trounin.ru

В 1925 году Грин написал пять рассказов, четыре из них опубликованы в журнале «Красная нива». В тринадцатом выпуске — рассказ «Победитель». В двадцать четвёртом — рассказ «Четырнадцать футов», в котором исследователи творчества нашли сходство с одним из рассказов Джека Лондона. В тридцать пятом выпуске — очерк «Золото и шахтёры». В сорок пятом — рассказ «Шесть спичек». Приходится говорить сухо, учитывая отсутствие в повествовании Грина привлекающей внимание черты. Исключением может быть лишь рассказ «Четырнадцать футов», раскрывавший обстоятельства отношения двух мужчин, бывших влюблёнными в одну женщину, как они решили выяснить, кто более её достоин. Финал у истории вышел крайне печальным.

В составе сборника «На облачном берегу» был опубликован рассказ «Серый автомобиль» — повествование, наполненное мистическими моментами. Грин старался заинтриговать, рассказывая историю будто бы задом-наперёд, тогда как события развивались линейно. Сперва главный герой смотрел фильм, увидел автомобиль, показавшийся ему знакомым, потом играл в карты, размышлял о значении джокера, после описание азартной игры, в результате чего получилось сорвать куш, где главной добычей оказался тот самый серый автомобиль из фильма. Всё это сопровождалось многочисленными рассуждениями и отступлениями.

В 1926 году Александр вновь ограничился пятью рассказами. В «Красной ниве» опубликовано два: «Брак Августа Эсборна» (тринадцатый выпуск) и «Змея» (сорок второй выпуск). В рассказе «Змея» живо повествовалось про случай, как была укушена девушка, мужчина попытался отсосать яд. В результате девушка осталась жива, зато мужчина скончался.

В семнадцатом выпуске журнала «Смена» опубликован рассказ «Нянька Гленау». В двадцатом выпуске — рассказ «Личный приём»: сумбурное повествование про умершего старика, передоверившего право истребовать долг. В тридцать девятом выпуске «Экрана Рабочей газеты» — рассказ «Чужая вина» (позже публиковавшийся под названием «Запутанный круг»).

В этом же 1926 году Грин мог написать «Автобиографию» — об этом есть упоминания на некоторых источниках, тогда как сам текст следует признать за библиографическую редкость.

Скажем столь же кратко и про короткие произведения 1927 года. В седьмом выпуске журнала «Смена» опубликован рассказ «Легенда о Фергюсоне». В семнадцатом выпуске «Красной нивы» — рассказ «Два обещания», в двадцать девятом выпуске — рассказ «Слабость Даниэля Хортона». В альманахе «Война золотом» — повествование «Фанданго». Возможно, требующее более пристального к нему внимания, чего сделано не будет, по причинам и без того понятным.

В четвёртом выпуске издания «На досуге» Грин опубликовал рассказ «Четыре гинеи», сообщив про моряка, которого всю жизнь носило по морям, пока он не пообещал умирающему товарищу доставить сундук со скарбом вдове, для чего он всеми способами будет пытаться добраться до Англии, попутно даже вынужденный плавать на утлом плоту по волнам океана. Прибыв в Англию, пропив всё заработанное, общаясь с вдовой, моряк начнёт понимать, с кем именно он должен прожить остаток отведённых ему дней.

В этом же году опубликован рассказ «Мотылёк медной иглы» — часть так и не состоявшего более крупного произведения Грина, но принятый за первую главу коллективного романа «Большие пожары» под названием «Странный вечер», имея незначительные расхождения в повествовании. Знакомясь с предлагаемым сюжетом, читатель понимал, что продолжения вовсе не требовалось, так как Грин предлагал задаться разрешением проблемы, сам же выводя самую очевидную для него причину, в действительность которой можно вполне поверить. Дело оставалось за читателем, насколько он был готов следить за новыми частями коллективного романа на страницах «Огонька».

Ещё можно упомянуть ответы Грина на анкету журнала «30 дней», озаглавленную как «Один день», — это следует считать за библиографическую редкость.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Когда была написана повесть «Сокровище африканских гор»? Возможно ли то установить? Есть точное мнение, что в 1925 году Грин сумел её опубликовать. У данной повести гораздо интереснее предыстория, нежели она сама. Исследователи творчества связывают с участием Горького в жизни Александра. Будучи тяжело больным, находившийся в инфекционном бараке, Грин не имел надежды на улучшение ситуации после выписки. Тогда и пришёл ему на помощь Горький, найдя возможность устроить Александру жилое помещение и поступление продовольствия. Чем Грин мог отблагодарить? Разве только рассказом или, может быть, целой повестью. Ещё в 1921 году он был готов отдать на публикацию произведение о Ливингстоне и Стэнли. Было и другое произведение — про Нансена, так Грином и не дописанное.

