trounin.ru

Всё это было! Было это! И вот опять всё повторилось. Куда не направляй ты взор, ведь ничего, увы, не изменилось. Опять! Опять позор. Нет, старания напрасны будут, как не взывай ты к совести людей, тебе и рифма не нужна, покуда люди остаются хуже сволочей. Такая истина нам издревле ясна. Для того прошлое подаётся в качестве примера, кто бы брался его изучать, пусть лучше теплится в надежду вера, чем проявить терпение и об ошибках собственных узнать. В том тягость мысли, благо литература сохраняет в века канувшего след, и вроде мы к тому привыкли, но не понимаем источника всех нынешних бед. Что же, оглянитесь назад, возьмите Ревича стихи, не из стремления переводить Обинье он старался. Александр показывал тем устремления свои, дабы звон мечей ушей мирного люда никогда не касался.

Почему Обинье? Кто этот муж? Отчего верить именно сему поэту французских седин? О чём он мог поведать? Его слушать? Нет уж. Всё равно рецепт человеческого горя един. Читатель, опомнись, выветри спесь. Тебе желается критики? Тебя подмывает сказать? Пред нами ты горишь желанием весь, одному тебе известную мудрость всем доказать. Однако, читатель, всё же ты глуп. И глупы те, кто в гордости своей забывает о прошлом. К тому же ты, читатель, на мудрые советы скуп, раз вещаешь о чём-то, находя простое в сложном. Успокойся, читатель, возьми перевод Трагических поэм, внемли Ревича переводным словам. Может найдёшь в сиюминутном огласку вечных проблем, ежели не можешь в подобном разобраться сам.

Подумать только, Франции судьба — бороться за людское счастье. И, надо же, Франция — нам непонятная страна, где каждый воспринимает день новый за проклятье. Кому спасибо скажет современный галл? Куда он обратится за укором? Он с рождения опустошён — устал, он сжигаем внутренним раздором. С того момента, когда становление французов началось, померк солнца свет, взошла над будущей Францией Луна, и наступила для французов бесконечная ночь — не уступит Солнцу места никогда она. Всё потому, ибо французы вечно правды не найдут, они сражаются за что-то. Никак себя французы не поймут. Сама жизнь для них — забота.

Но говорить о Франции не хватит сотни лет. Пожалуй, нужно взять отрезок точный. Варфоломеевская ночь — памятный сюжет? Для закрепления французов мук пример, пожалуй, самый точный. О! Это было время битвы, сошлись две рати насмерть биться. Для гугенотов то пора ловитвы, от католиков им пришлось схорониться. В тот год менялась жизнь для Обинье, он двадцатилетним выбор принимал, и находил лучшее себе, о чём он после в поэмах трагических многократно писал. Он видел кровь, он лил кровь сам, и кровь лилась, лилась… и вновь! Лилась, но уже от ему нанесённых врагами ран. И мысль возникла у тогда ещё юнца, что не положено так людям биться, ведь не имеет права человек убивать деяние творца — не мог он для того на свет сей появиться.

А горе человечества — не в жажде брать чужое, не отдавать взращенное рукой. Отнюдь, горе — оно ведь простое! Дабы понять — историю лишь открой. Что было издревле? Кровь люди лили. Зачем же лили? Кто бы знал. Себя бы люди взяли и спросили: кто счастья достиг, когда так поступал? Но нет ответа, и не будет. Опять пойдут в сраженье с доблестью они. От человека всё же не убудет… родятся для битв новые сыны.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Как не сказать о силе русского народа, что манила завоевателей отринуть прошлое, став частью социума россиян? Ярким примером того стал чингизид Даир, приходившийся Берке племянником. В 1253 году он услышал речи Кирилла (архиепископа Ростова), бывшего в то время в Орде. Проникнувшись рассказами о чудесах христианских святынь, убедившись в чудесных свойствах поступков самого Кирилла, Даир вернулся с ним в Ростов, приняв христианство и став с той поры прозываться Петром. Сей монгольский отрок отказался от наследства отца, раздал имевшееся у него бедным, а на оставшееся возвёл церковь.

