trounin.ru

Если бы Салтыкову запретили писать вообще, отправив под строгий надзор, что могло тогда с ним произойти? Например, Тарасу Шевченко некоторое время запрещали прикасаться к бумаге и к писчим принадлежностям. А Михаилу просто разрушили жизнь, закрыв «Отечественные записки». Став заложником ситуации, он смягчил позицию противления, окончательно смирившись к «Мелочам жизни». Салтыков так и говорил редакторам, дозволяя им вносить любые правки, лишь бы публикация состоялась. Поступал так Михаил в виду острой нужды. И вот к маю 1887 года он взялся написать очерки о непосредственно самих читателях. При этом сделал предуведомление, сказав, писатель пишет ради того, чтобы его читали, а некоторые представители пишущей братии — сугубо ради мзды. Разумеется, себя к последним Салтыков не причислял.

Первый очерк — «Читатель-ненавистник». Таких читателей писатели не любят больше всего. Они вдумчивы и придирчивы, уделяют внимание каждому слову. Читают не ради чтения, имея мыслью разнести читаемое в пух и прах. При этом ненависти за данным читателем не водится. Скорее, такого читателя следует назвать ратующим за объективность. Это писателю видится проявление ненависти. Салтыков так и отмечал — чаще всего читатели-ненавистники оказываются правыми в суждениях. Но и они могут иметь отличия друг от друга. Одни из них предпочитают оставаться одиночками, другие — собираются в группы по интересам. Однако, читая между строк, рядовой читатель всё же отметил направленность очерка против цензуры. Именно цензоры разбирают порученные под их ответственность тексты. И должно быть очевидно, из каких побуждений цензоры отдавали значение каждому слову, скорее обеспокоенные возможностью пропустить любой намёк на действия власти, вынужденные видеть в самом отдалённом способное побудить к неправильным мыслям.

Второй очерк — «Солидный читатель». Чем-то этот тип способен напомнить газетчика непомнящего, хотя Салтыков называет его кумом читателя-ненавистника, в отличие от которого солидный читатель читает в не силу потребности, а по имеющейся у него склонности к чтению. Обычно солидный читатель не вникает глубоко в текст, знакомится с ним поверхностно. Чаще отдаёт приоритетное значение чтению новостей по утрам. Мыслит такой читатель сообразно текущей минуте. То есть нужно понимать, что существуют читатели, желающие читать по внутреннему к тому стремлению, но разбираться в прочитанном у них нет надобности.

Третий очерк — «Читатель-простец». Прежде читать могли только обеспеченные люди. Достаточно вспомнить малое количество экземпляров подписных изданий, должно быть прилично стоивших. Теперь газеты и книги начали печатать массово и продавать за доступные средства. Появилось множественное количество читателей-простецов, за счёт которых те же писатели смогли наладить в меру безбедное существование. Никаких ярких характеристик таким читателям Салтыков давать не стал.

В четвёртом очерке — «Читатель-друг», скорее являющегося заметкой в несколько абзацев, Михаил имел желание упомянуть тип читателя, с которым он никогда не встречался. Существует ли такой вообще? Есть твёрдая уверенность — он обязан существовать. Должны ведь быть люди, обладающие умением радовать писателя, прощая ему все его огрехи, побуждая к дальнейшим творческим свершениям. Другое дело, читатели-друзья не спешат заявлять о себе, разумно опасаясь показаться докучливыми. Впрочем, не всякий бы взялся признаваться в симпатиях к творчеству Салтыкова, и даже не в силу возможности быть заподозренным в крамольных мыслях, чаще из сложности в способности усвоить огромный массив информации, обычно сообщаемый Михаилом через иносказание. В чём не всякий современник мог разобраться, в том потомки не смогут разобраться тем более.

«Мелочи жизни» заканчивались этюдом «Счастливец», опубликованным в июне, про человека, жившего успешно, чуть не ставшего губернатором, под старость лет начавшего интересоваться псевдополезными науками.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В марте Салтыков публикует ещё четыре очерка, взявшись за рассказ о новых и относительно новых для России деятельностях. В части «Газетчика» имел некоторые неприятности, частично подвергнутый цензурированию. Михаил говорил прямо, теперь уже не идеализируя. Даже чувствовал, вероятно писал последнее, и более не напишет вовсе. Особенно так ему казалось к апрельской публикации очерка «Имярек», столь пресного для чтения, что о нём можно вовсе не говорить.

