trounin.ru

Четвёртое и пятое письмо к обществу, опубликованные в «Отечественных записках», — это письма с пятого по восьмое, согласно общей хронологии написания. Цензор, ответственный за курирование «Отечественных записок», крайне негативно относился к деятельности публициста Щедрина. Он указывал на мрачное восприятие автором положения в России, нисколько не желающего видеть ничего светлого, кроме собственной способности размышлять. Для Щедрина Россия — это страна, в который все друг за другом следят, каждый друг на друга доносит. Цензор также верно подмечал сомнение автора, так и не разобравшегося, кого ему следует винить, поскольку ответственность за происходящее солидарно им возлагается на власть и на народ. Против слов цензора возражать бессмысленно, он прекрасно понял мысль Салтыкова, с начала написания публицистической деятельности стоявшего как раз на такой позиции — кругом виноваты все одновременно, поэтому следует осуждать сразу всех.

В очередных посланиях к обществу Михаил решил сообщить, как к нему само общество относится. Он говорит, что взял в руки газетку, присел на лавочку и приступил к чтению. Краем уха он уловил осуждающий шёпот. Его обвиняли в склонности к либерализму, поскольку он читал газетку, где, будем думать, печатались статьи соответствующего содержания. А чем плох либерализм? Чем не угодило в России стремление к допустимости существования разных точек зрения? Оказывалось, следует придерживаться определённого суждения, порицая прочие. Если ты за народ — будь с народом, если за власть — не делай попыток к либеральничанью.

После Михаил описывает поход в трактир. Он удобно устроился, сделал заказ, дождался его выполнения и спокойно принялся выпивать. Тут к нему подошёл человек с помятым лицом, обвиняя в неуважении к русским напиткам. Зачем господин заказывать иностранное, когда можно взять наше — отечественное? А раз берёт иностранное, что он забыл в питейном заведении, куда ходят выпивохи, вроде подошедшего к нему человека с помятым лицом? Казалось бы, зачем разговаривать с пьяницей, от которого нет толка? Салтыков сообщил о ходе беседы и о её завершении, когда он пожалел, что человеку в России не дают спокойно думать так, как ему хочется, обязательно навязывая надуманные принципы.

Как быть тогда, Ежели в России народ желает общего уравнения? Салтыков предложил вспомнить про Аракчеева и его поселения, в которых на положении крепостных трудились солдаты, выполняя сельскохозяйственные обязанности. Может русский народ желает именно такого? Вроде как двадцать лет назад государство избавилось от крепостного права, как теперь люди пожелали вернуться к прежнему состоянию, только с иным осмыслением поставленных над ними для надзора людей. И они же осуждают за либерализм, благодаря которому народ получил освобождение от рабского ярма.

Салтыкову следовало провести параллели с великой французской революцией, где, в результате повсеместно распространившегося либерализма, полетели головы абсолютно всех, не разбирая, кто был причастен к революционерам, а кто нет. Если во Франции к власти пришёл Наполеон, устранив либерализм вообще, то в России жертвой пал Александр II, сам способствовавший свободному волеизъявлению народа.

По трудам Михаила Салтыкова становится легче понять, насколько сложным процессом является политическое устройство государства. Нельзя угодить всем сразу, так как это приведёт к печальным последствиям для реформатора, но нельзя допускать и существование нескольких мнений, грозящих выплеском недовольства со стороны власти или народа. Остаётся единственный путь, когда подавляющее большинство населения начинает придерживаться определённой позиции, не позволяя существовать иным точкам зрения. Опять же, идеальных ситуаций не существует, всё со временем низвергается в пучину брожения мнений.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Почему власть не любит правду? К сладкой лжи, как стало ясно, власть более стремится, нежели к допущению действительного положения дел. Но почему не могут правду говорить другие? Зачем потворствовать власти и распространять сладкую ложь? Вот тут следует остановиться и задуматься: какой толк от правды? И чем является правда, если не иным пониманием должного быть. Проще говоря, сладкой лжи не существует — это правда, исходящая от власть имущих. Для власти иная правда — чья-то чужая сладкая ложь. Тут приходится научиться понимать, насколько разным люди воспринимают мир. В конечном итоге, попытайся быть правдивым, как сразу поймёшь, насколько лжив, либо, если не приходит осознание того, нужно такого человека уведомить в присущих ему заблуждениях. Это и есть готтентотская мораль.

