Рубрика: Беллетристика

Самое страшное последствие войны — навсегда потерянные люди: одни — вследствие смерти, вторые — ставшие калеками. Как быть? Остаётся смириться, ведь утраченного не вернуть. Но если предоставить выбор, как на него ответит человек? Лучше умереть или жить с физическим и/или душевным уродством? А как ответят самые близкие люди? Лучше бы умер, или пусть вернётся, неважно насколько обезображенным? Говорить о том просто, особенно спустя время. Ванде Василевской пришлось говорить на серьёзную тему. Множество людей возвращалось с войны калеками. Они не смогут жить полноценной жизнью, их будут сторониться, они потеряют и самое важное — любовь близких. Но так ли это? Василевская уверена — это не так.

Ванда предложила вниманию читателя медсестру из госпиталя, куда доставляют раненных, чаще обречённых на скорую смерть, нежели на выздоровление. Медсестра старается облегчить страдания умирающим, читает им письма, подбадривает словами. В той же мере она говорит с жёнами, чьи мужья умерли на её руках. Но и ей предстоит пройти через схожие круги отчаяния — она получит письмо о смерти любимого человека. Смириться с такой вестью непросто, придётся испытать душевные терзания, дабы наконец-то смириться с потерей. Но так и не покинет ощущение, будто смерти на самом деле не случилось. Следом приходит письмо, что её любимый находится в госпитале, он ещё жив. Правда письмо по дате отправки было написано раньше.

Буря из эмоций терзает девушку. Уже смирившаяся со смертью, она встретит новое испытание — её любимый искалечен: лицо обезображено, нет руки и ноги. Ясно одно — жизнь превратится в долгий уход за калекой. Нужен ли такой человек? И нужен ли он сам себе такой? Может ему стоило умереть… или его не стоило спасать? Ответить на это невозможно, пока сам через это не пройдёшь. Василевская не позволит медсестре успокоиться, продолжая её мучить другими испытаниями.

Основное испытание — сделать выбор между полностью здоровым мужчиной, который сделает ей предложение, и калекой, к которому она некогда питала самые нежные чувства. Предать прежние представления о любви или забыть о них, как о юношеской глупости? Нельзя оглядываться назад, когда предстоит продолжать жить. В действительности всё могло быть гораздо мрачнее, нежели предложила читателю Василевская. Ванду бы и не поняли, откажи она человеку, пострадавшему на войне. Нет, калека должен быть любим! Каждый на фронте должен помнить — его всё равно будут любить, как бы его не изуродовало в бою. Требовалось показать пример того, чему и должна была помочь повесть «Просто любовь».

Так почему калека заслуживает любви? Ответ на вопрос столь же понятен, как если спросить: а почему калека должен лишаться любви? Так решила описать проблему войны Василевская, посчитав, что любовь побеждает все предрассудки, заставляя иначе смотреть на искалеченное тело. Но промолчала Василевская о другом — о проблеме выбора для девушки, чей солдат вернулся с войны, тогда как другие навечно потеряли любимых. Разве будет рациональным — отказаться от своего, отдав предпочтение другому? Пусть другого берёт вдова, тогда как внешнее уродство не станет причиной для отказа от любимого.

В 1944 году война ещё продолжалась. Было рано говорить о будущих проблемах в семьях, где мужья или жёны стали калеками. Как обычно и бывает, за обретённым на последней странице счастьем, кроется ворох затруднений, преодолеть которые будет гораздо труднее, нежели само осознание необходимости смириться с доставшейся долей, но Василевская не могла и не должна была об этом говорить.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Человеческое общество — крайне противоречивое определение, которое не может быть всеобщим. Не суждено человеку пребывать в дружеском отношении к себе подобным, неизменно оставаясь на позиции сопротивляющегося вторжению, либо вторгающегося к сопротивляющимся. В критические периоды истории — это называется войнами. Предельная концентрация ненависти возросла к тридцатым и сороковым годам XX века, когда исчезло понятие войны за территорию, и возникло понятие войны из-за ненависти по национальным признакам. Так случилась серия вооружённых конфликтов, названная Второй Мировой войной. Для её осмысления от потомка требуется пересмотреть понимание самого себя. Не нужно видеть идеологию немецкого нацизма, итальянского фашизма и японского империализма, нужно увидеть способность человека отстаивать для него важные интересы, не считаясь с правом человека на существование общего для всех людей социума. Такого ещё не было в истории, и может быть не появится. Пока можно ознакомиться с повестью Бориса Горбатова «Непокорённые», как одним из примеров отсутствия в людях подлинной солидарности.

