trounin.ru

Русская литература требует изучения. И она успешно изучается, только выбор падает на ограниченный круг произведений. Читатель должен самостоятельно повышать свою грамотность, обращая внимание на замалчиваемых авторов или на те стороны творчества, о чём не принято говорить. Например, творившие во второй половине XVIII века Яков Княжнин и Денис Фонвизин, чьё творчество ныне известно в малом количестве, оставили достаточно произведений, обходить вниманием которые не следует. Безусловно, изучать от и до не требуется, однако не нужно и забывать, что таковые писатели вообще существовали.

Важно познавать мир с разных сторон. Обращаться сугубо к узкоспециализированным источникам чаще всего вредно. Нужен взвешенный взгляд на происходящие в природе процессы, лучше поддающиеся пониманию через художественную литературу, особенно имеющую стихотворный вид. Потому не стоит удивляться, если кто-то найдёт нестандартный подход к литературной критике, сумев рифмованную поэзию понять с помощью рифмованной же прозы. Осталось дело за читателем, обязанным согласиться, насколько важно подходить к изучение чего-то, прилагая сходные по построению текста способы.

Такое предисловие — важная составляющая данного труда. Особенно в части, касающейся творчества Якова Княжнина. Оно будет даваться трудно, скорее всего даст ощущение вязкости и не познакомит с изучаемым писателем лучше, нежели должно. То и не столь существенно важно. Сделана попытка разобраться, заслуживал ли Княжнин памяти потомков. Перенимал ли он в действительности сюжеты, порою выдавая переводы за собственные произведения. Ответ не окажется однозначным. Необходимо придти к бытовавшему в XVIII веке приёму, основанном на нахождении общего, создавая на его основе уникальное собственное творение.

В одно время с Княжниным жил Денис Фонвизин. Его литературное наследие не столь богато, зато им написано произведение, за счёт которого имя данного литератора не сходит с уст потомков. Речь о «Недоросле». Но знает ли читатель, что Фонвизин начинал творческий путь с басен, он же успел написать более раннего «Недоросля», почти не имеющего сходных черт с позднее написанным вариантом.

Третьим изучаемым автором в этом труде предстанет Иван Крылов. Известный баснописец прошёл путь от желания видеть нравы общества улучшенными, потому встречавшего постоянное сопротивление власти, до обласканного вниманием читателей поэта, при том ничуть не утратившего пыл радетеля за справедливость. Трудно сказать в двух словах, лучше прикоснуться к расширенному описанию, затронувшему все известные произведения Крылова, начиная с самого раннего — «Кофейницы», так никогда при его жизни и не ставшего опубликованным.

Три русских писателя: Яков Княжнин (1740-1791), Денис Фонвизин (1745-1792) и Иван Крылов (1769-1844). Годы их противления пришлись на конец XVIII века. Их произведения схожи, тогда как признание различается. Все они тяготели к переводной литературе, черпая из неё вдохновение и адаптируя сюжеты. Если Княжнин и Фонвизин не удостоились почёта при жизни (не пришёл он к ним и после смерти), то Крылов вовремя успел понять, встретив XIX век в качестве иначе смотрящего на действительность. Незачем выражать собственную точку зрения, даже мнения человека от него не требуется: пусть он на русской почве взрастит мудрость прежних тысячелетий, добавив немного и от себя.

Теперь, опираясь на сказанное, позволительно приступить к чтению. Основное внимание будет уделено Княжнину, как наиболее плодотворному писателю. Фонвизин за свою короткую жизнь успел создать много меньше литературных работ. Но и Крылов не был обделён вниманием. Не вина потомка, что Иван решил перестать противиться и начал радовать читателя сугубо баснями. Но именно басни — самая тяжёлая ноша его творчества, заставляющая восхищаться, вместе с тем ужасаясь. Так кто же всё-таки был среди представленных в этом труде писателей переимчивым?

Данное издание распространяется бесплатно.

Любить природу нужно так, как о том рассказывал Джеральд Даррелл. Нельзя исходить из ложного гуманизма, проявляя надуманную заботу. Требуется иное понимание. И человеку в этом отведена наиглавнейшая роль. Не лев — царь природы. И никакой иной зверь не сможет осуществить контроль за происходящими на планете процессами. Такое под силу лишь людям, в ходе эволюции получившим ответственную роль, значащую излишне много, чтобы от неё отмахиваться. С самых первых дней существования человека было ясно — природа готовит его для особой миссии. Теперь можно смело говорить, что судьба Земли зависит от умения людей найти общий язык, дабы вовремя заметить, насколько от их благоразумия зависит абсолютно всё.

