trounin.ru

Всё-таки есть у Горького один рассказ об Америке, позволяющий утвердиться в мысли, что есть среди людей подлинные люди, до сих пор понимающие, какое место должен занимать человек. И оно не такое, под которым понимается право считаться царями природы. Отнюдь, человек остаётся зависимым от создающихся для его существования условий, он от них неотделим. Отчего-то человек об этом постоянно забывает. И живёт так, словно всегда сможет жить, безалаберно относясь к действительности. Что же, предел запаса планеты прочен — это позволяет людям творить безумства. Когда-нибудь непоправимое случится, а пока нужно смотреть и восхищаться мировоззрением таких представителей человечества, к числу которых относится горьковский Чарли Мэн.

Кто он? Прежде всего, обыватель. Да не простой. Скорее его следует именовать созерцателем. Он не вносит разрушения в окружающий мир больше, нежели ему требуется для удовлетворения простейших нужд. Он не станет убивать волка лишь из-за того, что тот оказался рядом с жилищем. И лису не тронет, пока её мех не приобретёт самых ценных качеств. И птиц он не станет изводить, нисколько не считая того необходимым. Чем ему мешают птицы, падающие с неба на кур? Нет в том никакой беды. Не следует злиться на других, если сам не способен оградиться от опасности. Такой мудрости не понимали соседи Чарли Мэна, довольно хилые и мало приспособленные к настоящей жизни люди.

Почему соседи стали требовать от Чарли Мэна избавить их от бед, ими ожидаемой? Они видят хищника, вышедшего из леса, — сердца сразу наполняются трепетом. Пришёл хищник отведать от них, от детей, лишить покоя и уйти за то безнаказанным. Волка непременно следует убить, пусть и не имел волк в желаниях ничего близко подобного. Чарли Мэн — мудрый охотник, он не станет выполнять требований людей, пока не увидит к тому истинной необходимости. За это Чарли Мэна начнут презирать и воспринимать за сумасброда. Обязательно следует задуматься, как объяснить человеческую силу управлять природными процессами, если она подразумевает всего лишь осознание людьми слабости перед тем, чего они взялись опасаться. Чарли Мэн того не думал бояться, взвешенно подходя к пониманию должного быть совершённым действия.

А вот если Чарли Мэн начинал охотиться — то он делал мастерски. Ему не требовалось стрелять зверей дробью, почём зря убивая и портя шкуру. Нет, Чарли Мэн выбирал самое красивое животное, охотиться на которое собирался никак не менее месяца. Он изучал повадки зверя, заманивал на свою территорию и всячески старался, дабы животное угодило в ловушку как раз там и тогда, как и задумает Чарли Мэн. Кропотливый труд по охоте за животным обязательно завершится с положительным результатом. Вот так и должна выглядеть подлинная охота, нисколько не имеющая сходства с той, каковой её склонен считать иной слабовольный человек, чьё право на чужую жизнь даётся ему с помощью оружия (к тому же не им изготовленного). Сугубо надо благодарить умственные способности. Как раз потому и является человек царём природы, ибо некогда одолевал нрав животных сообразительностью.

Чарли Мэна окружающие не понимали и не поймут. Для них он останется чудаком. В море, переполняемым акулами, он — жалкий человек, прощающий волков и хищных птиц, живущий с ними в мирном соседстве. Тогда как люди рядом с ним, мнящие себя акулами, навсегда останутся овцами, чего им всё равно не получится объяснить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Благими помыслами вымощена дорога в ад — вечно актуальное объяснение несостоятельности человеческих желаний. Зачем люди стремятся к лучшей жизни? Ответ очевиден — чтобы лучше жить. И так уж повелось считать как раз Америку — раем, куда следует стремиться всякому, желающему возвыситься над одолевающими его несчастьями. На деле всё обстояло иначе. Как раз то место, куда так манит — является смертельно опасным. Как муха не видит стекла, как мотылёк летит на пламя огня, и человек готов принять на веру всё, к чему требуется проявить сомнение, воспринимая не с ожиданием лучшего исхода, а в качестве жупела. Например, Максим Горький пришёл в ужас ещё на корабле, видя, на берег какой страны ему предстоит сойти. В 1906 году он посетил Америку, ужаснулся тамошним порядкам, написав по свежим впечатлениям цикл очерков «В Америке».

Основной очерк — «Город Жёлтого Дьявола». Слегка поэтически, Максим повествовал о представавших перед ним картинах. Кругом него множество мигрантов, должных быть уподобленными муравьям. Они прибыли в Америку с надеждой разрешить груз проблем. И никто из них не представлял, с какой действительностью им предстоит на самом деле столкнуться. Хорошо было Горькому, он ехал с определённой целью, никак не в качестве рабочего. Случись так, быть очеркам Максима более злободневными. Он же говорил именно поэтически, пытаясь воссоздать словом удручающую картину американского быта.

