trounin.ru

Написанному следует быть опубликованным. Только как этого добиться, встречая сопротивление издателя? Можно создать собственную газету или журнал, но это потребует дополнительных затрат, непосредственно с ремеслом писателя не связанных. За издательскими буднями потеряется сам человек, стремящийся донести до читателя создаваемый им художественный текст. Остаётся скрипеть зубами, стойко перенося лишения. Так поступал и Лесков. Приходилось закрывать глаза на иную подачу, порою с подменой авторского её понимания. Не говоря уже о прочих выборочных трансформациях текста. Произведение могло остаться без завершения, ежели к такому решению склонялся издатель. Николаю оставалось негодовать.

Насколько негодование вообще воспринималось оправданным? Действующие лица мельчали в представлениях о должном быть. Они продолжали жить, набирались ума и уже не горели столь ярко в воззрениях, как то представляли себе прежде. Ошибки прошлого давали понять иное осознание текущего момента. Сыграло роль и чудо, довольно редко встречаемое в жизни. Казалось бы, состоялась дуэль — человек смертельно ранен. Однако, позже выяснится, что при своевременно оказанной медицинской помощи, смерть не страшна. Разумеется, сыграл значение фактор секунды, поскольку не последуй в определённый момент сокращения сердца, пуля попала бы в этот жизненно важный орган. Потому пострадали лёгкие, с повреждением которых вполне можно продолжать жить.

Виновным грозил домашний арест. Сюжетная канва вновь растягивалась, лишённая наполнения. Понадобилось дополнять действие новыми лицами. Не смог Николай обойтись без отсылки к прошлому. Так рассказывается история взаимоотношений военного и сестры милосердия, начиная с событий в период Крымской войны, вплоть до возникновения между ними крепкой связи, и далее. В итоге описываемое подойдёт к череде самоубийств и загадочных смертей среди пребывающих в исправительных учреждениях. Всему этому находится место на страницах, написанных в 1871 году.

Основное наполнение произведения завершилось прежде. На начало июля пришёлся судебный процесс по Нечаевскому делу. Лесков практически дописал роман к тому моменту, требовалось добиться публикации окончания, отложенного до октября. Акцент получился не тем, каким он был установлен. Николай находил нигилистов новой волны, тогда как содержание перестало соответствовать претендующим на художественную обработку убийства студента Иванова. Всё оказывалось до банального просто — люди разругались на почве стремления заполучить один и тот же объект любви, вследствие чего их не взял мир.

Воссоздавалась картина не революционно настроенной молодёжи, наоборот — читатель видел в действующих лицах всё то, так свойственное подрастающим поколениям. По этому пути шли все прежде бывшие молодыми. Посему трудно в конечном счёте судить, насколько оправдано применять определённые характеристики, тогда как требуется говорить о частностях, неизменно связанных с постоянно повторяющимся всплеском стремления преобразить действительность. Революционерами обречены быть молодые люди, никак иначе не способные заявить о себе, кроме поведения, выделяющего их из молчаливого большинства. Считается необязательным сохранять старые порядки, если можно установить новые. Очень часто для осуществления задуманного приходится идти на крайние меры. Да стоит ли говорить, что стремление сделать жизнь лучше — значит единственное: будет хуже, нежели есть сейчас.

Такой бунт может проявляться разным образом. Кому-то достаточно заявить претензию на неуважительное действие в отношении себя, из-за чего рвутся прежние связи и обстоятельства, полностью заменяемые. А кому-то нужно испортить жизнь других, иначе не умея добиться им требуемого. Хорошо бы Лескову обыграть принцип: меняйся сам, тогда мир изменится под тебя. Но нет! Человек чаще стремится менять других, сам же продолжает оставаться прежним. И никак подобного не изменить, назовись хоть нигилистом, хоть радетелем за всеобщее благополучие.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Выродившийся нигилизм напугал общество! Раньше нигилисты шли в никуда. Они представлялись аморфной массой, не способной продолжить дела прежних поколений, добровольно согласившиеся подпасть под влияние ниспосылаемого на них. Но вдруг. Практически из ниоткуда. А может никто не следил за развитием брожения мысли в умах молодёжи, грянуло убийство студента Иванова, к 1871 году ставшее громко звучащим Нечаевским делом. Общество начало осознавать — какая напасть грозит дальнейшему спокойному существованию под крылом царя-реформатора Александра II. Достоевский после по мотивам напишет «Бесов», а Лесков уже спешно создавал роман «На ножах». Чего только ему не пришлось испытать, ибо замысел встречал повсеместное сопротивление, в том числе и в издававшем произведение журнале «Русский вестник». Ещё не успело сформироваться устойчивого мнения касательно произошедшего события, судебное разбирательство только готовилось, не став широким достоянием общественности. Читатель не желал принять романа на подобную тему. Всё-таки не мог выродиться нигилизм. Общество, как всегда, успокаивало себя отказом видеть очевидное. Что же, таковая слепота приведёт к самым печальным последствиям уже через одиннадцать лет, а пока Лесков спешно писал «На ножах», оказавшись на этот раз небывало многоречивым.

