trounin.ru

Являться киником, но чураться их образа жизни, значит быть стоиком. Так определил Зенон, слушавший речи Кратета. Некогда оракул ответил ему на вопрос о том, как лучше жить: это следует узнать у покойников. Оное знание доступно с помощью книг, поэтому Зенон приобщился ещё и к чтению, противному для киников занятию. Вскоре он удостоился доверия афинян, передавших ему ключи от городских стен, удостоивших золотого венка и возведения медной статуи. Его учение опиралось на логику, физику и этику — одинаково важных.

Ученик Зенона — Аристон — принимал необходимость существования мнения, что не существует чего-то неважного, но призывал жить в безразличии ко всему. Достаточно понимать происхождение человека от природы, чего и следует придерживаться, полагаясь на естественный ход вещей. Говорят, он был лыс, поэтому умер от солнечного удара.

Другой ученик Зенона — Эрилл — определил конечной целью знание, но одновременно считал, что конечной цели может и не существовать. Всё создаётся из одного и того же материала. Из меди можно создать статую Сократа или Александра Македонского, отчего не будет между ними различий.

Ещё один ученик Зенона — Дионисий, получивший прозвище Перебежчик, известен тем, как мучимый глазной болью, он отказался от воззрений стоиков, желая найти спасение в поиске наслаждений. Для него избавление от боли стало осознанием истинного понимания сущей радости бытия.

После смерти Зенона школу стоиков возглавил Клеанф. Всю жизнь он оставался беден, зарабатывал переноской воды для ночного полива садов. Согласно оставшимся свидетельствам, из одежды у Клеанфа имелся только плащ, которым он и прикрывал тело. Известен также случай, когда поднялся ветер, афиняне увидели наготу стоика.

Слушателем Зенона и Клеанфа был Сфер, после переехавший в земли Спарты, а затем поселившийся при дворе египетского царя Птолемея Филопатора. Он отрицал существование ложных мнений в суждениях мудрецов, поскольку допустимо принимать за истину то, что другими отрицается.

Последним стоиком, упоминаемым Диогеном, стал Хрисипп, третий наставник школы. Он отличался собственным взглядом на философию, написал много трудов, предпочитая систематизировать знания прежних мыслителей, нежели создавать новые. Как сообщается в «Истории философии», Хрисипп часто повторялся, а если убрать заимствования, то останутся незаполненные листы. Часто он писал труды, добавляя к чужому тексту пару слов от себя, будто становясь его автором. Любил использовать силлогизмы, показывая худший пример их применения.

Как снова видно, всякое начинание приводит к вырождению. Ученики не стремятся поддерживать суждения учителя, вырабатывая собственное мнение. Такое допустимо для развития науки, но не касательно стремления донести до человеческого общества определённые желаемые модели поведения. Это следует признать правильным, ежели речь не о религии, где за образец берётся определённое состояние, должное считаться неизменным и достойным подражания. Допусти древние греки возможность считать Сократа или кого другого неизменно правым, как не миновать ему положения бога, почитаемого последующими поколениями с придерживанием соответствующего культа. Достаточно упомянуть Пифагора, чья божественность всерьёз воспринималась некоторыми его учениками.

Говоря о Платоне, Аристотеле, Антисфене, Зеноне, видишь особенность их взглядов, понятную без дополнительных измышлений. Диоген показал, к чему приводит мысль, позволь ей поселиться в головах других людей. Академики, перипатетики, киники и стоики лишь согласно определений оставались верными придерживавшихся ими философский направлений, тогда как многие из них оказывались достойными считаться родоначальниками прочих школ, совместивших в себе различия прочих.

В качестве заключения для ионийской школы, раскрытой в семи книгах «Истории философии», можно сказать: расходятся от одного на множество, сходясь от множества обратно к одному.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Не быть частью социума, но видеть в общественных ценностях склонность людей к саморазрушению. Нужно отринуть существование, забыв об окружающем мире, усвоив необходимость быть только добродетельным. Не проявлять заботу о других, понимая её тщетность. Во всём следует придерживаться простоты, есть в меру голода, ходить едва прикрывая тело, презирать богатство, славу и знатность. Таких принципов придерживался Антисфен — ученик Горгия и Сократа. Он дал начало киникам и стоикам.

Антисфен не ценил афинян, порицая их спесивость. Нет смысла гордиться происхождением, гораздо лучше проявить храбрость в бою. За собой Антисфен не отмечал трусости, чего он не мог сказать о жителях Афин. Ему оказался знаком удел царей, означавший хорошие поступки и дурное мнение о них. Такого суждения о себе мог придерживаться и сам Антисфен, должный встречать презрительные замечания о совершаемых делах. Поэтому разумным было заметить, что самое необходимое умение — это умение забывать ненужное.