Салтыков вновь под пристальным наблюдением цензуры. Слишком громкие он позволил высказывания в первом и втором послании к обществу. Не могла стерпеть власть, чтобы перед нею размахивали сладкой ложью, смея в оной обвинять как раз власть. Не потому цензура бралась вымарывать из «Отечественных записок» тексты Михаила, будто в них содержится разоблачение. Причина в другом — Салтыков обманывал общество, смотрел на происходящее снизу, не желая понять с позиции находящихся сверху. Он говорил о лжи, про лгунов, прямо обвиняя, уже не стремясь находить отстранённые для восприятия образы. То есть Михаил обрушился на позицию власти, разрушительно воздействуя на общество измышлениями касательно лжи. Несомненно, со своей позиции, как и с позиции общества, Салтыков говорил правду. Только, согласно сказанному ранее, для власти он уподобился лгуну.

Теперь, для дальнейшего восприятия писем, придётся рассказать, почему третье письмо следует считать за третье и четвёртое одновременно. Как и последующие письма, расходящиеся с фактическими номерами писем, опубликованных в «Отечественных записках». Но не станем утомлять читателя дополнительными объяснениями, важнее усвоить непосредственные мысли, которые выражал Салтыков.

Итак, первоначально написанное третье письмо подвергается цензурному изъятию. Возникает лакуна. Если продолжать излагать мысль, современник Михаила не поймёт, почему автор пришёл именно к таким выводам. Для этого Салтыков будет вынужден дополнять четвёртое письмо, по сути становящееся для читателя третьим, словами о функционировании почты. Впрочем, российская почта — она точно такая, какой её показал Михаил, нисколько не подверженная изменениям. Следовало представить, что письмо не изъяла цензура — оно не дошло до адресата. Почему? Дабы понять, Михаил отправился на почту, где ему прямо заявили — если надо, письмо в стенах почты теряется специально. Следовательно, третье письмо потерялось.

На будущее себе и читателю, Салтыков сформулировал главные принципы посланий, благодаря которым письма не будут теряться. Ведь почему они не доходят до адресата? Это связано с содержанием, лишённым краткости и ясности мысли. Чем больше в тексте посторонних отвлечённых рассуждений, тем огромнее риск письму потеряться. Сия мысль кажется ясной, но Михаил не станет её придерживаться. Он и прежде предпочитал говорить много, допуская включение дополнительных мнений, что способствовало подозрительности со стороны цензуры. Теперь же, в год смерти царя, следовало особенно следить за произносимыми словами. И тут Салтыков проявил самого себя, продолжая писать в неизменной манере, изредка нисходя до необходимости сбавить пыл речей, чтобы хоть в таком виде быть опубликованным.

Порою нужно остановиться и подумать над своими измышлениями. Сейчас Михаил предпочёл заниматься именно этим. Нет ничего лучше для цензуры, чем писатель, пытающийся разобраться с личными предпочтениями, стараясь понять, как наладить диалог между своими желаниями и предпочтениями находящихся во власти людей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Всякий исторический процесс, сколь не будь он понимаем в положительном или отрицательном значении, ведёт к неким событиям, наступление которых становится неизбежным. Что современниками воспринималось за ужасное проявление провидения, то потомкам покажется благостью божьей. Кажется, разграбление Рима варварами с последующим падением Западной Римской империи — есть событие, ввергшее Европу в Тёмные века. Однако, не случись этого, не быть всему тому, что стало известно ныне. Ни о какой Европе говорить бы не пришлось, поскольку стоять империи римлян и дальше. Разумеется, Рим не мог продолжать функционировать, отягощённый грузом неразрешимых проблем, должный разделяться на части и без набега германцев. Но, даже случись Западной Римской империи существовать дольше ей отведённого, всё равно Европе не быть теперешней. Это к рассуждению над вопросом: доколе нам это терпеть? Салтыков продолжил мысль рассуждением, насколько зависима от падения Рима Россия, куда могли не придти варяги для образования государственности.

Пока человек живёт, он не любит перемен, либо к ним отчаянно стремится, в зависимости от мировоззрения. Чаще людям перемены кажутся крайне необходимыми. Какой не возьми исторический период, постоянно одна часть общества желает возвыситься над другой или, как минимум, существовать в сносных условиях. Никто не желает влачить жалкое существование. Впрочем, от подобного жалкого существования в иных странах не откажутся даже привилегированные классы. Но человек не способен соотносить одно с другим, если его оно не касается. Обязательно нужно добиваться лучшего, невзирая на имеющееся вполне сносное состояние. Разве в Российской Империи после отмены крепостного права не стало лучше? Современники тех событий считали — с ними поступили несправедливо, не воздав вместе со свободой и всего остального, в зависимости от предпочтений каждого.

