trounin.ru

Продолжая чередовать сюжеты, Хаггард вновь подошёл к необходимости описать будни современной ему Англии. И взялся он за разрешение уж слишком больной темы — многочисленных трудностей в обретении женщинами права на любовь. Казалось бы, что в этом сложного? Есть мужчина и есть женщина, они влюбляются и происходит должное последовать после. А вот и нет! Не стоит судить о чужом прошлом категориями нынешнего дня. Отнюдь, а если та женщина рождена не в браке, то есть является незаконнорожденной? Глупость: скажет читатель. И сильно ошибётся. Далеко не глупость, если речь об Англии и её порядках, где к женщинам хоть и относились снисходительно, всё равно не считая полноценными членами общества, но только в случае их рождения по заведённым в королевстве порядкам. Если иначе — проблем не избежать. Собственно, главная героиня данного произведения Райдера имела несчастье родиться вне брака.

Любовь зла: скажет читатель. Если можно полюбить женщину с физическим дефектом, то уж дефект социальный может оказаться вовсе незаметным. Разве? Обществу проще закрыть глаза на несовершенство тела, нежели на различия в социальном плане. Отнюдь, на женщине без ног или рук жениться проще, нежели на незаконнорожденной.

Не кажется ли, что проблематика все же излишне накручена: скажет читатель. Нет, не кажется! Однако, беллетристика всегда склонна к допущениям, иначе не было бы в ней никакого толка. Достаточно вспомнить представления о литературном труде от авторов романтического направления. О чём они пишут, то допускается сугубо в книжных сюжетах. Следовательно, в жизни подобного происходить не могло, не может, и не будет для того права в будущем. Получается, незаконнорожденная способна получить возможность обрести любовь.

Раз так, тогда быть любви до гробовой доски: скажет читатель. А вот и нет! Где это видано, чтобы счастье достигалось в книгах столь простым образом? Нужно пройти через страдания. Например, незаконнорожденную женщину общество ещё могло стерпеть, но мать-одиночку… Это уже казалось излишним. Мало того, что сама женщина несёт на себе клеймо позора, так оным наделяет и собственного ребёнка. Потому и не терпели англичане незаконнорожденных, если к чему и бывших способными, то чаще к порождению себе подобных. Опять же, книжный сюжет стерпит и это. В беллетристике всё возможно, так отчего не проследить, к чему приведут дальнейшие мытарства?

Шаг за шагом Хаггард следил за жизненными неудачами главной героини, постоянно позволяя ей обретать долгожданную надежду на благополучный исход. Он позволил ей обрести взаимную любовь, даже дал шанс поправить финансовое благополучие, каждый раз вынуждая сталкиваться с новыми испытаниями. Читатель вполне волен сказать, вновь и вновь ожидая раскрытия общественных язв. Такому желанию Райдер с удовольствием потворствовал, показав огрехи со стороны прочих действующих лиц, за каждым из которых имелось собственное общественное клеймо. Благо, англичане не привыкли смотреть на мир глазами дозволения вершить для кого-то более угодное. Нет и нет! Всё обязательно подвергнется осуждению.

Как же быть — спросит читатель — до какого момента следует продолжаться мытарствам? Ровно до финальной точки, пока Хаггард не придёт к мнению о необходимости завершить повествование. Но как быть с осуждением его самого за поднимаемые темы? Да вот никто не сможет его осудить, ибо он — писатель, а писателям дозволено такое, чего не допускается совершать прочим. Главное, не допустить книжных сюжетов до жизни настоящей. Впрочем, это проблематика для других поколений, к которым Хаггард мог и не пожелать относиться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Можно без затруднения придумывать истории, в которых человек отправляется вглубь африканского континента и добивается там свыше того, что ему могло потребоваться в действительности. Достаточно представить героев произведений Хаггарда, если за чем и отправлявшихся, то за драгоценностями, будь это хоть бивнями слонов, древними артефактами или иным материалом, высоко оцениваемым. А как быть с духовной составляющей? Герои Хаггарда не несли религиозные предпочтения африканцам. Африка являлась для них сырьевым придатком, позволяющим удовлетворять амбиции. А ведь существовали люди, нашедшие возможность для того, чтобы совершить значительное героическое усилие. Как раз о таких взялся рассказать Райдер. Правда сообщал он буквально каплю информации — на брошюру.

