения и отсутствие единой повествовательной линии. Заметки писались на протяжении нескольких лет, основывались на конкретном произведении и не сразу было ясно, в каком виде их лучше оформлять.

Вследствие обилия написанного Джеком Лондоном, возникла необходимость задуматься над последовательностью расположения его художественных работ. Было принято решение опираться на дату издания, а в случае, если за определённый год выходило несколько произведений, они расположены на усмотрение автора. Проблемы возникали и из-за рассказов, часто располагающихся в других сборниках, нежели в изначальном оригинале. Некоторые сборники оказались полностью поглощены. Но так как скрупулёзный подход с разбором каждого рассказа не требовался, таковая ситуация не воспринималась критично. Часть сборников и произведений могли рассматриваться совместно в одной заметке, когда того требовало авторское желание: не в ущерб сути их содержания, лишь по причине возникшей на то необходимости.

Сам Джек Лондон не исследуется автором, всё внимание уделяется его творчеству и мыслям: о чём думал, чем жил, как начинал творить и к чему в итоге пришёл. Почти никак не отображены годы жизни писателя, личная жизнь и мотивы к литературной деятельности. Лондон писал каждый день, первоначально публиковался в периодических изданиях, после выпуская в виде отдельных изданий. Накопленного им материала хватило и на посмертные публикации. Они тоже проанализированы. Исключение сделано только для дописанного Робертом Фишем в 1963 году «Бюро убийств».

Творчество Джека Лондона и далее будет изучаться автором. Необходимо уделить внимание всем тем, кто о нём писал. Этот важный аспект ранее не рассматривался, чтобы не подменять собственное мнение чужими размышлениями. Поэтому версия данного издания устанавливается на значении «1.0». Издание распространяется бесплатно и доступно для скачивания везде, где располагается. Цитировать текст из книги можно в любом месте, но не надо забывать про необходимость упомянуть, откуда он был взят.

Тот читатель, кто заинтересуется творчеством уже не Джека Лондона, а Константина Трунина, всегда может обратиться к сайту http://trounin.ru, где публикуются заметки о прочих литературных произведениях, как современных писателей, так и классических, вплоть до творивших в античный период. Не исключено, что анализ творчества Джека Лондона стал первым серьёзным шагом в критическом жанре. Далее могут последовать аналогичные разборы иных писателей — необходимый материал имеется.

Не следует бездумно читать, а, прочитав, бездумно браться за следующую книгу. Любое литературное произведение требует анализа, личного в том числе. О многом не думаешь во время чтения, подумав же после, желаешь перечитать под свежими впечатлениями. И так до бесконечности. К сожалению, писателей с каждым днём всё больше, а времени для знакомства с ними всё меньше.

Электронный вариант книги распространяется бесплатно.

Предваряя творчество Джека Лондона, стоит рассказать о его публицистических статьях. В них он делится с читателем рассказами о себе, своих воззрениях и критикует художественные произведения. Переведёнными на русский язык можно найти следующие статьи: О писательской философии жизни, Черты литературного развития, Спрут, Фома Гордеев, О себе, Как я стал социалистом, Война классов, Что значит для меня жизнь, Гниль завелась в штате Айдахо, Революция, Эти кости встанут снова, Из военной корреспонденции, Джунгли.

Джек Лондон с малых лет работал, к восьми годам научился читать и писать. Подростком подался в устричные пираты, плавал к берегам Японии, трудился на джутовой фабрике, занял первое место на литературном конкурсе, бродил по стране, провёл один год на Аляске. Всё это позже он отразил в произведениях, делясь собственными переживаниями от лица персонажей. О пристрастии к алкоголю Лондон отдельно написал «Джон — ячменное зерно», про бродяжничество — сборник «Дорога».

К социализму Джека подтолкнуло пребывание в канадской тюрьме, куда он попал ничего не нарушая. Увиденное его поразило, заставило задуматься об отсутствии в государстве тех устремлений, за которые гибли предыдущие поколения, в том числе и на Войне за независимость и в Гражданской войне. Человек оказывался материалом для наживания на нём других. Тогда Лондон пришёл к мнению о необходимости быть социалистом. Но кто такие социалисты для американского общества? Их считали психами, не понимая и не принимая новый образ мышления, пока не оказалось, что социализм — это издавна присущее Америке явление.

Расстройство жизненных ценностей сограждан всегда удручало Джека Лондона. Ему не нравилась эксплуатация детского труда, претило желание людей при любой возможности набивать карман. О человеческом достоинстве и вовсе говорить не приходится: оно отсутствует у капиталистов, уже в силу их отношения к себе и себе подобным, нет его и у рабочего класса, поскольку тот невольно лишён права на него. Изменить это не представляется возможным, поэтому Лондону приходилось рассказывать о таких людях, показывая их судьбы в коротких историях или романах.

