trounin.ru

После описания событий Смутного времени и Отечественной войны, Загоскин погрузился в далёкое прошлое, создав произведение о языческой Руси, стоявшей перед принятием христианства. Тогда у власти находился Владимир Святославич, жестоко укреплявший право на великокняжеский стол. Достигнув желаемого, он снова объединил страну. Требовалось понять, что могло его побудить отказаться от верований предков. И Михаил нашёл тому объяснение. Разве откажется правитель от религии, согласно которой народ будет его любить и не допустит помыслов об ином владетеле земель русских? Поэтому язычество падёт, уступив место греческой вере.

В качестве основного аргумента для княжеского страха потерять власть, Загоскин предложил отпрыска из ветви потомков Аскольда. Пусть этот страх необоснованный, ему вполне нашлось место на страницах художественного произведения. Для пущей верности Михаил сделал отпрыска беспомощным существом, росшим под опекой княгини Ольги, после утратив всякую связь с власть имущими, так и не узнав, кем он в действительности является. Вновь приходится говорить о плутовском романе, затрагивая литературные труды писателей первых десятилетий XIX века. Не имея ничего, главный герой повествования оказывается претендентом на всё. И тут-то приходит на помощь христианство, разбивающее смысл борьбы за власть во прах.

Греческая вера требовала молиться за каждого живущего. Особенно необходимо молиться за врагов, прося Бога наделить их благоразумием. Не допускалось мыслей о свержении тирана, либо другом способе разрешения проблем. Только с помощью смирения и постоянных молитв о лучшем должен проводить дни христианин. Имея в качестве подданных именно таких людей, правитель христианской страны обретал спокойствие, твёрдо уверенный в завтрашнем дне. Отпрыск Аскольдова рода не сможет причинить ему вред, поскольку влюбится в гречанку, примет её веру и перестанет представлять опасность.

Читатель согласится, излишне красивую картину создал в воображении Загоскин. Михаил показал рафинированных христиан, подобных жившим в первые века нашей эры. Может он забыл, какой жар коснулся последователей веры Христа, стоило им добиться права на доминирование? Уже не шла речь о покорности, тогда как язычники массово истреблялись. А ведь прошла едва ли не тысяча лет, прежде чем христианство коснулось Руси. В самой Византии не осталось настолько истово верующих, да и сама жизнь во Втором Риме нисколько не напоминала смиренную. Вполне можно допустить, что ретивые христиане переселялись на Русь, обретая покой среди языческих верований, где к ним терпимо относились.

Забыл Загоскин и о бедах, пришедших вместе с христианством, нисколько не оказавшем значения на братоубийственные порывы российских князей. Но обо всём этом сказано слов достаточно в соответствующим сим рассуждениям местах. Читателю требовалось хотя бы как-то обосновать принятие христианства на Руси, что Михаил вполне доступно объяснил. Никто не откажется верить, будто князь Владимир Святославич не стал бы симпатизировать воззрениям, позволившим на краткий миг забыть о распрях. Ведь единоличная власть не подразумевает права на постоянное ею обладание. В свою очередь появился инструмент, позволивший устранить всех неугодных, лишив их жизни за языческие верования.

В исторических источниках почти ничего не говорится, как население Руси приняло христианство. Это не требуется объяснять, зная, что источники сохранились лишь благодаря церковным служителям, постоянно переписывавшим сведения о прошлом. Вполне понятно, никакого умиротворения наступить не могло. Русь будоражило, чему найдётся подтверждение в борьбе детей Владимира за власть. Пока же следует остановиться и принять точку зрения Михаила Загоскина. Всё, совершаемое во благо сейчас, завтра окажется источником неисчислимого количества бед.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Из самой глуши дебрей российских вывел Зотов трёх друзей. Каждому из них он воздал сполна, сделав важными для государства лицами. Один Григорий Потёмкин чего стоит, за заслуги прозванный Таврическим. Об этом читатель узнает ближе к концу повествования, вынужденный на протяжении сотен страниц следить за чехардой событий, где Зотов станет сводить на нет прошлое, ничего не стоящее для случившегося в последующем. С первых страниц всё внимание приковано к молодым людям, решившим оставить родную им смоленщину и податься на службу государству. Путь их будет труден, зато результат превзойдёт все ожидания. Иного и быть не могло.