Обо всех исследователях, бравшихся освоить части континента, поверхностно не расскажешь. Каждому следует уделить особое внимание. Их имена практически никто не запомнил. Они — удел узкоспециализированной литературы. Однако, тем людям было не так важно, как к ним станут относиться потомки. Они стремились расширить познание мира для современников. Мудрено ли, что наиболее значимым из имён сталось не чьё-то, а Давида Ливингстона, прожившего большую часть жизни в пределах Африки, прошедшего до полусотни тысяч километров и написавшего популярные книги. Этот факт нельзя обойти стороной, за кого из исследователей Африки не стремись взяться.

Но Хаггарда больше интересовала миссия англиканского епископа Чарльза Маккензи, жившего в одно время с Ливингстоном. Нужно сказать и то, что крест на могиле Маккензи ставил непосредственно Давид Ливингстон. И надо сказать, миссионерская деятельность этого англиканского епископа не была продолжительной — она началась в 1855 году, после его прибытия в Наталь. Закончилась со смертью от малярии — в 1862 году. Чем тогда он успел прославиться? Он предпринял миссию в Центральную Африку, практически ничего не имея за плечами, кроме нескольких помощников. На момент написания брошюры количество продолжателей его дела и прихожан значительно возросло, что требует говорить об успешности начатого им мероприятия.

Были и иные миссионеры. Не каждый из них приобщал к христианству убеждением с помощью слова. Иные прибегали к огню и мечу. Но точно можно утверждать — до Маккензи христианская вера так хорошо не закреплялась на африканском континенте. И если говорить серьёзно, требовалось мужество отправляться вглубь Африки, стремясь приобщить африканцев, порою впервые становившихся свидетелями пришествия на их земли европейцев.

Не только различные ветви католицизма пытались осесть в Африке. Вполне успешно распространялось мусульманство, всегда более близкое по духу народам Африки. Особенно благодаря одобрению многожёнства. Пусть мусульманство и содержит сходные изначальные идеи, поскольку имеет общий корень с христианством. До такой стороны понимания миссионерской деятельности Хаггард нисходить не стал, так как доступное для изложения мыслей место того сделать не позволяло.

Теперь от читателя должен прозвучать главный вопрос. Как так получилось, что Райдер не написал полотно о жизни христианских миссионеров? Разве было настолько сложно иначе посмотреть на любого из описанных им персонажей, чтобы придать его помыслам более богоугодный вид? Возможно, Хаггард к тому не стремился, а может и чувствовал слабость в составлении подобного рода историй. Всё-таки тяжело описать миссионера, отправляющегося вглубь Африки, если он идёт не за гарантией обеспечения последующей жизни до старости, а стремится найти последователей веры, уже тем заслуживая пролития на него божественной благодати.

В свою очередь допустимо сказать следующее. Как бы не жил человек, он существует ради определённых идеалов. Ежели кому-то мнится важным находить и возвышать духовное в людях, то другие могут думать лишь о праве на доминирование и подчинение. Собственно, в том и беда мировосприятия англичан — одни из них несут добро, чтобы те, кто следует за ними, становились исчадиями ада.

Автор: Константин Трунин

» Read more

А как читателю будет мрачная история, сказывающая о присущей человеку возможности управлять телесными у духовными резервами? Есть и такой рассказ у Погодина, названный по имени главной виновницы действия — девицы Адели. Любил оную один юноша страшно, позабыв про покой и сон. Он смел мечтать наперёд, представив жизнь, вплоть до гробовой доски. Они побывают везде, увидят многое, прикоснутся к тайнам бытия и достойно покинут этот мир, найдя покой и вечную жизнь в мире ином. Но почему Погодин начинает повествование с того, что сей друг недавно умер? Видимо, имелись роковые стечения обстоятельств. Какие же? Окажется, девушка умерла во цвете лет от горячки. А что юноша? Вот в том и кроется раскрытие возможностей человека, способного совершить такое, к чему нет способности у прочих.

Нечего томить читателя. Нужно раскрыть сюжет. Умрёт юноша по доброй воле, либо не по собственному желанию. Просто у него разорвётся сердце от горя в тот миг, когда он приблизится к телу опочившей девицы. Он скажет жаркую речь, способную проникнуть в сердца его слушавших. И если бы не способность умереть от горя на месте, он бы обязательно нашёл иные возможности для разрешения. Погодин измыслил для него наиболее лучшее из возможного. Тут бы сказать о времени, способном залечить раны, да о вредности скоропалительных решений. Однако, данная история сообщалась не как выдумка, а как имевшее место быть происшествие.

