trounin.ru

Разве может читатель пройти мимо книги, которая озаглавлена не иначе, а очень громогласно, где сокрыто пленительное ожидание увидеть под обложкой те самые аспекты, которые могли помочь Алтаю достичь статуса равного калифорнийскому. Но на деле реальность оказывается более суровой, ведь не зря автор пишет под псевдонимом Отпетого, то есть человека, что уже всего лишён и ставший никому ненужным; издаёт книгу в Лейпциге в 1882 году, подальше от своей родины, да в своём повествовании ссылается на события десятилетней давности. Отнюдь, не «Алтай, будущая Калифорния России», а именно «Царствовавшие на Алтае порядки», как гласит вторая часть названия, написанная мелким шрифтом. Давайте разбираться с содержанием книги — оно довольно поучительное и написано на злобу дня.

Годы идут, меняются поколения людей, изменяются границы: кажется — жизнь не стоит на месте. Такое мнение складывается и при чтении первых глав книги, где Отпетый сожалеет об оторванности Алтая от европейской части страны и даже от главной дороги, ведущей на Дальний Восток. Алтай, в понимании Отпетого, довольно большая территория, являющаяся частью Томской губернии, но наделённая большой самостоятельностью в деле внутреннего управления. Что делают местные чиновники? Они исследуют край, разрабатывают новые рудники, заботятся о благе населения, повышают рождаемость, совершенствуют законы — как бы не так. Одна страна поменяла другую, на место которой пришла очередная страна, а коренных изменений в подходе к процессу управления не происходит. Человек был волком по отношению к человеку, он волком и остаётся. В книге ярко прослеживается кумовство, коррупция и казнокрадство — все стараются набить собственный карман, а заворовавшихся родственников отстранить с разваленных объектов, дабы перевести их на новую должность, а доведённый до полной разрухи прежний объект представляется самому себе… и чаще всего его дни становятся сочтены. Годы идут — люди остаются. Алтайский край и ныне на последнем месте по заработной плате и практически возглавляет список регионов с самым высоким уровнем безработицы.

Отпетый не просто обличает печальное положение дел, он предлагает ряд советов для улучшения ситуации. Только, к его словам не прислушались тогда, не прислушаются и сейчас. Наибольшего сочувствия удостаивается основная доходная часть Алтая — рудники, на которых можно добывать очень много разной руды, но Отпетый, с печальным тоном, повествует о варварских методах добычи и отсутствии желания у ответственный лиц разведывать новые места. Изначально пришли на уже известные места добычи, поскольку задолго до русских тут обитал народ, который Отпетым называется Чудью. Они первыми принялись за поверхностную разработку рудников, чем и продолжили пользоваться пришедшие им на смену новые люди. С горным делом на Алтае до сих пор тяжёлое положение, а вот развитое сельское хозяйство уничтожается практически на корню, загоняя Алтай всё в более печальное положение, из которого он опять же не скоро сможет выбраться. Бедная земля на периферии страны век за веком не может обрести счастье, и не обретёт, на что Отпетый открыл глаза.

Что поделать. Алтай, как и вся остальная Сибирь, изначально выполнял для страны одно важное значение — был местом для ссылки людей. Европейская часть страны не спешила налаживать связи с местным населением, получая для себя только золото и серебро с медью, необходимые для выпуска денежной массы. Отпетый, с сожалением, говорит о совсем других инвестициях, которые вкладывают в Алтай далекие народы, вроде шведов, что-то здесь нашедших, да решивших наладить постоянный товарообмен через Обь. Отпетый так и говорит, что пользу извлекают иноземцы, пока своим тут ничего не требуется. И сейчас в новостях мелькают только сводки о визитах представителей тех или иных стран, да с большой помпезностью всё это обставляется. То алтайский сыр скупают для нужд Франции, то вся пшеница уходит на пропитание Скандинавии, а бывает так, что гречка становится весьма важной культурой, но вне Алтая. От людей, заставших советские порядки, также слышишь о пустых прилавках, тогда как весь товар уходил в другие регионы, оставляя местному населению чувство непонятной гордости за качественный продукт. Печально, когда нет ощущения действительной пользы, а лишь наблюдаешь иллюзию успеха.

Отпетый переводит алтайские горы словом «золотые», ссылаясь на тюркские и китайские языки. Он рассказывает об известных путешественниках, посетивших Алтай с целью дальнейшего транзита, и их именами теперь названы улицы. Только насколько это справедливо в отношении людей, заглянувших на эти земли на два-четыре месяца с обозреванием уже известных мест, и без попыток узнать что-то новое. Их посещения были обличены в литературную форму, в которой они только повторяются, не давая стороннему человеку новых сведений. Лично от «золота» у меня всплывает только одна ассоциация с профессией «золотаря», а если всплывает, то оно и должно всплывать, ведь золото должно тонуть, да не тонет, а остаётся на поверхности: пустотелым стал Алтай.

Отпетый в книге рассказывает о климатических особенностях региона (например, в Барнауле среднегодовая температура равняется нулю), о быте и нравах местного населения, сохранивших великорусское и новгородское наречие, да обряд умыкания невесты; а вот навоз для удобрения совсем не используют, отчего по улицам невозможно передвигаться — порой проще становится построить дом в новом месте, куда и перебраться дальше жить. Картофель в восьмидесятых годах XIX века на Алтае сажали редко, считая его, как и табак, «нечистым зельем». Предпочтение отдавалось огурцам, капусте, моркови, редьке, брюкве и репе. Было сильно развито скотоводство: на одного крестьянина приходилось не менее сорока лошадей. Судоходство не развивалось, и до сих пор не развито. Зато по выплавке серебра и золота алтайские заводы уступали лишь Австрии.

Отдельного внимания удостаивается медицина, пребывавшая в крайне плохом состоянии. Диковинную болячку, именуемую сибирской язвой, никто изучать не брался, а местные от неё спасались простым рецептом: накрывали тряпкой поражённое место, обкусывая его по краям зубами или прокалывали и присыпали табаком с нашатырём. Весьма нелестно Отпетый отзывается о ведении лесного хозяйства, одной из необходимейших отраслей для нужд горного дела: постоянные пожары из-за неправильного весеннего и осеннего выжигания травы сочетаются с варварским вырубанием всего и вся, без забот о новых посадках.