Есть два противоборствующих лагеря — Советский Союз и Третий Рейх. Обе силы — есть порождение социалистической гидры. Они могли быть единой силой, не мешай лидерам этих государств чувство личного превосходства, связанное с имеющейся в их руках возможностью к осуществлению долгосрочного плана, с помощью которого они смогут навязать свою идеологию всему человечеству. Исторически сложилось так, что Третий Рейх вторгся на земли Советского Союза, имея целью нанести быстрое сокрушительное поражение. Как раз на этом эпизоде и предложил остановиться Горбатов, показав быт людей, продолживших находиться на оккупированной территории.

Главное на страницах произведения — пафос патриотизма. Нельзя покориться обстоятельствам, если к ним испытываешь отвращение. Не мог советский человек смириться с волей, исходившей от немецкого командования и рядовых вторгнувшегося государства. Таким и показал Горбатов одно из действующих лиц, что с презрением смотрит на всякого, кто соглашался сотрудничать с нацистами. Он и сына, вернувшегося из плена, встретил укором. Таковой отец истинно считал, будто лучше умереть, нежели сдаться врагу. А если бы заметил дочь, получающей преференции от немцев, он мог собственными руками её задушить. Когда же ему вменили обязанность работать на нужды Третьего Рейха, он не свёл счёты с жизнью, а юлил, всячески стараясь создать вид неполноценного работника, только бы избежать необходимости помогать врагу.

Горбатов сделал акцент — таких людей на оккупированной территории было больше. Были и те, кто сотрудничал с немцами, может ради облегчения условий существования, либо несознательно. Неосознанность пришлось объяснять на примере сошедшей с ума матери, что ходила следом за девушкой. Той девушке немец подарил красивую кофту. И читатель узнавал, как та кофта изначально принадлежала дочери теперь сошедшей с ума матери, как её дочь расстреляли в этой кофте. После таких сцен читатель уже не мог поддерживать соглашателей, убеждаясь в важности борьбы с нацистами.

Теперь нужно остановиться и придти к заключению — война стала идеологическим явлением. Не чьи-то интересы начали отстаиваться, не благо государств и не прочее, а сугубо интересы, ради воплощения которых в жизнь, приходилось заражать людей чувством патриотизма, по сути — ложного, поскольку национальные интересы только и способны приводить к войне на почве ненависти. Действующие лица произведения Горбатова питались обоюдной ненавистью, как поступает человечество и много лет спустя, обращаясь к событиям Второй Мировой войны. Человек XXI века сохранил такие же убеждения — и случись быть глобальной войне, на первое место снова выйдет ненависть человека к человеку по национальному признаку.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

У романа «Любавины» было продолжение. Так предлагается думать, тогда как сам Шукшин к тому читателя не подводил. По его смерти из архива были извлечены документы, проведены изыскания и вынесено решение — продолжение «Любавиных» Шукшин писал. Так ли это? Приходится сомневаться. Определённо точно, Василием написан ряд повествований, жестоко критикующих быт русского человека. С подобного рода литературой выступать проблематично, вполне разумно опасаясь читательской реакции. Говорить прямо в лицо русскому, что он — вор, берущий всё, что плохо лежит, и берущий даже то, что лежит довольно хорошо, причём без всякой надобности, лишь бы взять, чтобы крепко о том забыть и более никогда не вспоминать. Таков уж характер у русского человека, о чём Шукшин говорил, нисколько того не опасаясь, поскольку сообщал то сам себе, может размышляя наедине с собой.

Для исследователей его творчества становилось ясно — всё, ими найденное, является отдельным произведением. Не рассказами, как оно должно восприниматься, а именно ещё одним романом от Шукшина. Так на страницах нового произведения зажили жизнью как потомки Любавиных, так и хорошо известные читателю персонажи, причём той же жизнью, какая знакома слово в слово по уже опубликованным рассказам, а то и по киносценариям. Яркий пример — Пашка Колокольников, отводящий горящий бензовоз, попадающий в больницу и травящий сопалатникам байки. Зачем такой сюжет в очередной раз доводить до читателя? Об этом стоит спросить составителей.

Из других сюжетов — скупость действующих лиц. Молодым потребуется дом, для его постройки потребуются деньги, потребуется нанять работников, возникнет потребность договариваться. Вроде бы добротно рассказано о затруднениях. Вроде бы нет в том проблемы. Бери требуемую сумму, оплачивай работу и вселяйся, не зная горестей. Но как так? Шукшин придумает способ, каким образом приобретение дома сделать дешевле. Брёвна можно сплавить по реке, с мастером сторговаться. А какой из этого выйдет результат? Он остаётся вне читательского внимания. Впрочем, думается, дому тому долго не стоять. Потому как скупой платит дважды. Первый раз — за неудавшийся результат. Второй — уже не скупясь, за должное быть всё-таки приобретённым.