О чём же вёлся рассказ в очерке «Газетчик»? Как должно быть понятно, в газетах положено описывать происходящие события. Например, говорить о политических процессах, сообщать гражданам о государственных делах. И хорошо, если изложение обстоятельств будет без предвзятого отношения. Но читатель, опережая Салтыкова, понимал, насколько невозможно сухо излагать, не вкладывая определённого смысла в подачу материала. При любых обстоятельствах окажешься предвзятым. Хотя бы в силу тех причин, которые принято именовать цензурой — то есть кому-то или чему-то неугодным. Даже позволь излагать информацию как она есть — невольно появятся те, кто посчитает необходимым использовать ситуацию для своей выгоды. Поэтому Салтыков не стал углубляться, всего лишь предложив классификацию газетчиков. Тем показав для читателя, каковы люди по своей природе, поступая определённым образом вне какого-либо умысла. О чём Михаил напомнил, так об особом типе газетчиков, по своей сути вечных: непомнящие. Те, кто позавчера говорил одно, вчера — другое, сегодня — прямо противоположное, и при этом делая вид, будто никогда не говорили в ином смысле. На удивление — у них есть свои приверженные читатели, отчего-то отказывающиеся замечать, мягко скажем, «брехню». Какое же значение должно быть у газеты? По мнению Салтыкова, газета даёт повод читающим для ведения светских бесед на определённые темы.

Второй очерк — «Адвокат». Самое новое из профессиональных увлечений для России тех дней. Михаил отмечал, приходилось смотреть на Запад, где издавна существовала адвокатура. Разве это оправдано? Только в необходимости осмыслить суть самого явления. Салтыков не стал упоминать, может по причине незнания, о существовании на Руси до периода раздробленности особой любви народа к судебным тяжбам. Существовали даже законы, навроде свода, известного нам как «Русская правда». Но раз в текущих реалиях пришлось перенимать западный опыт, следовало понять, что адвокаты не отстаивают невиновность и не взывают к справедливости, они обеспечивают наименьшее из возможных наказаний. Хотелось бы услышать: деятельность адвоката направлена на ведение судебного процесса через положенные для того процедуры, о которых участники дела могут не знать.

Третий очерк — «Земский деятель». Когда случилась эмансипация крестьян, потребовались представители, способные заменить дворянство на местах. Михаил повёл сказ об одном из таких деятелей. Этот деятель честно не мог понять, для чего требуется земство. В своих решениях он никогда не спорил с дворянством, проявлял к нему уважение, ставил себя ниже. Одним словом, Салтыков внёс разъяснение, указав, ничего в сущности не поменялось. Никто не стал представлять интересы бывших крепостных. А почему описываемый деятель не оставил должность, если не видел в ней смысла? Хотя бы по причине обеспечения за её счёт собственного существования.

Четвёртый очерк — «Праздношатающийся». Так Михаил назвал должностное лицо, работающее в двух ведомствах, занимающееся только тем, что везде умеет найти подход, со всяким — общий язык, ведая, где достать нужное и купить в лучшем виде. При этом толком ничего не создаёт.

Для завершения «Мелочей жизни» Салтыкову осталось написать ещё пять очерков.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В январе 1887 года Салтыков всё-таки решается на публикацию отдельного очерка — «Портной Гришка», не сумев под него написать соответствующие произведения. Благо, работа над рассказом продвигалась быстро. Если его разбить на фрагменты, вышли те же самые четыре очерка из прежних частей «Мелочей жизни». Читатель узнавал про портного, с детства жестоко воспитываемого родителями, имевшими пристрастие к алкоголю. Ни дня не проходило без порки. А что ждало главного героя повествования в будущем? Зависело от настроя писателя. Михаил не дал ему счастья в жизни. По итогу всё закончится печально.

Читатель может отметить, будто бы Салтыков возвращался к себе прежнему. Однако, в феврале «Мелочи жизни» пополняются четырьмя новыми очерками под общим заглавием «Девушки». И самый первый очерк — «Ангелочек» — внушал робкие опасения. Вчитываясь в текст, приходило осознание возвращения к приторному представлению о прошлом. Ведь как воспитывали юных барышень? Уж точно без использования над ними физического насилия. Верочку холили. Единственным её утруждением являлось обучение языкам. Маменька не экономила на гувернёрах, дававших уроки английского, французского и немецкого. А вот на русском экономила. Поэтому читатель наглядно убеждался, отчего прежде дворяне так плохо изъяснялись на русском. Кто-то даже посматривал в сторону царя Александра III, о котором ходила молва, словно в его выговоре была изрядная доля немецкого акцента. Что же могло статься с Верочкой далее? Жизнь её — сахарная вата. При всех неурядицах она осталась тем же ангелочком.

