trounin.ru

Когда мысль созревает у человека великой, и от понимания смысла полнится голова, мнится тогда право быть истории снова открытой, скажет человек громко об ушедшем слова: он сообщит о некогда происходившем, расскажет о битвах богов, про Одиссея, на острове Цирцеи зелья испившем, о Персея подвигах поведать станет готов. Как не приложить руку к творчеству былых лет? Иногда пропадает желание смотреть вперёд! Без канувшего в Лету ничего и в настоящем нет, ничего подлинно важного людей больше не ждёт. Так должен Жуковский думать был, о переводе Гомера долгие годы мечтавший, однажды замысел он свой осуществил, эталонным переводом ставший. В течение семи годин, отдохновения порою страстно желая, делал дело такое не Василий один, к подстрочнику всегда прибегая. Строчка за строчкой, рядок за рядком, месяц за месяцем, годы минуя, проявляя настойчивость, действуя в праве своём, зато позже, по праву общему, ликуя.

Но какую речь вести про путешествие Одиссея? И было ли путешествие то? Говорить об этом — не лучшая в мире затея, поскольку лучше Гомера уже не расскажет никто. Чем славен Одиссей? Он — осады Илиона герой. Хитростью славный, хитрее не являлось в мир храбрецов. Но и его жизнь была лишь для божеств олимпийских игрой, к которой не всякий бывает оказаться готов. Вот пали стены града, не устояв перед хитростью Итаки царя, устранена ахейцами преграда, десятилетия странствий были не зря. Не одного Одиссея ждали в краю родном, всех эллинов бравых ждали родные, но дольше прочих не имели вестей об Одиссее одном, говорили лишь про ветры на море злые. Давно трагедия в доме Атридов разыгралась, иных на колени ставила судьба, жизнь героев илионских забывалась, а за Итаку только начиналась борьба. Где Одиссей? Когда вернётся домой? Остров стался во власти зловредных мужей. Дабы это узнать, в переводе Жуковского текст «Одиссеи», читатель, открой, сможешь увидеть, как человек слаб пред богами в ложной силе своей.

Да не стоит искать Одиссея в тексте поэмы, не о том сказывал Гомер, не достоин был царь Итаки главной в произведении темы, не он для читающего подавал важный пример. Что Одиссей для текста? Имя — славное при осаде Илиона. Более нет для него славного места, удостоится имя его едва ли не пустого звона. Нет Одиссея в начале сказания, и в прочем не так уж важен он для сюжета, но только ему отдаётся больше прочих внимания, ведь именем его как раз и названа поэма эта. И запоминает читатель преимущественно те события, связанные непосредственно с именем Одиссея, о прочем он при прочтении словно совершает открытия, иначе поступать не умея. Чем славен Одиссей? Из Илиона плыл домой. В пути впал в забвение, затем метался. Да шёл Одиссей дорогой простой, быстро до Итаки он всё же добрался. Посему отставить в сторону Одиссея нужно, взирайте на Итаку, на сына царского, жену. И делать это надо дружно, узреть, что описал Гомер ещё одну войну.

Как же Жуковский переводил? — скажет читатель, словно критик о том совсем позабыл. Но как сказать, не оценишь никак, да и все размышления о подобном — пустословия зрак. Долго трудился, во славу труд будет ему? Увы, в глазах читателя — всё к одному. Редкий читатель оценит труд переводчика сполна, суть этого и по оценке критика должна быть видна.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Интерес никогда не проявляется на пустом месте, он всегда чем-то обоснован. Уже к двадцати годам Мережковский тяготел к знаниям иного рода, нежели он мог желать. Ему хотелось познавать мир таким, каким он является в действительности — со всей присущей ему сложностью. Вместе с тем, каких бы успехов человек не добивался, он остаётся таким же, каким был пять и более тысяч лет назад, словно продолжает быть одолеваем пещерными предрассудками. А раз так, значит есть правда в мифологии древних греков, взращенной трагиками тех далёких лет. Сама нравственность формировалась на почве из общественного осуждения, каковое становилось понятным по тем же трагедиям, вроде наиболее классических из них. Как раз с двадцати лет Дмитрий проявил интерес к Орестее — протяжённому сказанию от событий Троянской войны и вплоть до скитаний, в попытках убежать от мук совести.

За 1885 год отмечен перевод мотива из трагедии Еврипида «Смерть Клитемнестры». Мережковский составил скорее набросок, толком не решившись, стоит ли ему браться за столь значительное произведение, в котором жена помогает убить мужа, и за этот поступок её саму убивает сын.