С другой стороны, обидно платить деньги за то, что итак должно предоставляться бесплатно. Ведь Советский Союз уверенно шёл к коммунизму. Ежели так, когда-нибудь всему быть общим. Значит, дом возводить придётся на любых других условиях, кроме денежных. Не оттого ли перед населением ставился вопрос о принудительном и скорейшем переходе к совместному хозяйству? То есть к обустройству колхозов в совхозы. Шукшин постарался обговорить и этот аспект. Должно быть ясно, за совхозами будущее. У Василия далеко не так. Он рационально объясняет, какими это грозит бедами, если делать переход в спешке, лишь бы было. Подводных камней излишне много. Но с такой поступью, с какой намеревался быть совершённым переход, оного и вовсе могло никогда не произойти.

Теперь вполне понятно, к чему и о чём мог думать Шукшин. Очень обидно, если писатель умирает в цвете лет, как раз подходя к тому возрасту, когда наступает пора думать о жизни под грузом пережитых испытаний. Сорок пять лет — как раз такой срок, когда некоторые люди вообще задумываются стать писателями. И Шукшин готовился к неизбежно должному наступить переосмыслению. Собственно, он и размышлял, чему исследователи творчества придали компилятивный вид, назвав второй частью романа «Любавины».

Что не свершилось — тому суждено остаться для домысливания. Читатель волен определяться, каким он запомнит Шукшина: жадным до описания людей, с кем имел знакомство, или правдолюбом, чьё видение не должно было выходить за рамки на уровне понимания сугубо деревенской прозы.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Короткая форма — особенность творчества Василия Шукшина. Крупная форма — не лучшее из им созданного. Такое мнение возникает, ежели, вслед за полюбившимися рассказами, берёшься за чтение романа, каковым стали «Любавины», допущенные до публикации в 1965 году. Шукшин долго вынашивал идею создания, пытался писать, вкладывая душу. В итоге получилось совсем не то, до чего читатель пожелает прикоснуться. Это нечто далёкое от творчества Василия. Это вакханалия на человеческих пороках, незнамо зачем пестуемая. Всяк на страницах оказался волен поднимать руку на всякого, требовать определённого, убивать без надобности и просто прозябать, прикрываясь надуманными материями. Вполне понятно, почему до произведения не снизошли ведущие литературные журналы, должно быть посчитав «Любавиных» неуместным протестом, скорее сказкой для взрослых, мол, как всё было плохо в Стране Советов, покуда не смогла власть большевиков взять контроль над заигравшимся в вольность народом.

Было бы всё хорошо, создай Шукшин цикл из рассказов, объединив их общей идеей. Тогда бы появилась возможность к каждому из них подойти отдельно. Вместо этого, вниманию читателя предстаёт протяжённая канва, вовсе странная, разрушающая восприятие способностей Василия. Вполне уместно заметить, роман — не тот жанр, к которому Шукшин должен был подходить. Ещё куда не шло — повесть или киносценарий, представляющие компиляцию рассказов, удачно переплетённые под видом общего сюжета. Когда дело подошло к цельной истории, должной именоваться громким словом «роман», Василий не нашёл сил для полноценной реализации. Отнюдь, как не воспевай творчество Шукшина, иметь холодную голову всё-таки следует. Вполне понятно желание показать себя большим писателем, нежели мастером рассказа. Пока это ещё не получалось, либо повинно в том длительное написание произведения, в том числе и без твёрдой уверенности в необходимости. Более похоже, что Шукшин писал, не питая надежд на публикацию. Это частично может объяснять, почему продолжение романа публикации не подлежало, чему обязан был стать ледяной душ из читательского восприятия разудалого повествования с излишне борзыми действующими лицами.

Читатель может заметить — писал Шукшин историю, пропитанную криминалом. Каждый на страницах жил жизнью, взращенной на принципах сверхчеловека. Коли мужчина желал взять женщину — он её брал. Хотелось ему отнять чужое — отнимал. Требовалось кого убить — убивал. Бояться ответственности не приходилось — до осуждения преступления никто жадным не становился. В таких условиях людям приходилось существовать, соразмеряя силы с возможностями. Вполне очевидно, почему в центре повествования оказалась семья, которой все старались сторониться. Ещё бы, некоторые её представители могли пустить человека в расход, не задумываясь о прочих способах разрешения конфликтных ситуаций. Они могли при людях нанести смертельное ранение, а то и отвести в сторону, совершив деяние, которому быть на слуху, без какого-либо наказания виновному. Впору читателю задуматься, насколько расхлябан русский человек, забывающий о праве на месть. Но в русских селениях не принято мстить, только безропотно принимать ниспосланное провидением.

