Tag Archives: литература англии

Вильям Шекспир «Гамлет, принц датский» (1603)

Капитально и брутально — как выразился сам принц Гамлет, весьма острый на язык человек, чьё печальное сказание было поведано нам Шекспиром, приняв иную форму, нежели это было в оригинале о сказании древних данов, живших царской жизнью и принимавших дань от соседей, считая и Англию в том числе. Предание уходит корнями в глубины истории, давая читателю возможность предполагать, да пытаться осознать происходящее на страницах. Многое будет непонятным, начиная от непонимания закона престолонаследия, когда трон переходил не к сыну, а к другому старшему в роду. Впрочем, достаточно посмотреть на историю Руси, где Великим князем становился не сын действующего правителя, а старший в роду. Такая же система, надо полагать, была у данов, поэтому одна из загадок книги должна утратить для читателю свою нелогичность.

Совсем другое дело — это излюбленная экранизаторами и постановщиками сцена с черепом. Будто без неё «Гамлет» — не «Гамлет». А ведь этот эпизод в пьесе весьма незначительный. С таким же успехом можно было не «бедного Йорика» или «быть или не быть» ставить в заголовки, а что-то другое, где Гамлет куражится в меру своей депрессии и маниакального состояния, порождённых сломленной психикой на фоне неожиданной смерти отца при полном здоровье. Видеть призрака, пускай и вместе другими свидетелями, это что-то вроде массового психоза. Но сказочная быль должна быть наполнена необычными вещами — для этого и существуют древние предания.

Непонятен и такой момент, когда действующая власть просто не может адекватно реагировать на критику. Особенно власть монарха, где на сцене под видом одной из итальянских пьес речь идёт об убийстве человека, подразумевая под собой насильственный захват власти. Наверное, Англия не сильно переживала по данному поводу, не вводя никакой цензуры и не преследуя театральную поставку, давая людям жить спокойно, когда с уст простолюдинов слетала одна крамола за другой. Как знать, значит авторитет Шекспира был настолько высок, что к своим последним пьесам он стал более словоохотливым, пытаясь вскрыть проблемы современного ему общества.

И всё-таки «Быть или не быть» считается центральным монологом пьесы, сколь бы он не был прост в своём изложении и оторванности от разговоров действующих лиц. Его суть — действовать или пусть всё идёт своим чередом. Выбор Гамлета известен, оставлять ситуацию без своего вмешательства он не стал, замышляя целое расследование, стараясь найти подтверждение словам призрака, сообщившего Гамлету «государственную» тайну. Шекспир развивает сюжет планомерно, давая каждому действующему лицу своё место. Пьеса в итоге поражает обилием собранной смертью кровавой жатвы. Драма должна оставить после просмотра наибольшее количество человеческих эмоций — Шекспиру это удаётся.

«Гамлет» интересен и тем, что повествование предстаёт читателю в форме пьесы. Тут нет художественных элементов, связанных с отражением процессов вне слов героев. Важно только наличие на сцене действующих в данный момент лиц, их слова и всё — более ничего не имеет значения, да это и не требуется — читатель понимает и без лишних доказательств в виде тех или иных действий, что даёт актёрам на сцене большой простор для отражения собственного понимания текста.

Обилие крылатых выражений поражает воображение. Но это лишь «слова, слова, слова». Всё остальное укладывается в возможность произошедших когда-то событий, положивших начало отражению взгляда на это Шекспира. Проводить глубокое исследование текста в привязке к началу XVII века можно, но понимание смысла книги приходит и без этого.

Жизнь даёт один шанс — и этот шанс обречён на провал при любом развитии событий.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Чарльз Диккенс «Домби и сын» (1848)

Возможно ли одновременное существование Чарльза Диккенса и потока сознания? Оказывается — такое не только может быть, но и очень ярко представлено на обзор читателя в книге «Домби и сын», где Диккенс во многом напоминает себя раннего, но уже заметен регресс творческого потенциала, утратившего всякую связь с читательской потребностью, направленной на получение удовольствия или горького осознания от чтения новых сюжетных линий в мире насилия над детьми и на фоне общей социальной несправедливости.

В какой именно момент произошёл перелом взглядов на свой труд у Диккенса — сказать однозначно сложно. Если в первых книгах Диккенс был в меру лаконичен и старался поддерживать интерес читателя от главы к главе, то в «Домби и сыне» происходит размазывание сюжета по многим главам, не приносящего каких-то изменений и не дающего новых деталей для более лучшего понимания героев. Связь с читателем утратилась у Диккенса, давая простор его писательской мании, что в очередной раз страдает от еженедельных журнальных выпусков, когда хотелось кушать что-то, да и писать нужно было в обязательном порядке. Всё это породило стиль всего Диккенса, направленный не на обыгрывание чего-то действительно полезного и важного, а просто для заполнения нужного объёма определённого количества страниц. Печально, но таково реальное положение дел.