В повести о Петре не сообщается, почему Даир отошёл от верований предков. Монголы вообще не имели склонности выделять религии, относясь к ним одинаково. Они твёрдо знали — существует определённая вера, которой могут придерживаться только монголы, тогда как до прочих им дела нет. Но отчего Даир предпочёл именно христианство? Хотя, почему бы и нет, он мог давно испытывать склонность к чему-то вроде несторианства — довольно распространённому среди его соотечественников, чтобы однажды отказаться от сего учения, предпочтя в дальнейшем следовать греческой вере — известной теперь как православие. Как бы оно не было на самом деле, факт крещения Даира считается исторически достоверным. Всё прочее останется домыслами.

Приехав в Ростов, Даир имел видение — к нему пришли апостолы Пётр и Павел, повелев заложить в здешней местности церковь. И предстоит только строить предположения, каким образом Даир продолжал жить в пределах Руси. Действительно ли он слыл за кроткого человека, в набожности своей уподобившись светильнику? О том нет точных свидетельств. Зато повесть о Петре пытается рассказывать о потомках Даира.

Сколько не будь ратующим за Русь, не проявляй рвения за отстаивание её интересов: являясь при этом пришлым — пришлым ты и останешься в глазах русского человека. Безусловно, данная позиция россиян является губительной. Само понимание россиян, насколько бы оно не являлось производным от древних россов, всё же служит объединяющим население Руси и России определением. Не в том величие страны, чтобы кичиться русскостью. Впрочем, это лишь предварительное слово к должному быть сообщённым далее.

У Петра был внук по имени Юрий. Этот Юрий вёл благую жизнь, никому не переходил дорогу, оставаясь глубоко верующим человеком. Но, ведь никуда от прошлого не денешься, он являлся потомком чингизида. Из-за чего окружение испытывало недовольство, имевшее не столько неприятие по признаку инородности, а согласно невозможности терпеть рядом человека, чья кровь родственна полонившим Русь людям. Имелись у Юрия земли, коими желали располагать ростовские князья. Пришлось внуку Даира пользоваться тем, отчего открестился его дед — то есть грозить Ордою. И даже правнук Юрия — Игнат — продолжал испытывать сходное давление. Составителю повести о Петре только и оставалось, что всех призвать к благоразумию, поскольку важнее не прошлое, а происходящее сейчас. Так понимает и далёкий потомок, когда видит, что некто поступает на благо России, то должен тому оказывать всяческое содействие, а не чинить препятствия, забыв о рациональности доставшегося ему от древнейших предков мышления.

Возвращаясь к первым словам о манящей иностранцев Руси, нужно обязательно пояснить. Действительно, кто бы не приходил на Русь, он или оставался и становился россиянином, а внуки его русскими, либо уходил и более не возвращался, оставшись тем же, кем был. Так произошло и с рядом монгольских завоевателей, чьи сыны шли на службу к русским князьям, и уже начиная с их внуков они не мыслили себя вне российского социума.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Приключения Аллана Квотермейна» | Книга №8

А был ли слон? Определённо слон был, но был ли он в прежней книге о похождениях Аллана Квотермейна? Легко запутаться, особенно учитывая случившийся в творчестве Хаггарда кризис. Завязка очередной книги построена по тому же принципу, но на этот раз не на просторах Африки, а где-то в тихом уголке Англии, куда отправился главный герой цикла, чтобы пострелять с друзьями фазанов. Читатель привык ожидать раскрытия повествования, покуда Райдер не удовлетворит собственный интерес к охотничьему ремеслу, тем более к такому, до какого он ещё не нисходил. Охотиться на птицу, причём без угрозы для жизни стрелка — весьма необычное обстоятельство. Тем не менее, охотиться на фазанов накладно — требуется значительная сумма, ибо всякая работа должна быть оплачена. Собирать фазанов не просто, считать их ещё труднее, а самое сложное — определить, чья пуля сразила птицу. Что же, разобравшись с особенностями стрельбы по обитающим на Туманном Альбионе созданиям, Райдер оказался готов поведать историю про путешествие за древним артефактом, представляющим интерес для узкого круга лиц.