На самом деле, при громкости сообщаемой информации о замысле Лескова, сам роман вышел на удручение блеклым. Николай не писал в сжатой форме, сообщая информацию по существу. Он опять напомнил манеру изложения, испробованную на другом громком его произведении — «Некуда». Смысл у него прятался не между строк, а должен был быть отжат из сообщаемых слов, из-за обилия которых такое действие сделать довольно затруднительно. Всё-таки, Лесков взялся за важную тему, позволяя читателю истомиться ожиданием развития событий. Пока предстояло внимать сытой жизни молодой дамы, имеющей всё ей требуемое. К такой с пустыми просьбами подходить бессмысленно. Однако, ход мысли заранее ошибочен. Наоборот, кому всего хватает, тому недостаёт острых впечатлений. Но даже если и этого в избытке, тогда огонь в глазах зажжёт пробуждение памяти о былом. Так на страницах романа подготавливается трагедия, близко сходная с уже тут упомянутым Нечаевским делом.

Когда не видишь смысла в жизни, начинаешь творить непотребства. Вот кого показал теперь Лесков? В его героях присутствует истинная отрешённость от всего, смешанная со стремлением к самоуничтожению. Всему следует быть повергнутым во прах. Потому не возникает жалости даже к себе. Быть убитым? Это не станет проблемой. Даже лучше — нигилист специально полезет на рожон. Его попросят кого-то задушить? Задушит! Сперва он свернёт шею животному, а там — в перспективе — и человеку. Как же это следует трактовать?

Очень просто. Изначально являясь аморфной массой, то есть сохраняя нейтралитет абсолютно ко всему, нигилистическое течение мысли перешло к следующему значению с отрицательным знаком. Так родилось движение, ежели как и именуемое, то скорее анархией. Для современников Лескова оно пока ещё оставалось выродившимся нигилизмом, хотя существование радикализма в отношении его под большим сомнением. Историю не перепишешь, потому нужно остановиться на том факте, что социальный взрыв произошёл, а его взрывная волна захватывала умы молодёжи. Скоро во всю развернётся террор различных движений народовольцев. Пока же общество даже не понимало, каким будет суд по Нечаевскому делу.

Ум бродит вне связи с разумом — яркая характеристика для идей, отрицающих плавный переход от одного состояния к другому. Десять лет — это малый срок, чтобы сформироваться единой мысли для многих людей. А вот лет через тридцать-сорок выродившийся нигилизм точно дозреет до масштабного противодействия государственному режиму. Впрочем, так далеко заглядывать не стоит — в 1869 году был сделан самый первый шаг.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Начиная литературный путь с произведений о людях с нестабильной психикой, описанием оных Лесков его и завершил, представив вниманию читателя Оноприя Перегуда из Перегудов, заканчивавшего жизнь в психиатрической лечебнице. Как он туда попал? Об этом Николай и взялся повествовать, передав читателю со слов Оноприя всю его непростую историю, увенчанную стремлением объективно оценить происходящие в Российский Империи процессы. Оказалось, проще статься психически больным человеком, чем продолжать находиться среди здравых рассудком и умом. Ежели человека не могут понять при совершении им адекватных действий, тогда пусть он станет полезным в качестве бесполезного члена общества. Гораздо лучше постоянно вязать чулки, тем обеспечивая каждого теплотой, нежели распространять революционные листовки, вовсе не способствующие улучшению благосостояния граждан. В связи с неоднозначностью текста, опубликовать Лесков его при жизни не успел. Поставив в декабре 1894 года последнюю точку, к марту Николай умрёт.

Начинает историю жизни Оноприй издалека, считая необходимым сообщить о мельчайших деталях. Обязательно следовало указать на вехи из истории Перегудов. Основана деревня полковником Перегудом. Далее испытывала практически всё то, что когда-то касалось Руси. Особенно остро стоял вопрос религии. Было установлено — вере быть истинно христианской, не допуская католических и иудейских верований. Читатель в какой-то момент даже задумается, приняв «Заячий ремиз» за подобие «Истории одного города» за авторством Салтыкова-Щедрина. Сумасшествие Оноприя заставляет к такому предположению всё больше склоняться, особенно углубляясь в чтение.