В Америке точно нет счастья, нет и обилия богатых. Чего не отнять у американцев — это бедности. Беден тут не каждый второй, а почти каждый, за довольно редким исключением. Нищих на улице избыточное количество. Если с чем их и сравнивать, то с мешками, набитыми крупой.

Второй очерк — «Царство скуки». Настолько скучным показалось пребывание в Америке Горькому, повсеместно однотипным и лишённым разнообразия, что это само о себе оказалось должно напомнить. На самом деле Максиму имелось о чём сетовать. Но он не распространялся, посчитав необходимым ограничиться точкой зрения стороннего наблюдателя. Разве нужно читателю знать, с каким презрением к нему отнеслись американцы? Читатель о том и не узнает, зато увидит Америку в мрачных тонах, где особенно жалко выглядит рабочий люд, забытый даже больше, нежели в России.

Третий очерк — «Моб». Моб — характерное для Америки движение, направленное на вычленение из себе подобных посторонних элементов, имеющих отличие. Само слово «моб» может означать просто толпу людей, имеющую характерные черты. Всё прочее, способствующее вычленению чуждого элемента. Иногда достаточно человеку иначе поворачивать голову, чтобы его отказались считать частью американского социума. На то и направлено понятие «моб», может не совсем толкуемое именно в таком значении, особенно спустя прошедшие годы.

После ознакомления с представленным образом Америки, читатель тех лет должен был согласиться с точкой зрения Горького. Однако, разве Максим не извинялся за мягкость? Он толком и не создал ничего про Америку, оставив скудный набор очерков, не считая такого же скудного вороха из рассказов.

Остаётся понять, как восприняли самого Горького в Новом Свете. Вполне очевидно, писатель-социалист не мог вызвать подъём воодушевления среди американских дельцов, уставших от борьбы с пролетариатом. Казалось бы, именно за это Максиму должны были отказывать в расположении. Так оно и происходило. Только каждый в том увидел собственное объяснение. Кто-то действительно воспринял приезд Горького за вероятность создания нагнетания революционной обстановки, ведь мог он написать воззвание и для американского читателя, в духе всё того же «буревестника». Сами американцы это объясняли неприятием отношения Горького к браку — приехал он к ним не с официальной женой, а с женщиной, которую он за таковую выдавал. Впрочем, подобное рассуждение всё-таки кажется сомнительным.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Смерти бояться не стоит, нужно опасаться забвения, и потому прожить жизнь следует так, чтобы навсегда запомнили. Определённо точно можно утверждать, Наполеон навсегда останется в истории, он всё для того успел сделать. И даже его падение привело к повторению торжества. Новое падение привело к ещё одному торжеству, только в представлениях для будущих поколений. Чем же занимался Наполеон после окончательной утраты власти? О том можно прочитать в воспоминаниях людей, составивших компанию опальному французскому императору в числе отбывших на остров Святой Елены. Рафаил Зотов взял за основу их свидетельства, составив хронологию последних лет жизни Наполеона.

Хорошо известно, Наполеон думал переплыть океан и обосноваться на территории Северной Америки. Он желал основать город, заниматься научными изысканиями, продолжая прославлять своё имя, правда уже более мирными промыслами. Насколько это достоверно? Так утверждал он сам. Вполне логично предположить, окажись Наполеон за океаном, дух желающего властвовать вновь бы в нём заговорил. Но ничего не сбылось — он оказался пленён англичанами, решившими не казнить, а сослать на отдалённый от цивилизации остров, куда редко заплывают корабли, где климат оставляет желать лучшего. Это не Эльба близ Италии! Остров Святой Елены станет подлинной тюрьмой, откуда сбежать не получится.

Зотов рассказал о распорядке дня Наполеона, нашёл для читателя сведения и о прочих ежедневных занятиях. Вот Наполеон просыпался, приводил себя в порядок, совершал прогулку, вкушал пищу в рабочем кабинете. Вечером он читал художественную литературу, периодические издания и исторические труды, к тому же диктуя свидетельства из своего прошлого, проводя время в разговорах и играя в карты.

Поначалу Наполеон ещё мог чувствовать нужность обществу, о чём свидетельствуют его мысли. Про него говорили, хулили или отзывались благостно, что приходилось принимать с одобрением или возмущением. Так было, пока не проходили дни и месяцы, когда Наполеон лишится большей части сопутников, всё сильнее впадая в апатию. У него могли болеть зубы, беспокоить печень. Он и питался в последующие годы плохо, поскольку англичане не желали наладить доставку продуктов. Приходилось продавать скарб, выручая за него в пять раз меньше, чем тот стоил. Заканчивалось всё, в том числе и бумага. Ссылка превращалась в необходимость бороться за выживание.

