trounin.ru

Даниил стал игуменом Волоцкого монастыря после смерти стяжателя Иосифа Волоцкого, имея иные взгляды на представление о религиозном процессе. Он вернулся к убеждениям светильников прежних веков, к тому же призывая всякого, о чём следует из составленного им «Поучения». Вместе с тем, в сане митрополита он продолжил сопротивляться воззрениям нестяжателей, выступая против всякого, кто противился росту церковного влияния. Возможно тут стоит говорить, что понимание духовных ценностей не имеет существенной разницы, когда дело касается внешнего восприятия мирянами православия. Как именно относиться к Даниилу, каждый пусть решает самостоятельно. Текст его «Поучения» расходится с представлением о нём самом.

Даниил говорил: проявите заботу о душе, ибо дни и часы наши проходят быстро, мы гости на этом свете, посему надо думать — с чем выйти нам предстоит. Он же говорил: святые отцы заповедовали иметь жизнь благостную, не нужно становиться посмешищем в глазах иудеев. Как же тогда быть с философией стяжательства? Человек пришёл в мир украшать место, специально созданное божественной волей для его существования? Тогда получается: забота о душе — есть забота обо всём, и для этого даётся мало времени. Получается и так: благость осуществи быстро, не ожидая наступления для того возможности. Совершенно иначе понимается «Поучение», стоит интерпретировать его через личность автора.

Говорил Даниил и следующее: кто в кости играет — отлучен будет, кто корчму содержит — отлучен будет, кто вином упивается — отлучен будет. Ежели то примечено за священником — анафемой наказан будет. Говорит он и следующее: не полагается жить в праздности — полагается жить в строгости. Говорил он и так: плясок на торжищах не творить, дружбу с колдунами не водить — за всё это епитимья полагается. Строгим Даниил стался к пастве и к лицам в сане духовном. К чему вёл он тогда речь свою, когда добивался одного, а требовал другого?

Говорил Даниил и так: мужчинам в женскую одежду не облачаться, женщинам — в мужскую. И грозил он карами за то, вводя установления, опираясь на те или иные документы, составленные святыми отцами. Наставлял он: беречься от всего, стремясь сохранить душу от отвращения её от благости. Сказал Даниил и основное наставление: читать писания следует да молитвы распевать.

Что должен был понять мирянин из «Поучения» Даниила? Всякая власть — духовная ли, мирская ли — есть власть, исходящая от единственного лица, имеющего собственные представления о должном быть. Откуда выносит их властитель, почему решает найти им место в проповедях или установлениях своих, зачем отменяет заведённые предками порядки, для чего даёт слово современникам своим и потомкам — то разговор полемический, всегда объясняемый единственным осознанием сущего: властителю так захотелось! Вот был стяжатель Иосиф Волоцкий — он боролся за права церкви на благополучие, позабыв о делах светильников прошлого, роскоши предпочитавших скит пещерный. И Даниил, не проявляя к стяжательству рвения, оставаясь по мыслям своим нестяжателем, осуществлял церковную политику, угодную мирским властям, ибо поставлен был на должность митрополита Московского и всея Руси Василием III, дабы удовлетворял имевшиеся у государя желания.

Власть свою церковную Даниил утратит после смерти благодетеля. Будет то временем раздоров при малолетнем Иване IV. При требовании занять определённую позицию, Даниил окажется слаб. А будучи склонным придерживаться сообщаемого ему, при отсутствии оного смягчил отстаиваемые прежде позиции. Потому и не сможет потомок понять, каким истинно человеком был Даниил, разве только таким, каким его желали видеть властители.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Остановимся на произведениях, установить дату написания которых пока не удалось. О них известно по собраниям сочинений, в частности по выпущенному седьмому тому в 1844 году. Потому пусть они располагаются отдельно, пока не будут проведены более глубокие исследования в творческом наследии. Так есть у Булгарина ещё одно фантастическое произведение «Сцена из частной жизни в 2028 году от Рождества Христова». Это скорее не фантастика, а прогноз на будущее. Наконец-то русский язык станет в России повсеместно распространён, на нём будут говорить все слои населения. Дворяне перерастут предков, став лицом государства, имея научные знания и способствуя техническому прогрессу. Вроде бы и ничего особенного, но понимая вырождение дворянства в Российский Империи, начавшееся ещё до воцарения Екатерины Великой, думать приходится прежде о просветительской деятельности Фаддея.

Сатирическая повесть «Предок и потомки» — произведение в духе Дефо. Читателю следовало догадаться, в какую-такую Россию прибыл герой повествования, ежели не русские там всем заправляют, а немцы. Вроде бы герой всё-таки находился в России, вместе с тем был он в каком-то ином государстве. И он действительно был вне России, ибо сперва оказался на китобойном судне, имел бочонки с золотом, уговорил капитан взять курс на Амстердам. Вот в том Амстердаме — можно считать его подобием Москвы — очень много русских, над которыми вальяжно возвышаются немцы. Дав повод задуматься, Булгарин дополнительно нашёл о чём сообщить читателю, особенно критически настроенному к его творчеству. Ведь как получается, что не умея самостоятельно написать и пяти строчек художественного текста, смеет кто-то судить о творческом процессе в негативном ключе?

В тему будет сообщить о произведении «Реляции» (под этим словом подразумеваются письменные уведомления о действиях войск). Вроде бы государство участвует в войне, принимаются решения ответственными лицами, армия терпит поражения или одерживает победы, при том не нуждаясь во мнении со стороны, особенно от человека, толком не представляющего, что значит участвовать в войне, либо заниматься тем же командованием или проведением политики. Тем не менее, люди любят собраться заинтересованным кругом, а то и просто устроить семейные посиделки, дабы выразить собственное веское суждение, подивившись пустоте в головах повинных в безалаберном руководстве или недобросовестном исполнении приказаний. Булгарин твёрдо уверен: если слушать всех подобных советчиков или порицателей, толку не будет вовсе.

Есть среди статей на историческую тему повествование «Завоевание Финляндии корпусом графа Николая Михайловича Каменскаго в 1808 году». До 1808 года Финляндия относилась к шведским владениям. Её завоевание стало трудным делом для русского оружия, финны оказывали серьёзное сопротивление, не уступая без боя и пяди земли. Дело сдвинулось с мёртвой точки, стоило взять командование над войсками графу Каменскому. Те славные события из памяти потомка улетучились совершенно, однако надо знать хотя бы тот факт, что русские сумели совершить длительный марш-бросок, обескуражив шведов быстрым передвижением и закономерным победным результатом. Но это сказано в общем, Булгарин же остановился непосредственно на действиях корпуса графа Николая Михайловича Каменского.

Есть ещё два произведения без установленной даты: «Деревенский житель» и «Вольнопрактикующие политики». Сказать о них сверх сообщённого самим Фаддеем не получится. Ну или читатель должен к ним проявить подлинный интерес, дабы суметь раскрыть заложенное в них зерно истины. Оного установить при обращении к ним не удалось, опять же из-за порою случавшегося сумбурного изложения Булгариным текста.

