Рубрика: Беллетристика

Не пьеса, а сценарий для художественного фильма. Слишком стремительно развиваются события, излишне часто меняется место действия, нет определённого смыслового содержания. Константин сообщал прежде всего историю жизни человека с 1932 по 1939 год. Единственная связующая нить — отношения с девушкой. С первой сцены зритель должен был увидеть проблему выбора — обрести совместное счастье или пойти по пути профессионального роста. Гражданский долг оказался сильнее. Поэтому он отбыл на военные учения, а она поехала покорять публику, пожелав сделаться актрисой. Так зритель и оставался в неуверенности, смогут ли два сердца воссоединиться вновь. Чаще всего в художественной литературе всё заканчивается хорошо. Поэтому и обрести совместное счастье им будет суждено.

Главный герой показывается Константином в качестве ответственного человека, готового брать на себя вину за чужие ошибки. Вот запорол водитель переправу через мост, должен и нести вину за утопленный танк. А стоило прежде хорошо проверить исправность боевой машины — быть тогда переправе успешной. Но должен ли командир проверять абсолютно всё, понадеявшись на ответственность непосредственных исполнителей? Как всегда, общее дело нужнее тому, кто не сможет охватить всех аспектов, ибо тогда на свои дела у него не останется времени. Ежели главный герой будет признан виновным — учёбу он не закончит.

Всё-таки фортуна будет на его стороне. Способность взять вину на себя — особенная черта уверенного в своих силах человека. Он не скажет начальству о чужом промахе, сославшись на собственный недосмотр при планировании и определении вероятности успеха задуманного манёвра. Может потому его отправят в Испанию, где разразилась Гражданская война. О применении тактических умений в условиях Пиренейского полуострова Константин промолчит, сославшись только на храбрость главного героя. Окажется, он попадёт в плен, его будут едва ли не пытать, и когда должно будет наступить разрешение, тогда ударят по испанским позициям танки, благодаря чему главный герой сумеет сбежать.

Итак, главный герой способен брать вину на себя, быть стойким и проявлять храбрость в экстремальных ситуациях. Что ещё? Он человеколюбив. Когда возникнет вопрос, как быть со слабовольным солдатом, то он решит дать ему последнюю надежду на исправление. Легко расстрелять неуверенного, попробуй внушить ему стремление к действию. Солдату будет вручено знамя и дано задание идти в бой первым, дабы водрузить на вершине. Ежели сможет сделать — будет человеком, если падёт — тогда хоть умрёт человеком.

Таков вот «парень из нашего города» — весьма достойный уважения. Такой делает всё по чести, нисколько не думая о чём-то другом, кроме общего благополучия. Его бы во главу армии поставить — вышел бы из него Кутузов или Суворов, способный к победам, ибо знает всё от начала до конца, постоянно соразмеряя силы задуманного и возможного к осуществлению. Он всегда возьмёт вину на себя, не ссылаясь на расхлябанность солдатской совести.

Как же быть с его девушкой? Пока он воюет, она где-то даёт концерты. Мудрено ли представить, как однажды она направится в расположение благоверного, где с ним встретится. Всё должно завершаться хорошо. Конечно, главного героя могли убить, но Константин того не позволил. Не может достойный славы человек пасть, ничего так и не добившись. Данный сюжет не укладывался бы и в рамки художественного произведения, иначе внимающий истории обязательно спросит: зачем же брался о таком писать, оборвав повествование на середине?

Данная пьеса принесла Симонову первую из Сталинских премий, сразу первой степени. Константин после ещё пять раз удостоится вручения этой премии.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

А ведь так в России всегда и происходит — пока петух не клюнет, никто ничего делать не начнёт. Это касается и такого аспекта, каковым является внешняя политика, постоянно задвигаемая назад, пока не вовлекается уже политика внутренняя. То есть Россия варится в собственном котле, никогда не думая наперёд. Пусть случится пресловутый авось, после чего и будут предприняты меры. Можно говорить, будто Гитлер ошибся, предпочтя стремительное нападение на Советский Союз. Не соверши он тогда данного проступка, то, вполне вероятно, умер бы от старости. Но на его пути случилось стоять России, что в очередной раз предпочла утомлять геополитику излишней вялостью. На момент написания Корнейчуком пьесы «Фронт», всё было не столь очевидно. Даже наоборот, Россия словно погрузилась в 1812 год, готовая отдать Москву и откатиться за Урал. Почему так? Александр постарался разобраться в причинах.