А вот рассказ «Васильев день» — авторская выдумка. Повествование уже потому святочное, что Васильевым днём является тридцать первое декабря, как раз накануне вступления в права нового года. Разумеется, будут в рассказе прочие элементы. Погодин сообщал о девушке, дочери купца, в чей дом забрались разбойники, желая поживиться. На их беду, стоило им спуститься в подвал, их настигала смерть от руки девицы, ловко бившей каждого по голове. Потом девице не желали верить, пока не увидели тела убитых ею разбойников. На том бы и сказа конец, но Погодин расширил повествование далеко, придумав продолжение в виде мести.

В содержании вполне можно увидеть отголоски «Кавказского пленника» Пушкина, тогда должного быть у всех на устах. Девица будет торжественно похищена, о чём никто так и не узнает, пока история благополучно не завершится. К самой девице в лагере разбойников проявит симпатию благородный человек, страдающий хромотой, прибившийся к разбойникам в силу вынужденных причин. Последует побег, девица испытает дополнительные страдания, продолжит оставаться на волоске от преследующих её разбойников, покуда благочестивые люди не помогут ей добраться до дома отца. Надо ли говорить, что разбойников ждёт полагающаяся им кара? Что до девицы, её сердце будет отдано благородному хромому, а тот, к тому же, окажется сыном богатого купца.

Про рассказ «Васильев день» следует говорить шире, нежели для того можно отвести места. Скорее его следует отнести к сказочными мотивам, благо он им полностью соответствует. Добро в итоге победило зло, виновные всё равно были наказаны, а пострадавшим пришлось ещё раз пострадать, так как разбойникам удалось сжечь дом купца, когда для того у них появилась последняя возможность.

В целом, сюжетное наполнение произведений Погодина оставалось на высоком уровне. Михаил брался повествовать с определённой мыслью, не собираясь создавать повествование ради него самого. В итоге выходило оригинально и поучительно. Может и хорошо, что подлинно крупных произведений из-под его пера так и не вышло.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В умелых руках дело спорится: гласит русская пословица. А ежели так, то всего можно добиться, приложи к тому старание. Но всегда ли? Есть у Михаила Погодина два рассказа, противоположные друг другу по должному быть извлечённым выводу. И при этом суть приведённой пословицы не изменится — были бы умелые руки, а желаемый результат тогда всё равно окажется достижим.

Начать лучше с «Суженого», к тому же написанного годом ранее, нежели «Чёрная немочь». Бралась обыденная ситуация — отрок полюбил девицу, пожелал жениться да столкнулся с противодействием родителей. Отрок тот рос сиротой, взятый в дом купца, познавал дело и набирался жизненной мудрости, рано понявший — всё в его руках, коли рукам тем найдёт соответствующее применение. А что до той девицы — принадлежать ей не какому-то достойному её взора вельможе, а как раз сироте, благо он к тому приложит старание. По своему содержанию, рассказ «Суженый» должен относиться к святочным. В сюжете задействовано всё, что для того требуется: поставлена проблематика, явлено чудо и разрешение следует в пределах новогодней ночи.

Отрок найдёт возможность завладеть думами девицы. Явится он к ней не когда-нибудь, а при гадании, и не в своём образе, а предстанет посланцем с иного материального плана. А так как девица впечатлительная, как и её родители, всему будет придано необходимое завершение. Как оказалось, всего-то требовалось пойти на незначительную хитрость, придать действиям мистический антураж, и можно смело идти с невестой под венец. Разве дело мастера не боится? Лишь бы мастер шёл до конца пути, им же изначально назначенным.

Рассказ «Чёрная немочь» повествовал про загадочную болезнь юноши. Казалось бы, рос он в богатой семье, имел великолепные возможности, но отчего-то постоянно чах, отчего его родители проявляли беспокойство. Может влюбился юноша? Да не было никаких девиц в округе, к которым он проявлял симпатию. Может душу его червь терзает дьявольский? И такого за ним не замечали. Так отчего чахнет? Выход оставался один — отправить сына к батюшке, пусть поведает ему о своих печалях и горестях, может тогда станет ясна причина его немочи.

Сразу спрашивается, кто мешал юноше жить во имя присущих ему устремлений? Он не думал любить, сердце ему червь не терзал. Так в чём причина? Окажется, юноша стремился к знаниям. Хотелось ему познавать тайны пространства, находить объяснение виденному, услышанному и ощущаемому. Всему этому мешал строгий нрав отца, не согласного поощрять стремления к знаниям. Таков уж был отец юноши, привыкший заниматься купечеством по заведённым предками порядкам. И сын его должен идти по той же дороге. То есть проводить дни и ночи в торговле, покупая подешевле и продавая с солидным прибытком. К тому не лежала душа юноши, о чём он боялся говорить отцу. Какой толк — размышлял юноша — постоянно прирастать капиталом? Разве живёт семья лучше, нежели прежде? Потребности остаются теми же, а новый прибыток ничему не служит. Хотелось парню духовного роста, дабы прирастал он знаниями вместо капитала.