Останавливаться на изучении творчества Фаддея пока рано. Будут ещё воспоминания, написанные непосредственно его собственной рукой и прижизненно опубликованные.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Булгарин дружил с Грибоедовым, они имели совместную переписку и одинаково хвалили творчество друг друга. И вот Александра Сергеевича не стало — он трагически погиб вдали от родного края. Как это случилось? Фаддей не знал, он лишь мог предполагать, объяснив причину ненавистью персов к армянам, в результате чего и случилось непоправимое, случайной жертвой чего Грибоедов и оказался. Надо сказать, Александра Сергеевича обычно любили. Он был вхож в императорские и шахские дворы, всюду принимаемый с воодушевлением. Даже смерть заставила скорбеть всех, с кем он был знаком. Его гибель опечалила население России, Грузии и Персии. Теперь же — на 1830 год — становилось важным опубликовать произведение «Горе от ума», так ещё и не получившее официального издания.

Несмотря на посмертный почёт, юный Грибоедов симпатий у людей не вызывал. Он спокойно взрослел, выучился и определился с жизненными предпочтениями, тогда как до его нужд никто, кроме родных, не нисходил. Когда у него появились друзья вроде Булгарина и Греча, симпатии к нему наконец-то проснулись. По причине способности к овладению иностранными языками, Грибоедов получил направление в Персию, с чем связано последующее его существование, в том числе и творческие порывы.

Если читателю интересно, при каких обстоятельствах произведение «Горе от ума» создавалось, то Булгарин поясняет — делал это Грибоедов далеко от России: в скуке по родным и по друзьям. Когда ему становилось невмоготу, Александр Сергеевич садился и работал. Поэтому, невзирая на случившееся в 1829 году трагическое событие, необходимо признать — стремление к России позволило Грибоедову создать «Горе от ума». Расценивал ли он сам подобный творческий порыв за нечто для себя важное? Он давал читать текст друзьям, получал восторженные отклики, и всё же оставался известным в узких кругах. Пусть Булгарин и говорит, будто к концу двадцатых годов представление о содержании «Горе от ума» имело значительное количество россиян.

Пребывая вне России, Грибоедов отчего-то чувствовал себя в изоляции. Персия для него стала подобием далёкой страны, куда не доходят известия о происходящих в Европе событиях. Какие политические процессы имеют место, например, во Франции? Чем живёт французская нация? Не письма он ответные просил слать, а сведения о событиях, совершенно разного содержания. Хотя бы нечто иное, что на самую малость способно приблизить к европейским реалиям.

Фаддей показал Грибоедова противником войн. Якобы не терпел Александр Сергеевич насилия, более склонный к мирному течению жизни. Вместе с тем, он был рад успешной осаде Россией турецкого Карса в 1828 году. То есть Булгарин продолжал создавать противоречивое мнение. Говоря, будто Грибоедова любят, сказывал — прежде не любили. И вот касательно продолжения политики военными методами: должен стремиться к мирному разрешению конфликта, сам же выражая удовлетворение противоположной событийности. А может путался непосредственно Фаддей, писавший заметку по поводу столь неожиданного для него происшествия, каковым явилась преждевременная гибель друга.

Цели сообщить о Грибоедове больше Булгарин не ставил. Он сказал ровно то, что укладывается в рамки воспоминаний, дав некоторую вольность, кратко изложив ряд моментов взросления. Но ни про участие в Отечественной войне 1812 года, ни про семейную жизнь — он оговариваться не стал. Вполне хватило для создания определённого портрета, которого для Фаддея было вполне достаточно. Сообщать более тог не требовалось. Да и читателю нет нужды знать абсолютно всё — о том успеют рассказать биографы из современников Александра Сергеевича, а также далёкие потомки.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Избыток Архипа Фаддеевича в произведениях Булгарина зашкаливает. Чаще всего если ни к кому, то писал только ему. И если о чьих-то похождениях, скорее всего их героем оказывался Архип Фаддеевич. Любопытный читатель может даже все их объединить для себя в единый сборник рассказов, который вполне сможет расценивать за нелинейное повествование о похождениях определённого действующего лица. Писал Фаддей о нём и до 1826 года, не стал меньше придумывать историй и после. Например, кому как не Архипу Фаддеевичу объяснять про «Первое апреля»? Этот особый день в российском календаре позволяет безнаказанно проказничать, обманывая любого встречного. Можно ему же поведать рассказ «Неодушевлённые стряпчие», либо не ему — зависит от настроения. А то и сообщить сказку о нравственности «Кабинет журналиста», где внушить, как именно должен работать сотрудник периодических изданий, пишущий о происходящих с обществом изменениях. Как? Меньше иметь самолюбия, мыслить на русском языке, быть объективным и не перегибать. Да есть ли такие журналисты? Приятно читателю или противно — написано всё равно будет, причём часто без подлинной объективности и с явными перегибами. Ещё 1826 год — это «Поездка в Кронштадт, 1-го мая». Уже не Архипу Фаддеевичу, а Гнедичу адресовалось послание, там сообщалось про величие Петра.

Не напоминая более про Архипа Фаддеевича, видя его и без лишнего указания, читатель знакомился в 1827 году с новыми произведениями Булгарина. «Ходатай по делам, или На то щука в море, чтоб карась не дремал» — повествование о необходимости поручать ответственное дело специалисту. Что простому человеку делать в суде без соответствующих знаний? Для того есть ходатай. И это такой мастер на все руки, что дополнительно написано продолжение — «Ходатай на ловле». Из иных произведений того года: «Доморощенные мудрецы нашего века, или Молодо, зелено» и «Жизнь» (письмо к приятелю на его день рождения).

1828 год — в данном случае — без особой информативности. Опубликованы: «Источник сплетней», «Ему нужда во мне, и мне в нём нужда», «Дилижанс, или Всякая всячина» (письма к Гречу) и «Отставной солдат».

1829 год насыщеннее на содержание. Повествование «Домовые» касается нынешних домовых. Какие они теперь? Раньше могли кошелёк молча и незаметно умыкнуть, а сейчас без спроса у хозяина на подобное не решатся. О ком говорил Булгарин? Читатель подумал, что про прислугу. Заметка «Новый кандидат к богатству» — о галломании русских: если ты — француз, то езжай в Россию, открывай лавку, сделай вывеску по-русски с ошибками, так к тебе вернее пойдут посетители. Статья «Говорящий колокольчик, или Старая погудка на новый лад» — про осторожность при покупке: коли продавец нахваливает товар, значит дело обстоит с точностью до наоборот. Поучительная нотация «Дипломатические переговоры молодых супругов» — про привычку русских брать с собой в путешествие абсолютно всё, даже им вовсе ненужное. Как пример, свежеиспечённая чета решает выбрать место для поездки — везде им кажется дорого. Ещё бы, едут ведь не одни: готовы всю прислугу с собой прихватить. Потому, ежели куда и ехать русскому, то к себе в деревню — там как раз, всё ими воспринимаемое за нужное, пригодится.