Наполеон мог сколько угодно говорить о несбывшихся планах, представать в образе доброжелателя, но ежели ничего не было сделано, так отчего следует верить ему после? Наполеону хотелось счастья для людей — ради достижения сего желания он воевал. Как-то раз Наполеон принял большую дозу лекарств, пожелав умереть. Не умер. Верить? Подобное суждение не будет возбраняться. Все уверены в везении Наполеона? Он постарался данный миф разрушить. Его не раз ранили, под ним часто убивали лошадей, на него совершались покушения. Но Наполеону оказалось суждено погибнуть от болезни, тогда как он глубоко сочувствовал, не сумев разделить долю людей, служивших ради его славы. Им отказывали в жизни, так почему ему позволили жить? — сетовал Наполеон.

Пребывая на острове, Наполеон изучал английский язык, самостоятельно читая британскую прессу. До того бывший ему плохо знакомым, английский язык теперь становился необходимым инструментом для общения с тем же губернатором, чья должность являлась почётной уже в силу того, что тому вверялось наблюдать за именитым узником.

С сентября 1817 по май 1821 Наполеон практически одинок. Он — подлинный изгнанник общества. От него отдалили всех, ему отказали в медицинской помощи. И он умер неизвестно с какими мыслями, поскольку некому о том сталось рассказать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Самое страшное последствие войны — навсегда потерянные люди: одни — вследствие смерти, вторые — ставшие калеками. Как быть? Остаётся смириться, ведь утраченного не вернуть. Но если предоставить выбор, как на него ответит человек? Лучше умереть или жить с физическим и/или душевным уродством? А как ответят самые близкие люди? Лучше бы умер, или пусть вернётся, неважно насколько обезображенным? Говорить о том просто, особенно спустя время. Ванде Василевской пришлось говорить на серьёзную тему. Множество людей возвращалось с войны калеками. Они не смогут жить полноценной жизнью, их будут сторониться, они потеряют и самое важное — любовь близких. Но так ли это? Василевская уверена — это не так.

Ванда предложила вниманию читателя медсестру из госпиталя, куда доставляют раненных, чаще обречённых на скорую смерть, нежели на выздоровление. Медсестра старается облегчить страдания умирающим, читает им письма, подбадривает словами. В той же мере она говорит с жёнами, чьи мужья умерли на её руках. Но и ей предстоит пройти через схожие круги отчаяния — она получит письмо о смерти любимого человека. Смириться с такой вестью непросто, придётся испытать душевные терзания, дабы наконец-то смириться с потерей. Но так и не покинет ощущение, будто смерти на самом деле не случилось. Следом приходит письмо, что её любимый находится в госпитале, он ещё жив. Правда письмо по дате отправки было написано раньше.

Буря из эмоций терзает девушку. Уже смирившаяся со смертью, она встретит новое испытание — её любимый искалечен: лицо обезображено, нет руки и ноги. Ясно одно — жизнь превратится в долгий уход за калекой. Нужен ли такой человек? И нужен ли он сам себе такой? Может ему стоило умереть… или его не стоило спасать? Ответить на это невозможно, пока сам через это не пройдёшь. Василевская не позволит медсестре успокоиться, продолжая её мучить другими испытаниями.

Основное испытание — сделать выбор между полностью здоровым мужчиной, который сделает ей предложение, и калекой, к которому она некогда питала самые нежные чувства. Предать прежние представления о любви или забыть о них, как о юношеской глупости? Нельзя оглядываться назад, когда предстоит продолжать жить. В действительности всё могло быть гораздо мрачнее, нежели предложила читателю Василевская. Ванду бы и не поняли, откажи она человеку, пострадавшему на войне. Нет, калека должен быть любим! Каждый на фронте должен помнить — его всё равно будут любить, как бы его не изуродовало в бою. Требовалось показать пример того, чему и должна была помочь повесть «Просто любовь».

Так почему калека заслуживает любви? Ответ на вопрос столь же понятен, как если спросить: а почему калека должен лишаться любви? Так решила описать проблему войны Василевская, посчитав, что любовь побеждает все предрассудки, заставляя иначе смотреть на искалеченное тело. Но промолчала Василевская о другом — о проблеме выбора для девушки, чей солдат вернулся с войны, тогда как другие навечно потеряли любимых. Разве будет рациональным — отказаться от своего, отдав предпочтение другому? Пусть другого берёт вдова, тогда как внешнее уродство не станет причиной для отказа от любимого.