Лондон с гордостью говорит о росте количества социалистов. Некогда их не набиралось и тридцати тысяч, ныне же более семи миллионов. Среди них были писатели, на произведения которых Джек писал рецензии: «Фома Гордеев» Максима Горького, «Спрут» Фрэнка Норриса, «Джунгли» Эптона Синклера. Критический жанр — не являлся сильной стороной творчества Лондона, из-под его пера выходил пересказ сюжета с собственными измышлениями на тему социализма.

Джек подмечает ускорение жизни. В его время люди более не хотели читать многотомные произведения, желая внимать кратким рассказам, не требующих длительного вдумчивого чтения. Джек и сам предлагает читателю не уделять внимание произведениям, если они не нравятся, а при чтении понравившихся — бегло пробегать строки глазами, выхватывая суть. Нельзя всё доступное охватить, но нужно стараться получить максимально возможное количество информации.

Писателям Лондон рекомендует быть оригинальными. Не надо повторять за другими, нужно быть уникальным, иначе читатель не распробует текст. Был ли Лондон сам таким, каким призывает быть других? Он писал ровно и приятными для глаз словами, не балуя новшествами и не работая над формой. И при этом Лондон был читаем при жизни, остаётся читаемым и сто лет спустя. Он жил событиями первых десятилетий XX века и опирался на них, когда писал о будущем или прошлом. Может Лондон и был в действительности оригинальным среди современников, это теперь трудно установить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Данная книга не планировалась в виде самостоятельного издания. Предлагаемый читателю текст должен был стать частью анализа произведений, номинированных на литературную премию «Ясная поляна» за 2016 год. В ходе работы выяснилось наличие сходных моментов среди иностранной беллетристики, чьё присутствие должно заставить читателя задуматься. А в том ли направлении развивается западная литература и должна ли русская литература иметь с ней общие черты? Западные писатели, а с ними и авторы Востока и Африки, прикоснувшиеся к культуре Запада, подвержены использовать реализм сексуального толка, то есть они экстраполируют собственное интимное мироощущение на интересующие их эпизоды истории и нынешнего человеческого бытия.

В качестве номинантов на «Ясную поляну» были выдвинуты ранее отмеченные международными премиями произведения (в основном), а также труды обладателей Нобелевской, Гонкуровской, Пулитцеровской премий, в том числе и удостоенные Букера. Они не имеют строгой привязки по времени написания — значение имеет их перевод на русский язык. Например, «Человек в этом мире — большой фазан» Герты Мюллер написан в 1986 году, а переведён в 2014 году и до сих пор не вышел отдельным изданием: его можно найти в журнале «Иностранная литература».

Деградация морали — самоё ёмкое определение, которое может быть использовано для того, чтобы охарактеризовать обозначившиеся тенденции в западной литературе. Разумных пределов придерживаются только авторы, чья аудитория преимущественно детская и ранняя подростковая, тогда как более взрослая направленность обнажает язвы общества, возможно и не подозревающего, насколько довлеющая необходимость привносить в культуру художественность низкого пошиба ухудшает положение западного мировосприятия в глазах остального мира, старающегося придерживаться этических норм и не нисходить до излишней откровенности.

Запад пестует сексуальную распущенность. На страницах произведений, стремящихся стать коммерчески успешными, обязательно присутствует гомосексуальная связь, в красках описываются сексуальные извращения, а главный герой мастурбирует. Читатель может подумать, что в этом нет ничего особенного, если бы авторы подобным же образом не описывали события прошлого, иначе заставляя воспринимать некогда происходившее. Надо полагать, современники далёких лет проявляли скромность и не позволяли очернять художественную литературу, уберегая её от сравнения с макулатурой, годной для использования в туалете.

Остаётся предполагать следующее — современные западные авторы используют в произведениях требуемые настоящим временем элементы, создавая иллюзию дозволенного. Читатель, не имея ничего подобного, желает прикоснуться к запретному, используя для удовлетворения доступную ему продукцию. Наступает разрядка, крепнет вера в возможность осуществления любых фантазий. Если это не так, то остаётся ссылаться на деградацию морали.

Ряд авторов осознаёт проблему — они открыто об этом говорят. Их беспокоит уничижение искусства, грядущий закат книгопечатного дела и ожидаемая смена парадигм. Казалось бы, им и следует показать на личном примере, каким образом нужно создавать художественные произведения, но они этого не делают.