Учеником Антисфена стал Диоген, в честь которого мог именоваться автор «Истории философии». Сын менялы, изгнанник, всю жизнь провёл с осознанием потери всего, прежде принимаемого за необходимое. Он уподобился мыши, способной прожить без подстилки, света и стремления к мнимым наслаждениям. Пил из горсти, миской ему служил кусок хлеба. Жил в глиняной бочке, отличался желчными высказываниями. Платон называл его собакой, обиженный обвинением в пусторечии. Впоследствии неизменно принял прозвание собаки, оной представившись Александру Македонскому, когда тот пожелал узнать имя оказавшегося у него на пути человека. Считал себя гражданином мира.

Ученик Диогена Моним, будучи рабом, стал жить подобно учителю, тем сойдя за безумного. Вскоре хозяин предпочёл дать ему свободу. Другой ученик — Онесикрит — сопровождал Александра Македонского в походах, о чём оставил сочинения. Ещё один ученик — Кратет — некогда богач, раздал деньги жителям Афин, с головой уйдя в философию, писал шутливые стихи, имел прозвище Дверь-откройся. Подобной ему слыла его же жена Гиппархия, о которой говорили, что она знатного происхождения.

Среди учеников Кратета Диоген Лаэртский отмечает Метрокла, Мениппа и Менедема. О Метрокле известно, как посещая занятия философией у Феофраста, он пустил ветры, из-за чего испытал позор и решил уморить себя голодом от огорчения. Кратет его успокоил следующим образом: сам пустил при нём ветры. К написанным трудам Метрокл отнёсся согласно представлений киников — сжёг их. Менипп разбогател, а обеднев — не стерпел и наложил на себя руки. Менедем странно одевался, только тем он и запомнился.

Отказ от бытия в учении киников имеет сходные черты, к которым позже придут последователи учений Платона и Аристотеля. Не признавая ничего, кроме необходимости достойного существования, киники не делали различий между человеческой способностью к познанию и отрешённым созерцанием действительности. Не будь прочих философов или историков, собравших воспоминания современников и даже анекдоты, не знать нам о существовании в Афинах направления мысли, настаивающего на важности отказа от всех тех «радостей» жизни, к которым стремится каждый человек, если считает необходимым существовать согласно предъявляемых к нему социумом требований.

Когда нечто допускается и не противоречит здравому смыслу, то не должно порицаться. Киники обязательно вызывали отвращение у афинян, но в их речах не имелось признаков деградации, выставляемой напоказ в виду низких умственных способностей или действительных признаков безумия, заставляющих сомневаться в адекватности людей, живущих подобно собакам. Пусть это громко сказано, ведь киники отказывались от благ общества, порою демонстрировали аморальное поведение, но никому не указывали и никого не трогали.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Среди прочих слушателем Платона был Аристотель, очень рано отошедший от него и основавший собственную философскую школу, получившую название Ликей, учеников которой прозывали перипатетиками, поскольку они во время занятий прогуливались. Особого внимания к себе они заслуживают более из-за Аристотеля, чьи труды нам гораздо лучше известны, и чьё наследие приковывает интерес. Но то ли интересовало Диогена? Оказалось важнее понять, что Аристотель шепелявил, носил приметную причёску и умер в возрасте семидесяти лет, приняв настойку аконита. Углубление в воззрения Аристотеля кажутся лишними. Диоген в последний момент одумался и кратко пересказал основные мысли основателя Ликея, далее переходя к иным философам, постоянно находившихся между учением Платона и самим Аристотелем.

Из перипатетиков стоит выделить Тиртама, прозванного Феофрастом, то есть богоречивым, бывшего год в изгнании, ставшего учителем комедиографа Менандра. Он оставил множество книг, показывающих разносторонние интересы. Писал Феофраст труды по растениям, музыке, человеческим взаимоотношениям, риторике.

Другой ученик — Стратон — запомнился в качестве учителя царя Египта Птолемея Филадельфа. Вслед за Феофрастом Стратон стал наставником Ликея. Сомнительно, чтобы он был слушателем Аристотеля, поэтому имел отличные от его философии взгляды. Известен прозвищем Физик, так как запомнился современникам и потомкам интересом к объяснению проявления сил природы.

Вслед за Стратоном наставником школы перипатетиков на протяжении почти сорока лет являлся Ликон, о котором Диоген преимущественно сказал, как он дожил до седин, постоянно ухаживая за телом. Примечательной чертой отмечается сладкозвучный голос. О других наставниках Ликея в пятой книге «Истории философии» речи не ведётся.

Слушателем Феофраста отмечается Деметрий Фалерский, управлявший Афинами десять лет, заслуживший почёт и уважение, при жизни зревший триста шестьдесят установленных в его честь медных статуй, но страдал от всепожирающей зависти, из-за чего и оказался свергнут. Умер от укуса ядовитой змеи. Есть мнение, будто именно он собирал басни Эзопа.