В 1890 году Мережковский перевёл трагедию Эсхила «Скованный Прометей». У Дмитрия формировалось иное представление о богах — как о радетелях за себялюбие. Зевс представал в образе тирана, вознамерившегося уничтожить людей, чему помешал титан Прометей, за что его и обрекли на мучения, приковав к скале, поскольку позволил Прометей людям иметь слепые надежды и поселил в них чувство забвения смерти. А так как Прометей отказался сказать, кто и когда будет покушаться на власть Зевса, то Зевс повелел птице ежедневно клевать его печень. Только это усваивается из содержания трагедии, поскольку прочая составляющая не столь сильно интересовала Дмитрия.

К 1892 году Мережковский созрел для перевода Эдипианы, начав с трагедии Софокла «Антигона». Дабы читатель лучше понимал, о чём рассказывает повествование, Дмитрий написал предисловие, пересказав события, начиная от воцарения Эдипа и вплоть до смерти его дочери — Антигоны. Дополнительно рассказывалось о мести Креонту, что не прислушался к чужим мольбам, за это потерял сына, убившегося, не стерпев воли отца против отношений с горячо любимой им девушкой. Сложность взаимоотношений усугублялась трудностью понимания происходящих процессов в древнегреческих трагедиях, поскольку самые родные люди становились друга для друга врагами, легко лишая себя и их жизни.

В том же году переведена трагедия Еврипида «Ипполит», было составлено вступительное слово, именованное как «О новом значении древней трагедии». Не сказать, чтобы Мережковский радовал читателя переводческим талантом, более он способен оказывался отвратить от чтения, поскольку не имел тогда умения доходчиво довести до сведения содержание, облекая повествование в тяжёлые для восприятия формы.

В 1893 году переведена трагедия «Эдип-царь», чьё авторство принадлежит Софоклу. Драматичность произведения Дмитрий раскрыть не сумел, оставив читателя недоумевать от происходящего. А ведь там, всем то известно, Эдип женится на матери, пока ему не становится очевидным — он стал жертвой пророчества, которому суждено было свершиться, каким образом не пытайся предрешённому воспротивиться.

Годом позже Дмитрий составил предисловие к «Эдипу-царю». Показав себя тем самым критиком, каковым он навсегда останется. То есть вся ценность его литературоведческих работ — подробный пересказ сюжета собственными словами.

В 1895 году переведена трагедия Еврипида «Медея». Сложность родственных связей в древнегреческих произведениях вновь ставилась на первое место. Теперь мать убивала детей, не сумев стерпеть измен мужа.

К 1896 году переведена трагедия Софокла «Эдип в Колоне». Лишивший себя зрения, Эдип брёл в сторону Афин. Он не желал видеть позор, каким наградил детей. Не желал он слушать и про борьбу сыновей за обладание Фивами. Сам он был обречён лечь костьми в землю. Но смутно мог знать о пророчестве, вновь предрешающим его жизнь, где будут храниться его мощи, то место окажется процветающим.

Отразив столь кратко переводы древнегреческих трагиков, нужно сказать — проводить сравнительный анализ с другими переводами данных произведений не требуется. Нужно просто понять, из каких побуждений Дмитрий обретёт себя. Пока выходило, что будет он черпать вдохновение из самого мрачного, возможного к свершению с человеком.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Повесть переведена Дмитрием Мережковским в 1896 году

Каков он — классический греческий роман? Наверное, на его страницах боги живут людскими страстями, делая всякого человека игрушкой в своих руках. Так следует из древнейших эпических сказаний, такими предстают и труды древнегреческих трагиков. Но иным стало сказание Лонга — некоего писателя, возможно грека, жившего может быть во II веке, либо позднее. О нём нет никаких данных, он — таинственная личность. По нему осталась память в виде произведения «Дафнис и Хлоя», пропитанного пасторалью настолько, что удивляешься, каким образом с его идиллическими сценами мирилась католическая церковь. Да и каким образом сей роман сумел пролежать втайне от папских прелатов? Не зря ведь он становится широко известным в Европе аккурат к XVI веку. Что до мнения римского понтифика, ежели европейцы нуждались в раскрепощении? В России этот сюжет решил раскрыть Мережковский, питавший особое отношение к религии.

«Дафнис и Хлоя» — это история любви простых сердец, чьему счастью постоянно мешали. Кто они? Отнюдь, не пастухи. Дети богатых родителей, в силу разных причин бывших вынужденными избавиться от чад. Но воспитаны они были в одной бедной крестьянской семье, считая друг друга братом и сестрой. Названные родители не поскупились и дали детям образование. У детей появилась возможность говорить на высокие темы, неизменно чувствуя неразрывную взаимную связь. И они понимали — быть вместе им не суждено, поскольку жизнь разведёт по разным домам. Пока же они находились в окружении полей и лугов, чувствуя хотя бы такое счастье.