Знакомясь с содержанием повести «Сокровище африканских гор», читатель должен был узнать, каким образом европейцы спешили помочь угасающему исследователю Африки. Повествование подавалось в духе приключений. Если Грин был знаком с творчеством Райдера Хаггарда, то впору сказать, насколько близок был Александр в своём изложении. За тем досадным исключением — Грин слабо соответствовал возлагаемым на него надеждам. Писать, приблизившись к уровню Хаггарда, он не мог. Как не удавалось ему соответствовать и уровню Роберта Льюиса Стивенсона, когда на страницах его произведений оживали подростки, стремившиеся к приключениям. Но Грин прилагал старания, так как другого выхода у него не оставалось.

Читатель может знать про рассказ «Вокруг центральных озёр», опубликованный в 1927 году. Это сокращённая версия повести.

Так о чём Александр повествовал? Помочь Ливингстону — важная и благородная цель. Кто не пожелает помогать человеку, чья деятельность открыла для европейцев центральные области африканского континента? Всю жизнь Ливингстон находился в пути, обойдя неизвестные области Африки. И вот теперь он ослаб здоровьем, его силы уходили, он нуждался в медицинской помощи. И лучше было Ливингстона уговорить покинуть африканский континент, если не с целью излечения, то дабы поправить здоровье. Что же происходит на страницах? Вполне ожидаемое для такого рода литературы — долгое вступление, поскольку к экспедиции нужно основательно готовиться. Безусловно, Ливингстону нужно помочь, но и спешить не следует, поскольку можно вовсе не добраться до места, где он находился.

Действующие лица произведения начнут друг друга испытывать, будут выяснять, кто более меткий, чья реакция лучше прочих. И это всё затягивает развитие событий. Сами события обязательно последуют, уже без особого интереса для читателя.

Вновь появляется нужда сослаться на манеру изложения Грина. Не из простых побуждений публикация повести откладывалась. Что-то не нравилось издателям, Александра могли просить переделывать некоторые моменты. Да и на какого читателя Грин смел рассчитывать? В государстве хватало собственных проблем, более основательных, нежели уделять свободное место в печати приключенческой литературе, тем более об уже ставшем историей, тем более — чужой. Но читатель у Грина был бы обязательно, только не в том количестве, какое требовалось для издания произведения.

Публикация всё-таки состоялась. Благоприятных слов от критиков Александр не услышал. Вновь на него обрушились с обвинениями в неуместности излагаемого. Грин это и сам понимал, ничего другого не ожидая. Как встретил повесть рядовой читатель? О том остаётся только предполагать. И поныне к данной повести Александра не проявляют излишнего внимания, как и к самому творчеству в общем. Уже не раз говорилось, про Грина чаще вспоминают из-за «Алых парусов». Порою по иному случаю, но о повести «Сокровище африканских гор» знает чрезмерно малый круг читателей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мог ли Грин найти почитателя своего таланта в молодом советском государстве? Другие авторы создавали произведения в фантастическом жанре, делая то с успехом или без. А как быть именно с Грином? Фантастику он не писал, скорее отражая на страницах бытность миров, должных считаться за ожившие сновидения. Вот и теперь, беря за пример один из лучших образцов детской приключенческой литературы — «Остров сокровищ», Александр приступал к описанию удивительных событий, где главная роль отводилась юноше. Этот юноша отправится на остров, там вступит в пределы богатого замка, должный разрешить для себя ряд вопросов, при этом участвуя в жизни тамошних обитателей. Одно портило повествование — изложение истории самим Грином. Из-за этого читатель не в силах следить за сюжетом, сколько бы он не пытался это делать. Да и не было сюжета как такового, о чём Александр предупреждал с первых строк, уведомляя читателя, насколько «Золотая цепь» лишена цельности, более являющаяся раздробленным повествованием, до чего людям умным дела быть не должно.

На этом можно знакомство с произведением заканчивать. Лучше предоставить право совсем юным читателям внимать происходящему на страницах. Уж они-то сумеют понять авторский замысел, на том и основанный, что текст наполнен постоянными событиями, не требующими осмысления. Лишь действие стремительно продвигается вперёд, тогда как всё остальное не бралось для рассмотрения. И к чему же вообще читатель должен был склоняться, знакомясь с произведением? Следовало понять, какие мысли одолевают проживающих в замке, сколько мрачности в их душах, каким образом они желают с этим продолжать жить. Что до золотой цепи, то и она появляется на страницах. Но насколько это требовалось сюжету? Разве только обосновать, на какие средства был построен замок, где и происходят основные события.