Оноприй не знал, чем ему заниматься. Он думал пойти в попы, но успел влюбиться сразу в двух девушек, из-за чего попом он так и не стал. В целом, как бы Лесков старательно про него не рассказывал, важными являются последние страницы повести, касающиеся революционной деятельности и последующего определения Оноприя в психиатрическую лечебницу. Отчего-то не ведал главный герой, какое грозит наказание за деятельность, подрывающую основы государственного строя. Пришлось ему ссылаться на горячечный бред. Вместе с этим читатель понимает, история идёт от лица сумасшедшего, способного рассказывать, мешая правду с вымыслом, либо вовсе подменяя действительность фантазиями.

Лучше остановиться непосредственно на психиатрической лечебнице. Помимо Оноприя там хватает психически больных людей. Они действительно сумасшедшие, тогда как Оноприй среди них считает себя здоровым человеком, просто пришедшим к выводу, что жить при сложившихся обстоятельствах ему гораздо проще. Если при вольной жизни он никому не был нужен, то в окружении жёлтых стен стал полезным человеком, практически полноправным членом коммуны, состоящей из больных рассудком людей. Он выполняет важную функцию — с помощью труда позволяет другим людям чувствовать себя счастливыми. От этого счастлив и он сам, ведь делает полезное дело. Как бы кощунственно не звучало — не всякий здравый рассудок способен облегчить существование человека, скорее наделав больше бед, ухудшив и без того худшее положение сограждан.

Повесть просто не могла быть опубликованной, затрагивающая и без того больную тему социальной нестабильности в стране. Особенно подводящая читателя к итогу, где психиатрическая лечебница становится лучшим выходом из положения. Конечно, устать от борьбы за личные убеждения и найти покой среди неполноценных умом — не великий успех, зато позволяет ощутить себя на равных, чего никто в обществе психически здоровых людей не обретёт.

Как-то так получилось, что пытаясь найти лучший выход из положения, Лесков обрёл его с помощью «Заячьего ремиза». И тут сложно не согласиться с его мнением. Оно неоднозначное, зато такое, к какому он постоянно склонял читателя.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В 1894 году Лесков задумался: какой должна быть женщина литератора? Быть ей полагается привилегированной дамой или обыкновенной фефёлой? Кто их них способен составить счастье литератора? И, вместе с тем, для кого из них литератор сам может составить счастье? За основу Николай взял знакомую ему историю, как он лично утверждает, случившуюся порядка тридцати лет назад. Тогда некий литератор взял в жёны даму, не зная о её неуживчивом нраве — та дама всерьёз считала мужской род язвой на теле человечества, должный понести заслуженное наказание за тысячелетия женских страданий. Совместная жизнь с такой дамой станет серьёзным испытанием, в результате которого литератор скончается. Единственный светлый момент, необходимо обязанный быть отмеченным — его встречи с фефёлой. Вот про простую непритязательную русскую женщину Лесков и начал очередной рассказ, дабы сообщить читателю ещё одно житие бабы.

Читатель помнит, как в 1863 году Лесков сообщил историю беглой крепостной крестьянки, решившую любить, устремившись обрести лучшую долю с любимым человеком на чужбине. Та баба оказалась с психическим дефектом, теперь подобного за героиней повествования не отмечается. Фефёла принимала ниспосылаемые ей испытания с достоинством православной праведницы, готовая ко всевозможным поворотам судьбы, так как страдать всё равно придётся. И если на её пути возникнет представленный изначально вниманию читателя литератор, он для неё определённо станет кратким эпизодом счастья, но более положенного им вместе нельзя, хотя и до конца не ясно — в силу каких именно причин. Лесков считал именно так, а в остальном читатель ознакомился с обстоятельствами жизни фефёлы.

Следовало бы сказать, что фефёла — создание своего времени. Однако сперва нужно учесть — Лесков дополнял повествование сторонними историями, тем запутывая читателя. В оконечном итоге оказывалось, что под фефёлами следует понимать всяких женщин, примиряющихся с действительностью. Как раз о таких Николай и продолжил рассказывать далее, будто бы забыв, о ком взялся сообщить читателю. Получилось следующее — начав про быт одной фефёлы, Лесков перевёл внимание на другую, сказывая далее уже про неё, отчего читатель, ежели он невнимательный, совершенно запутается, не способный установить причин появления тех или иных повествовательных линий.

В середине повествования перед читателем возникает женщина по имени Зинаида, сообщающая слушателям историю своей жизни. Становятся ясными печальные обстоятельства её существования. Она была выкуплена у родителей купцом. Служила всем прихотям сего властелина. Купец не жалел Зинаиду, выжимая из молодой девушки всё без остатка. Далее мужчины менялись. И вот Зинаида оказалась при первоначально представленной читателю фефёле — они вместе ведут прачечное дело.