Первые шаги Джеральда не подразумевали глобального осмысления им задуманного. Он хотел заботиться о животных, уберегая от человеческой агрессии. Слишком большое количество ошибок наделали люди, безжалостно истребляя животный и растительный мир. Но с каждым годом он сильнее понимал, насколько важно обратить внимание общества на происходящее. Человек всегда уничтожал доступное ему пространство, он делал то не задумываясь о последствиях, заботясь сугубо о собственном благополучии. Двадцатый век стал иметь особое значение, поскольку никогда прежде люди не несли разрушения в столь огромном масштабе. Потому не приходится удивляться рождению Даррелла именно в столь критический момент. И он понёс своё слово, сперва создав Джерсийский зоопарк, после Фонд охраны дикой природы, а затем активно пропагандируя необходимость умерить потребительское отношение до более умеренного, пока не случилось наступления точки невозврата.

Одним из источников дохода стало написание книг. Если первыми трудами Джеральда были рассказы об экспедициях, то далее он всё чаще обращался к совсем юному читателю, отказавшись от идеи взывать к совести взрослых, влиять на мнение которых оказалось слишком поздно. Именно юный читатель должен полюбить пока ещё доступный ему окружающий мир. Он может протянуть руку и стать причастным ко всему тому, о чём Даррелл писал. Ещё не утрачена природа, свидетелем которой являлся Джеральд. И кажется — не быть ей никогда утраченной. Думается, Земля перетерпит и ничего плохого с нею не случится. Однако, прогноз довольно неблагоприятен — на планете останется человек и те животные с растениями, которые ему требуются для жизнедеятельности, тогда как всё остальное навсегда исчезнет.

Можно сказать и так: согласно закономерностям эволюции должны выжить наиболее приспособленные. Так ли это? Даррелл наглядно показывал, как бездумное потребительское отношение ведёт к гибели, вследствие чего необходимо применять истребительные методы, тем самым действуя на благо. Как так? Достаточно представить остров, на котором обитают кролики и козы. Что случится в ближайшее время? Кролики и козы вскоре окажутся лишёнными кормовой базы и умрут от голода, не имеющие возможности перебраться в другие места. Так и человек, когда он исчерпает ресурсы планеты, будет вынужден прекратить существование, поскольку нет в доступном ему пространстве иной среды, где он сможет продолжить жить.

Но Джеральд не смотрел настолько уж пессимистично. Он считал достаточным, ежели люди озаботятся сохранением имеющегося. С этого момента не должно случиться такого, чтобы какой-либо вид прекратил существование. Коли подобное случится, значит нужно приложить все силы для спасения. Пусть на помощь придут зоопарки, деятельность которых напрямую связана с созданием идеальных условий для существования животных в неволе. Зачем доводить ситуацию до того, что и человек вынужден будет существовать в условиях ограниченных возможностей, закрытый различными ухищрениями от разрушенной им природы, уподобившими уже его зверю в клетке.

Такова вершина айсберга. Раскрытию скрытому от глаз и посвящено данное издание.

Данное издание распространяется бесплатно.

Что теперь называется журнальной полемикой Михаила Салтыкова касательно расхождения во взглядах с Фёдором Достоевским, непосредственно полемикой не являлось. Если братья Достоевские могли выражать мнение в собственном периодическом издании, то таковой возможности Салтыков был лишён. Своё значение имела и цензура, не пропускавшая к печати острые выпады Михаила. Суть обоюдного разговора сводилась к продолжавшему будоражить умы разделению общества на западников и славянофилов. Достоевские отстаивали идеи почвенничества, призывая придерживаться обозначенных для русского человека рамок. Коротко говоря, что полезно для немца, то русскому всё равно не пригодится. Вот в русле подобного течения мысли и возникали разобщающие обстоятельства.

Большая часть полемических работ при жизни Михаила так и не была опубликована. Редкие статьи всё-таки печатались, но чаще без подписи. Следовательно и согласно этому нельзя использовать слово «полемика». Перечень следующий: Неизвестному корреспонденту, Литературные мелочи, Стрижи, Заметка, Журнальный ад, Литературные кусты, Но если уж пошла речь об стихах; Гг. «Семейству M.M. Достоевского», издающему журнал «Эпоха».

Время написания статей различается. Находятся рассуждения в духе негативного отношения к нигилизму. Салтыков не скрывал своей категоричности. Ежели кто-то в представлениях о должном быть опирается на «ничего», следовательно не станет предосудительным назвать данного индивидуума «ничтожеством». Смотря глубже, понимание нигилистов и должно строиться, исходя из меткого замечания Михаила. Нет нужды полемизировать, поскольку всё сводится к оскорблениям. Салтыков порою переставал понимать необходимость сдерживаться. Будто он не знал, насколько вчерашние представления имеют свойство быстро изменяться, становясь едва ли не противоположными к следующему дню. Отсюда вывод: не следует спешить и делать скоропалительных выводов, так как единожды сказанному придётся следовать до конца жизни, дабы не прослыть переменчивой натурой.