В 1944 году война ещё продолжалась. Было рано говорить о будущих проблемах в семьях, где мужья или жёны стали калеками. Как обычно и бывает, за обретённым на последней странице счастьем, кроется ворох затруднений, преодолеть которые будет гораздо труднее, нежели само осознание необходимости смириться с доставшейся долей, но Василевская не могла и не должна была об этом говорить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Человеческое общество — крайне противоречивое определение, которое не может быть всеобщим. Не суждено человеку пребывать в дружеском отношении к себе подобным, неизменно оставаясь на позиции сопротивляющегося вторжению, либо вторгающегося к сопротивляющимся. В критические периоды истории — это называется войнами. Предельная концентрация ненависти возросла к тридцатым и сороковым годам XX века, когда исчезло понятие войны за территорию, и возникло понятие войны из-за ненависти по национальным признакам. Так случилась серия вооружённых конфликтов, названная Второй Мировой войной. Для её осмысления от потомка требуется пересмотреть понимание самого себя. Не нужно видеть идеологию немецкого нацизма, итальянского фашизма и японского империализма, нужно увидеть способность человека отстаивать для него важные интересы, не считаясь с правом человека на существование общего для всех людей социума. Такого ещё не было в истории, и может быть не появится. Пока можно ознакомиться с повестью Бориса Горбатова «Непокорённые», как одним из примеров отсутствия в людях подлинной солидарности.

Есть два противоборствующих лагеря — Советский Союз и Третий Рейх. Обе силы — есть порождение социалистической гидры. Они могли быть единой силой, не мешай лидерам этих государств чувство личного превосходства, связанное с имеющейся в их руках возможностью к осуществлению долгосрочного плана, с помощью которого они смогут навязать свою идеологию всему человечеству. Исторически сложилось так, что Третий Рейх вторгся на земли Советского Союза, имея целью нанести быстрое сокрушительное поражение. Как раз на этом эпизоде и предложил остановиться Горбатов, показав быт людей, продолживших находиться на оккупированной территории.

Главное на страницах произведения — пафос патриотизма. Нельзя покориться обстоятельствам, если к ним испытываешь отвращение. Не мог советский человек смириться с волей, исходившей от немецкого командования и рядовых вторгнувшегося государства. Таким и показал Горбатов одно из действующих лиц, что с презрением смотрит на всякого, кто соглашался сотрудничать с нацистами. Он и сына, вернувшегося из плена, встретил укором. Таковой отец истинно считал, будто лучше умереть, нежели сдаться врагу. А если бы заметил дочь, получающей преференции от немцев, он мог собственными руками её задушить. Когда же ему вменили обязанность работать на нужды Третьего Рейха, он не свёл счёты с жизнью, а юлил, всячески стараясь создать вид неполноценного работника, только бы избежать необходимости помогать врагу.

Горбатов сделал акцент — таких людей на оккупированной территории было больше. Были и те, кто сотрудничал с немцами, может ради облегчения условий существования, либо несознательно. Неосознанность пришлось объяснять на примере сошедшей с ума матери, что ходила следом за девушкой. Той девушке немец подарил красивую кофту. И читатель узнавал, как та кофта изначально принадлежала дочери теперь сошедшей с ума матери, как её дочь расстреляли в этой кофте. После таких сцен читатель уже не мог поддерживать соглашателей, убеждаясь в важности борьбы с нацистами.

Теперь нужно остановиться и придти к заключению — война стала идеологическим явлением. Не чьи-то интересы начали отстаиваться, не благо государств и не прочее, а сугубо интересы, ради воплощения которых в жизнь, приходилось заражать людей чувством патриотизма, по сути — ложного, поскольку национальные интересы только и способны приводить к войне на почве ненависти. Действующие лица произведения Горбатова питались обоюдной ненавистью, как поступает человечество и много лет спустя, обращаясь к событиям Второй Мировой войны. Человек XXI века сохранил такие же убеждения — и случись быть глобальной войне, на первое место снова выйдет ненависть человека к человеку по национальному признаку.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Второй том перечисления особенностей отношения английских графств к сельскому хозяйству закономерно подводил читателя к заключению. Как раз там Хаггард и предпочёл высказать мысли, более не имея нужды рассматривать графства в отдельности. Проблема понималась и без конкретной привязки. Она становилась очевидной из-за временной невозможности консолидировать силы англичан на укрепление дел внутри государства. Ничего не мешало освободить сельское хозяйство от бремени, чего не делалось вовсе. Речь не про налоги и схожую составляющую заинтересованности властей Англии, а в отношении со стороны самих англичан. Впору ясно, каждый желает извлечь прибыль для себя. Так не стоит ли друг другу помогать? Об этом и стремился говорить Райдер.