Любимая для Диккенса тема детей тут раскрывается не полностью. Взято несколько достаточно распространённых ситуаций: когда отцу семейства нужен сын, а рождается дочь; когда отец хочет видеть в своём чаде компаньона, а у того возникают собственные планы на жизнь; когда «неблагодарность» детей сталкивается с родительской волей; когда сюжет становится довольно мелодраматичным, но в целом весьма терпимым. У Диккенса уже нет тех зверских пансионов, с которыми читатель познакомился благодаря «Жизни и приключениям Николаса Никльби», нет чрезмерно негативного образа ответственного за воспитание лица, нет нищеты и грубости на улицах, что едва ли не опровергает всё написанное ранее в «Лавке древностей» и «Приключениях Оливера Твиста». Чарльз Диккенс в «Домби и сыне» отчего-то резко сворачивает с рельсов социальной несправедливости, уходя на поиски необыкновенных экзотических путешествий — в результате чего начинает путаться в сюжете не только автор, но и читатель, который тонет в потоке слов на середине пути, начиная внимать далее следующие чрезмерные выбросы философии Диккенса, которую только потоком сознания и можно назвать, как утратившую всю связь с одной конкретно взятой книгой.

Один момент Диккенс никак не может обойти стороной — он всегда даёт героям своих книг возможность восторгаться театром, а иногда и проявлять себя в роли актёров, что позволяет дополнить повествование n-ным количеством глав, от чего было приятно и Диккенсу получить дополнительных доход, устраивая отдых для своей фантазии, но и его современный читатель, надо полагать, был очень рад отдать свои честно заработанные деньги за выпуск свежей главы «Домби и сына». Сейчас трудно представить такую ситуацию, когда читатель с нетерпением ждёт новых выпусков любимой книги автора, выпускаемой им по частям в течение нескольких лет. Вместо этого люди строят корабли, собирают марки, деньги и различную ненужную в быту мелочь, такую пленительную и, казалось бы, весьма нужную новоявленному коллекционеру. Таким и являлся читатель Диккенса, притягиваемый не сколько желанием читать, сколько в нём засело досадное чувство довести начатое до конца.

Всё сказано было по моему скромному мнению, разумеется.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Терри Пратчетт «Правда» (2000)

Цикл «Плоский мир» — книга №25 | Вне подциклов

Когда Терри Пратчетт берётся за что-то нам знакомое, да пытается это пристроить в Плоском мире, заставляя читателя искать аллюзии и прочие отсылки к событиям реальности, то возникает определённое чувство отторжения. Может это связано с тем, что такой подход более понятен англоязычному читателю, который видит в сюжете очередной книги горькую сатиру на наболевшие проблемы. Мы от западного мира отгорожены психологической стеной, понимая величавую поступь родной страны, не желая и не пытаясь пожелать делать подвижки в ту сторону. Сожалеть об этом не стоит — пусть каждый варится в своём котле. Терри Пратчетт в двадцать пятой книге решил заняться журналистикой и связанными с ней расследованиями. Стоит отметить, что это у него получилось намного лучше, нежели до этого читатель наблюдал издевательские шутки над киноиндустрией, роковой музыкой и оперой, не считая переиначивания классических произведений вроде «Фауста» и многих других. Нет на этот раз и привязки к какому-либо циклу, хотя многие персонажи тут будут задействованы, кроме Ринсвинда и ведьм.

Затеяв в Плоском мире систему быстрой передачи информации на дальние расстояния с помощью клик-башен, Терри Пратчетт доходит до идеи об издании анк-морпоркской газеты, где будут отражаться последние новости города, а позже и всего континента, дрейфующего в звёздном пространстве на черепахе и четырёх слонах. Для этой цели Пратчетт берёт новых персонажей и старается сделать нужные увязки, чтобы сюжет выглядел как можно более массивным. Взять для этого сына влиятельного рода, чьи руки тянутся к власти, а нынешний порядок их не устраивает — это клише последних книг Пратчетта, твёрдо решившего описывать политические процессы. Тенденция прослеживается с семнадцатой книги, когда под удар варваров была поставлена противовесная Агатовая империя, далее последовали несколько заговоров против власти и мирового порядка, эволюционировавшие в прямую военную экспансию на земли Клатча из-за ничейного острова, вплоть до игры со временем и созданием удобного для себя тайного далёкого континента; после появляются слухи об Убервальде, чья аристократия вознамерилась взять государственные дела Ланкра под свой контроль, чтобы в следующей книге уже сам Убервальд стал жертвой политических интриг Анк-Морпорка. Остановится или на этом Пратчетт? Когда «Правда» вскрывает накопившиеся внутренние издержки самого Анк-Морпорка, где последовавшие за изданием газеты события по сведениям сведущих людей — явное заимствование по мотивам Уотергейтского скандала.