Есть мнение — Россию спасает мороз. В этом её основное отличие от той же Польши, где морозы редки, а по грязи противник всё равно пройдёт. Но как наступление холодов скажется на врагах России? Действующие лица пьесы здраво рассуждают: никак! Немцу мороз безразличен, он ведь в тепле отсиживается. Ежели немец начинает бежать, то мороз ему нипочём, ибо ощутить оного не успеет.

Есть ещё мнение — в России сильна позиция слова. Достаточно сочинить в меру правдивую историю, как её подхватят и распространят. Хорошо известны примеры советской пропаганды в военное время, поднимавшей боевой дух армии. Однако, какой процент правды скрывался в статьях военных корреспондентов? Довольно мизерный! Не зря же Корнейчук ввёл в повествование корреспондента, готового сочинять раньше, нежели событие произойдёт. Того может и вовсе не случиться, но в газету пойдёт под видом имевшего место быть.

Есть и ещё мнение — над Россией простёрлась рука живущих вчерашним днём. В качестве примера приводится командование, позабывшее о необходимости идти в ногу со временем. Таким дай кавалерии знатное количество, тогда с наскока они от немецких танков ничего не оставят. И самолёты таким дай, желательно побольше. Неважны качества летательных аппаратов. Лишь бы было их больше! Не умением, тогда победа обязательно будет одержана численным преимуществом.

Есть и другое мнение — Россия спасается умом ограниченного круга способных изобретать. Во время Второй Мировой войны решение виделось в перспективности совершенствования вооружений. Победит тот, чей самолёт лучше и оснащён смертоноснее; чей танк умело маневрирует, преодолевает препятствия и бьёт точнее; чей солдат лучше вооружён и подготовлен к ведению боя на истощение. Достаточно одного самолёта, танка, либо солдата, от чьих способностей хватит одолевать тысячи подобных ему, уступающих по характеристикам. Не станем заглядывать на несколько лет вперёд, когда конец войне может положить особо смертоносное оружие.

Если и мнение — будто России всегда везёт. Противник не отличался глупостью, однако совершал не те действия, которые могли принести успех. Ежели он этого избегал, тогда давно быть беде. Почему же везёт? Корнейчук то отрицает. Каждый раз находятся люди, способные противодействовать. Да вот их имена редко становятся достоянием общественности, так как настоящий герой не привык к шумному признанию его заслуг. Потому и складывается впечатление о везении. Хотя для того понадобилось потратить много сил и, вполне вероятно, не одну человеческую жизнь.

Исходя из всего сказанного, Корнейчук создавал новое мнение для России — нужно обязательно учиться и развиваться. Ни в коем случае не зацикливаться на прошлом — такая позиция была и будет губительна.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Желать одного, но хотеть осуществления того разными путями — скупая фраза, скрывающая горечь человеческого существования. На пике неприятия возникают гражданские несогласия, перерастающие в войны. А как о них сказать, чтобы отразить всю пагубность мышления людей, сходящихся в неприятии существования иного взгляда? Можно написать художественное произведение, либо отразить тяжесть дум в поэзии. Допустимо создать пьесу, чтобы с театральных подмостков вещать зрителю нетривиальную мысль. Что выйдет в итоге? Никто так и не поймёт авторского замысла, ибо глаз человека основательно замылен, не способный более разглядеть действительное даже там, где ничего подобного не подразумевалось. Вот Константин Тренёв и хотел показать, насколько должны быть противны человеку противоречия. Однако, разлад происходит и между самыми близкими людьми. На этот раз разойдутся во мнении муж и жена четы Яровых.

На просторах России гремит Гражданская война. Сошлись в злобе красные с белыми, в одинаковом порыве расправляющиеся с остальными народными движениями. Есть ещё и те, кто не причисляет себя к воюющим сторонам. Они стараются сохранить разумное осмысление происходящего. Среди них одно из главных действующих лиц — беспартийная Любовь Яровая. Особой нужды именно на её трагедии акцентировать внимание не следует. Всё-таки Тренёв пытался на фоне краха её жизни донести понимание зловредности разносторонности человеческой мысли.

Константин сперва пытался дать части героев возможность проследить, кто в Гражданской войне стоит на позиции справедливости, а кто несёт в себя только разрушение. Казалось бы, коли красные в итоге одержали верх, значит за ними следовала правда. Так ли это? Точно определиться действующие лица не смогут. Отрицательные эпитеты заслуживают все. В стане белых и красных найдётся изрядное количество зверей в человечьем обличье, соответственно и наоборот — получится найти достойных почитания людей.