Основное затруднение — транспортная логистика. Фермер может испытывать различные затруднения, кроме единственного — он должен беспрепятственно доставлять продукт своего труда потребителям. Следовало считать необходимым вызвать заинтересованность у железнодорожных компаний, одинаково дорого бравших плату за перевоз, невзирая на происхождение товара. В крайнем случае, если не снижать стоимость для фермеров Англии, то можно повысить тарифы на перевозку грузов иностранных компаний. Уже тогда продукция английских фермеров сможет иметь значительно больший спрос.

Пусть Англия не столь велика — отдалённость от Лондона всё же негативно сказывалась на графствах, располагающихся в отдалении. Довольно очевидно, чем дальше производство, тем дороже обойдётся его доставка, а значит и возрастёт конечная цена, что, опять же, скажется на востребованности фермерской продукции. Если решением этого не заниматься — крах сельского хозяйства неизбежен, придётся покупать продукцию из-за рубежа, а это вовсе не окажется выгодным. Поэтому нужно задуматься уже сейчас, каким образом облегчить труд фермеров, позволив им выйти на рынок с максимально сниженным риском финансовых потерь.

Нужно думать и о работниках. Они не могут получать больше заработной платы, нежели им способны выделить фермеры, дабы сельскохозяйственные предприятия не оказывались в совсем уж бедственном положении, становясь на грань закрытия. В этом должно быть заинтересовано правительство, ибо иначе худшего варианта развития событий избежать не получится. Всё взаимосвязано, вследствие чего проблему сельского хозяйства надо непременно решать уже сегодня. Собственно, за это Хаггард и ратовал, болезненно переживая на бездействие власти, либо её противодействие.

У читателя к Райдеру непременно возникнет встречный вопрос. Как быть с фермерами, получившими послабления и не желающими изменять прежним принципам, откладывая излишки денежных средств в карман, в отдалённой перспективе дойдя до принятия решения о совместном сговоре, принуждая к выполнению их требований в ультимативном порядке? Тому обязательно быть, когда дела в сельском хозяйстве смогут наладиться. Всё это просматривается в перспективе, о чём задумываться было рано. Стояла иная задача — помочь сельскому хозяйству остаться на Туманном Альбионе, не оказавшись полностью уничтоженным.

Насколько ныне важен труд о сельском хозяйстве Англии начала XX века? Ответить будет проще, непосредственно являясь её жителем. Рассуждая в общем, проблемы сельского хозяйства остаются схожими и в других странах, где оно, со стародавних пор, остаётся на последнем месте в числе необходимых к решению затруднений. Фермер и поныне остаётся полностью зависимым, редко способным вести успешную деятельность без поддержки государства. О том Хаггард и пытался преимущественно рассказать, раз за разом предлагая приступить к реализации мер по уменьшению преград на пути фермера на рынок. Конечно, было бы хорошо, создай государство для сельского хозяйства такую систему, согласно которой он вовсе перестанет нуждаться в поддержке и вести деятельность без убытков, в наши дни обязательно должных быть понесёнными.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Как улучшить сельское хозяйство Англии? Для него нужно изыскать послабления. Не давить на фермеров и не выжимать из них последнее, а создать комфортные условия для существования. В том Райдер проявлял твёрдую уверенность. Он посчитал возможным посмотреть на проблемы Англии изнутри, для чего посвятил несколько лет. Куда-то он ездил лично, чаще вёл переписку. В результате получилась полновесная монография, разделённая на два тома. Интересующемуся текстом предлагалось рассмотреть каждое графство отдельно, стараясь понять, чем оно лучше или хуже остальных, когда приходится говорить о касающемся их сельском хозяйстве. Оказывалось, лучше быть рабом на плантациях, нежели фермером на Туманном Альбионе.

Сперва Хаггард пытался выяснить, отчего решил проявить интерес к сельскому хозяйству. Возможно, как говорит он сам, этому поспособствовало его рождение в окружении деревенского быта: под мычание коров и прочие факторы, способные дать человеку стремление к определённому. Повествование Райдер начал с графства Уилтшир, островных территорий Гернси и Джерси.

Что становилось ясным сразу? Быть фермером трудно. Это может быть связано и с имеющимися в английских графствах крупными землевладельцами, преимущественно дворянского происхождения, с которыми трудно наладить совместное сельское хозяйство.

Насколько текст от Хаггарда информативен? В целом, в какую область земного шара не загляни, везде встретишь одинаковое отношение к фермерам. Выводы Райдер придержит для заключения, тогда как читатель должен был продолжать понимать, насколько фермеру тяжело трудиться.