«Чёрную немочь» Погодина вполне можно принять за манифест соответствующего движения в русском самосознании, довольно опасного для мышления при правлении государя, чьё царствование началось с расправы над поднявшими мятеж декабристами. Но герой Михаила стремился всё же к знаниям, а не к государственным преобразованиям. Что плохого в том, ежели пожелаешь познать сущность бытия? Впрочем, будь герой произведения устремлённым человеком, не наложил бы на себя руки, став дельным мастером слова, либо знатным философом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Дозоры» | Книга №2

Идеальный мир до той поры идеален, пока не станешь дополнять его деталями. И делать это нужно крайне осторожно, не допуская перегибов. Во вселенной Лукьяненко, где сошлись силы света и тьмы, при контроле за их борьбой со стороны сил Инквизиции, возможны различные изменения. Но насколько они требуются? Ежели одержать верх никому не будет позволено, тогда ради чего противиться естественному ходу вещей? Ведь жизнь из того и состоит, что всё питается за счёт чего-то, обязательно обречённое на собственную смерть в последующем. Но кто бы удержал волю писателя к выражению словом? Но! Насколько допустимо считать возможность возвращения Лукьяненко к истокам? Да к тем моментам, когда он только начинал. Не стал ли «Дневной дозор» доказательством регрессии его таланта?

«Дневной дозор» — это три повести: «Посторонним вход разрешен», «Чужой для иных» и «Иная Сила». Первая повесть написана непосредственно Лукьяненко, вторая — Владимиром Васильевым, третья — сообща. О чём же взялся Сергей поведать читателю на этот раз? В самом деле, насколько велика оригинальность предложенного им произведения? Читатель увидел не творчество Лукьяненко, а подражание литературным изысканиям Владислава Крапивина, по воле времени приукрашенные нотками гомосексуальности. По сюжету ведьма отправилась в детский лагерь, по пути встретила приключения на пятую точку, добралась до места, нашла искомое и пала жертвой интриг. На этом фоне раздавались песни, звучал гимн детству. Имеются в повествовании и уши, вроде своеобразной пародии на «Звёздные войны», поскольку Энакин Скайуокер так и мнится.

Дисбаланс в повествование внесён фантазией Владимира Васильева. Им придумана новая сущность для вселенной Дозоров. Согласно текста следует, что когда одна из сторон начинает преобладать, тогда противоположная сила получает в своё распоряжение Зеркало, под видом которого выступает иной, не способный в действительности относиться к свету или тьме, а именно уравновешивающий. Почему так произошло? Оказывается, в стане света случилось усиление могущественной волшебницей, чему ответом и послужило привлечение в повествование Зеркала. Подобная сюжетная находка сравнима с изобретённой Сергеем Инквизицией — тем же самым Зеркалом, но действующим осознанно и специально ограничивающим силы света и тьмы. Понимая именно так, не видишь смысла в существовании Зеркал. Однако, ничего уже не поделаешь — дисбаланс во вселенную Дозоров был внесён.

Лукьяненко поддержал начинание Васильева — они написали продолжение двух этих повестей, увязав события в единый мотив. Повествование шло от лица разных действующих лиц, чему и служит объяснением, как повесть могла быть создана. Сперва писал кто-то один, затем подхватывал другой, в результате чего становилось яснее, к чему подводить сюжетную канву. Довольно неожиданно, ибо иначе это понятным стать не могло, виноватым выставлялся Завулон — начальствовавший над московскими силами тьмы. Зачем ему понадобилось строить интриги — оставалось непонятным. Опять же, такое суждение следует из событий «Ночного дозора», где агрессия постоянно отмечалась со стороны сил света.

Ограниченный мир происходящего действия в «Дневном Дозоре» начал расширяться. Становилось известным о положении светлых и тёмных в других странах, особенно в Чехии. Только осталось непонятным, почему эпицентр борьбы находится в Москве, а Инквизиция предпочитает для базирования города вне России. Если следовать данной мысли, в конечном итоге борьба сил света и тьмы должны с локального уровня перерасти до мирового, а то и вселенского масштаба. Остаётся сожалеть, осознавая, насколько выверенный баланс подвергнется дальнейшему разрушению. Будущее покажет, насколько Лукьяненко был прав, дозволяя Дозорам развиваться. Пока же воодушевляться нечем.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Изданный в 1942 году сборник сказов Бажова «Малахитовая шкатулка», годом спустя удостоился Сталинской премии. Он включил в себя такие важные для понимания творчества Павла произведения, вроде следующих: «Медной горы Хозяйка», «Малахитовая шкатулка», «Каменный цветок» и «Горный мастер». Не считая вороха прочих сказов, написанных с 1936 по 1940 год. Все они обрамляют идею необходимости выработки мифологии непосредственно уже советского народа, должного изыскивать для будущего определённую отправную точку, обозначенную борьбой пролетариата с некогда господствовавшим классом управленцев, чаще поставленных царской властью в качестве надзирателей.