В книге удивляет некоторая атрофированность ранее полюбившихся героев, что теперь предстают читателю в каком-то непонятном усреднённом виде, утратив свои основные черты поведения. Не похож на себя патриций Витинари, выступивший в книге как автор гениальных фраз, но далее ставший тряпичной игрушкой перед обстоятельствами, которые раньше одолевал очень легко. Командор стражи Ваймс и его основной помощник Моркоу ныне не те бойкие находчивые ребята, а представители издёвок чёрных юмористов на силовые ведомства. Не находят покоя говорящий пёс и нищенская братия, напрочь утратившие свои прежние идеалы. Все они уступают своё место главным журналистам — Вильяму де Словву и Сахарисе Резник, чьи жизненные принципы разнятся, но их объединяет желание быть полезными для общества.

Пратчетт не теряет прежней формы, как можно было бы подумать. Он также продолжает вскрывать самые больные темы общества, облекая их в форму глубоко скрытого юмора, доступного обычным копателям из-за поверхностного залегания. Сравнение государства с галерой, где гребцам совсем не обязательно знать о каждой мели на пути их плавания, но надо знать о заслугах и умелом руководстве их капитана — выше всяких похвал. В остальном, Терри тоже умело создаёт образы, но всё-таки весьма странные, что вполне понятно — к двадцать пятой книге читатель должен знать привычки писателя со всех сторон. Придать налёт мистики в виде загадочного метода фотографирования прошлых событий и вампира-фотографа, рассыпающегося в пыль после каждого снимка — это надо обладать весьма сильной фантазией. Не оставят читателя в покое и два главных злодея, речь одного из которых будет резать слух своей ненавязчивой манерой материться дореформенной буквой русского алфавита.

«Правда» оставляет после себя благоприятное впечатление. Не истощим талант Пратчетта, и это радует!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Шарлотта Бронте «Шерли» (1849)

Шарлотта Бронте оставила заметный след в литературе. Совсем не имеет значения, что её путь был краток, а количество произведений довольно скудно. Её судьба была печальной, подойдя к концу на самом пике славы, чему читатель может радоваться или грустить, но факт останется фактом — творчество Бронте надо знать. И совсем неважно, что Шарлотта писала преимущественно о тяжком труде гувернанток, ещё чаще — пребывающих вне родины где-нибудь в Бельгии, борющихся за повышение знания родного языка у других людей. «Шерли» не станет исключением из общего положения дел, но станет более спокойной и вялотекущей, нежели остальные книги писательницы. Тут будет трудно найти высокие слова о справедливости и какие-то особые волнения из-за любви. Сюжет предельно прост, да пресный как пресная вода, с соблюдением всех остальных полагающихся воде эпитетов, под которыми в литературе понимается не живительная составляющая, а скорее бьющая по стенкам мозга размазанность.

Руки читателя с дрожью начинают листать книгу, покуда в аннотации обещается интригующая составляющая, завязанная на бунтах рабочего класса в Англии, подвергающегося всем прелестям технической революции. Хочется видеть больше о чартистах и их движении, дабы узнать всю составляющую тех процессов, что спустя сто лет станут свергать государства, заменяя один политической строй на другой, а нужды простых людей будут наконец-то услышаны. Вместо всего этого, читатель только один раз увидит спор рабочих с хозяином, отказывающегося выполнять требования по сокращению количества машин и увеличению числа работников. В бурно меняющемся мире такой подход его просто разорит, а его дело будет мгновенно погублено. Трудно даётся понимание таких вещей простым работягам. Было бы прекрасно, если Шарлотта Бронте хоть частично сконцентрировалась на этом важной моменте истории. Но главным героям не до этого — им надо решать свои любовные проблемы, где он любит её, она любит другого, а тот влюблён в третью и так далее, и тому подобное.

При лёгком подходе к истории, Бронте всё-таки иногда позволяет себе оговариваться о бурлящих процессах, когда она говорит о бунтующих людях, противящихся запрету, во времена войн с Наполеоном, на экспорт результатов своего труда за границу, вплоть до поставок в США. Такие детали всегда интересуют читателя, особенно если он мужского пола, которому претит взирать на взаимоотношения людей, в которых за тысячи лет ещё ни разу ничего нового не произошло, а всё продолжает переливаться из одной истерики к новой стадии охлаждения отношений.

В одном Бронте права — она честно просит читателя некоторые главы не читать вообще, чем послушный читатель с удовольствием пользуется, сожалея только о том, что Бронте могла озаглавливать таким образом главы гораздо чаще. Может общий объём воды не казался бы таким невообразимо пресным. Впрочем, иногда Бронте говорит действительно глубокие вещи — «Господь кого любит, того и наказывает». Прямо глаза широко открываются от таких простых и очевидных мыслей. Всё-таки, желающий читать и что-то найти полезное — всегда это найдёт в любом произведении, ведь не может такого быть, чтобы книга оказалась совершенно пустой при некотором объёме наполненности словами. Хотя, современная литература даёт нам всё больше такого ширпотреба, направленного на безликого читателя с атрофированным вкусом к литературе вообще. Отнюдь, хорошо — когда читают… но всё-таки бывают исключения и из этого случая.