Крепостное право в России отменяли постепенно. И до реформы Александра II царь Николай вносил соответствующие изменения. При Александре II это случилось наиболее массово, хотя могло быть растянуто во времени. Считать необдуманным отмену крепостного права нельзя — на протяжении пяти-шести лет шли обсуждения, выбирался лучший из возможных вариантов. Но какой из вариантов не избери, он мало кому понравится. К сожалению, так можно охарактеризовать любую реформу, всегда воспринимаемую крайне негативно. Не устраивали реформы и Салтыкова, о чём он беспрестанно писал, и теперь утверждая — ничего хорошего из этого не вышло. Михаил оказывался прав со своей точки зрения. Впрочем, зная его характер, он в любом проявлении видел мрачные стороны, не желая подойти к пониманию с позиции принятия варианта, пусть он и лучший из худших.

Вторым письмом Михаил стремился объяснить обществу, какие меры начнёт принимать правительство. Не стоит ожидать правдивых высказываний — чиновничий аппарат существует не благодаря дельному руководству страной, а вопреки тому. И лучшим инструментом для воздействия на массы является умение сглаживать острые углы. Обычно под таким умением понимается ложь. Обычно, само правительство его воспринимает ложью во благо. Тогда зачем накалять обстановку, обвинять и требовать чего-то, если донести до людей информацию о подлинном состоянии? Тут же вспыхнет неконтролируемая реакция разгневанных людей.

Конечно, самая горькая правда лучше сладкой лжи. Да не хотят люди слышать про провалы в политике, им нужен успех на всех фронтах. Причём, сами люди провоцируют развитие событий по негативному сценарию, при этом обвиняя в неудачах не себя, а других, то есть перекладывая вину на чужие плечи. Что же, ведь сам Салтыков говорил про традицию в Европе лить людям в уши мёд, чему европейцы учат детей с малых лет. А в России, укажи на любое стремление пусть и таким способом наладить дело к лучшему, ничего хорошего в ответ не получишь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Повторим, в марте 1881 года Александр II убит народовольцами. Какая реакция за этим событием последует? Оно вообще требовалось — убивать царя? Игра в либеральничанье с обществом привела к кровавой расправе. Вернее, Александр II допустил широкие отступления от строгости, испугавшись начатых им реформ, решив уменьшить дарованные населению вольности. Полностью обратно у него повернуть не получилось, как это удалось Екатерине II, вступившей на престол Российской Империи с мыслью о претворении в жизнь преобразований, затем изменившей мнение, вероятно придя к суждению, как губительно скажется это не столько на её правлении, сколько в негативную сторону изменит облик России. Теперь общество интересовал ответ на единственный вопрос: как быть дальше?

Салтыков приступил к написанию писем к тётеньке. Кем являлся его адресат? Представим, что за оный выступило всё общество, по большей части в среде тех, кто думал о продолжении осуществления реформ, направленных на позволение населению обрести ещё больше свободы. Но, если Россия идёт по пути террора к самой себе, настолько оправдано данное движение? Не ведёт ли оно к самоуничтожению? В один момент наступит миг, когда страна перестанет существовать, разбитая и обескровленная. Это приведёт к много худшему, нежели положению, имевшему место быть здесь и сейчас.

Волнения в Империи стихли. Требовалось понять, каким образом действовать. Какое будущее нужно стране? И почему оно может быть достигнуто с помощью актов агрессии? Царя никто убрать не мог. Убитому Александру II наследовал сын — Александр III. Не менялось ничего, кроме порядкового номера государя. Но это думалось так на первых порах. Всё же изменения будут происходить. Если до того царь мог отчасти заниматься делами внутригосударственными, считая их в меру обязательными на повестке дня, то отныне, вплоть до смерти, Александр III сосредоточится на внутренних делах, вследствие чего в годы его правления Россия не примет участия ни в одной войне.

С какой стороны подходить к разрешению сложившегося положения? Салтыков не стал смотреть на очевидное — рост ненависти к имперскому правительству за счёт неудовлетворённости населения западных окраин, откуда и должны были исходить ноты гнева. Непосредственным убийцей Александра II стал народоволец Гриневицкий. Про него пишут, что он белорусский революционер польского происхождения. Если исходить из этого, то снова становится очевидным польский вопрос, продолжавший терзать потомков некогда независимого и влиятельного государства в центральной Европе. Но в подобном духе говорить опасным считалось всегда, хоть при Екатерине II, хоть при её внуках и правнуках.

Нет, Салтыков укорял население России за отсутствие умения понимать происходящее. Он предложил считать людей за сосуды с соком, который периодически следует выпускать. Данный сок действует на людей неблагоприятным образом, застилая глаза и уши. Сколько им не говори, они тебя не захотят слышать. Поэтому, в результате отказа ориентироваться на изменения в обществе, произошло убийство царя.