Не стоит искать политические аспекты, заставлявшие цензоров отказывать статьям Салтыкова в публикации. Михаил допускал излишне много грязи, не стесняясь оскорблений. Ежели сказанное слово растворится, сохранённое по воспоминаниям других, то напечатанное навсегда останется в памяти потомков. В этом Михаилу не очень повезло — деятельные исследователи его творчества не стеснялись публиковать всё им написанное, представляя читателю в изначальном виде, то есть без цензурных правок. По их мнению образ Салтыкова получался более верным, но, здраво рассуждая, он извращался в угоду стремления понять некогда жившего человека таким, каким он не был известен современникам.

Впрочем, Салтыков и не мог быть полностью понимаем современниками. Не все интересовались литературной или журнальной жизнью. Это легко понять, стоит проанализировать текущее положение дел. Много ли человек знает о происходящем на страницах периодических журналов? Что уж говорить про нарождающиеся литературные таланты, чаще всего читаемые узким кругом лиц. Можно возразить, сославшись на перемену интересов. Но так и во времена Салтыкова его современников интересовало аналогичное, но никак не страсти вокруг почвенничества. Безусловно, людей беспокоили проводимые Александром II реформы, изменявшие настоящее в совершенно отличную форму, казавшуюся невозможной в государстве во главе с монархом — обладателем абсолютной власти.

Нет, тут не укор в адрес Михаила. Он жил и дышал тем временем, какое выпало на его долю. Он знал о чём говорил, переживая за происходящее и желая лучшего. Только и он не мог сдерживаться от жаркие слов, считая себя вправе говорить на повышенных тонах. И это в стране, где никогда не спрашивали простых граждан, чего они хотят, что считают целесообразным. Но поскольку Михаил выражал мнение, то приходится ему внимать, обязательно о том рассуждая.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Всё — пустое. Размышления неизменно упираются в осознание бесполезности человеческого существования. За какой предмет обсуждения не берись, обязательно приходишь к осознанию неизбежной потери смысла. К чему человек не стремись, всё равно им делаемое обратится в ничто. Собственно, таково мировоззрение нигилистов. По своей сути, это самоубийственная философия, не позволяющая обществу развиваться. Необходимо остановиться и более ничего не предпринимать, так как будет только хуже. Сомнения отметаются, стоит вспомнить, какие возникают страдания, если кому-то задуматься об улучшении собственных или общих условий существования.

Точно не установить, когда Салтыков написал «Письма издалека», озаглавленные им «Современными призраками». Цензуру они не прошли, вследствие чего не были опубликованы. Вполне вероятно, что датировкой их написания следует признать время размышлений над возникшим в стране течением молодёжной мысли, выражавшего сомнением касательно важности преобразований. Относить к более поздним годам не имеет смысла, тогда от нигилизма в памяти останется лишь роман Тургенева «Отцы и дети». Но это может быть ошибочной точкой зрения, так как под термином «призраки» можно понимать иное.

Собственно, что есть «призрак»? Нечто отошедшее в прошлое, не имеющее права на продление существования. Но он продолжает оставаться на прежде занимаемых позициях, отказываясь признавать случившиеся перемены. Такой «призрак» питается былым. Он живёт, вместо того, чтобы признать бессмысленность терзающих его суждений.

Нигилисты — сами по себе призраки, но и они способны стать именно «призраками», заключёнными в кавычки. Их срок недолог, как бы они не хотели вносить вклад в происходящее в стране. Когда-нибудь наступит момент, что пришедшие им на смену уподобятся такому же «призрачному» состоянию, к осознанию чего они в той же мере не смогут подойти.

Кого ещё допустимо отнести к «призракам»? Видимо тех, кто желал увидеть наступление свершившегося, понял пришествие этого и сразу оказался бесполезным. Всё дело его жизни прошло под девизом борьбы, опасной и не дававшей надежду на победу. Теперь желаемое достигнуто, мысль устремилась вперёд и готова помочь в осуществлении десятилетиями вынашиваемых идей, да пыл былого задора отныне воспринимается бесполезным, тем самым обесценив прежние стремления. Так появляются «призраки» иного понимания, место которым в прошлом.

Знакомясь с подобными рассуждениями, читатель обязательно задумается о надуманности человеческого существования вообще. Всё, ради чего существует человек, обречено быть отторгнутым в последующем. Какого блага не добивайся — быть тебе на свалке истории. Впору опечалиться, проникнувшись духом упаднического настроения. Какой тогда смысл в делаемом, если завтра ты станешь эпизодом былого, чья деятельность никому отныне не нужна? Важно принять неизбежность этого. Призраком суждено стать каждому, требуется лишь вовремя уступить дорогу следующим мыслителям. В конце концов, когда-то и им предстоит свыкнуться, стоит столкнуться с непониманием идущим на смену уже им.