Второй очерк — «Христова невеста». Рассказ об ещё одной хорошенькой девушке с чистыми помыслами. Жить она предпочла в поместье, ухаживала за престарелым дедушкой. Чтобы не маяться бездельем, думала учить крестьянских детей. Встретила сопротивление, поскольку обучать детей бралась другая девица, тем самым лишь умея добыть пропитание для семьи. Чем же главной героине ещё заниматься? Когда дед умрёт, уедет в город и продолжит наполнять дни вспомогательной деятельностью. Ничего плохого в жизни девушки так и не случилось.

Браться ли за третий очерк? — мог задуматься читатель. Похоже Салтыков пишет сказки для детей. Пленяло название — «Сельская учительница». Интриговало сиротское происхождение главной героини. Воспитанная добрыми людьми, она решила заняться учительством, влача существование за гроши и ютясь в углу. Будучи честным человеком, сталась опорочена. Не смогла стерпеть над собою такого унижения, сведя дни к тому же итогу, какой знаком читателю по очерку «Портной Гришка». Как это всё понимать? — опять задумывался читатель. Девушка не может наладить быт без поддержки со стороны и создания полагающегося уюта на первых порах? Отчасти это соответствовало представлениям. Девичья участь полностью зависела от окружения, тогда как мужская судьба могла складываться вне зависимости от чего бы то ни было.

Четвёртый очерк — «Полковницкая дочь» — Михаил опубликовал отдельно в «Книжках Недели». Видимо, была отражена история некой девицы. Таких рассказов всегда хватало в памяти народной, если когда-либо случалась война. Отец главной героини погиб в бою, тётя её пристроила в пансион. Став учительницей, жила для гордости других, ни в чём не заявляя о праве на личное счастье. Замуж не вышла, вела благочинное существование, стала чтимой за присущий ей образ жизни. Что же с того? — вступал с писателем в разговор читатель, без права на получение ожидаемого ответа. Но Салтыков перестал писать для побуждения мыслей. Пусть публикуют хотя бы это.

Или Михаил задумал усыпить бдительность комитета по цензуре? К таким произведениям точно не будет претензий.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В декабрьском выпуске «Вестника Европы» Салтыков опубликовал ещё четыре очерка для «Мелочей жизни», именовав пасторальным названием — «На лоне природы и сельскохозяйственных ухищрений». Читатель гадал, насколько представленные образы следует считать за полагающиеся к необходимости серьёзного их восприятия. Михаил именно что создал идиллию. Никакого критического отношения, сугубо созидание благостного восприятия. Это не сказ о мужике, прокормившем двух генералов. Пиши про высокие чины сейчас, вышли бы генералы довольно дельными служаками, способными уже самого мужика накормить и обеспечить ему досуг. То есть непонимание сочинений Салтыкова продолжало возрастать. А что на это говорил сам Михаил? Он делал оговорки — каждый раз речь ведётся об усредненном типе. То есть бывают и другие представители обрисованного им люда, но в данный момент разговор должен вестись в общем.

Первый очерк — «Хозяйственный мужичок». Салтыков не стал создавать образ угнетаемого крестьянина. Более того, мужичок самовольно себя во всем ограничивает. Питается скверно не от недостатка возможностей, вкусного у него есть некоторое количество. Однако, мужик считает — не надо себя расповаживать. Чтобы вкусное быстро не съесть — его следует сделать менее приятным к употреблению. Да и вообще тогда съешь меньше, оставив на потом. И такой подход сей тип хозяйственного мужичка применяет во всём. Кто-нибудь прежде думал в таком виде о быте крестьян? Чаще писали про их горькую долю.

Второй очерк — «Сельский священник». Кажется, уж поп-то должен жить безбедно. Но жил он хуже крестьянина. Да, приходил на готовое. Но ведь под старость оставался вовсе без всего, уступая приходящему на его место попу. К тому же всегда был вынужден думать о пропитании. Только как? Призовёт мужика помочь, тот не разбежится: более съест за время работы, нежели посеет. Опять же, мужик всегда при деле и при еде, прирастает сыновьями и их жёнами-работницами. Мужик умеет заработать дополнительную копейку ремеслом. Священник ни о чём подобном не может помыслить. Писал ли кто прежде про горькую долю сельских попов?

Третий очерк — «Помещик». И вновь Салтыков не оправдал читательских ожиданий. У Михаила вышел дельный человек, который обо всём заботится, всё у него прирастает, способный трудиться в поле не хуже мужика. Живёт помещик в неприглядных условиях. Разве не было таких помещиков? Или мыслями читатель про тех, кто оставлял поместья управителям, отправляясь кутить в столицу? Гораздо чаще, если не практически каждый, писатель повествовал про разнеженных созданий, чьи руки никогда не знали мозолей. Для чего-то Салтыков старался таковой миф разрушить. Пусть читатель знает, сколь горька была доля помещиков.