Не стоит забывать про Мировую войну, предшествовавшую Гражданской. Разве в составе русской армии воевали нехристи? Почему они должны заслуживать нелестные отзывов? Хорошо, пусть на них прольётся град оскорблений. Теперь нужно задуматься, кем тогда были те, кто отказался воевать? И даже те, кто отказывался воевать будучи в числе пребывающих на фронте солдат.

И как быть с теми, кто выступал за сохранение в алфавите ера и ятя. Их продолжать считать за поддерживающих царскую власть? Пусть ять отжил своё, так зачем бороться с ером? Будущее здраво рассудит, осудив в помыслах новоделов полное устранение твёрдого знака из письма, допустив вместо него апостроф. Что же, ряд уникумов продолжать думать, будто правы, прибегая к подобному кощунству на письме. Да была бы в том беда — лишь бы не было войны… как говорится.

Тренёв из действия в действие продолжает рассуждать, не находя ответа — кому отдать в Гражданской войне предпочтение. Имея идеологические расхождения, красные и белые воевали за единый результат. Но вот действующие лица расстреливают одного, затем другого, поступая так от одолевающей их злобы, никак не соотносящейся с действительно должным быть.

Конечно, Константин утрировал. Все в Гражданской войне идут разными путями, редко имеющими точки соприкосновения. И поступают так из-за неумения соглашаться с другими. Беда ведь в невозможности придти к компромиссу. Причина того должна быть понятна — никакой спор не заставит оппонентов изменить мнение. А ежели так, тогда быть войне, ибо лишь сила способна устранить придерживающихся иных суждений. Вот потому и устраняли красные белых, пока белые пытались устранить красных. Другого варианта не было.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Пришло время разрушить прежде высказанное суждение. Хаггард всё-таки написал произведение про миссионера, отправившегося вглубь Африки для распространения веры в божественный промысел. Тому священнику предстояло выйти на племя огнепоклонников, дабы доказать силу своего Бога над силами стихии язычников. Должна была быть поставлена проблематика: сумеет ли миссионер преодолеть пещерные предрассудки и сообщить жителям Центральной Африки истинность заповедей божьих. Но Хаггард — есть Хаггард. Для него сюжет важнее какой-либо иной составляющей. Причём сюжет должен быть интригующим. Да оного не оказалось. Миссионер будет втянут в извечные распри за власть. Что среди англичан фигура короля может вызывать споры, особенно в моменты наступления наследования, то таковое случается и среди остальных народов, в том числе и населяющих африканский континент, на какой бы ступени развития они не стояли. Потому и будет замешан главный герой в соответствующие интриги. И читатель волен подумать: а когда у Хаггарда случалось иначе?

Что для кого-то вера — для иного лишь магия, а кому-то мнится рациональное объяснение. Всё зависит от способности человека к восприятию действительности. Вполне очевидно, верить человек начинает тогда, когда ему кажется недостаточным видеть магическое в том, чему можно приписать более адекватное понимание. Не из-за чего-то случается тот же ураган, а по воле Всевышнего. И беда приходит в дом не в результате стечения обстоятельств, а за грехи перед тем же Всевышним. Кажется, нет в том магического, сугубо особенности умения применять веру в нечто определённое. Вот от этого и стоит исходить, дабы понять сложность принятия африканцами христианства.

Хаггардом не зря вынесено в название слово, обозначающее человека, обладающего необычными способностями, чаще под видом умения изменять окружающий мир силой мысли или с помощью соответствующих приспособлений. Христианин таковыми качествами наделит святого — праведника. Он избран Богом для миссии, которую и исполняет, потому в его способностях нет странного и противного естественному ходу вещей. Африканец поймёт это другим образом. Тут лишь магия, и ничего кроме. Не верит африканец в какую-либо сущность, которую он не способен осознать и принять. Если миссионер при нём докажет, насколько ему присуща способность избегать удара молний, либо оказываться невосприимчивым к ядам — это только магия. Другие объяснения не подойдут.

Конечно, можно вспомнить, как один из героев произведений у Хаггарда успешно спасался от тех же молний, применяя научный подход, и тогда его африканцы, в той же мере, наделяли магическими способностями. Всё это разговор о пустом, так как отражает умение понимать происходящее с определённой позиции. Даже эти слова, если их дать прочитать глубоко верующему или человеку науки, то каждый из них их истолкует на свой лад. В той же мере пребывает и умение критически относиться к художественным произведениям, когда за восприятие отвечает груз до того усвоенного материала.