Последним перипатетиком Диоген упоминает Гераклида, богатого человека, убившего в родном для него краю тирана, тем освободив население от притеснений. Ничего путного о нём узнать не получится, кроме факта, что имел прозвище Гераклид с пузом. И это при обилии написанных трудов, до нас не дошедших.

Обозревая перипатетиков, обязательно приходишь к выводу о различном происхождении учеников. Все они вышли из разных слоёв общества, география их рождения практически не касается Афин. Слушатели могли происходить с берегов Чёрного моря, из Малой Азии, с Лесбоса, либо из городов Македонии. Чего не скажешь об Академиках школы Платона, преимущественно афинянах. Каждый перипатетик оставлял завещание, текстом которых Диоген считал необходимым делиться. Основным же лучше считать вклад перипатетиков в создание Александрийской библиотеки, о чём не всегда говорится, но имеет важное значение для понимания необходимости сохранения знаний, довольно хрупких, учитывая количество утраченных трудов тех же учеников школы Аристотеля.

Может показаться, что четвёртая и пятая книги «Истории философии» не несут значения для развития человеческой мысли. Это так и не так одновременно. Проследить развитие взглядов перипатетиков нельзя, учитывая как мало о них рассказал Диоген. Беря за основу выражения суждения наследие Академиков, видишь, насколько трудно человеку придерживаться взглядов предков, неизменно стремясь их переосмыслить, приходя к совершенно другим умозаключениям.

Получается сделать единственный вывод: о чём бы не думал человек, его мнение оспорят и признают не соответствующим духу времени, каким бы правильным оно не казалось. Усвоив это, начинаешь иначе смотреть на историю философии, находя в работах последующих поколений то, от чего прежде уже отказывались, дабы придти к тому же снова.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Четвёртую книгу Диоген посвятил наставникам Академии, основанной Платоном. О них самих известно крайне мало, в основном благодаря Диогену мы и можем сказать несколько фактов. Они строго не придерживались взглядов Платона, порою отличаясь разительными высказываниями. Основное назначение Академии заключалось в необходимости собеседников разговаривать, тем приходя к истинному пониманию вещей. Иногда это приводило к суждениям, что необходимо отказаться от суждений вообще.

Вторым наставником Академии, после смерти основателя, стал Спевсипп, приходившийся Платону племянником. Его заслуга — нахождение между науками сходных черт. Его же заслуга — разработка способа переноски хвороста в охапках. Он оставил множество диалогов и записок. Умер по одной из следующих причин: наложил на себя руки в старости или его заели вши.

Третий наставник — Ксенократ. Был ленив и малоподвижен, терпел любую физическую боль, не терпел лжи, ему одному афиняне позволяли говорить на суде без принесения присяги, не брал лишнего, писал стихи. О нём известно также, что он сопровождал Платона в одной из поездок на Сицилию.

Четвёртый наставник — Полемон. Некогда склонный к разврату, образумился после услышанных речей Ксенократа о воздержанности. Следом за ним наставником стал его любовник Кратет. Подобного рода характеристики часто встречаются у Диогена, всякий раз обращающего внимание на близость не только в духовном, но и физическом плане, особенно между двумя мужчинами, практически всегда игнорируя роль женщин в качестве вторых половин упоминаемых им философов. В одно время с Кратетом слушателем Полемона стал Крантор, но в качестве наставника Академии он не упоминается.

Шестой наставник — Аркесилай, придерживавшийся скептицизма. Считал, что знаемого вполне достаточно, поэтому не занимался составлением трудов. Невозможно представить, как могла существовать Академия под его руководством, если философские беседы теряли смысл. Может поэтому слушателем Академии тех лет был Бион? О котором Диоген сообщает, будто его отец торговал солёной рыбой, а мать трудилась в блудилище.

Седьмой наставник — Лакид. Не привнёс нового, умер от пьянства. Ставший следующим после него наставником Карнеад поддержал воззрения стоиков, сказав: природа создала — природа и разрушит. Последний упоминаемый академик Клитомах написал множество трудов, о которых известно только со слов Диогена. Он поддерживал необходимость воздержания от суждений. Он же в конце жизни встретил в Афинах юного Цицерона.

Пример платоновской Академии — яркая характеристика того, как философия стремится к вырождению. Человек обязан придти к заключению о тщетности бытия, неспособности повлиять на происходящее и несостоятельности всех истин, какие могут придти на ум. Но людское желание видеть в окружающем смысл заставляет искать объяснение действительности, изначально лишённой разумного осмысления, в силу обстоятельств, не позволяющих человечеству достигнуть единого мнения, что в свою очередь приводит не к словесным перепалкам, а к военным действиям, далёким от всего, к чему стремится философия.

