Михаил Салтыков-Щедрин – Очерки за январь 1864
Цензурная реформа ожидалась с нетерпением. Неужели в Российской Империи каждый сможет писать, не сталкиваясь с необходимостью преодолевать выстраиваемые против препоны? Салтыков мог то только приветствовать. О чём бы он не писал, то подвергалось обязательному исправлению, вследствие чего до читателя не доносились истинные суждения. Приходилось проявлять изобретательность, однако то служило во вред. Всякий намёк, даже если он таковым не являлся, подвергался настойчивому требованию быть исправленным, либо вычеркнутым. Кажется, упадок русской мысли и русской литературы был близок к завершению. Недалёк тот момент, когда русское слово снова окрасится в золотой цвет. Впрочем, оно итак отливало всеми красками, лишённое гнёта цензуры, какой она была при Николае I.
Литературная жизнь успокоилась. Острые выпады казались редкостью. И Салтыков ожидал перемен, не смея потревожить думы власть имущих. Как знать, продолжи Михаил осуждать, пиши на злобу дня, как Цензурной реформе не случиться. Вполне понятно, что лучше не допускать до внимания читателя опасных суждений, нежели за оные сурово наказывать, но осознавать бесполезность этого, так как люди ознакомились и выработали собственную позицию. Потому Салтыков предпочёл удалиться в рассуждения о литературе, в чём довольно затруднительно оказаться неугодным государству.
Внутренне ощущая необходимость снижения критики, таковое же Салтыков отмечал повсеместно. Впрочем, не так всё казалось просто. Ежели человек молчит, значит его заставляют молчать: такая логика казалась Михаилу наиболее правдоподобной. С чего активист перестанет занимать активную позицию? Ему несвойственно уходить в тень и выжидать. Однако, и Михаил ушёл в тень, вроде бы к тому никем не побуждаемый. Цензура его не щадила, но и он понимал необходимость сохранения здравомыслия. Какой толк выражать мнение, если за него в итоге пострадаешь? Не в том суть борьбы, чтобы оставить след, а в том, дабы твоё движение позволяло двигаться всему обществу разом. Ведь прежде Михаил становился легко преодолеваемой преградой, втаптываемой, дабы не мешал. И лучше уж быть втаптываемым в грязь, постоянно оставаясь на виду, нежели оказаться запертым в клетке или сосланным с глаз долой. Подобное Салтыков на себе испытал, и сомнительно его желание подобное повторить.
Затихнув сам, Михаил видел общее затишье. Чем он мог это объяснить? Разве только общей пассивностью русского народа. Но почему и каким образом? Самолично осуждая нигилизм в начале 1863 года, теперь — в начале 1864 года — он осуждал, наделяя русское общество общим критерием, не собираясь находить для него нового определения. А не мешала ли ему соринка в глазу, которую он принимал за бревно? С чего бы кто-то должен был успокоиться и сбавить накал страстей? Для того необходимы серьёзные меры воздействия, подобные применяемым Николаем I. Привыкнув к старым порядкам, мышление Михаила не принимало либерализм Александра II. Всё равно не мог утихнуть дух деятельного человека, получившего право выражать личную точку зрения. Так о каком затишье может идти речь, если общество бурлит, встречая реформу за реформой, обретая всё больше даруемых царём гражданских прав?
Январь — это следующие очерки Салтыкова в «Современнике»: Размышления по случаю нового года; Открытия, им принесённые; Нечто о понижении тона, Нечто о независимости, Нечто об изобилии гениев, Заключение и слово в мою собственную защиту. Как видно, мысль не позволяла остыть разуму. Дай писателю право выражать мнение, как он всегда найдёт о чём сказать. В том и состоит его призвание, чтобы о чём-то постоянно говорить.
Автор: Константин Трунин
Дополнительные метки: салтыков щедрин наша общественная жизнь критика, анализ, отзывы, рецензия, книга, Mikhail Saltykov-Shchedrin Our Social Life analysis, review, book, content
Это тоже может вас заинтересовать:
— Перечень критических статей на тему творчества Михаила Салтыкова-Щедрина