Четвёртый очерк — «Мироеды» — Салтыковым стал задуман без привязки к «Мелочам жизни». Если не публиковать, более такой возможности не представится. Кто же такие мироеды? Жившие за счёт чужого труда. Например, на деревню разрешалось держать всего один кабак, при этом пить мужику в чужих деревнях запрещалось. Проще говоря, создавалось подобие монополии, практически откупная система. Выбив себе право держать кабак в деревне, мироед мог наладить безбедное существование. Не обязательно деятельность касалась кабаков. Какая же горькая доля была у мироедов? Об этом говорить не приходится. Сылтыков присовокупил текст по мере личной на то надобности, пусть и разрушив за счёт того общую повествовательную линию, всё-таки показав чьё-то превосходство над другими.

Далее требовалось создать ряд новых портретов людей с горькой долей. Следующий год Салтыков продолжит писать очерки для цикла «Мелочи жизни».

Автор: Константин Трунин

» Read more

С середины октября по начало ноября Салтыков дополнил «Мелочи жизни» четырьмя очерками, озаглавив как «Молодые люди». Оставалось только гадать, на кого именно Михаил смотрел, создавая такие портреты. И ещё более интересно узнать мнение современников, точно отказавшихся бы признавать подобные тексты за щедринские. Неужели всё складывалось настолько плохо? Или Салтыков начал искать благожелательное к нему отношение со стороны чиновничьего аппарата? Некогда он сам ходил среди власть имущих, пускай в относительно отдалённой губернии. Может оттуда и черпал вдохновение? Портреты «Молодых людей» вышли такими, словно рассказ вёлся про нищенствующую братию времён едва ли не тысячелетней давности. Или Михаил устал от происходившего в стране, теперь стремясь отдалиться от философствования? Россия шла в не совсем нужную для понимания сторону.

Первый очерк — «Серёжа Ростокин». В иные времена портрет такого молодого человека воспринимается за извечный. Это некий шалопай, живущий лёгкой жизнью, проводящий время на светских мероприятиях, скорее прожигающий день за днём. Он ни к чему не стремится, кроме поиска к проявлению свойственного ему блеска. Но другое беспокоило Салтыкова, видевшего, как такие люди начинают помышлять о чиновничьих должностях. Будут ли сии граждане сеять зёрна, полезные для развития государства? Времена сменяются, и всё повторяется снова. Если серёжи ростокины считают позволительным вмешиваться в политику, причём с дозволения собственных родителей, то ничего хорошего не случается. Читателю только и оставалось уловить между строк застрявшую мысль — каждый раз Россия катится в бездну, дозволь давать власть подобным гражданам.

Второй очерк — «Евгений Люберцев». Сказ про однокашника Серёжи Ростокина. Евгений хорошо зарекомендовал себя в учёбе, при этом понимая — едва ли не всё зависит от его отца. А отец говорил сыну, чтобы прежде всего оберегал здоровье, так как оно является самым важным для человека. Такому вполне позволительно становится чиновником. Если он о чём и думает, пусть даже о личном благополучии, для сограждан станет примером разумного отношения к делу. И никто не скажет, будто Евгений растрачивает жизнь на никчёмное. Наоборот, приумножает собственное благополучие, в чём-то подавая пример для других. Читатель теперь не видел между строк мысли Михаила, замечая, насколько хорошими могут быть чиновники. Автором точно был Салтыков?

Третий очерк — «Черезовы, муж и жена» — хронологически написан ранее «Евгения Люберцева». Он про конторских служащих, имевших солидный достаток, продолжавших трудиться так, словно завтра они потеряют работу и вынуждены будут побираться. Жизнь постоянно откладывалась на потом. Буквально — не видели белого света. Что по итогу? Один из супругов скоропостижно скончается от простуды. Вывод становился очевидным — бессмысленно существовать ради существования, жизнь дана для жизни. Тогда читатель мог задаться вопросом: нужно каждый день воспринимать за самый последний? Логического осмысления не последует. И между строк Салтыков снова ничего не оставил.

Четвёртый очерк — «Чудинов» — противопоставление всему, рассказанному до того. Отец обещал сыну должность судьи. Для этого не требовалось получать образование. Сын же захотел поехать в столицу и выучиться. Не совсем понятно, как при в меру влиятельном отце студенту пришлось голодать, не имея возможности заплатить как за саму учёбу, так за съём и за еду. Недоедание приведёт к лихорадке, за которой последует смерть от истощения.