Сколько не давай воли — всё будет мало, как не проявляй заботу о благосостоянии — до полной меры не воздашь, как не иди на встречу — твои действия расценят за враждебные. А ведь в начале шестидесятых годов иного нрава жили люди в России, тогдашняя молодёжь с отстранённостью смотрела на проводимые царём реформы, сохраняя безучастное отношение. Зато, спустя десять лет, начали происходить изменения в самосознании, известные по тому же Нечаевскому делу.

Так куда движется Россия? И как не допустить непоправимого? Стоит предположить, что своими письмами к обществу Салтыков хотел предупредить о нежелательном продолжении стремления к осуществлению мечтаний, поступая нецелесообразными способами.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Говоря о цикле «За рубежом», обязательно оказываешься вынужден упоминать убийство Александра II. Когда Салтыков работал над текстом, страну потрясло небывалое событие — народовольцами убит царь. Вполне допустимо сказать: он умер за то, ради чего боролся. При Александре II страна свободно вздохнула, расправив лёгкие после правления Николая. Тут уместным будет напомнить, как в российской политике всегда происходит чередование дозволенности с вводимыми ограничениями. При Александре I Россия наполнилась вольницей, продолжила расцветать в духе екатерининских времён. При Николае формируется полицейское государство. Александр II вновь дал волю, проведя реформы во многих сферах. Что будет дальше? Салтыков должен был понимать — Александр III не поддержит начинаний отца, поскольку и его судьба тогда пресечётся от террора народовольцев. Можно продолжить говорить дальше, увидев в Николае II ещё одного приверженца вольных измышлений для жителей государства. Но так как перед нами рассмотрение творческого наследия Салтыкова-Щедрина, на оном и предпочтём остановить бег размышлений.

Михаил вспоминал, как при поездках по Европе, ему не хватало человека, который будет носить чемоданы и разбираться с неурядицами. Среди русских таковые перевелись лет двадцать назад, а европейцев прислуживать в данном случае не заставишь. Почему так случилось? Ежели господин готов платить, должны быть желающие оказать ему сию услугу. Ответ Салтыков нашёл быстро — никто из жителей Европы за подобное платить не будет, либо одаривая самой мелкой монетой. Вследствие чего не сформировалось профессиональное призвание, облегчающее передвижение людей по континенту. Следовательно, приходится самому заниматься багажом, планировать поездки и себе же желать удачно добраться до места назначения.

Уже с пятого письма цикл «За рубежом» следовало именовать иначе, так как Салтыков отошёл от описания заграничных порядков. Шестое письмо выйдет с задержкой — требовалось ждать, пока общественность успокоится после убийства царя. Седьмое — выйдет с заголовком «Заключение». Поэтому, основное содержание, откуда берётся большая часть измышлений, как критиками, так и читателями, относится к первому, второму и четвёртому письмам. Не стоит удивляться, не найдя упоминаний о третьем письме — оно входит в цикл, публиковалось и не запрещалось цензурой, если не считать ряда замечаний.

Упомянем и судьбу цикла в целом. Единым изданием труд «За рубежом» опубликован в 1881 году. Для последующих поколений, особенно в советское время, стал восприниматься за существенно важную работу в плане понимания и соотношения русских с европейцами, относительно прочих произведений Салтыкова. Литературоведы, без стеснения, назвали «За рубежом» одной из великих русских книг о Западе. Приводились ссылки на высказывания Ленина, считавшего, что Салтыков-Щедрин высмеивал Европу, особенно Францию, с порядками её понимания вольности, когда коммунаров расстреливали, а банкиры падали в ноги русским царям.

Какой предлагается сделать вывод? Стоит критически относиться к жизни, воспринимая происходящее за должное быть, исходя из того, что иному на данный момент не бывать. Тогда говорить наперёд, желая созидать лучшее из должного последовать? Нет! Лишь воспринимать настоящее таким, каким оно является, не пытаясь представить, к чему это приведёт. Для понимания достаточно малого — взглянуть на исторические процессы. Каким бы не казался немецкий народ правильным, он черпает настоящее из мрачных сказок, сам постоянно низводя порядок к кровавому хаосу. Так и французы, вроде прогрессивный народ, но и они идут по черепам предшественников и современников, постоянно чего-то желая, делая скорее для себя же хуже. Что касается русских, — о самих себе верных суждений всё равно не вынесешь, — и этот народ желает выбраться из грязи, да предпочитая действовать мерами, которые его же и топят. Впрочем, немцы и французы поступают таким же образом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Как не рассказать про происходящие изменения во французской литературе? Разве можно серьёзно относиться к народившейся во Франции моде на натуралистические описания? А как быть с новым лидером этого движения — Эмилем Золя? Сей писатель, до того французам остававшийся малоизвестным, незадолго до визита Михаила в Париж, представил читателю скандальный роман «Нана» — о жизни женщины лёгкого поведения. Это тот писатель, хорошо известный в России, поскольку с успехом публиковался в «Вестнике Европы». Теперь к Золя пришла слава и во Франции. Пусть то покажется удивительным, но французский реализм нисколько не похож на подлинную действительность, о чём Салтыков уверенно заявлял. Во Франции реализм — явление, касающееся сугубо человека, тогда как в России давно привыкли говорить по существу, либо продолжать молчать. Следовательно, Золя являлся не лидером реализма (или натурализма), а одним из псевдореалистов.