Дитя из слоновой кости и есть тот самый артефакт. И он действительно древний. Эта фигурка была вырезана из слоновой кости не позже времён фараонов. Насколько к ней полагается испытывать интерес? Тут вопрос непосредственно к Хаггарду. В любом случае, важность представляют сборы, дорога, вероятное похищение и стремительное бегство. Сценарий известен — осталось придумать детали. И надо сказать, первоначальная охота на фазанов — уже занимающая внимание деталь. Второй таковой деталью является показ Аллана в качестве добропорядочного англичанина, не стремящегося нажиться за счёт чужого горя. И тут надо тоже сказать — такие англичане являются величайшей редкостью. Убив больше всех фазанов, он распорядился деньги отдать на благотворительность.

Говорят, в Африке есть арабское племя, издавна поклоняющееся мальчику. Насколько это правда? Не суть важно. Впереди читателя ждут другие приключения. Вполне логично предположить преграду в виде слонов, хотя бы один раз. Причём не простых слонов, а воинственно настроенных. Могли быть львы, но и без них Квотермейну хватит забот. Не придётся стрелять и по грифам. Лишь зулусы проявят себя, словно их край действительно способен порождать множество необычных ситуаций, чем Хаггард непременно пользовался.

Само дитя из слоновой кости — не великого значения ценность. Прибыль она точно не принесёт. Пусть Аллан не являлся склонным наживаться, но и проходить мимо очевидных залежей драгоценностей он точно не привык. Копи царя Соломона — это безусловно важно, только по внутренней хронологии цикла Аллан ещё не отправлялся на их поиски. Гораздо ощутимее для кармана узнать о кладбище слонов. С существованием подобного не поспоришь, понимая, всякий слон умирает, и может быть отправляется в последний путь в определённое место, либо некогда случилось событие, разом похоронившее стадо. Зная о кладбище слонов, обретаешь лёгкий способ обогащения.

Куда вынесет Квотермейна, Хаггард должен был определять по мере написания произведения. И кто против него выступит, заранее определить было нельзя. Впрочем, примечательно само желание Райдера разнообразить повествование. Он явно понимал — читатель ему не простит очередного проходного рассказа о приключениях Аллана. Нужно добавить опасность хотя бы в виде змеи. Вроде ничего особенного, зато подобных состязаний Квотермейну ещё не выпадало.

О чём читатель задумается по завершении чтения? Он непременно подумает о фазанах. Вот чего не хватало в приключениях Аллана — настоящей жизни из реальной действительности, а не из изрядно надоевшей фантазии о зулусах.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Приключения Аллана Квотермейна» | Книга №7

У английских писателей не так-то просто установить, когда то или иное произведение было написано. Например, что считать за дату издания «Священного цветка»? Можно дату первой публикации отдельным изданием — это 1915 год. А можно взять во внимание журнальный вариант, выходивший годом ранее. А если нет точных сведений, остаётся разводить руками. Лишь кажется, будто время написания — не является существенно важным. Но ведь из-за подобных неточностей допускаются ошибки в суждениях. Потому и возникают домыслы, ибо иначе не получится размышлять. Ведь отчего-то Хаггард вернулся к циклу об Аллане, и всё-таки не Первая Мировая война его к тому подвигла.

Вновь читателя ожидает путешествие по неисследованным местам Африки. Причина — существует цветок в единственном экземпляре, считающийся самым дорогим растением на свете. Может даже дороже пьемонтских белых трюфелей, с чьей стоимостью не сравнится даже золото, взятое по весу в том же соотношении. Осталось собрать экспедицию, для чего найти человека, способного оплатить расходы. В этом плане Райдер ничего нового не предложил. Опять долгие сборы, обсуждение нюансов, распределение процентов будущей прибыли между компаньонами. И самое обыденное — главной наградой окажется туземка, должная достаться одному из членов экспедиции. Если читатель готов продолжать знакомиться с текстом произведения, тогда только различия в деталях смогут ему принести радость от чтения.