В чём-то Бронте всё равно притягательна, иначе зачем стоило читать её книги.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Агата Кристи «Десять негритят» (1938)

«Десять негритят» в очередной раз подтверждают истину детективного жанра, где всё предельно просто, а сюжет не подразумевает разгадки, поскольку автор всё раскручивает с конца, задав для себя лично одну единственную установку, с которой невозможно поспорить, и под которую будут заточены все детали сюжета. Совсем неважно — будет это правдиво или читателю останется пребывать в недоумении. Агата Кристи в «Десяти негритятах» всё-таки сумела отличиться, предоставив читателю не простой детектив с действующими лицами, где один проводит расследование, остальные помогают, либо путают следы — тут каждый сам себе мастер детективного жанра, жизнь каждого висит на волоске, герметичность обстановки покажет волчью натуру человека.

Во всём происходящем действии присутствует интерес наблюдения со стороны, даже не считая заранее заданного автором алгоритма совершения преступлений. Шаг за шагом будет выполняться кровожадная детская считалка, а присутствующие на острове люди будут пребывать в спокойных думах о скорейшем выявлении среди самих себя хитрого убийцы, придумавшего своеобразное подобие игры в остракизм, позволяя всем действующим лицам самостоятельно вершить суд, да чувствовать за собой правду. Никто не впадёт в депрессию, никто не впадёт в истерику — всё будет чинно и благородно, пока неизвестная рука совершает одно идеальное убийство за другим. Продумать каждый шаг и рассмотреть все варианты — очень трудная задача, но в отдельно взятой ситуации автор всегда может сгладить острые углы противоречий, выдавая читателю весьма неправдоподобную, но всё-таки напряжённую историю. А то, что позже автор всё тщательно разжуёт, объясняя причины замкнутости, оторванности от мира и, практически, будет сожалеть об отсутствии бравого героя или одного из его любимых следователей, способных подумать и дать верную оценку всему происходящему. Интересно, окажись на острове Пуаро или мисс Марпл, то какими по счёту автор предпочёл бы их убить? Вполне заслуженно и в рамках заданных событий.

Место происходящего действия книги — примечательно само по себе: лишённый растительности остров, по форме напоминающий вывернутые губы, отчего его и прозвали негритянским. На острове всего одно строение, да весьма покатый склон, скорее скала или обрыв. Вместо мрачного пустого особняка можно было обставить дело на маяке, но Агата Кристи создаёт идеальное место для идеального сюжета, не считаясь с некоторыми несостыковками, когда не только местность должна помогать людскому сплочению, но и сами люди могли действовать гораздо разумнее. Агата Кристи не стала продумывать психологические портреты каждого персонажа, ограничившись в меру подробной предысторией их злодеяний, да редких проявлений моральной подавленности и полной готовности принять отложенное наказание, лишь бы ещё несколько дней вдыхать воздух, даруемый, заключившим в цепкие объятия, водоёмом. Так и ходят, едят, спят, думают, действуют персонажи книги, лишённые возможности проявить себя, но предоставленные возможности умереть по воле автора.

Агата Кристи обязательно расставляет все точки над произошедшим в книге, не оставляя никаких тайн, старательно всё объясняя. Отчего-то на этот раз всё получилось не самым удачным образом, будто из детской книжки списанным. Где наивные следователи разбираются во всём после всех злодеяний коварного последователя Герострата, ничего не понимая, покуда в их руки не попадает таинственное послание всё разъясняющее. Нужно ли было такое в книге? Действительно так важно было указывать на убийцу, преследовавшего весьма неправдоподобные мотивы? Действительно, указать на виновного с позиции автора представляется правильным, но указать можно было на кого угодно, и каждый мог оказаться виновным. Хотя бы с целью обелить свою репутацию, дабы очернить кого-то другого. Вы по прежнему думаете, что виноват именно тот человек, на которого указала Агата Кристи? Лично я сомневаюсь.

Безусловно, читать «Десять негритят» интересно — сама задумка радует. Можно опустить все несуразные моменты сюжета, да просто читать. Только анализировать надо любой прочитанный текст, даже текст детектива… особенно детектива.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Том Шарп «Дальний умысел» (1977)

Мир литературы огромен, поэтому проблема выбора книги для чтения будет существовать всегда. Но зачем особенно задумываться, когда есть специалисты в данной области — они точно должны знать об этом мире всё, особенно о новинках. Они смело предлагают к чтению ту или иную книгу, особенно, если автор новый и до сих пор никому неизвестный. Наивный читатель верит рецензиям, да мнению людей, старающихся не отставать от общего потока хвалить или ругать, причём — безразлично к самому наполнению книги. В целях сиюминутной наживы — такой подход допустим. Но вспомнит ли кто-нибудь в будущем о раскрученном авторе, давно потерявшем свои позиции за спиной умерших от голода и депрессий авторов, после смерти восхваляемых. В таком жестоком мире Том Шарп и предлагает оказаться читателю.