Получились рассуждения на тему, но не суждение о произведении. На самом деле, как не пытайся понять поступки миссионера через его восприятие африканцами, важнее становится проблема обретения власти, так остро необходимая некоторым действующим лицам. Прочее следует признать антуражем. Оттого, увы и ах, выражается огромное сожаление — ознакомиться с деятельностью миссионера толком не получилось. Пусть Райдер применил талант беллетриста, наполнил содержание занимательными происшествиями, но оставил всё в рамках допущения, присущего не настоящей жизни, а книжным сюжетам. Вероятно, по данной причине, сие произведение и остаётся не из самых востребованных читателем. Уж лучше бы миссионера сопровождал Аллан Квотермейн.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Продолжая чередовать сюжеты, Хаггард вновь подошёл к необходимости описать будни современной ему Англии. И взялся он за разрешение уж слишком больной темы — многочисленных трудностей в обретении женщинами права на любовь. Казалось бы, что в этом сложного? Есть мужчина и есть женщина, они влюбляются и происходит должное последовать после. А вот и нет! Не стоит судить о чужом прошлом категориями нынешнего дня. Отнюдь, а если та женщина рождена не в браке, то есть является незаконнорожденной? Глупость: скажет читатель. И сильно ошибётся. Далеко не глупость, если речь об Англии и её порядках, где к женщинам хоть и относились снисходительно, всё равно не считая полноценными членами общества, но только в случае их рождения по заведённым в королевстве порядкам. Если иначе — проблем не избежать. Собственно, главная героиня данного произведения Райдера имела несчастье родиться вне брака.

Любовь зла: скажет читатель. Если можно полюбить женщину с физическим дефектом, то уж дефект социальный может оказаться вовсе незаметным. Разве? Обществу проще закрыть глаза на несовершенство тела, нежели на различия в социальном плане. Отнюдь, на женщине без ног или рук жениться проще, нежели на незаконнорожденной.

Не кажется ли, что проблематика все же излишне накручена: скажет читатель. Нет, не кажется! Однако, беллетристика всегда склонна к допущениям, иначе не было бы в ней никакого толка. Достаточно вспомнить представления о литературном труде от авторов романтического направления. О чём они пишут, то допускается сугубо в книжных сюжетах. Следовательно, в жизни подобного происходить не могло, не может, и не будет для того права в будущем. Получается, незаконнорожденная способна получить возможность обрести любовь.

Раз так, тогда быть любви до гробовой доски: скажет читатель. А вот и нет! Где это видано, чтобы счастье достигалось в книгах столь простым образом? Нужно пройти через страдания. Например, незаконнорожденную женщину общество ещё могло стерпеть, но мать-одиночку… Это уже казалось излишним. Мало того, что сама женщина несёт на себе клеймо позора, так оным наделяет и собственного ребёнка. Потому и не терпели англичане незаконнорожденных, если к чему и бывших способными, то чаще к порождению себе подобных. Опять же, книжный сюжет стерпит и это. В беллетристике всё возможно, так отчего не проследить, к чему приведут дальнейшие мытарства?

Шаг за шагом Хаггард следил за жизненными неудачами главной героини, постоянно позволяя ей обретать долгожданную надежду на благополучный исход. Он позволил ей обрести взаимную любовь, даже дал шанс поправить финансовое благополучие, каждый раз вынуждая сталкиваться с новыми испытаниями. Читатель вполне волен сказать, вновь и вновь ожидая раскрытия общественных язв. Такому желанию Райдер с удовольствием потворствовал, показав огрехи со стороны прочих действующих лиц, за каждым из которых имелось собственное общественное клеймо. Благо, англичане не привыкли смотреть на мир глазами дозволения вершить для кого-то более угодное. Нет и нет! Всё обязательно подвергнется осуждению.

Как же быть — спросит читатель — до какого момента следует продолжаться мытарствам? Ровно до финальной точки, пока Хаггард не придёт к мнению о необходимости завершить повествование. Но как быть с осуждением его самого за поднимаемые темы? Да вот никто не сможет его осудить, ибо он — писатель, а писателям дозволено такое, чего не допускается совершать прочим. Главное, не допустить книжных сюжетов до жизни настоящей. Впрочем, это проблематика для других поколений, к которым Хаггард мог и не пожелать относиться.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Человек слаб по своей природе. Брось его в море на утлом чёлне, что с ним станется? Оборви паруса у корабля или лиши горючего, ежели судно передвигается за счёт силы гребных винтов. И тогда человек абсолютно беспомощен, не приспособленный к подобного рода существованию. Хоть наперёд смотри, предугадывая в сюжетах кораблекрушений будущие страсти вокруг передвижения по космическому пространству. Определённо, век странствий и открытий ещё ожидает человечество, а пока приходится считаться с необходимостью неумения понимать происходящие на родной планете процессы. Например, никто не ожидал разрушительного урагана 1932 года, обрушившегося на Кубу. Вроде бы и наука сделала требуемый шаг к познанию, так и не проявляя способности к точному определению должного вскоре разразиться. А раз так, почему бы не рассказать о судьбе корабля, попавшего в шторм? Хоть и ничего нового Ричард Хьюз не сообщит, но может кому придётся по душе тематика обречённости человека перед стихией.