Так откуда Аллан узнал про цветок? Была охота близ Лимпопо, удалось сразить пару львов. Таким уловом не похвастаешься. Вот тогда и стало известно о цветке. Трудность в другом — до него необходимо сперва дойти. Преградой станут большого размера звери, довольно кровожадные, однако весьма дряхлые. Будет на пути страшная обезьяна, откусывающая людям пальцы. И непременно обозначит себя слон, способный нанести смертельные увечья человеку. Об этом осталось в красках рассказать, чем Хаггард и занимался. Можно сказать, Райдер держал в напряжении читателя, раз за разом обещая опасные приключения. На деле всё оказывалось предсказуемым.

А что же цветок? Всего-то очередной предмет архаичного культа. Охраняется он белокожими жрицами. Раздобыть его не сложно, просто нужно найти общий язык с девушками. Покуда они являются женщинами, значит и Хаггард найдёт старый как мир способ. Ему не составит труда пробудить пылкие чувства, а затем устроить спешный побег от разгневанных преследователей. Разве читатель не ожидал подобного развития событий? Очередная редкость на поверку получилась набившим оскомину сюжетом.

Раз цветок выкрадут, тогда он должен прижиться где-то ещё и ныне легко доступен. Значит и Хаггард рассказал всего лишь легенду. И было бы оно так, но Райдер предпочёл оставить повествование недосказанным. Цветок действительно разрастётся, только дальше отведённого для него пространства он распространиться не сможет. Да и цена его явно завышена. А вернее — если вещь бесценна, она в прямом смысле может не иметь цены, то есть оной вовсе не иметь, так как сия вещь в действительности никому не нужна.

Зато читателю рассказана ещё одна история из цикла о приключениях Квотермейна. Толком о ней не сообщишь, учитывая неоднократное авторское повторение. Получается пересказ, вполне имеющий право на существование. От таких произведений можешь ждать интересного повествования, вспоминая прежние яркие работы Хаггарда. Не всему светить ярким светом и служить путеводной звездой для литературы. Чему-то требуется быть созданным для оттенения славы прочих произведений. Примерно так обстоит дело со «Священным цветком», написанным, грубо говоря, для количества, тогда как читатель продолжил ожидать нечто, способное пробудить уже подзабытые благоприятные впечатления от чтения книг Райдера.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Разговоры вокруг воцарения Екатерины Великой полны неоднозначности. Особенно это наглядно в художественной литературе. Всякий мастер пера сказывает известные ему события на собственный лад, из-за чего исторические лица превращаются в персонажей, обречённых следовать за фантазией потомков. Чем же сумел отличиться Всеволод Иванов? Он не стал излишне отдаляться касательно самой Екатерины, однако сделав то в отношении Фридриха II — короля Пруссии. Действие на том и построено, что русский народ не склонен принимать иностранные веяния, особенно когда это затрагивает его интересы. Читатель просто обязан будет к концу повествования понять, что Петра III погубила склонность к немецким порядкам. Хотя, всё скорее сложилось именно так, как оно произошло. Но ведь Иванов имел право на собственную точку зрения, которой он и поделился с читателем.

Фридрих II крайне важен для сюжета. Этот человек, если верить Всеволоду Иванову, трепетал перед Россией. Даже больше, Фридрих опасался оказаться в числе противников Российской Империи, признавая за сим государством право на могущество. Вместе с тем, он имел планы влиять на Россию через юную Фике, получившую приглашение прибыть ко двору Елизаветы Петровны, с дальнейшей целью венчания на наследнике престола — Петре. Всё прочее для повествования теряется. Тогда как политические аспекты выходят на первый план. Самое желанное Фридрихом — скорейший раздел Польши. Собственно, читателю известно — при Екатерине действительно свершится три раздела Речи Посполитой, в результате чего данное государство на несколько столетий прекратит самостоятельное существование.

Ещё один аспект повествования касается недопустимости объединения Пруссии с Австрией. Иванов делился мыслями, будто сообщал пророчество. Именно подобного объединения Россия не должна была допустить. Ответ очевиден! Стоит немцам и австрийцам сойтись, как тут же последует военная агрессия против России. Надо признать, опять же согласно предложенного Всеволодом варианта, Екатерина, ещё будучи невестой Петра, окажет посильную помощь Фридриху, поспособствовав замедлению продвижения русских армий, тем предотвращая крах Пруссии. Но почему этого не стал добиваться непосредственной Пётр? Как раз его за глаза прозывали генералом прусской армии. И тут Иванов категоричен, выводя Петра спесивым созданием, с десяти лет не обходившегося без алкоголя.