Описываемое Грином не совсем рассчитано на детей. Всё-таки Александр рассказывал довольно тяжёлую для восприятия историю. Впрочем, так судить о литературных вкусах подрастающего поколения нельзя, готового внимать и не таким сюжетам. Сошлись хотя бы на творчество Александра Дюма, до сих пор пленяющее умы мальчишек и девчонок, готовых внимать всему тому, о чём писал классик французской литературы. Соответствовал бы тому же самому Александр Грин. Однако, если Дюма разворачивал полноценное полотно, волею творца забавляясь с созданными им жизнями, то Грин настолько широко не размахивался, ограничиваясь небольшими произведениями, пускай для него и бывшие довольно крупными.

Читатель всё же может уделить внимание описываемым событиям. Если того у него не получится, может найдёт другой способ разобраться, к чему вёл повествование писатель. Иногда случается полезным ознакомиться с кратким содержанием, любезно представленным сторонними мастерами пера, благодаря которым удаётся разобраться в упущенных моментах. Ничего тут нет зазорного, поскольку чтение оригинала хорошего не приносит, кроме неумения разобраться с авторской манерой изложения.

1925 год выходил для Александра богатым на романы, либо повести (смотря кому как нравится их называть), и совсем бедным на рассказы. Такой же ситуация будет и в последующем. Теперь Грин стремился создавать относительно крупные произведения, сугубо им уделяя внимание. Причин того может быть несколько, вроде такой, будто рассказы Грина уже не вызывали восторга у издателей, а значит и у читателей. Ещё причина: большое произведение оказывалось проще пристроить для публикации. Впрочем, Александру всегда было тягостно пристраивать литературные труды, особенно в молодом советском государстве, где иначе смотрели на художественные произведения. Только Грин не умел иным образом повествовать, и изменяться он вовсе не собирался.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Был ли 1924 год более выразительным на рассказы, нежели прежние? Грин продолжал писать в присущей ему манере, практически нисколько себе в том не изменяя. У него были планы крупных произведений, но и они окажутся далёкими от совершенства. Просто нужно признаться в том, насколько важно знакомиться с творчеством Александра в определённый период взросления, после которого больше никогда не возвращаться к чтению его произведений. Это суровая действительность, с которой могут поспорить только люди, кому творчество Александра подлинно нравится в силу возрастных особенностей, либо по складу ума, настроенного внимать всему, пропитанному романтикой приключений. Для прочего читателя Грин становится настоящим мучением, поскольку ни один из его рассказов не способен отложиться в памяти, за редкими исключениями. И крупной прозы Грином не написано, к которой читатель может проявить трепетное отношение. Разве только исключением становится феерия «Алые паруса», да и то до знакомства с этим произведением в зрелом возрасте.

Предлагается рассмотреть творчество Грина за 1924 год в алфавитном порядке.

Рассказ «Безногий» опубликован в седьмом выпуске «Огонька» — размышление о безногом человеке. В восьмом выпуске свердловского журнала «Товарищ Терентий» — рассказ «Белый шар», частично основанный на реальном событии, с которым Грин имел знакомство: в дом влетела шаровая молния. Александр представил эту историю в более удобном для него виде, чтобы читатель в очередной раз убедился, как в жизни много загадочного. Обстоятельства у Грина сложились так, что к кредитору пришёл должник, обязанный вернуть взятое им именно в этот день, но при этом не имевший наличности. В момент разговора в помещение влетела шаровая молния, словно насланная должником на кредитора, хотя обстоятельства в рассказе представлялись иначе. Как итог, должник выторговал себе отсрочку платежа.

В сборнике «Сердце пустыни» опубликован рассказ «Бродяга и начальник тюрьмы». В четвёртом выпуске журнала «Ленинград» — рассказ «Весёлый попутчик». В «Альманахе для детей и юношества» (приложение к третьему выпуску журнала «Красная нива») — рассказ «Гатт, Витт и Редотт». В пятом-шестом выпуске журнала «Всемирная иллюстрация» — рассказ «Голос сирены». В двадцать третьем выпуске «Рабочей газеты» (в приложении «Экран Рабочей газеты») — рассказ «Заколоченный дом».

В третьем выпуске журнала «Россия» — продолжительный рассказ «Крысолов», кажущийся примечательным для читателя, по содержанию которого приходится думать, будто Грин частично описывал самого себя. Это становится ясным хотя бы на том основании, что сам Александр не любил ни от кого ничего добиваться, согласный влачить такое существование, какое ему суждено. Это уже не тот Грин, некогда преследовавшийся за сочувствие к эсерам. Так и в рассказе главный герой выписывается из больницы, возвращается домой, находя собственную квартиру занятой. Вместо того, чтобы добиваться восстановления справедливости, главный герой решает жить тем образом, каким у него теперь будет получаться.

В двадцать восьмом выпуске «Красной Нивы» опубликован рассказ «На облачном берегу». В четвёртом выпуске «Красного журнала» — рассказ «Обезьяна-сопун» (он же «Обезьяна» в последующих публикациях). Во втором выпуске «Огонька» — рассказ «По закону». В газете «На вахте» — рассказ «Случайный доход».

Отдельной публикации удостоился стих «Не ворчи, океан, не пугай…», должный входить в рассказ «Корабли в Лиссе».

Ещё можно упомянуть заметку, опубликованную в «Литературной газете» за 1962 год — «Александр Грин о Пушкине. Заметки накануне юбилея». К юбилею Пушкина в 1924 году планировалось издать сборник, либо один выпуск газеты. Этого не произошло. Сама заметка за авторством Грина поныне не восстановлена.

Иная работа Грина — очерк «Памяти лейтенанта Шмидта», описываемый за компиляцию материалов. Сам очерк — библиографическая редкость.

Ещё одна особенность 1924 года — начало работы над романом «Король мух». Произведение осталось недописанным, нигде не публиковалось. По одной из версий часть из романа всё-таки была после представлена вниманию читателя под видом рассказа «Мотылёк медной иглы», ставшего первой главой коллективного романа «Большие пожары», но уже под названием «Странный вечер».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Константин Седых решил поведать о судьбе забайкальского казачества в период последних лет существования Российской Империи. Рассказ об этом не может быть наполнен положительными чертами, чего не скажешь об авторском наполнении. Следует определиться, насколько несовместимо понимание казачества в той России, ставшей частью другого государства, организованного на совсем других принципах, где защита границ перепоручалась силам сугубо Красной Армии. Казакам предстояло кануть в небытие, оставшись верными своим традициям, отныне принимая судьбу обыкновенных военных, кому предстояло пересесть с коня на другие средства передвижения, либо влиться в ряды пехоты. Но это всё идеализирование, поскольку казачество в Российской Империи следовало воспринимать как за особого рода силы, находившиеся под контролем, вместе с тем — сохранявшие определённую долю самостоятельности. И вот Константин Седых взялся за повествование, в радужных тонах рассказывая, как казачество растает прямо на глазах у читателя, при этом показывая переход в иное качество, понимаемое им за более лучшее.

Роман «Даурия» изобилен на содержание. Описание событий растягивается практически на десяток лет. Впервые читатель знакомится с забайкальским казачеством, когда оно живёт присущим ему укладом, а бывалые с благоговением вспоминают об участии в войне с японцами. Ничего не предвещает новой беды, изменений в обыденности для казаков не происходило. Они с удовольствием увлекались охотой, стреляя птиц. Причём, Седых своеобразно описывал казаков, ни в чём не показывая их умелыми воинами. Наоборот, забайкальский казак на удивление плохо владел огнестрельным оружием, с трудом попадая в намеченную цель. Может и не обязан был казак таким оружием владеть, тогда как ему потребно мастерски справляться с шашкой, либо иным холодным оружием, какое было в ходу у забайкальских казаков.

Почему не сказать, к чему могли быть причастными казаки? Например, на Дальнем Востоке они не только следили за границей, но и исполняли функцию охранения при тюрьмах и каторгах. Если кто-то будет думать, что это не так, тогда на кого возлагались подобные обязательства? Константин Седых на своё усмотрение, опять же, описал присутствие каторжан в Забайкалье, наделив их стремлением к бегству. Всё-таки не нужно забывать, каков процент был именно у каторжан, находившихся в заключении по обвинению в политических преступлениях.

Следующее осмысление произведения начинается с вестей о новой войне — Первой Мировой. Согласятся ли казаки на очередную авантюру царя Николая? Памятуя, как прежнюю — с японцами — он проиграл. Но большее осмысление начинается с ростом революционных настроений. Тут-то и должен был Константин Седых показать, насколько казачество разделилось в представлениях о должном быть. Если старшее поколение отстаивало позиции сохранения царской власти, то молодёжь видела смысл в установлении большевистских порядков. То есть не красное и белое движение сталкивалось в Забайкалье, а поколение шло на поколение. Старшее поколение не принимало революционных порывов и по той причине, что казачество сходило на нет, прежние казаки становились обыкновенными рабочими, крестьянами, либо солдатами. Вот поэтому и говорилось о том, насколько Константин Седых выражал радость за отмену казачества. Оставалось только понять, зачем он так долго развивал повествование изнутри, чтобы в конце забить гвоздь в крышку гроба.

Разумеется, читателю всё и без лишних объяснений понятно. Такой являлась историческая справедливость, безжалостная ко всему, чему суждено остаться в прошлом. Но о былом нужно помнить, потому как иначе воспоминаний вовсе не останется. Итак, по прошествии времени, региональная история практически полностью стёрлась из памяти, мало кто имеет стремление о таком знать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Роман «Переяславская рада» состоит из двух частей. За первую часть Натан Рыбак был удостоен Сталинской премии. В произведении раскрывается путь, пройденный казачеством во главе с Богданом Хмельницким до объединения с Русским царством. Натан Рыбак рассмотрел все аспекта, чтобы у читателя сложилось правильное понимание происходившего в прошлом. В первую очередь, тяжёлое положение по отношению к Польше, считавшей казачьи территории за свои владения. Не менее тяжёлое положение складывалось из-за соседства с Османской империей. Но самое главное для казаков, что и определяло их пристрастия, — это православная вера, из-за чего они и стремились воссоединиться с Русью. Именно таким образом Натан Рыбак брался повествовать, в чём был прав, в тот исторический период для казачества не существовало иного пути, поскольку не будь объединения с Русским царством, случилось бы поглощение Польшей, что тогда большей частью казаков воспринималось за недопустимое.

Но речь про непосредственное объединение с Русью пойдёт во второй части романа, которая не столь интересна для читателя, которому важнее понять именно мотивы вручения Натану Рыбаку Сталинской премии. Что же такого рассказал писатель, если удостоился столь важной государственной награды? «Переяславскую раду» Натан Рыбак писал на украинском языке. Соответственно должен был последовать перевод на русский язык. И без этого Сталинская премия присуждалась, достаточным считалось заслушать мнение авторитетных украинских литературных деятелей. Тема поднималась действительно важная, ещё и с аспектом изучения народной среды, восстававшей против господства королевской власти. Что же до стремления к власти царской, то это совсем другое, так как русский царь принимал в состав государства казачество на правах широкой автономии. По своей сути, казачество оставалось при своём, только теперь более спокойное за пограничные споры с поляками и турками.

Пока по сюжету объединения не случилось, следовало описывать беды казачества, вынужденного постоянно бороться за право на независимость от чужого мнения. Не проходило дня, чтобы не разгорелись жаркие споры между панами, решающими раз за разом усиливать давление на Сечь. Этот аспект становился очень важным для повествования, и читатель то обязательно понимал, наблюдая не столько за стремлением поляков обладать, сколько за хищным взглядами шляхты. Оставалось понять, насколько Польша агрессивно действовала по отношению к казачеству, поскольку нуждалась в знании, что казаки не будут совершать неожиданных нападений, чего от них всегда ожидали. И Польше было бы спокойней, определись казачество, под чьей им властью находиться. Вполне очевидно, гораздо лучше, если столь непредсказуемая человеческая стихия встанет под панские стяги, отчего будет проще строить политику по отношению к Русскому царству и Османской империи.

Как повествует Натан Рыбак? Он взялся рассказывать в хронологическом порядке. Все события, происходившие в жизни Богдана Хмельницкого, соответствующим образом зафиксированы, либо имеются свидетельства, позволявшие судить определённым образом. Ежели так, то и повествование разворачивается перед читателем как целое полотно, раскрывая не сами чувства и мысли людей, скорее отражая ход исторических процессов. Большей частью приходилось повествовать о разладах казаков с Польшей, между которыми и происходила основная борьба. Понимая же казачество в качестве свободолюбивого народа, то довольно очевидно, казаки могли сопротивляться бесконечно долго, ни на чью власть не соглашаясь, кроме как ставя над собою избранного ими же гетмана.