Читатель не успевает заскучать, так как фефёлы не останутся без мужского внимания. Будет в сюжете французский художник, нуждающийся в кормилице генерал, поляк Аврелий. Лишь усидчивость может не потерять нить повествования, разобравшись, кто кем кому в повествовании приходится. И жаль! Лесков мог создать линейное повествование, построив действие вокруг литература, вместо чего исходная ситуация заблудилась в словесных дебрях. Отчего и поныне исследователи его творчества не могут определиться, на чём акцентировать внимание. Разве так необходимо искать прототип литература? Почему-то забывается основное — одно из лиц, вынесенных в название, к тому же использованное во множественном лице, пусть и произносимое в единственном.

В любом случае читатель поймёт. Житие бабы после отмены крепостного права без затруднений не напишешь. Каждый человек отныне представлен сам себе, никому по сути ничем не обязанный. Появляется множество вариантов развития событий. Сам Лесков запутался, не сумев удержать повествование в заданных с первых страниц рамках.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Лесков — оказался удобным для советского режима писателем. Обращаясь к прошлому, предлагая читателю произведения Николая, возникала нужда в новых, прежде не публиковавшихся, литературных трудах. Кто мог лучше Лескова критиковать царизм? Может быть только Салтыков-Щедрин, но он был излишне далёк от реалий, доставшихся в наследство от Александра III и Николая II, что всерьёз в качестве критика не рассматривался. Другое дело — Лесков! Движение за права пролетариев в конце XIX века входило в особую стадию, готовую через десять лет ознаменоваться первой подлинной русской революцией 1905 года, чей заслугой станет частичное ослабление монархии. Сам Лесков умер до появления её предвестников, однако вполне мог способствовать преображению мышления среди населения Российской Империи.

Будучи удобным в одном — Лесков оставался неугодным в другом. Следствием чего стало неоднозначная оценка его творчества. И всё-таки самое необходимое становилось известным советскому читателю. Так случилось с заметкой «Административная грация», при жизни Николая не печатавшейся, зато опубликованной спустя сорок лет после написания — в 1934 году. Но более поздний читатель знает, какие события последовали затем. Может и тут произведение Лескова сыграло определяющую роль.

Речь касается системы доносов, созданной царской жандармерией. Сама царская жандармерия во времена Лескова являлась последовательницей III отделения, первоначально управляемой Бенкендорфом. Рост напряжения в обществе требовалось подавлять, для чего и использовалась система доносов. Могли происходить бытовые конфликты, перерастающие в будто бы угрожающими государственной безопасности замыслами. Даже там, где ничего подобного не происходило, всё воспринималось по самому негативному сценарию развития событий. Вполне очевидно, деятельность жандармерии должна была воспрепятствовать революции 1905 года, а значит любое произведение, осуждающее деятельность жандармов, следует довести до сведения советского читателя. И вот тут-то более поздний читатель задумается, вспомнив, чем отметилась советская власть в скором времени, развернув ещё большую систему доносов.

Осуждением царской власти стал и «Зимний день». Берясь за рассмотрение явления толстовства по существу, Лесков тем затрагивал ещё один постулат, позже разработанный Дмитрием Мережковским. Оказывалось, любые нападки на православие — подтачивание устоев монархии. Ибо ежели рубить одну из опор действующего правления, всё может однажды полностью рухнуть. Толстовство само по себе способствовало неприятию религиозных течений вообще, понимал бы кто его со здравым осмыслением. Лесков видел, как неверно трактуют слова Льва Толстого, чересчур перенимая его суждения, с чем ничего поделать было нельзя. Ветер носит слова подобно эффекту эха, донося до конечного слушателя информацию в основательно искажённом виде.

Говорил ли Толстой не есть мясо, а девушкам не выходить замуж? Может и говорил, но не с однозначным утверждением. Он скорее советовал, не предлагая воспринимать им сказанное за обязательное к исполнению. Слова часто вырываются из контекста, приписывая их сказавшему далеко не то, о чём он брался сообщить. Тут следует говорить о желаниях толпы, готовой слушать более громкоголосых, не способной расслышать тихий глас благоразумия. Ведь если кто-то говорит, что Толстой порицает одно, завтра ему припишут новое порицание. Так почему всё не подвести к сомнению в необходимости существования царизма? Вот так из ничего рождается философия, способная стать глотком свежего воздуха, даже при нежелании её создателя подвести последователей именно к подобным измышлениям.