Первое читательское восприятие текста — ожидание подобия приключений Артура Гордона Пима за авторством Эдгара По. Продвижение по развитию событий такое восприятие только усилит. Последует разрушительное воздействие среды, вслед за чем действующие лица окажутся вынуждены бороться за существование. Разумеется, за самым явственным исключением, мистики от Ричарда Хьюза не последует. При этом будет предостаточно рассуждений о стороннем, связанным с описываемым сугубо сходной тематикой. Ежели быть урагану, значит полагается описать его предвестники, посетовать на сохраняющуюся слабость человечества в метеорологии и в прочих науках. Надо же найти обоснование непредусмотрительности. Так Хьюз напоминал о мнительности людей, извечно считающих, будто происходящее связано с их проступками. Как древние видели в буйстве стихии отголосок собственных грехов, так и поныне ничего не изменилось. Похоже, никогда и не изменится.

Как же Ричард описывал последующие события? Корабль представлен сам себе, он не может передвигаться, помощь к нему не спешит. Людям не хватает пресной воды, может нет и съестных припасов. Всё это порождает напряжение, грозящее перелиться в бунт. Особенно пришлось Хьюзу упирать на китайцев, имевшихся в изрядном количестве, выполнявших самую тяжёлую работу. О чём бы они не говорили, остальным членам команды приходилось переживать, видя в каждом смешке или косом взгляде стремление к захвату судна. На деле такого и не планировалось, о чём Ричард возьмётся со смаком рассказывать, позабыв обо всём, либо придя к заключению, что представляемая им сцена исчерпана. Следовательно, от брошенного на волю волн корабля, читатель перейдёт к осознанию горя китайского народа, чья ближайшая участь склонялась к поддержанию идеалов коммунистических взглядов.

Перед читателем промелькнёт судьба одного из китайцев, начиная с малых лет. Будет сообщено о разразившемся в Китае голоде, из-за чего родителям пришлось продать его сестру. После обязательно про традиции нации, взращенные на почве конфуцианства. И под конец — необходимость внушить читателю угрозу роста коммунистических воззрений, доводящих Ричарда Хьюза до откровенной злобы. Осталось понять, чего именно автор опасался. Ежели видел в движении социалистов крах системы западных ценностей, тогда его опасения не казались напрасными. Как же быть при этом с ценностями восточных народов? Неважно, антикоммунистическую риторику следует усиливать, невзирая на могущие последовать возражения.

Теперь спрашивается, какое смысловое наполнение превалирует в произведении? Определиться трудно, поскольку слог Хьюза близок к потоку сознания. Он писал о том, к чему склонялся в кратко взятый для творчества миг, под грузом переживаний.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Смысловое содержание второй книги не отличается от первой. Новиков продолжил хулить царскую власть, находя тому всё новые подтверждения. Отчего русские всё-таки проиграли бой при Цусиме? Вполне могли быть варианты иного разрешения, вплоть до уклонения от боя. Как говорится, со стороны всегда виднее, даже если ты являешься непосредственным очевидцем, не имея возможности повлиять на происходящее. Но это не всегда так. Как пример, Новиков прямо обвинял вице-адмирала Рождественского, будто тот планировал дать сражение в день рождения императора Николая II, не подбирая более удачных для морского боя дней. Читатель тому мог вполне поверить, не сверься, что разница между этими событиями составляет практически две недели. В подобном духе Новиков и продолжал повествовать, нисколько не сверяясь с истинностью приводимых им фактов. После такого верить, в им рассказанное, вдумчивому читателю может расхотеться.