Сможет ли читатель лучше понять происходившее в прошлом? С помощью книги Натана Рыбака — самую малость. Затруднение возникает по причине существования разных взглядов, ведь были казаки, согласные на владычество шляхты над Сечью.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Знаком ли читатель с французскими островами? Если он прежде мог иметь знакомство с островом Уэсан, на котором происходило действие произведения «Девушки дождя» за авторством Андре Савиньона, то теперь он может познакомится с бытом жителей острова Нуармутье, что расположен на том же западном побережье, но в более густо населённом районе. Если читатель имеет представление о реке Луара, то её путь заканчивается как раз там, где возвышается над водной гладью остров Нуармутье, обречённый быть под водой, обнесённый дамбами, потому продолжая существовать. На этом острове не должны были жить люди, вследствие чего каждый день они проводят в борьбе за существование, сражаясь с морем. Да и без моря они существовать не смогут, так как являются рыбаками. Именно это нужно знать, приступая к знакомству с произведением Марка Элдера, на страницах которого смерть не воспринимается чем-то особенным. Просто об умерших на том острове не принято вспоминать.

Однако, жизнь кипит на острове и в его окрестностях. Смерть моряка на промысле — обыденное явление. Вернётся человек домой или нет — не имеет никакой важности. Когда он покидает берег, ему одна дорога — утонуть. Но моряк на берегу — совсем другое. Теперь человек обретает все качества, присущие людям. Он начинает страстно желать жить, ему важно владеть чем-то, он становится озабоченным за преуспевание в завтрашнем дне. Теперь человеку мнится, будто он один имеет право решать, чему и каким образом следует происходить. А ведь на острове имелись предприятия, занятые в обработке добываемого посредством рыбного промысла. И там трудятся люди, желающие благоприятного для себя существования. Если кто кому перейдёт дорогу, то не далёк тот день, когда здание, либо корабль будет объят огнём. Остаётся думать, что не будет житья на Нуармутье и пришлому человеку, кого со света сживут гораздо раньше, чем он поймёт, какая опасность его окружает.

Так как же умирают люди на страницах произведения Марка Элдера? Никак. Об этом становится известно из сухих строк, уведомляющих читателя о произошедшем. Это как весть от пришедшего в дом путника, знающего о событиях поверхностно, но которым всегда рады. Достаточно и того, что кого-то настигла смерть на рыбном промысле, когда обстоятельства произошедшего утрачивают значение. Да и смерть при других обстоятельствах — не настолько важное событие, чтобы разбираться, особенно нисходя до мыслей людей, достойно или позорно встречавших неминуемо должное для них наступить. Тут бы впору сослаться на древнегреческих трагиков, предпочитавших присылать к действующим лицам гонцов с известями, дабы поведать, кто и какой смертью пал… Кому желалось домыслить детали события, тот это делал без чужой помощи.

Что касается манеры изложения Марка Элдера, о том нужно судить самим французам. Им же нужно озаботиться, чтобы обладатели Гонкуровской премии не становились забытыми, если они считают за важное говорить о праве французской нации на определяющее значение для всего человечества. На деле же всё складывается иначе, потому как сами французы не до конца осознают, кому и за какие заслуги Гонкуровская премия вручалась. Впрочем, говорить об этом не имеет смысла, учитывая особенности премиального процесса, не совсем справедливого к писателям. Тут уж лучше сообщить, что вручение премии — есть награда за заслуги в общем, тогда как какое-то из произведений — лишь венец творчества или лавр надежды на блестящий литературный путь. Такие мысли вполне допустимы к лауреатам на первых порах существования премии.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Может показаться, Савиньон взялся описывать один из туземных островов, некогда находившихся под контролем Франции. Да, местом действия является остров, но не туземный, а находящийся в двух часах плавания от европейского континента. Или читатель должен думать, будто в тех краях продолжали сохраняться пещерные традиции? Разве такое возможно? С древнейших времён остров обязан был вызывать интерес у всякого, кто северными морями направлялся в Средиземное море, либо наоборот. Как римляне, так и викинги, должны были оставить след на острове. Однако, по Савиньону получалось, что на местных жителей это не наложило отпечатка, они остались такими же, какими были на протяжении тысячелетий до того. Но всему предстоит меняться, такая судьба ожидает и остров Уэсан, куда уже стучится европейская цивилизация, готовая поделиться всеми теми пороками, которые ей присущи.

Сложно поверить, но жители острова Уэсан продолжали жить общинными интересами. Если кто-то забивал свинью, то все устремлялись в его дом, чтобы получить свою часть. Просто на острове не знали способов, позволяющих сохранять мясо свежим, отчего приходилось делиться со всеми. И в дом гости входили, никогда о том не уведомляя хозяев, потому как дверь не имела запоров. А если кто прибывал на остров, ему готовили ту самую свинью, и он, думая вкусить неизведанное для него ощущение, горько разочаровывался, так как туземцы готовили отвратно. Может тогда на острове можно увидеть традиционное музыкальное искусство, понаблюдать за ритуальными танцами? Вполне, но придётся затыкать уши, поскольку вся музыка ограничивается своеобразным извлечением звука из морских раковин. Что до танцев… то и их можно себе представить без лишних описаний.

Может стоило побывать на Уэсане ради красоты местных девушек? Вполне так. Если не из-за красоты, то согласно местным нравам. Так уж сложилось, «туземки» обладали вольным нравом, никогда ни к какому из мужчин не привязанные. Они сами выбирали, когда и с кем им уединиться. Последствий у интимной связи не случалось, женщина продолжала оставаться свободной в дальнейшем выборе мужчины. Такого рода информация должна была обескуражить читателя тех лет. Однако, Савиньон мог таким образом внести своё слово в пользу продолжающего нарастать движения феминисток, ещё и выказывая одобрение в пользу суфражисток. Либо Савиньон мог подразумевать иное, приглашая европейских и американских женщин переселяться на острова, подобные Уэсану, где они вольны жить той жизнью, какая им кажется более правильной.

Что до названия произведения, то оно связано с приметой, бытовавшей у жителей материковой Франции: если на берег ступит девушка с Уэсана, жди вестей о скорой непогоде. Опять же, читатель это волен интерпретировать так, будто всякая женщина, исповедующая свободные нравы, несёт следом за собою грозу, от которой ничего хорошего ждать не следует.

Каким же образом Уэсан преображался? Когда на остров прибыли европейцы, они принесли свою культуру, скорее выраженную не благими помыслами, а в выработке у местных жителей пристрастия к алкоголю и табаку. И пусть теперь на Уэсане играет приятная для слуха музыка, вкусовые рецепторы внимают ярким гастрономическим ароматам, а в глаза бросается иной стиль в одежде и архитектуре, вместе с этим пришлось врезать замки в двери, отказать гостям в их праве на часть разделанной свиной туши. Хорошо это или плохо? Ответить трудно. С одной стороны, жизнь не должна стоять на месте, с другой — жить без боязни за завтрашний день ничем не хуже.

Автор: Константин Трунин

» Read more

У «Весны на Одере» есть две части. Первая — удостоилась Сталинской премии, вторая — нет, поскольку после смерти Сталина данная премия не вручалась. Но была бы она такой почести удостоена? Вопрос, на который нет необходимости отвечать. Лучше посмотреть, к чему проявили внимание, когда обращались к тексту произведения, считая его достойным ведущей государственной литературной награды. Тогда Казакевич уже успел себя зарекомендовать, написав пронзительную повесть «Звезда», рассказав о том, как погибла группа разведчиков, с самого начала понимавшая — вернуться не получится, но они обязаны добыть ценные сведения. Теперь Эммануил писал на другую тему, говоря о коренном переломе в войне. Вернее, о той стадии, когда падение Третьего Рейха казалось очевидным. Советские солдаты пересекали границу Германии, сами не веря, насколько подобное оказалось возможным. С этого и начинается повествование.

Как вообще воспринимать перелом в войне? Каким образом соотнести перенесённые страдания народа с должным вскоре произойти? Куда деть мысли людей, рвущихся истребить нацистскую заразу в её самом главном логове? Казакевич рассказывает, насколько считалось важным защищать родной край, люди вступали в ряды Красной Армии, готовые дни и ночи проводить в окопах, отбивать атаки врага, самим идти в атаку, занимать вражеские траншеи, сражаться за уничтоженное врагом прошлое и попираемое им настоящее, воздать за всё, к разрушению чего приложил руку солдат Третьего Рейха. Но разные были судьбы у бойцов, кого-то отправляли в тыл, заставляя служить зенитчиком в глухой станице. И о таком Казакевич посчитал нужным рассказать.

И вот человек возвращается на Донбасс, приходит к себе… и не видит родных. Где они? Кого-то убили, родную же дочь угнали в Германию. Как теперь быть? Только вперёд, воевать до последней капли немецкой крови. Уже не получится отсидеться в глухой станице, куда не пошлёт никакое командование, поскольку человек пребывает в горе, с которым он должен справиться самостоятельно.

Казакевич ставит перед читателем вопрос: зачем немцы продолжают сопротивляться, когда исход предрешён? И немцы отвечают, указывая на необходимость исполнения приказов. Неужели Казакевич полагал, будто немецкий солдат не был уверен, что сможет добиться нового перелома в войне? Или может Казакевич забыл, почему немцы вообще развязали Вторую Мировую войну, отчего они не могли согласиться снова оказаться на положении всеми презираемых в Европе, о кого будут вытирать ноги. Поэтому немцы продолжали сражаться, хотя бы собственной смертью доказав право Германии на достойное к ней отношение. Казакевич до таких выводов не доходил. Но, как бы оно не было, немцы сопротивлялись. И будут сопротивляться после подписания мирного договора, не способные согласиться с необходимостью смириться перед унижением.

В «Весне на Одере» описано взятие Берлина. Эммануил подробно изложил, каким образом советские войска продвигались по городу. Было принято решение использовать танки и пехоту одновременно. Причём, пехота шла низом, тогда как танки расстреливали только крыши. Для пущей собственной важности Казакевич возьмётся размышлять о безысходности для Третьего Рейха, причём ведя беседу от лица Гитлера. Концом повествования будет взятие Рейхстага.

Остаётся сообщить о том, в какой манере Казакевич повествовал. Эммануил рассказывал, прибегая к полагающемуся для тех лет пафосу. С именем Сталина было связано абсолютно всё: он давал людям надежду, и он позволял каждому ощущать необходимость им совершаемого на благо страны. Неважно, насколько это так или нет, важен лишь итоговый результат, достигнутый общими усилиями, пускай и верили люди тогда в правильность всего, что делал именно Сталин.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Не дано всем писателям писать одинаково хорошо. Это и к лучшему. Поскольку не каждый читатель согласится читать то, что кому-то кажется прекрасным образцом художественного слова. Ведь одни читатели требуют увлекательного сюжета, другим подавай мешанину. Но и с писателями случается странное: сегодня они пишут книгу в одном стиле, через несколько лет — в совершенно ином. И читатель, ранее обжёгшийся на знакомстве с автором, либо его искренне полюбивший, при очередном чтении находит далеко не то, чего ожидал. В том и заключается проблема литературы — невозможность заранее понять, стоит ли браться за чтение книги. Про переводы — совсем отдельная история, так как даже талантливо написанную книгу может испортить человек, не обладающий точно такой же степенью таланта, чтобы донести до читателя содержание произведения. Впрочем, раз разговор зашёл о творчестве Айрис Мёрдок, то сомнительно, будто её литературные труды могут спасать или уничтожать переводчики, поскольку нельзя испортить то, к чему нужно подходить с особой осторожностью. Проще говоря, Мёрдок писала тяжёлым для усвоения стилем, более утопая в собственных размышлениях, чем позволяя событиям продвинуться хотя бы на сантиметр.

Что видит читатель на страницах? Допустим, разговор двух действующих лиц. Они едут в машине, жарко спорят друг с другом. Спор их протекает обстоятельно, к описанию чего Айрис подошла с чрезмерным усердием. Спорить они могли так долго, сколько могло хватить терпения у самой писательницы. И по времени их спор затягивался, превышая норму положенного, ибо не с одного края страны они ехали на другой. Но читателя нужно интриговать, отчего беседу следует завершить, породив совсем уж неожиданные размышления. Кто прежде спорил, тот не может толком вспомнить, как беседа была завершена. Ему кажется — он убил собеседника. А собеседником являлась его жена. Может она вывела из равновесия, он слетел с дороги в водоём, а может сам вытащил жену из салона и принялся собственными руками погружать её голову в воду… В общем, должен был убить. Убил ли? С тем же успехом можно было следом вспомнить про инопланетян, с кем пришлось иметь контакт несколько часов назад, ибо только так человек сумел пробудиться ото сна. Почему бы и нет…

Нет, жена не была убита. Или была? Всё-таки её убили. Или не убили? Отчего бы не продолжить рассуждения? Глядишь, написанными окажутся ещё десятки страниц, после и вовсе получится припомнить дополнительные детали. Как понимает читатель, знакомиться с творчеством Мёрдок невероятно тяжело. Ну а как же прочие действующие лица? Имеют ли они значение для повествования? Вообще, хотя бы самая малость имеет значение для повествования? Или всё слишком эфемерно, должное сойти на нет, стоит перелистнуть страницу? Да и главный герой повествования — насколько его участие требовалось сюжету? Он даже успеет умереть сам, никакой пользы в итоге не привнеся. И смерть его обставят так, словно то случилось не тем образом, как было на самом деле. Только это всё останется домыслом, каким является любое обстоятельство, описываемое Айрис Мёрдок.

Много слов вокруг ничего — такая должна возникнуть мысль у читателя. Иные писатели испытывают острую необходимость делиться с миром художественным словом, не допуская никого до сокращения текста. Таково авторское право: излагать угодным образом. Ничего другого читателю не остаётся, ежели он желает понять, о чём ему желал рассказать автор. Дело в том, что Мёрдок просто рассказывала.

Автор: Константин Трунин

» Read more