Выводом, после прочтения книги, может быть только печаль — с 1882 минуло много времени, но всё осталось на своих местах. И не только на Алтае, а повсеместно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Анжелика» | Книга №4

Когда читаешь в книге про какие-то события, то всё внимание сосредоточено именно на них, совсем забывая о возможности иных действий, умалчиваемых авторами. Голоны в цикле книг про Анжелику решили устранить эту брешь, позволяя читателю увидеть жизнь не только сельской и столичной Франции, включающей аспекты с низов до королевского двора, но и гораздо дальше, когда читатель с удовольствием для себя получает возможность открыть иные места и страны. В «Неукротимой Анжелике» даётся обширная картина жизни на Средиземном море и в его окрестностях. Учитывая объём книги, равный самой первой, прочитать будет о чём.

Заранее стоит обговорить один солидный минус — события происходят в такой последовательности, что авторов хочется заставить извиниться перед читателем за неудобства, причиняемые полной абсурдностью перемещений Анжелики с корабля на корабль и чрезмерной затянутостью, когда приходится наблюдать поражение одних перед другими, чтобы те потерпели поражение от следующих, вплоть до совершенного отвращения. Если бы не знакомство с Мальтийским орденом, красочным описанием продажи рабынь и зверств марокканского султана, то книгу хочется закрыть в самом начале, от чего в очередной раз убеждаешься в бесполезности любых правил по чтению книг, ведь не знаешь, когда сюжет раскроется перед читателем в том ключе, который ему и нужен.

Судьбы героев переплетаются. Если Анжелика продолжает искать мужа, и, кажется, находит его — почему-то читатель думает именно так, видя благородного обезображенного разбойника с финансами графа Монте-Кристо и таинственностью капитана Немо; то бедный адвокат ныне чуть ли не всей полицией Франции командует; а вот друг детства попал на галеры, где, казалось бы, уже точно должен вот-вот отправиться на другой свет, только Голоны будут последовательными до конца, позволив ему дожить до самых последних книг, наверное. Другие новые герои — люди с яркой харизмой. Голонам удаётся создавать действительно притягательные портреты, когда ты веришь в существование таких людей, лишённых привязки к устоявшимся типам: суровый пират благородного происхождения ищет свою правду, представитель мальтийского ордена на Крите старается выгадать новые возможности для своей структуры, лидер рабов диктует волю правителю мусульманской страны и с радостью принимают все испытания, жестокий султан держит подданных в ежовых рукавицах и не считается с чьим-либо мнением, каждая невольница рассказывает свою собственную необычную историю жизни, делясь сведениями о быте разных стран, где мир понимается совсем по-другому; отдельного упоминания стоят христианские миссии, чья цель — освобождение христиан из рабства.

Для жителей северной Африки христиане предстают прежде всего Мальтийским орденом, что представляется им самой большой страной этой веры, противной мусульманству и имеющей с ним общие корни. Голоны не стесняются показать презрение к ренегатам (христианам, перешедшим в мусульманство). Судьба женщины не порадует современного читателя, ибо женщина на Востоке хуже раба, её удел быть в гареме, либо влачить ещё более жалкое существование, где о правах говорить не приходится. Если читатель думает, что гарем охраняют евнухи, то Голоны разрушат этот миф, выдавая картину истинного положения дел, где женщин охраняют свиньи и кошки — ещё более жестокие стражи, способные нанести серьёзные увечья. Можно представить, насколько Анжелике всё будет это трудно осознавать, находясь на положении рабыни, чей статус не будет иметь никакого значения, поскольку она подалась в путешествие без чьего-либо высокого покровительства, а первый захват судна, на котором она плыла в сторону своей консульской территории, низводит её до самого нижайшего положения, после чего события второй книги, касающиеся парижской клоаки, кажутся лёгкой прогулкой.

Главное лицо на Крите становится рабом на невольничьем рынке Крита — удивительная картина, но Голонов это не останавливает. Читатель в восхищении потирает ладони, наблюдая за торгами. Не ускользнёт от внимания ни влажный липкий пот, ни предположения о судьбах невольников, чья жизнь в зависимости от покупателя может быть далее не только негативной, но и очень даже положительной. Не зря некоторые женщины самостоятельно низводили себя до положения продажных лотов, лишь бы попасть в гарем влиятельного господина, способного обеспечить их безбедное существование. Рынок рабов получился у Голонов просто превосходным. Но, всё-таки, ступень парадоксальных нелепостей выльется в очередное неблагоразумие, где во всём виноватым окажется мумиё. Казалось бы, причём тут мумиё? Но Голоны поставят это удивительное вещество в такое положение, от которого сюжет продолжит раскручиваться до самого конца.

Читателю может понравиться описание пиратских судов Средиземного моря со своим кодексом чести, где пираты оказываются более благородными и честными, нежели команды остальных кораблей, честно плавающих под флагом той или иной страны. Основное отличие пиратов от законных представителей — наличие цепей на гребцах (у пиратов в цепях никого нет). Идеализирование благородных разбойников вызовет трепет у романтичных дам. Состав экипажей во многом схож — это французы, итальянцы, мусульмане и… пленные русские, отличающиеся превосходными способностями к работе с вёслами. Видимо, сказались русско-турецкие войны. Впрочем, русские останутся бородатыми мужиками, никак не влияющими на сюжет, хотя отчего-то падкая на мужчин Анжелика способна соблазниться многими, но всё равно не русскими гребцами.

Религиозные споры могут вызвать у читателя такой же интерес, как и все остальные происходящие события. Марокканский султан очень трепетно относится к вероисповеданию, признавая достижения христиан в деле веры, но отрицательно относится к одному из основных постулатов о Троице, разработанном примерно в VI веке, а спустя тысячу лет ещё сильнее ставшим важным для христиан. Мусульманин не может понять идеи разбиения личности Единого на бога, сына и духа. Копаться глубоко не стоит, но троица во главе — это всё проистекает из индуизма, а мусульмане этого принимать не хотят, что является очередным различием в, казалось бы, единых религиях, но пошедших по разному пути осознания мироустройства.