Приведённые Диогеном наставники очень быстро осознали, насколько глупа софистика, не дающая ничего, кроме возможности ощущать правоту слов. При этом, уже из диалогов Платона, было понятно, насколько затруднительной является доказывающая правоту одного из собеседников беседа, чего не придерживались другие участники, оставшиеся при своих представлениях, так и не изменившие взглядов. Только читатель диалога мог сделать вывод, словно тот же Сократ говорил мудро, тогда как он преследовал цель всего лишь оказаться наиболее правым.

В следующей книге речь пойдёт об Аристотеле и перипатетиках. Предстоит понять, если одно направление мысли приходит к неприятию суждений, то будет ли стремиться к нему другое направление той же изначальной мысли.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Названный Аристоклом, получивший прозвище Платон, являвший учеником Сократа, вошёл в историю как мыслитель, чьи труды доступны потомкам едва ли не полностью. Диоген рассказал о нём отдельно ото всех, сообщив ряд известных ему фактов, в том числе на которые и приходится ныне опираться. Платону на роду было написано стать философом — он являлся потомком Солона. Расцвет его мысли пришёлся на годы скитаний. О нём и по сей день судят по написанным им диалогам, свидетелем которых возможно он являлся.

Италия, Сицилия, школа пифагорейцев — важная особенность в понимании мировоззрения Платона. Там, за пределами Афин, ему грозила гибель, ибо афинян казнили уже за то, что они афиняне. Сама ценность его учения в распространении идей, ибо он первый, кто определил мир наполненным именно идеями, порождёнными всем и порождающими всё. О таком человеке следовало говорить, и о нём считал нужным упомянуть в своих трудах каждый философ тех дней, античности и последующих веков.

Диоген умеет создавать классификации. Не обходит он вниманием и диалоги Платона, первоначально разделяя на две группы: наставительные и исследовательские. Не ограничиваясь поверхностным разбором, Диоген углубился и расширил классификацию, сопровождая собственными измышлениями и теориями. Убедительно выглядеть у него всё равно не получается, поскольку каждый исследователь наследия Платона определит личное о нём суждение, не пользуясь трудами Диогена.

Отдельного упоминания достойно желание понять платоновское учение о душе. Есть ли в нём отсылки к представлениям пифагорейцев? Разбираться с этим нужно сведущим в философии людям, готовым серьёзно воспринимать размышления о том, что человек понять не в состоянии. Хотя и догадывались древние мыслители о правдивом понимании мира, находя тому различные подтверждения, рассуждали они и о материях, поныне считающихся сомнительными, потому и нельзя с уверенностью подходить к разрешению сего вопроса, продолжая строить схожие догадки, лишённые возможности проверки доказательства их истинности.

Как короткая заметка о философии Платона, третья книга Диогена несомненно полезна. Но как всё прочее — не оставит следов в памяти. Гораздо лучше прикоснуться непосредственно к трудам исследуемого человека, благо они доступны каждому и не потребуют долгого времени для их усвоения. Было бы на то желание. Всё прочее придётся усваивать из посторонних работ, в том числе и «Истории философии», содержащей важные сведения, более нигде не встречающиеся.

Знает ли читатель, что Платон увлекался борьбой? Во сколько лет он стал слушателем Сократа? Не мешала ли ему борьба заниматься философией? Может борьба повлияла на философию Платона? Судя по оставленным трудам, молодой Аристокл предпочитал следить за другими борцами, нежели самому испытывать силу в поединках. Так и оказывается, что не ведя борьбу напрямую, в том числе и в бесконечных беседах софистов, он наедине отстаивал видение действительности, принуждая соглашаться с его взглядами или их опровергать, но без участия его самого.

Создание диалогов — важная составляющая философии древних греков, дающая представление о стремлении к замкнутости, показывая иное впечатление о былом, будто бы жители Эллады сходились в бесконечных спорах, где кому-то отводилась роль убедительно произносящего речи любомудра. За счёт этого сформировалось определённое понимание прошлого, вступающее в противоречие с письменными источниками. Ведь никто не станет считать, будто тот же Платон полностью отражал в диалогах все моменты бесед, которых вполне могло и не быть в действительности, либо сам факт некой беседы пробуждал желание выразить собственное мнение о том, какие речи могли произносить участвовавшие в ней лица.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Не сократики, но предшественники и последователи Сократа, центральной фигуры философии Древней Греции, казнённого за распространяемые им взгляды. Пытаясь понять представления об устройстве мира и общества тех дней, видишь множество различных взглядов, чаще проистекающих из получившего развитие красноречия. Не имело значения, каким образом человек желал жить, от этого практически ничего не зависело. За каждого жителя греческих полисов отвечало общество, возвеличивающее достойных или изгоняющее неугодных. Кто умел красиво говорить, тот получал более прочих доверительного отношения. И если разговор коснулся Сократа, всем известно, почему он оказался вынужден принять смерть.