Затем следовали графства: Кент, Девоншир, Хэмпшир, Сомерсет, Дорсет, Херефордшир, Вустершир, Уорикшир, Шропшир, Суссекс, Корнуолл, Хартфордшир и многие прочие. В иных местах сельское хозяйство презиралось, лишённое понимания необходимости его существования. Другие графства соотносили возможности почвы, вынужденно становясь сельскохозяйственными регионами. Насколько не будь фермерство в трудном положении, оно всё-таки могло предоставлять отличную молочную продукцию, порою самого высшего качества.

Пройдясь по южным графствам, включая западные и восточные оконечности Англии, Хаггард не рассматривал Уэльс, как бы не относился он к непосредственным английским владениям. Пока читатель не до конца понимал проблем уже изученных Хаггардом графств. Становится яснее, стоило Райдеру перейти к графствам, располагающимся рядом с Лондоном.

В чём выгода от фермерства вблизи столицы? Прежде всего, лёгкая транспортная доступность к большому рынку сбыта. Соответственно, проще стать успешным фермером, в отличии от удалённых от Лондона графствах, где сельскохозяйственный труд и считается самым неблагодарным ремеслом. Становилось ясно, к чему в итоге Хаггард подведёт, какие он будет предлагать решения. Ведь понятно, сельское хозяйство должно быть одинаково успешным во всех уголках Англии. От этого зависит не столько возможность фермеров достойно существовать, сколько повышается престиж самой Англии, должной получить расширение выпускаемой продукции, специально для того покупаемой иностранцами.

Частично рассматривает Райдер и особенность ведения англичанами сельского хозяйства. К его сожалению, английский фермер — чаще не является человеком от и для сельского хозяйства, им является любитель со стороны, просто решивший заняться хоть каким-то делом, из которого можно извлечь мало-мальскую прибыль. Об этой особенности фермерской деятельности жителей Туманного Альбиона часто рассказывали все, кто был так или иначе связан с сельской жизнью, особенно в силу профессиональных обязанностей.

В конце первого тома Хаггард всё чаще заговаривался о нуждах рабочих, которым обязательно следует улучшать условия труда и повышать заработную плату. На фоне роста движения социалистических воззрений, такая позиция Райдера ставила его в крайне невыгодное положение. За подобную критику власти, не соглашавшейся заниматься улучшениями, Хаггард мог удостоиться критики, исходящей с самого высокого уровня.

Автор: Константин Трунин

» Read more

У романа «Любавины» было продолжение. Так предлагается думать, тогда как сам Шукшин к тому читателя не подводил. По его смерти из архива были извлечены документы, проведены изыскания и вынесено решение — продолжение «Любавиных» Шукшин писал. Так ли это? Приходится сомневаться. Определённо точно, Василием написан ряд повествований, жестоко критикующих быт русского человека. С подобного рода литературой выступать проблематично, вполне разумно опасаясь читательской реакции. Говорить прямо в лицо русскому, что он — вор, берущий всё, что плохо лежит, и берущий даже то, что лежит довольно хорошо, причём без всякой надобности, лишь бы взять, чтобы крепко о том забыть и более никогда не вспоминать. Таков уж характер у русского человека, о чём Шукшин говорил, нисколько того не опасаясь, поскольку сообщал то сам себе, может размышляя наедине с собой.

Для исследователей его творчества становилось ясно — всё, ими найденное, является отдельным произведением. Не рассказами, как оно должно восприниматься, а именно ещё одним романом от Шукшина. Так на страницах нового произведения зажили жизнью как потомки Любавиных, так и хорошо известные читателю персонажи, причём той же жизнью, какая знакома слово в слово по уже опубликованным рассказам, а то и по киносценариям. Яркий пример — Пашка Колокольников, отводящий горящий бензовоз, попадающий в больницу и травящий сопалатникам байки. Зачем такой сюжет в очередной раз доводить до читателя? Об этом стоит спросить составителей.

Из других сюжетов — скупость действующих лиц. Молодым потребуется дом, для его постройки потребуются деньги, потребуется нанять работников, возникнет потребность договариваться. Вроде бы добротно рассказано о затруднениях. Вроде бы нет в том проблемы. Бери требуемую сумму, оплачивай работу и вселяйся, не зная горестей. Но как так? Шукшин придумает способ, каким образом приобретение дома сделать дешевле. Брёвна можно сплавить по реке, с мастером сторговаться. А какой из этого выйдет результат? Он остаётся вне читательского внимания. Впрочем, думается, дому тому долго не стоять. Потому как скупой платит дважды. Первый раз — за неудавшийся результат. Второй — уже не скупясь, за должное быть всё-таки приобретённым.