Несмотря на политику Екатерины, основным разрушителем могущества страны выступит непосредственно Пётр. Пусть ситуация и поныне кажется неоднозначной. Надо понимать — что Екатерина, что Пётр: оба являлись изначально далёкими от России людьми, получившими возможность государствования по праву отдалённых родственников Елизаветы Петровны. И как не рассуждай о представленном Всеволодом сюжете, всё равно придётся однозначно утверждать — в свершившемся дворцовом перевороте виноваты лишь амбиции устроившего его людей. И никак не тот факт, якобы некогда битые русскими пруссаки неожиданно стали по социальному положению выше победителей. Иванов тем только запутывался сам, вводя в заблуждение и читателя.

Окончание «Императрицы Фике» — публикация первого манифеста, гласящего о случившихся в государстве переменах. Уже ничего не мешало Екатерине объявить право на императорство, причём даже не в качестве регента при малолетнем Павле, а на правах единоличного правителя, получившего власть над государством в силу должных быть всем очевидными причин.

И всё-таки читатель не возразит Всеволоду. Нет, он не ставил Екатерину в качестве исполнителя указаний Фридриха. Отнюдь. Екатерина стремилась, чтобы в Европе сохранялось какое-никакое равновесие. Ежели оставить сильную Пруссию, то у соседних держав хватит забот, среди которых места России не найдётся. Тем воплощался принцип ведения войн по сценарию Туманного Альбиона. Порою кажется, что ключ к успеху России как раз и заключается в необходимости существования не единой, а разделённой Европы. И уже согласного такому мнению получается сделать вывод: Екатерина ставила интересы России выше, нежели чьи-то ещё.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Лучший образчик патерика — Киево-Печерский. Прочие жития святых отцов, составленные в виде сборников, сравниться с ним не могут. Но поскольку братии каждого монастыря позволительно писать о достойных памяти светильниках, то имели на то право и монахи града Волока Ламского, составившие в начале XVI века свой собственный патерик, возведя его к временам стародавним, ещё апостола Андрея Первозванного упоминая. Основными же лицами патерика стали Макарий Калязинский, Иосиф Волоцкий и Пафнутий Боровский.

Волок Ламский — город древний, ничем не уступающий Новгороду, а может и постарше его. Основан он на том месте, где суда по земле волочили. И ходил по той земле Андрей Первозванный, славян к вере во Христа призывая. Да забыты были его наставления, покуда не прошло лет с тысячу, и покуда не стал Новгород Великим, под властью варягов расцветший. Тогда же и Волок Ламский был принят во внимание, ибо не раз сходились к спору за него интересы княжеств соседствующих.

Первые храмы на земле волоколамской призвал строить пророк Илия, явившийся к местному князю, повелел он тогда и город возвести рядом с храмами. И было то чудо, ибо чудом было и иго на Русь пришедшее, до Волока Ламского не дошедшее. Сам архангел Михаил встал на защиту городу, отвратив взор орд Батыя от дальнейшего в его сторону продвижения. И всё же затронуло татарское племя храмы местные, правда опосредованно и во имя благопроцветания. Это исходило от Пафнутия Боровского, чей предок был крещённым татарином.

Что же до братии монастырей Волока Ламского, то среди оной мужей славных имелось предостаточно. Более прочих славить положено монаха Ефимия, всякий раз плакавшего. О чём бы не мыслил Ефимий, о светлом ли или о горьком он думу думал, молился ли за благо всеобщее или к Богу мольбы обращал о чём ином — всегда плакал он. А прочая братия, пусть и сказано о ней предостаточно, такой же славы не имела, если не говорить об особых светильниках, вроде Макария, Иосифа или Пафнутия.