Диоген предлагает начать с ученика Фалеса Анаксимандра, создателя солнечных часов. Анаксимандр определил первоначалом всего беспредельное, части которого подвержены изменениям, но само целое всегда остаётся неизменным. Он же дал Земле срединное место, назвал её форму шарообразной и определил, что Луна заимствует свет от Солнца. Его ученик — Анаксимен, последний представитель милетской школы — к беспредельной первооснове добавил воздух, а светила определил вращающимися вокруг Земли.

Слушателем Анаксимена был Анаксагор, он поставил ум выше вещества, в сорокапятилетнем возрасте переселился из Малой Азии в Афины, положив начало афинской философии. Его учеником стал Архелай, почитаемый Диогеном в качестве учителя Сократа, он определил Вселенную беспредельной. Непосредственно Сократ, известный более по диалогам Платона, был силён в риторике, доказывал своё мнение за счёт мнимого разубеждения оппонента, в том находя упоение от разговоров, ибо неизменно должен был оказаться правым. За невозможность вести доказательный диалог, к Сократу часто применяли методы физического воздействия. Известен тем, что редко отвечал на нанесённые ему обиды, поскольку не считал обязательным подавать в суд на каждого осла, пнувшего его копытом.

Одним из первых учеников Сократа стал Ксенофонт, более известный оставленными им трудами об истории и политике. Другой ученик — Эсхин — по версии Диогена убеждал Сократа бежать из тюрьмы, а не Критон, как то следует из диалогов Платона.

Аристипп, основатель школы киренаиков, был первым из учеников Сократа, кто стал брать плату с собственных учеников. Рассказывая о нём, Диоген решил высказать общее мнение, сразу сообщив о различии взглядов последователей афинской школы. Особенно выделен оказался Федон, основатель эретрийской школы. Эти учения в итоге будут переосмыслены Эпикуром. Для киренаиков сущее делилось на резкое движение, приводящее к боли, и плавное — означающее наслаждение. Оба эти состояния не нужно считать отличными друг от друга, поскольку между ними нет разницы. Сколько людей — столько и мнений: лучший возможный вывод, когда стремишься проникнуть в чужие убеждения, объясняемые лишь желаем видеть мир присущим определённому человеку желанием.

Евклид, ещё один ученик Сократа, основатель мегарской школы, предпочитал оспаривать следствия доказательств, считал добро единым и вечным бытием, воспринимаемым каждым в меру его способностей. Стал учителем Стильпона, о жизни которого Диоген приводит ряд историй, не сообщая ничего полезного. В той же мере немногословен Диоген касательно прочих учеников Сократа: Критона, составителя семнадцати диалогов, Симона — тринадцати диалогов, Главкона — девяти диалогов, Симмия — двадцати трёх диалогов, Кебета — трёх диалогов.

Последним из последователей Сократа упомянут Менедем, относившийся к ученикам Стильпона и Федона. Диогену он запомнился изрядной мнительностью и любовью к устроению пиров. Известно о нём мало, кроме осознания того факта, что он просто жил, поскольку был рождён для жизни. Он же определял отрицательные суждения вредными, считая благом закрепление положительных высказываний, формирующих общее и важное для всех мнение.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Понимание прошлого формируется через случайные события, обнаруженные потомками. Всякий раз то может оказаться забытым, пока не будет обнаружено снова или станет навсегда утерянным. Так случилось, что в VI веке был найден трактат некоего Диогена Лаэртского, о котором никто ничего не знал. Поныне нельзя установить, кем же он всё-таки являлся и существовал ли вообще. Вместе с тем становится лучше понятно, какой ценностью обладают труды компиляторов, ничего не создающих, лишь пересказывая бывшее известным до них. Диоген стоял над этим, умея самостоятельно излагать мысли, на свой лад создавая представления об имевшихся у него знаниях. Как же назвать сохранившийся трактат? Наиболее распространённым принято считать «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», но для краткости предлагается его именовать «Историей философии».

Диоген критически относился к достижениям греков. Не они первыми начали мыслить, задумываться об устройстве мира и нести полезное обществу. Некогда сами греки относились к варварским племенам, обитавшим вне Греции. Поэтому первоосновы философии следует искать в Вавилоне или у древнеегипетских жрецов, дабы прослыть здраворассуждающим человеком. К сожалению, былое стёрло воспоминания об ушедших эпохах, дав возможность начинать изучение развития человеческой мысли с эллинов, тех самых древних греков.