Шукшин был неумолим. Понятие закона для Любавиных он полностью отрицал. Его действующие лица абсолютно беспринципны, лишённые всех норм морали, живущие ради текущего мгновения и нисколько не задумывающиеся, к чему склонится их жизнь в итоге. Можно пытаться отыскать своеобразную романтику в поведении Любавиных, придумывать для них оправдания, а то и возвышать изобразительный талант Шукшина, создавшего красочные портреты действующих лиц. Это не отменяет сути наполнения произведения — оно о том периоде истории, когда человек сам решал, насколько он вообще человек. Может того и не было, но Шукшин захотел описать именно подобное состояние человеческого общества.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Цикл «Хождение по мукам» | Книга №2

Говорить о недалёком прошлом — очень трудно. Нельзя дать верную историческую оценку минувшему. Как не скажи — обязательно окажешься предвзятым, выражая определённое суждение, в котором сам заинтересован. Кажется, легче написать художественное произведение, чтобы можно было сослаться на вымысел. Тогда зачем рассказывать с широкими отступлениями, предлагая читателю внимать якобы подлинной картине минувшего? Пусть Алексей Толстой старался, выводил повествование на более понятный уровень, он всё-таки написал подобие собственной версии событий Гражданской войны. И его точка зрения имеет право на существование — она открывает те стороны былого, которые стало принятым придавать забвению.

Суть риторики Алексея ясна — следует осуждать противников большевистской власти. Не следовало им поддерживать иных сторон, не выбрав наиболее заслуживающую поддержки. Но так рассуждать может человек, знающий итог противостояния белых и красных. И никогда не скажет, живущий в окружении событий, не представляя, к чему всё в действительности приведёт. В том и заключается беда художественной литературы, её авторы излишне позволяют героям произведений чувствовать правильность выбранного пути. Толстой посчитал необходимым закрыть на это глаза — он предпочитал осуждать, обвиняя уже в том, что вина проигравших — не ту сторону они выбрали.

Алексей сам подвёл повествование «Восемнадцатого года» к моменту всеобщего раздрая. Каждый город мог заявить о собственном притязании на власть. Империя превращалась в лоскутное одеяло, которое могло остаться разодранным на части. Ситуацию усугубляли интервенты, особенно чехословаки, в количестве пятидесяти тысяч человек, невольно оказавшиеся на территории России, ставшей им враждебной, сумевшие взять контроль над железной дорогой от Урала до Дальнего Востока, чем способствовали временным успехам белого движения. Поныне каждый город помнит о падении первой волны большевиков, полностью уничтоженной как раз с помощью вмешательства белочехов. Каждый город помнит и венгров, боровшихся с большевиками за победу красного движения над белым. Про это Толстой сообщить не забыл.

Повествование раздроблено Алексеем на куски. Он посчитал нужным описать определённые моменты, которые смог лучше всего художественно обработать. Например, таковым стал эпизод потопления русской эскадры в Чёрном море. Никто не хотел пускать на дно корабли, кроме командования. Пока матросы просто ушли, проявив солидарность с армейскими товарищами, показывая нрав и отказываясь подчиняться, офицеры брались малыми силами совершать ими задуманное. И они не хотели топить корабли, но и сдавать флот без боя в руки соперников по Мировой войне — не желали ещё больше. Потому Толстой наполнил страницы отчаянием необходимой потери, что не столь уж способно вызвать недоумение, когда основной мыслью звучит братоубийственное действие, развернувшееся на всей территории продолжавшей разваливаться империи.

Нет нужды считать, будто Алексей Толстой писал полноценный роман. Отнюдь, «Восемнадцатый год» — это больше размышление о случившемся, попытка разобраться с историческими процессами, приведшими к победе большевиков над всеми, кто не соглашался с их мнением. Потому и чтение должно пробуждать соответствующие мысли. Можно забыть про художественные элементы, останавливая внимание только на описании истории. А так как каждый автор имеет право на собственное видение ситуации, Толстой тем смело воспользовался. Ежели по каким-то эпизодам у читателя возникнет опровержение, Алексей всегда мог возразить, указав, что так ему видится, он ведь не монографию по истории писал и не учебник представил вниманию читателя.

В действительности, охватить всех аспектов Гражданской войны невозможно. Для этого не хватит ни писательского времени, ни читательского желания столь длительно остановиться на единственном периоде былого. Не будет произнесён и вопрос об обязательности отношения «Восемнадцатого года» к «Хождению по мукам».