Рафаил предложил не сетовать на жизнь. Пусть в России не растут чай, кофе и экзотические фрукты, и нет прочей дикости, зато есть золото, но разумеется не на каждом дворе. Пусть дороги прежде в России представляли печальное зрелище, что проще не на карете было ехать, а самому управлять лошадью. Даже архитектура имела жалкое подобие, несравнимое с созданной впоследствии. Этаким образом всё сделанное тем же Петром I нивелируется. Со слов Зотова получается, будто не град великолепный на Неве построили, а подобие деревни, только с административными функциями. Разумеется, при Екатерине II тот город расцвёл и обрёл красоту, теперь способную служить радостью для глаз.

Порядки раньше не ахти какие водились. Собравшись служить на благо государства, не сможешь осуществить задуманное. Представленные вниманию друзья желали не офицерских чинов, им требовалось всего лишь встать в армейские ряды. И для того им понадобилась аудиенция Апраксина, согласившегося принять, благо знавал кого-то из их родителей. Иначе предстояло вернуться друзьям домой, сгинув для истории на родной им смоленщине.

Согласно времени случится Семилетняя война. Зотов развернётся, переключив внимание на немецкие порядки, особенно живописуя личность прусского императора Фридриха. Окажется, русские в представлении европейцев того времени являлись дикими, едва ли не предпочитавшими поедать собственных детей. Эти русские настолько воспринимались варварами, что когда пред ними предстанет один из тех самых варваров, они сильно удивятся, ибо акцент тех же немцев среди немцев более ощутим, нежели речь на немецком в исполнении неистовых азиатов, излишне долго пробывших под татарским игом.

Надо сказать, в Семилетней войне русские войска дошли до Берлина, одержав уверенную победу над соперником. В дальнейшем внимание Зотов переключит на следующий военный конфликт России — теперь с Турцией. Читателю предстоит побывать и там, правда не настолько плодотворно. Зато вновь станет ясно, что литературным персонажам легко находить общий язык, невзирая ни на какие преграды, в том числе и языковые. Ежели захотелось писателю создать из персонажей важных исторических деятелей — ничего его в том желании не остановит. Ведь никто не сможет возразить! А если у кого появится к тому надобность, то она всё равно останется вне сообщённого читателю текста.

Перед чтением «Трилиственника» всё же хочется напомнить, как важно творческие изыскания Зотова начинать читать с конца. Главное усвоить, о ком именно взялся повествовать Рафаил. Читатель согласится, насколько интереснее становится сообщаемая информация, когда знаешь, кем в итоге окажутся деревенские пареньки, чья наивность внушает опасение за должное с ними вскоре произойти. В самом деле, разве кто предполагал, каким образом выйдет в свет тот же Потёмкин-Таврический? Впрочем, Зотов больше выдумал, нежели сообщил правды. Зато у него красиво получилось рассказать, подняв часть вопросов, беспокоящих читателя и спустя столетия, ни в чём не уступающие пониманию тех же самых проблем.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Имя Григорий — как нарицательное значение грядущих проблем для России. Оно памятно с периода Смутного времени, периодически проявляясь снова хотя бы раз в одно столетие. Отчего бы таковым не наделить ещё одного персонажа, пускай и вымышленного. Им станет монах Гришка (каким бы странным сие дьявольское сочетание не казалось). Кто он и откуда — никому неизвестно. Но он воспитывался наравне с детьми царя Алексея Тишайшего. И был свидетелем в том числе и стрелецких бунтов. Такого персонажа можно вывести на любой уровень общественной жизни, вплоть до влияния на первых лиц государства. Ежели читателю показан однокашник будущих царей Ивана и Петра, а также их сестры регента Софьи, то должно подразумеваться его определяющее значение на происходившие в стране процессы. И как бы оно так, да больше Григория беспокоила проблема рождения, ибо ему хотелось узнать, чьим сыном он является.

Зотов создал нечто вроде загадки. Некое лицо посылает в дом Хованского мальчика-сироту, упросив дать кров и воспитать. Отказа не последовало. С той поры юность Григория протекала под покровительством влиятельного дворянского рода. Он не знал нужды и имел вхождение в царские палаты. И тот же Григорий будет продвигаем на в меру высокие должности в стрелецких войсках. До развития хованщины читатель не перестанет гадать, какую роль сыграет в первом стрелецком бунте непосредственно Григорий. Неужели сей сообразительный мальчик обагрит руки кровью, истово казня всякого человека, встающего у него на пути?

Может показаться и так, будто Зотов создавал плутовской роман. Ежели родители Григория неизвестны, то допустимо всякое. Но разве в традициях данного жанра с первых страниц делать всё для должных претерпевать страдания? Поэтому плутовство разрушается само по себе, становясь лишь одним из возможных вариантов развития событий. Но читателю всё-таки следует узнать, от кого Григорий происходит. Для интриги Зотов убрал из повествования единственного свидетеля, обладавшего требуемой информацией. Повествование при этом не остановилось, так как история всё равно продолжалась, и главному герою произведения просто следовало хотя бы чем-нибудь заниматься.