К сожалению, безудержного юмора тут нет, а есть небольшое количество нелепых ситуаций, в которых предстоит оказаться каждому герою. Пострадают все, начиная от анонимных писателей до подставных лиц и маститых издателей. Шарп не остановится на одном главном герое, им в «Дальнем умысле» оказывается каждое лицо, связанное со всей чехардой вокруг скандального бестселлера о любви юноши к очень старой женщине. При этом — содержание книги никого не интересует, Шарп более о сюжете сего скандального романа ничего не скажет, кроме возводящих на Олимп славы эпитетов, призванных подогревать интерес у людей, ещё не решившихся приобрести сию книгу. Верно замечает издатель, что он не обязан читать книги — его дело их продавать, с чем он отлично и справляется, возводя вокруг своего труда мощную рекламную поддержку из интриг, сплетен и, порой, смертельных исходов, связанных с работой над книгой лиц.

Во всей суматохе происходящих событий читатель изредка может выдавить у себя эмоцию, способную породить смех. Если при чтении «Уилта» заливаешься без стеснения, то «Дальний умысел» — совсем не тот образец для подражания в области чёрного юмора. Остаётся всё списывать на английский юмор, который отличается крайним примитивизмом, высмеивающим самые обыденные ситуации, давая им налёт чего-то дикого и извращённого, становясь в переводе на русский язык подобием игры в слова, где всё переворачивается с ног на голову, а новая истина оказывается игнорируемой, поскольку думать подобным образом надо уметь с рождения.

Том Шарп создаёт своего рода детективное расследование, направленное на выяснение всех обстоятельств вокруг книгопечатного искусства. Вопросы возникают не только к анонимному автору, решившему издать книгу на условиях издателя, но и к издателю, рискнувшему затеять пиар книги на слишком тонких началах, когда вся ситуация начинает выходить из-под контроля из-за спешных попыток действовать быстрее, стараясь урвать кусок пожирнее. Беда дальше всего одна — «Дальний умысел» превращается в какое-то роудмуви, направленное на продвижение вперёд, где Том Шарп не желает оглядываться назад, гоня действие семимильными шагами, не стараясь основательно сконцентрироваться на каком-то определённом моменте, распыляя свои силы на описание всего и сразу.

Недаром на обложке читатель видит котёл-чернильницу и поварёнка-писателя, что сразу должно настраивать на мысли о кухне. Всё будет сварено в должных пропорциях, только на скорую руку, да не слишком вкусно. Впрочем, так в нашем мире всё и делается.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Чарльз Диккенс «Лавка древностей» (1841)

Читатель Чарльза Диккенса в каждой книге именитого автора всегда ловит себя на одной и той же мысли, когда находит в тексте мастера большой формы фразы о том, что герои принимаются за чтение неинтересных и скучных книг — в такие моменты читатель и не понимает, либо Диккенс бревна в собственном глазу не видит, или намекает, будто уж ты, читатель, держишь в руках правильную, да очень интересную книгу, и именно это выделяет тебя из множества других читателей, решивших насладиться совсем не теми книгами, отчего и страдают. Из одного произведения в другое — Диккенс продолжает заставлять читать своих героев самые гадкие книги. Зачем это и почему… давайте попробуем разобраться.

Диккенс в более раннем творчестве старался разоблачать особо больные темы современного общества, которые облекались в шутки, всеми понимались, но ничего для исправления ситуации не делалось. Именно Диккенс, если верить множеству его критиков, стал тем человеком, чьи слова стали очень серьёзно восприниматься в обществе. Всё началось с «Записок Пиквикского клуба», где Диккенс не книгу писал, а скорее издавал журнал о своей жизни, стараясь отразить собственные мысли и наблюдения о свежих данных — а поскольку Диккенс изначально писал свои книги именно в форме журналов, где все выпуски подшивались и становились полноценным произведением, вес которого был довольно тяжёл, что не станет откровением для любого читателя, хоть раз державшего в руках одну из книг Диккенса. Были у него и небольшие произведения, вроде «Оливера Твиста», да и собственно «Лавки древностей», где Диккенс придумывал частичку сюжета, а потом выпуск за выпуском её раскрывал, наполняя разного рода приключениями. «Оливер Твист» касался строго проблемы беспризорных детей, а вот последовавший за ним «Николас Никльби» ещё более углубился в тему жестоких порядков при воспитании английского подрастающего поколения, которое, в набирающем обороты техническом прогрессе, становилось ненужным собственным родителям, терпя непотребства в зверских условиях специально созданных пансионов.

