Эмиль Золя «Что мне ненавистно» (статьи за 1866 год)

Золя Мой салон

Со временем любой деятель от литературы приобретает умение говорить много, не говоря толком ничего. Золя тоже этому научился. Статьи за 1866 год не стали исключением. Начало было положено панегириком «Ипполит Тэн как художник». Если Эмиль кого-то хвалил, он на жалел слов, как и в случае осуждения, не изменяя общему фону приводимых им суждений. Оценивать Тэна Золя мог в качестве автора «Истории английской литературы», добавив от себя личное понимание умения писателя художественно описывать личные мысли на страницах.

К апрелю Золя пришёл к мысли, что необходим надзорный орган «Жюри», куда будут избираться простые граждане. Нечто подобное к тому моменту существовало, но в него входили люди от искусства или из прочих сфер культуры. Наличие таковых членов минимизировало значение Жюри в качестве действенного органа. Непонятно, каким образом Эмиль видел в привлечении профанов путь к успеху. Впрочем, он не говорил о полном изгнании знающих людей из Жюри, предлагая их всего лишь разбавлять представителями из народа. В чём-то Золя был прав, поскольку чрезмерное участие склонных к творчеству членов Жюри гипертрофирует представления об искусстве, превращая его в круг по интересам, направленный в противную от культуры сторону развития.

Следующие пять статей Золя написал в мае, планируя создать некоторое количество заметок о художниках. Начав за здравие, к концу месяца Эмиль не получил продление договора с издательством, вследствие чего он вскоре прекратил свою деятельность в качестве художественного критика.

С именем Мане Золя, кажется, не расставался. И это при том, что Мане к 1866 году творил лишь на протяжении последних шести лет. Эмиль напишет две статьи о нём. Одну он назовёт «Господин Мане», а вторую опубликует первого января 1867 года под названием «Эдуард Мане». Ярче личности, чтобы оправдать название сборника «Что мне ненавистно», не найти. Допустимо каждую статью соотносить с ненавистью Золя к чему-либо. В случае Мане нужно говорить о реакции общества. Отрицание значения таланта сего художника могло его сломить и заставить забыть о творчестве навсегда. Это более прочего огорчало Золя, понимавшего, как дорого будут стоит картины Мане, и как дешевы окажутся ныне высоко ценимые работы прочих художников.

В статье «Реалисты Салона» Золя высказал мнение о так называемых школах. Он ни к одной из них симпатии не испытывал. Для него направление в искусстве — это наличие учителя и его подражателей, тогда как вместо подражания следует на основе имеющегося придумывать новое направление, сходное с предыдущими течениями и всё же в чём-то от них отличное. Собственно, в шестидесятых годах XIX века художниками-реалистами не считались те, кто изображал социальные потрясения, тем они разительно отличались от писателей-реалистов.

Из сказанного в «Реалистах Салона» Золя пришёл к мнению об «Упадке». Художники, по его мнению, отныне концентрируются на деталях, то есть уподобляются фотографирующему аппарату. Не может быть в этом новизны, поскольку требуется видение непосредственно художника, способного одарить полотна чувствами.

Двадцатого мая наступил последний день отражения художественных пристрастий. Осталось написать «Моему другу Полю Сезанну» и «Прощальное слово художественного критика». О творчестве ряда любимых художников Золя так и не успел рассказать, о чём он сожалеет. Зато посчитал нужным снова посоветовать мастерам изобразительного искусства стремиться к новизне. Плох ученик, заслуживший одобрение учителя! Успешный ученик никогда не найдёт такого одобрения, ибо учитель не способен понять ученика только в одном случае, когда тот от него отдалился и стал представлять собственное направление в искусстве.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эмиль Золя «Что мне ненавистно» (статьи за 1865 год)

Золя Что мне ненавистно

Эмиль Золя везде стремился приложить руку. Ещё полностью не став на путь беллетриста, он трудился в качестве критика литературы и изобразительного искусства. Много позже, когда будет подводиться предварительный итог творческой деятельности, статьи за 1865-67 годы, выходившие сперва в периодических изданиях, а после в виде сборников «Что мне ненавистно» и «Мой салон» будут объедены в единую работу в 1879 году. Не все они доступны русскоязычному читателю, часть из них поэтому придётся упустить из внимания. Вот их краткое перечисление: La litterature et la gymnastique, L’abbe***, Le supplice d’une femme et les deux soeurs, La mere, La geologie et l’histoire, L’ Egypte il y a trois mille ans и Les chansons des rues et des bois.

Открывает сборник статья «Французские моралисты» от января 1865 года, раскрывающая видение Эмилем Золя сочинения Люсьена Анатоля Прево-Парадоля. Некогда профессор истории литературы, Прево-Парадоль переквалифицировался в журналиста. Как о таком человеке следует рассказывать? Сложно определиться, где Золя отражает мысли Люсьена, а где предлагает свои. Из текста следует неутешительный вывод — моралисты стремятся повысить бремя ответственности человека перед обществом, не прилагая к тому действенных усилий, кроме произнесения жарких речей. Повествование затрагивает французских философов, вплоть до обсуждения «Опытов» Монтеня и трудов Паскаля и Ларошфуко.