Читателю оставалось предположить о малом количестве очерков касательно молодых людей. Нет прочих портретов, благодаря которым получится лучше выстроить понимание некогда происходившего и продолжающего происходить. Мыслью Салтыков собирался уйти в дела более приземлённые.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Суета мирская опостылела. Что ожидает в будущем? Уже словно переставало быть важным. Продолжающий переносить телесные мучения от безжалостно наступившей старости, Салтыков просто желал рассуждать, не прилагая к тому особых усилий. Это становилось очевидным для читателя, принимавшего от Михаила описание современных для писателя событий. Так и видится Салтыков, читающий газеты, после выражающий неудовольствие от происходящего вокруг. Михаил даже задумал новый цикл произведений, который назовёт «Мелочами жизни». Но был ли он к тому готов? Для начала пишет пять глав введения, будто тем сообщая о намерениях. И читатель внимал с огромным интересом, с единственным затруднением — приходилось искать «Русские ведомости» или «Вестник Европы», где Салтыков печатал главы «Мелочей жизни», по собственному разумению отдавая текст в одно из этих двух изданий.

Для начала Михаил описал столицу государства — Петербург, откуда периодически все предпочитают куда-нибудь уезжать. Например, Салтыков поехал в Финляндию. Перед этим он зашёл в библиотеку, немало удивившись факту наличия там его книг. Как же так? — выражал удивление Михаил. Считалось, всё, выходящее из-под его пера, нужно считать за вредное. Читатель должно быть верил Салтыкову, забыв, сколько трудов Михаил успел написать за прожитые им годы. И не все труды следовало считать за вредные. Салтыков лишь напоминал читателю, а заодно и цензорам, каким он является важным для литературного процесса.

Смотрел Михаил на Россию с финских берегов, и думал тяжёлую думу. Что есть всё, если ни к чему это не ведёт? Заботило тогда чувство политической нестабильности в интересах России на Балканах. Кто только не писал про происходившее с Сербией и Болгарией, отвоевавших самостоятельность у державшей прежде над ними власть Османской империи. Не для того в Европе добивались ослабления турок, чтобы Россия воплотила идеи панславизма. За панславизм стали ратовать Австрия и Германия, в свою очередь желавшие объединения славян, но только под собственной над ними властью. И Салтыков не соглашался с проводимым русскими курсом, когда более близкая по духу Болгария буквально устремлялась за Сербией, смотревшей в сторону Австрии. К чему хотел подвести читателя непосредственно Михаил? Разве только выражал негодование болгарскому князю Александру Баттенбергу, хоть и являвшемуся ставленником России, ведшим порученное ему государство далеко не по нужному пути.

Другая интересная для Михаила тема — образование. Он говорит, насколько важным оное является для человека. Но как Салтыков рассказывает? Видимо появилось желание высказаться по определённой теме. Если все говорят о чём-то, надо добавить размышления и от себя. Требовалось ли оно для кого-нибудь? Или Михаил посчитал за необходимое наставлять современников? Как и раньше, Салтыков, пишущий без аллегорий, не казался за интересного к чтению. Не того ждали от него. Проблема образования была ясна. А вот дойдя в размышлениях к крепостничеству, будто бы как за двадцать пять лет до того отменённое, Михаил понял, о чём он будет повествовать дальше.

Пусть читатель не удивляется, когда за подобного рода «Введением» последует содержание, имеющее со вступлением мало общего. Салтыков начнёт рассказывать о прежней жизни без оборачивания в аллегорию. Последует чёткое изложение, уже казавшееся за совершенно утраченное. Михаил не станет укорять людей в образе их жизни, предложив ко вниманию усредненные портреты. Хотя бы этому Салтыков оставался верен. Никто его не станет укорять за им высказываемую точку зрения. Что же в том плохого, если раньше всё было так устроено? И Михаил посчитал — укорять нет нужды, прошлое никого из ныне живущих не тревожит.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Тяжело встречать негативные отзывы о творчестве. Не для того писатель трудится, чтобы ему выражали недовольство. Но всё это имеет значение, когда написание художественных произведений должно приносить доход. Если таковой цели нет, нет и особой надобности слушать возражающих. Поэтому Тургенев продолжал созидать угодное прежде всего ему. Позже, когда дело подойдёт к переизданию романов, Иван напишет предисловие, давая для читателя представление о неоднозначных трактовках. Если некоторые хулители сперва безудержно критиковали, позже сами сознавались, насколько те или иные произведения Тургенева оказали положительное влияние на их собственное творчество. Единственное, о чём беспокоился Иван, всё им написанное, задуманное без дальнейшей цели для осмысления, становилось востребованным. Может читателю было проще знакомиться с лёгким по содержанию текстом, нежели задумываться о с ним происходящем. И всё-таки Тургенева чаще критиковали.

С 1874 по 1875 год Иван писал рассказ «Часы». Делал это, переступая через себя. Ему мешало плохое самочувствие. Сам считал рассказ «совсем неудачной работой». Важных тем он не затрагивал. Каким образом отреагировала общественность? Похвалили. Только вот за что они хвалили? Было бы о чём ругать. Иван строил повествование от лица старика, вспоминавшего юношеские годы. Подарили тогда ещё мальцу часы, а он отдал их мальчику-бедняку. Испугавшись поступка, решил часы вернуть. В чехарде смены последующих владельцев, рассказчик сознается в случившейся необходимости украсть то, что некогда ему же и принадлежало. Какие у читателя могли появиться мысли о подобного рода сюжете? Разве только посетовать на возникающее чувство стыда. Почему Тургенев тогда дал рассказу ход? В который раз он поступал из необходимости исполнять взятые обязательства. Хорошо хоть не поступал наподобие рассказчика из «Часов», отпуская содеянное, не проявляя стремления возвратить обратно, прибегая к постыдным действиям.

Небольшой рассказ «Сон», написанный на протяжении 1876 года, вновь понравился общественности. Даже можно подумать, угождая современнику-читателю, Иван оказался бы среди забытых писателей. Зачем вспоминать автора, ничего путного не создавшего? Всякое произведение должно пробуждать мысли. Хорошо, если предугадаешь основное, должное происходить в последующем, тогда будешь прославлен. Вот писал Тургенев на важные для общества темы, приятные для размышлений у потомка, и был за то примечен, например, в советские годы. А кто сбился с пути, как тот же Лесков, если и вспоминался, то благодаря единственному рассказу, по которому о нём и вспоминают… Если вспоминают! Касательно «Сна» Тургенева — это мимолётный рассказ, о котором уж точно вспоминают только тургеневеды.

Чуть больше смысла Иван вложил в «Рассказ отца Алексея», написанный в 1877 году, находясь по гнётом критиковавшей «Новь» общественности. Повествование построено вокруг сына, сперва отказавшегося идти по стопам родного отца-священника, после обезумевшего, вплоть до явления ему видений в образе чёрта. Трактовать содержание приходилось в форме аллегории. Современник того не мог понять, и потому Тургенев сложил повествование о расхождении путей человеческих, где понимание разумного уступает место заблуждениям. Не всякий способен иметь собственное мнение, подпадая под влияние чужих соображений. Имея правильно выбранный путь, человек оступается, уже не способный следовать той же дорогой. Он станет противиться воле родителей, поступая самому себе во вред, отказываясь от любого проявления заботы. А бросив университет, не желая получать образование, тем самым отказался ещё и от возможности формировать личное мнение. Что с такого человека можно было взять? Безумен тот, кто разрушает благое. Впрочем, у каждого читателя рассказа сложится более близкое именно ему представление.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Картина мира вела к безвозвратному представлению о неизменности действительности, выраженная через постоянное стремление к преобразованиям, направленным на восстановление некогда утраченной обыденности, словно бы способной восторжествовать вновь. Надо переступить через животное начало человека, пробудив в нём возвышенно-человеческое. С такими мыслями за тысячи лет до Тургенева угас в коротком моменте Иисус Христос. Теперь Иван дал себе надежду на точно такое же осмысление сущего. Беда лишь в том — всякий, идущий по пути взывания к торжеству справедливости, в редкие исторические моменты превозмогает препятствия, скорее раздавленный волей большинства, к переменам не проявляющему склонности. И чаще всего о таких идущих забывают после их гибели, за редкими исключениями, да и то используя жизнь и страдания павших в угоду созидания личного благополучия якобы последователей. Нет, в колокол может бить всякий, если он готов стать преднамеренной жертвой, тем самым поставив людей перед фактом необходимости начала торжества справедливости. В любом прочем случае суждено прослыть за юродивого. Собственно, о двух таких — юродивых — Тургенев и сложил повесть.

Надо относиться к себе подобным с чувством важности каждого из нас. Ни в коем случае не допускается насилие над человеком, в каких бы зависимых условиях он не находился. В России то проистекало от быстро сформировавшейся крепостной зависимости, взявшей начало где-то во времена Бориса Годунова, основательно укреплённой при Петре Первом и полностью определённая волей Екатерины Второй, запретившей крестьянам роптать на помещиков. А если человеку дать право чинить расправу над другими, освободив его от ответственности, животное начало начнёт преобладать. Берясь за чтение о событиях особого закрепощения, видишь подлинное отсутствие человечности, сопоставимое разве с временами древними, когда рабство считалось за угодное богам. Но ведь были люди, выступающие против такого положения дел. Очевидно, на них смотрели именно как на юродивых.