По идее, «Лавка древностей» должна была продолжить какую-либо тему, от которой Англия изнывала. Возможно, такую тему можно найти в сюжете, но чётко её выделить не получается, поскольку Диккенс сконцентрировался на множестве мелких, где-то им выисканных. Честное слово, больше толку читатель сможет для себя извлечь из цикла «Человеческая комедия» Оноре де Бальзака, описывавшего это всё со знанием дела, оставляя в душе читателя суровую печаль, если читатель осознавал всю проблему человеческой натуры. Хоть Диккенс и писал позже, но вдохновение, безусловно, он мог черпать и из творчества Бальзака тоже. Считать серьёзной историю девочки — чья жизнь зависит от дедушки картёжника и антиквара, старающегося даровать ей счастливую жизнь, уходя в запойное ощущение азарта, обрекая дитя на страдания — можно.

«Лавка древностей» становится отправной точкой в долгом пути страданий, которые предстоит преодолеть героям книги, где, не буду никого томить, счастья никто не обретёт — это тоже радикальное отличие от более ранних работ Диккенса, где справедливость просто обязана была восторжествовать. Слишком глубоко стал погружаться Диккенс, стараясь вызвать у читателя наибольшее количество неприятных впечатлений от суровой окружающей жизни, где, на самом-то деле, вообще нет никакой надежды на счастье, поэтому должны страдать все. Вот так и страдают хорошие и плохие. Достанется даже карлику-ростовщику, чья отвратительная сущность не стала подобной злой харизме счетовода-содержателя пансиона из «Николаса Никльби», но всё-таки кто-то должен был поддерживать девочку с дедом в тонусе, гоня их к логичному концу любых людей, решивших уйти от кредитора в бега.

Чарльз Диккенс мог лучше проработать сюжет, но что-то ему помешало, отчего «Лавка древностей» не даст читателю никаких новых знаний, и источником переживаний она тоже не станет. К ней внимание читателей привлекает только её малый объём, который идеально подходит для знакомства с творчеством Диккенса — на этом её достоинства заканчиваются.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Шарлотта Бронте «Учитель» (1846)

Шарлотта Бронте писала прежде всего для женщин, поскольку мужчинам трудно читать литературу такого рода, где автор вкладывает в уста героев чувства, а движения наполняет различными способами выражения эмоций. В «Учителе» Бронте пробует перейти на другую сторону, предлагая читателю ознакомиться с образом мужчины, занимающегося преподаванием в чужой стране, концентрируя своё внимание на девушках. Читателю всегда было интересно, когда он внимал слезам и мольбам главных героинь других книг Бронте, когда те кляли свою жизнь и сложившиеся обстоятельства за то, что злая судьба навсегда лишила их возможности получить самое мизерное мужское внимание, обделяя тем, ради чего женщина по идее и живёт на этом свете, готовясь стать матерью и даруя право увидеть мир новому поколению людей. Редкие мужчины в книгах Бронте всегда предстают надменными созданиями, осознающими свою незаменимую важность, ловко играя на нервах у противоположного пола, имея от этого неограниченное количество положительных достижений.

И вот он — мужчина. В Бельгии всех учителей называют профессорами, что сразу вызвало недоумение у молодого человека, решившего зарабатывать себе на жизнь в другой стране, покуда родина готова была предложить только сан священника, что не очень вдохновляет неоперившихся юнцов, предпочитающих этому несколько иную жизнь. Главный герой изначально показывается Бронте с амбициями, высотой выше неба, с гонором, от которого тетради рвутся даже на задних партах, с идеальной дикцией, позволяющей ему говорить на иностранном языке лучше коренных жителей некоторых провинций, либо просто все боятся усомниться в своей правоте, отдавая такому учителю право главенствования в вопросах языкознания. Вновь Бронте сосредоточена на преподавательской должности, стараясь вложить в дела героя свои собственные мысли, которые хорошо отражают стремления женщин занять равное с мужчинами положение, получив все права и гарантии в мире, никак не желающим делиться с ними хоть долей заслуженного уважения в обществе.

Несмотря на то, что книга является первой во взрослой жизни и опубликованной уже после смерти, скорее по горячим следам на волне успеха предыдущих работ писательницы, а также в виду её скоропостижной неожиданной смерти от осложнений обычной простуды, после прогулки под дождём с наконец-то найденным мужем, Бронте старается отразить в книге все свои стремления и очень выразительно показывает свою жизненную позицию, чем-то предвосхитившую набирающий обороты феминизм на фоне борьбы за всеобщее равенство, когда подданные желали быть равными господам, а женщины быть равными мужчинам. Полюбившаяся главному герою девушка будет отстаивать свою позицию до самого конца, оставляя в своих речах налёт английской чопорности, с которой никому невозможно совладать — если уж что-то появилось в твоей голове, то нельзя уступать принципам ни одного миллиметра, как бы не было велико влияние на твою собственную жизнь. Уважать себя — это главное.