Развивая мысль Салтыкова, читатель обязан придти к пониманию «призрачности» во всём. Во всякой материи, какой бы она не являлась важной. Вплоть до высших идеалов, либо до таких высот, оспорить которые не представляется возможным. Собственно, цензоры могли придти в недоумение от арелигиозной позиции Михаила, прежде им высказанной в ряде произведений. В самом деле, почему не упомянуть Бога? Разве он не создал человека по образу и подобию? И он же вскоре вышел из понимания собственных творений. Грубо говоря, уподобился «призраку», некогда имевшего определяющее значение, а теперь подвергаемого сомнению. Ничего в том странного нет, таким был создан человек, обязанным стремиться к улучшению имеющегося, вплоть до отказа от идеалов прежних поколений.

Свои размышления Михаил продолжил в статье «Как кому угодно», опубликованной в «Современнике». Также им написана статья «В деревне», вновь затронувшая идеализацию крепостной жизни.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Противление — есть дорога без перспектив. Пока часть общества стремится поддерживать порядок, считая худой мир лучше доброй ссоры, другая часть всё делает, лишь бы разгорелась добрая ссора и похоронила худой мир, будто бы тем способствуя приближению к лучшему из возможного. В действительности получается так, что никто не желает уступать, усугубляя положение до критического. Исходя из этого и предстоит судить читателю, прав ли был Салтыков, активно выражая позицию или ему следовало умерить пыл, находя всевозможные средства, позволяющие трактовать настоящее хоть и не заслуживающим права на существование, но и не должным быть уничтоженным.

Собственно, Михаил с марта по октябрь 1864 года писал, явно не надеясь оказаться услышанным. Цензоры всё больше вносили правок в предлагаемые им для публикации очерки, делая невозможным их размещение в «Современнике». Либо положение сложилось, не дозволяя существования прежних воззрений. Общество развивалось, отказываясь от представлений вчерашнего дня. Нигилисты уже не воспринимались важной силой в России, уступая тем, кто и должен приходить на смену утомлённому от перемен поколению. Иначе быть и не могло. Бурное течение жизни требовало соответственного отношения. В России зарождалась сила, вроде бы полезная, и при том не способная самоорганизоваться. Отныне казалось глупым заявлять о непричастности. Как вывод: философия Пиррона умерла, пришла пора начать развитие мысли с самого начала.

Салтыков не публиковался. Ныне о им написанных очерках известно по проводившимся в советское время исследованиям его творчества. Восстанавливалась информация, поднималась документация, считывались сохранившиеся гранки, благодаря чему теперь становится ясным, о чём современники Михаила могли не догадываться. Вполне вероятно и суждение, согласно которому должно быть ясно очевидное — излишне придавать значение статьям в периодических изданиях. Ежели Салтыков о чём-то сказал, то с ним соглашались и отказывались принимать за объективную версию. И, скорее всего, редко когда писатель доносит мысли до всего общества, тем более если речь идёт о конкретном периоде, ограниченного сроком от месяца до полугода, и даже больше. Поэтому вполне разумно не придавать значения невысказанным суждениям, без существования которых общество смогло существовать, двигаясь к неизбежно должному наступить будущему.

Не получив страниц для публикации в марте, Михаил развивал мысль в апреле. Может тем он занимался вплоть до октября, о чём не сохранилось свидетельств. Но и октябрь не принёс нужного для Салтыкова результата: опубликоваться вновь не получилось. Активная линия противодействия лишала Михаила возможности доносить до читателя мысли об истинно происходящем, как то понимал непосредственно Салтыков. Да и не мог Михаил отказаться от убеждений, став на защиту царских реформ. Кажется, к чему не веди деятельность правительство во главе с Александром II, оно не сможет принести блага. А если и принесёт, то всегда найдутся противники избранного курса, находя в нём неблагоприятные последствия.

По крайней мере, стало ясно — Михаил осознавал слом эпохи. Уходили в прошлое нигилисты, уступая место деятельному поколению. Это должно радовать, только в словах Салтыкова не удастся заметить радужного подъёма чувств. Всё равно Россия катилась к упадку, как не пытайся с таковым явлением совладать. Почему-то не смущала Михаила цикличность подобного в истории государства: сперва становление, после достижение могущества, затем остановка в развитии и крушение, вплоть до смены всего имевшегося прежде. Оттого-то и нельзя добиться благополучия, способного существовать неопределённо долго, ибо за ним обязательно последует крах. Как не рассуждай, обязанного произойти избежать не получится. Думается, Салтыков просто о том говорил, не желая стать свидетелем истинного развала всего ему знакомого и понятного.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Никакое мнение не бывает полностью подтверждаемым. Всегда изыскиваются доказательства, трактуемые требуемым образом. В феврале 1864 года Салтыков ещё раз задумался о судьбах крепостных в раскрепостившейся России. Ему говорили, как стало плохо, как прежде было лучше, насколько стало невозможно жить, что очевидно согласно пониманию произошедшего и имевшего место быть несколько лет назад. Так-то оно так: подмечал Михаил, видя противоположное. Нет, не прост мужик, постоянно тянущий лямку и напивающийся вдрызг при первой возможности. Сей мужик таков же, каким является его барин. Разница лишь в том, что крестьян больше, их социальное положение хуже, вследствие чего и жизнь их заметнее глазу. Тогда как баре не менее пьянствуют, и на улицах в подобном состоянии если их и встретишь, то не придашь значения.