Первенство среди философов Эллады следует отдать мифическому Мусию, измыслившему богов и возведших их к Единому. Важное место принадлежит Орфею, показавшему богов наделёнными человеческими пороками. Первым же подлинным философом, оным себя назвавшим, стал Пифагор. Мало кто из мужей древности вёл записи, оставшись в памяти благодаря трудам учеников или прочих компиляторов, посчитавших нужным сохранить чужие знания для будущих поколений.

Человек, явившийся для Диогена истинным любителем мудрости, воплотивший представление о важности отвечать коротко на поставленные вопросы, стал первым, чьё жизнеописание украшает начало труда. Имя ему Фалес, он происходил из знатного финикийского рода, занимался государственными делами, после отдавшись душой мудрствованию. В своих размышлениях он опирался на необходимость помочь финикийцам справляться с ориентированием во время плаваний, потому он занялся астрономией, открыв для соотечественников важность Малой Медведицы. Он же разделил год на триста шестьдесят пять дней, а месяц — на тридцать. Он же объявил душу бессмертной, причислив её к неодушевлённым телам. Между жизнью и смертью Фалес не видел разницы. Если его спрашивали почему, то он отвечал, что между ними действительно нет разницы.

В Афинах существовала система наследственного бремени, выраженного в необходимости детей платить за долги отца. Об этом можно узнать, знакомясь с жизнеописанием Солона. Сей мудрец древности первым отказался платить, тем самым освободившись от бремени. Происходил он из Саламина, когда за него сходились в войнах афиняне с мегарянами. Так часто это случалось, что всякое обращение к необходимости новой войны вызывало ненависть в сердцах людей. Было объявлено, ежели кто станет говорить о необходимости снова сражаться с мегарянами, тот будет казнён. Солон предстал в образе безумца и тем зажёг воинственный порыв, после чего Саламин покорился Афинам. Быть данному мужу тираном города, согласись он на то решиться. Дерзости хватало Солону более прочих, поскольку он в глаза Крёзу сказал правду, усомнившись в красоте царя, уступающего в тысячу раз природной прелести фазанов и павлинов.

Говоря о досократиках, часто видишь переписку философов как раз с Крёзом. По этой причине последний царь Лидии воспринимается самым просвещённым человеком того времени. Осталось понять, по какой причине его царство пало под ударами Персидской империи, вставшей с той поры перед необходимостью дальнейшего расширения путём захвата Греции. Сам Диоген к таким мыслям не приходит, ему важнее рассказать о мыслителях. Кратко он сказывает о Хилоне — лакедемонянине, авторе максим; Бианте, такому же «достойному» выловленной в море бутылки, как сказывалось прежде о Фалесе; Клеобуле, сочинявшем стихи в три тысячи слов, составлявшем загадки, мастере кратких речей; Периандре — первом тиране, пришедшем к власти методом её насильственного захвата; Мисоне — лаконце, человеконенавистнике, ценителе одиночества; Эпинемиде, проспавшем пятьдесят семь лет, спасшем Афины от мора; Ферекиде, кто первым начал писать о богах и природе, умел предсказывать, что всегда сбывалось.

Был среди досократиков мудрец Питтак, предпочитавший обходиться малым. Именно он сказал: половина больше целого. Он же отказался от денег, предложенных Крёзом, поскольку имел более ему необходимого. Именно Питтак предложил с пьяного требовать двойную плату за проступок. Он же ещё сказал: трудно быть хорошим.

Последним стоит упомянуть досократика Анахарсиса, эллина по матери, брата скифского царя. Нигде он не считался своим, всюду отвергаемый. И был убит по этой причине, подозреваемый скифами в недобрых намерениях. Заслугой сего мужа является выражение: странно, как это в Элладе участвуют в состязаниях люди искусные, а судят их люди неискусные.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что есть душа? Аристотель скорее отрицал возможность её существования, нежели соглашался. Но почему-то живое разительно отличается от неживого. Может быть причина во внутренней силе, называемой энтелехией? Под оной вполне допустимо считать именно душу. Если это так, тогда необходимо провести исследование, изучив представления древних и выработав собственную точку зрения.

Прежде мыслившие философы воспринимали душу разными понятиями. Кто-то видел в душе атомы, иные воспринимали её в виде огня, воды или крови. Пифагорейцы понимали под душой пылинки в воздухе. Некоторые отождествляли душу и ум. Алкмеон же предложил считать душу бессмертной. Сам Аристотель предположил под душой понимать состояние гармонии.

Вот первейшие вопросы, возникшие в начале рассуждения. Если душа всё-таки существует, то она цельная или состоит из частей? Соотносятся ли между собой души человека, животных и Бога? Все ли души кому-то принадлежат или есть души сами по себе? Душа без связи с телом может мыслить? Движется душа, или она неподвижна? Как душа способна двигать тело? Может душа сама является телом? Или душа воплощает собой число? Как видно, ответить на сии вопросы практически невозможно.