Повествование идёт неспешно, Бронте никуда не торопится. Эмоциональность отодвинута на задний план, покуда вперёд поставлен деловой фон. В форме переговоров и проходит вся книга, где «Учитель» делает карьеру, а его любимица… тоже делает карьеру. Основная задача героев не просто добиться собственного благополучия, но и быть полезными для общества, желая трудиться для его блага, а не сидеть дома, пересчитывая накопленный капитал. Но это где-то там, ближе к концу книги, где читатель и найдёт отражение основных взглядов Шарлотты Бронте, твёрдо уверенной в своём мнении. С ним трудно поспорить, поскольку оно не противоречит взглядам людей нашего времени, считающих, что жить надо именно так, а не иначе. Правда, не все стремятся быть полезными обществу, глядя на аморальное ответное поведение, но это уже «Учителя» не касается.

Читатель желает простую историю без лишней мистики и отпускных дебошей, коими позже будет грешить Бронте? Тогда выбирайте для чтения именно эту книгу.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Терри Пратчетт «Пятый Элефант» (1999)

Цикл «Плоский мир» — книга №24 | Подцикл «Городская стража» — книга №5

Сорвавшийся с орбиты, Слон разносит Плоский мир к чертям, заново формируя весь ландшафт и наполняя недра первоклассными залежами жира — такое печальное описание судьбы Пятого Элефанта сообщает нам Терри Пратчетт. До этой книги читатель твёрдо был уверен в четырёх слонах и черепахе, но изначально всё было несколько иначе, чем и решил воспользоваться Пратчетт, заново перекраивая космогонию. После вступления, о Слоне можно смело забыть, поскольку на первое место выходит дипломатия, экшн, юмор и бесценное влияние Пратчетта на изменение фэнтезийных устоев.

Полюбившиеся читателю герои городской стражи всегда были самыми живыми и харизматичными, будто списанными с живых людей. Каждое из действующих лиц — драгоценная находка. Начиная от начальника стражи Ваймса — человека, желающего пребывать в спокойствии, плывущего по волнам жизни, но все неприятности встречая с поднятым забралом; заканчивая сержантом Колоном — чьи отсутствующие амбиции показывают всю мелочную сущность человека, добравшегося до управления людьми, да так, что тут применимо только определение самодура, исправляющего в поступках других свои собственные привычки, отнюдь не «новая метла метёт по новому», комплекс маленького тирана способен перерасти в кость, застрявшую на уровне голосовых связок, выдающую истинность с головой.

С каждой последующей книгой, Пратчетт всё больше уходит в описание экшн-сцен с краткими всплесками повышенной активности среди забродившего болота хождений персонажей, которым он уделяет очень много внимания, давая читателю непрерывный текст в десятки страниц, чем раньше Пратчетт никогда себя не утруждал, формируя момент за моментом, поддерживая читателя в тонусе, готового прерваться в любой момент, чтобы отойти по насущным делам. Теперь такого нет. Тенденция прослеживается с «Последнего континента», где набор героев был сильно ограничен, и они были задействованы по полной. От этого немного не по себе. Хочется большего разнообразия, но такого теперь нет. Хорошо это или плохо? Пусть об этом читатель судит самостоятельно.

Начав повествование с легенды о Пятом Элефанте, перейдя к быту Анк-Морпорка, мегаполиса-государства, этакого прообраза демократии под прикрытием твёрдой руки управленца Витинари, чей девиз быть нужным обществу человеком, не требующим устранить все старые традиции, насаждая для этого новые. Нет, этот человек предпочитает формировать свою политику с низов общества, создавая таким образом среду идеального города, в котором живут всевозможные создания, включая гномов, троллей, вампиров, зомби и прочих — все существуют спокойно, занимаясь своими личными делами под зорким присмотром гильдий. Продолжает Пратчетт книгу вестями о модернизации застоявшегося общества — штрафы за парковку и превышение скорости повозок, создание телеграфа по всему Плоскому миру, возникновение новой гильдии для стражников. Таким образом, скоро вода в Анке станет действительно водой, а не субстанцией — похожей на твёрдое несвежее желе. Только в книге про стражу хотелось именно видеть стражу, а не путешествие Ваймса в Убервальд, куда его послал Витинари с целью установления выгодных дипломатических отношений, попутно расследуя дело о пропавшей лепёшке, восседая на которой и правит король Убервальда. В водовороте происшествий будет уничтожена не одна человеческая жизнь, ведь Пратчетт активно задействует в книге вервольфов и вампиров, позволяя читателю ощутить весь потенциал сэра Терри, обладателя бесподобной способности создавать интересное из, казалось бы, самых обыденных вещей.