Но какой мужик в быту? Он не является грязной скотиной, мыслями пребывающий в питейном заведении. Отнюдь, русские — люди с чистой душой. Это в Европе садились принимать пищу, не озаботившись помыть рук. В России крестьянин всегда заботился о благости того, чем собирался заняться. Вкушение еды — особого рода действие. Такую же важность имела молитва, предшествующая трапезе. И разве всё так плохо в России, коли барин спокойно ел с крестьянином за одним столом? Тут читатель должен попросить Салтыкова остановиться, поскольку идеализация прошлого очевидна. Но Михаил всего лишь уравнивал крестьянина и дворянина, не видя в них различий, скорее акцентируя внимание на схожих стремлениях, в том числе и к греховным помышлениям.

И всё-таки одно особое различие имелось. Крестьянам всегда трудно давалось существование. Им никто ничего безвозмездно не давал, и за оказанные услуги порою предпочитали с ними не расплачиваться. Это кажется, будто извозчик с лошадью способен оказаться обеспеченным человеком, тогда как за минусом расходов, он оказывается на положении находящегося в нужде. Посему, хоть на десять раз пересчитывай чужой доход, всё-таки не скупись помочь, какими бы средствами ты сам не обладал: такие мысли пытался передать Салтыков на страницах «Современника».

На самом деле в Российской Империи происходил повсеместных упадок. Михаил не желал видеть иного, воспринимая действительность в мрачных тонах. Сто раз скажи, что всё зависит от личного мировосприятия, то не поможет тем, кто настроен видеть негатив. В любой отрезок времени находятся отрицательные моменты, заставляющие думать о деградации морали или закате государственной деятельности. Однако, пессимизм иначе поймут потомки, на иной лад трактуя события прошлого. Пока же для Салтыкова казалось очевидным: Россию ждёт неминуемый крах.

Объясняется такое суждение Михаила обыденно. Покуда обычные люди живут плохо, каждый день проводят в тяжёлом труде, до той поры положение не исправится к лучшему. Процветание государства создаётся за счёт общего подъема, начиная от рабочих и крестьян, заканчивая ростом экономики, совершенствованием инфраструктуры и налаживанием производства. Если где-то возникает слабое звено, то вся цепь, ведущая к благополучию, обрывается. Следовательно, нельзя построить процветающее государство на горе граждан, так как нужда не способствует возникновению благосостояния. Разве не так, уважаемый читатель?

Сделав несколько шагов вперёд, легко увидеть, отчего завершится история Российской Империи. И Салтыков, конечно, оказался прав. Только есть множество нюансов, не позволяющих столь утрированно рассуждать о протекающих процессах. Роль угнетения населения важна в ожидании грядущего краха, но и про другие факторы не следует забывать. Желаемое не следует принимать за действительное! И, всё равно, всякое суждение основывается на неверно понимаемых фактах. Не быть такому, чтобы возникало единое видение.

Перечень очерков за февраль 1864 года, опубликованных в «Современнике» таков: Деревня зимою; Впечатление, производимое деревней на путешественника; Мужицкое житьё, Тонкие обстоятельства помещиков, Заключительные размышления.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цензурная реформа ожидалась с нетерпением. Неужели в Российской Империи каждый сможет писать, не сталкиваясь с необходимостью преодолевать выстраиваемые против препоны? Салтыков мог то только приветствовать. О чём бы он не писал, то подвергалось обязательному исправлению, вследствие чего до читателя не доносились истинные суждения. Приходилось проявлять изобретательность, однако то служило во вред. Всякий намёк, даже если он таковым не являлся, подвергался настойчивому требованию быть исправленным, либо вычеркнутым. Кажется, упадок русской мысли и русской литературы был близок к завершению. Недалёк тот момент, когда русское слово снова окрасится в золотой цвет. Впрочем, оно итак отливало всеми красками, лишённое гнёта цензуры, какой она была при Николае I.

Литературная жизнь успокоилась. Острые выпады казались редкостью. И Салтыков ожидал перемен, не смея потревожить думы власть имущих. Как знать, продолжи Михаил осуждать, пиши на злобу дня, как Цензурной реформе не случиться. Вполне понятно, что лучше не допускать до внимания читателя опасных суждений, нежели за оные сурово наказывать, но осознавать бесполезность этого, так как люди ознакомились и выработали собственную позицию. Потому Салтыков предпочёл удалиться в рассуждения о литературе, в чём довольно затруднительно оказаться неугодным государству.