Сюжет наполнится горестными событиями. Отношения между Дафнисом и Хлоей укрепятся. Однажды они пожелают сблизиться, не понимая, каким образом удовлетворить возникшее чувство. С этого момента читатель ощутит главное отличие от всего, благодаря чему имел представление о произведениях древних греков — он увидит эротические мотивы. До самого конца произведения Дафнис с Хлоей будут биться над разрешением задачи, чего им не хватает для подлинной близости. Подражание животным не сможет донести до них суть человеческих отношений. Да и содержание произведения скорее выдаёт фривольность авторских взглядов, отчего читатель непременно задумается: а был ли Лонг древним греком? Может и греком, но древним ли?

Разобраться с плотскими утехами Дафнис сможет, только без Хлои. Его соблазнит девица, таким вот способом нашедшая возможность удовлетворить собственную похоть. Что до Дафниса, он толком и не поймёт, правильно ли поступал. Наивность в его глазах нисколько не убавится. Наоборот, он ничего безнравственного в том не найдёт, скорее поблагодарит за преподнесённый урок. Почему же до такового не додумалась Хлоя? Или её саму никто не соблазнил? Остаётся думать, что некоторые ограничения всё-таки владели Лонгом, вполне осознававшим, как мужская неверность малозначительна, зато женская — недопустимый край во взаимоотношениях. Впрочем, пастораль может быть разной. Однако, столь развратной — никогда.

Чем же заканчивается произведение? Всё встанет на свои места. Окажется, родители, отказавшиеся от детей, успели за прошедшие годы претерпеть лишения. Теперь они с радостью согласны принять их назад. И даже сыграют между Дафнисом и Хлоей свадьбу, дадут солидные средства на существование, сделав наследниками. Останется единственное — разрешить интимную сторону повествования. Думается, читатель понимает, каким событием автор сделает завершение сказания. Истинно так! Во имя европейской раскрепощённости, позабыв о допустимости и недопустимости некоторых аспектов человеческого существования на страницах художественных произведений, всему венцом станет соитие. Конечно, это естественно и жизненно. Да кто говорит, будто литература должна вторить всему, имеющему отношение к действительности?

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Стефанит и Ихнилат» — не произведение древней русской литературы, как не является таковым произведением и «Александрия». Тут вопросы к научным сотрудникам, взявшим непосильную ношу адаптировать ими найденное под собственные интересы, не соотносясь с мнением читателя. Для внимания интересующегося достаточно греческой версии, либо арабской, а то и оригинальной — индийской. Но разве хороший текст может пропадать? Нет, поэтому разномастные сборники, вроде «Библиотеки литературы Древней Руси» оказались в нагрузку переполнены имевшими место быть переводами. То есть всему, что удалось найти, давалась жизнь. И не важно, если подано будет без перевода на современный язык, дабы не омрачать красоту переведённого греческого варианта. Да и не требуется переводить перевод, каким бы важным он не казался. Отнюдь, значение оказывается преувеличенным. Ежели на кого и опирались российские баснописцы, то на адаптацию старых сказаний теми же французами и другими народами Европы.

На Руси «Стефанит и Ихнилат» встречается в трёх списках. Первенство признаётся за Синодальным списком образца XV века. На страницах представлен краткий пересказ основной сюжетной линии про льва и быка, разрешать которую взялись шакалы Стефанит и Ихнилат. Сказание построено без изысков. Повествование представлено в виде диалогов, с постоянным указанием на то, кто какую речь говорит. Троицкий и Толстовский списки дают представление о переводах XVII века. Становится понятным язык, уже не настолько архаичный.

Дабы хоть как-то занять читателя, нужно посетовать на странную адаптацию древних текстов под нужды читателя. Ежели даётся представление об оригинале, то требуется его приводить в полном соответствии с изначальным текстом, согласно рукописей. Какой бы сложной не казалась кириллица прошлого, она всё равно понятнее глаголицы. Читатель обязательно почувствует собственную ущербность, вынужденный знакомиться с древним текстом, словно его создали в начале XX века, прямо перед падением Российской Империи, незадолго до реформы алфавита. И ладно бы Троицкий и Толстовский списки, но Синодальный… Так испортить работу переводчика XV века! Впору вспомнить мысли Ихнилата.

Воистину, лучшее не стремится к лучшему! Лучшее обвивается вокруг ближайшего. Заслужить уважение можно кого угодно, невзирая на статус. Необходимо оказаться в нужное время в нужном месте, чтобы быть под рукой в тебе нуждающегося, как перестают существовать социальные рамки. Собственно, «Стефанит и Ихнилат» удостоился той же участи. Данное произведение взяли и приспособили, ни с кем не спросясь. Смысл оказался утраченным едва ли не полностью.

Но это одна сторона дела. Обиднее другое. Создавая сборники, должные стать уникальным явлением на книжных полках, составители не считались с необходимостью. Сам по себе научный труд, рассматривающий произведение в отрыве от прочих произведений древности, вполне подходит для удовлетворения любопытства, но делать из него выдержки, безжалостно сокращая и вырезая, дабы после выпустить в составе одного из томов для какой-либо «Библиотеки литературы Древней Руси», выглядит кощунственно.