Обычно тайное становится явным, когда оно перестаёт интересовать. Жизнь Григория станет равномерной, порою прерываемой на события интересные и не очень. Ему бы следовало забыть и не вспоминать, пользуясь и без того дарованными благами склонявшейся к нему Фортуны. Однако, читатель не поймёт, ежели не узнает, за кем следует признать отцовство над Григорием. Пожалуй, из того не следует делать нечто особенное, поскольку, зная наперёд, сюжет от того иным для понимания стать не сможет.

Итак, отцом Григория являлся гетман Дорошенко, причём скорее всего тот, имя которого носил таинственный монах, то есть — Дорофей. Прочие домыслы озвучивать кажется бессмысленным. Достаточно того факта, что информация о гетмане Дорофее Дорошенко скудна. А это, в свою очередь, является привлекательным моментом для беллетристов, любящих заполнять белые пятна фантастическими допущениями. Так отчего не сделать гетмана монахом? А может и сына своего он таким образом продвигал, позволив ему оказаться в числе приближенных к царской власти. Понятно, такие рассуждения бесплотны. Впрочем, бесплотно и произведение Зотова, основанное на допущениях, где всё сказано сугубо читательского интереса ради.

К тому же, читателю требовалось историческое лицо, склонное придерживаться стороны России, особенно когда речь идёт о казацких распрях на землях сечи. Гетман Дорошенко стал нужным звеном, способным сковать в единую цепь народы некогда разделённых русских княжеств, часть которых долгие века оставалась под контролем западных славян и литовцев.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Один из крупнейших трудов Тредиаковского — перевод «Приключений Телемака» за авторством Франсуа Фенелона. Делал то Василий с желанием пробудить в русскоязычном читателе стремление к познанию прекрасного. Перевод был подан в виде героического сказания о деяниях сына Одиссея, отправившегося на поиски отца, о странствиях которого написал Гомер. В качестве формы подачи было выбрано подобие античного стихосложения, будто должное приблизить к примерному осознанию величия искусства древних греков. Единственный момент мешает насладиться творческими изысканиями Тредиаковского — нежелание вникать в кропотливый труд Василия, что услужливо предварял каждую главу её кратким пересказом. Ознакомившись с должными стать известными событиями, попытавшись вчитаться в стихотворство без каких-либо намёков на само стихотворство, читатель ещё при жизни Василия разводил руками, считая «Тилемахиду» способом для наказания нерадивых учеников.

Нет нужды разбираться непосредственно в приключениях Телемака. Это плод человеческой фантазии, угодный к трактованию любым способом. Можно отправить сына по следам отца, а можно проложить для него другой путь. Проще, разумеется, пустить как раз по следам, иной раз действуя на опережение. До наших дней дошло достаточно художественных произведений, где хорошо удаётся проследить за множеством нюансов, и где важнее всё-таки судьба участвовавших в Троянской войне лиц, нежели опосредованно к ней причастных персонажей. На беду Телемака, он из числа причастных, поэтому любой его шаг — оторванный от основной канвы сюжет, обречённый на вечное следование рядом с событиями, не способный на них оказать существенного влияния.

Тредиаковский переводил Фенелона, но насколько точно — судить сложно. Для этого надо уделить время и ознакомиться с прочими переводами произведения. Ежели кто решится исполнить такую задачу, то он заранее готов к отсутствию интереса со стороны читателя. Объяснение тому очевидно — мифотворчество последующих веков пошло по другому пути, предпочтя забыть мифологию древности, сделав выбор в пользу верований тёмных и средних веков, всё согласно тому же неувядающему романтизму, так и не ставшему для Тредиаковского близким. И тут причина такая же понятная! Василий просто не успел стать свидетелем смерти академических пристрастий, довольно быстро уступивших место новому поколению литературных предпочтений.

Несмотря на важность, поэтика античных авторов чаще всего претерпевает отторжение. Русскоязычный читатель не может её принять, не имеющий возможности для адекватного восприятия, связанного с языковым барьером, мешающим даже адекватной возможности создать хотя бы подобие. Остаётся слагать в возвышенных тонах, уповая на заложенную в повествование гордость действующих лиц, вещающих о доставшемся им для свершения важном деле. Только в таком духе получается говорить про античные поэмы, тогда как никак иначе того сделать нельзя. И никакой гекзаметр не станет помощником, излишне противоестественный уху человека, привыкшего к русской речи.