Внутренне ощущая необходимость снижения критики, таковое же Салтыков отмечал повсеместно. Впрочем, не так всё казалось просто. Ежели человек молчит, значит его заставляют молчать: такая логика казалась Михаилу наиболее правдоподобной. С чего активист перестанет занимать активную позицию? Ему несвойственно уходить в тень и выжидать. Однако, и Михаил ушёл в тень, вроде бы к тому никем не побуждаемый. Цензура его не щадила, но и он понимал необходимость сохранения здравомыслия. Какой толк выражать мнение, если за него в итоге пострадаешь? Не в том суть борьбы, чтобы оставить след, а в том, дабы твоё движение позволяло двигаться всему обществу разом. Ведь прежде Михаил становился легко преодолеваемой преградой, втаптываемой, дабы не мешал. И лучше уж быть втаптываемым в грязь, постоянно оставаясь на виду, нежели оказаться запертым в клетке или сосланным с глаз долой. Подобное Салтыков на себе испытал, и сомнительно его желание подобное повторить.

Затихнув сам, Михаил видел общее затишье. Чем он мог это объяснить? Разве только общей пассивностью русского народа. Но почему и каким образом? Самолично осуждая нигилизм в начале 1863 года, теперь — в начале 1864 года — он осуждал, наделяя русское общество общим критерием, не собираясь находить для него нового определения. А не мешала ли ему соринка в глазу, которую он принимал за бревно? С чего бы кто-то должен был успокоиться и сбавить накал страстей? Для того необходимы серьёзные меры воздействия, подобные применяемым Николаем I. Привыкнув к старым порядкам, мышление Михаила не принимало либерализм Александра II. Всё равно не мог утихнуть дух деятельного человека, получившего право выражать личную точку зрения. Так о каком затишье может идти речь, если общество бурлит, встречая реформу за реформой, обретая всё больше даруемых царём гражданских прав?

Январь — это следующие очерки Салтыкова в «Современнике»: Размышления по случаю нового года; Открытия, им принесённые; Нечто о понижении тона, Нечто о независимости, Нечто об изобилии гениев, Заключение и слово в мою собственную защиту. Как видно, мысль не позволяла остыть разуму. Дай писателю право выражать мнение, как он всегда найдёт о чём сказать. В том и состоит его призвание, чтобы о чём-то постоянно говорить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Нападки Салтыкова на российскую действительность продолжались на протяжении всего 1863 года. Не для того «Современник» получил возможность выходить в свет, чтобы на его страницах размещались статьи в духе тех, автором которых выступал Михаил. Обсуждение польской ситуации сыграло своё значение, так как внимание цензоров усилилось, из-за чего Салтыков перестал писать на острые темы. Всё, за что он теперь брался, представляло малый интерес. Он оперировал материями — излишне спорными. Достаточно ознакомиться с попытками классификации общества, ни о чём конкретном не сообщавшим. Но страницы требовали заполнения, поэтому Михаил находил о чём писать. А так как лучше всего у него получалось размышлять о литературе, то к тому он и возвращался. Уж лучше осуждать нигилизм, нежели подвергать сомнению проводимую властями политику.

В литературе происходило следующее. Представленные вниманию читателя герои произведений мельчали. Они уже не представлялись чем-то значительным. Хотя откуда пошло мнение, будто русские авторы когда-то писала об ином? Зато Салтыков прав, указывая на отказ от следования идеалам. Патриотизм оказался противен русскому народу. От оного прежде отказались дворяне, предпочтя ценить заграничное. В том же направлении двигалась и мысль крестьян, терявших самоидентификацию, начиная забывать, к чему им требуется идти. Тут бы задуматься, насколько свойственно русским отказываться от своего, предпочитая чужое, вместо чего Салтыков вёл в иную сторону, выделяя русских в общем.

Впрочем, всё это взято из ниоткуда. Михаил рассуждал не так. Делал он это осторожно. За ноябрь от его пера были опубликованы следующие очерки: Картина Ге; Несколько размышлений о том, что искусство нередко вызывает на размышления; Милые шалуны, или «Наш арсенал мирных гражданских орудий»; Правда ли, дети, что вы плохо учитесь?; «Ну нет, прыгать я не согласен!»; Второго сорта политики. За декабрь: Несколько слов о современном состоянии русской литературы вообще и беллетристики в особенности, Оскудение творчества и причины этого явления, Почему самые гордые индейские петухи по временам являются фофанами, Примеры, Кашинские торжества, Что лучше?, Любопытный спор между двумя московскими публицистами, Прощание с читателем и надежды в будущем.