Михаил привёл пример, каким образом французские писатели создают произведения. Они берут обыкновенную ситуацию из жизни, делая её основанием для написания литературного труда. Ежели Золя размышлял над экспериментальным романом, где происходящее будет напрямую взаимодействовать с читателем, то Михаил видел проявление подобного иначе. Типичная работа натуралиста — скучна и лишена смысла. Салтыков не собирался мириться с мыслью, что описание мельчайших деталей, кому-то сможет пригодиться.

Вот он — идеальный роман французского натурализма. В первой главе описывается пробуждение главного героя: он просыпается, размышляет, обдумывает планы на день, намеревается встать с кровати. Вторая глава — скрупулёзное описание утреннего туалета. Третья — завтрак. Четвёртая — сборы для выхода на улицу. Произведение продолжается в подобном духе. Зачем? Салтыков того не понимал. Обычно, ещё со времён Бальзака, таковое оставалось за текстом. Казалось неважным, чему отныне придают значение. Потому произведение французского писателя ведёт к одному — к пустоте содержания, несмотря на богатство наполнения.

Вполне понятно, какое будущее ждёт литературу во Франции. Надо сказать, Салтыков оказался полностью прав. Причём, к такому способу подачи материала стало стремиться всё писательское сословие планеты. Уже нельзя помыслить книг, где мысль превалирует над действием. Увы, действие, а вернее, акцентирование на и без того понятном, не способствует созданию у читателя требуемого образа. Но, всё-таки, Михаил стремится раскрыть и другое направление в литературе, отчего-то переставшее восприниматься отвратительным.

При Золя натурализм не до конца раскрывался. Не описывал Эмиль происходящее в дотошных подробностях. Если действующие лица ели, он не брался описывать, каким образом еда попадает в рот, что делают в этот момент зубы и язык, как далее начинает работать пищеварительный тракт, включая итоговый вариант поглощения пищи — акт дефекации. Салтыков постарался уверить с твёрдой убеждённостью — писатели будущего не только обо всём этом расскажут, они ещё покопаются в экскрементах… вдруг там осталась прожилка, когда-то давно застрявшая в зубах и вот теперь проглоченная.

За всю литературу разом говорить не следует. Стоит вести речь об общих тенденциях. Сожалей или нет, минуя ряд политических режимов России, видишь, как слова Михаила сбываются. Долго это продлится или нет — сказать точно нельзя. В одном можно быть уверенным полностью — влияние западной литературы на Россию усилилось, отчего российские писатели допускают всё то, что себе позволяют их коллеги из Европы и Америки. Ничего с таким явлением не поделаешь. Когда-нибудь такой род литературы отправится в утиль, став совершенно лишним, — он окажется неугодным читателю. Иному не бывать! Своё место в литературе находит лишь то, что способно пережить время.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Салтыков прибыл в прекрасный Париж. В настолько прекрасный, что от рвотных позывов начинает выворачивать наизнанку. А если закрыть глаза — типичный русский город. Михаил доверился внутренним чувствам, отчего Париж сравнивается с худшими московскими местами. Можно сказать больше, жизнь парижан должна русскими восприниматься за ужасающую. Хоть в очередной раз ссылайся на впечатления Дениса Фонвизина, посещавшего французскую столицу на сто лет ранее, нежели Михаил. Как тогда животных забивали и разделывали на городских улицах, так и сейчас. Как прежде выливали нечистоты из окон, тем же продолжают заниматься. Надо быть просто честным с самим собой, чтобы признать отвратительную сущность Парижа. А ещё про этот город говорят — кто владеет им, тот способен управлять будущим. Почему? Исторически так сложилось, что все общественные преобразования начинаются в Париже, после становясь уделом всех государств на планете.