Тредиаковский это отлично понимал. Но он понимал и то, что сложная для усвоения поэзия — это признак, должный ставить высокое искусство над лёгкостью народного стихосложения. У него получалось, будто героическая поэма должна звучать громко, надменно и становиться испытанием для стремящегося понять её содержание. Тогда как сами древние греки ни о чём подобном не мыслили, создавая поэтические произведения, дабы петь их под музыкальное сопровождение. Возможно ли такое проделать с «Тилемахидой»? Лучше и не пытаться.

«Приключения Телемака» стали непреодолимой стеной, в очередной раз отгородившей Тредиаковского от читателя. Василий не стремился создать искусство для всех, специально находя способы его усложнения. Потому становится непонятным, зачем Тредиаковскому вообще требовалось задумываться над структуризацией русского языка.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Борьба борьбы ради бесплотна. Цель имея, не имея надобности: путь в никуда. Но Лесков шёл к цели, боролся, точно не представляя, к чему он всё-таки стремится. Против общества он возразить не мог. Это глупое занятие — осуждать общество. Капля злости растворится в море ханжества. Не он сам, пусть герои его произведений восстают против правил, требуя им потребного. О таких писать тяжело, осознавая тяжесть их положения. Тяжело и самому писателю, берущемуся бросать вызов обществу. Творец выражает сперва собственное суждение, ибо оно ему представляется важным. Оттого Лесков долго вынашивал планы ряда произведений, заранее понимая цензурные ограничения. Для чего-то Николай жил, но почему-то былым. Уже не было у власти Александра II, убитого народовольцами. Зато оставалась жива память о царствовании Николая Павловича.

Лесков болезненно принимал проявление лживости. Куда он не смотрел, везде с оной сталкивался. Лгали приближенные к государю лица, не обманывая, но подстраиваясь под предъявляемые к ним требования. Человек уподобился тряпичному существу, грубо говоря — тряпке. Собрать волю в кулак он не мог, предпочитая лебезить перед начальством. И ведь в таком духе Николай задумывал писать «Чёртовых кукол» за пятнадцать лет до первой публикации. Несмотря на напряжённую обстановку в государстве, при росте социального напряжения и пробуждении не самых разумных сил. Что же, мысли Лескова — отражение духа тех лет. Населению желалось иной жизни. Получившие свободу от крепостничества, люди стали требовать большего. Утрачивало своё значение и дворянство, побуждая к скорой перемене понимания необходимого блага для России.

Писать про подобные умонастроения крайне опасно. Не поэтому ли Лесков постоянно обращался в прошлое? Искал оправдание в сюжетах на тему жизни древних стран. Николай сам уподобил свои желания горе, которую невозможно сдвинуть. Тем более не получится упросить гору передвинуться на другое место. Но то должно быть допустимо. Требуется в мольбах обратиться к Богу, дабы тот снизошёл до просьбы и дал горе иное расположение. Остаётся непонятным, почему христиане стали у Лескова столь требовательными, способными указывать божественной воле на предпочитаемые к лицезрению от неё поступки. В качестве легенды былых дней — история подойдёт. В качестве близкого к истине сюжета — нет.

Всё кажется простым, если дополнительно не знакомиться с возникавшими у Лескова трудностями. О чём бы он не говорил, во всём искали сходство с настоящим моментом. Всякое задействованное в повествовании лицо будто имело реального прототипа. Эту надуманность подхватывали все и вся, желая уже тем придать вес произведениям Николая, тогда как лучше судить не по окололитературным процессам, а находить требуемое непосредственно в содержании. Мало ли до каких суждений нисходил сам Лесков, создавал-то он произведение для будущего читателя, которому обстоятельства его жизни будут практически неизвестными. Мало того, будет иметься слабое представление о последних годах правления Александра II и первых — Александра III, не говоря уже о прочих некогда живших деятелях, способных остаться в памяти довольно узкого круга историков.

Гора не шла к христианам. Не пойдёт она и к Лескову. Следует забыть о религии, не придавая значения надуманности. Всякое подобие притчи или басни — не даёт раскрыться пониманию человеческой природы. Возможное в легендах — не допускается в повседневности. Народная молва носит по ветру больше слов, нежели способен вместить рот. Не нужно стремиться стать похожим на черепаху или лягушку, что задумали лететь с птицами… поскольку тогда потребуется закрыть рот, чего человек надолго сделать не в состоянии: открыв рот, он разбивается насмерть.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Нравы! Они хуже отравы! Они не достойны славы! Но, всё же, нами правят нравы! Беда в них, в нравах. Никак не справиться с кем-то когда-то заведёнными порядками. Вроде нельзя поступать определённым образом, согласно внутренних норм морали. А общество требует прямо противоположного. Это в священных писаниях написано о необходимости подставить другую щёку под удар, чего в реалиях общества на протяжении большей части XIX века не допускалось. Ежели был ударен, вызови обидчика на дуэль. Так гласил кодекс чести. И несмотря на возводимые запреты, преступить негласные установки не позволялось. Неважно, какого наказания удостоишься за проступок, важнее сохранить честь.