Читатель привык к гномам и троллям Пратчетта. Эти создания фэнтезийного мира всегда были на последних ролях, чья социальная сторона жизни никак не отражалась. Гномы у Пратчетта — однополые создания, где говорить о половой принадлежности не принято. Порой, отец не знает пол своего ребёнка. Что уж говорить про других гномов, живущих согласно старым традициям, мечтая о золоте и отправляясь на разведку новых месторождений. В «Пятом Элефанте» Пратчетт пробует перевернуть устоявшиеся стереотипы, открывая завесу тайны и внося революционные взгляды во многие аспекты. Троллей Пратчетт дальше менять не будет — они всё такие же, состоящие из разных пород, с полным набором драгоценных камней во рту, теряющие способность к мышлению с повышением температуры окружающей среды и абсолютно спокойные к солнечному свету.

Стоит ли говорить об остальном? Думаю, что можно обойтись без этого. В книге поразило наличие трёх чеховских сестёр, вишнёвого сада и штанов дяди Вани. Вот чего-чего, а этого совсем не ожидал.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Агата Кристи «Убийство в восточном экспрессе» (1934)

Читая детективы Агаты Кристи, читатель твёрдо уверен в одном — с её героями лучше в одном месте не находиться, значит скоро тут кого-то убьют, а может даже и тебя, что имеет большую долю вероятности. Таковы уж главные герои Кристи — их можно назвать ангелами смерти, что сеют вокруг себя отрицательную ауру. Агата писала плодотворно, делая упор на деталях, но частенько забывая про сыщиков, которые ведут следствие. Будет проработан каждый персонаж, но главный герой больше напоминает нарратора, чьё поведение и поступки остаются для читателя настоящей загадкой. В «Восточном экспрессе» следствие ведёт Пуаро. Больше про него ничего неизвестно. В книге упоминается его любовь к серым клеточкам, но про них вспоминает не он, а кто-то за него. Пуаро спит, пока в его голове разворачивается картина сна; Пуаро просыпается в хорошем настроении, раскрыв преступление. На этот раз всё получилось очень хорошо и интересно, хотя по ходу сюжета возникают сомнения в адекватности происходящего, покуда не гремят последние аккорды следствия, где всё становится на свои места.

Условно книга делится на три части: само убийство и собирание улик, опрос всех причастных к делу лиц, логические выводы и объяснение преступления со всеми возможными поворотами сюжета. Такая схема действует во многих классических детективах, этот не станет исключением. Другой момент, единственный вызывающий нарекание, это мифическая увязка и танцы вокруг некоего процесса на американском континенте, откуда всё и пошло, позволив Пуаро ловко определиться с личностью убитого, из-за чего он смог твёрдо встать на ноги и раскрыть всю цепочку произошедших событий. Только одно единственное нарекание, на которое, впрочем, можно закрыть глаза.

«Убийство в восточном экспрессе» — герметичный детектив. Поезд плотно застрял в югославских снегах, отчего нарушены не только планы убийцы, но и многих людей, для которых данная поездка была частью продолжения пути в другие места. Все спешат, а Пуаро в предвкушении потирает руки, радуясь проведению, позволившему ему включить свои интеллектуальные способности, да вновь закрепить свой непререкаемый авторитет в глазах людей. Сборная солянка порадует читателя, желающего видеть в одном месте максимально разных персонажей: англичане, французы, бельгийцы, американцы, венгры, шведы и даже русская княгиня — подозрение падает на каждого, ведь все они хранят по одному секрету, о котором не желают распространяться вслух. Пуаро не раз, по мере продвижения сюжета, будет сталкиваться с откровенным подлогом, когда ему станут вставлять палки в колёса, старательно запутывая следы. А всё из-за одного… люди стали чаще читать детективы, из-за которых их разыгравшееся воображение и креативное мышление доставляют массу проблем.

Приятно видеть прогресс в творчестве Агаты Кристи. Уже не сводящее скулы дело, а действительно продуманное злодеяние, где финал следствия становится совершенно неожиданным. Всё в руках писателя — истина избитая и известная. Пожалуй, только авторы детективов начинают писать книгу с конца, чтобы потом всё перевернуть с ног на голову, переписывая книгу заново, но с планомерным раскрытием всевозможных вариантов, которые будут всплывать по мере продвижения вперёд. Но всё равно получается так, что начни перечитывать книгу, а того же удовольствия, как в первый раз, уже не получишь. Всё происходит настолько органично, что будешь заново подозревать каждое действующее лицо — благо, Кристи всё сделала так, что всё осталось до конца непонятным. Можно удивиться гуманности происходящих событий, когда Пуаро предоставляет всем возможность самостоятельно определиться со своей дальнейшей судьбой.

Пощекотать нервы можно. Даже нужно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 25 26 27 28 29 33