Каким образом не трактуй, однозначно верных суждений высказать не сможешь. Уж если авторам слов приписывают далеко не тот смысл, который они вкладывали, то какой можно ожидать реакции от берущихся рассуждать столетия спустя? Оставим за читателем право самостоятельно определяться с тем, что он понял из текста.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Литература последних лет жизни Лескова полна неоднозначности. С одной стороны — это продуманные произведения, позволяющие лучше представлять суть устроения человеческого общества, с другой — преднамеренное авторское желание доводить до сведения читателя нужное, используя размытые выражения. Разве возможно внимать сравнениям фигуры женщины с запятой, тогда как Николай взялся донести обстоятельства недавней холерной эпидемии? Он описал картинку с натуры «Импровизаторы», оставив читателя с ощущением неприятия. Может то было сделано специально, во всяком случае становилось ясно — впечатления от холерной эпидемии 1892 года не идут ни в какое сравнение с голодом, описанным в рапсодии «Юдоль».

Почти с таким же настроением Лесков подошёл к другой картинке с натуры, названной им «Продуктом природы». Николай рассказывал про крестьян, чьё массовое переселение происходило до реформ Александра II. Бедственность положения складывалась от нежелания людей принимать новые условия существования. Ведь было ясно — не стоит тревожить человеческие души, привыкшие к устоявшемуся. Особенно души глубоко верующих людей, истинно считавших царя наместником Бога на Земле, а помещиков — поставленных над ними надзирателями, должных направлять дела и помыслы в угодную Богу сторону. Однако, когда сами крестьяне смотрели на происходящее именно так, им сочувствующие предпочитали искать причину для укора самих себя за допустимость противных человеческой природе поступков. К оным стоит отнести и Лескова.

Как пример, основная мука переселенцев — невозможность помыться. Казалось бы, река рядом: мойся. Только крестьянину подавай баню! Не воспринимает мужик купание в реке за очищение тела. Как следствие — антисанитария. Из подобных мелких деталей и складывается общее представление о бедственном положении переселенцев. Заметно и нагнетание ситуации. Русский человек вообще любит стенать о плохом к нему отношении, палец о палец не ударяя для облегчения собственного благополучия. Всё ему должны подавать на блюдечке с голубой каёмочкой, в том числе и организовать удобства для передвижения из пункта А в пункт Б. Вполне очевидно, такой расточительности власти допустить не могли, как не могут этого делать практически никогда, предпочитая затрачивать огромные суммы на разработку проектов, не выделяя достаточных средств на их претворение в жизнь. Потому Лесков и негодует, считая необходимым показывать тяжести быта крестьян, должных переселиться без затруднений, на деле страдающих от возникающих на пути преград.

Описав русского человека в массовом о нём представлении, Николай не забыл и про ушлость, свойственную отдельным представителям этого народа. Небольшая повесть «Загон» как раз про людей, способных добиваться им требуемого, причём нечестными способами. Рассказывать Лесков начал про мужчину, чьи предпочтения касались заботы о личном благополучии, пускай и через обман других. Он понимал главное — доверчивостью лучше пользоваться, нежели оставаться её пассивным свидетелем. Так он станет обманывать, сперва выдавая себя за провидца, якобы ведающего, где найти пропавшую скотину. Рано или поздно в его способностях усомнятся, так как скотина станет пропадать всё чаще, а его способность предугадывать её местонахождение ещё ни разу не давала сбой.

Впрочем, обман обману рознь. Проще создать представление о собственной успешности, даже таковой не располагая. Почему бы не прослыть на округу человеком, поцеловав чью руку, девушки вскоре удачно станут выходить замуж? Достаточно стечения обстоятельств, как снова оказываешься среди обласканных судьбой людей. Так будет продолжаться, пока живут рядом те, кто склонен верить совпадениям, закрывающие глаза на истинные факты.

Вот так снова в прозе Лескова сошлись два представления о действительности, разительно друг от друга отличающиеся. Потому и не должен читатель делать скоропалительных выводов, обязанный допускать необходимость существования противоположного взгляда на мир. Ежели есть сетующие, ноющие и ждущие помощи, то будут и активно действующие, привыкшие располагать результатом собственных дел.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Лескову ещё предстояло вспомнить голодные годы детства, пока же он писал «Полунощников». Продолжительное содержание создавалось на основе принятия религии, при понимании невозможности соблюдения многих установлений. Каких? Допустим, человек имел право один раз жениться, дабы навсегда скрепить себя узами брака. На протяжении жизни он может пожалеть о сделанном выборе, станет грешить изменами, а то и повторными женитьбами. Либо другая ситуация: однажды жене надоест делить постель с постоянно храпящим мужем. Разрешить данные ситуации нельзя. Практики разводов в Российской Империи не существовало, что усугубляло проблему. Это лишь одно обстоятельство, указывающее не сложность человеческого бытия в возводимых для него религией рамках. Лесков постарался обсудить разное, через год начав работать над «Юдолью».