Почему тогда Тургенева стали обвинять в оторванности от происходящего? Ему вменили в вину, будто он позабыл о российской действительности. А коли так — явно талант писательский в Иване оскудел. И это при условиях, когда крепостное право уже отменено, жизнь должна была претерпевать изменения… Чего, разумеется, столь стремительно не происходило. Косность мышления оставалась преобладающей. Современники посчитали — Тургенев ошибается, ничего подобного, описанного в повести быть не могло. Что остаётся читателю? Разве только припомнить сожаления Радищева, изложившего им увиденное в «Путешествии из Петербурга в Москву». Чуть позже за перо возьмётся Сергей Терпигорев, объяснив для читателя, каким расходным материалом являлась жизнь закрепощённых людей.

Так кем являлись Пунин и Бабурин? Два друга-товарища, чья участь — ходить от помещика к помещику, предлагая им свои услуги, хотя бы писарского склада. И если они видели насилие над крепостными, о том сразу заявляли своё несогласие. После чего были тут же изгоняемы. Шли Пунин и Бабурин дальше, находя очередного помещика, нанимались ему в услужение, в очередной раз выступая против, будь воля барина излишне строга к закрепощённому люду. Один из них спустя время умрёт, другой доживёт до эмансипации крепостных. Что же оставалось делать дальше? Тургенев предпочёл оборвать жизнь и второго персонажа, быть может по причине непонимания, в какое русло следовало направить его последующую жизнь. Достаточно было того, чтобы читатель усвоил рассказ о событиях недалёкого прошлого, когда просто обязаны были жить люди, пусть отчасти согласные со сложившимся положением дел, но никак не со зверством помещиков над вверенными им людьми.

Можно подумать, Пунин и Бабурин могли вступить в ожесточённую борьбу со сложившимися устоями. Только тогда бы их путь закончился гораздо быстрее. Или читатель волен согласиться с современниками Тургенева, выразив сомнение в возможном существовании людей вроде Пунина и Бабурина?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Как бы не писал Тургенев, он всё более не нравился современникам. Не могли они выработать мнение, каким образом лучше относиться к писателю. А когда довелось ознакомиться с «Вешними водами», понимание излагаемого Иваном в очередной раз заставляло смотреть на мир совсем другими глазами. Но понял ли кто, каким образом Тургенев соединил под одно сентиментализм, романтизм и реализм? Можно сказать даже больше, Иван побуждал читателя негодовать от происходящего, вынуждая сетовать на непозволительность описываемого. Какая может быть «Госпожа Бовари», когда Иван воссоздал портреты куда более разительно превосходящие описанных Флобером. И мало какой читатель посчитал за дозволительное восхититься произведением. А если довелось дочитать до конца, в негодование впадал едва ли не каждый. Только с течением времени повесть «Вешние воды» могла быть заново прочитана и осмыслена в качестве отражения происходивших в обществе процессов. И, опять же, кто бы о том смел говорить — в русском произведении середины второй половины XIX века остро поставлена проблема женского доминирования.

Критика в штыки приняла повесть. Содержание не понравилась ни в Европе, ни в самой России. Это проще сравнить с тем, как в определённый исторический период людей не устраивают определённые явления, воспринимаемые большей частью с отвращением, тогда как малая часть уверена в правильности выбранного пути, сколь бы ошибочным или разумным их мнение не являлось. Касательно России всё предельно ясно: Тургенев пишет в благожелательном для Европы тоне, показывая европейцев за идеальное представление о роде человеческом, тогда как русские на страницах — скорее невежественные. Однако же, европейскому читателю как раз и не понравилась невежественность русских, оказывавшихся на деле устремлёнными вперёд, совершая немыслимые по тем временам преобразования. Впрочем, русский читатель вполне уверен — в том особенность русской нации, готовой брать лучшее от других, делая то предметом внутреннего успеха. Вместе с тем, у русских есть свойственная им открытость, во все времена предвосхищавшая будущность. Проблема лишь в том — не всякий это способен здраво осмыслить.

Погружаясь в чтение «Вешних вод», замечаешь разительное отличие в изложении. Тургенев писал словно бы в духе романтизма с налётом сентиментализма, ввергнув происходящее в жестокость осознания действительности. Мечтая о свадьбе с девицей иностранных кровей, главный герой ведёт себя сообразно представлений о временах правления царя Николая. Пусть действие происходит в те самые времена, пусть даже в немецких землях, основное внимание будет сделано на русских. К кому главный герой может обратиться за обеспечением финансового благосостояния? К своим же, кому он будет предлагать к продаже имение в России. Не сразу читатель догадается, узрев на страницах жеманного сверстника главного героя, прибывшего с женой в здешние места. Сей сверстник будет воспринят за податливого человека, полностью подпавшего под влияние жены, потворствуя всем её желаниям, будучи финансово от неё зависим. И не сразу читатель поймёт, знакомясь с его женой, простой русской женщиной, сумевшей наладить быт под своё личное усмотрение.