Лучше понимать сказы Бажова именно так, не прикрываясь особой целью изыскания фольклорных мотивов освоения русскими Урала и пространства за ним. Куда бы не шли переселенцы, везде они изыскивали нечто определённое, чаще мало отличимое. Но как-то не сохранилось преданий тех дней, может вследствие малого в том интереса. Ведь собиратели фольклора в XIX веке стремились познать седую древность, а не тот отрезок времени, который ими воспринимался исторически ничтожным. Соответственно, являлся для них малоинтересным. Вполне логично видеть стремление к познанию упущенного предыдущими поколениями. Беда в том, что советские исследователи обрекались на борьбу с идеологией, с которой они чаще вынуждены оказывались соглашаться.

И вот возник в литературой среде Бажов. В чём-то он предвестник всего того, к чему будут стремиться последующие поколения писателей Урала, Сибири и Дальнего Востока — к поиску определённой идентичности. И всё равно крепко засядет в их подсознании необходимость описывать мытарства рабочего люда, вынужденного гнуть спину и принимать неизбежное. Подходить советские писатели станут непременно с этих позиций, поскольку имелась твёрдая установка, согласившись с которой, твой труд мог быть востребован читателем, ожидающим именно такого развития событий в произведении, благодаря которому опять получится пролить слезу на судьбу рабочего люда, находившегося в крепостном услужении.

С другой стороны, к чему стремится писателям Урала, Сибири и Дальнего Востока, как не к подобным сюжетам? Как не думай, а жизнь переселенцев была связана с трудностями, чьё преодоление казалось невозможным. Как нельзя пойти против воли царя, так и против поставленных им людей не пойдёшь — остаётся скрипеть зубами. И как бы далеко не забирались переселенцы, всюду до них дотягивалась рука закона. Посему, как теперь не обращайся к творчеству уральских, алтайских и прочих писателей, ориентирующихся на повествование о тяжести жизни людей, связанных с горами, всегда видишь сходные моменты.

Скажем ещё о двух сказах Бажова, написанных последними для опубликованного в 1942 году сборника. Первый из них — «Огневушка-поскакушка». Чего только не привидится в ночных посиделках у костра. То горы на горизонте начинают двигаться, то деревья необычно шелестят, а то и костёр так полыхает, что в его огне мерещится девчушка. А раз она видится, тогда, согласно поверий, вскоре в сих местах будет обнаружено золото.

Другой сказ «Ключ земли», первоначально публиковавшийся под названием «Ключ-камень», ещё одно стремление приблизиться к пониманию таинств горного дела. Существует ли знак, помогающий находить залежи драгоценных пород? Фактически признаком этого служили ящерицы, будто бы предпочитающие селиться там, где земля поистине богата. Но ведь могут иметь место быть некие артефакты, обладание которыми способствует облегчению поисков. И вот таковой предмет становится доступен. Да вот нужен ли он простому человеку? Счастья всё равно не принесёт, и богатством после не похвалишься. Разве только дашь повод кому-то сочинить красивую историю, вроде Павла Бажова.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1939 год — довольно богат на опубликованные сказы. Помимо прочих, стали известны читателю следующие: «Две ящерки», «Змеиный след», «Синюшкин колодец», «Золотой волос», «Кошачьи уши» и «Тяжёлая витушка». Без проявления изысков Павел наращивал фольклорную составляющую. Он уже брался и за простецкие сюжеты, не вкладывая в них особого смысла. Читателю всего лишь сообщались чьи-то истории, не всегда занимательные. Раскрывать их содержание сверх меры нет смысла, но кратко сообщить о каждом сказе всё-таки следует.

Сказом «Две ящерки» Бажов продолжил закреплять мнение о тяжёлом положении простого люда на Урале. Может оно было и так. Вместе с тем, как и везде, некто склонен брать ситуацию в свои руки, почти никогда не действуя всем на благо. Собственно, таковой человек начинает считаться противным духу обыкновенного люда, им непременно принижающийся. Что остаётся делать? Надеяться на высшие силы, способные урезонить нрав себялюбца. Можно по-разному понимать содержание. Однако, Павел поддерживал позицию обездоленных.