С другой стороны, обидно платить деньги за то, что итак должно предоставляться бесплатно. Ведь Советский Союз уверенно шёл к коммунизму. Ежели так, когда-нибудь всему быть общим. Значит, дом возводить придётся на любых других условиях, кроме денежных. Не оттого ли перед населением ставился вопрос о принудительном и скорейшем переходе к совместному хозяйству? То есть к обустройству колхозов в совхозы. Шукшин постарался обговорить и этот аспект. Должно быть ясно, за совхозами будущее. У Василия далеко не так. Он рационально объясняет, какими это грозит бедами, если делать переход в спешке, лишь бы было. Подводных камней излишне много. Но с такой поступью, с какой намеревался быть совершённым переход, оного и вовсе могло никогда не произойти.

Теперь вполне понятно, к чему и о чём мог думать Шукшин. Очень обидно, если писатель умирает в цвете лет, как раз подходя к тому возрасту, когда наступает пора думать о жизни под грузом пережитых испытаний. Сорок пять лет — как раз такой срок, когда некоторые люди вообще задумываются стать писателями. И Шукшин готовился к неизбежно должному наступить переосмыслению. Собственно, он и размышлял, чему исследователи творчества придали компилятивный вид, назвав второй частью романа «Любавины».

Что не свершилось — тому суждено остаться для домысливания. Читатель волен определяться, каким он запомнит Шукшина: жадным до описания людей, с кем имел знакомство, или правдолюбом, чьё видение не должно было выходить за рамки на уровне понимания сугубо деревенской прозы.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Короткая форма — особенность творчества Василия Шукшина. Крупная форма — не лучшее из им созданного. Такое мнение возникает, ежели, вслед за полюбившимися рассказами, берёшься за чтение романа, каковым стали «Любавины», допущенные до публикации в 1965 году. Шукшин долго вынашивал идею создания, пытался писать, вкладывая душу. В итоге получилось совсем не то, до чего читатель пожелает прикоснуться. Это нечто далёкое от творчества Василия. Это вакханалия на человеческих пороках, незнамо зачем пестуемая. Всяк на страницах оказался волен поднимать руку на всякого, требовать определённого, убивать без надобности и просто прозябать, прикрываясь надуманными материями. Вполне понятно, почему до произведения не снизошли ведущие литературные журналы, должно быть посчитав «Любавиных» неуместным протестом, скорее сказкой для взрослых, мол, как всё было плохо в Стране Советов, покуда не смогла власть большевиков взять контроль над заигравшимся в вольность народом.

Было бы всё хорошо, создай Шукшин цикл из рассказов, объединив их общей идеей. Тогда бы появилась возможность к каждому из них подойти отдельно. Вместо этого, вниманию читателя предстаёт протяжённая канва, вовсе странная, разрушающая восприятие способностей Василия. Вполне уместно заметить, роман — не тот жанр, к которому Шукшин должен был подходить. Ещё куда не шло — повесть или киносценарий, представляющие компиляцию рассказов, удачно переплетённые под видом общего сюжета. Когда дело подошло к цельной истории, должной именоваться громким словом «роман», Василий не нашёл сил для полноценной реализации. Отнюдь, как не воспевай творчество Шукшина, иметь холодную голову всё-таки следует. Вполне понятно желание показать себя большим писателем, нежели мастером рассказа. Пока это ещё не получалось, либо повинно в том длительное написание произведения, в том числе и без твёрдой уверенности в необходимости. Более похоже, что Шукшин писал, не питая надежд на публикацию. Это частично может объяснять, почему продолжение романа публикации не подлежало, чему обязан был стать ледяной душ из читательского восприятия разудалого повествования с излишне борзыми действующими лицами.

Читатель может заметить — писал Шукшин историю, пропитанную криминалом. Каждый на страницах жил жизнью, взращенной на принципах сверхчеловека. Коли мужчина желал взять женщину — он её брал. Хотелось ему отнять чужое — отнимал. Требовалось кого убить — убивал. Бояться ответственности не приходилось — до осуждения преступления никто жадным не становился. В таких условиях людям приходилось существовать, соразмеряя силы с возможностями. Вполне очевидно, почему в центре повествования оказалась семья, которой все старались сторониться. Ещё бы, некоторые её представители могли пустить человека в расход, не задумываясь о прочих способах разрешения конфликтных ситуаций. Они могли при людях нанести смертельное ранение, а то и отвести в сторону, совершив деяние, которому быть на слуху, без какого-либо наказания виновному. Впору читателю задуматься, насколько расхлябан русский человек, забывающий о праве на месть. Но в русских селениях не принято мстить, только безропотно принимать ниспосланное провидением.