В феврале Золя выступил с критической заметкой по роману «Жермини Ласерте» братьев Гонкур. Стоит предположить, что Золя плохо представлял, чем именно должен заниматься литературный критик, если отразил мнение с обилием слов, всего лишь комментируя содержание произведения. Страница за страницей Эмиль следил за развитием событий, делясь с читателем мыслями. Примечательно в статье выражение мнения касательно должного иметь место в литературе. Золя твёрдо уверен, писателю необходимо быть правдивым и уметь показывать метания человеческой души. Братья Гонкур удовлетворили его желание, выступив с обнажением проблем социального дна, тем потворствуя набирающему силу реализму.

В апреле Эмиль выступил с критикой в адрес тандема «Эркман-Шатриан», плодотворных писателей, посвятивших творчество отражению сельских реалий Франции. Эмиль сразу оговаривается, что тандем практически никак не обсуждался на критическом уровне, оставаясь замалчиваемым. Отчасти это объясняется стремлением Эркмана и Шатриана описывать бытовавшую в их годы действительность, пусть и добавляя непозволительную, с точки зрения Эмиля, отсебятину. Основной укор тандему звучит просто — их персонажи схожи с марионетками: использовалось три-четыре портрета, переходящие из книги в книгу. Начиная с этой статьи, Золя в дальнейшем будет прибегать к сравнению всех им критикуемых писателей с Бальзаком, чьё творчество им высоко оценивалось.

С мая Золя приступил к выражению мнения о художниках. Публиковался он под псевдонимом Клод. Первая статья вышла под названием «Наша живопись сегодня». Надо заранее оговориться о манере изложения Эмиля, его критика подобна мнению ценителя прекрасного, и не более того. Никаких узких рамок он не придерживался, всего лишь выражая собственное видение происходящего. К живописи Эмиль относился с особым чувством, отвергая стремление художников с фотографической точностью отражать действительность на картинах. Изобразительное искусство — это не литература. Почему-то, предпочитая реализм в литературе, Золя не желал видеть оный на полотнах. Художник, считает Эмиль, обязан обнажать сердце, показывая личное представление о воспринимаемом. Термин «Импрессионизм» ещё не был придуман, но понятно, что перед живописцем ставится задача изображать ураган бушующих в его крови чувств. Особого упоминания удостоился Мане, обязательно должный быть востребованным в будущем, хотя бы в качестве укора в неразборчивости своих современников.

В том же месяце Золя написал статью «Истеричный католик», в присущей ему манере изложив краткое содержание произведения с некоторыми мыслями от себя.

Статья под названием «Прудон и Курбе» вышла из-под пера Эмиля в августе. Сперва Золя взялся отразить мнение касательно посмертно изданной книги Прудона, в которой он не нашёл ничего нового, оценив её именно такой, какой он её ожидал. Сам Прудон удостоился критики за восхваление художественного умения Курбе, рисовавшего его портреты. Золя оказался категорически критичен, обвиняя Прудона в отсутствии вкуса, соответственно делая аналогичный намёк в сторону Курбе.

Неуживчивость расцветала в душе Золя, решившего в этом же месяце выступить против творческих изысканий действующего императора Франции Наполеона III. Осуждение Эмилем произведения «Жизнь Юлия Цезаря» не увидело свет в периодическом издании, так как в его публикации было отказано. Золя прямо высказался, что интерес Наполеона III к личности Цезаря оправдан за счёт желания видеть благое дело в смене находившейся у власти республики, возвращая ей статус империи. Если кто то считал положительной тенденцией, то Эмиль отказывался в это поверить. Для него самого Цезарь ничего не представлял, как и проведённые им реформы. Следовательно, нет оправдания его поступкам, и в той же мере поступкам Наполеона III.

Минуя цикл ранее упомянутых статей без перевода, следует сразу огласить завершающую 1865 год критическую работу «Гюстав Доре». Доре, признаёт Эмиль, является гениальным художником, рано взявшимся за отражение библейских сюжетов, должных им быть оставленными до финальной поры жизни, дабы стать блестящим завершение всего им сделанного ранее. Ведь ежели Гюстав закончит труд над данной темой, то где ему искать отражение более важных тем? Пусть к Доре вдохновение приходит на карандаше, он способен выдавать по четыре произведения за раз, но у него нет соответствующей подготовки, должной обрамлять присущий ему талант. Занимаясь творчеством, Гюстав забыл о необходимости совершенствовать познания об окружающем мире и анатомии человеческого тела.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Райдер Хаггард «Братья» (1904)

Хаггард Братья

Давайте последуем примеру Райдера Хаггарда и отныне в человеческих противоречиях будем прежде всего искать проявление благородных черт. Просто так складываются обстоятельства, из-за чего честным людям приходится считаться противниками, тогда как все они являются лучшими представителями человечества. Более никакой грязи, только обеление противника и возвеличивание его склонности к справедливости. В качестве исходного варианта, где описываются необходимые элементы повествования, предлагается считать роман «Братья», рассказывающий о противостоянии крестоносцев и мусульман, где почти каждое действующее лицо — воплощение добродетели.

С первых страниц читатель проникается сочувствием к султану Сирии, чью сестру давным-давно похитил англичанин. С той поры минуло достаточно лет, от брака христианина и переменившей веры мусульманки родилась прекрасная девочка, которой предстоит стать ещё одним Яблоком раздора в череде женских персонажей Райдера Хаггарда. Девушка вырастет напитанной ароматами Европы с чертами восточной красавицы, она будет готова разорваться на части, поскольку любовь к ней будут испытывать не только её кузены, но и повелитель ассасинов, и это не считая желания её дяди — сирийского шаха — приблизить к себе родную кровь.