Пусть читатель сам решает, какие книги ему читать. Предлагаемый анализ тридцати произведений последних десятилетий может послужить вводным материалом для дальнейшей проработки обозначенной проблематики. Впрочем, факт отрицания заслуг авторов-современников прослеживается на протяжении нескольких веков. Весьма вероятно, выделение «сексуального реализма» в отдельный литературный жанр произойдёт при тех же условиях, согласно которым ныне благостно воспринимаются творения модернистов, абсурдистов и представителей прочих направлений.

Электронный вариант книги распространяется бесплатно.

Лауреат Сталинской премии Борис Горбатов не проявлял радости к народившемуся советскому государству, а наоборот, с предельной точностью, отображал происходившие в обществе изменения, суть которых сводилась к мрачному осознанию голодной действительности при тотальной безработице. Кажется, такой автор не мог пройти цензуру в силу очевидных причин. Однако, Горбатова с удовольствием печатали и допускали к участию во всех значительных стройках Советского Союза. Причина этого проста — Борис не капал желчью, подобно ушедшим в тень писателям, а с радостью принимал рост самосознания сограждан. Ведь так и есть на самом деле — сколько не сетуй на жизнь, а стоит всего лишь принять настоящее, как будущее окрашивается в радужные тона.

Горбатов своеобразно описал собственные молодые годы в произведении «Моё поколение». Его стиль схож с работами Александра Серафимовича, то есть главным для Бориса становится выплеск эмоций на страницы, что создаёт у читателя ощущение погружения в происходящее. Будто кто-то вокруг галдит, а читатель зачарованно стоит в углу разворачивающейся перед ним сцены. Тем интереснее наблюдать за судьбой мальчишек, чей город попеременно переходит от белых к красным. Горбатов не идеализирует — бойцы противоборствующих сторон ничем друг от друга не отличаются, действуя одинаково, распевая схожие песни и толком не зная, ради чего воюют. Под удар попадают семьи мальчишек, на глазах читателя становящихся сиротами и отныне вынужденных озлобиться на тех и других.

Отчего-то больше веришь именно Горбатову. Отражение событий под его пером кажется соответствующим ушедшим в прошлое событиям. Советское государство становилось тяжело: нельзя было найти себе место в жизни, покуда проводимая властями политика усугубляла и без того ужасное положение населения. Мальчишки желали трудиться, учиться и слыть нужными членами для общества. Их желания трудноосуществимы: работать негде, учиться невозможно, да и нет в людях нигде нужды. Хорошо себя чувствуют только нэпманы, разжиревшие от благоприятных условий, бесконтрольно продолжающие набивать бездонную торбу.

Единственное успокаивает читателя: Горбатов знает, что эти трудности будут преодолены и наступит идеальное время для жизни. Собственно, тридцатые годы для советского государства — время могучих свершений, когда человек обрёл способность повелевать силами природы, едва ли не меняя русла рек и влияя на изменение климата на планете. Об этом Борис постоянно писал, будучи корреспондентом газеты «Правда», куда отправлял беллетризированные заметки из разных мест страны, поскольку лично участвовал в первых запусках многих важных объектов. И делал он это с трепещущим сердцем, ведь мечты его детства осуществлялись.

Но! Горбатов всё-таки видит и в идеальных условиях проблемы, касающиеся в первую очередь человеческого фактора, особенно халатности. Кто-то где-то недосмотрел, недоработал или всерьёз не воспринял возникновение серьёзных проблем, как самоотверженный труд честных людей оказывался напрасным. Требовалось отдавать всего себя, лишь бы исправить чужую оплошность. И вот, наконец-то, объект запущен. Все рады — рад и Горбатов.

Ещё одной особенность характера советских людей тридцатых годов была жажда к установлению рекордов. Смены соревновались, применяя различные усовершенствования, позволяющие проделать больший объём работы. Горбатов делится с читателем историей нескольких особо отличившихся людей, начиная со Стаханова, совершившего своё достижение недалеко от тех мест, где Борис Горбатов непосредственно родился. Разве не будут после этого писателя переполнять эмоции? Он невольно стал причастным к свершению знаменитого шахтёра, чьё имя ныне является нарицательным.

Читая Гобратова, читатель понимает, — проблемы в обществе были, есть и навсегда останутся, но из этого не надо делать ещё одну проблему; следует переосмыслить понимание своего недовольства, сумев найти силы для подавления собственного Я в угоду интересам государства, иначе грянет слом старого, а заодно произойдёт и потеря равновесия минимум на одно десятилетие, что, в свою очередь, способно породить проблемы большего масштаба — именно этого следует избегать любыми способами.

Автор: Константин Трунин

» Read more