В схожем осмыслении писался сказ «Змеиный след», напрямую связанный с повествованием произведения «Про Великого Полоза». Предстояло проследить за родственниками, в чьём наследии могло быть всё схожим, не пойди они противоположными путями. С одной оговоркой — всему этому быть не в уральских сказах, а в преданиях народов, вышедших из Азии, принеся в пределы Европы не столько легенды кочевников, сколько сюжеты сказок китайских народностей. Этому суждению подтверждением следует считать содержание сказа «Золотой волос».

«Золотой волос» — своеобразная история, имеющая мало схожего с прежде рассказанным Бажовым. Она вела читателя по пути погружения в башкирские сказания. Сообщалось про устремлённого юношу, готового на лишения, только бы увести понравившуюся ему девушку из отеческого дома. Сколько бы он не похищал любимую, всякий раз оказывался вынужден отказываться от замысла, ожидая долгие три года. Отец невесты обладал магической силой, способный через землю утягивать дочь обратно домой. Вероятно, данный сказ про то, как трудно порвать с корнями — необходимо приложить недюжинную силу, иначе не сможешь осуществить задуманного.

Сказ «Синюшкин колодец» — повествование в защиту сирых и убогих. Говорят, живёт на свете старушка, способная воздать человеку по заслугам, щедро наградив. И пусть остаётся непонятным, почему подобных заслуг достойны сугубо сирые и убогие. Видимо, способные добиться своего — справятся и без упования на помощь со стороны. И дабы всё встало на места, сирый и убогий должен показать способность совершать подвиги. Такова риторика Бажова, писавшего именно сказы, всё равно далёкие от права считаться подлинно мифологическими.

Сказ «Кошачьи уши» в прямом прочтении, это повествование о надежде на лучшее, когда ничего помочь более не сможет. Тогда и остаётся надеяться на знаки судьбы, встречаемые в том или ином виде. Кто-то видит их через изменения в пространстве, вроде главной героини данного повествования. Она шла к цели, разглядывая огоньки, за которыми она непременно следовала. Смогла перебраться и через такие преграды, где потеряет силу духа крепкий здоровьем человек.

Ещё один сказ за 1939 год — «Тяжёлая витушка». Однажды повезло мужику найти большой кусок золота, как он об этом смел утверждать. С той поры сему мужику уже так не везло, а то и вовсе не везло, отчего оставалось вспоминать единственное происшествие, по понятной причине запавшее ему в память. Если иные мастера у Бажова могли из такого богатства извлечь прибыль в виде творческого роста, стремясь облагородить им доставшееся, то сей персонаж посчитал необходимым выручить за него деньги. Мораль должна быть ясна.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Несмотря на случившуюся опалу, Бажов продолжил писать сказы. Павел словно видел, как за светлыми и чистыми идеалами в действительности не кроется тех помыслов, с которыми их преподносят. Иначе отчего в его произведениях превалирует разочарование от текущего момента, прежде бывшего наполненным ожиданием свершившихся великих перемен? Всё происходило подобно сюжетам русских сказок. Кто-то хотел лучшего, проходил испытания, получал требуемый результат, но обыденность возвращала всё на круги своя. Так происходило и теперь. Следовало выбираться из опалы. Не воспользоваться ли методом Ивана Крылова, некогда пребывавшего в подозрении у власти, неожиданно для всех став любимцем читающей публики, к тому же сумевшим истребовать для себя пенсию от императора. Остановимся в сих рассуждениях на том, что Бажова коснулась лишь десница ответственных за вручение Сталинской премии. Прочие домыслы — предположения.

В 1937 году опубликованы два сказа — «Сочневы камешки» и «Марков камень». Они несли в себе тот заряд, который в целом присущ произведениям Бажова. Некие лица желают нажиться за чужой счёт, надеясь на удачу, должную повернуться к ним лицом. Что же, так и происходит, пускай только на краткий момент. Мало ли встречается сюжетов, где людям воздаётся за их жадность. Ежели мифический Мидас был проучен самым жестоким образом — к чему он прикасался, то превращалось в золото, даже еда и вода. То уральскому люду везло на встречи с Хозяйкой Медной горы. Она не могла озолотить, зато снабжала драгоценными камнями. И так уж случалось, что те камни легко обращались в ничего нестоящий материал.