Впрочем, сами рассуждения об этом представляют мизерный интерес. Сомнительно пристрастие российского читателя к подобным изданиям. Не на то падает выбор при составлении списков литературы для просвещения. Тут скорее исследовательский интерес, позволяющий блеснуть особой усидчивостью и разборчивостью. Не просто освоить греческую версию, сравнить её с вариантами на других языках, но и выискать расхождения с русскими переводами разных веков. Всё это удел науки, ради чего она существует. Однако, и это благо, без которого читатель окажется вообще лишён знакомства с подобного рода литературой. Посему, если нет желания читать произведения в оригинале, басни того же Крылова обрадуют стихотворной формой подачи, ведь и у сего знаменитого баснописца есть в активе добрая часть историй из «Стефанита и Ихнилата».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мудрые слова не задерживаются в одной голове, они становятся достоянием большинства и повсеместно распространяются. Одной из книг, сохранившейся с древности, стала индийская книга притч «Панчатантра», переведённая на арабский язык под названием «Калила и Димна», а после на греческий, уже как «Стефанит и Ихнилат». Перевод был сделан по указанию базилевса Алексея Комнина, переводчиком выступил Симеон Сиф. Ещё позже «Панчатантра» распространилась повсеместно, став в числе прочих знакомой и славянам, адаптировавших текст согласно собственным представлениям о его необходимости. Сообщаемая история начинается с вопроса царя философу, дабы тот ответил, как вероломный муж способен нарушать дружбу. Примером выступил спор между шакалами Стефанитом и Ихнилатом касательно судьбы быка, которого побоялся убить лев.

Произведение изобилует притчами, неоднократно использованными многими поколениями баснописцев. Мудрое слово объясняется другим мудрым словом, воссоздавая картину общего благоразумия. Но мудрые слова не означают возможность скрытой в них мудрости, как и не обязательно ведут к благоразумию. Не зря одно из действующих лиц — шакал Ихнилат — вносит раздор между быком и львом, побуждая осуществляться собственным желаниям, вступающим в противоречие с общими ценностями. Говоря убедительно, следует помнить о скрытой от глаз правде, всегда забываемой, когда представляются более радужные перспективы. Так лев, желая убить быка, а после возжелав с ним подружиться, оказался перед необходимостью умерщвления быка, так как начал опасаться угрозы быть вторым в собственном государстве. Тому поспособствуют речи Ихнилата, что лживостью склонил слабость сильного возобладать над здравомыслием.

Противником помышлений Ихнилата выступил другой шакал — Стефанит — пытавшийся образумить и наставить на иной путь. Он ему говорил, как опасно брать на себя обязанности, когда их полагается исполнять другим. В качестве обоснования он приведёт историю плотника и обезьяны, где обезьяне придётся горько пожалеть за стремление повторить ей не подвластное. Но ведь Ихнилат не собака, чтобы вилять хвостом, и не слон, чтобы его уговаривали отведать угощение, он вполне понимает, что ценности в действительности одинаковы, но возвышаться всё-таки тяжелее, нежели опускаться. Понимал Ихнилат и истину, согласно которой виноградная лоза обвивается не вокруг её достойного, а вокруг близко к ней расположенного. Потому шакал пожелает большего, нежели ему под силу взять.

В череде притч, где каждая убеждает в необходимости действовать, создаётся путь для движения вперёд, обоснованный за счёт надуманности. На самом деле, какую сказку в оправдание не складывай, она всё равно останется похожей на правду, при этом правой не являясь. Так старый лебедь хитростью переносил рыб в горы, где их пожирал, тогда как оставшиеся вне гор рыбы думали, будто попадают таким образом в лучший из миров. Или ворон задумал извести змею, бросив в её нору драгоценный камень и указав туда путь людям, чем добился осуществления желаемого с помощью чужих рук, сам не подвергаясь опасности. Вот и Ихнилат задумает стравить быка со львом, забыв видимо историю про вошь, которая незаметно кусала вельможу, пока не пришла блоха, больно того укусившая, отчего вельможа размахнулся и убил вошь, тогда как блохе удалось спастись от удара. Успокаивало Ихнилата одно, ежели змея кусает за палец, то отрубают палец и убивают змею, поэтому ему нечего терять, кроме того, что он со временем всё равно обречён потерять.