Опять ожил во строках скоморох Памфалон. Кажется, Лесков полюбил этого праздного праведника. Почему бы не наградить некоторыми его мыслями военного? Ведь и защитники Отечества удостаивались права изменять взглядам большинства, предпочитая стать священниками. Очередной персонаж из плеяды праведников нисколько не уступает предшественникам. И ему предстоит убеждать в своих взглядах сослуживцев, всё равно оставаясь для них сумасбродной личностью. На первом месте устав: как помнит читатель. Ещё важнее честь. Но отчего-то у истинного христианина важнее соблюдение высокой морали, без проявления индивидуальной обидчивости.

Лесков формировал старые забытые правила религии. В России, где православие полностью подчинилось воле монарха, оспаривать христианские нормы не допускалось. Тем более утверждать, словно всё остаётся на словах. Всего лишь необходимо почитать царя-батюшку, ибо он есть наместник Бога. Тогда почему тот, кто стремится соответствовать религиозным заповедям, воспринимается в качестве деструктивного элемента? Тут должен быть сокрыт подвох. Что же, суть всякого наместника — пользоваться данной ему властью на собственное усмотрение, соотносясь в малом с поставившим его в управление, допустим, непосредственно божественным волеизъявлением. Значит, придерживаться в общем требуется, тогда как существенной необходимости в том нет.

Вывод банален. Бог поставил над людьми наместника, и людям полагается вверять свои жизни уже ему. И поперёд наместника обращаться к Богу не следует. Герои Лескова этого не понимают, открыто действуя наперекор от них требуемому. Вполне достаточно общего установления, сообщающего о земном наместничестве. Ежели представлять больше этого, то приравнивается к бунту. Поэтому, когда в ответ на удар по щеке должна следовать дуэль: должна следовать дуэль! А вот на дуэли допустимо подставить под удар вторую щёку, сделав то не столь явно, зато согласно внутренней установке.

Грубость суждения очевидна. Отстаивание всякой точки зрения — плод дьявольского наущения. Не к такому ли результату суждений вёл читателя Лесков? Нельзя разглядеть черту между угодным Богу и приятным сатане. При особом старании получится сформировать требуемое умозаключение, придя к отличным от здесь высказанных мыслей.

Хотелось бы призвать к смирению, ибо это и есть основной постулат христианства, когда-то бывший свойственным ранним последователям Христа. Они не противились воле гонителей, с радостью принимая смерть в муках, тем обретая обещанную им жизнь в раю. Они подставляли вторую щёку не по требованию веры, а по личному на то желанию, и они не произносили жарких речей, заранее зная, как сложится их посмертное существование. Иногда Лесков о том вспоминал, но чаще позволял героям произведений высказываться, доказывать и не отступать от ими узнанных из священных писаний сведений. Однако, те книги писали люди, и может быть люди — далёкие по мировоззрению от ранних христиан, смевшие говорить уже тогда, когда сами стали гонителями сторонников прочих верований.

Пусть читатель ещё раз вспомнит скомороха Памфалона. Живи, не требуя ничего для себя, давая требуемое другим.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Среди рассказов за 1888 год стоит выделить два коротких произведения «Прекрасная Аза» и «Умершее сословие». Особым смысловым наполнением они не блещут, если читатель не желает видеть иного их понимания. Безусловно, внимать истории о древнем мире, выступая с защитительной речью в адрес будто бы того недостойной женщины — допустимо. Лесков и раньше позволял уживаться разным суждениям, находя одобрительные слова. Разве не выступил он год назад в защиту скомороха Памфалона? Тогда порочный образ жизни оказался угодным Богу, поскольку был преподнесён под видом самопожертвования. Другие герои Николая ничем не лучше и не хуже: всем им свойственна праведность. Нельзя не отметить контраст между персонажами первых произведений Лескова и теми, о которых он стал писать на склоне лет.