В 1938 Бажов продолжил идею повествовать о тленном. Так из-под его пера вышел сказ «Серебряное копытце». Сообщалось о волшебном козле, способном высекать копытами драгоценные камни. Объяснение истории представляется повествованием старика внучке. А каких историй не расскажешь юному поколению, удовлетворяя его любопытство ко всему необычному? Почему бы и для уральских сказаний не придумать созданий, вполне созвучных таким, какие встречаются в других культурах.

А вот сказом «Демидовские кафтаны» Бажов приступал к закреплению фактологической базы. Первоначальное название больше отражало содержание — «Сказ про Иткуль». Мало Ермаку было пройти через уральские земли. То ничего не значило. Да, казаки отправились за горы в Сибирь. Но на том и всё. Полноценно говорить приходится лишь со времени начала деятельности Демидовых, особенно Акинфия. Эти деятели позволили зародиться необходимости активно осваивать зауральское пространство. Пока же так далеко заглядывать не стоило. Хватит и сказа об иткульских окрестностях. А чем они примечательны? Более нравом местного люда — крайне лёгкого на подъём. Известно ли читателю, кто первым поддержал Пугачёва в его стремлениях? Так и есть — это иткульцы. Ежели исходить из того, что порыв тот возник за счёт необходимости усмирить жестокость бар, то вполне очевидно, почему такой сюжет нравился Бежову. И дабы читатель знал ещё об Иткуле, Павел расширил повествование до древности, сообщив долгий исторический экскурс.

Для Бажова становилось понятным — каждый сказ может иметь продолжение. Герои одного повествования могут опосредованно или прямо влиять на сообщаемое в других произведениях. Так сюжетная линия могла разрастаться и принять вид полноценного полотна, крепко переплетённого и всегда способного восприниматься в чёткой взаимосвязи. Но до подобной скрупулёзности Бажов не снизошёл. Он продолжал писать сказы, иной раз дозволяя себе выводить по два-три поколения действующих лиц, не стремясь проследить их путь до современных ему дней.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Уральским сказам быть! Незнамо где, но Бажов сумел их обнаружить. Задача казалась невыполнимой, однако Павлу это удалось. Он будто бы создал рассказы по материалу, записанному собирателем фольклора Хмелининым. Первая публикация случилась в одиннадцатом выпуске литературного журнала «Красная новь» за 1936 год. Помимо «Медной горы Хозяйки», размещены на страницах были сказы «Дорогое имячко», «Про Великого Полоза» и «Приказчиковы подошвы».

Откуда черпать предысторию и насколько далеко отходить вглубь прошлого? О том, как жили на Урале до прихода в сии земли казаков — остаётся гадать. Может как на Алтае — жила там некая чудь, канувшая в небытие, оставив по себе поверхностно разработанные рудники. Но кому это будет интересно? Да и поведать о том никто не мог, поскольку некому. Да вот останется от той чуди представление о должной быть в данной местности мифологии. Так среди созданий будет постоянно появляться Хозяйка Медной горы — преданная всё той же чудью, ныне являющаяся единственным их зримым представителем.

Бажов определился — быть уральским сказам со времён прохождении через сии земли казаков. Но как же сказывать? Может воспользоваться помощью восточных сказаний? Отчего не быть на Урале горы, вход в которую открывается волшебным словцом, навроде сообщаемого в сказе «Дорогое имячко»? Главное найти точку опоры, пускай и сомнительного содержания. Дальше всё получится в лучшем виде. И дабы придать правдивости, сообщить, отчего так много богатства на Урале, то нужно пояснить — значения ему никто из прежних жителей не придавал, для них и золото цены не имело.

Далее требовалось раскрыть подробности мифологии. Следовало описать высшее божество, ведающие Уральскими горами. Так в представлениях Бажова проявился Великий Полоз, которому подчиняются ящерицы. Как известно, искатели камня предпочитают прежде всего ориентироваться как раз на ящериц, наиболее показательной примете в залегании поблизости драгоценной породы. Получается, божественная сущность этих созданий устанавливалась сама по себе. Да и не могли уральские жители не придумывать в своих рассказах чего-то подобного. Ведь кого-то следует просить о помощи, так почему не ящериц, способных показать дорогу к месту, где в будущем предстоит поставить рудник. А уж Великий Полоз — это значительная допустимость, ибо у каждой земной твари должен быть верховный начальник, ровно как и у людей.