Большая часть повествования отводится сказанию о Стефаните и Ихнилате, но этим вопросы царя к философу не заканчиваются. Ещё он пожелает узнать о тех, кто любит друг друга и всегда неизменен в дружбе; как остерегаться врага, показывающего расположение; отчего кто не умеет сберечь обретённого, теряет его; кому подобен спешащий на дело и не терпящий это узнать заранее; чем лучше сберечь государство — долготерпением, благоразумием или щедростью; как избегать вражды и остерегаться злопамятности. И понял тогда царь, что всякий стремится казаться нужным, ибо пока он нужен, его примечают, иначе оставляя в забвении.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Слава древних греков и римлян заключалась в их умении говорить. Кто не имел успеха в публичных выступлениях, жизнь того заканчивалась в унынии. Не требовалось иных знаний, достаточно было грамотно строить речи. Когда дело доходило до суда, закон вставал на сторону произнёсшего самые убедительные слова. Поэтому не стоит удивляться, видя в стремлении Марина оградить Прокла от нападок, воздав тем ему почёт и уважение. Для начала он расскажет о добродетели, дабы тем показать, насколько Прокл ей соответствовал.

Добродетельный человек должен обладать следующими качествами: не быть ущербным, иметь телесную силу, красоту и здоровье. Ещё лучше, если он будет скромным, откажется от лжи, начнёт презирать плотские наслаждения и полюбит умеренность. Всё это было присуще Проклу, сыну родителей, на чьё богатство он смотрел снисходительно. Безусловно, Прокл родился под счастливой звездой, отчего и не знал бед, живя согласно собственным убеждениям, не обращая внимания на мнение других. А не подменил ли Марин прежнее понимание добродетели христианским вариантом, представив Прокла человеком, шедшим путём блаженного?

Красноречие — ключ к сердцам людей. Прокл умел обращаться со слушателями. Куда бы он не направлялся, всюду находил желающего его слушать. Так случилось в Александрии, после в Византии, пока не дошёл он до Афин: всюду он встречал стремящихся услышать произносимую им мудрость. Свои ли мысли он излагал или опирался на мысли древних? Марин упоминает увлечение Прокла трудами Аристотеля. Значит ли это, что изучив чьё-то, дополнив собственными измышлениями, можешь стать уважаемым повсеместно человеком? Однако, это так. Мудрость не рождается спонтанно, она всегда становится плодом размышлений, напрямую или иным образом раскрывая глаза на действительность.

И всё же, чтобы интересоваться жизнеописанием Прокла, нужно сперва узнать о нём самом. Если такого желания прежде не возникало, слова Марина о Прокле пройдут незаметно, словно прочитано доброе слово о человеке, тогда как сам человек так и остался без заслуженного к нему внимания. Читатель мог искать раскрытие счастья через его осознание другими, но Марин подобного не предлагает. Вывод из повествования оказывается прост: следуй добродетели и будешь счастлив. Нужно напомнить: не лги, живи целомудренно и будь во всём умеренным. Только почему этого не придерживался сам Марин?

Кажется, не договаривать — не означает лгать, иметь строгие убеждения — равносильно должным к соблюдению принципам, а умеренность — всего лишь способность избегать острых углов, не допуская перегибов. Но почему Марин даёт представление о Прокле однозначно? Во всём добродетельный, глубоко почитаемый: таким созданный на страницах воспоминаний, Прокл оказался излишне украшенным добродетелью, словно представлен не портрет обычного человека, более похожий на образ святого, ежели не больше.

Либо счастливая звезда освещала существование Прокла. Он оказался награждён внешностью, имел физически крепкое тело и не знал проблем со здоровьем. Этого вполне достаточно, чтобы жить в благости, не испытывая необходимости говорить о каких-либо нуждах. Может и прав Марин, разглядев в учителе достойный подражания образ. Но как быть ущербным людям с физическими или душевными недостатками? Самой природой они лишены тяги к добродетели, значит Прокл действительно был счастлив. Вдвойне счастливый за умение довольствоваться имеющимся, отказываясь от оказывавшегося лишним.

Таково счастье человека, нашедшего силы признать исключительность самого себя, ничего не ждущего от других. Уверенный в этом, он заражал подобной уверенностью слушателей, готовых слушать его речи бесконечно. Где же ещё можно было услышать человека, довольного имеющимся и не желающим приумножить у него имеющееся.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Простые люди великими не рождаются, они приходят в мир, будучи порождением воли высших материй. Разве мог Платон, сын Аристона, внук Аристокла, сам прозываемый с колыбели Аристоклом, возмужать и стать тем, кто поистине должен происходить напрямую от Аполлона, ибо ясно, как фебово дитя Эскулап пришёл к людям излечить тела, так и Платон, такое же фебово дитя, дан человечеству для врачевания душ. Потому и существовала легенда, сохранённая Олимпиодором для потомков, согласно которой получалось, что однажды Аполлон возлёг с женой Аристона, запретив ему к ней прикасаться до рождения ребёнка. Так родился тот, кого в скором времени прозовут Платоном, ибо ширина его воззрений далеко превосходила пределы его же спины, послужившей причиной прозвища.