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Есть мнение, всего лишь мнение, Емельян Пугачёв — ставленник Пане Коханку. Того самого, что измыслил посягнуть на русский трон княжне Таракановой. Домыслы домыслами, но как на это смотрел Вячеслав Шишков? Подобных мыслей он даже не допускал. Для него Пугачёв — кто-то вроде казака, ставший оным отнюдь не по праву рождения, а согласно стечения обстоятельств. Правда далеко не сразу Пугачёв у Шишкова становится ценителем вольности и считающим необходимым нести справедливость для русского народа. Не с этого всё начиналось у Шишкова. Да и начиналось совсем не так, к чему должно было в итоге привести. Длительный процесс написания романа привёл к закономерному явлению — постоянному возвращению и дописыванию новых сцен. В итоге получился не столько роман о Пугачёве, сколько обзор эпох правления Елизаветы Петровны и Екатерины Великой. По крайней мере, так складывалось в первые четыре года написания романа.

Началу событий даётся отсчёт в 1757 году. При власти продолжала находиться императрица Елизавета Петровна, завязалась Семилетняя война, гремело сражение при Гросс-Егерсдорфе. Сразу отсюда, нисколько не с детских лет, читатель начинал внимать становлению Емельяна Пугачёва, пока обычного воина, находящегося на службе. Он всегда снизу, при том имея возможность слышать генералитет. Будет иметь и личные аудиенции с сильными мира сего, вплоть до высших армейских руководителей. Станет он своеобразной губкой, впитывая распри начальников и недовольство рядовых. В нём самом начнёт копиться недоумение от складывающихся обстоятельств, и он сам несправедливо подвергнется наказанию — окажется высечен. Тогда же появится основная мысль всего романа — надо избавляться от бар. Шишков постоянно станет говорить в данном историческом аспекте. И с этого пути он не свернёт, пока не разгорится пугачёвское восстание, чьей целью и станет изничтожение всего, относящегося к дворянским привилегиям.

Когда Шишков подходил к теме дворцового переворота, случившегося после смерти Елизаветы Петровны, он словно забыл о Пугачёве. Перед читателем развивались сцены падения Петра III и возвышения Екатерины Великой, рассказывалось об участи Иоанна Антоновича, вплоть до объяснения причины его гибели в тюрьме. Всё это плавно перетекало в разговор о Салтычихе, особо зверствовавшей дворянке, убивавшей крепостных по воле своей прихоти. Долгое отступление должно пониматься читателем в качестве объяснения причины, каким образом Пугачёв сумеет поднять восстание, почему будет действовать под видом Петра III, какой мотив позволит объединять людей, стремящихся следовать пугачёвским идеалам. К тому всё словно и шло — нужно избавляться от бар, и пусть он — Пётр III — вернётся во власть, дабы водворить в стране порядок, которого он так страстно желал. И как-то всеми забывалось, по какому обстоятельству Петра и отстраняли, не смирившись с его страстью к немецким корням.

И вот Пугачёв окажется на Урале, станет свидетелем зверств помещиков, примет твёрдое решение выступить против этого, ибо найдёт весомый повод — в нём и прежде находили внешнее сходство с Петром III. Останется убедить окружение. Ему безоговорочно поверят, как будут верить продолжительное время, может сохранив то убеждение и потом. Зато Шишков посчитал нужным доказать, насколько Пугачёв Петром являться не мог, о чём якобы знал очень узкий круг доверенных лиц.

За четыре года работы над романом вырисовывалась необходимая канва, должная облегчить дальнейшее повествование. Перед читателем созрел бунтовщик, словно радеющий за справедливое распределение благ. Только вот к нему прибивались казаки, оных принципов вовсе не придерживавшиеся. Какие такие могут быть блага в казацком стане? Грабь своих и иногда чужих — вот извечный смысл существования казаков, сопровождающий их с самого зарождения.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Какая история стоит за Крымом? Ныне и не знают. А ведь некогда — в середине XIX века — за Крым шла ожесточённая война. Причём, интерес Турции оказывался опосредованным. Перед европейскими державами ставилась задача унизить Россию. Ради этой цели они оказались готовы объединиться с мусульманской страной. Так против России выступили наиболее ярко Англия с Францией, не так уж часто находившие общие цели. Порою враг для того и нужен, чтобы объединять. И Англия с Францией сплотились, твёрдо намереваясь одержать победу в Восточной войне. Что же, они победят. Только та победа не будет иметь для них существенного значения. Триумф окажется горше поражения. Сообразуясь с этим, прекрасно сможешь понять, что всё-таки значит для европейцев Крым. Он — есть история их унижения, никак не смываемая и служащая постоянным напоминанием.