Тяжела жизнь человека не желаниями, как читатель уже успел заметить по творчеству Николая. Важнее стало осознавать едва ли не противоположное. В первую очередь следует удовлетворять насущной необходимости. Имеет ли значение духовность, когда она забывается перед угрозой прекращения физического существования? Лесков застал голод 1840 года в Орловской губернии. Тогда матери кормили детей убитыми ими же собственными детьми, сами дети ели убитых ими же детей, даже девочки за еду соглашались абсолютно на всё. Передать ужас тогда происходившего неимоверно трудно, но Лесков не позволял скрывать известных ему фактов. С каждой страницей он описывал всё больше поражающих воображение обстоятельств.

Голод обязан был случиться. Николай доказал это на примере собственного отца. Когда вещуньи в селениях предрекли холодную зиму, крестьяне отказались засевать озимые, что уже грозило голодом. Тогда отец раздал им зерно, чтобы засеяли поля. Предсказанная холодная зима всё же случилась — зерно в земле погибло. Тогда то и разразился голод. Неизбежное требовало принятия определённых мер, которых не последовало. Пришлось Лескову наблюдать за бедствиями населения. Если зверство собак можно объяснить их природной сутью, то такое же поведение людей оного сделать не позволяет.

Николай никого не укорял. Человек всегда должен думать наперёд. Нет в тексте и мысли, будто следовало рассчитывать на помощь извне. Никто не обязан помогать крестьянам, в том числе и поставленный над ними помещик. Впрочем, рассуждать об этом можно бесконечно. Разумеется, взявшись оберегать — должен проявлять заботу. Отец Николая то делал не в полном объёме, он помогал собственным крестьянам, тогда как в других хозяйствах люди голодали. Следовало ожидать благосклонности императора, да Николай I не предпринял достаточных к тому мер. Потому случилось то, из-за чего людей трудно теперь обвинять — они просто стремились выжить, иногда крайне наивными способами.

Всему познание приходит в сравнении. Человек находит новые мысли. Уверенный в одном, он кардинальным образом меняет точку зрения. Людям мало одной духовной пищи, им следует давать и мирскую, либо принимать неизбежное одичание. Таков урок будущим поколениям от Лескова! Пока человек в меру сыт и доволен, он не утратит человечности, но стоит ему оказаться голодным — в нём пробудится зверь, способный смести любые преграды, лишь бы оказаться в числе продолжающих жить. Пока голод касался ограниченной территории — всё сходит с рук, а если переместится на большую часть страны — быть беде. Надо ли напоминать основную причину краха политики Бориса Годунова?

Дополнительно к «Юдоли» Лесков написал короткую заметку «О квакереях». Он установил, что они издавна в России есть, чем опровергал возражения читателей, не склонных ему верить. Пришлось Николаю в доказательство приводить свидетельства.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Человек в нашем мире — это прежде всего человек. Его желания — прежде всего его собственные желания. Всё прочее — желаемое быть принятым. И очень трудно удовлетворить тому, чего хотят другие люди, к чему не всякий склоняется. Собственно, человек предпочитает верить обещаниям. Ведь известно, сколько не корми — не накормишь, но научи кормиться — будут накормлены. Говорить, насколько важно прошлое или насколько необходимо думать о светлом в будущем — это путь в никуда. Важен текущий момент. Человек должен быть счастливым именно сейчас. Никак не когда-нибудь потом. Данным мыслям Лесков научился у Льва Толстого, с ним же имел разговоры, однако он мыслил самостоятельно, склонный на свой лад воспринимать ему сообщаемое.

Прекрасный образец задумчивости — рассказ «Час воли божией»: для кого-то сказка, а кому-то притча. Мудрость не рождается спонтанно — она передаётся из поколения в поколение, поэтому лучшие идеи — всегда хранимые людьми предания, более напоминающие надежды на исполнение не имеющего возможности произойти. Собственно, человек каждый миг задумывается: почему ему не позволено в текущий момент жить во вседовольстве? Отчего из года в год не наблюдается улучшения, только постоянное падение вниз? Ответ вполне очевиден. Устраивал бы он мыслителей. Отнюдь, человек обречён существовать в условиях рабской зависимости от возводимых против него обстоятельств, отчего притчи пользовались и будут пользоваться популярностью в народной молве, ведь они по природе несбыточны.

Перед читателем ставится задача определиться по следующим пунктам: какой час важнее всех, какой человек нужнее всех, какое дело дороже всех? Разумно определиться — данный час важнее, беседующий с тобой человек нужнее, создавать благо для собеседника — самое дорогое дело. Осталось вооружиться сими представлениями и стремиться им следовать. Только тогда получится оспорить несбыточность басен и притч, призвав к благочестию помыслов. Оттого и приходится укорять судьбу, сколько бы не сменилось ещё поколений. Ничего в обозримом будущем измениться не сможет.