Юный Аристокл учился всему, полагающемуся для древнего грека. Он занимался гимнастикой и совершенствовался в ораторском искусстве, должен был заниматься и игрой на музыкальных инструментах, согласно предъявляемым к культурному члену общества требованиям. Но гораздо важнее отметить знакомство Платона с Сократом. Оказывается, афинский софист перед первой встречей видел сон о лебеде, чьи крылья прорезываются, после чего он улетает. Вещее видение нашло воплощение в юном Аристокле, сохранившим в трудах свидетельства о жизни Сократа, сформировав тот самый образ, ныне известный каждому с ним осведомлённому.

Жизненный путь Платона только начинался. Смерть Сократа станет для него важным событием, давшим возможность дальнейшего развития вне рамок спора ради спора. Он станет учиться у Кратила, последователя Гераклита. А позже окажется среди пифагорейцев, трижды побывав на Сицилии. Именно там он вступит в противоречие с одним из местных тиранов, отчего едва не погибнет, оказавшись на положении раба. Это не остановит вольный афинских дух, побуждающий идти наперекор обстоятельствам. Платон обязательно побывает на Сицилии снова, ибо обладал авторитетом, поскольку однажды его уже выкупили из рабства, значит он всегда может рассчитывать на обретение свободы.

Насколько допустимо опираться на слова Олимпиодора? Жил он едва ли не спустя тысячу лет. При этом составил жизнеописание, более похожее на миф. Он определил Платона в божьи сыновья, увидел его великое предназначение, дополнив прочее сухими фактами, имевшими место быть согласно разным источникам. Углубляться в философские размышления он не стал, да и объём текста не позволял дать расширенную версию понимания существования великого философа, создателя уникальных предположений, одарившего мир идеями, на которых зиждется человеческое понимание бытия. Ведь если не признавать существование идей, то всё перестаёт иметь смысл, поскольку сама идея порождает представление о чём-то, становящимся вторичным, так как самостоятельно без идеи оно существовать не сможет.

Исходя из этого Олимпиодору осталось поддержать жителей Афин, считавших Платона сыном Аполлона, ставя его в равное положение с Эскулапом. Душа требует особого подхода, чему до сих пор не уделяется достаточного внимания. Как лечили душу через тело, так и продолжают лечить, хотя частично доказано, что излечение души способствует оздоровлению тела. Достаточно поверить, чтобы суметь избавиться от любой хвори. И достаточно усомниться, чтобы притянуть хворь к себе. Получается, правы были древние в отношении признания заслуг Платона. Нужно думать, дабы мыслью порождать изменения существующего! К чему стремится тело, то под силу лишь душе. И когда человек это всё-таки поймёт, тогда он перестанет стремиться к преобладанию желаний над возможностями, так как возможностей нужно желать, в душевном порыве приближая требуемое. Пока же такого не происходит — потребности тела остаются в приоритете у обитающих на планете Земля.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«История философии» за авторством Диогена Лаэртского заканчивается описанием жизни и воззрений Эпикура, а также его сподвижников. И надо сказать, мифы об эпикурейцах родились едва ли не вместе с ними. Прежде всего, речь о склонности к получению наслаждений от всего, не ставя перед собой иных предпочтений. В самом деле, увидев рождение мысли у древних греков, следует увидеть и её угасание, произошедшее в столь же скорый срок, дабы стремиться к пониманию деяний последователей мыслителей, чьи пути пресеклись задолго до окончания III века до нашей эры. Потомкам осталось повторять прежде измысленное, заново повторяя уже сказанное, как в плане рождения новых идей, так и отказа от них. Но при чём тут философия Эпикура?

Благодаря Диогену до нас дошли три письма Эпикура. На них теперь принято опираться, строя те или иные предположения. Так ли правильно, рассуждать о чьих-то воззрениях, прибегая к трудам компиляторов? Другого выхода не остаётся, поэтому необходимо полностью довериться. Разбираться с содержанием писем лучше не здесь, а отдельно, особенно понимая, как важны были воззрения Эпикура для древних римлян, ставивших наслаждение превыше всего. Однако, всё-таки не на том основывались представления о мироустройстве эпикурейцев, чтобы приписывать им — им, настоящим, не свойственное.

Есть свидетельства современников, согласно которым следует, будто бы Эпикур постоянно предавался разврату, он даже трапезничал так, что ел не останавливаясь, пока его не начинало рвать. Правда это или нет? Сам Эпикур был такого же нелестного мнения о современниках, находя возможность больно отозваться об обидчиках, тем усугубляя взаимную ненависть. Зная же реалии человеческого общества, не удивляешься — каких только грехов не припишут человеку, свойственных ему или не свойственных. Остаётся доверяться, либо сомневаться. Диоген из тех, кто не соглашался с отрицательными суждениями об Эпикуре.