Вот сказывается в патерике о Макарии Калязинском, основавшем Калязинский монастырь там, где жил бедняк Каляга. До седин Макарий оставался истинным светильником, не соглашавшийся принимать игуменство над братией. Но кого не ставил он игуменом, всякий плутом оказывался, столь высокого сана должный быть обязательно лишённый. Долго терпел Макарий, пока не согласился стать игуменом, заведя порядки, что Богу угодные. Заглядывая наперёд, вспоминая написанную в XVII веке Калязинскую челобитную, видишь, как светильником был один Макарий, тогда как прочая братия Калязинского монастыря всегда стремилась к непотребству. Славен Макарий ещё и чудесами, случавшимися после смерти его. Уже само то, что его тело через сорок лет извлекли… и было нетленно оно — чудо. Так и исцеление людей от мощей — чудо.

Прочие события, в Волоколамском патерике описанные, — повод для раздумий. Про Ивана Калиту сказывается, раздававшего деньги нищим, но получившего урок — не должен он думать за благость свою о себе свыше положенного. Про двух братьев, в плен татарский попавших, один из которых принял образ жизни их, а другой брат сопротивлялся, отчего и вышел из плена живым, не растерзанный, подобного брату, принявшему кару от татар разгневавшихся, на костре его поджаривших, будто свинью запечь решившихся. Про воров сказывается, у Пафнутия задумавших волов украсть, после в лесу заблудившихся, каявшихся в совершённом ими прегрешении.

Есть в патерике истории и совсем странные, сказанные для острастки паствы. Совокупился один мужчина со скотом, ибо жена отказала ему в близости, и умер вскорости. Другому мужу жена отказала в близости, возлёг он с другою женщиной, и умер он на постели её, ибо греховен был поступок его.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В некоторых повестях Загоскин тяготел к драматургии. Текст напрямую сбивался в характерную для построения пьес форму. Действие превращалось в беседу определённых задействованных в разговоре лиц, тогда как прочее отходило на второй план. Лучше всего такой подход к творчеству заметен по произведениям «Три жениха» и «Официальный обед».

«Три жениха» — это наставительное повествование, служащее ярким объяснением пословицы про двух зайцев, за которыми если погонишься, то ни одного из них не поймаешь. Суть в том, что женитьба для русского дворянства — это способ поправить положение в обществе, не только самих вступающих в брак, но и всего многочисленного семейства. И как не возрадоваться, когда есть возможность постараться обрести самое лучшее от всех возможных вариантов. Именно таким образом будет обстоять дело в повести у Загоскина. Покуда к одной невесте сватаются три примечательных жениха, от каждого можно потребовать определённых обязательств, тем способствуя дальнейшему процветанию, даже в случае совершения выбора в пользу другого жениха.

Вот тогда и встанет перед глазами читателя пословица о двух зайцах. Вполне может оказаться, что желая обрести изобилие возможностей, в итоге останешься вовсе без всего, а то ещё и с грузом проблем. По такому сценарию действие и развивается. Пусть и казалось изначально — надо пользоваться любыми возможностями, лишь бы обеспечить собственное благополучие. На самом деле получалось иначе — играя с судьбой, начинаешь проигрывать там, где никогда не думал оказаться в числе потерпевших поражение.

Остаётся единственное — соглашайтесь с предлагаемым вам вариантом как можно скорее, не стараясь выгадать. А то получится в сходном виде, как оно случилось с терзаемыми выбором действующими лицами у Загоскина. Не гонитесь за двумя зайцами! Вам хватит и одного из них, а другому позвольте остаться вне вашей сферы интересов.

К вопросу о взаимоотношениях между мужчинами и женщинами Михаил вернулся в повести «Официальный обед». Несмотря на рваное повествование, концентрации внимания читателя на посторонних сюжетных размышлениях, удастся вычленить только самое важное, каким бы надуманным оно не показалось. Важнее видеть попытки устроить личную жизнь через брак, учитывая то обстоятельство, что не всегда социальное положение или финансовое благополучие рассматривается в качестве приоритетной составляющей, порою ценятся обыкновенные человеческие качества, вроде внешней привлекательности или общего благоприятного впечатления.

Допустим, невеста ищет в мужья красавца. Но будет ли она с ним счастлива? Жизненные наблюдения показывают — чем менее красив муж, тем более счастливой оказывается жена. Объяснять такую логику не требуется. Но тогда можно подумать, что и в случае наоборот, если менее красива жена, то муж более счастлив, хотя никто не возьмётся рассуждать именно так, понимая различие в мировосприятии между мужчиной и женщиной.