Шукшин был неумолим. Понятие закона для Любавиных он полностью отрицал. Его действующие лица абсолютно беспринципны, лишённые всех норм морали, живущие ради текущего мгновения и нисколько не задумывающиеся, к чему склонится их жизнь в итоге. Можно пытаться отыскать своеобразную романтику в поведении Любавиных, придумывать для них оправдания, а то и возвышать изобразительный талант Шукшина, создавшего красочные портреты действующих лиц. Это не отменяет сути наполнения произведения — оно о том периоде истории, когда человек сам решал, насколько он вообще человек. Может того и не было, но Шукшин захотел описать именно подобное состояние человеческого общества.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Хождение по мукам» | Книга №2

Говорить о недалёком прошлом — очень трудно. Нельзя дать верную историческую оценку минувшему. Как не скажи — обязательно окажешься предвзятым, выражая определённое суждение, в котором сам заинтересован. Кажется, легче написать художественное произведение, чтобы можно было сослаться на вымысел. Тогда зачем рассказывать с широкими отступлениями, предлагая читателю внимать якобы подлинной картине минувшего? Пусть Алексей Толстой старался, выводил повествование на более понятный уровень, он всё-таки написал подобие собственной версии событий Гражданской войны. И его точка зрения имеет право на существование — она открывает те стороны былого, которые стало принятым придавать забвению.

Суть риторики Алексея ясна — следует осуждать противников большевистской власти. Не следовало им поддерживать иных сторон, не выбрав наиболее заслуживающую поддержки. Но так рассуждать может человек, знающий итог противостояния белых и красных. И никогда не скажет, живущий в окружении событий, не представляя, к чему всё в действительности приведёт. В том и заключается беда художественной литературы, её авторы излишне позволяют героям произведений чувствовать правильность выбранного пути. Толстой посчитал необходимым закрыть на это глаза — он предпочитал осуждать, обвиняя уже в том, что вина проигравших — не ту сторону они выбрали.

Алексей сам подвёл повествование «Восемнадцатого года» к моменту всеобщего раздрая. Каждый город мог заявить о собственном притязании на власть. Империя превращалась в лоскутное одеяло, которое могло остаться разодранным на части. Ситуацию усугубляли интервенты, особенно чехословаки, в количестве пятидесяти тысяч человек, невольно оказавшиеся на территории России, ставшей им враждебной, сумевшие взять контроль над железной дорогой от Урала до Дальнего Востока, чем способствовали временным успехам белого движения. Поныне каждый город помнит о падении первой волны большевиков, полностью уничтоженной как раз с помощью вмешательства белочехов. Каждый город помнит и венгров, боровшихся с большевиками за победу красного движения над белым. Про это Толстой сообщить не забыл.

Повествование раздроблено Алексеем на куски. Он посчитал нужным описать определённые моменты, которые смог лучше всего художественно обработать. Например, таковым стал эпизод потопления русской эскадры в Чёрном море. Никто не хотел пускать на дно корабли, кроме командования. Пока матросы просто ушли, проявив солидарность с армейскими товарищами, показывая нрав и отказываясь подчиняться, офицеры брались малыми силами совершать ими задуманное. И они не хотели топить корабли, но и сдавать флот без боя в руки соперников по Мировой войне — не желали ещё больше. Потому Толстой наполнил страницы отчаянием необходимой потери, что не столь уж способно вызвать недоумение, когда основной мыслью звучит братоубийственное действие, развернувшееся на всей территории продолжавшей разваливаться империи.

Нет нужды считать, будто Алексей Толстой писал полноценный роман. Отнюдь, «Восемнадцатый год» — это больше размышление о случившемся, попытка разобраться с историческими процессами, приведшими к победе большевиков над всеми, кто не соглашался с их мнением. Потому и чтение должно пробуждать соответствующие мысли. Можно забыть про художественные элементы, останавливая внимание только на описании истории. А так как каждый автор имеет право на собственное видение ситуации, Толстой тем смело воспользовался. Ежели по каким-то эпизодам у читателя возникнет опровержение, Алексей всегда мог возразить, указав, что так ему видится, он ведь не монографию по истории писал и не учебник представил вниманию читателя.

В действительности, охватить всех аспектов Гражданской войны невозможно. Для этого не хватит ни писательского времени, ни читательского желания столь длительно остановиться на единственном периоде былого. Не будет произнесён и вопрос об обязательности отношения «Восемнадцатого года» к «Хождению по мукам».

Автор: Константин Трунин

» Read more