Есть ещё письмо к Гречу «Поездка из Лифляндии в Самогитию, чрез Курляндию, летом 1829 года». Фаддей был готов рассказать о чём угодно, но жалел время отдавать бумаге, вместо чего предпочитал наслаждаться впечатлениями. За тот же год написано две славянских военных картины: «Сербский бивак» и «Черногорцы». Перед обществом Европы остро стоял восточный вопрос, требующий разрешения — балканские народы противились владычеству над ними османов. А о сумбуре «День правды, или Очарованный конец моего носа» можно и вовсе умолчать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Хронологически выверенных собраний сочинений Булгарина словно не существует в природе. Вместо этого, согласно прижизненных изданий, приходится постоянно возвращаться. Надеясь много после, воспользовавшись, к примеру, данным трудом, придти к единому варианту знакомства с литературными опытами Фаддея. Ибо он сам — Булгарин — предпочитал сообщать информацию по определённому принципу: если повествование касается путешествий, значит оные должны быть опубликованными сообща, и далее согласно такому же принципу. Однако, читатель волен сам решать, каким способом лучше воспользоваться. Пока предлагается запастись терпением — итоговый вариант обязательно случится, а сейчас нужно внимать только сему.

1823 год, помимо прочего, есть произведение «Лотерейный билет, или Люди, так как они есть» — это отрывок из несуществующей комедии. Судя из названия ясно, речь Булгарин вёл о нравах. О том же сообщается в произведении за 1824 год — «Предрассудки, или Что встарь, то и ныне», где Фаддеем использован герой комедий Загоскина — Богатонов. Специально для читателя высмеивались человеческие предрассудки. Если встать с левой ноги — будто бы жди неприятностей в течение дня. Ежели кошка намывается — будут гости. Собака завоет — быть покойнику. А соль рассыпалась — случится ссора. Что на это скажешь? И в пустыне среди барханов найдутся свои приметы, имеющие схожее значение. Принимать их всерьёз — слыть посмешищем для окружающих.

В 1825 году Булгарин продолжил фантастические изыскания, опубликовав «Невероятные небылицы, или Путешествие к средоточию земли». Ясно ведь, на земле так много всего поныне неизученного, что осваивать прочие пространства довольно бессмысленно. Зачем тогда человеку мечтать о полётах, плавании на дно океана или углубляться в центр планеты? Размышляя об этом, Фаддей всё-таки поведал историю, будто бы случившуюся нечаянно. Группа людей оказалась на неком острове, вошла в пещеру и повстречалась там с местными разумными обитателями, никогда не выходившими на поверхность. Разумеется, всё это вольная фантазия, не имеющая отношения к действительности. Но и тут смотря какую цель при чтении преследовать. Всякая фантастика — речь о хорошей фантастике — сообщает читателю о проблемах современного автору общества, переосмысленные эзоповым языком. Булгарин должен был придерживаться такого же мнения, чему свидетелем читатель стал ранее, ознакомившись за год до того с приключениями человека, попавшего в XXIX век.

Тот же 1825 год — это и прочие произведения Фаддея. «Характерные маски» — про устройство жизни, все мы ходим в масках, которые обязательно ближе к смерти снимаем. «Подарки в Новый год.» — письмо к издателю с перечнем вещей, чаще книг, с указанием цен по каждой позиции. «Обновы, или Так водится» — про наряды нынешних дней. Помимо них написаны: «Краткий разговор об обширном предмете», «Философический взгляд за кулисы», «Путешествие из райка в ложу первого яруса».

Тогда же Булгарин предпринимал путешествия: «Прогулка в Екатерингоф, 1-го мая», «Поездка в Парголово, 21 июня» и «Поездка в Петергоф, 22 июля» — являющиеся по сути письмами. Адресатами сообщений выступили Свиньин и Грибоедов. Сообщалось в меру важное, скорее выражаемое испытанными впечатлениями. Иной раз Булгарин тяготел к этнографии, выясняя историческую составляющую им увиденного. Так, допустим, про владения Шувалова он стремился выяснить: как, когда и откуда туда пришли первые крестьяне.

Как становится понятным, Булгарин фиксировал нравы людей, населявших Россию. Особого он в них не находил, поскольку схожее получится найти в любой стране, предварительно изменив кое-какие обстоятельства. Сущность человека всё равно останется прежней. А коли так — не помешает продолжить писать в якобы разоблачительном тоне. Кому нужно, тот поймёт, о чём Фаддей ему старался рассказать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В начале своей деятельности Булгарин уже писал на тему засилья французов в России. Даже события французского вторжения и разрушительной деятельности не оказали соответствующих должными случиться последствий, наоборот, ничего в сущности не изменилось. Ещё в 1823 году Фаддей писал «Отрывки из путевых записок французского путешественника», оставшиеся без завершения. Для сборника сочинений, что был опубликован в 1844 году, Булгарин предложил повествование схожего содержания, но рассматривающего ситуацию под прямым углом. Читателю сразу сообщалось — дворян в Россию едут учить малограмотные гувернёры.

Даётся представление о молодом французе. Он ничего не знает и не умеет. Куда такому податься? На его счастье ему случилось беседовать с богатым соотечественником. Тот добрую часть жизни провёл в России, подняв солидный капитал. И он советует молодому французу отбросить сомнения и ехать в Россию на заработки. Но как? Без знаний и умений? Конечно: был дан ему ответ. Ныне состоятельный соотечественник некогда мало понимал и умел, да и сейчас он лучше не стал. Единственное требование — знать французский язык. Более того, если хоть сейчас половина Франции отправится в Россию, ещё останутся места, где в них будут нуждаться. Как же тогда не ехать? И представленный вниманию читателя молодой француз поехал.

К чести героя повествования, он — не совсем безродный юнец совершенно из себя ничего не представляющий. Отнюдь, до революции его родители были из дворян, содержали имение и слыли за богатых людей. Какое-никакое образование они всё же сумели дать сыну. Поэтому, на фоне едущих в Россию, он будет выделяться. А ведь с кем он только не плыл на корабле… С иными стыдно было беседы вести, настолько собравшийся сброд поражал необразованностью. Что же, каждый из них окажется при месте, будет накормлен и едва ли не обожествлён — настолько трепетно относились к французам русские дворяне.

Что до непосредственно дальнейших похождений французского гувернёра во время пребывания в России — есть сумбурное авторское изложение российской действительности. Ничего нового и поучительного уже сверх изначально данной информации быть сообщённым не могло. Герой повествования действительно быстро найдёт работу, иное читателя будет мало интересовать. Да и засилье французов уже должно было идти на спад, если весь труд Булгарин не написал ещё в 1823 году, опасаясь его полной публикации. Если интересна причина, то она могла заключаться в самом Фаддее. Чем он лучше иностранцев, приехавших в Россию из-за рубежа? Пусть он вроде российского поданного, но сызмальства он для русских, что тот же француз, только заранее отталкивающего свойства, ибо скорее воспринимался в качестве ополяченного белоруса.