Как не пытайся рассуждать, в коротком монологе дать взвешенный ответ не сможешь. Для этого потребуется исписать никак не меньше страниц, чем то сделал Загоскин, создавая тот же «Официальный обед». Однако, несмотря на объём, произведение не несёт глубокой смысловой нагрузки, оставаясь преимущественно художественной работой. С нею можно ознакомиться, ответить на заданные кем-то вопросы (если чтение было не на добровольных началах), а после забыть, толком не вынеся морали, поскольку оная в некоторых произведениях обнаружена быть не может, как в случае с «Официальным обедом».

Касательно «Официального обеда» нужно пояснить ещё и то, что Загоскиным позже было пересмотрено содержание повести, получившей уже другое название — «Заштатный город».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Раз пошла речь о могилах, то давайте поговорим о нежити. Отнюдь, не Гоголь открыл жанр произведений об умертвиях для России, то сделал до него сам русский народ, издавна пересказывавший сказки о мертвецах, русалках и прочей чертовщине. Свой вклад решил внести и Загоскин. В его произведении собрались люди где-то в предместьях реки Хопёр и стали рассказывать друг другу страшные истории, при этом каждый раз сомневаясь в существовании потусторонней силы, однако всё-таки сохраняя уверенность — реальность чертовщины исключать не стоит. Может просто не каждому довелось с подобным столкнуться. Читатель будет постоянно находить подтверждение опровержению и при этом всё-таки знакомиться с историями, возможно имевшими место быть на самом деле.

Итак, повествование об умертвиях должно начинаться с кладбища. Именно там должны обитать ожившие мертвецы. У страха, как известно, глаза велики. Посему за нежить можно принять и пьяницу, буквально похожего на восставшего из могилы упыря. А при недостатке освещения и исходящему от его дыхания смраду — и подавно в том убедишься. Тут нужно не терять головы, брать себя в руки и не бежать без оглядки, чтобы не оказаться обсмеянным. Но сомнение остаётся. Поскольку Загоскин расскажет о пане Твардовском — персонаже польских легенд, будто продавшем душу дьяволу.

Всякая добротная история начинается издалека — с отвлекающих моментов, призванных расслабить читателя перед шокирующими обстоятельствами. Так и Михаил повеселил читающую публику, поведав про жену военного, сопровождавшую мужа в походах. Как раз для неё и будет искаться постой. Причём как раз в имении, построенном из разрушенного местопребывания того самого пана Твардовского. Надо ли говорить, что ночью в стенах разыгралось представление, ничем не уступающее «Вию»? Вроде бы история на похожа не выдумку, однако Загоскин призывает проверять все обстоятельства. И то, что очевидец падает в обморок и просыпается по утру, ещё не значит, будто его напугали хозяева имения, не желавшие никого принимать на постой.

Скепсис всегда возобладает. Это объясняется в истории с привидением, обитающем в одном итальянском поместье. Будто бы оно проходит сквозь стены, что уже не позволяет сомневаться в его существовании. Снова Михаил выступал с позиции сомневающегося. Он даже подробно объяснил механизм, как можно ходить «сквозь стены», когда в оных нет ни дверей, ни какой-либо иной возможности пробраться напрямую в соседнюю комнату. Для претворения плана в жизнь нужно иметь больше людей, остальное — дело техники. Опять же, нужно забыть про страх и не бояться лично разбираться с устраиваемым лично для тебя представлением.

И всё-таки требуется история, исключающая любое сомнение. Осталось рассказать о событии, услышанном от очевидца. Как читатель отнесётся к тому, будто кому-то удалось стать свидетелем действительной чертовщины? Её суть в том, что завзятому театралу было назначено явиться на представление знаменитой иностранной актрисы. Причём оно назначено на тот день, когда в России по религиозным соображениям веселья не устраивают. Более того, окажется, что на том представлении соберутся величайшие люди, но уже успевшие умереть. Напоследок выяснится, что и актриса к моменту выхода на сцену уже не числилась в живых, к тому же умерла она и не в России. Как-то это можно объяснить? Покуда сам с таковым не столкнёшься — всё равно не поверишь.