Сразу стоит отметить излишнее благородство. На страницах произведения нет подлинных противников. Их борьба — не сражение за веру. Победителем окажется обладатель прекрасной девушки, именно за это проливается кровь. Если кто и изобличается Хаггардом, так это люди без принципов, не считающие необходимым придерживаться твёрдых убеждений. Таковые долго не живут, быстро умирая. Персонажи с чувством чести продолжают появляться на страницах, пока не приходит их очередь умереть в наполненных возвышенными моментами битвах. Прочие доживают до конца, оставаясь верными предустановленным для них идеалов.

Единственным персонажем, должным из чего-то выбирать, остаётся только главная героиня. Но и она будет верна изначальным установкам, данных ей согласно её рождения. Пусть она наследная принцесса обширных владений на Востоке, это не имеет никакого значения, ежели ей на роду предписано оставаться христианкой. Нет нужды изменять своим представлениям о должном, когда тебя к тому никто не собирается принуждать. В этом Хаггард сам проявил благородство, позволив девушке оставаться Яблоком раздора, толком не становясь ни на одну из сторон.

События сменяются следующими событиями: действие перемещается с Востока на Запад и с Запада на Восток. Сирийский шах станет предпринимать всё возможное, дабы выкрасть племянницу, а её братья — всё, чтобы этому помешать. И если произойдёт кража, значит дело обернётся крестовым походом, который случится и без каких-либо сторонних объяснений, лишь бы усугубить проблему действующих лиц, должных после продолжать делить девушку, но и воевать.

В военном противостоянии Хаггард описывает трудности крестоносцев. Представители Востока в этом плане оказываются на высоте. Они не являлись варварами, даже наоборот, поражают воображение читателя присущей мусульманам мудростью. Недаром существует твёрдое мнение, что в Средние века именно арабский мир считался средоточием просвещения, тогда как Европа всё никак не могла избавиться от невежества. Это наглядно продемонстрировано Хаггардом. Хорошо хоть крестоносцы оказались не хуже мусульман, придерживаясь тех же твёрдых убеждений следовать благородным порывам души.

Не так важно к какому финалу будет подведён читатель. Нужно понять другое, на первое место следует ставить стремление поступать справедливо, не допуская никакой подлости в мыслях. Безусловно, в политике всегда преобладают двойные стандарты, позволяющие добиваться лучшего положения. Однако, в двойственности заключается частица подлости, от которой лучше избавиться. Если этому не бывать, так давайте всё-таки представим, что сильные мира исходят в помыслах именно из благородных побуждений. Даже будь это заблуждением. Ничего ведь в действительности не поменяется, зато ощущать принадлежность к человечеству будет приятнее.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Бретт Холлидей «Виновнее дьявола» (1967)

Холлидей Виновнее дьявола

Одинокий герой — образец американской культуры, которому никогда не утратить актуальности. Такие герои рождались на американском континенте всегда, стоило на него ступить европейцу. Немудрено, что и в середине XX века находились люди, способные взвалить на свои плечи тяжесть мира. Так ли оно было, или это отражение художественных изысканий? Разговор о том заранее бесплотен, лучше видеть наглядное представление об одиночках, боровшихся за справедливость и находивших правильное решение для разрешения самой щекотливой ситуации.

Майкл Шейн — персонаж серии детективов Бретта Холлидея. Этот рыжий обаятельный парень пленяет очарованием шевелюры, дерзкими поступками и верой в непогрешимость совершаемых им действий. Таковым его рисует непосредственно автор. На деле всё могло быть иначе. Но мир нуара, мрачного до отвращения, просто обязан порождать правильных героев, способных воздать преступникам, вне зависимости от того, насколько они будут стремиться уйти от ответственности.

Для первого рассмотрения предлагается остановиться на произведении «Виновнее дьявола». Казалось бы, Шейна наняли, чтобы установить, кто украл секретную формулы краски, передав её фирме-конкуренту. Не самое трудное дело омрачается рядом смертей, виновника в которых установить легко. Только читателя интересует основной поставленный вопрос — кого следует винить в краже формулы.

Происходящее на страницах пропитано атмосферой лжи. Верить никому нельзя, поскольку каждое действующее лицо не желает быть в чём-то обвинённым, хотя грехов за всеми персонажами с избытком. Оными не обделён и Майкл Шейн, чья тяга к спиртным напиткам сразу бросается в глаза. Несмотря на это, он никогда не бывает пьян, всего лишь не пьёт ничего кроме алкоголя и кофе.

Продвижение по сюжету схоже с хронологией жизни главного героя. Читатель следует за ним всюду, видит все его действия и понимает происходящее так, как оно сразу же обрисовывается. Бретт Холлидей на оставляет неясных моментов — всякому предмету или персонажу он даёт полную характеристику, если не описывая лишнего, то отражая самые яркие внешние особенности.

Допустимо сказать, что происходящее в произведении — своего рода трэш. Жестокости хватает! Показываемый автором мир излишне мрачен и не кажется достоверным. Знакомясь с литературным трудом Холлидея читатель понимает, сцены создаются ради них самих, когда поступить можно было бы более логично и не подвергать ничью жизнь опасности.

Персонажи Бретта всегда яркие, пусть и мрачен доставшийся им для обитания мир. Они обладают положительными и отрицательными чертами, то есть являются обыкновенными людьми, без стремления к хорошему или плохому, ибо преследуют конкретные цели, добиваясь их честными и бесчестными способами. Тот же Майкл Шейн способен поступить с негативными последствиями, будто бы выгораживая себя перед обществом. Впрочем, оправдываться ни перед кем не требуется — он сам периодически становится жертвой обстоятельств, которые заранее прогнозировал и за счёт этого скорее добивался требуемых ему результатов расследования.

И кто же виновнее дьявола? Тот, кому это выгоднее. Читатель будет безусловно удивлён выводами Шейна, поскольку извлекать пользу можно разными способами, в том числе и кажущимися сомнительными, но вполне позволительными, если от этого всем станет лучше. Да, мрачный мир наполнен радужными красками человеческих желаний. Пусть кто-то тянется к выпивке, а другому приятнее время проводить в интимном увеселении, либо выбивать из седла находящихся на пике возможностей людей. Всему в конце концов будет обозначен должный финальный исход, ибо не может быть такого, чтобы главный герой произведения Бретта Холлидея не разобрался в ситуации.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Житие Михаила Ярославича Тверского (начало XIV века)

Житие Михаила Ярославича Тверского

Флакон с благоуханием пролит на строки жития Михаила Ярославича. Пришёл он в жизнь без всего и без всего покинул. Но жил он в постоянной борьбе, смирения не желая, покуда не стал поставлен перед очевидным, наконец-то успокоившим дух. Точил ли дьявол сердце ему или точил сердце противнику его обладания ярлыком на княжение ради? Всему есть своё оправдание, стоит пожелать найти. Посему славное оставим в понимании славы, не подвергая того сомнению.

После гнева божьего и кары его на Русь в виде монгольской орды нашествия за покорность наущениям дьявольским, как прошло тридцать четыре года, то родился Михаил Ярославич, внук Ярослава Всеволодича, получивший во княжение Тверь, а по смерти Великого князя Владимирского Андрея Александровича, третьего сына Александра Невского, стал претендентом на стол Владимирский, получив оный во владение до гибели своей трагической.

Началась у Михаила Ярославича борьба за ярлык на Великое княжение с князем Московским Юрием Даниловичем, внуком Александра Невского. В Орде к тому времени воцарился Узбек, роль заметную в развитии событий игравший. Не о возвышении Москвы или Твери шла речь, а сугубо титул Великокняжеский стал причиной раздора, порождая новый виток распри братоубийственной. И сечь между князьями случалась, и на хитрость шли они, и упёртыми были, покуда интересам собственным следовали.

Так почему Михаил Ярославич не одолел Юрия Даниловича, уступив ему и пав жертвою проявления власти ханской? Согласно тексту выясняется, что не платил Великий князь Владимирский дани положенной в казну Орды, чем вызвал гнев Узбека с приказанием казнить. В житии действительно не упоминается, чтобы Михаил Ярославич занимался необходимыми сборами и иным образом показывал зависимость от чужой власти правителя, кроме понимания необходимости получения ярлыка на княжение, словно бы получаемого за посещение ханской ставки.

Так как установлено не подвергать сомнению содержание, требуется подвести разговор к исполнению наказания над лишённым ярлыка Михаилом Ярославичем. Дни свои он окончил в мучениях, чему он возрадовался, готовый тем послужить Богу. Отдохновение находил князь в распевании псалмов, достигая требовавшегося ему смирения. Уже едучи в Орду, Михаил понимал — обратно живым вернуться не сможет. Казнили его, вырезав сердце. Так уподобился он тёзке — Михаилу Черниговскому, ранее принявшему смерть по воле монгольского царя.

Рассказав про бытие Михаила Ярославича, житие коснулось наиболее важной особенности повествования — чуда, явленного после смерти. Тело князя оставалось нетленным несколько лет, до той поры, пока его не захоронили в Твери.

Конфликт между тверскими и московскими князьями продолжался. Великое княжение Владимирское доставалось и тем и другим. Впереди будут восстания против Орды и возникновение Великого княжества Тверского. Поэтому житие Михаила Ярославича воспринимается историческим очерком, продолжающим повествование о требующих пристального внимания разногласиях русских князей, под прикрытием Орды продолжавших заниматься тем же самым, чем были озадачены их предки до Батыева нашествия.

Понимание жития будет лучше, если при знакомстве с ним использовать прочие исторические свидетельства. Тогда жизнь Михаила Ярославича станет понятнее, как и его борьба с Юрием Даниловичем. Последний за хитрости падёт в глазах Узбека и подвергнется заслуженной каре, но это уже имеет малое отношение к совершённому им ранее. В дальнейшем ожидается множество сокрытых от нас фактов, вроде того, как русским князьям удалось перебороть волю Узбека, оставившего Русь без обесерменивания. Сие обстоятельство чаще замалчивается, как оно было и ранее, будто бы замалчиваемое и церковными деятелями для потомков не переписывавшееся.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Марио Варгас Льоса «Скромный герой» (2013)

Варгас Льоса Скромный герой

Картина мира трескается, как трескается любая картина со временем, если её не реставрировать. Лучше смазывать швы религиозными мотивами, приправляя отражением обыденности в виде использования низменных тем всё той же обыденности. Чем же заняться, как не обсуждением библейских сюжетов до, во время или после бурного интимного эпизода? При таком подходе любой сюжет оказывается посторонним. Подобно жизни, идущей фоном, человек решает насущные проблемы, в числе которых прежде стоит удовлетворение простейших физиологических потребностей. Пока оные действующие лица не справят, на страницах произведения ничего не произойдёт.

Варгас Льоса, безусловный нобелевский лауреат, явный лауреат премии российской «Ясная поляна», внёс прежнее представление в стройные ряды востребованных миром произведений Запада, зацикленных на низменном. Ранее, пару лет назад, читатель столкнулся с квантовым реализмом Рут Озеки, а год назад — с реализмом истинным в исполнении Орхана Памука. Теперь же время подошло прикоснуться к реализму сексуальному, насильно воспевающему то, чего человеку будто бы хочется, о чём надо кричать на каждом углу, а в серой действительности упоминание подобных аспектов остаётся уделом художественной литературы.

Артиллерия ныне не стреляет на поражение, нанося массированные удары по широким площадям, надеясь на слепую удачу, обязанную нанести некое поражение предназначенной на уничтожение инфраструктуре или живой силе. Теперь калибр оружия прицельно направлен на избранных членов общества, воплощающих собой мелочность человеческого предназначения. Ежели жизнь будет катиться под откос, то разбираться с проблемой в общем не потребуется, поскольку предстоит называть конкретные враждебные элементы, пускай и из числа близкого круга.

Боль Варгаса Льосы — борьба с потомством. Под ногами мешаются как раз те, кто должен продолжать дело родителей или доводить задуманное ими до логического конца. Ради чего положены годы, то сталкивается с устремление автора опорочить светлейшие ожидания, дабы обернуть юные годы и последующее становление в ничто. Суровое представление создаётся за счёт выставления главных героев в качестве моральных калек, не сумевших вовремя распознать шаткость будущих позиций.

В самом деле, мужчина берёт в жёны женщину, которую её мать подкладывала под всякого встречного. Куда смотрел сей мужчина ранее, и почему он уже ближе к склону лет решил о том задуматься? Может их совместный ребёнок для него не родной? Безусловно, жизнь когда-нибудь заставляет переосмыслить прежнее, но почему именно в таком ключе, как то решил отобразить на страницах произведения Варгас Льоса? Проблематика ведь не в том, что главному герою теперь жить одному. Разве это затруднение? Марио пугает другим — тому предстоит заниматься рукоблудием. Вот где трагедия! Прочие раны затянутся, и эта рана тоже — найти новую жену главному герою не так уж трудно.

Может действующим лицам следовало смотреть на происходящее с ними не с позиции потребности половых органов в ласке? Знакомясь со «Скромным героем» Варгаса Льосы представляется только так. Ни о чём другом можно не говорить, ибо иначе это будет означать замалчивание о том, чего в тексте произведения более всего. Никакого ханжества, либо читатель сторонник раскрепощённой литературы, где важнее разрешение потребностей плоти, нежели понимание, почему жизнь так испортилась. Впрочем, жизнь испортилась из-за тех самых потребностей плоти, породив за счёт предыдущих грехов затруднения настоящего.

В окончании допустим единственный вывод — прожив жизнь, брось всё нажитое и начинай сначала. Коли ранее упустил из внимания важнейшие аспекты с тобой происходящего, расхлёбывай и отправляйся в турне по Европе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Сумароков «Цефал и Прокрис» (1755)

Сумароков Цефал и Прокрис

Не ждите фурий! Фурии придут! Фурии ворвутся в жизнь. И рухнет прежде созданный уют. Ворвутся фурии! И будут всё крушить, они в муках совести заставят белый свет забыть. Что фуриям страдания, от них им жизнь дана. Они не позволят испить чашу горести человеку до дна. Но почему страдать? Как одолеть фурий злость? Что надо делать, чтобы от фурий страдать не пришлось? Ответа нет, вина в том всех богов, не достойных произнесения лестных слов.

Боги вмешиваются в дела существ земных, желающих жить в устремленьях простых. Позволь любить, и будут они любить, вмешайся же в любовь, трагедий тех потомкам не забыть. Есть миф, восходит к древним грекам он, согласно ему Цефал в Прокрис был страстно влюблён. И Прокрис, Еристеева дочь, любила Цефала, царевича Фотиды, несмотря на день и несмотря на ночь. Они любили друг друга, и счастливо жить до гроба им, не будь Минос красотою Прокрисы пленим. И не будь Аврора, богиня из Олимпийцев числа, в Цефала нежно и неудержимо влюблена.

Как быть? Как брак расстроить молодых? Где найти средство, дабы разрушить счастье их? Минервы весть от Зевса оставалось небесам послать, разрушив ожидаемой неги взаимной любви сласть. Средство одно, коли так обидна судьба: наложить руки, так поступают герои трагедий всегда. Но рано тому случиться, не вдохновляет такой сюжет, нужно заставить страдать героев, если не пару мгновений, то хотя бы пару лет. Разлука ждёт, рой мыслей и драма под конец, то не брак счастливый, а несомый для фурий мучений венец.

Страданий полно — с ними бороться, себя не жалея. Вспомните, какие мучения сопровождали Прометея. Не фуриям он подвластен был, ибо муками совести он не мог быть томим. Он поступил оправданно, тем дав человеку право выйти из пещер, но вышедшие люди нашли замену им под видом опутывающих разум любви сфер. Теперь страдают люди сами, хотя могли не страдать, потому боги в том им стараются урок преподать. Но правы ли боги, когда сами желают любить? Имение такого чувства людям они не способны простить. Потому и страдает человек, так как месть то богов: то чувство словно проклятие, пусть и зовётся оно — любовь.

Ожидает разлука, уговоры и к страсти взывание, только молодым безразлично чуждое им сострадание. Они молоды, не понимают они, как однажды утопят нежные чувства в крови. Нужно стать взрослым, чтобы любить, да не может взрослый пленим таким чувством быть. Потому, непонятно совсем, Аврора мотивировала себя чем. Непонятен и лепет критского царя, Минос же правил Критом не зря. Зачем Аврора Миноса союзником в борьбе за любовь взяла, когда со смертным ей союз заключать было нельзя?

Не в том трагедия, что буря разразилась. Не в том беда, что кровь пролилась. Беда в отношении молодых к жизни, как ценят они её, не замечая вокруг себя ничего. Да, жизнь — не сахар. Да, горе случится. Любовью, как и кровью, друзьям и недругам не дано напиться. Торжествовать лишь фуриям отчего-то позволяют в веках, родившихся вместе с Афродитой, жертвенной жидкостью в море когда-то упав. Помните, Крон-сын отсек Урану-отцу мужское естество, породив власть свою и мук неисчислимое число? Тогда возникла любовь из пены морской, сёстрами её родились фурии — результат мук от страсти любой.

Сумароков о том первую русскую оперу сложил, чем читателя и зрителя ничуть не утомил.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Андрей Рубанов «Патриот» (2017)

Рубанов Патриот

Он должен был писать, но он занимался бизнесом. Не волна владела его умом, а обязанность перед коллекторами. И дети не тяготили его, ибо он упирался, и упираясь не желал сдаваться, потому как лихое время прошло, уступив рафинированной современности. Будь ты хоть трижды овцой — волки тебя не посмеют тронуть. Потому как закон теперь защищает стадо, несмотря на то, что оно разрушает устои государства. Пока мысли направлены назад к советскому прошлому, думать о будущем России не желается, ибо нет там ничего, что способно стать краше сёрфинга в Калифорнии.

Главный герой произведения Рубанова отражает мировоззрение автора, либо не отражает, в зависимости от того, насколько читатель знаком с творчеством Андрея. Ознакомившись с краткой биографией, получается сделать вывод, будто на страницах представлен именно автор, задумавший продавать телогрейки каждому, сделав их брендом национального значения, невзирая откуда сей предмет вообще начал своё шествие по планете. Телогрейка — нечто вроде матрёшки, к России изначально отношения не имевшей, имея страной происхождения Японию, где прятаться от общества в коробке — едва ли не черта нации.

Хорошо, тогда телогрейка для русского — квинтэссенция былого, читай: Гулаг. На каторжном герой Андрея Рубанова будет реанимировать представление о тёмных страницах минувшего. Но организовать дело в России трудно. Не из-за претензий надзорных органов, а по причине лености дельцов, не считающих нужным соответствовать предъявляемым им требованиям. Они хотят на ура-патриотизме построить процветающую торговую империю, обвиняя всех, в том числе и государство, что оно не желает потворствовать их желанию обогатиться за счёт использования светлых чувств.

Пытаясь предлагать уникальный товар, главный герой произведения «Патриот» понимает, продавать ему приходится китайский ширпотреб. Это мучит его, и он, истинно по-русски, предпочитает исправить ситуацию лживой этикеткой. Ещё одна черта ура-патриотизма всплывает на страницах, когда человек понимает о чём говорит, желая видеть то не таким, а наделяя чем-то возвышенным, оправдывая, лишь бы оправдать.

Всё плохо в жизни главного героя. Ему сорок восемь лет, он имеет одного сына от первого брака и второго сына от малопонятной ему связи молодости, о которой он будет долго и мучительно вспоминать. Плохо тут за счёт того, что о втором сыне он узнаёт на глазах читателя, когда организованное им дело терпит крах из-за многомиллионных долгов. Настало время идти на дно, но Рубанов ему этого не позволяет, затягивая расшатанные болты сюжета сомнительными сценами возврата денег.

Проблема долга решается продажей квартиры. Вместо этого читателя ждут долгие хождения главного героя по различным локациям: от гей-клуба до пыточной. Всюду он будет проявлять характер, не соглашаясь до последнего расставаться с принадлежащей ему собственностью. Своё «телогреечное» предприятие он откажется продавать американцам, квартиру не станет отдавать кредитору, даже почку он не продаст, о чём его всё равно не думали просить, хотя ему полагалось о том догадаться самостоятельно. Проблемы главного героя затягиваются благодаря старанию Рубанова растянуть повествование.

Сюжет действительно растянут. Андрей не придерживается линейного повествования. Наоборот, «Патриот» наполнен флэшбеками, уводящими читателя сперва в банковскую деятельность главного героя, потом в его армейские годы и кончая воспоминаниями о детстве и родителях. Таковое наполнение не способствует лучшему пониманию текста, кроме осознания, что художественную литературу подобным образом способны писать только русские, наполняя произведение вроде бы психологизмом, а на деле просто желая высказаться о наболевшем собеседнику, с которым они собрались заниматься совершенно иным делом.

Для реалистичности Рубанов наделил главного героя воспалением лицевого нерва, от чего он периодически на страницах будет пугать корчами прочих действующих лиц. Таков тренд современной литературы, считающей необходимым оживлять происходящее физическими или душевными страданиями. Последними, кстати, главный герой тоже страдает, ибо он — хронический алкоголик. Вместо белочки к нему приходит таинственный гуру, знающий тайны бытия, оставаясь при этом обыкновенным человеком из провинции. За счёт такого гуру страницы «Патриота» расцветают псевдофилософией, которая если и отражает действительность, то, при внимательном рассмотрении, оказывается продуктом всё тех же галлюцинаций главного героя.

Что показал Рубанов из современных реалий, так это мягкое отношение современников к проблемам. Никаких затруднений в жизни человека ныне не встречается. Разве может являться проблемой, если из тебя хотят выбить долг? Коллекторов ограничили в возможностях. Теперь они скорее способны выполнять роль судебных исполнителей, продавая имущество по частям. Никакого физического насилия при этом не допускается. Если должник откажется от предлагаемых ему решений, значит с ним продолжат «сюсюкаться» касательно прочих возможных к реализации предметов быта. В конце концов оказывается, лишь угроза физической расправы является эффективной. Пока этого не случится — главный герой у Рубанова будет «валять дурака».

Лучше воспринимать «Патриота» в качестве энциклопедии по ведению бизнеса в постсоветской России. У Андрея имеются соответствующие знания, поскольку он сам не чужд предпринимательской деятельности. Насколько представленное на страницах соответствует действительности — пусть судят люди, непосредственно осведомлённые в вопросах экономики и финансов. Рядовой читатель скорее просто проникнется мыслью, будто всё делаемое — чья-то прихоть, так как у кого-то возникло желание заполнить пустующее пространство. Получается, надо говорить спасибо за то, что хотя бы есть имеющееся, либо не говорить спасибо и не иметь даже того, что могло быть.

Чем ещё Рубанов заполнил страницы? Например, главный герой периодически думает податься воевать на Донбасс. Он бы и отправился, позволь ему то автор. Но Рубанов ведь понимает, что нельзя отправить хронического алкоголика на войну, не имеющего соответствующих навыков, кроме посетившей его прихоти. Вообще, честно говоря, сей эпизод в произведении довольно провокационен, поэтому лучше воздержаться от каких-либо рассуждений на данную тему. Лучше акцентировать внимание на посещение главным героем знаковых событий, вроде мероприятия «Человек года» одного из журналов с громким названием. Впрочем, оба означенных в данном абзаце события носят утилитарный характер, никак не влияющий на происходящее в «Патриоте».

Осталось показать самое важное, как распоряжаются жизнью люди. У кого всё есть — те считают, что им чего-то не хватает, и потому для жизни они считают себя лишними. А вот у кого ничего нет, и к кому жизнь наиболее сурова, те хотят жить далее, но обстоятельства складываются против них. Таково отражение вечной человеческой неустроенности, когда желается недоступное, хотя некогда предки всё сделали, дабы как раз от него и отказаться. Всё возвращается на круги своя, посему любые перемены ведут в будущем к повторению борьбы с ними.

Необходимо смирение с обстоятельствами. Самоустранение — не лучший выход. Но и желать улучшить жизнь не следует. Нужно сдержаться, а ещё лучше написать об этом. Бумага зафиксирует текущий момент и оставит его напоминанием о некогда происходившем. Пусть потомки судят, насколько эффективными были деяния предков, чтобы самим не столкнуться с претворением в жизнь некогда уже многажды раз осмысленного.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Булгаков «Дьяволиада» и сочинения 1924 (январь-март)

Булгаков Дьяволиада

Подойдём к пониманию творчества Булгакова в 1924 году с его непритязающей ни на что повести «Дьяволиада». Сам Михаил лестно о ней не отзывался, поэтому не следует искать в повествовании сверх сообщённого автором. Ясно другое — первое относительно крупное произведение вышло комом. Осветить бюрократизм краше, чем это было сделано в «Похождениях Чичикова» не получилось. Пусть главный герой оказался зависимым от обстоятельств человеком, стремился с ними справиться и в итоге сошёл с ума от навязчивых мыслей, с толком Булгаков об этом рассказать так и не смог.

Думается, стоит винить творческий кризис, поразивший Михаила. Несмотря на сотрудничество с «Гудком», нащупать интересные сюжеты не получалось. Вплоть до марта Булгаков старался создавать очерки, почти не сообщая ничего оригинального. Может быть причина заключалась в необходимости писать вне зависимости от обстоятельств, поскольку требовалось предоставлять определённое количество материала для очередного выпуска издания. Остаётся просто перечислить сии статьи: «Сильнодействующее средство», «Спектакль в Петушках», «Как он сошел с ума», «Часы жизни и смерти», «Геркулесовы подвиги светлой памяти брандмейстера Назарова», «Торговый дом на колёсах», «Просвещение с кровопролитием».

Исключением стал художественно обработанной очерк «Электрическая лекция». Булгаков критически отнёсся к преподавательскому составу учебных учреждений, особенно в даваемых студентам знаниях. Разве может ученик знать больше учителя, смея обвинять того в плохом знании предмета? Это вполне допустимо. Осталось донести такую мысль до читателя, что Михаил и сделал.

В январе Булгаков сотрудничал с «Вечерней Москвой», предложив для публикации рассказ «Серия ноль шесть №0660243″. Что будет, если человек выиграет в лотерею пятьдесят тысяч рублей? Полёт фантазии обеспечен. Допустимо тратить на своё усмотрение, куда бы не пожелала душа. Разумеется, для острастки сих мечтаний нужно продемонстрировать реалии Советского государства, внеся в повествование горькую порцию правды. Кажется, в Булгакове начал пробуждаться мастер таинственных историй, должных переродиться сперва в фантастические произведения, а после в подлинно мистические.

Для издания «Железнодорожник» в начале 1924 года Булгаков написал очерк «Воспоминание», поделившись своей или чьей-то другой историей. Её суть в том, что приехав в Москву, молодой человек желал прописаться на жилплощади друга и встретил сопротивление надзорного органа, логику которого он не был в состоянии переспорить. Помочь мог лично товарищ Ленин! Но добиться встречи с Лениным из-за такой мелочи кажется небывалой вещью. Может быть получится добиться внимания Крупской? Это такая же небывалая вещь, только кажущаяся более реальной. И ведь у героя повествования всё получится. Мистика? Иногда всё-таки случается чудо без находящихся за гранью понимания материй.

Под конец марта Михаил вернулся к работе с газетой «Накануне», поделившись с изданием текстом очерка «Белобрысова книжка», продолжая серию не самых удачных творений. Благодаря краткости, Булгаков мог рассчитывать на публикацию, позволяя средствам массовой информации заполнять пустующие полосы. Иначе нельзя объяснить, каким образом в печать шёл создаваемый им массив мысленных форм, должный быть забытым, не стань впоследствии Михаил обладателем столь громкого имени, что ныне считается недопустимым обходить вниманием всё им созданное.

Для «Бакинского рабочего» Булгаков вспомнил о проблемах с заселением и регистрацией, написав очерк «Бурнаковский племянник». О наболевшем допускается говорить постоянно, порою без добавления дополнительных деталей. Чаще требуется настойчиво и однообразно о чём-то рассказывать, чтобы тебя услышали, иначе останешься подобием обезвоженного гласа в полной оазисов пустыне.

Как писатель Михаил почти сформировался, осталось начать творить нетленное — опыта он уже набрался.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Булгаков — Сочинения 1923 (август-декабрь)

Булгаков Том I

В августе и сентябре Булгаков писал исключительно для газеты «Накануне». Из-под его пера вышли очерки «Шансон д’Этэ», «День нашей жизни», «Псалом» и «Золотистый город». Краткая форма побеждала крупную, позволяя с сарказмом относиться к происходящему и не давая читателю возможности серьёзно задумываться о имеющем место в действительности. Но темы Михаил выбирал самые примечательные, которым нельзя отказать в праве на вечное их обсуждение. Например, свойственное русским стремление всего бояться, если есть малейший слух, что за это наказывают, или повальный исход людей на дачи в свободное от работы время.

Одновременно с этим Булгаков опробовал манеру изложения ранних советских писателей, любивших наполнять действие эмоциональными криками толпы, представители которой остаются для читателя безликими. Под думы об этом Михаил собирался начать новую жизнь, к чему он так старательно стремился весь прошлый год. Хорошо, что стремление реализовывалось не за счёт творчества, иначе быть прозе Булгакова забытой, как то случилось с основной массой произведений тех лет.

Не чужд был Булгаков и понимания отцовских чувств. Повествуя аллегорически, либо рассказав известный ему случай, Михаил дал читателю представление о ребёнке, оставшемся без родителя. Как такой чудесный мальчик мог быть брошен? Вопрошает со страниц «Псалома» Булгаков. Учитывая верную подачу материала, Михаил скорее всего опирался на с кем-то происходившее, чем он сам лично был заворожён. А может данный мальчик желал прикипеть лично к нему? Так или иначе, Булгаков на мгновение отвернулся от реальности, поддавшись влиянию обыкновенных человеческих чувств.

Личное должно оставаться личным, так как читателя интересует мнение о настоящем, написанное хотя бы малость осведомлёнными в том людьми. Цикл из тринадцати заметок «Золотистый город» закрыл сотрудничество Михаила с газетой «Накануне» в 1923 году. О чём писать? Булгаков писал о свиньях, разделении Москвы на много- и одноэтажную, о цветнике в виде изображения Ленина, об узбеках и прочем, чего касался его взгляд.

С 17 октября начинается плодотворное сотрудничество с «Гудком». В очерке «Беспокойная поездка» рассказчик поведал, как он не может доехать до Ростова из-за каждые десять минут высаживаемых с поезда зайцев. Россия — не Америка, тут могут и обслуживающий персонал во время движения скинуть, посему бороться приходится во избежании подобных инцидентов. С другой стороны, означенная проблема, доставив неприятности, обернулась удачей для Булгакова, наконец-то обретшего стабильное место для публикации заметок.

После Михаил написал «Тайны Мадридского Двора» и «Ноября 7-го дня», предварив ими очерк-расследование «Как разбился Бузыгин». В тексте были размещены телеграммы и сообщения разного рода, подводящие читателя к пониманию того, что Бузыгин не должен был разбиться, но, по сложившей в России традиции, пока нечто ожидаемое ожидаемо не случится, требуется дождаться, пока оное случится, дабы принять меры для предотвращения подобного в будущем. Для закрепления материала Булгаков дополнительно написал очерк «Лестница в рай».

«Гудок», воспринимаемый узкоспециализированным журналом, отныне становился для Михаила площадкой для сообщений обо всём, в том числе и о происшествиях различной степени важности, как то стало понятно по описанию смертельного случая с Бузыгиным. Поэтому очерк «Налёт» не вызывает нареканий, хоть Булгаков и описывает чувства пострадавшего от противоправных действий, сопроводив повествование описанием мучений раненых и обнаружения убитых.

В том же 1923 году Михаил сотрудничал с изданием «Дрезина», опубликовав в нём два очерка: «Остерегайтесь подделок!» и «Арифметика». Денежный вопрос волновал Булгакова не вследствие тяжёлого финансового положения, а более из-за того, что постоянно возрастающее количество нулей на банкнотах ничего хорошего на самом деле не означает.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 212 213 214 215 216 376