В третьей книге Сергеев-Ценский подходил к самому главному — к окончанию войны. До поражения оставалось не так много. Это означало необходимость подвести читателя к мысли, насколько русским свойственно воевать до отчаяния, не отдавая и пяди земли. Примером послужит адмирал Нахимов, чья участь — пасть при обороне, нисколько не собираясь сдавать позиции. Он смело выходил для обозрения развернувшегося боя, однажды раненный в голову, вследствие чего скончался. И он — Нахимов — едва ли не единственный военачальник, пестуемый Сергеевым-Ценским. Понятно почему! Адмирал знал солдат по фамилиям, не боялся ходить под ядрами, возмущался бесполезности наград по праздникам. Да и не брезговал Нахимов поить солдат и матросов вином, ежели вода казалась ему плохой. Поэтому, читатель обязательно узнает, как Нахимов примет смерть, хотя мог продолжать жить.

Нельзя утверждать, будто не умри Нахимов, войне предстояло завершиться иначе. Но всякое мнение имеет право на существование. Зато можно сказывать про доблесть французов и британцев, без боязни шедших на штурм, не считаясь с потерями. Задумай Сергеев-Ценский дополнить содержание разбором происходившего на противной стороне, «Севастопольская страда» только бы стала краше. Впрочем, вместо трёх книг пришлось тогда писать шесть, либо даже девять.

Расписав войну в подробностях, Сергеев-Ценский переходил к заключению. Не так становилось важным, какой участи удостоилась Россия. Да, страна оказалась унижена. Россия проиграла. По той ли причине, что грамотные военачальники пали на полях сражений, либо сказалась смерть императора Николая с воцарением на престоле сына его — Александра. Требовалось отставить необходимость понимания этого. Сергеев-Ценский призывал к другому, дабы читатель увидел, какой итог в войне следует считать тем, который и должен именоваться победой.

Против России стремилась более других воевать Англия. Именно державе Туманного Альбиона требовалось упрочить позиции в регионе, для чего ослабить предстояло любыми силами влияние России. Но как, зачем и для чего? Англия опиралась на мощь флота, а лучшая парусина шла от русских купцов. Приходилось покупать через посредников, значительно переплачивая. В других сферах происходило аналогично. Пусть Англия усиливалась геополитически, финансово — проигрывала. И Россия от противостояния ничего не выигрывала. Наживались третьи страны, всегда потребные, когда заходит речь о военном конфликте.

На такой ноте Сергеев-Ценский заканчивал «Севастопольскую страду». Им были показаны исторические аспекты с почти максимальной подробностью. Более сообщённого не возникнет желание узнать. Хотелось бы запомнить хотя бы малую крупицу из узнанного. Чему-то суждено запасть в память. Прочее, к сожалению, вскоре будет забыто. Не стоит тому печалиться, ведь для того и пишут книги, дабы читали и вспоминали о былом.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Писать и мучиться, чтобы мучиться и писать. Результат этого — данное произведение. Работы начались задолго до публикации. Хаггард писал минимум в течение пяти лет. В результате получился литературный труд, не подлежащий взвешенной и продуманной оценке. Можно пойти дальше, назвав произведение далёким от того, к чему тяготеет читатель, предпочитая знакомиться с творческими изысканиями Райдера. Вместе с тем, читатель привык видеть стремление Хаггарда придерживаться разных жанров, отчасти создавая произведения из жизни англичан, живущих в пределах Англии. Подобные литературные труды обычно и становились уделом интереса населения Туманного Альбиона, тогда как читатель Райдера с других земель предпочитал игнорировать всё, так или иначе лишённое увлекательности.

Говорить о сюжете произведения можно долго, пересказывая содержание. Требуется ли это? Хаггард поведает о событиях, переполненных происшествиями, при том лишёнными надежды на благополучное завершение. Читателю достаточно понять о должном случиться кораблекрушении, счастливом избавлении от смерти и о самых разных событиях. Всё это словно уже было в творческих изысканиях Райдера. И вот опять.

События разворачиваются вокруг главного героя, являющегося изобретателем, сторонящемся женщин. Он измыслил некое устройство, способное к чему-то, о чём человек начала XX века уже должен был смело мыслить, так как передавать голос на расстоянии не могло уже казаться чем-то уж слишком удивительным. Александр Белл, за почти тридцать лет до того, сумел освоить подобную технологию. И это даже без разговора о радио, к чему одиннадцать лет как успел приложить руку Никола Тесла. Посему, дело сводилось к портативности. Ну да не в том суть повествования. Главное то, что главный герой сторонился женщин. Естественно, это не спасло его от брака, причём практически на родственнице, чему поспособствовало британское законодательство, весьма презрительно относившееся к праву женщин на наследство.