Сказ «Приказчиковы подошвы» закреплял идею для дальнейшего повествования. Мало описать фольклор Урала — на нём далеко не уедешь. Требовалась идея, обязательно нужной для построения следующих историй. А чем плох сюжет про бедствующих работников, находящихся в подчинении у самодуров-приказчиков? Одному из таких приказчиков можно устроить показательную порку. Пусть он вступит в конфликт с Хозяйкой Медной горы, и останутся от него лишь подошвы. Сказано — сделано! Теперь требуемый материал для продолжения повествования выверен, оставалось найти силы для его претворения в жизнь.

Так почему писать сказы — сталось для Бажова лучшей возможностью для проявления таланта к писательству? Иного выбора у него не оставалось. Если он брался писать о современности, то сталкивался со сломом сознания жителей советского государства, вследствие пересмотра исторических процессов, понимаемых под новым углом. О чём бы Павел не брался повествовать, всё упиралось в стену нежелательности для публикации. А так как перо писателя тех лет должно было превозносить заслуги, это получалось порицаемым, когда того или иного деятеля подвергали опале. Даже сам Бажов оказался под угрозой, написав не о том человеке, о котором следовало. Поэтому, как не судил бы читатель, сказы оставались для него единственной отдушиной.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иные сказы у Бажова растягивались более, нежели на два произведения. К таковым относится описание судьбы Данилы-мастера, его невесты Кати и одного из их сыновей. Рассказы соответственно назывались «Каменный цветок», «Горный мастер» и «Хрупкая веточка». Но о сыне сказ публиковался в иных сборниках, нежели в том, что был удостоен Сталинской премии. Поэтому, в основном, читателю предлагается ознакомиться с событиями, руку к которым снова приложила Хозяйка Медной горы. И всё начинается с описания становления Данилы Недокормыша, отданного на обучение к старому мастеру, дабы тот подготовил достойную себе смену.

Отчего плохо быть умелым мастером? На твоём труде будут наживаться другие, тогда как ты обрекаешься на постоянные мытарства, будучи обязанным творить для богатых и власть имущих. Плохо ли это? Настоящий мастер рад браться за любое угодное ему дело, невзирая на последующее. Об этом писал и Павел. Однако, читателю предлагалась более прозаическая трактовка происходящего. Пусть Данила горяч до дела, мастерски изготавливает вазы и погружён сугубо лишь в подобные мысли. Но перед Бажовым стояла задача объяснить едва ли не противоположное мнение. Зачем трудиться на бар и приказчиков? Таким вопросом желал Павел испытать читателя. И сам же на него отвечал, ибо всякий мастер рвётся создавать, насколько не будь заинтересован в результате его труда человек, жаждущий извлечь прибыль или угодить вышестоящим.

К тому и подводил постоянно Бажов, сперва не желая позволить юноше постигнуть камнерезное искусство, а после не дать ему найти требуемого камня. Окончательная роль будет отведена Хозяйке Медной горы, настолько очаровавшей Данилу, что тот пропал без вести. Как раз с этого момента начинается сказ про Катю.

Требовалось вернуть Данилу назад. А как? Повторять сюжетный ход, как то случилось со Степаном, Бажов уже не мог. Недостаточно послать на поиски суженого невесту. Теперь от девушки требуется много больше. Да и идея показать способность к камнерезному искусству и поиску подходящего камня, присущую и женщинам, Павел обязан был использовать. Катя выйдет у него всем на радость, не просто в тоске ожидающая появления сгинувшего жениха, а сама решившая обучиться делу. Катя усвоит навыки горного мастера, прославившись на округу. Ей будет сопутствовать удача, так как находимые ею камни сами по себе имеют великую стоимость. И задумается Катя: а не Данила ли ей помогает?

Написав такого рода предысторию, Павел подводил повествование к всё тому же сюжетному повороту. Опять Хозяйка Медной горы требовала определиться, с нею ли оставаться Даниле, теперь уже навсегда позабыв про Катю и про людской род вообще, или предпочесть невесту, в свою очередь утратив воспоминания о Хозяйке и её владениях. Выбор становился очевидным, поскольку человек не может жить без человеческого, какие бы тяготы тому не сопутствовали.

Насколько позволительно выносить мораль из содержания? Никаких посторонних трактовок Бажов не предлагает. Им рассказанное наглядно читается и прямо понимается, без какого-либо домысливания. Надо ли уточнять, что стремиться к чтению между строк всё равно следует? Возможно и не такое понимание сказов про Данилу и Катю, было бы у читателя к тому желание домысливать. А уж то, что «Каменный цветок» и «Горный мастер» являются единой историей (разделённой сугубо по авторской воле, учитывая необходимость описания действий разных главных героев) — сомневаться не приходится.

Что же, так никто Хозяйку Медной горы и не предпочтёт обыденности?

Автор: Константин Трунин

» Read more