Чем дальше вникает читатель, тем больше видит усиление женского доминирования. Форменный ужас — должно быть отмечали для себя европейцы, тогда как русские отмахивались: и не таких женщин они видали. Читатель волен даже сослаться на, допустим, Эдгара По, осознав последние части повести за мистическое проявление обыденности, за тем исключением, что Тургенев показал реальность без прикрас. Таковы они — русские женщины, умеющие гораздо больше, нежели читатель привык видеть в художественных произведениях того и, порою, последующего времени.

Оканчивая знакомиться с произведением, читатель обязательно задумается, насколько «Вешние воды» столь же сильны по содержанию, какими являются другие знаковые произведения Тургенева.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Довольно узнав про себя критических отзывов касательно малой прозы, Тургенев взялся написать повесть, частично основанную на реальностях российского быта. В результате удостоился гневных отзывов. Ивана обвинили в опошлении Шекспира. Так и говорили: зачем трогал великое творение, обратив его в навоз, из которого и принялся лепить? Обвинили и в принижении непосредственно имевшего в России место быть. А что сделал Тургенев? Он взял за основу события, описанные Шекспиром в «Короле Лире», в свою очередь основанные на британской мифологии. Жил некогда король, решивший разделить при жизни наследство между детьми, получив за то чёрную неблагодарность. Кто может сказать, будто таковой сюжет лишён жизненности и обязан быть привязан именно к фигуре мифического персонажа? Назови Иван произведение другим образом, удостоился бы обвинений в схожести сюжета. Но ничего чрезмерного в том нет. Всё же Тургенев пытался показать не сюжет, основанный на легендах, а думал отразить реалии некогда близких для его современников дней.

Дабы хоть как-то смягчить отношение читателя, Тургенев решил вывести род главного героя из чухонцев, под которыми понимались шведы. И всё в нём будто бы родное — русское, в отличии от импульсивности. За всякое действие главный герой брался скоро, выполнял его быстро, принимаясь за следующее. Мог легко оскорбить чиновника, прозвав обидным словом. Боялся ходить в церковь, опасаясь выдавить прихожан, поскольку обладал внушительными габаритами. И ел он так, словно за стол садилось несколько человек. Всё это создавало определённый образ. Не совсем понятно, к чему читатель обязывался знать именно это. Чтобы увидеть непосредственность главного героя? Принять его за честнейшего из людей, кто живёт по детской своей наивности?

Основное, важное к пониманию, судьба задуманного к разделу наследства. Увидев сон, согласно которого главный герой подумал о скорой смерти, решил делить наследство при жизни. Он никого не слушал, учитывая то обстоятельство, что всему в любом случае предстоит быть разделённым между детьми. Но раз повествование складывалось подобным образом, ещё и с упоминанием короля Лира, читатель понимал, к чему думал склонить сюжет Тургенев. Чёрная неблагодарность не заставит себя ждать. Останется только красочно расписать детали. Какой-нибудь читатель припомнит, как подобное происходит в действительности. Упомнит каждого известного ему человека, чьё наследство бездарно растрачивалось. И как даритель оставался у разбитого корыта. То есть, говоря на нынешний лад, в лице одариваемых встретил мошенников, поживившихся за его счёт.

Читатель волен привести огромное количество обратных примеров. Однако, в жизни случается всякое. А если браться за литературные сюжеты, там и вовсе не встретишь идиллии. Кто же станет читать, когда всё замечательно и прекрасно? Пиши об этом книги, вовсе не будешь читаем. Нужно побуждать читателя оспаривать высказываемое автором. Потому Тургенев встретил негативные отклики. Критикам следовало ответить, сколь велика Россия, в значительной части лишённая счастья, и тем более справедливого отношения к оного страждущим. Хотя бы сослаться на Александра Островского, популярного драматурга, в чьих пьесах действующие лица жили мыслями как раз о дармовом наследстве, которое они хотят получить, более никаким способом не умея заработать.

Можно ли сказать о поучительности «Степного короля Лира»? Ни в коем разе. Тургенев не предоставил для читателя возможность к иному осмыслению содержания, кроме как сообщив неизбежность случившегося. Разве только получится задуматься о жизни в пагубном её смысле для человека: все благие деяния обречены быть низведёнными в пустоту.

Автор: Константин Трунин

» Read more