Отличие второй книги от первой всё же есть. Новиков посчитал необходимым сообщить о судьбе кораблей и их команд, приведя различные свидетельства. Стоит Цусимскому сражению завершиться, как выдержавшие бой корабли отправились в разные стороны. Кто-то уплыл на север, выброшенный на острова, где влачил тягостное существование от ожидания пленения японцами. Иные отправились в сторону Индийского океана, порою промышляя актами благородства, как должен был считать Новиков. Корабли империи не из простых побуждений останавливали и опустошали иностранные судна с будто бы контрабандой, а именно боролись с нелегальной торговлей. Можно ли такому верить? Лишь отчасти. Но разве мог Новиков о том открыто говорить? Впрочем, откуда ему о том было знать… он ведь благополучно попал в японский плен, ни в коем случае не собираясь возвращаться в Россию, где его ожидало преследование и обязательное заключение по политическим причинам.

Непосредственный бой при Цусиме Новиковым описывается, не сказать, чтобы действительно доподлинно. Совсем нет. Самое примечательное воспоминание, каковое оставляет Новиков, это необходимость участия в операциях. Кажется, больше эмоций и чувств он испытал, когда ему доверили подержать ампутированную ногу, поскольку часть дня он провёл среди оперирующих хирургов.

А что делал Новиков в плену? Он спаивал охранявших его японцев, ведя для них агитационные речи. Оными он наполнил и страницы. Ведь зачем воевать простому человеку? Для него война ничего не несёт, кроме сомнительных перспектив. Простого человека война искалечит, ничего не дав взамен. Заслуги этого человека забудут все, кто должен воздавать ему почёт на все годы вперёд. Однако, человек после войны претерпит сугубо лишения. Что же до тех, ради чьих интересов простой человек сражался, тем безразлична судьба рядовых граждан. Так обстояло дело не только в России, но и в Японии. Так зачем двум странам воевать? Ежели странам и нужно, то их населению это вовсе без надобности.

Новиков рассказывает о себе, если не перешёл на рельсы беллетристики, будто остался в Японии, женился на японке, так продолжая жить, покуда не тронулся в обратный путь. Да не в сторону России он осуществлял движение. Ранее 1918 года он в России не появится, побывав в портах Европы и Северной Африки, состоя матросом на торговых судах.

Как итог, именно вторая книга о Цусимском сражении удостоится Сталинской премии, хотя именно она выглядит слабее, уступая по наполнению первой книге. Непонятно, зачем вообще потребовалось акцентировать внимание, если можно было поступить аналогично позже полноценно оценённому «Порт-Артуру» за авторством Александра Степанова. Возможно, потому и оценённого в полном объёме, памятуя о награждении как раз Новикова-Прибоя всего лишь за вторую книгу единого произведения.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Политика любого государства всегда должна быть направлена на нравственное воспитание населения. Ежели этого не будет — государство окажется уничтоженным. Неважно, каким образом будет прививаться нравственность — всё зависит от поставленных перед государством целей. Будут ли это осуждать другие — для самого государства значения не имеет. Допустимо и недопустимое в том числе. Можно, и обязательно нужно, нравственно наставлять словом и примером. Как пример, действие советских властей в Великую Отечественную войну. С помощью политических агитаторов и работников, при привлечении военных корреспондентов, перед населением был представлен образ врага — жестокого настолько, что он скорее является показательным признаком вырождения человечества, нежели представляющим одну из его ярких черт. Способствовала тому и Ванда Василевская, написавшая повесть о первых порах войны.

Враг явен — остервеневшие до зверства солдаты и офицеры Третьего Рейха. Они склонно убивать не сколько в сражениях, сколько устраивать расправы над гражданским населением. Используют для того они способы, далёкие от гуманных. Впрочем, судить о гуманности — это качество, трактуемое за счёт привитого государством понимания той или иной нравственности. Однако, житель Европы не может со звериной жестокостью убивать себе подобных. Впрочем, верила ли сама себе Ванда? Войны XX века никогда не отличались человеколюбием. Наоборот, поражение живой силы противника — считалось главной целью. Причём до полной беспринципности! Это было продемонстрировано ещё на полях Первой Мировой войны, когда массово применялись боевые отравляющие вещества. Теперь же не сказать, чтобы зверств стало больше. Возможно, ежели не учитывать нацистскую идеологию, можно вести речь о некоей степени гуманности. Опять же, смотря с позиции какого государства станешь вести речь.

Образ врага складывался очевидным. Против такого нужно обязательно действовать, невзирая на потери. Ему следует воздать за всё, им принесённое на советскую землю. И Ванда, как политрук, вела активную агитацию среди солдат и обращалась к населению через художественную литературу. Важным тогда было побудить людей к пониманию обязанности не жалеть жизнь, пока Третий Рейх не будет изгнан за пределы государства.