Но если сей труд написан уже в сороковых годах, он терял значение. Скорее тут стоит говорить о позднем осуждении галломании, тогда как прежние поколения не скрывали ненависти к слепому следованию россиян моде на всё французское. Никаких истин Булгарин не открывал. Даже можно говорить, он мог быть свидетелем оного, мог и читать об оном. Редкий автор не упоминал повсеместного засилья французов. Может потому Фаддей и не публиковал сию работу, не воспринимаемой никем за нужную. Уж лучше смотреть в будущее, чем указывать людям на прошлое. Ведь возвращение галломании всегда возможно снова, либо увлечения культурой иного народа, к которому прикипит душа русского человека. Вот скажи об этом Булгарин, был бы он многократно прав. Такой момент обязательно настанет — с единственным исключением: бездарность по отношению к себе русские терпеть точно не должны.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Знавшие Бородкина люди говорят: Пётр очень серчал, что на его повесть «Мост» не нашлось откликов. И тому находятся объяснения. Несмотря на выбранную тему, предвестие взятия большевиками власти над Барнаулом, имелось очевидное нежелание читателя принимать манеру авторской подачи. Из действительного остался лишь антураж, тогда как имена были изменены. И ладно, касайся дело рядовых лиц, не влиявших на ход революционных настроений. Так пересмотру подверглись и партийные деятели, чем происходящее на страницах оказалось обезличенным, будто повествование происходило в некоей отдельной исторической реальности. Не мог читатель с воодушевлением принять авторской интерпретации. Да и всем хорошо известно, к чему в итоге приведёт контроль большевиков над городом. Впереди ожидались кровопролитные бои с белочехами и белым движением. Это всё останется за страницами произведения. Главным Бородкин посчитал сообщить революционный пафос пробуждения в людях стремления отстаивать уважение к себе и окружающим.

Повествование с того и начинается. Даётся представление о давней русской забаве — сходиться в поединке, где район идёт на район, а методы борьбы не всегда оказывались честными. Полиция спокойно взирала на данное бесчинство, полная уверенности — стоит пролиться первой крови, как всё будет тут же остановлено. Оправдание одобрению сей забавы — пусть люд таким образом пар выпускает, нежели тайно недоброе замышляет. В таких боях можно было на законных основаниях выяснить отношения с недругом. А чаще такие поединки ничего не значили, оставаясь именно давней русской забавой.

Забавы забавами, но в 1917 году в Барнауле случился пожар. Этого события Бородкин коснулся опосредованно. Описываемое им действие не касалось центра города, тогда как пожар в другие районы города не зашёл, например, совершенно не тронув его нагорную часть. Пётр только сказал, что оставшихся без крова расселяли по уцелевшим домам, что мало кому нравилось, кроме большевиков, ставших инициаторами данного действия. Вообще, большевики, не имея власти и веса в городе, активно навязывали собственные представления о должном быть. Так они ходили по предприятиям и требовали устраивать людей на работу, причём дозволяя работать не более восьми часов в день.

Описав обстановку, Пётр перешёл непосредственно к основной сюжетной линии. Он представил вниманию читателя способного парня, умелого и не знающего, к чему всё-таки ему в жизни стремиться. Мать его из зажиточных, но с нею он редко находит общий язык. Ему приятнее устроиться на завод, нежели трудиться в её лавке. А на завод его брать не хотели, там за начальника стоял эсер, видевший в парне мужчину, способного послужить нуждам фронта. И тут сыграло значение коллективное мнения работников, благо накануне случилось возгорание на производстве и вполне очевидно, кому удалось проявить отвагу и не допустить непоправимого. Что же до пожарных, то они прибыли уже тогда, когда очаг возгорания был ликвидирован.

Бородкин дополнительно поднимает тему неприятия войны. Он утверждает, что в обществе того времени всё сильнее утверждалось предположение, будто солдатам необходимо сложить оружие и отказываться воевать, как война тут же закончится. Да и у главного героя повествования на полях сражений были убиты отец и братья. И ему нет желания идти воевать. Однако, политически главный герой ещё не созрел. Совершенно случайно он запишется в партию эсеров и добровольцем на фронт. В этом, конечно, автор слукавил, лишая главного героя перспектив на будущее. Хоть и показывает он его дельным и горячим человеком, но, записав в эсеры, способствует последующим проблемам, обязательно должным стать препятствием для существования главного героя в стране большевиков, победивших пособников царской власти. Всё это останется за страницами произведения.

И вот весть — царь отрёкся. Как быть? Нужно наладить контроль над недавно построенным мостом через Обь. Это будет сделано. На том произведение завершится, будто бы с положительным исходом. К сожалению, Барнаул ещё успеет пасть, будут расстреляны сторонники большевизма, и все временные достижения пойдут прахом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Взять Максима Грека и удовлетвориться в изучении истории русской словесности двумя его трудами — деяние, схожее с кощунством. Но так поступают исследователи, нисколько того не стесняясь. И писал бы он на темы мирян или о религии только мыслил — то не суть важно. Максим Грек — деятель, оставивший наследие. И не всё оно доступно вниманию, да есть частица, к коей требуется проявить уважение. И пока не будет воздано сему мужу доброму, остаётся надежду хранить на лучшее. И о судьбе Максима Грека лишний раз напоминать нет желания. Прибыл он на Русь, искушаемый грехами католическими. И не стал он к католикам проявлять сочувствия, ибо есть среди них светильники, более же — к пакости склонных. И так думается, ежели забыть о возникшем в православии XVI века споре между стяжателями и нестяжателями. Были среди них люди добрые, а были — иного мнения о должном. А что же до Максима Грека, то видел он примеры добродетели в стане православных, не менее их видел и в стане католическом. Во всяком краю есть люди добрые, злых же всегда более — куда не посмотри. Оттого и не надо быть горячим в суждениях. И дабы было так — вот две истории: про понимание счастья одна, вторая — о добром муже, мучимой смертью дух испустившем.

Что до фортуны — это ложь немецкая. Это колесо, жатву собирающее. И нужна фортуна всякому, кто о счастье мыслит. Ведь обращает мирянин взор к небу, взывая к Богу, прося юдоль скрасить его сладостью. О малом просит он — пусть снизойдёт благость на него божеская, пусть появится пятнышко светлое, пусть радостным станет день грядущий, пусть счастье постучится к нему в дом, и он откроет дверь дома того, и откроет сердце для добра свершения, и душа его заиграет яркими красками. Но видел в том Максим Грек едва ли не дьявольское наваждение. Зачем счастье человеку? На какую удачу он надеется? Где сказано было, что Бог — есть тот, кто счастье людям даёт? Если и ниспосылает он, то установления, либо казни насылает он, и никогда не сообщает каждому просящему отдельной благости. О всех проявляет заботу Бог, и ко всем он предъявляет требования. Что до счастья каждому дать быть должного — от дьявола то желание. Так и сказал Максим Грек, право распоряжаться счастьем присвоив твари некой, о которой сам он не ведает.

Что до доброго мужа, испытание смертью принявшем. Звали его Савонаролой, и был он католиком. Знал о нём Максим Грек, может видел, и отбывший прочь, прознав про казнь его. Сказал он повесть страшную, памяти достойную. Показал общину, наполнению светильниками. Жили монахи там, в благочестии пребывали. Не просили ничего себе, живя в строгости. Постились они, вериги носили они, в одиноких еженощных молитвах пребывали они, чем в святости своей убеждая всякого. И люди, рядом жившие, придерживались благочестия: если кто терял нечто — не брали себе, несли они ценное к монахам, ожидая, пока найдётся хозяин вещи потерянной; и когда находился, был тот человек щедр, оплачивая достойно поступок благочестиво сделанный. И всё это рассказано Максимом было, дабы видел православный люд — есть и среди католиков люди честные, набожные и к вере во Христа склонные. Ежели в чём ошибаются они, то не по воле своей, а по заблуждению, коему когда-нибудь конец придёт обязательный.

Но есть среди католиков нехристи, подобные папе римскому Александру VI, что человека светлого, подобного Савонароле, готовы на костре сжечь, дабы не мешал их алчным помыслам. И мыслил современник Максима Грека, представляя себе взоры алчных иосифлян-стяжателей, понимания, как тяготит его сделать выбор, ибо слаб он в выборе своём, обречённый быть гонимым, коли возведёт хулу на людей божьих, вроде Иосифа Волоцкого, и будет он гоним иначе, возведи хулу на Нила Сорского. Остаётся показывать примеры людей благочестивых, может тем и способствуя постижению истинно должного.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Революция — есть благо в представлениях потомков, тогда как для её современников всё далеко не так очевидно. Алексей Толстой вольно или невольно взялся сравнить два отдалённо схожих исторических эпизода: приход к власти Петра I и аналогичное действие, совершённое большевиками. Пролитой крови оказалось с избытком, но в обоих случаях вершить судьбами брались обыкновенные люди или именно за их решением стояло, кому поручить управление государством. Не так уж Хованщина отличалась от событий, означивших властные полномочия для Временного правительства 1917 года, и не так отличается последующий стрелецкий бунт, обозначивший падение того же Временного правительства и переход власти в единые руки — как раз большевиков. А что же дальше? У власти становится сильная личность, ведущая страну к процветанию, невзирая на притеснение населения и приносимые во имя будущего огромные человеческие жертвы. Иногда требовалось собирать повсеместно люд, чтобы построить нечто великое — город на болоте или осуществить любой другой грандиозный проект, вроде возведения каналов. Обычно в таких случаях говорят: все совпадения случайны. Разве читатель в это поверит, когда речь про роман Толстого о Петре I?

Сей роман прежде всего интересен не наполнением, а вручением за него автору Сталинской премии, причём он стоял в списке первых её обладателей, и принято считать, что даже самым первым. Тем не менее, законченный к 1941 году, роман не являлся окончательным вариантом. Несколько лет спустя Алексей возьмётся за его продолжение, написав ещё одну часть, тем поведя повествование о жизни Петра до взятия Нарвы. Читатель не сожалеет о прекращении работы над этим литературным трудом, и не по причине смерти непосредственно Толстого. Тут скорее следует говорить о перенаполнении. Алексей расширил границы сообщаемой им информации, интересуясь ситуацией вокруг прочих европейских правителей, ставя их бытность в центр описываемого на страницах действия. Безусловно, конфликт между претендентами на королевские регалии Речи Посполитой важен, однако не до такой степени, чтобы ему соседствовать — а где-то и преобладать — с Петром в книге, названной его же именем.

На всём протяжении произведения, несмотря на растянутость описываемых сцен, Толстой расставлял определённые акценты. Он брал некий исторический отрезок, помещал в него придуманную специально проблематику, затем приступал к изложению событий под соответствующим их восприятием. Из романа в итоге вышло лоскутное одеяло, где читателю предлагается не равномерное следование по тексту, а соучастие в определённых сценах. Например, сообщая о детстве Петра, Толстой как бы упустил из внимания Хованщину. Из-за чего она случилась? В результате смерти царя Фёдора Алексеевича случился кризис царской династии, выраженный в непримиримых противоречиях двух сторон: одна поддерживала Софью и Ивана, а другая — Петра. По результатам бунта было решено поставить царями Ивана и Петра, Софью же назначить регентом. Об этом Толстой рассказывает. Что тогда странного? Сам бунт практически никак не рассматривается. На следующих страницах Алексей повествовал уже про детские годы Петра, показывая его любознательность и стремление делать нечто, из всего извлекая пользу. Пока не случится нового стрелецкого бунта, когда, со слов Толстого, в Москве произойдут массовые казни. И ежели при Хованщине стрельцы терзали бояр, то теперь уже бояре собственноручно рубили головы стрельцам. Но всё это воспринимается утрировано.

Так и будет повествовать Алексей Толстой, обсуждая любовные похождения Петра, его деятельность вне России, некоторые походы в сторону Турции, затронет и тему церковного раскола. Основное же — подготовка к строительству города на болоте, как символа преображающейся страны. А что будет после — не так важно. И взятие Нарвы уже не вызовет пристального внимания. Самое главное — побудить народ действовать во благо страны, пусть и через принесение себя в жертву чьим-то амбициям. Лишь бы Россия процветала, грозила шведу и прочая-прочая. Произведение об этом не могло не побудить к ещё большим свершениям.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В рамках сайта планируется ознакомиться с лауреатами Сталинской премии в области литературы и искусства. Перечень произведений прилагается:

1941
— Художественная проза
— Первая степень
— Алексей Толстой. За роман «Пётр I»
— Сергей Сергеев-Ценский. За роман «Севастопольская страда» (Книга 1, Книга 2, Книга 3)
— Михаил Шолохов. За роман «Тихий Дон» (Том 1, Том 2, Том 3, Том 4)
— Вторая степень
— Николай Вирта. За роман «Одиночество»
— Лео Киачели. За роман «Гвади Бигва»
— Алексей Новиков-Прибой. За 2-ю часть романа «Цусима»
— Поэзия
— Первая степень
— Николай Асеев. За поэму «Маяковский начинается»
— Янка Купала. За сборник стихов «От сердца»
— Павел Тычина. За сборник стихов «Чувство семьи единой» *
— Вторая степень
— Джамбул Джабаев. За общественные произведения *
— Василий Лебедев-Кумач. За стихотворные тексты общеизвестных песен *
— Георгий Леонидзе. За поэму «Сталин. Детство и отрочество»
— Сергей Михалков. За стихи для детей *
— Александр Твардовский. За поэму «Страна Муравия»
— Драматургия
— Первая степень
— Константин Тренёв. За пьесу «Любовь Яровая», поставленную в новой редакции
— Александр Корнейчук. За пьесы «Платон Кречет» и «Богдан Хмельницкий» *
— Николай Погодин. За пьесу «Человек с ружьём»
— Вторая степень
— Самед Вургун. За пьесу «Вагиф»
— Кондрат Крапива. За пьесу «Кто смеётся последним»
— Владимир Соловьёв. За пьесу «Фельдмаршал Кутузов» *
— Литературная критика
— Первая степень
— Игорь Грабарь. За книгу «Репин»

1942
— Художественная проза
— Первая степень
— Илья Эренбург. За роман «Падение Парижа»
— Василий Ян. За роман «Чингисхан»
— Вторая степень
— Анна Антоновская. За 1—2 части романа «Великий моурави» (Часть 1, Часть 2)
— Сергей Бородин. За роман «Дмитрий Донской»
— Поэзия
— Первая степень
— Николай Тихонов. За поэму «Киров с нами» и стихотворения «В лесах на полянах мшистых…», «Растёт, шумит тот вихрь народной славы…» и другие *
— Вторая степень
— Самуил Маршак. За стихотворные тексты к плакатам и карикатурам *
— Драматургия
— Первая степень
— Александр Корнейчук. За пьесу «В степях Украины» *
— Константин Симонов. За пьесу «Парень из нашего города»
— Вторая степень
— Самед Вургун. За пьесу «Фархад и Ширин» *

1943
— Художественная проза
— Первая степень
— Алексей Толстой. За трилогию «Хождение по мукам»: «Сёстры», «Восемнадцатый год», «Хмурое утро»
— Ванда Василевская. За повесть «Радуга»
— Вторая степень
— Павел Бажов. За книгу «Малахитовая шкатулка»
— Леонид Соболев. За сборник рассказов «Морская душа»
— Поэзия
— Первая степень
— Максим Рыльский. За сборники стихов: «Слово про рiдну матiр», «Свiтова зоря», «Свiтла зброя» и поэму «Мандрiвка в молодiсть»
— Михаил Исаковский. За тексты общеизвестных песен: «Шёл со службы пограничник…», «Провожание», «И кто его знает…», «Катюша» и другие
— Вторая степень
— Маргарита Алигер. За поэму «Зоя»
— Драматургия
— Первая степень
— Александр Корнейчук. За пьесу «Фронт»
— Леонид Леонов. За пьесу «Нашествие»
— Вторая степень
— Константин Симонов. За пьесу «Русские люди»
— За многолетние выдающиеся достижения в области искусства и литературы
— Первая степень
— Владимир Немирович-Данченко *
— Ксения Держинская *
— Вера Пашенная *
— Вера Мичурина-Самойлова *
— Викентий Вересаев *
— Александр Серафимович *
— Вторая степень
— Борис Асафьев *
— Иван Павлов *

1946 (январь)
— Художественная проза
— Первая степень
— Александр Степанов. За роман «Порт-Артур»
— Вячеслав Шишков. За роман «Емельян Пугачёв» (книга 1, книга 2, книга 3)
— Вторая степень
— Ванда Василевская. За повесть «Просто любовь»
— Борис Горбатов. За повесть «Непокорённые»
— Вениамин Каверин. За роман «Два капитана»
— Константин Симонов. За повесть «Дни и ночи»
— Поэзия
— Первая степень
— Аркадий Кулешов. За поэму «Знамя бригады»
— Алексей Сурков. За общеизвестные песни и стихи «Песня смелых», «За нашей спиною Москва», «Песня о солдатской матери», «Победа», «Песня защитников Москвы», «Бьётся в тесной печурке огонь…», «В смертельном ознобе»
— Александр Твардовский. За поэму «Василий Тёркин»
— Михаил Лозинский. За образцовый перевод «Божественной комедии» Данте Алигьери
— Вторая степень
— Павел Антокольский. За поэму «Сын»
— Гулям Гафур. За стихотворный сборник «Иду с Востока» *
— Леонид Первомайский. За сборники стихов «День рождения» и «Земля» *
— Александр Прокофьев. За поэму «Россия» и стихотворения «Не отдадим!», «Клятва», «Застольная», «За тебя, Ленинград!»
— Драматургия
— Первая степень
— Алексей Толстой. За драматическую повесть «Иван Грозный»
— Вторая степень
— Самуил Маршак. За пьесу-сказку «Двенадцать месяцев»

1946 (июнь)
— Художественная проза
— Первая степень
— Александр Фадеев. За роман «Молодая гвардия»
— Айбек. За роман «Навои»
— Вторая степень
— Валентин Катаев. За повесть «Сын полка»
— Андрей Упит. За роман «Земля зелёная»
— Поэзия
— Первая степень
— Аветик Исаакян. За стихотворения «Моей Родине», «Великому Сталину», «Бранный клич», «Сердце моё на вершинах гор», «Наша борьба», «Вечной памяти С. Г. Загияна»
— Якуб Колас. За стихотворения «Майские дни», «Дорогой славы», «Салар», «Родной путь», «Моему другу», «На запад», «Голос земли»
— Вторая степень
— Микола Бажан. За поэму «Даниил Галицкий», стихотворение «Клятва», цикл стихотворений «Сталинградская тетрадь»
— Вера Инбер. За поэму «Пулковский меридиан» (1943) и «Ленинградский дневник» («Почти три года»)
— Драматургия
— Первая степень
— Борис Лавренёв. За пьесу «За тех, кто в море!» *
— Вторая степень
— Владимир Соловьёв. За пьесу «Великий государь» *

1947
— Художественная проза
— Первая степень
— Эльмар Грин. За повесть «Ветер с юга»
— Вера Панова. За повесть «Спутники»
— Вторая степень
— Пётр Вершигора. За книгу «Люди с чистой совестью»
— Виктор Некрасов. За повесть «В окопах Сталинграда»
— Борис Полевой. За «Повесть о настоящем человеке»
— Поэзия
— Первая степень
— Саломея Нерис. За сборник стихов «Мой край»
— Симон Чиковани. За поэму «Песнь о Давиде Гурамишвили» и стихотворения «Гори», «Кто сказал», «Картлийские вечера», «Праздник победы»
— Вторая степень
— Петрусь Бровка. За поэмы «Хлеб» и «Думы про Москву», стихотворения «Брат и сестра», «Встреча», «Если бы мне быть…», «Народное спасибо»
— Андрей Малышко. За стихотворный сборник «Лирика» * и поэму «Прометей»
— Александр Твардовский. За поэму «Дом у дороги»
— Драматургия
— Первая степень
— Константин Симонов. За пьесу «Русский вопрос»
— Вторая степень
— Аугуст Якобсон. За пьесу «Жизнь в цитадели»

1948
— Художественная проза
— Первая степень
— Михаил Бубеннов. За 1-ю книгу романа «Белая берёза»
— Пётр Павленко. За роман «Счастье»
— Илья Эренбург. За роман «Буря»
— Вторая степень
— Олесь Гончар. За роман «Знаменосцы» (ч.1 «Альпы», ч.2 «Голубой Дунай»)
— Эммануил Казакевич. За повесть «Звезда»
— Берды Кербабаев. За роман «Решающий шаг»
— Валентин Костылев. За трилогию «Иван Грозный» («Москва в походе», «Море», «Невская твердыня»)
— Вера Панова. За роман «Кружилиха»
— Фёдор Панфёров. За роман «Борьба за мир»
— Третья степень
— Виктор Авдеев. За повесть «Гурты на дорогах»
— Борис Галин. За очерки «В Донбассе», «В одном городе»
— Тембот Керашев. За роман «Дорога к счастью»
— Вера Кетлинская. За роман «В осаде»
— Иван Козлов. За книгу «В крымском подполье»
— Иосиф Ликстанов. За повесть «Малышок»
— Николай Михайлов. За книгу «Над картой Родины»
— Поэзия
— Первая степень
— Николай Грибачёв. За поэму «Колхоз „Большевик“»
— Алексей Недогонов. За поэму «Флаг над сельсоветом»
— Владимир Сосюра. За сборник стихов «Чтобы сады шумели…» *
— Вторая степень
— Ян Судрабкалн. За сборник стихов «В братской семье» *
— Танк Максим. За сборник стихов «Кабы ведали» *
— Мирзо Турсун-Заде. За стихотворения «Индийская баллада», «Ганг», «Шли с туманного запада люди…», «Тара-чандри», «Висячий сад в Бомбее», «В человеческой памяти» *
— Драматургия
— Первая степень
— Борис Ромашов. За пьесу «Великая сила» *
— Аугуст Якобсон. За пьесу «Борьба без линии фронта»
— Вторая степень
— Николай Вирта. За пьесу «Хлеб наш насущный»
— Анатолий Софронов. За пьесу «В одном городе»
— Литературная критика и искусствоведение
— Первая степень
— Борис Асафьев. За книгу «Глинка»
— Вторая степень
— Борис Мейлах. За книгу «Ленин и проблемы русской литературы конца XIX и начала XX века»
— Милица Нечкина. За книгу «Грибоедов и декабристы»

1949
— Художественная проза
— Первая степень
— Василий Ажаев. За роман «Далеко от Москвы»
— Мухтар Ауэзов. За роман «Абай» (книга 1, книга 2)
— Константин Федин. За романы «Первые радости» и «Необыкновенное лето»
— Семён Бабаевский. За роман «Кавалер Золотой Звезды»
— Вторая степень
— Тихон Сёмушкин. За роман «Алитет уходит в горы»
— Вилис Лацис. За роман «Буря»(часть 1, часть 2, часть 3)
— Борис Полевой. За сборник рассказов «Мы — советские люди»
— Аркадий Первенцев. За роман «Честь смолоду»
— Владимир Попов. За роман «Сталь и шлак»
— Елизар Мальцев. За роман «От всего сердца»
— Олесь Гончар. За роман «Злата Прага» (3-я книга романа «Знаменосцы»)
— Третья степень
— Георгий Гулиа. За повесть «Весна в Сакене»
— Юрий Лаптев. За повесть «Заря»
— Виссарион Саянов. За роман «Небо и земля»
— Анна Саксе. За роман «В гору»
— Иван Рябокляч. За повесть «Золототысячник» *
— Тугельбай Сыдыкбеков. За роман «Люди наших дней» *
— Ганс Леберехт. За повесть «Свет в Коорди»
— Владимир Добровольский. За повесть «Трое в серых шинелях» *
— Юрий Яновский. За «Киевские рассказы» *
— Вадим Сафонов. За книгу «Земля в цвету»
— Фёдор Панфёров. За роман «В стране поверженных»
— Поэзия
— Первая степень
— Михаил Исаковский. За сборник «Стихи и песни» *
— Константин Симонов. За стихотворный сборник «Друзья и враги»
— Николай Тихонов. За стихотворный сборник «Грузинская весна»
— Вторая степень
— Степан Щипачёв. За сборник «Стихотворения» *
— Николай Грибачёв. За поэму «Весна в „Победе“» *
— Михаил Луконин. За поэму «Рабочий день» *
— Микола Бажан Микола. За сборник стихов «Английские впечатления»
— Аркадий Кулешов. За поэму «Новое русло» *
— Якуб Колас. За поэму «Хата рыбака»
— Мамед Рагим. За поэму «Над Ленинградом» *
— Самуил Маршак. За перевод сонетов В. Шекспира
— Драматургия
— Первая степень
— Анатолий Софронов. За пьесу «Московский характер»
— Николай Вирта. За пьесу «Заговор обречённых» («В одной стране»)
— Вторая степень
— Александр Корнейчук. За пьесу «Макар Дубрава»
— Анатолий Суров. За пьесу «Зелёная улица»
— Сандро Шаншиашвили. За пьесы «Арсен», «Герои Крцаниси», «Имеретинские ночи» *
— Валентина Любимова. За пьесу «Снежок» *

1950
— Художественная проза
— Первая степень
— Семён Бабаевский. За 1-ю часть романа «Свет над землёй»
— Вторая степень
— Фёдор Гладков. За «Повесть о детстве»
— Айни. За 1—2 части книги «Бухара» («Воспоминания»)
— Эммануил Казакевич. За роман «Весна на Одере»
— Натан Рыбак. За 1-ю книгу романа «Переяславская Рада»
— Константин Седых. За роман «Даурия»
— Александр Волошин. За роман «Земля Кузнецкая»
— Третья степень
— Мехти Гусейн. За роман «Апшерон»
— Василий Ильенков. За роман «Большая дорога»
— Александр Чаковский. За роман «У нас уже утро»
— Григорий Медынский. За роман «Марья» *
— Антонина Коптяева. За роман «Иван Иванович»
— Вера Панова. За повесть «Ясный берег»
— Иван Василенко. За повесть «Звёздочка»
— Ксения Львова. За повесть «На лесной полосе» *
— Алексей Мусатов. За повесть «Стожары»
— Поэзия
— Вторая степень
— Александр Яшин. За поэму «Алёна Фомина»
— Рустам Сулейман. За сборник стихов «Два берега» *
— Агния Барто. За сборник «Стихи детям» *
— Иосиф Гришашвили. За однотомник стихов *
— Третья степень
— Евгений Долматовский. За сборник стихов «Слово о завтрашнем дне»
— Пётр Комаров. За циклы стихов «Зелёный пояс», «Новый перегон», «Маньчжурская тетрадь» *
— Мирсаид Миршакар. За поэмы «Золотой кишлак» и «Непокорный Пяндж»
— Степан Олейник. За цикл сатирических стихов «Наши знакомые» *
— Максим Рыльский. За перевод на украинский язык поэмы А. Мицкевича «Пан Тадеуш»
— Драматургия
— Первая степень
— Всеволод Вишневский. За пьесу «Незабываемый 1919-й»
— Вторая степень
— Сергей Михалков. За пьесы «Я хочу домой» и «Илья Головин»
— Константин Симонов. За пьесу «Чужая тень»
— Борис Лавренёв. За пьесу «Голос Америки»
— Литературная критика и искусствоведение
— Вторая степень
— Владимир Ермилов. За книги «А. П. Чехов» и «Драматургия Чехова» *
— Сергей Макашин. За книгу «Салтыков-Щедрин» *
— Яков Эльсберг. За книгу «А. И. Герцен. Жизнь и творчество»
— Третья степень
— Гейдар Гусейнов. За книгу «Из истории общественной и философской мысли в Азербайджане XIX века» *
— Евгений Мозольков. За книгу «Янка Купала»

1951
— Художественная проза
— Первая степень
— Фёдор Гладков. За повесть «Вольница»
— Галина Николаева. За роман «Жатва»
— Вторая степень
— Семён Бабаевский. За 2-ю книгу романа «Свет над землёй»
— Гумер Баширов. За роман «Честь»
— Мирза Ибрагимов. За роман «Наступит день»
— Алексей Кожевников. За роман «Живая вода»
— Николай Никитин. За роман «Северная Аврора»
— Кави Наджми. За роман «Весенние ветры»
— Анатолий Рыбаков. За роман «Водители»
— Михаил Соколов. За роман «Искры»
— Александр Чейшвили. За роман «Лело» *
— Третья степень
— Сергей Антонов. За книгу рассказов «По дорогам идут машины»
— Николай Бирюков. За роман «Чайка»
— Александр Гудайтис-Гузявичюс. За роман «Правда кузнеца Игнотаса» *
— Виталий Закруткин. За роман «Плавучая станица»
— Анна Караваева. За трилогию «Родина» (романы «Огни», «Разбег», «Родной дом»)
— Лев Кассиль и Макс Поляновский. За повесть «Улица младшего сына»
— Берды Кербабаев. За повесть «Айсолтан из страны белого золота»
— Вадим Собко. За роман «Залог мира»
— Михаил Стельмах. За роман «Большая родня»
— Салчак Тока. За повесть «Слово арата»
— Юрий Трифонов. За повесть «Студенты»
— Мариэтта Шагинян. За книгу очерков «Путешествие по Советской Армении»
— Иван Шамякин. За роман «Глубокое течение»
— Поэзия
— Первая степень
— Андрей Малышко. За сборник стихов «За синим морем»
— Самуил Маршак. За сборник «Стихи для детей» *
— Степан Щипачёв. За поэму «Павлик Морозов»
— Вторая степень
— Григол Абашидзе. За циклы стихов «Ленин в Самгори», «На южной границе» *
— Алексей Сурков. За сборник стихов «Миру — мир!» *
— Теофилис Тильвитис. За поэму «На земле Литовской» *
— Гамзат Цадаса. За сборник стихов «Избранное» *
— Третья степень
— Ольга Берггольц. За поэму «Первороссийск»
— Петрусь Бровка. За сборник стихов «Дорога жизни» *
— Платон Воронько. За сборники стихов «Доброе утро», «Славен мир» *
— Миклай Казаков. За сборник стихов «Поэзия — любимая подруга»
— Семён Кирсанов. За поэму «Макар Мазай»
— Расул Рза. За поэму «Ленин» *
— Геворк Эмин. За сборник стихов «Новая дорога» *
— Драматургия
— Вторая степень
— Ило Мосашвили. За пьесу «Потопленные камни»
— Анатолий Суров. За пьесу «Рассвет над Москвой»
— Александр Штейн. За пьесу «Флаг адмирала»
— Третья степень
— Николай Дьяконов. За пьесу «Свадьба с приданым»
— Александр Корнейчук. За пьесу «Калиновая роща»
— Кондрат Крапива. За пьесу «Поют жаворонки»
— Юлий Чепурин. За пьесу «Совесть»
— Литературная критика и искусствоведение
— Вторая степень
— Дмитрий Благой. За книгу «Творческий путь Пушкина (1813-26)» *
— Третья степень
— Владимир Орлов. За книгу «Русские просветители 1790—1800 годов»

1952
— Художественная проза
— Первая степень
— Степан Злобин. За роман «Степан Разин»
— Вилис Лацис. За роман «К новому берегу»
— Вторая степень
— Ванда Василевская. За трилогию «Песнь над водами» («Пламя на болотах», «Звёзды в озере», «Реки горят»)
— Ярослав Галан. За памфлеты из сборника «Избранное»
— Дин Лин (Китай). За роман «Солнце над рекой Сангань»
— Николай Задорнов. За романы: «Амур-батюшка», «Далёкий край», «К океану»
— Орест Мальцев. За роман «Югославская трагедия»
— Андре Стиль (Франция). За роман «Первый удар»
— Третья степень
— Тамаш Ацел (Венгрия). За роман «Под сенью свободы»
— Владимир Беляев. За трилогию «Старая крепость»
— Янка Брыль. За повесть «В Заболотье светает»
— Дмитрий Ерёмин. За роман «Гроза над Римом»
— Георгий Марков. За роман «Строговы»
— Игорь Муратов. За «Буковинскую повесть»
— Шандор Надь (Венгрия). За рассказ «Примирение»
— Лев Никулин. За роман «России верные сыны»
— Николай Носов. За повесть «Витя Малеев в школе и дома»
— Валентина Осеева. За 1—2 книги повести «Васёк Трубачёв и его товарищи»
— Виктор Полторацкий. За книгу очерков «В дороге и дома» и очерки 1951 года
— Евгений Поповкин. За роман «Семья Рубанюк»
— Чжоу Ли-бо (Китай). За роман «Ураган»
— Поэзия
— Первая степень
— Николай Тихонов. За циклы стихов «Два потока» и «На Втором Всемирном конгрессе мира»
— Вторая степень
— Антанас Венцлова. За сборник стихов «Избранное»
— Сильва Капутикян. За сборник стихов «Мои родные»
— Георгий Леонидзе. За поэмы «Бершоула» и «Портохала»
— Третья степень
— Расул Гамзатов. За сборник стихов и поэм «Год моего рождения»
— Владимир Замятин. За поэму «Зелёный заслон»
— Микола Нагнибеда Микола. За сборник «Стихи»
— Юхан Смуул. За сборник «Стихотворения. Поэмы»
— Драматургия
— Вторая степень
— Хэ Цзин-чжи и Дин-Ни (Китай). За пьесу «Седая девушка»
— Третья степень
— Абдулла Каххар. За пьесу «На новой земле»
— Павел Маляревский. За пьесу «Канун грозы»
— Литературная критика и искусствоведение
— Третья степень
— Берта Брайнина. За книгу «Константин Федин»
— Николай Горчаков. За книгу «Режиссёрские уроки К. С. Станиславского» (2-е издание)

*Данные произведения не представляется возможным найти в электронном, либо бумажном виде; либо по некоторым позициям требуется проводить отдельное исследование

Это тоже может вас заинтересовать:
— Большая книга: Лауреаты
— Букеровская премия: Лауреаты
— Гонкуровская премия: Лауреаты
— Госпремия РФ: Лауреаты
— Национальный бестселлер: Лауреаты
— НОС: Лауреаты
— Русский Букер: Лауреаты
— Ясная поляна: Лауреаты