trounin.ru

В исполнении Даниила Гранина получилась апология Петра Великого. Кто говорит, что царь был жестоким и до крови жадным, тот явно не понимает, в какое время Пётр обретал себя — в полном кровопролития мире. А кто подозревает Петра в содомии, тот не настолько уж и ошибается, ведь чего не могло случиться с хорошим человеком, пребывавшем в окружении расположенных к нему мужчин. В таком духе и продолжал Гранин повествование, отразив в излюбленной им манере рассказ о некоем человеке, который будто бы ему знаком. Портрет Петра вышел подобным возведённому ему Этьеном Фальконе памятнику — взмывающий на скалу всадник без регалий, стремящийся к свершениям, забывший, что земля уходит у него из-под ног.

Зачем Гранину понадобилось создавать образ императора-благодетеля? Даниил не верил, будто возможно оправдание кровавого режима, позволяющего государству обретать могущество. А ведь и при начале царствования Петра, Русь — тогда ещё Русь — лежала практически в руинах, обезлюдевшая от чумных лихорадок и раскольнической деятельности патриархов. В таких же руинах пребывала Россия — ещё до установления советской власти — сама себя обескровившая. Стояла задача перед государями переломных эпох преобразовать им доставшееся. И Пётр — по мнению Гранина — более достоин уважения, чем — непонятно из каких побуждений — в белый цвет выкрашивают заслуги Сталина.

Конечно, если писать подобно Гранину, всякая историческая личность окажется незаслуженно унижаемой. Потому и применяется к труду о Петре Великом прозвание апологии. Это защитительная речь, она же — восхваление. Облегчить бремя рассказа Даниил смог с помощью беллетризации прошлого, то есть сообщив о чём-то, чему не может быть полной веры. Так он и начал сообщать читателю историю за историей, показывая Петра глазами окружавших его людей. То мог быть Якоб фон Штеллен — мастер иллюминаций и фейерверков, предок рассказчика. Мог и сторонний наблюдатель, заставший гнев Петра на бывшего участника стрелецкого бунта, разглядевший в царе доброту, поскольку — вместо казни — велено было отослать повинного подальше от глаз. И так далее.

Чего Пётр хотел, так это справедливости: уверен Гранин. Ежели русские лентяи и пьяницы, как о том думает Европа, то сами русские должны о том знать. Если кто на казнокрадстве попадётся, тому быть показательно растерзанным. Как раз за казни из-за казнокрадства Даниил особенно защищал Петра. Читатель узнал, что Пётр нуждался в честных людях, и видел — стоило кому-то занять положение в обществе выше, сразу тот начинал набивать некогда пустовавший карман — и видя это, Пётр казнил нещадно. Да так и не стало меньше в России казнокрадов — разворовывание продолжалось, невзирая за должное обязательно случиться наказание.

Знает ли читатель: однажды Пётр едва ли не отдал Россию турецкому султану. Тогда был он в тяжёлом положении, неспособный выбраться из окружения. Помог счастливый случай — свою роль сыграла Екатерина. Что же, не пройдёт и нескольких десятилетий, как некогда простая женщина станет императрицей. Как тут оправдать Петра? Гранин находит слова, объясняя неразборчивостью в женщинах. Вообще Пётр любил забавляться с девицами, кои счёту не поддаются. Вынести бы какое полезное суждение, да не получится. Даниил возводил хулу и тут же её разрушал. Так он и созидал повествование с первых страниц.

О чём бы не начинался разговор, всегда Гранин оправдывал Петра. Но возникает встречный вопрос: для чего обелять одного, безустанно создавая намёки на другого? Между строчек постоянно сквозит авторская ненависть к людям, восхваляющим Сталина.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Читавшие «Мясной бор» Гагарина знают, как боролась и утопала в болотах Вторая ударная армия, не было места иным мыслям, кроме как вырваться из окружения. Советских солдат превратили в крошево из костей. Гранин иначе взглянул на те дни, взявшись отразить события вокруг блокады Ленинграда на собственный лад. Его герой — молящийся богу ополченец, готовый принять любое ниспосланное ему указание, лишь бы избежать смерти, ведь ему противостоит подготовленная к войне немецкая армия, а его родная страна ничем не желает помочь его выживанию. При этом нет особой жестокости, кроме нелепой случайности, непременно грозящей гибелью. Обещанного кровавого исхода не наступает, поскольку судьба хранит главного героя повествования, успевающего не только жениться, но и твёрдо знать, что обороняемый им город в действительности однажды сдался, но немцы тогда отказались входить, не желая брать Лениград без оказания сопротивления его жителями.

Представляемые профессионалами, немцы боялись советских солдат, бросаясь в ближайшую канаву, только бы с ними не сталкиваться. Эти же немцы падали под пулями советских снайперов, вооружённых ружьями с прицелами. И при этом каждый советский воин знал — жить ему в условиях боевых действий ровно четыре дня, ибо такова средняя продолжительность жизни солдат. Когда настигала смерть, следовало внимательное рассмотрение каждого случая, должного быть героически описанным, для чего приходилось основательно размышлять, каким образом отразить данные мысли на бумаге. При огромном количестве жертв находилось время выдумывать и сочинять: так полагает Гранин.

Одиночное отступление пронизывает повествование Гранина. Когда советский солдат оказывался оторванным от армии, он скрывался от противника, неся в сумке для противогаза гранаты и хлеб. Остались ещё деревни, где можно было доить коров и выслушивать от местного населения, как они костерят советскую власть. Не смущали отступающих наступающие холода, тогда как они пугали немецкое командование. Может легче было танкистам, скрытым от врага бронёй? Отнюдь, им запрещалось покидать боевую машину, вследствие чего они принимали полагающуюся им смерть, либо спасались и их казнил советский военный полевой суд.

Не слишком ли много подробностей о войне знает Гранин? Он в курсе того, чему не мог быть свидетелем ни он, ни описываемый им лейтенант. Но Гранин и не заверяет, будто он то непосредственно мог лицезреть. Ему нечто становилось известно, о чём он и решил поделиться с читателем, спустя порядочное количество лет после завершения войны. Он слышал и может видел расстрелы своих, находился в госпитале на излечении, женился, доил тех самых коров и, разумеется, отступал, нарушая ещё не вышедший приказ «Ни шагу назад». Но он ни слова не сказал про саму оборону Ленинграда, крах советской армии под его стенами, просто всё это случится позже, о чём он не решился поведать, перейдя сразу к восстановлению города.

О потерях в советское время не сообщали. Гранин громче остального оглашает сей факт. Люди умерли, заслужив тем себе посмертный почёт, потревоженный единицами ветеранов, оставшихся до сих пор в числе живых. Да не всякий из них взялся говорить в столь отрицательном тоне, до какого снизошёл Гранин. Ведь успел же написать книгу воспоминаний о войне «Не убит подо Ржевом» Сергей Микаэлян, с той же честностью поведав о тяжёлом положении советского государства при нападении Третьего Рейха, но дав противоположное представление об увиденных им боевых действиях: требовалось отразить наступление противника, и добровольцы записывались в армию, не думая, что жить им осталось четыре дня. А у Гранина действующие лица только и ждут, когда их настигнет смерть.

Автор: Константин Трунин

» Read more