Аристотель решил опираться не на воплощение гармонии, представив душу в качестве энтелехии. Как это понимать? Допустим, если тело является глазом, то его душой тогда является зрение. Для тела человека в таком случае душою считается состояние бодрствования. Получается, душа подразумевает сущность одушевлённых существ. Даже у растений должна быть душа, но отличная от человеческой.

Если душа всё же является причиной и началом живого тела, то за счёт чего она растёт и чем питается? Аристотель склонен к двум вариантам: подобное питается подобным или неподобное — неподобным, за счёт чего и происходит её рост.

Если душа управляет телом, значит она понимает его чувства и ощущения. Вполне вероятно, что душа прозрачная, иначе её было бы видно при свете. Вероятно и то, что душа не имеет запаха, она не производит звука. Это объясняет невосприимчивость человеком души, либо её не существует вовсе. Можно посмотреть иначе, человек не настолько чуток, чтобы услышать или обонять душу, его зрение не позволяет её разглядеть. А может именно душа производит секреты человеческого организма? То есть помогает выделять, к примеру, слёзы и слюну? Коли так, то и вкус души нельзя распознать. Душа может помогать выполнять осязательную функцию.

Из рассуждений Аристотеля нельзя понять, какие выводы он в итоге сделает. Собирая материал, Аристотель его обрабатывал и на его основе высказывал собственные предположения. В ходе рассуждений о душе он не соглашался с возможностью её существования, о чём он окончательно скажет в последней книге сего труда. Единственное, с чем Аристотель согласен более прочего, отождествлять душу и мыслительную способность человека. При этом тело не играет важной роли для существования души, поскольку не нужно размышлять о теле, чтобы его ощущать.

Ежели душа — это ум, тогда проще размышлять. проведя разграничительную линию между человеком и животными. Сразу понятно, умственный потенциал человека неизмеримо выше, он не просто запоминает и узнаёт, как то делают животные, но способен позволять делать умозаключения. Осталось понять, чем душа Бога превосходит человеческую, только Аристотель таких сравнений приводить не стал.

Размышления о душе не дали ответов на беспокоившие современников и потомков Аристотеля вопросы. Наоборот, понимать столь тонкую частицу бытия стало ещё сложнее.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В последних книгах «Метафизики» Аристотель высказал дополнительное представление о первоначалах. Не имеет смысла разбираться в его предположениях, так как всё сказанное останется частным мнением, которому придётся поверить или просто с ним не согласиться.

Так что же представляет из себя сущность? Это то, что воспринимается чувствами, разумом или является субстратом, способным вмешать противоположные понятия. Материя тоже является субстратом, принимающим различные формы. У всего сущего нет единого начала, поскольку А и Б не могут быть тождественны АБ. В основе находится некая вечная неподвижная сущность. Прочее пребывает в постоянном движении, в том числе и время. Движению подвержены даже планеты, пребывающие в оном относительно друг друга и космоса.

Математические предметы не воспринимаются чувствами. Они являются разными сущностями. Два тела одновременно в одном месте находится не могут. Следовательно, математические предметы не существуют, либо существуют особым образом. В сходной манере можно судить обо всём, отказывая ему в праве считаться сущим. Будь то хоть идеи. Не раз Аристотель возвращается к математике. Сильны оказались позиции пифагорейцев, из-за чего потребовалось уделить внимание числам, стремясь опровергнуть их отношение к возможности считаться сущностями, тем более не дав право быть в числе первоначальных элементов.

Ранее начала ничего не могло существовать. С первого мгновения всё сущее состоит из окружающих нас элементов. Вечное подвергается сомнению.

Исследователи трудов Аристотеля решительно поставили книги с вышеозначенным содержанием в конец «Метафизики», будто бы дав ими завершающий штрих прежде сказанному. Поддерживать это мнение равносильно заблуждению. Наоборот, ранние мысли Аристотеля нашли отражение как раз в них. Это наблюдение основано на упрямом негативизме в отношении философии Платона и пифагорейцев, авторитет которых мешал развить представление о мире, обойдя вниманием идеи и числа.

Аристотель тратит силы на опровержение, чего он делать не должен, ежели осознал важность примирения с различными взглядами на действительность. Но с двенадцатой по четырнадцатую книгу в тексте высказывается твёрдая позиция, не имеющая права быть подвергнутой сомнению. Видимо, Аристотель был молод, если не допускал какого-либо иного осмысления им сообщаемого.