Но Николай всё-таки отводил былому место только в прошлом. В современные ему дни того повторить казалось невозможным. Если о чём-то говорить с исторической точки зрения, тогда соотносить с настоящим не требуется. Предметы мечтаний предков не должны распространяться на потомков. Взять хотя бы третье сословие, позволявшее части населения Франция претендовать на важное значение для общества. Разве допустимо таковое в России? Нужно правильно соотносить ушедшее с реалиями текущего дня. Лесков к тому, конечно, не побуждал. Он лишь позволил одному из действующих лиц рассказа выразить собственное суждение, имеющее столько же права на существование, как любое другое мнение.

Содержание ещё одного произведения за 1888 год отличается от «Прекрасной Азы» и «Умершего сословия». Тот пространный рассказ называется «Колыванский муж», в котором Николай позволил себе сообщить читателю о некоторых впечатлениях о происходивших в Ревеле событиях. Для описываемого Лесковым достаточно огласить краткое содержание, гласящее, какие процессы происходили в землях Российской Империи, расположенных на берегу Балтийского моря. Скорее с сожалением отмечается преобладание влияния немцев на местное население. Связано всё это с тем же, о чём Николай ранее писал в «Железной воле».

Следует напомнить про немецкий характер, разительно отличающийся от русского. Кажется, нет сходных черт. Вследствие чего население Ревеля делало желаемый им выбор. Осуждать за то бессмысленно. Должны быть понятны устремления каждого человека, воспитанного при определённых обстоятельствах. Так уж получилось, что исторически и географически Ревель ближе к немецким территориям, некогда являвшийся частью владений датчан. И по духу Россия далека от представлений жителей Ревеля от должного быть. Изменить подобное мировоззрение крайне затруднительно. Как показала история — для того не хватит и тысячи лет.

Как видно, Лесков погрузился в прошлое. Он обращался к древним временам, к событиям Великой Французской революции и даже вспомнил о Ревеле образца почти двадцатилетней давности. Всё это было напечатано в периодических изданиях по мере написания. Особых литературных изысканий за Николаем заметить не получилось. Не вступил ли он в мрачную полосу творчества? Излишне редко за Николаем стали отмечаться рассказы, написанные с присущим ему мастерством, пробуждающие в читателе желание переосмыслить до того казавшегося незыблемым.

Но к одному рассуждению Николай всё же побуждает. Разве так существенно важно, какая роль в настоящем отводится происходящему? Человек желает видеть будущее приятным для себя нынешнего, забывая о следующих поколениях. Может им приятнее окажется жить в условиях, к недопущению которых именно сейчас прилагаются значительные усилия? Придаётся огромное значение событиям, где полагается ослабить контроль и пожать неизбежное. Понятно, человек боится событий, которые перевернут его представления. Вместе с тем, такие страхи свойственны человеку в отношении его относительной идентификации в определённой группе общества, в остальном общество вольно вершить любые перемены.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что есть отвага? А что есть жалость? И что есть честность? Кто определяет, каким образом судить про то или иное понятие? Прежде всего, речь о совести. Ежели человек оной обладает, он здраво рассудит, найдя значение для вышеозначенных слов. Важнее оставаться правдивым с самим собой, осознавая совершаемые поступки. Можно ограбить священника, не зная, какой человек пострадал от твоей руки. Но узнав настоящее положение дел, не будет ошибочным придти с повинной и сердечно выразиться о неблагоразумном поступке. Так оно и должны быть, за исключением очевидного обстоятельства — никому не нужны дополнительные проблемы. Хорошо, что герои рассказа «Грабёж» поняли ошибку, совершив требуемое их совестью действие по устранению свершившегося недоразумения.

Немного иначе Лесков подал рассказ «Инженеры-бессребреники». Николай показал людей особой закваски. Они находятся на военной службе, скорее делая то вследствие необходимости. Их духу ближе благочестие, выраженное стремлением служить не в действующей армии, а в церкви. И случись им уйти в мирное время, как к ним не могло возникнуть вопросов. Но уйти они решили аккурат в начале войны с Турцией. Понятно, какое отношение к ним возникло у сослуживцев и начальства. Подобный поступок не мог быть одобрен. Государь бы не стал удовлетворять такую просьбу.

Положение молодых людей ухудшалось кратким знакомством с царём Николаем Павловичем. Одного из них тот и вовсе желал приблизить к себе, умилённый его набожностью и хорошими манерами. Уволиться получилось лишь благодаря влиятельным связям, отчего из армии их отозвали уже на половине пройдённого пути. Вполне логично, что дальнейшая жизнь сложилась вне мирской суеты. Некогда приближенный к царю и вовсе занял высокое положение в церковной иерархии, зарекомендовав себя блюстителем чести и порядка, не допуская попустительства. Таким ревностным служителем оставалось восхваляться. Слова о появлении такого исполнительного человека дойдут и до Николая Павловича.