Если судить строго, то объективнее понять Салтыкова получается исходя из заголовков, тогда как содержание сквозит пустотой. Ожидая видеть острое, читатель внимал и без того прежде ему рассказанному. Всё Михаил опускал до зачаточного состояния, не давая права воспарить над обыденностью. Всякое стремление к чему-то, он трактовал обязательным упадком. В своих суждениях он прав, но при рассмотрении в определяющих чертах. Человеческая мысль и должна стремиться ввысь, дабы следом перейти точку невозможности постижения новых горизонтов, отчего вернуться в изначальное состояние. Собственно, русское общество, как и русская литература, находились в состоянии падения, чему будто бы и являлся свидетелем Салтыков.

Читатель понимает, пока одни находят оправдание неудачам, другие видят в том достижение успехов. Не имелось ничего, объясняемого угасанием. Просто много проще сослаться на реалии нынешнего дня, не способного дать значительный результат. Нет понимания, каким образом теперешнее положение обернётся значительностью. Но ведь как-то оказывалось так, что в былом имелось примечательное? К сожалению, разглядеть его не представляется возможным. Салтыков то должен был понимать, но почему-то отказывался.

Пока повсюду мерещится упадок, где-то происходит преображение. Михаил сам говорил, как тяжело угодить желаниям читательской публики. А дабы угодить — нужно создать то самое упадочное произведение, не дающее права человеку здравомыслящему то принимать за расцвет писательского мастерства. К сожалению, за ходом лет, в человеческом стремлении видеть ему прекрасное, навсегда исчезло истинно прекрасное, так и не став достойным внимания.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Почему прежде Салтыков замалчивал о событиях в Польше? Он говорил о русском нигилизме, сетовал на разное, только не о том, о чём следовало истинно сообщить на страницах «Современника». Может он старался придерживаться нейтральной позиции, не вмешиваясь в политику? Как известно, обсуждать политические процессы современности — последнее из необходимых человеку занятий. Когда сталкиваются интересы — глупо выражать собственную точку зрения, так как она ни на что повлиять не сможет, кроме возможности найти сторонников, и без того уверенных в занимаемой ими позиции. Но вот Польша — тогда одна из её частей относилась к Российской Империи — имела горячие головы, готовые поднять очередное восстание. Собственно, с января 1863 года оно и началось. Теперь пришла пора обсудить позиции русского народа, должного принять факт отторжения или найти средство для усмирения польской гордыни во имя идеи создания единого великославянского государства.

Основное, чем занимается правительство любого государства, — промывание мозгов. Для каких то делается целей? Естественно не ради достижения высоких идеалов. То совершается сугубо из гордости, из желания взять больше, нежели требуется. В перспективе то не несёт никаких положительных изменений. Скорее произойдёт обострение прежних противоречий. Собственно, извечный противник Руси — Польша — вследствие игры в демократию оказалась разорванной на три части, исчезнув с географической карты. Вполне логично видеть желание поляков вернуть утраченные позиции, ведь не может дух народа, некогда являвшегося представителем сильного государства, обладавшего равными возможностями с ордами кочевников, некогда одолевших Русь, взять и забыть о былом. Как не смирился русский народ с игом монголо-татар, так оное не собирались терпеть и поляки, выступая против власти России над собой.

Что оставалось Салтыкову? Он прекрасно понимал, как важно сплочение народов. Только каким образом это делалось? Ему приходилось сомневаться в проводимой русскими властями политике, не имеющей перспектив. Для решения любой проблемы требуется длительный отрезок времени. Нельзя за несколько десятилетий изменить то, что существовало веками. Удерживай Россия власть над Польшей в течение нескольких столетий, когда у поляков произойдёт изменение в самосознании, тогда может быть и существовать государству, где два народа живут и процветают сообща. Всё-таки, вспоминая времена Ивана Грозного, имелся в истории момент, за которым просматривалось объединение Речи Посполитой и Русского царства с центром в Москве. Как нечто подобное произошло в Смутное время, стоило Владиславу принять русские царские регалии. Да история всегда сложнее, нежели кажется на первый взгляд.

Салтыков признавал за русскими важную особенность попытки влиять на окружающие страны, заключающуюся в обаянии. Ничем другим русский народ не умеет пользоваться, кроме способности уговаривать, дабы малой кровью решать возникающие противоречия. И пока русские договариваются, против них поднимают оружие, не желая поддаваться уговорам. Разве было такое, чтобы Русь, Российская Империя, Советский Союз или Россия вторгались куда-то, не имея для того очевидных причин? Не эти государственные образования развязывали войны, тогда как лишь оберегали занимаемые ими территории или надеялись вернуть утраченное. Собственно, читатель может возразить, вспомнив агрессию государства Советов, будто бы поделившего Польшу с Третьим Рейхом в 1939 году, когда Германия начала свою собственную войну, обернувшуюся крупнейшим в истории человечества конфликтом. Только, опять же, речь идёт о Польше. И тут ничего не поделаешь. Польше, как и России, до скончания лет суждено становиться частью друг друга, покуда не произойдёт вмешательства более глобальных процессов, о чём размышлять — сравни домыслам на грани фантастических допущений.