К чему это могло привести? Сугубо к несчастью. Да, главный герой поучаствует в спасении девушки с терпящего крушение корабля, полюбит её, вследствие чего закручинится. Хотя, с чего бы ему так следовало поступать? Ничего не поделаешь — о нелюдимом учёном много не напишешь, и читателю то не окажется интересным. Тем более, приключениями Хаггарда могли зачитываться и женщины, всегда интересующиеся именно раскрытием проблематики сложности взаимоотношений между мужчинами и женщинами, особенно если речь касается какого-никакого подобия любовного треугольника.

Можно сказать — любовь способна нечаянно нагрянуть, поразить в сердце и свести в итоге в могилу. Так и случится. Переживать главному герою придётся изрядно. Но и это не показывает творчество Райдера с новой стороны. Допустимо смело возвращаться обратно к его произведениям, обыгрывающим сходные эпизоды. Отчего не вспомнить смерть одной из жён Аллана Квотермейна? Той, что переостыла за ночь на холодных камнях, скоропостижно погибнув во цвете лет. Такая же участь ждёт избранницу главного героя сего произведения.

Почему бы не поговорить о загробной жизни? Или о том подобии, каковое порою представляется. Мало ли до какой степени отчаяния получается дойти, терзаясь от ощущения безвозвратной утраты. И тут есть к чему подойти, благо Хаггард начинал разбираться в возможностях потусторонней силы, раз предлагал читателю принять за истину им описываемое.

Кто сможет с удовольствием прочитать очередное произведение Райдера — будет неизменно счастлив. Прочий читатель, не сумевший оценить данных изысканий автора, молча перейдёт к следующим произведениям. И поступит правильно! Есть у Хаггарда интересные задумки, которые он продолжит реализовывать. Тогда к публикации готовился роман «Братья», пусть и наивный, зато в духе ожидаемых приключений.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

На поле боя всегда храбрее прочих моряки. Они не в своей стихии, но воевать они вольны везде, где бы не возникла в том нужда. Эти люди — в тельняшках — чаще безымянные герои, о чьих подвигах узнавали, извлекая из-под наваленных на них вражеских тел. Моряки всегда шли вперёд, не считаясь с потерями. Они и поныне опережают сухопутные войска, не забывая поддевать под форму тельняшку. Соболев не мог о них промолчать, он создал цикл коротких рассказов «Морская душа», дополнив рассказами подлиннее, преимущественно на ту же тему водной стихии. И вполне заслуженно получил Сталинскую премию.

Отдельно от цикла идут следующие рассказы: «Воспитание чувства», «Волшебный крысолов», «Крошка», «Держись, старшина…»и «Батальон четверых». Писал Соболев о любви к кораблям и обо всём, что с этим связано. У него в камбузе мог оказаться парень из алтайского совхоза, выполняя одну из самых грязных работ во флоте, вместе с тем выполняя обязанности заряжающего. Повествует Леонид и про краснофлотцев-минёров, и про удивительный транспорт, прозываемый «Крошкой», доставлявший требуемое для Ленинграда, пребывавшего в блокаде. И про подводников есть сказ, сообщающий историю последней надежды, когда жизнь экипажа зависела от воли одного, продолжавшего оставаться в сознании — ему требовалось дать судну воздуха.

Сам цикл «Морская душа» представлял не собранные вместе художественно обработанные истории. Скорее, это наблюдения непосредственно Соболева. Собственно, в рассказе «Морская душа» сообщается о бойцах в тельняшках, славящихся своей отчаянной храбростью. Вторил ему рассказ «Федя с наганом». Кем был тот Федя на самом деле? Никто не знал. Ведали лишь об его имени. И когда пришла пора узнать о нём малость более — не получилось. Было о нём известно ещё одно обстоятельство — он носил тельняшку. Про кораблекрушение повествовалось в рассказе «Неотправленная радиограмма». Вновь про геройство моряков в сказе «Матросский майор»: стоило завязаться бою, он задвигал майорскую кокарду на затылок и шёл в бой рядовым матросом.

Читатель начинал верить, что быть для моряков героями — это «Привычное дело». О чём Соболев сообщил в одноимённом рассказе. Но имелось место и байкам, может быть правдивым, как например про «Пушку без мушки». Имелась такая в Красной Армии, совершенно неуязвимая для немцев. Как только они не пытались её обнаружить, она неизменно наносила урон противнику.

В том же духе Соболев продолжать повествовать в рассказах «Подарок военкома», «Страшное оружие», «Поединок», «Последний доклад» и «Воробьёвская батарея».

Как видно, ничего сверх необходимого Леонид читателю не сообщал. Он не расползался мыслью по древу, не преследовал целью поведать более им сообщаемого. Скорее он излагал сухо и существенно важное, нисколько не считаясь с необходимостью оказываться чрез меры многословным. Оттого у читателя обязательно возникает чувство незавершённости. Не хватает объёма. Только не ставил Соболев задачу развлечь читателя. Отнюдь, он давал представление об отваге, прекрасно продемонстрировав, что жизнь человеку даётся для подвига, причём чаще безымянного. Хватит и того, что запомнят имя героя, либо его отличительную черту. Обо всём прочем молва разнесёт собственную версию произошедшего, но герой останется героем, может даже ещё большим, нежели сумел оказаться.

Тогда спрашивается, почему Соболев удостоился за сборник только второй степени Сталинской премии? Неужели, объём сыграл для того значение? Впрочем, это рассуждение будет совершенно неуместным. Главное, труд Леонида заслужил высокую оценку, образ моряков в очередной раз был представлен на высочайшем уровне проявляемой ими отваги.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Зачем отвергать имеющееся? Зачем стремиться к лучшему? Неизбежно наступят более худшие дни, нежели есть. Однако, человек не может жить в угнетении, неизменно стремясь к иллюзорно представляемой им свободе. Но пока одни видят лучшее на свой лад, другие поступают схожим образом — иначе понимая должное быть. В итоге изменяется сущность, а суть остаётся прежней. Что же, Николай Погодин представил пьесу о Ленине. Какой же это был замечательный человек — сквозит с каждой фразы действующих лиц. Видеть Ленина — счастье! Идти следом за Лениным — удовольствие! Довериться Ленину — поступок настоящего радетеля за благо страны! И не так важно, что на дворе 1937 год, у власти Сталин, государство пребывает в апатии от начавшихся чисток и усиливается закабаление населения. Самое время вспомнить о прежних мечтаниях о будущем. Ведь Ленин — это историческая фигура, давшая надежду на перемены к действительно необходимому. Вот и будут герои пьесы Погодина стремится превозносить Ленина. Иного утешения для них всё равно не оставалось.

Николай взял начало с фронта — шла война с Германией. Именно с её полей в Петроград явится солдат, ибо ему подошёл отпуск. С ним будет его ружьё. Он успеет обсудить с боевыми товарищами текущее положение, Бога и бесперспективность боя, поскольку костям всё равно придётся гнить в окопах, ежели не найти себе другого применения. Тогда же в Петрограде смута, в действенность которой никто из дворянской прослойки не верит. Разве не найдут казаки управу на бунтовщиков? Раньше уже справлялись не раз, смогут одолеть митингующих снова. Погодин словно специально вводил данные сцены, дабы предварить основные, связанные непосредственно с Лениным.

А так как Петроград уподобился улью, то человек с ружьём точно пригодится, хотя бы и в Смольном. Пусть ему сперва не поверят, посчитают опасным для революции элементом. Устроят ему проверку. Пока не поймут — солдат приходится им своим. Такой же уверенный в победе затеянного большевиками дела. Да, надо брать от момента абсолютно всё, ни в чём не давая царскому режиму послабления. Никаких иных правительств, кроме как под управлением социал-демократической рабочей партии. Оставалось дело за малым — помочь Ленину в свершении им уже начатого, то есть в продолжении борьбы за обретение подлинной верховной власти над страной, когда-то называвшейся Российской Империей.

Что же будет делать солдат в Смольном? Для новых своих товарищей он возьмётся разыскать кипятку для заваривания чая. И случится ему иметь беседу с неким гражданином, весьма дельным и башковитым. Знал ли солдат, с кем взялся разговаривать? Позже ему сообщат — то был сам товарищ Ленин. И понесётся в пьесе череда восторгов, и не найдётся им конца. До самого занавеса зритель будет слушать истории действующих лиц про встречи с Лениным, настолько он в их представлении является великим человеком. И ничего кроме — о Ленине и ни о ком другом.

Сам Ленин под занавес скажет собравшимся, насколько важен государству простой человек с ружьём, причём необязательно огнестрельным. Тот человек сможет убеждать других, ему будут доверять все граждане страны. Будет тот человек стоять на страже интересов, продолжая оставаться рядовым её представителем. И тогда зритель окажется вынужден задуматься, переосмыслив название пьесы. О каком именно человеке с ружьём рассказывал Погодин? Уж точно не о том, кто носился по этажам Смольного в поисках кипятка. Но и о нём, безусловно. Разве он не говорил товарищам того, в чём они были и сами уверены?

Автор: Константин Трунин

» Читать далее