Теперь возникает необходимость понять, в какую сторону клонил Лесков. Он показал людей, вроде бы которых требуется осуждать, но за их благочестие — остаётся скорее похвалить. Нашедшие призвание, они сумели сладить с обстоятельствами и с чистым сердцем подошли к исполнению новых обязанностей. Потому не стоит искать иных слов — достаточно сказать, насколько необходимо позволять человеку самому вершить свою судьбу. Не всем такое можно позволить, но ответственным людям препятствий чинить точно нельзя. Какая же польза от солдата, если ему причинять вред живым существам вера не позволяет? Скорее будет сломана психика, нежели извлечена хоть какая-то польза.

В который уже раз Лесков пытается найти в людях человеческое. Николай боролся с представлениями, пытаясь разрушать шаблонные мнения: не всякий мясник жаден до крови, не каждый военный стремится убивать. Существуют люди с отличным от привычного образом мысли. Они сохраняют честность, тогда как то им не должно быть свойственным. Ежели в отношении одного они последовательны и предсказуемы, то в другом — нисколько не соответствуют сложившемуся о них образу. Из этого допустим единственный вывод: всякому по мыслям его воздать, ежели мысли те есть благо созидающие. Никакого позора и осуждения — нет нужды подтверждать скудоумие, свойственное массовому мышлению. Важна избирательность и множественные допущения, без чего жизнь превращается в череду из необходимости следовать стереотипам.

Ничего сложного в этом нет, Лесков то наглядно показал. И всё равно сомнительно, чтобы всему находилось простое разрешение. Пусть в баснях Льва Толстого допускается сказать спасибо за правду, тогда как в жизни предстоит столкнуться с заранее предсказуемой реакцией общества.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Быль времён царя Николая Павловича. Всем известно, какое важное значение тогда отдавалось муштре. За любой проступок следовало суровое наказание в виде прохождения сквозь строй с нанесением определённого количества ударов шпицрутенами. И неважно, имел оправдание проступок или нет. Лесков решил рассказать историю, преподнеся её под видом песни о человеческой несправедливости. Случилось как-то пьяному провалиться под лёд, то увидел часовой. Борясь с чувством необходимости помочь, часовой не мог не выполнить положенное ему по уставу. Вполне понятно, пьяный будет извлечён из воды. Но какая кара ожидает за то спасителя? Не всё так просто — слава найдёт своего героя. К сожалению, как и в жизни, низким по положению будет воздано шпицрутенами, а высоким — орденами.

Николай показал действительность без прикрас. Часовому не полагается покидать пост: ни при каких условиях. И ладно бы он прошёл сквозь строй, был сослан или по воле государя казнён. Спаситель был готов к такому исходу. Он всё понимал, протягивая руку помощи утопающему. Не стал для него неожиданностью и карцер, где он пробыл всё то время, за которое решалась его судьба. Но вот факт спасения требовал разрешения. Почему бы за благодетеля не выставить другого человека, какого-нибудь офицера? Молва разнесёт весть, и будет всем от того хорошо. Тем более важно и то обстоятельство, что тонувший был сильно пьян — не сумел запомнить лица часового.

Какое чувство у читателя пытался пробудить Лесков? Сомнительно, чтобы царь снизошёл до часового и отблагодарил его за поступок. Разве стоила жизнь пьяницы жизни его Императорского Величества? Может это враг придумал подобное представление, дабы через брешь в цепи часовых проникнуть внутрь царских палат. Вспоминая сюжет «Левши», снисхождение Николая Павловича было вполне возможным. Да Лесков рассказывал быль, услышанную от знакомого. Настоящий царь не мог поощрять отхождение от правил, особенно причастными к его личной охране.

Основное недовольство должна вызвать выдуманная история о спасении утопающего офицером. Не имея на то право, ничего не совершив, посторонний человек оказался обласкан милостью Николая Павловича, удостоился внимания высшего света и стал пользоваться уважением. Именно этим требовалось возмущаться. Какая честь в том, чтобы идти против истины? Можно отказаться от высокой чести, рассказав правду. Была бы правда кому-то нужна. Узнай царь о проступке часового, наказанными могли оказаться многие, нисколько того не желая. Лучшим способом избавления от проблем стала выдумка, позволившая избежать справедливой кары.