В 1890 Лесков написал очерк «По поводу Крейцеровой сонаты», остававшийся неизвестным современникам некоторое время и после смерти Николая. Предстояло вспомнить о похоронах Достоевского. случившихся за девять лет до того. Тогда Лесков болел, не мог сопровождать процессию. И будто бы тогда он имел беседу с некой дамой, чьи суждения схожи с теми, которыми поделился Лев Толстой в «Крейцеровой сонате». Предстояло разобраться, насколько выше стоит женщина над мужчиной, хотя бы уже тем, что готова уступить, тем проявляя силу доступного её доле выбора.

Примером такой логики стал «Невинный Пруденций», печатавшийся в периодике в начале 1891 года. Следовало понять, какие желания свойственны людям, ежели их чего-то лишать, после ставя перед выбором, заранее зная о должных случиться предпочтениях. Опять же, некая дама поставила купца перед необходимостью совершить ей требуемое, то есть она обязала его не употреблять пищу в течение трёх дней, по истечении которых купец отказался от внимания самой женщины, предпочтя пылкому чувству необходимость утолить голод. Помимо этого Лесков укреплял риторику сторонними рассуждениями, побуждая смириться с действительностью, подстраиваясь под обстоятельства. Как оказалось, всякая гордость имеет конец, столкнувшись с необходимостью выбирать между насущным и кажущейся важностью.

За ясностью мысли Лесков всё больше терялся в содержании. Стоило ему взяться за отражение пришедшей на ум от кого-то мысли, он стремился воплотить задуманное на бумаге, словно принуждая себя. Вследствие чего произведения получались растянутыми, содержащими лишнее. Читателю оставалось самостоятельно отсеивать, если желал понять сообщаемое Николаем.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Борьба борьбы ради бесплотна. Цель имея, не имея надобности: путь в никуда. Но Лесков шёл к цели, боролся, точно не представляя, к чему он всё-таки стремится. Против общества он возразить не мог. Это глупое занятие — осуждать общество. Капля злости растворится в море ханжества. Не он сам, пусть герои его произведений восстают против правил, требуя им потребного. О таких писать тяжело, осознавая тяжесть их положения. Тяжело и самому писателю, берущемуся бросать вызов обществу. Творец выражает сперва собственное суждение, ибо оно ему представляется важным. Оттого Лесков долго вынашивал планы ряда произведений, заранее понимая цензурные ограничения. Для чего-то Николай жил, но почему-то былым. Уже не было у власти Александра II, убитого народовольцами. Зато оставалась жива память о царствовании Николая Павловича.

Лесков болезненно принимал проявление лживости. Куда он не смотрел, везде с оной сталкивался. Лгали приближенные к государю лица, не обманывая, но подстраиваясь под предъявляемые к ним требования. Человек уподобился тряпичному существу, грубо говоря — тряпке. Собрать волю в кулак он не мог, предпочитая лебезить перед начальством. И ведь в таком духе Николай задумывал писать «Чёртовых кукол» за пятнадцать лет до первой публикации. Несмотря на напряжённую обстановку в государстве, при росте социального напряжения и пробуждении не самых разумных сил. Что же, мысли Лескова — отражение духа тех лет. Населению желалось иной жизни. Получившие свободу от крепостничества, люди стали требовать большего. Утрачивало своё значение и дворянство, побуждая к скорой перемене понимания необходимого блага для России.

Писать про подобные умонастроения крайне опасно. Не поэтому ли Лесков постоянно обращался в прошлое? Искал оправдание в сюжетах на тему жизни древних стран. Николай сам уподобил свои желания горе, которую невозможно сдвинуть. Тем более не получится упросить гору передвинуться на другое место. Но то должно быть допустимо. Требуется в мольбах обратиться к Богу, дабы тот снизошёл до просьбы и дал горе иное расположение. Остаётся непонятным, почему христиане стали у Лескова столь требовательными, способными указывать божественной воле на предпочитаемые к лицезрению от неё поступки. В качестве легенды былых дней — история подойдёт. В качестве близкого к истине сюжета — нет.

Всё кажется простым, если дополнительно не знакомиться с возникавшими у Лескова трудностями. О чём бы он не говорил, во всём искали сходство с настоящим моментом. Всякое задействованное в повествовании лицо будто имело реального прототипа. Эту надуманность подхватывали все и вся, желая уже тем придать вес произведениям Николая, тогда как лучше судить не по окололитературным процессам, а находить требуемое непосредственно в содержании. Мало ли до каких суждений нисходил сам Лесков, создавал-то он произведение для будущего читателя, которому обстоятельства его жизни будут практически неизвестными. Мало того, будет иметься слабое представление о последних годах правления Александра II и первых — Александра III, не говоря уже о прочих некогда живших деятелях, способных остаться в памяти довольно узкого круга историков.