Нельзя говорить про Париж, не сравнивая с Москвой. Никуда не денешься — Париж наполнен вонью. Не теми изысканными ароматами, про какие желается думать. Воняет нестерпимо и до крайности противно. Если приводить сравнение, то, пожалуй, схожий запах найдётся где-нибудь в России рядом с торговыми рядами. Как охарактеризовать данный запах? Следует сказать честно — испражнения в чистом виде. Ни от кого не скроешь, насколько любит российской народ справлять малую и большую нужду, нисколько не стремясь удержаться от порыва снять напряжение с мочевого пузыря и прямой кишки. Посреди площади этого не сделаешь, нужно удалиться в скрытый от глаз угол. Как результат, распространяющаяся по торговым рядам вонь. Где подобным занимаются в Париже? Увы и ах… может показаться, французский люд не брезгует заниматься сим процессом даже прилюдно.

Отходя от письма Салтыкова, непременно возьмёшься за труды французских писателей. Почему они молчат о таком прядке вещей? Тот же натуралист Эмиль Золя, предпочитавший говорить существенно важные вещи, отражая действительность без украшения, ничего подобного себе не позволял. Может, французы не умеют сравнивать. Или, наоборот, приезжая в другую страну, они не отмечают чистоту, ежели таковая там имеет место быть. Либо, как русские, предпочитают видеть повсеместный запах нечистот, только, в отличии от русских, считая его нормальным положением вещей, на котором не следует акцентировать внимание. Впрочем, опять вспоминая творчество Гюго, иногда французские авторы себе позволяли описывать мир в мрачных тонах. Следует обратить мысль на то, что они описывают так всё в целом, не находя в том особых заслуг сугубо жителей Франции.

Давайте вспомним публицистический азарт Николая Полевого, отметившегося переводом описания парижского быта. Негативных слов там найти не получится. Из этого следует: сколько не противопоставляй немца русскому, либо не сравнивай русского с французом, у населения России всё равно останется примечательная черта — любовь подмечать свои и чужие недостатки, беспрестанно занимаясь самобичеванием. Там, где француз видит достоинство, русский старается найти отрицательный момент. Зачем так поступают в России? Ответом на то служит непосредственно творчество Салтыкова. Разве читатель не привык знакомиться с высказываниями о русском характере, довольно правдивыми? Что мешает подойти с иным пониманием действительности? Зачем видеть в недостаточно хорошем — плохое, а в плохом — не замечать достаточно хорошее? Можно постараться сказать слова, должные побудить к переосмыслению понимания должного быть. Да это ничего не сможет изменить. Наоборот, получишь порцию отборного недовольства.

Первое и второе письмо написаны Салтыковым за рубежом. Последующие он писал, уже приехав в Петербург, успев после Франции посетить Бельгию и снова Германию.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил ехал в Париж. Он побывал в Германии. Оттуда он начал писать письма, принявшие вид публицистического произведения, сразу получившего название «За рубежом». Понравился ли Салтыкову немецкий край? Не совсем. Вернее, понравился, за исключением ряда обстоятельств. Таким же образом ему нравилась Россия, несмотря на постоянные критические высказывания. Просто надо понять — русские с немцами имеют мало общего. И эту разность Михаил старался всячески подчеркнуть.

Русские любят говорить о потенциале России. Страна способна прокормить всю Европу, снабдить необходимыми материалами. А на деле? Конечно, поставки хлеба — важная составляющая дохода для России. Но оправдано ли поставлять всё за границу, обедняя собственное население? В том-то и кроется ответ на вопрос: почему в Европе всего мало? Отнюдь, Европа имеет сверх ей положенного, только ни один европеец не станет задёшево распродавать ресурсы, которые он предпочитает сберегать. Как пример, стремление русских извлекать прибыль из всего, до чего способны дотянуться руки. Допустим, леса в России с избытком. Ежели так, оный будет нещадно вырубаться и распродаваться, практически даром, в том числе и в Европу. Это можно принять за доказательство бедности европейского региона лесом. Увы! Тамошний люд лес даром продавать не соглашается, устанавливая высокую цену, невзирая на запасы, достаточные для обеспечения населения без закупок в России.

Как хорошо, что при Салтыкове не было продажи газа и нефти за рубеж в огромных объёмах, на какие страна будет выходить в веках последующих. Опять же, практически даром раздавая природные ресурсы всем нуждающимся, ещё дороже сбывая самим же россиянам. Ничего не поделаешь с таким стремлением продавать всё, до чего дотягиваются руки. Это появилось давно, ещё до Салтыкова-Щедрина.

Для лучшей убедительности Михаилом приводится разговор мальчиков — русского и немца. Русский мальчик — без штанов, немецкий — в штанах. Это ключевой момент к пониманию диалога, к необходимости принять различие мировоззрения. Русский мальчик не ходит в штанах не по причине их отсутствия. Штаны для русского мальчика — предмет особой гордости, должный использоваться по особым событиям. В иных случаях штаны русскому мальчику не нужны, поскольку изорвёт и испачкает. Для немецкого мальчика штаны не являются предметом гордости, они доказывают факт взросления. То есть немецкий мальчик стал достаточно взрослым, чтобы уже никогда не выходить в общество без штанов. Если ему указать, что штаны нужно беречь, так как он обязательно их изорвёт или испачкает, то получишь недоумевающий взгляд, поскольку немецкие мальчики бережно относятся к штанам. А испачкать их просто негде, учитывая отсутствие в Германии таковых мест, кои можно признать переполняющимися от грязи, ведь в стране повсеместно принято соблюдать порядок.

Дополнительно Михаил рассказал, как поступают мальчики, если они видят чужую или ничейную собственность. Русский мальчик легко присвоит это себе, ему достаточно того, что никто не видит. Немецкий мальчик поступит иначе. Он знает, у всякой вещи есть хозяин, вследствие чего у человека нет права брать нечто, кажущееся бесхозным. Не станет немецкий мальчик воровать яблоки, даже упавшие с дерева.

С Салтыковым можно согласиться, приняв тон желания ещё раз больно задеть жителей России за их характерные особенности. Вроде рассказано красиво, довольно правдиво. Только вот нет веры в то, что все немецкие мальчики таковы, поскольку не все русские мальчики соответствуют образу, описанному Михаилом. В конце концов, почему бы не сравнить мальчиков из Франции и Германии? Кажется, французский мальчик ничем русскому не уступит. По крайней мере, так думаешь, вспоминая обстоятельства жизни Жана Вальжана из романа Гюго «Отверженные».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Россию в 1879 году лихорадило. Становилось непонятным — чего ожидать. Сегодня раздаются возмущённые голоса, завтра стреляют в монарха. Александр II пожинал плоды проведённых им реформ. Теперь и его жизнь ничего не стоила. Отныне в России никто не обожествлял правителя, вполне считая возможным поднять на него руку. Как раз тогда Салтыков решил написать цикл очерков, озаглавливая каждый по первому числу очередного месяца. Работать приходилось под постоянным присмотром цензуры, нельзя было открыто сообщать мысли, тем или иным образом направленные против действующего режима. Пусть царь Александр пытался остановить процесс реформ, смягчить сложившееся положение, через два года он будет убит.

Салтыкову оставалось писать про нужды литературы. Ведь ясно, быть писателем — тяжёлое ремесло. Необходимо постоянно пребывать в движении, находить темы и реализовывать замыслы. Гораздо лучше оказаться писателем состоявшимся, когда лучшие годы творчества позади, ничего нового создавать не требуется. Да и представления о должном постоянно изменяются, порой на полностью противоположные, чего лишён писатель состоявшийся.

Литературу Михаил считал для общества крайне необходимой. Без литературы человек так бы и оставался обитателем пещеры. Следовательно, отказываться от литературного ремесла не следует, ибо ни к чему хорошему это не приведёт, скорее заставит общество регрессировать до обратного примитивного состояния. А разве в России существует литература в подлинном её значении? Тут Михаил заставлял читателя задуматься. Оказывалось, литература в России есть, притом довольно ущербная. Если и этому не давать развития… чего тогда ожидать от государства, уже тем доказывающего сомнение в способности продолжать существование.

Всё же литература некогда в России была. Удивительно, но её становление особенно заметно в годы гнёта. Литература словно бы пробивалась, устремляясь через заслоны к читателю. Допустимо вспомнить время правления Екатерины Великой, вроде бы не дозволявшей свободно созидать, но и не ограничивавшей порыва творить в требуемом государству виде. Не позволял в меру свободно творить и царь Николай, обеспечивавший право за вольность слова переехать в места не столь отдалённые. Однако, именно в годы его правления литература вновь начала ободряться, породив талантливых поэтов и прозаиков. Что до Александра II, то приходится говорить не о первых годах царствования, а о последующих, обозначивших тяжёлое время для литераторов, чьё призвание как никогда лучше всего проявилось в годы пристального внимания к ими создаваемому. Вывод из всего сказанного кажется очевидным: попустительство развращает до никчёмности и безалаберности, тогда как строгие меры вынуждают создавать вечное.

В годы царствования Александра II широко распространились газеты, сущность которых не имела с литературой общего. Важным явлением стали считаться новости, лишённые какого-либо права на долгое существование. Составители газетных заметок не боялись критики, так как они жили сегодняшним днём, совсем забывая, чем были заняты вчера. Стало гораздо важнее завлечь читателя громким заголовком, дать ему какое угодно представление, вплоть до ложного, лишь бы склонить на свою сторону. Что до вечных тем — таковые газеты не интересовали. Значит, с газетами мельчал читатель, не склонный проявлять интерес к подлинной литературе.

Салтыкову оставалось обсудить ещё два положения. Согласного первого — всё в обществе построено на умении угождать. По второму положению — русский писатель угождать не способен. Получается, профессия писателя в России — самая ничтожная. Русский литератор озабочен жизнью в прозябании, редко способный ремеслом заработать на достойное существование. Конечно, живут среди смердов от пера и маститые деятели литературного процесса, но Салтыков сказал, что на всю страну ему известно всего четыре имени.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Некогда родовые поместья, теперь убежища от городской суеты: Салтыков предложил таковые места именовать на французский манер — Монрепо. Надобность в оных для дворян стала угасать. Зачем человеку знатного положения отягощение в виде угодий, смысла в ведении которых он не понимает? Результат такой деятельности известен наперёд — поместье разорится. Дабы убедительнее это показать, Салтыков написал цикл очерков, дав ёмкое определение — «Убежище Монрепо». Очерки носили следующие названия: «Общий обзор», «Тревоги и радости в Монрепо», «Монрепо-усыпальница», «Finis Monrepo», «Предостережение».

Где бы Монрепо не находилось, туда русский человек будет неизменно стремиться. Будет ли это целый остров с особняком и парком, либо скромный надел, обнесённый для вида оградкой, потребность в таком месте пребывания русский человек обязательно ощутит. Под Монрепо допустимо понимать вообще любой уголок, где получится обрести кратковременный покой, а то и обеспечить длительное времяпровождение в умиротворении. Одним словом, Монрепо — место, где согласишься провести остаток дней. У Салтыкова Монрепо находилось где-то в пределах Финского залива.

Но суть повествования заключалась в ином. Салтыков вёл читателя к осознанию должного обязательно произойти, уже повсеместно распространённого явления, — к росту влияния выходцев из крепостных, крепких на руку дельцов, не считающихся с необходимостью видеть рядом чей-то уголок, если он может послужить ради приумножения капитала. От этого уберечь Россию не получится. Не сможет помещик удерживать контроль над тем, чем никогда не умел распоряжаться. Наступили новые времена, требующие решительных мер. Если кому-то не под силу извлечь пользу с каждого сантиметра владений, тот должен уступить право управления другим, только теперь приходилось продавать, получая взамен денежные средства.

Выводы из повествования — далеко не то, о чём мыслил писать Салтыков изначально. «Убежище Монрепо» не планировалось в виде цикла. Михаил писал про прелестный уголок, обязательно потребный каждому. Более нигде не найдёшь отдохновения, кроме удалённого от города владения. Туда должна стремиться душа… И душа стремилась. А какие там мысли приходят в голову… О подобном не задумаешься в суете городских будней. Ещё бы, отчего не поразмыслить над судьбами России… Как бы оно сталось, не случить татаро-монгольского ига? Ежели не будь крепостного права вообще, то тогда как? И совсем не думалось о существовании рядом дельцов, давно замысливших использовать чьё-то Монрепо под собственные нужды. Не дело утопать в мечтах, когда ключи от жизни сам держишь в собственных руках. Оставалось найти замок… в прямом и переносном смысле — с ударением на первый и на последний слог.

Приходится выразить горечь о бренности бытия, не позволяющего организму жить предельно долго. Так хочется, чтобы Салтыков мог жить дальше, видеть происходившие в стране процессы, стать очевидцем постоянной смены владельцев, приходивших и уходивших из Монрепо, поскольку того требовали обстоятельства. Ежели Салтыков видел слабость дворян перед обстоятельствами, необходимость уступать выходцам из крепостных, то в недалёком будущем появятся новые владетели, стремившиеся раскулачить некогда нищих, покуда пока сами ничего не имели. Подобное случится ещё не раз… и не раз ещё случится.

Обстоятельства возможны разные, одно останется навсегда — стремление человека обзавестись уголком для умиротворения души и спокойного созерцания действительности. На краткое мгновение это кажется вполне осуществимым, нужно лишь проявить стремление к приобретению личного Монрепо. В том нет особого затруднения, сложность заключается в примирении с действительно допускаемым к осуществлению. Но не стоит забывать — когда-нибудь придут и туда, желающие изменить мир под свои нужды.

Автор: Константин Трунин

» Read more