И всё же нужно думать наперёд, к чему Салтыков не стремился подвести читателя. Глупо кого-то убеждать, объявляя невразумительные лозунги. Всем всё прекрасно понятно. Тут бы остановиться и сказать честно друг другу о претензиях, о невозможности их разрешения и постараться придти к какому угодно худому сотрудничеству, вместо полного разрыва, плодом чего станут новые противоречия, снова ставящие государства на грань вооружённого конфликта. Ведь почему Россия и Польша не сходятся во мнениях? Каждому народу кажется, что проще соперника душить изнутри, навязывая ему собственное представление о мироустройстве. Для того и желается свершить поглощение, оставив на планете всего один великий славянский народ. Пусть затея глупая и лишена смысла, но когда речь идёт об интересах людей — каждый будет добиваться воплощения в жизнь собственных представлений о должном быть, не стремясь понять, чего хотят другие.

За Салтыковым отмечены следующие статьи для сентябрьского выпуска «Современника»: Обращение к читателю, Проявления патриотизма, Заявление студентов Московского университета, Патриотические проекты; О красноречии, как о силе врождённой и независимой; Нечто о необходимости быть предусмотрительным, Литературный поход против современного молодого поколения, Как приходит старость, Одно слову хроникёру «Отечественных записок».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Не будите русского, пока он остаётся русским. Можете сколько угодно беспокоить любого другого человека, только если он не из русских. И где таковых можно найти? Где угодно, кроме власть имущих. Там нет относящихся к России людей, сплошь пришлое, нанесённое веками взаимодействия страны с политическими оппонентами. Теперь же, когда русский народ оказался освобождён от оков, перестал быть прикреплённым и получил право на самостоятельное существование, к нему требуется особый подход, иначе случится страшное — он взбунтуется и снесёт всё, до чего дотянутся его руки. Именно так мыслил Салтыков, ещё не понимая, насколько изменится самосознание получивших освобождение от зависимости людей.

Принято думать, будто Михаил видел в русском народе пробуждающуюся силу. Подобно Илье Муромцу, что оказывался лишённым способности встать и воздать за обиду, покуда не обрёл движение в конечностях и не нанёс сокрушительный удар по покусившимся на Русь злодеям. Но насколько это соответствовало действительности? Ещё много лет никто всерьёз не задумывался покуситься на определённый Богом миропорядок. Всё получилось таким неспроста, ибо к тому требовалась некая существенная необходимость. Только не могло проснуться в русском народе за несколько лет стремление повергать во прах устои. Всё это надуманно, в том числе и совершенно зря приписывается суждениям Салтыкова.

Правление Александра II само по себе показательно. Осуществив чаяния подданных, царь облегчал бремя населения повсеместно. Он и Цензурную реформу проведёт, разрешив публиковаться всякому, налагая наказание после, стоит найти непозволительные размышления. То есть получалось так, что позволяя чувствовать свободу, он заставлял каждого внутренне ожидать расставания с оной. Слишком тонкой оказывалась материя, позволявшая существовать без ограничений. Само по себе показательно, как начавшиеся реформы ударили по населению России, привыкшему за три десятилетия до того к суровому режиму правления Николая I. А ведь следуй Александр II политике отца, как продолжили бы молчать писатели, подобные Салтыкову. В том и урок всякому правителю: даёшь волю — ожидай революцию, коли сам таковую свершил для них.

Михаилу пришлось обосновывать своё представление о вольности русского человека описанием присущих ему черт. Получалось, что куда бы не пошёл русский, всюду он таковым останется. Ему не так важно, какие вокруг происходят процессы, он остаётся самим собой. Такого человека не сломишь — в силу невозможности сломить. И кто же русский народ: крепко держащийся корнями дуб или нагибаемая к земле ветром тростинка? Во все времена, каким бы то обидным не казалось, русский человек был нагибаем, за счёт чего и продолжал существовать, не подвергаясь изменениям. Зачем тогда ему приписывать крепость дуба? Понятно желание Салтыкова видеть близкое ему в приукрашенных тонах. Так гораздо приятнее.

Май для Михаила — это следующие очерки в «Современнике»: Горькие размышления о жизни и различных её проявлениях в обществе; Доказывается, что приходить в отчаяние ни в каком случае не следует; Добрые люди, Подвиги русских гулящих людей за границей, Где источник этих подвигов и кто герои их, Скверный анекдот с двумя русскими дамами в столице цивилизованного мира.

Оказывается, достаточно надавить на больное, как жизнь расцветает многообразием красок. Всегда можно говорить о том, что вызывает у читателя ответные чувства. Об этом вполне допустимо и книги писать, которые будут читать и непременно обсуждать. Иного писателю и не требуется. Если бы ещё не публицистика, отбиравшая силы и время, вместо чего следовало озаботиться самовыражением с помощью художественного слова.

Автор: Константин Трунин

» Read more