Как не смотри на ситуацию, часовой всё равно был бы наказан. Он не мог избежать прохождения сквозь строй: ни при каких условиях. Эту истину допустимо повторять бесконечное количество раз. Сумев спасти пьяного, не ценившего себя человека, часовой подставил под удар непосредственно себя, начальника караула и всех остальных, кто стоял выше. Вот как раз вокруг этого и следовало строить рассказ, о чём Николай предпочёл умолчать.

На всё нужно смотреть, сравнивая имеющееся с другими возможными вариантами. Как не оставит хирург умирать пациента, когда стало дурно от вида крови его ассистенту, так и часовой не бросит пост, поддавшись чьей-то слабости. Порученное дело нужно исполнять по требуемой для того форме, ни на шаг не отступая. На первом месте устав, после — всё остальное. На самом деле, двести ударов шпицрутенами — спасение для оступившегося. Будь известны все обстоятельства — не отделался бы и тысячью, равносильной смертной казни.

Тут нет призыва отказывать людям в помощи, тут есть призыв не вредить прежде всего себе, стараясь не причинять беспокойства ответственным за твои действия людям.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Давайте смотреть на веру иначе. Безусловно, хорошо заниматься самоотречением, отказываться от мирской жизни и истязать тело и душу испытаниями. За то мужей прошлых веков называли светильниками, достойными всяческого почитания. Вспомните, уходили те люди от общества, селились в пустынях и боролись с происками дьявола. Про то узнавали другие люди, решаясь приблизиться к святым мужам, хоть немного прикоснувшись к их существованию. И возводились после на месте пещер и лачуг величественные храмы. Но Лесков задумался. Так ли важно страдать во имя других, когда другие к тому остаются безучастными? И насколько правильно забывать о мире, не принося никакой пользы многим? Тут бы сказать про эгоизм, проистекающий от желания уподобиться Христу, принеся себя же в жертву, тем спасая человечество. И неважно, что Иисус не убоялся выступить против большинства, не утаивая своё слово в тиши пещер.

Николай дал представление о человеке, уставшем от разврата византийцев. Он не хотел видеть вокруг ложь, воровство и скудоумие соотечественников. Все они почитали святые книги, тогда как не собирались соответствовать в них написанному. Потому на тридцать лет тот человек удалится от мира, пока ему не укажут на Памфалона, более угодного Богу, нежели он. Тогда отправится человек на его поиски, покуда не найдёт его. А найдя, опечалится. Памфалоном окажется скоморох — кто не живёт во смирении, проводя все дни и ночи в увеселениях. Неужели такое возможно, чтобы праздный человек оказался достойнее почитания, а не пришедший к нему пустынник?

Живя в скромности, облачаясь в рубище, питаясь скудно, пребывающий в мольбах, человек пришёл к Памфалону, застыв от изумления. Лесков должен был испытывать восторг от подобного. Ему предстояло показать истинную сторону жизни, пусть и литературному персонажу. Чем же скоморох ближе к Богу? А тем, что он служит другим, не заботясь о себе. Памфалон готов отдать последнее, лишь бы выручить попавших в беду. Не раз он мог стать праведником, уподобившись пришедшему к нему пустыннику. И стал бы им обязательно, не будь вынужденным в очередной раз оказать помощь нуждающимся. Ему не позволяла совесть всё оставить, удалившись от мира. Не такой он человек, поскольку не способен отдалиться от людей, про них забыв, будто так поступает как раз ради достижения ими спасения.

Вновь и вновь удивлялся пустынник, долгое время отказывавшийся понимать скомороха. И не принять ему оправдания, не настаивай на том Николай. Да и как не согласиться, если Памфалон поступает на благо, нисколько не радуясь от доставшейся ему праздной жизни. Впору задуматься, насколько оправдано праведное существование, когда забываются другие, в сравнении с жизнью, наполненной избавлением людей от страданий. Ответить просто так не получится. Тому можно привести достаточное количество примеров.

Что поделаешь, когда действительность проистекает из очевидных фактов? Не тот помогает спасти душу, кто использует для того лишь слово. На самом деле помощь оказать сложнее. Нужно поддерживать не только духовно, но морально и материально. Иначе не получится достигнуть поставленной цели. В чём-то поступки пустынников оправданы, ежели они убеждены в правильности совершаемых ими действий, и не убегают от мира, не способные принять происходящего. Ведь порою случается странное! Те, кто взялся заботиться о человеческих душах, выступают в качестве заинтересованных в материальном обогащении. Стоит такому произойти, как не может быть и речи о духовности. Тут уже речь о памфалонах. Однако, согласно Лескова, иные скоморохи имеют много больше святости, а то и вовсе кроме них никто оной не обладает.

Автор: Константин Трунин

» Read more