Оказывается, Эпикур отличался скромностью. Его главное заблуждение — он не признавал над собой учителей. В то время, когда нужно было придерживаться определённой школы, дабы доказать правоту, Эпикур оставался самостоятельно мыслившим, не допуская мысли о приверженности к чьим-либо взглядам. Если задуматься, то не тогда ли умирает философия, когда человек перестаёт быть объектом мудрости, уступая таковое право информационным источникам, должных подтверждать правоту его суждений?

Сама биография Эпикура не так уж велика. Родился он на Самосе через семь лет после смети Платона, с юности он обосновался в Афинах, философскую школу основал в тридцать два года, а умер от камня в почке. Ещё меньше места занимает описание его последователей, среди которых выделяется лишь Метродор Лампсакский, да и то упоминаемый скорее ради придания приличия и обоснования важности существования эпикурейства.

Но на том не кончается интерес к Эпикуру. Читателю обязательно следует ознакомиться с тремя его письмами, сохранившимися в едином виде вместе с вкраплениями комментариев Диогена Лаэртского. И будет лучше, ежели получится ознакомиться с философским трактатом Лукреция «О природе вещей», написанном в увлекательно поэтизированной форме, более подробно раскрывая не одни лишь представления Эпикура, но и его непосредственного вдохновителя Демокрита, давая самое полное представление об итоге размышлений древнегреческих философов.

На том «История философии» не заканчивается, а может и заканчивается — смотря в какой редакции она представлена. Есть версия, где в качестве дополнения прилагаются труды Олимпиодора, Порфирия и Марина, составивших жизнеописания Платона, Пифагора, Плотина и Прокла. И с этими трудами следует ознакомиться в той же мере, как и с работой Диогена Лаэртского.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Рассуждая о философах Древней Греции, проводить разделение по школам бессмысленно. При сохранении представления в малом, наглядно понимается расхождение в большем. Философские школы постоянно видоизменялись, порою отказываясь от представлений предыдущих поколений. Но были и такие философы, которые не могли получить привязку даже в общих чертах. Именно о них Диоген рассказал в девятой книге.

По праву первого первым упомянут Гераклит из Эфеса. Будучи высокоумным и надменным ко всякому, он отказывал в уважении многоумным людям, тогда как почитания достоин каждый, если просто стремится к знаниям. Тому примером является упоминаемый случай про Гермодора, изгнанного только за то, что он был лучше изгнавших его. Может потому на старости Гераклит стал жить в горах. Умер он обмазавшись навозом и представ пред солнцем, а может его при тех же обстоятельствах пожрали собаки. Он считал: мир родился из огня и от него погибнет.

Вторым Диоген назвал Ксенофана, ибо не уступал Гераклиту в представлениях о понимании философии. Изгнанный, он не признавал авторитетов, опровергая любое суждение, заранее считая его за ложное. Сущее он делил на четыре основы, определял бесчисленное количество миров, объявляя их неизменными. Он же сказал, что всё возникающее подвержено гибели, что под дыханием следует понимать душу.

Парменид, слушатель Ксенофана и последователь пифагорейца Аминия, дал Земле форму шара и поместил её в середину всего. За основу сущего принимал огонь и землю, ум признавал душой. Именно о нём Платон написал одноимённый диалог. С именем Парменида связаны философы Мелисс и Зенон Элейский. Флотоводец Мелисс, слушатель Парменида и Гераклита, считал Вселенную беспредельной, призывал не рассуждать о богах, поскольку их познать невозможно. Зенон Элейский, приёмный сын Парменида по мнению Аполлодора, либо любовник — по мнению Диогена, отрицал существование пустоты. Запомнился противостоянием тирану Неарху. Был заколот при покушении на убийство. Подробностей о нём не раскрывается.

Философ Левкипп, слушатель Зенона Элейского, предложил первоосновой считать атомы. Его мнения стал придерживаться Демокрит, прежде прошедший через годы ученичества у магов и халдеев, посетив Египет, Индию, Эфиопию и Персию. Он делил всё сущее на атомы и пустоту между ними, предполагая их бесконечное течение во Вселенной. Именно Демокрит начал считать, что Солнце и Луна состоят из того же, из чего состоит душа и ум. Диоген утверждает, будто Демокрит был презираем Платоном, так как Платон нигде о нём не упоминает.

Протагор, слушатель Демокрита, имевший прозвище Мудрость, один из основателей софистического подхода, не видел в философии способа к познанию мира по той причине, что о всяком суждении допустимо высказать минимум два мнения, одновременно противоположных друг другу и вместе с тем истинных. Душой он считал чувства. О существовании богов предпочитал не рассуждать, считая себя тёмным и мало прожившим, дабы иметь об этом право говорить.