«Неукротимая Анжелика» — не просто книга, это полноценный исторический труд, где в доступной форме показывается жизнь людей XVII века, попавших в места, о которых в литературе очень мало упоминаний. А ведь тут есть о чём писать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Русь активно готовилась к сближению с Европой. Если до Петра стали активно происходить процессы, то Пётр «окно в Европу» рубил только с одной целью — сократить технологическое отставание, чтобы через двадцать-тридцать лет навсегда повернуться к Европе спиной — так говорит Ключевский. В его словах кроется много потаённого смысла, о котором не хотят задумываться жители страны спустя века, принявшие наследие царя-реформатора, отступившего от исконных традиций, внося порцию свежей воды в застоявшееся болото. Петра не понимали современники, на его костях строят свою политику потомки. Фигура Петра Великого — одна из ярчайших в истории России. Он пришёл к власти, родившись от отца четырнадцатым по счёту, что уже само по себе странно. Пётр отличался от хилых Романовых, его живой ум не давал отдыха рукам, а глаза всегда пребывали в изучении новых наук. Четвёртый том «Курсов русской истории» большей частью рассказывает о Петре, и совсем немного о последующих императорах и императрицах.

Ключевский в своих курсах многие детали опускает, стараясь концентрировать внимание читателя на темах более глобальных, нежели разбираться в каких-то мелких фактах. Поэтому нет тут повествования о восхождении Петра на трон, о влиянии на его психику стрелецких бунтов, регентов и больного брата-соправителя. Ключевский даёт портрет любознательного ребёнка, отосланного подальше от царского стола, где в полях Пётр создаёт свои потешные полки, откуда выйдет вся будущая знать, способная повлиять на развитие дел в стране и, кто-то даже, сможет влиять на историю после смерти Петра. До двадцати четырёх лет Пётр не выезжал за пределы страны, а после посетил несколько зарубежных стран, где у местных жителей вызвал огромное чувство неприязни своим надменным поведением и удалым характером, от которого в домах проживания всё уничтожалось, едва ли не до строительной крошки. Пётр ростом под два метра всегда выделялся среди людей, Ключевский уверяет, что Пётр никогда не видел людей выше себя. Образование Пётр получил не самое лучшее, но всё-таки он старался познавать новое, освоив под конец жизни более четырнадцати специальностей, был непритязательным в быту и, конечно, целеустремлённым.

Современники с трудом принимали дела Петра, сводя их на домыслы, которые могли признавать царя кем угодно, только не правителем. Он мог быть антихристом, лжепетром, да просто извергом, что не обращает внимание на людей, ради которых он, собственно, и старался. Пётр понимал — если не вытащить страну из застоя, то будущее может оказаться печальным. Заграничные специалисты, способные обучать местное население, были в почёте. Не все оказались добросовестными, но для поднятия страны их хватило.

Всю свою жизнь Пётр воевал. Примечательна в годы его царствования Северная война со Швецией, в ходе которой была получена большая территория близ Финского залива. Но Ключевский оговаривается, когда строительство Петербурга уносит такое количество людей, которое страна не теряла в ходе войн, также Ключевский вспоминает войны с Турцией, результатом которых стала потеряла ещё большего количества земель, нежели удалось получить от Швеции и Польши. Баланс оказался скорее отрицательным. Не во всём Петру сопутствовала удача.

По наследникам Петра Ключевский проходит поверхностно. Интереснее кратко сказать о реформах. Так при Петре крестьяне всё больше закрепощаются, ужесточаются налоги (постоянно придумываются новые сборы: свадебный, за рождение, похоронный), проведение переписи прошло неудачно (население чувствовало возможность новых поборов), соединение Невы с Москвой-рекой; именно при Петре развилась система доносов, где доносчик мог получить часть имущества, а за неверные сведения ему ничего не грозило.

Обо всём не расскажешь. Нужно читать самостоятельно. Ключевский по прежнему продолжает разрушать мифы, навязанные школьной программой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Проклятые короли» | Книга №4

Отчего-то «Закон мужчины» в русском варианте превратился в «Негоже лилиям прясть». Может это связано с более близкой переводчикам идее преподнести события в свете красивой фразы, несущей в себе элемент непонятности. Этой фразой герои книги радуют страницы несколько раз, сводя смысл к той сути, что лицо, удостоенное власти, не может заниматься ручным трудом, покуда на его плечи возложена определённая обязанность. Возможно, во французском языке под мужским законом понимается что-то подобное, когда тяжесть по принятию важных решений должна быть возложена на мужчин, а женщинам при этом отводится второстепенная роль. Совершенно различный подход к миропониманию настраивает на более внимательное чтение книги, ведь стоит ожидать новых подвохов, о которые спотыкаться желания нет.

Дрюон мастерски плетёт сюжет, перестраивая рисунок на своё усмотрения и сводя концы в виде неожиданных переплетений, когда предыдущие события тесно связываются друг с другом. Возникает внутреннее чувство непонимания и нежданной радости, наложенное на негативную реакцию пущенных в действие отрицательных моментов. Нельзя просто так читать и оставаться безучастным. Когда при тебе совершаются бесстыдства, которые не хочешь видеть, но внутренне принимаешь мир средневековья, отличающийся от нашего времени кардинальным образом — тогда не просто жили по другому, а даже думали иначе. Дрюон, конечно, смотрит на события глазами человека XX века, отчего читатель не испытывает дискомфорта при чтении, поскольку писатель представляет историю в том виде, который возымеет самый отрицательный отклик в душе. И всё это происходит: руки тянутся отобрать младенца, ноги несут тело вмешаться в несправедливый нажим на кардиналов во время конклава, а голова сохраняет холодный расчёт, понимая, что не Дрюон тут правит балом — писатель только художественно обрамляет некогда произошедшие события.

Чтение литературы позволяет человеку всё острее ощущать мир таким, каким он на самом деле является, как бы не старались изменить поток восприятия мира средства массовой информации и зомбирующие речи отдельных людей. Человек живёт одним моментом — Дрюон это наглядно продемонстрировал в предыдущих книгах цикла «Проклятые короли», он же это повторяет в четвёртой книге, когда читатель видит повторение истории по одним и тем же моментам: вот три регента ещё неродившегося ребёнка начинают борьбу за власть, переписывая завещание короля, пытаясь урвать свой кусок и оформить свои новые правила игры, от которых откровенно разносится ароматом себялюбия, но он ничем не отличим от всей истории человечества, покуда каждая смена правителя разворачивает подковёрные интриги, в которых на первое место стараются выйти любыми способами, наплевав на последующие события, что станут повторением уже пройденного — ничего нового; выборы Папы Дрюон растянул на несколько книг, что сделано было оправданно, ведь так тянуть время в откровенно политических целях для осуществления своих планов — в этой книге Папа будет выбран, воплотив в себе принцип «нужно притвориться слабым и податливым, тогда за тобой пойдут, чуя возможность выиграть на этом», а после выборов железная рука покажет всем цену наивных заблуждений — опять же… ничего нового.

Самая печальная часть книги, и, наверное, малоправдоподобная, это судьба сына Людовика Сварливого, якобы отравленного, но на самом деле не настолько печальным образом закончилась его жизнь. Интрига и стечение обстоятельств толкают события в иную сторону, давая читателю ощутить всплеск негативной реакции на несправедливое отношение к действительному положению дел. Всё получается крайне сложным и запутанным. Дрюон даёт истории возможность развернуться в последующих книгах, позволяя оставить при себе весьма существенную тайну. За всё это расплачиваются простые люди, в том числе и ломбардец со своей любимой, которым ныне не суждено обрести счастье, но когда сама семья уже сожалеет о чувстве дворянской гордости, смешанной с грязью и собственной нищетой, где также находится чувство зависти одних к другим, когда нет возможности найти дорогу к счастью, когда страдают остальные.

«Негоже лилиям прясть» становится книгой о жизни людей, пронизанная всеми возможными эмоциями разом, наполненная восприятием жизни от рождения до смерти в пределах нескольких дней чтения. Мир вокруг именно такой — счастье эфемерно, реальное положение дел можно лишь домысливать, о нём никто никогда не узнает — только пытливый ум обозревателя сверившихся дел — однако, он тоже может ошибиться в своих выводах.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Грозный умер, впереди смута, воцарение Романовых, мысли о евроинтеграции, как готовая почва для деятельности Петра I — таково краткое содержание третьего тома. Ключевский продолжает излагать мысли от простого к сложному. Тяжёлый для усвоения второй том прочитан, третий том напомнил первый. Автор легко пишет про историю, но стоит ему углубиться в повествование, как читатель теряет связь между словами, пытаясь увязать одно с другим. Отнюдь, курс русской истории Ключевского — не научно-популярная литература, а строго специализированная, куда простому человеку тоже стоит заглядывать: только тут можно понять многие моменты, о которых преподаватели в школе не успевают рассказать. Между строчек хочется заменить, что русская история преподается крайне плохо, откуда выкинуты многие важные детали, отчего в голове формируется совсем не та версия, которую следовало бы знать.

Дай волю боярам, они страну взбаламутят. Так и произошло после смерти сына Грозного, правившего очень тихо, стараясь не задевать ничьих интересов. При дворе появляется много новых лиц, а герои опричнины забываются. Особенно выделяется род Годуновых: один из его представителей воссел на царство, неся за собой смутные времена. Ключевский твёрдо уверен, что смута — это не заинтересованность Польши в захвате Руси, а именно интриги бояр. Борис Годунов был идеальным правителем, но почему-то был тем, кто во всём оказывался виноват, что в итоге его и сгубило. Бояре не поняли либеральных устремлений царя, да сговорились его убрать с престола, придумав Лжедмитрия I. Воцарившийся взамен, Шуйский был более своевольным, нежели Годунов. Шуйский едва не заменил православие лютеранством. Благо бояре придумали Лжедмитрия II, после которого уже задумались основательно, желая выбрать тихого и кроткого царя, при котором ничего не изменится, но и бояре будут вольно себя чувствовать. Вот он яркий пример дум о дне сегодняшнем, наплевав на проблемы в будущем. Кроткий царь породил Тишайшего, а тот того, кто начал боярам бороды рубить.

Время смуты разорило страну. Долгие четырнадцать лет земля не знала благоприятных всходов. Само небо было против страны, даруя неурожаи. Хранитель Руси гневался на буйство вольного населения. Удивительно, но Ключевский совершенно не акцентирует внимание на поляках, что жгли Смоленск и Москву, даже о Минине и Пожарском упоминается вскользь. Всё это, скорее всего, связано именно с той точкой зрения Ключевского, что всё было под контролем бояр и ситуация из-под него не выходила. Единственная проблема возникла только при выборе нового царя, когда свою волю стали навязывать казаки, полюбившие тушинского вора. Компромисс нашёлся быстро. Бояр устраивал Романов, казаков пленило, что он сын священника при тушинском воре. На трон воссел молодой царь, предваряя последующих молодых царей, которым трон доставался в совсем юном возрасте.

Но почему русский народ, изначально тихий и терпеливый, пошёл на бунт? Ключевский раскрывает и эту тайну, ссылаясь на отсутствие царя. Царь для русского человека был не просто правителем, он почитался больше отца. Пойти против него не могло никому придти в голову. Но что делать, когда род Рюриков пресёкся, а царя нового нет? Земля никому не принадлежит. Вот и пошла смута по земле русской. Восстановление после смуты было непростым делом. Налоги постоянно повышались, вынуждая крестьян сокращать площади посевов. Многие земли были потеряны, что-то досталось полякам, а что-то шведам. Много пришлось воевать Алексею Романову, для частичного возвращения земель, когда поляки пали под ударами шведского короля, создавая Руси двойную проблему. Окончательный возврат всех потерянных земель произойдёт только при Петре I.

Ключевский даёт читателю понимание казачества. Это отнюдь не благородные защитники границ страны со своим кодексом поведения и внутренними традициями. Может, сейчас казаки могут возмутиться, но давным-давно, казаки представляли из себя разбойничьи временные укрепления-сечи, откуда вели нападения на соседей. Не только на татаров, но и внутри собственной страны, особо не стесняясь разорять поселения по обе стороны Днепра, обижая русское население да польское. Спокойно могли пойти куда угодно, ежели кулаки чесались, а пролить крови и взять добычу хотелось вне всякой меры. Позже на Руси на севере казаками стали называть уже совсем других людей — батраков без определённого места жительства, которые постепенно переселились на юг, присоединившись к сечам. В сечи брали таких людей — на которых можно было положиться, но особой разборчивостью казаки не отличались. Коли хороший воин, но надо обязательно к себе брать. Думаете, только поляки жгли Москву?… точно тем же занимались и казаки. Совсем немного Ключевский рассказывает о Хмельницком, что жаждал быть частью православной Руси, а не иной религии поляков. Украина того времени чётко делилась по Днепру, где сталкивались интересы двух государств. Хмельницкий пытался лавировать. Но в Москве хотели одного, в Польше другого, а Хмельницкий так и остался при своём мнении. Так было тогда, когда Русь чужой силой желала задавить поляков да сделать её своей частью. В итоге — часть Польши позже всё-таки станет частью Российской Империи, когда Речь Посполитая прекратит своё существование, утратив независимость полностью.

Демократический подход польской олигархии доведёт страну до исчезновения. Польская шляхта любила диктовать волю правителю, когда тот не имел права принимать решение без их согласия: воевать, что-то изменять. Даже правителя себе поляки часто любили приглашать из других стран. Легко могли из Франции к себе на трон позвать. Ключевский в меру подробно говорит о Польше и Великом Княжестве Литовском, что объединились в унию и со временем решили стать единым государством Речью Посполитой. Многие веяния пошли на Русь именно отсюда, начиная от крепостного права и заканчивая мыслями о сломе старых традиций. Новый удивительный факт, шляхта была настолько свободолюбивой, что с собственными крестьянами обращалась хуже, чем с животными. Тесный контакт с Русью заставил и ту задуматься над свободным слоем населения, ведущем слишком независимый образ жизни. Реформация католической церкви также возымела эффект, когда патриарх Никон решился вносить изменения в православие.

Всё началось с простой истины — нельзя отступать от старых правил. Никон начал изучать старые источники, обнаружив отход от устоявшихся традиций, где всё закрутилось не вокруг самой религии, где разногласий нет никаких, а вокруг обрядов. Ключевский удивляется тому, что по сути нет никакой разницы, сколько пальцев нужно для того, чтобы креститься. Человек придаёт слишком большое значение символам. Русский не поймёт слова на греческом, а грек на русском. Когда в Греции одно считают святым, для Руси нужно было своё с понятным звучанием, иначе смысл символа теряется. Да, если не вникать в суть, а пользоваться только поверхностными сведениями, тогда возникают проблемы во взаимопонимании. Православные разделились — старообрядцы не стали ничего менять. Многие усомнились в том, что правду стоит искать в греческих источниках. Греки, как известно, до последнего правили Византией, которая в последние годы своего существования меняла православие на католицизм, отчего вера в идеальную правду греческого православия стала колебаться.

В последних главах Ключевский рассказывает о первых людях на Руси, чья душа устремлялась к европейским порядкам и образу мыслей. Читатель узнает все подробности о Ртищеве, Ордин-Нащёкине и Голицыне, а также ознакомится с яркими записями современников событий Каташихина и Крижаница. Общий вывод однозначен — Пётр I не просто так решил рубить окно в Европу, всё было подготовлено ещё до его рождения, и во многом Петру I не удалось полностью воплотить мечты и стремления этих предшественников.

Лишь малую часть удалось мне тут сохранить для себя и для тех, кого интересует история России. В третьем томе много других интересных взглядов.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Проклятые короли» | Книга №3

Интересно, почему Дрюон уделил так мало внимания Железному королю? Ограничившись последним годом его правления, не раскрыв толком для читателя образ сурового правителя Франции, стяжавшего славу и давшего стране надежду на укрепление позиций в будущем. Вместо такого подхода, Дрюон две последующие книги посвятил его сыну Людовику Сварливому, по хронологии правления Людовиков — десятому, который правил меньше двух лет, ничего для страны не сделал, а наоборот начал терять земли, покуда Франция была объята голодом, а вассалы решительно отказывались платить налоги. Время правления Сварливого запомнилось не только неудачным походом на Фландрию, когда солдаты тонули по колено в грязи из-за неблагоприятных погодных условий, сколько запомнилось затягиванием поясов, вследствие дворцовых интриг и устранения хозяйственного Мариньи. Ломбардцы почти отказались иметь дела с Францией, евреи терпят двойные и тройные поборы за право жить в королевстве. Всё трещало по швам — такие события гораздо проще описывать, нежели рассказывать про стабильную крепкую страну с растущим потенциалом.

Узница Шато-Гайара наконец-то устранена, отчего Сварливый радуется новой суженой Клеменции Венгерской, чей идеальный лик запечатлён на многих скульптурах и картинах того времени. Трудно судить, насколько правдив Дрюон, показывая чувства Клеменции, получившей в мужья правителя одной из ведущих европейских стран, но и неказистого на внешность, которому также не повезло с умственными способностями. Всем он уступал своим будущим трём наследникам, что присутствовали на его бракосочетании и коронации, дав истории уникальный момент, который больше никогда не повторится: на одном важном мероприятии присутствует действующий король и три его последователя, коим поочередно суждено примерить на голову венец правителя Франции. Образ Клеменции по яркости не уступает образу Сварливого. Дрюон показывает счастливую семейную пару, которая, к сожалению, должна быть скоро разрушена. Исторические реалии не дают автору влиять на сюжет. Если король должен умереть в молодом возрасте, он обязательно умрёт. Еда ли послужила для этого или иная причина — никогда точно не будет известно. Дрюон вписал весьма правдивую версию событий, где один из преступников страдал болью от сломанного зуба, что и подтолкнуло его к варианту покушения с лёгкой руки самого короля.

Хлопотливое военное дело испортило жизнь доброй части королей, желавших обрести бранную славу. Сварливый тоже мечтал о такой, решив пойти походом против восставшей Фландрии. Голодная Франция стала ещё голоднее, покуда с каждой семьи выжимали абсолютно всё, обязывая ремесленников кормить войско, отчего тем жизнь стала казаться особенно тягостной. Так ли легко быть королём? Такой вопрос задаёт Дрюон сам себе и отвечает, ссылаясь на каждодневное рабство. Не для удовольствия человек посажен на трон, но так было раньше. Ко времени правления Сварливого, короли обзавелись помощниками, что облегчили их непростое ремесло.

Широкий спектр действующих лиц позволяет лучше следить за событиями книги, заодно понимая особенности жизни европейца XIV века. Приятно, когда автор даёт картину не только высшего света, но и простых людей, чья жизнь также имеет большое значение, но с исторической точки зрения никогда не рассматривается. Полюбившийся Дрюону, ломбардец вновь будет пытаться найти счастье с девушкой дворянских кровей, чья семья давно обнищала, но гонор оставила прежний. Слом феодальных порядков ещё не наступил, а понятие чести рода так просто не изменить.

Умер Филипп, отравлен Людовик, наследника нет: что будет с Францией дальше?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Ремарк говорит о гуманности. Вернее об отсутствии гуманности. Её нет — искать не пытайтесь. Послевоенная Европа, тридцатые годы XX века, за окном гремит война, а Ремарк собирает по крупицам всё то, что ему удалось лично увидеть, предваряя повторную агрессию Германии в попытках совершить идеологический переворот на всей планете. Время идеалов и идей цветёт буйным цветом. Люди уже давно не те, что были раньше. Когда-то они сражались за свой дом, потом за господина, потом за короля, потом за страну, пока в XX веке всё не изменилось коренным образом. Уже не имеет значения твоя преданность территориальному формированию, ты уже не можешь ассоциировать себя с чем-либо. Люди стали разбираться в происходящих процессах, пытаясь внести изменения в устоявшийся порядок вещей. Падение старых империй вылилось в возвышение новых. Человек волен сам выбирать за себя, но с таким же успехом кто-то может выбрать за него. Начало XX века — слом вековых традиций. Ремарк остро чувствует ветер перемен, показывая ситуацию изнутри.

Германия — одно из важных для истории государств. Когда-то разрозненное, ныне единое. Непомерные амбиции лидеров заменили понятие гуманности другими понятиями, отчего полетели головы, и человеческая жизнь утратила всякую стоимость. Эту книгу очень тяжело читать, её хочется закрыть уже на следующей странице, когда душа этого отчаянно добивается, а сердце бьётся сильнее и требует продолжать; мозг анализирует текст, соглашаясь со всеми выводами автора. Есть над чем думать и о чём грустить. Когда говорят о братстве или о враждебном к кому-либо отношении, то так и хочется крикнуть, чтобы люди опомнились, поняв краткость данного момента, не отличающегося какой-либо существенной важностью. Человек ест себя изнутри, и когда-нибудь он съест себя окончательно, если вовремя не возьмётся за разум. Возлюбить ближнего своего, вот о чём просит Ремарк, вынося основную мысль книги в название. Только нельзя полюбить с закрытыми глазами, с отключенным мозгом — утопия возможна, но в неё никто не верит. Наш мир антиутопичен по своей сути. Кажется, в начале XXI века нечего больше желать, когда часть населения живёт в стабильной остановке, вдалеке от эмоциональных потрясений и с, горем пополам, всё-таки уверена в завтрашнем дне. Так мнит человек, сидящий в тихой обстановке, покуда он не знает о делах вокруг, что где-то гремит война, доводящая людей до безумия. Снова столкнулась борьба идеалов. Только время идёт, а жизнь стоит на месте.

Ремарк тонкой нитью показывает судьбу нескольких людей, чья жизнь имеет много общих черт, только каждый из них пытается выйти на дорогу из жёлтого кирпича своим способом. Кто-то продаёт духи фирмы отца, ныне лишённого всего и выдворенного за пределы, кто-то мастерски играет в карты, делая себе свой маленький удобный капитал. Но все лишены родины. И не за какие-то личные заслуги, а просто являются евреями, либо кто-то из родственников относится к евреям. Германия особо зверствовала, не принимая никаких возражений. Мечтой каждого является паспорт, хотя бы временный. Ремарк даёт картину масштабной аферы с паспортами умерших людей, от обладания которыми зависели жизни живых. В такое трудно поверить, но поверить всё-таки нужно. Паспорт даёт право работать, чтобы была возможность найти деньги на еду. Иначе от тебя требуют при пересечении границы сразу явиться в полицейский участок, чтобы тут же перебросить обратно через границу. Жизнь превращается в хождение по мукам, где спасает только желание найти пропитание, отчего в полицейские участки люди предпочитают не ходить, дожидаясь момента, когда судья отправит их в тюрьму, где можно будет отдохнуть несколько недель, чтобы потом вновь погрузиться в отталкивающий тебя мир.

Наконец-то понимаешь значение Парижа. Ведь и в наше время туда устремляются тысячи людей в поисках новой родины. Такая же ситуация была на протяжении всего XX века. Пока остальные страны старались избавляться от беженцев, перебрасывая их друг другу, то во Франции можно было ощутить некоторую меру свободы. Ремарк делает особый упор на русских, чей исход из собственной страны стал первой волной эмигрантов, позволившей каждому получить нансеновский паспорт и право работать. Этого лишены немцы, поляки и многие другие, подавшиеся вдаль много позже. Их притесняют, понимая всю безвыходность ситуации, когда обманутому человеку некуда обратиться и ему негде искать правду, поскольку все разводят руками, включая судей, выносящих приговоры — они также разводят руками, понимая парадоксальность всей ситуации. Когда-то человек спокойно мог идти из страны в страну, теперь такого нет — каждая страна обособилась от другой, выпячивая грудь перед всем миром, ударяя по ней кулаком и заявляя о собственной важности. Национализм, возможно, хорошо, но и космополитизм не хуже. Человеку всегда трудно было принимать у себя иностранцев, таких же людей, как он сам, но рождённых в другом месте. Но все люди одинаковые — каждый хочет счастья. По крайней мере, большинство этого желает.

Во время чтения данной книги, мир вокруг становится наиболее чёрным, а в голову лезет только негатив. Депрессия читателю обеспечена. От правды не уйдёшь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

От простого к сложному — именно так поступил Василий Ключевский, начиная второй том своих лекций. Там, где раньше душа читателя отдыхала и внимала новые интересные моменты истории, то теперь предстоит серьёзно браться за ум, вникая в сложные переплетения устройства жизни на Руси. Второй том обошёлся без политики, он в основном именно об укладе. Трудно передать словами, каким тяжёлым стал слог Ключевского, отошедшего он научно-популярного изложения к строго научному, которое под силу понять только профессиональным историкам-специалистам именно этой области — времени от возникновения Москвы, её становления и до смерти Ивана Грозного. Весьма непростой отрезок, где имеется мешанина особенностей, затрудняющих понимание этого периода. Тут стоит долго изучать детали, разбивая один миф за другим. История России — крайне запутанная. Многое из нами понимаемого, оказывается, сложилось уже после Грозного, а до этого было не только название страны другим, но и вся страна была другой.

Ключевский начинает второй том с основания Москвы. Многие бьются над вопросом происхождения названия. Сам Ключевский склонен искать ответ в финских языках, с которыми славяне вошли в контакт, оттеснив финноязычные племена на север. Невольно Ключевский раскрывает англоязычное название нашей столицы. Согласитесь, довольно дико наблюдать такое название как Moscow, так мало похожее на Москву. Ответ кроется в послании Юрия Долгорукого, пригласившего других князей в «Москов», какие тут могут быть непонятности после этого. Первое упоминание города в летописях звучит именно так.

Москва была не географическим, но этнографическим центром Руси. Особенность её роста следует связывать с переселением Сергия Радонежского, после чего город стал развиваться ещё быстрее. Другой важной особенностью стали московские князья, которым по ранжиру не полагалось даже думать о месте Великого Князя, что заставляет их заботиться именно о Москве. С каждым годом территория московского княжества расширялась — покупались окрестные деревни, порой целые княжества, где по сути Москва была во главе. Татарское иго поспособствовало возвышению Москвы, когда с юга Руси на север потянулось большое количество беженцев. Произошёл упадок Киева, случилась децентрализация. Теперь всё окончательно стало зависеть от князей московских.

Тяжелее всего воспринимается описание Новгорода. На нём Ключевский останавливается больше всего. Новгород — очень интересное явление на Руси. Пока остальными землями управляли закреплённые за ними князья, то Новгород самостоятельно призывал на княжение, отчего заслуживал не самую лестную оценку со стороны большинства князей. Новгород был действительно вольным, яркий пример древнегреческого полиса, где демократия скорее пришла к своему вырождению, отчего Новгород был поставлен перед вопросом — стать частью Московского княжества или войти в состав Великого Княжества Литовского.

Стоит остановиться на крестьянах. Земля никогда и нигде не принадлежала князьям, они только управляли. Всем остальным ведали другие люди. В Новгороде существовали и такие крестьяне, что сами владели землёй. В представлении современного жителя России есть стойкое убеждение, что крепостное право на Руси было всегда, вплоть до его отмены в 1861 году, но это не так. На Руси никогда не было крепостного права, оно появилось уже после Ивана Грозного при Борисе Годунове, согласившегося с мнением политической элиты того времени, что негоже терпеть убытки из-за холопов, свободно переходящих с одного надела на другой и показывающих зубы, надо бы их закрепостить. С тех пор в сознании русского человека произошёл коренной перелом, когда человек стал привязан к одному месту, а по сути — превратился в скотину. Спустя какое-то время принцип закрепощения пошёл дальше крестьян, даже бояре и ремесленники не могли отойти дальше тех обязанностей, которыми были наделены их предки. Если твой дед был кузнецом, то и тебе в бояры не ходить. У Ключевского всё описано более подробно, для себя же я вынес этот небольшой объём информации.

Весьма странно Ключевский объясняет опричнину при Иване Грозном — это попытка насадить западное дворянство путём восточных междоусобиц. О самом Грозном Ключевский отзывается крайне положительно. Надо это самостоятельно читать, столько похвалы не передать. При этом Ключевский осознаёт, что Грозный — непростой человек. Он рано потерял родителей, терпел унижения от воспитателей, был образованным и хорошо умел выражать свои мысли на бумаге, был робок, но это не мешало ему быть оратором. Если вчитаться в текст Ключевского, то Грозному легко поставить диагноз шизофрения. Царь мог любить, но мог и испепелить, как он разрушил Новгород, пострадавший до такой степени, до какой не страдали города от монголо-татарского нашествия.

Завершает второй том повествование о храмах и их влиянии на жизнь Руси. Куда шли монахи — туда шли крестьяне, и наоборот. В каждом селении был храм, без него оно считалось неухоженным. Князья ратовали за строительство храмов, да не одного, а нескольких. Сами храмы существовали на пожертвования прихожан. Для расширения страны и возникновения новых городов и деревень, храмы послужили отличным решением.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Проклятые короли» | Книга №2

В котёл противоречий брошены человеческие судьбы. Вновь Дрюон радует читателя художественной обработкой истории Франции XIV века. Отражены, пожалуй, многие аспекты того времени. Умер один король, ему наследует другой. Человеческая жизнь ничего не стоит, даже если это жизнь королевы. Всё закручивается и создаёт крайне напряжённую обстановку, в которой смерть и предательство соседствуют друг с другом. То были времена правления Людовика X Сварливого, желавшего лучше доли для себя лично, весьма безразличного к желаниям других. Дрюон не показывает короля достойным подражания, скорее создаёт отталкивающий образ сластолюбца, опозоренного перед подданными отцом, рогоносца и близорукого политика.

В книге переплетается одно с другим. Читатель постепенно узнаёт развитие драмы. Сюжет отнюдь не крутится вокруг узницы Шато-Гайара (фр. Весёлый замок), заключённой в тюрьму Маргариты Бургундской, номинальной королевы Франции, наказанную предыдущим королём за измену наследнику с конюхом. Эта умная женщина должна была сидеть на престоле и управлять государством через мужа, может это в будущем не привело бы к печальным последствиям, спровоцированных Сварливым. Желание лучшей доли и сиюминутного удовольствия всегда приводит к закономерному результату. Маргарита не будет пассивным свидетелем происходящих событий, хоть от неё ничего не зависит, но по обрывочным сведениям со свободы, она всё-так постарается выгадать для себя более лучшие условия.

XIV век для Франции — время авиньонского пленения Пап. Сварливому нравится другая, которую он желает всем своим существом. Суровые католические нормы морали не позволяют ему просто так порвать с женой. Для этого нужно согласие Папы. Только вот Папа умер, как и предыдущий король, став жертвой проклятия казнённого тамплиера. Подковёрная игра приводит к интригам на высшем уровне, где кто-то даёт указание ускорить выборы нового Папы, затянувшиеся на шесть месяцев, иные наоборот идут на ухищрения, отдаляя окончательное решение конклава.

В этом котле будет место голоду и размышлениям хранителя казны и серого кардинала Мариньи, что долгие шестнадцать лет находился у власти, сравнивая себя со всей страной и никак не воспринимающий нового короля. Человеческие судьбы будут зависеть не только от случайного стечения обстоятельств, но и от умственных способностей окружающих короля людей. Хоть книга и написана красивым языком, но больше в ней читаешь про горести и умные мысли исторических лиц.