Вместе с тем, Ванда поставила ещё одну проблему — поиск врагов внутри своих. Не так давно отгремела Гражданская война, её отголоски продолжали сохраняться. Можно сказать, что белое движение влилось в движение национал-социалистов, если взялось помогать Третьему Рейху оккупировать Советский Союз. Можно сказать о чём угодно, лишь бы разбудить в населении ненависть и стремление бороться, позабыв о политических представлениях, поскольку это стало слишком опасным полем для формирования в людях требуемого от них понимания нравственности. Оказывалось, достаточно слуха о причастности к белым, либо иному движению, выступавшему против большевиков, как таких людей население Советского Союза было готово казнить едва ли не на месте.

Теперь же, анализируя произведение Ванды Василевской спустя прошедшее время, должен исходить из двух понятий. Первое — принцип формирования требуемой государством нравственности остался неизменным. Второе — политическая идеология использует менее явные инструменты воздействия на население. Однако, достаточно позволить зародиться напряжённости, как благоразумие будет подменено различием в созданном для того нравственном воспитании. Как не действуй — то будет восприниматься в штыки противной стороной. Виною тому всё та же нравственность, специально сформированная в качестве защитного механизма, без чего ни одно государство существовать не может. А как лучше убедить своё население в необходимости бороться? Нужно обесчеловечить политического оппонента, что и будет слепо принято.

Хорошо лишь то, что мир с середины XX века изменился. И говорить о прошлом можно без той степени напряжённости, какая бы возникла, посмей тогда высказаться в подобном духе.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Хватит ходить вокруг да около. Пора писать о пролетариате. И тогда из-под пера Горького вышла пьеса «Враги». Данное произведение вполне можно было принять за прокламацию идей социал-демократов. Во главу угла ставились интересы трудового народа, должного пользоваться полагающимися ему правами и благами. Вместо того, чтобы видеть в человеке труда примерного члена общества, мысль русского власть имущего человека, к коим теперь относились и капиталисты всех мастей, зиждилась на словно продолжающем существовать крепостном праве. И неважно обстоятельство, согласно которому в капиталисты могли выбиться бывшие крепостные, если имели к тому склонность. Важно наличие большинства, не способного ходом мысли обеспечить существование за счёт собственных возможностей. А так как всякий технический прогресс порождал пролетариат — людей, лишённых собственных инструментов труда, — с их нуждами всё равно приходилось как-то считаться. Однако, их скорее пытались обуздывать, нежели им потакать. И вот Горький писал о ситуации, когда рабочие открыто заявили о своих правах. Впрочем, таковое имело место в январе 1905 года, омрачившееся кровавой расправой над с виду мирной демонстрацией.

Горький не обязывался наделять капиталистов качествами человеколюбия. Отнюдь, таковых он не должен был допускать. Всякий капиталист — есть жрец бога наживы. И не стоит забывать про Молоха, поклонение которому десятью годами ранее в одноимённом произведении описал Куприн. Капиталист требует удешевления производства, следствием чего становится максимальная прибыль. Поэтому нужды рабочих вовсе не рассматривались. Главное, чтобы человек мог позволить себе существовать — не более того. Прочие расходы на его содержание рассмотрению не подлежат. О том можно было бы говорить бесконечно, особенно вспоминая про такое понятие, каковым является инфляция. Получается, сколько не добавляй заработную плату, на неё рабочий сможет позволить меньше прежнего. Это и есть капитализм в чистом виде — один из основных его инструментов. Как же быть?

Бороться за права бесполезно. Услышан ты всё равно не будешь. Скорее к тебе применят меры воздействия. Так устроена действительность, дабы держать человека в узде. Может оно совершается и на благо, поскольку человек по природе склонен к разрушению окружающей его материи. А если к тому будет иметь склонность большинство — это приведёт к вырождению. Всему этому ещё предстоит случиться, ибо череда русских революций приведёт к свержению абсолютизма в пользу диктатуры номенклатуры, где для пролетариата всё равно места не найдётся. Но так можно рассуждать, наперёд зная о должном случиться. Горький о том мог только предполагать.