В окончании научного труда необходимы выводы, ради которых трактат писался. Этого в последних книгах «Метафизики» не наблюдается. Аристотель всё более осуждает Платона и пифагорейцев, желая отказать их представлениям в праве на существование. Если это не так, то почему Аристотель так тщательно останавливается на эйдосах и числах? Лишь бы доказать, почему они не являются сущностями.

Желательно выстроить «Метафизику» иначе. Сперва показать твёрдые представления о действительности, подведя в итоге к осознанию многовариантности бытия. Тогда заключительная точка будет поставлена в нужном месте, и труд не останется незавершённым, как он выглядит ныне. Стоит предположить о существовании утерянных книг, возвращавших Аристотеля от сомнения во всём к определённому убеждению. Но это не должно быть так, ибо поставило бы на «Метафизике» крест.

Безусловно, искать начало начал необходимо. Всегда будут высказываться разные варианты устройства Вселенной, неизменно находя сторонников, поддерживающих определённое воззрение на мир. Остаётся сожалеть, что у человечества никогда не получится договориться, как именно зародилось сущее и предшествовало ли ему нечто иное, либо точно такое же. Аристотель не смог убедить современников и потомков, он только объединил представления древнегреческих философов, сведя их в едином месте, чем облегчил задачу для определения истины силами последующих поколений.

Аристотель оказал важное значение на развитие проблем понимания устройства бытия. С этим лучше согласиться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Аристотель называл Метафизику мудростью. Он не говорил, что науку о мудрости следует считать единой, она вполне могла быть разделена на несколько, учитывая количество возможных вариантов. Одна из наук могла заниматься доказательством предположений. Вторая имела бы дело с первоначалами. Но и это такие же обсуждаемые проблемы, как всё сказанное Аристотелем вообще. Размышляй таким образом дальше, как суть Метафизики пришлось бы разбить на все существующие науки, сделав её не инструментом для познания первоначал всего, а определения начал каждой из них.

Так и произошло. Приводя в пример математику, Аристотель отмечает, что не математикам положено разбираться в началах своей науки, отдав право на это философам. Остаётся задаться вопросом: действительно ли метафизические затруднения математики должны исследоваться Метафизикой? Или первоначала математики исходят из другого, нежели призвана изучать непосредственно Метафизика? Приходится заменить данное слово на мудрость, как всё встанет на свои места. Получается, негоже математикам измышлять высшие материи, которые нельзя доказать математически. Пусть над этим размышляют мудрецы, толком не способные понять что-либо о первоначалах, запутывая рассуждениями себя и других.

Пришла пора вспомнить о словах Гераклита: ни о чём нельзя высказать истинное суждение. Это сходно с воззрениями на истину Протагора, допускавшего обратное: что каждому кажется, то и достоверно. Две точки зрения оказались противоположными по смысловому наполнению, но одинаковыми с позиции логики. Анаксагор внёс большую ясность: во всяком есть часть всякого. Знакомясь с такими измышлениями прежних поколений философов, Аристотель не мог не поддержать их, стремясь разное представить общим. Нет разницы, что именно стало первоначалом, ведь им могло стать нечто другое, неизменно породив прочие начала, какие бы породили и его, будь первоначалом нечто из них.

Сочетание несочетаемого порождает споры. Лучше об этом говорить в рамках одной науки, чем допускать недопонимание в каждой отдельно. Именно поэтому и нужна Метафизика, способная согласиться с текущими достижениями и увязать их с прежними представлениями о действительности. А если задуматься, то так ли важно тем же математикам, откуда пошло бытие? Они решают задачи иного свойства, не связанные со столь глобальным и принципиально неразрешимым затруднением. Для математиков метафизический вопрос просто не будет иметь ответа, поскольку не содержит исходных данных, как не содержит и итоговых.

Метафизика остаётся переполненной домыслами. Неизвестно, есть ли край у Вселенной или его нет. Так и было ли начало или его никогда не существовало. С тем же успехом можно измыслить науку о конце сущего, вполне имеющую право именоваться началом следующего цикла. Может лучше не думать, чем вызвано начало всего, а подумать, отчего погибнет известное нам, тем самым породив то самое, в чём так пытается разобраться Метафизика.

Рассуждая, Аристотель не остановился в мыслях на движении. Он не стал придавать сему акту ведущую роль в науке о началах. Тогда как не отрицал, что благодаря движению всё существует и будет иметь место, покуда движение не остановится. Поэтому предлагается внести ясность в метафизику, добавив собственное измышление. Пусть именно движение будет признано породившим всё сущее. Если опираться на теорию о Божественном волеизъявлении, то и оно было порождено движением, ибо Бог творил, а нечто создать без движения нельзя. Даже идея движется, если не относительно себя, то относительно чего-то другого. Опять же, предварять движение могла сама идея, тогда снова первенство придётся отдать Платону.

Автор: Константин Трунин

» Read more