Гора не шла к христианам. Не пойдёт она и к Лескову. Следует забыть о религии, не придавая значения надуманности. Всякое подобие притчи или басни — не даёт раскрыться пониманию человеческой природы. Возможное в легендах — не допускается в повседневности. Народная молва носит по ветру больше слов, нежели способен вместить рот. Не нужно стремиться стать похожим на черепаху или лягушку, что задумали лететь с птицами… поскольку тогда потребуется закрыть рот, чего человек надолго сделать не в состоянии: открыв рот, он разбивается насмерть.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Нравы! Они хуже отравы! Они не достойны славы! Но, всё же, нами правят нравы! Беда в них, в нравах. Никак не справиться с кем-то когда-то заведёнными порядками. Вроде нельзя поступать определённым образом, согласно внутренних норм морали. А общество требует прямо противоположного. Это в священных писаниях написано о необходимости подставить другую щёку под удар, чего в реалиях общества на протяжении большей части XIX века не допускалось. Ежели был ударен, вызови обидчика на дуэль. Так гласил кодекс чести. И несмотря на возводимые запреты, преступить негласные установки не позволялось. Неважно, какого наказания удостоишься за проступок, важнее сохранить честь.

Опять ожил во строках скоморох Памфалон. Кажется, Лесков полюбил этого праздного праведника. Почему бы не наградить некоторыми его мыслями военного? Ведь и защитники Отечества удостаивались права изменять взглядам большинства, предпочитая стать священниками. Очередной персонаж из плеяды праведников нисколько не уступает предшественникам. И ему предстоит убеждать в своих взглядах сослуживцев, всё равно оставаясь для них сумасбродной личностью. На первом месте устав: как помнит читатель. Ещё важнее честь. Но отчего-то у истинного христианина важнее соблюдение высокой морали, без проявления индивидуальной обидчивости.

Лесков формировал старые забытые правила религии. В России, где православие полностью подчинилось воле монарха, оспаривать христианские нормы не допускалось. Тем более утверждать, словно всё остаётся на словах. Всего лишь необходимо почитать царя-батюшку, ибо он есть наместник Бога. Тогда почему тот, кто стремится соответствовать религиозным заповедям, воспринимается в качестве деструктивного элемента? Тут должен быть сокрыт подвох. Что же, суть всякого наместника — пользоваться данной ему властью на собственное усмотрение, соотносясь в малом с поставившим его в управление, допустим, непосредственно божественным волеизъявлением. Значит, придерживаться в общем требуется, тогда как существенной необходимости в том нет.

Вывод банален. Бог поставил над людьми наместника, и людям полагается вверять свои жизни уже ему. И поперёд наместника обращаться к Богу не следует. Герои Лескова этого не понимают, открыто действуя наперекор от них требуемому. Вполне достаточно общего установления, сообщающего о земном наместничестве. Ежели представлять больше этого, то приравнивается к бунту. Поэтому, когда в ответ на удар по щеке должна следовать дуэль: должна следовать дуэль! А вот на дуэли допустимо подставить под удар вторую щёку, сделав то не столь явно, зато согласно внутренней установке.

Грубость суждения очевидна. Отстаивание всякой точки зрения — плод дьявольского наущения. Не к такому ли результату суждений вёл читателя Лесков? Нельзя разглядеть черту между угодным Богу и приятным сатане. При особом старании получится сформировать требуемое умозаключение, придя к отличным от здесь высказанных мыслей.

Хотелось бы призвать к смирению, ибо это и есть основной постулат христианства, когда-то бывший свойственным ранним последователям Христа. Они не противились воле гонителей, с радостью принимая смерть в муках, тем обретая обещанную им жизнь в раю. Они подставляли вторую щёку не по требованию веры, а по личному на то желанию, и они не произносили жарких речей, заранее зная, как сложится их посмертное существование. Иногда Лесков о том вспоминал, но чаще позволял героям произведений высказываться, доказывать и не отступать от ими узнанных из священных писаний сведений. Однако, те книги писали люди, и может быть люди — далёкие по мировоззрению от ранних христиан, смевшие говорить уже тогда, когда сами стали гонителями сторонников прочих верований.

Пусть читатель ещё раз вспомнит скомороха Памфалона. Живи, не требуя ничего для себя, давая требуемое другим.

Автор: Константин Трунин

» Read more