Раз события стали разворачиваться, значит их ничего не сможет остановить. Разве не усмиряли оружием власти пыл восставших в 1905 году? А как быть с крейсером «Очаков»? Участь матросов которого омрачилась едва ли не полным физическим уничтожением. Однако, холоп до той поры холоп, пока не смеет поднимать глаз на властелина. И у Горького такого ещё не случилось, чтобы рабочие посмели бороться с первопричиной. Даже думается, повинным в их несчастьях если кого они и могли увидеть, то поставленного над ними жестокого управляющего. А мало ли примеров, когда добродушный хозяин и не ведал о зверствах подчинённых, расправлявшихся с рабочими? Но и тогда попробуй проявить неповиновение, как то воспринималось за проявление стремления к бунту. Получался замкнутый круг. Хотя, если разобраться, требовалось заменить одно звено на другое, как рабочие могли быть усмирены.

И кто получается врагом? Сами для себя и оказываются противниками. Стоит одному рабочему возвыситься на другими, после чего он изменяется до неузнаваемости. Приходится заключить, что рабочим требуется уравнять всех под себя, либо ничего у них в итоге не получится.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Русские авторы XIX века любили переносить место действия в некий город, называя его для удобства N или NN. Чаще тот город оказывался из множественных населённых пунктов России, не столь уж отличимых друг от друга. Дабы не задевать ничьих чувств, созидалась определённая территория, куда можно было переносить события, обычно правдивые. Таким же образом поступил Горький, дав представление о заштатном городе, который продолжал жить присущей ему размеренной жизнью, чьё население нисколько не соотносило происходящее в стране с их как-то к тому приближающим. Пусть в столице ходят стены от народных волнений, того не чувствуется в провинции. Провинция даже не поймёт, ежели нечто всё-таки случится. И в обратном случае — проблемы провинции никак не способны задеть чувства того же столичного жителя.

Как предстоит судить далее? Горький внёс очередную порцию разлада в жизнь измышленных им литературных персонажей. Был взят среднестатистический русский город, куда приехали люди извне, стремящиеся видеть иные порядки, более для них привычные. На этой почве Горький только отмечался в качестве описывающего особенное явление для самосознания русского человека, тогда как не только литература России, но и всего мира строится на борьбе из противоречий, возникающих в переломные моменты неприятия до того бывшего чуждым. Веком ранее активно высмеивалась любовь ко всему французскому. И тогда всякий мог оказаться варваром — деревней — коли не знал языка французов. Годы перевели прежние непонимания в иную плоскость. Теперь можно измыслить всякое, в том числе и продолжающее оставаться явным неприятие стремления к перемене в сложившемся укладе.

Скажи точно, расставь точки в нужных местах, преподнеси действие, чтобы зритель сумел прочувствовать: следовало наказать Горькому. Но кто ему указ? Понимая, насколько тяжело воздействовать на человека, он покажет едва ли не единственное разрешение угнетающих человека страстей. Решение то не самое лучшее, скорее показывающее скудность человеческой способности совладать со складывающимися против него обстоятельствами. И скажет это Горький так, отчего зритель продолжит не до конца осознавать, к чему его пытались подвести. Конечно, вооружившись спасительным средством в виде мыслей прежних поколений зрителей и читателей, нынешний читатель вынесет суждение, основанное сугубо на их восприятии. А что он мог сказать сам? Практически ничего, ведь всё исследовано до него — ему лишь молча соглашаться.

И выходило так, что требовалось определиться, кого считать варварами. За оных можно принять людей извне, поскольку они вносят разлад в до них сформировавшуюся среду, либо людей, живущих в данной местности не первый год, своим существованием доказывающих, насколько сложно их сдвинуть с пути в бездну. На самом деле, никто из них варваром не является. Всё зависит от умения анализировать действительность. Ведь кто говорит, что перемены случаются к лучшему? Ещё ни одна прогрессивная мысль не приводила человеческое общество к счастью, предварительно не уничтожив тех, кто мешал установлению новодела. Но и достигнутое счастье оказывалось мнимым, приносящим разочарование, поскольку постоянно появляются идеи, как добиться гораздо лучшего. К чему это приводит? Только к приумножению горя.

Что же теперь делать? Как быть русскому народу? Происходящее в стране всё больше пугало. Сложный 1905 год обещал нечто небывалое — бывшие крепостные получали возможность становиться господами. Хоть Горький о том не стал говорить, но становилось понятно — реформы Александра II способствовали изменению самосознания русского человека. Ежели Тургенев видел, насколько ничего не меняется, оставаясь в рамках крепостного права, то уже Салтыков-Щедрин, Лесков и Достоевский смели рассуждать, оставшись под впечатлением от преступной деятельности студенческих политических организаций. Теперь и Горький задумывался о продолжающем развиваться процессе. Вот и размышляй после этого: давать ли волю правдолюбам, чья правда им же и снимет первыми голову с плеч.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее