Михаил Стельмах «Большая родня» (1943-46)
Бывший учитель, пока ещё артиллерист на полях Второй Мировой войны, Михаил Стельмах начал писать художественное произведение. Получив несколько ранений, был отправлен в госпиталь, продолжая работать над будущей книгой. Обратно на фронт вернулся корреспондентом газеты «За честь Отчизны», не забывая в дни покоя наполнять страницы теперь уже эпического по размерам романа, в том числе и сочиняя стихи. После трудился при Академии Наук УССР, заканчивая работать над эпопеей о пути ряда областей Украины, вместившей годы от Гражданской войны до современной автору поры. Ещё четыре года Михаил перечитывал и исправлял, подготавливая для печати. В 1950 году роман опубликован. Если бы не квоты на национальную литературу, каковые явно существовали при распределении Сталинских премий, и не протекция украинских представителей при наградном комитете, труд Стельмаха мог иметь локальный интерес. Но раз книга замечена, путь Михаила в литературу стал иметь для него важное значение. После Стельмах будет удостоен в том числе и Ленинской премии.
Размер у произведения подлинно колоссальный. Не совсем понятно, почему публикация случилась под одной обложкой. Дабы лучше понимать, это примерное как «Тихий Дон» Шолохова, изданный без разделения на тома. А написана «Большая родня», если верить уведомлению на последней странице, за неполных четыре года. Читатель быстро поймёт, сколь тяжело быть продуктивным в столь короткий срок. Если отложить в сторону все превосходные эпитеты, которыми труд Стельмаха сопровождают, попытавшись вникнуть в текст самостоятельно, видишь обилие водянистости. Михаил чрез меры придерживался художественного слова, отчего все его витиеватости, снабжённые огромным количеством запятых, способны услаждать взор лишь читателя, любящего очень длинные и бессодержательные истории. В какой-то момент понимание происходящего вовсе сходит на нет, так как внимать такому большому объёму информации излишне тяжело. И была бы необходимость к столь пристальному вниманию. Пусть Стельмах являлся свидетелем им рассказываемого, бережно сохранивший всё в памяти, легче от этого не становится. Действительно, уж лучше бы Михаил разделил книгу на тома. Тем более учитывая, что каждая часть произведения описывает разные исторические промежутки, имеющие малое количество сходства с предыдущими.
Не скажешь, будто составленное Михаилом повествование не поддаётся усвоению. Наоборот, писал он ладным слогом. К сожалению, витиеватость начинала преобладать, скрывая под собой внимание к деталям. Так и хочется отделить зёрна от плевел, не просто производя деление по томам, но и отсеивая лишнее, выделяя отдельные повествования, иногда даже рассказы. Тогда «Большая родня», избавленная от эпичности, обретает смысл для чтения. Можно обсуждать каждый отдельный момент, фиксируя и переосмысляя. Чего никак не получается сделать, учитывая стремление прорываться через многостраничный массив, льющийся бесконечным потоком.
Отдельного внимания должно быть удостоено описание событий на полях Второй Мировой войны. Этого не случится. Замыленный глаз отказывался внимать описываемому. Даже сложилось впечатление, что именно с этой части Стельмах начал работать над книгой. Оттого изложенное столь невосприимчиво при чтении. Читателю только и оставалось думать, как такое возможно, если столько страниц автор усердствовал, начав ещё больше добавлять водянистости. Тут уже точно никакого цельного зерна искать не следовало, просто дочитывать до конца.
Теперь уже дело читателя, проявит ли он интерес к «Большой родне». Минуло то время, когда интерес к литературе в духе соцреализма оставался силён. Теперь к той поре уже мало кто проявляет внимание. Ещё меньше там, откуда Стельмах родом. Может когда-нибудь оценят, как некогда ценили прежде.
Автор: Константин Трунин