Политика — всегда была грязным делом. Не просто так Мариньи задумывается в финале книги, вспоминая долгие годы у руля, когда это время можно было потратить на совсем другую жизнь. Но так он попал в историю, только нужно ли ему было это. Не «Узница Шато-Гайара», а «Серый кардинал Сварливого» — вот настоящее название для книги.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Среди российских читателей спросом пользуется ограниченная часть литературы, направленная преимущественно на писателей из Европы, Америки, самой России и, изредка, на редких азиатских, да и среди них предпочтение отдаётся преимущественно японским. Такое отражение действительности касается не только литературы, но и всех остальных сфер жизни. Во всём многообразии и накопленном богатстве арабская литература ничем не уступает остальным. Только очень важный отпечаток на арабских писателей накладывает исповедуемая ими религия, отчего иной раз себя чувствуешь неуютно. Впрочем, постоянное упоминание Аллаха — будет милостив он ко всем праведным — не портит их литературу. Такой же широкой отсылкой к Богу пользовались европейские писатели прошлых веков, трактуя действия героев книг от их отношения к Богу, да вновь и вновь задавая себе вопрос о том, что чем они так могли его прогневать, если на их долю выпадает столько страданий. Средневековая андалусская проза в этом плане ничем не отличается от более поздней, и может быть, хотя я не буду брать на себя смелость утверждать, где-то даже превосходит. Арабские мыслители не сетовали на судьбу, а выражали своё уважение и почтение, стремясь жить честно, хоть и жестоко по отношению к неверным.

Данный сборник — любопытное явление на моей полке. Я давно хотел ознакомиться с «Ожерельем голубки» Ибн Хазма и «Повестью о Хаййе ибн Якзане» Ибн Туфейля, а тут они имеются под одной обложкой, к тому же, дополнены рассказами андалусских арабских писателей, чьи работы выходили изданиями в составе разных сборников в шестидесятых годах прошлого века в Бейруте. Как бы не говорили о свободе слова и отсутствии каких-либо удобств в правах личности, но Советский Союз был замечателен тем, что никто не думал о рыночной экономике и спросе. Люди занимались тем, чем им действительно хотелось заниматься, без отрыва в думах о поднятии экономики и о хлебе насущном. Я твёрдо уверен, что не будь Советского Союза в нашей истории, мы бы так и остались без переводов многих произведений африканских, китайских и даже арабских писателей. Во всём этом удивляет не сам факт интереса к другим культурам, а тиражи… Такими тиражами книги сейчас не издаются.

Помимо трактата о любви Ибн Хазма и трактата о мироприятии Ибн Туфейля, в книгу вошли следующие произведения:
1. Ибн Бассам. Из книги «Сокровищница достоинств жителей Андалусии»;
2. Ибн аль-Аббар. Из книги «Моления и прощения»;
3. Ибн Хузайль аль-Андалуси. Из книги «Украшение всадников и девиз храбрецов»;
4. Ибн аль-Кутыйя. Из книги «История завоевания Андалусии»;
5. Ибн Кутайба. Из книги «Власть халифа и управление подданными»;
6. Ибн Хайян. Из книги «Жаждущий знания»;
7. Ибн аль-Хатыб. Из книги «Деяния великих мужей».
Условно они делятся на две части:
— Рассказы о поэтах и катибах, вазирах и воителях;
— Рассказы о деяниях правителей. Исторические хроники.
Подробно раскрывать каждый не буду. Просто скажу в общем, а если кто будет заинтересован, тот сам постарается раздобыть такую книгу. Впрочем, некоторые можно найти в свободном доступе в сети.

Более-менее, но очень скудно, мы знаем, что арабы в своё время выбили готов с территории современной Испании, разбили страну на множество эмиратов и правили там долгое время, постоянно испытывая неприятности от африканских соседей, что не отличались спокойным нравом, да внутренние противоречия тоже не давали спокойно жить. Тем более интересней будет прочитать «Историю завоевания Андалусии» от человека, чьи предки породнились с готами, ассимилировались и, не зря же таких называли ренегатами, стали мусульманами. Готы сами спровоцировали гражданскую войну, а вмешательство арабов за одну из сторон только усугубило всю ситуацию. Рима не было, он уже не мог как-то повлиять. «Историю завоевания Андалусии» дополняет «Власть халифа и управление подданными», где всё рассказывается с позиции художественного описания, давая наглядное пособие силы слова, что способно извратить любое реальное событие. В нём читатель узнает про миф о тайной комнате, где на стенах были нарисованы арабы, и которую нельзя было открывать, узнает также о несметных сокровищах Андалусии и благодетелях арабских завоевателей. Во многом, после всего прочитанного, понимаешь мирный характер арабов, да почему они особо не стремились захватывать Европу дальше — им просто некогда было этом заниматься из-за внутренних раздоров, как среди трёх халифатов, так и внутри отдельно взятых эмиратов.

«Жаждущий знания» и «Деяния великих мужей» дополнительно проясняют ситуацию из исторических хроник и повествуют об отдельных правителях. Более подробно рассказывается о смешивании христиан и мусульман, а также разъясняется, почему мусульмане трепетно относятся к христианским святым и храмам. Удивляет, но это так, мусульмане, хоть и считают всех, кроме самих себя, неверными, однако Иисуса Христа принимают как одного из пророков, ничего не имеют против Ветхого и Нового Заветов, понимая взаимосвязь всего этого со своей религией.

Больше всего среди арабов ценилась образованность. Если ты умел писать без ошибок и с места выдавать красивые умные стихи, то самое важное место среди придворных правителя тебе было бы сразу обеспечено, какими ты не обладай иными способностями и хоть будь глуп как пробка. По крайней мере, именно такой делаешь вывод, читая о деяниях славных мужей Андалусии.

Весьма любопытным является небольшое повествование «Украшение всадников и девиз храбрецов». Принято думать, что нет ничего важнее для араба, чем верблюд. Однако, верблюд важен, но не так как конь. Конь был любимым созданием Аллаха после человека, Адам отдавал предпочтение коню среди всех животных, первым приручил и оседлал коня Исмаил (по вере мусульман — прародитель арабов) сын Авраама. Предпочтение коню отдаётся прежде всего за его выносливость, способность бежать весь день и нести тяжёлый груз, не теряя при этом в скорости. Самым ценным считается вороной конь, потом золотистый — у них обязательно должны быть белые браслеты на ногах. Благородство коня оценивалось длиной шеи, самые породистые могли щипать траву, не сгибая ноги в коленях. Любили арабы и азартные скачки коней, даже пророк не брезговал делать ставки.

«Ожерелье голубки» и «Повесть о Хаййе ибн Якзане» вы можете найти отдельными рецензиями, им я уделил больше внимания.

Автор: Константин Трунин

» Read more