Как теперь читателю относиться к «Вечеру на Хопре»? Пусть истории от Загоскина останутся байками, слегка пощекотавшими воображение.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В год смерти Пушкина Загоскин писал «Искусителя». Определённой цели Михаил не мог иметь. Произведение складывалось подобно лоскутному одеялу, не представляя из себя цельного полотна. Читатель знакомился с историей провинциала, по мере взросления ставшего причастным к жизни большого города. Ему было чему удивляться, о чём Загоскин и писал. Вероятнее всего, «Искуситель» рождался в творческих муках, поскольку писатель обязан практиковаться в умении составлять разные истории, даже когда у него к тому нет желания. И оказаться «Искусителю» в числе забытых, не испытывай Загоскин необходимость опубликовать в 1837 году одну из частей произведения.

Представления о должном быть чаще всего не соответствуют ожиданиям. Привыкший к сельской местности, восхищается величием архитектуры городов. А впервые оказавшийся в городе вроде Москвы, испытывает ещё большее восхищение. О таком просто следовало написать, будто читатель тем сделает для себя открытие. Ведь нельзя переходить от описания пасторали к суете крупных поселений. Требуется дать читателю понимание изменений в представлении главного героя об окружающем его мире. Попутно Загоскин предпочёл рассказывать различные истории, вроде неудачной попытки цыган продать дефектного коня, убедительной речи начальника, отговорившего подчинённого от самоубийства, и сообщений путешественников, имевших удовольствие видеть знаменитых иностранцев.

Будто вне воли и какой-либо логической связи на страницах появляются истории о мистике. Одним из примечательных персонажей действия становится Калиостро, показанный Загоскиным в качестве честного человека, никак не стремившегося нажиться на людском горе, вовсе не являясь шарлатаном, ибо именно такие качества приписываются сему историческому лицу. Появляется на страницах и одно из интереснейших увлечений тех времён — обсуждение животного магнетизма, то есть месмеризма. Всё это обсуждается вполне серьёзно, словно имеет право на существование. Если читатель подумает, для чего Загоскину потребовалось описанием подобного разбавлять повествование, то придётся напомнить про принцип лоскутного одеяла.

Другой лоскут — обсуждение природных особенностей. Есть версия, якобы в России нечего смотреть, если сравнивать с той же Швейцарией. Отчего-то не мил некоторым русским вид уходящих за горизонт полей, где глаз не цепляется за громады объектов, вроде возвышающихся до неба гор или ниспровергаемых с небес водопадов. На это остаётся возразить единственным доводом — в России многое есть, нужно лишь приготовиться к длительной дороге, дабы найти требуемое.

Основное действие развивается в заключительной части «Искусителя». Это главнейший лоскут. Перед читателем возникает история взаимной привязанности двух сердец, ныне уже не вольных распоряжаться сковавшими их обстоятельствами. Любимая девушка давно заключила брачные обязательства, из-за чего нельзя к ней проявлять никаких симпатий, в том числе и заимствовать у неё платок. Единственный компрометирующий момент — переписка, с которой девушка не расстаётся. А если муж получит возможность ознакомиться с письмами? Тогда будет скандал, вполне достойный увековечивания в виде драматургического произведения. Может к тому и стремился Загоскин, понимавший, спасти «Искусителя» сможет только подобное развитие событий.

Разрешение конфликтной ситуации теряет притягательность. Не так важно, к чему в итоге Михаил подведёт повествование. Он может устроить дуэль, тем напомнив читателю о случившемся год назад между Пушкиным и Дантесом. Правда Загоскин сразу объяснит недопустимость дуэлей, намекнув, что лучшая возможность для любовника устроить дальнейшую жизнь с им любимой женщиной — застрелить её мужа на поединке. Это будет настолько очевидно, отчего дуэль не могла произойти, чем Михаил воззвал к благоразумию всякого, излишне скорого на принятие решений, чья необходимость не является столь уж существенной.

Автор: Константин Трунин

» Read more