Рассказав без подробностей о Диогене Аполлонийском, причислив ему ряд событий, ранее приписанных других философам, Диоген поведал кратко про Анаксарха, дабы сообщить о его слушателе Пирроне, некогда слушателе Брисона, бывшего в свою очередь учеником Стильпона. Пиррон развил идеи Протагора, придав им вид скептического отношения к действительности. Человек не только ощущает мир таким, каким тот является, он ещё и не должен влиять на происходящее, ибо ничего истинно не существует, люди же руководствуются лишь присущими им обычаями и законами. Следуя этим воззрениям, Пиррон старался воздерживаться от суждений о чём-либо. Был случай, когда Анаксарх тонул в болоте, а проходящий мимо Пиррон не подал ему руки, предпочитая не вмешиваться, стараясь ко всему сохранять безразличие. Потому нельзя Пиррона причислить к скептикам, либо называть основателем этой философской школы, поскольку он не допускал смысла в хоть каких-то сомнениях, когда лучше вообще ничего не говорить и не занимать чью-то сторону.

Сказал Диоген и о Тимоне, слушателе Пиррона, но сказал кратко, отразив лишь поддержку им воззрений учителя.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Пифагор умер за двадцать лет до рождения Сократа. Следовательно — он был досократиком. Ещё точнее — представлял иную философскую школу, важную для понимания прежде, нежели стоило браться за ионийскую. Стремясь любить мудрость, Пифагор не останавливался на одном месте, познавая тайны бытия в доступных его устремлениям местах. Бывал он на Крите, в Египте, у халдеев. Учил языки, тем становясь ближе к пониманию настоящего. Прижизненных свидетельств о нём не осталось, есть лишь упоминания, составленные потомками, в том числе и Диогеном Лаэртским.

Философия Пифагора строилась на откровениях. Созданное им учение носило скорее признаки религиозного культа. Сам Пифагор допускал свою божественность, что накладывало на учеников определённые обязательства, следовать которым считалось необходимым. Например, новым ученикам полагалось молчать на протяжении пяти лет, внимая словам учителя, только после получая право говорить. Тот же Пифагор утверждал, будто прежде провёл двести семь лет в Аиде, прежде чем показаться людям. Известен Пифагор возведением ограничений, оставшихся без объяснения. Он мог отказываться от определённой пищи или некоторых действий. Тому же Пифагору принадлежит открытие закона, согласно которому в прямоугольном треугольнике квадрат гипотенузы равен квадрату катетов. Он же началом всего считал единицу, из которой исходила неопределённая двоица, далее числа, после точки, далее линии, плоские фигуры и фигуры объёмные. Он же предполагал существование антиподов — для них наш низ является верхом, существует Антиземля. К тому же, Пифагор считал, что человек рождается от семени, понимаемое им за струю мозга, содержащую в себе горячий пар. Умер Пифагор насильственной смертью или дожил до старости. О том нет точных свидетельств.

Учение пифагорейцев считалось тайным. Первым придал его огласке Эмпедокл, после чего был ими презираем. Известно о нём мало, более со слов других. Диоген представил информацию из разных источников. Аристотель, допустим, привёл свидетельство, согласно которому Эмпедоклу предлагалась царская власть, от которой он отказался, предпочтя жизнь обыкновенного человека. Может и не предлагалась, но в нём, как и Пифагора, ряд последователей видел бога. Нам Эмпедокл известен по работе над большими поэмами. Он же считал мир состоящим из воды, воздуха, земли, огня и скрепляющих их дружбы и вражды.

Важным для понимания пифагорейства, но не таким важным для Диогена стал Филолай. О нём говорится, как он погиб при покушении на тирана, ибо считал, что всё рождается от неизбежности и лада. Он же первым сказал, что Земля движется по кругу. Согласно прочим свидетельствам, Филолай стал тем, кто сообщил современникам о понимании пифагорейцами устройства Вселенной.

Учеником Филолая был Архит, непобедимый полководец. Он упорядочил механику, приложив к ней математические основы, и свёл движение механизмов к геометрическому чертежу. Разработал понятие куба. Переписывался с Платоном, именно он уберёг этого афинского философа от казни на Сицилии.

Кратких упоминаний удостоились от Диогена Эпихарм, Алкмеон, Гиппас и Евдокс. Диоген толком не сказал, какая заслуга в написании комедий принадлежит Эпихарму, сообщив о нём в двух абзацах. Алкмеон охарактеризован всего одним абзацем — он оставил труды о природе и врачевании. Про Гиппаса сказано, что он считал Вселенную ограниченной и вечно движимой. Чуть более Диоген говорит об Евдоксе: астрономе, геометре, враче и законодателе. Он был в числе слушателей Платона. Посещал Афины и Египет. Стремился обретать знания, дабы передавать их ученикам.

Такими предстают на страницах «Истории философии» пифагорейцы, должные стоять выше представителей ионийской школы, но рассмотренные в восьмой книге. Они не показаны самостоятельным учением, но школой, всегда стремящейся знать больше, нежели было доступно тогдашнему человеческому пониманию.

Автор: Константин Трунин

» Read more