trounin.ru

В горах Кавказа или не в горах, но где Кавказ и где Кавказа воздух горный, там жил в тиши и в кандалах изгнанник молодой — изгнанник гордый. Он принял дар судьбы, тому случиться суждено, мир большой не принадлежал ему, теперь же всё кругом его. Не думал о побеге, пленён он духом красоты, забыв, как стал участником войны. В забвении сей пленник, не видит далее оков, не у людей в плену — с людьми он разделяет кров. Питается тем, что посылает небо, земля дарует пищу для его услад, такой у Пушкина герой — он самой малости всегда бывает рад. Бежать не нужно, ибо некуда бежать, везде он человек, и более ему никем не стать.

Но где же радость между строк? Почему пленник столь угрюм? Уж не девушка ли стала причиной мыслей его и его дум? О чём мыслить, когда кругом все радостью полны? Счастливы ли люди, не познавшие известной ему суеты? Никто не спешит, век человека на Кавказе долог, и даже старик в здешних местах с глубокими морщинами на лице остаётся в душе молод. Печалят нравы местных, обычаев народа изменить нельзя, как может кровь родная в аул соседний быть против воли отдана? О том судить поэту или пленнику в горах Кавказа, а не читателю — свидетелю сего рассказа.

Иного нет, есть данное на веки естество, как не желай, сменить нам не дано его. И не проникнуться нам пониманием чуждого уклада, другая нам для услады ушей дана награда. Кто не видал Кавказ, не ощущал аромат ветра с вершин, тот его увидит, уловив дуновение, не будет жаждой томим. Опишет для него Пушкин красоты тех мест. Опишет уныло красоты тех мест. Где радость для глаз, почему сквозит поэма тягостной грустью? Готов читатель внимать, и не видит красот. Потому он не видит, забывая о грузе нависших над главным героем забот.

Сидит тот привязанный, не может уйти. Желал бы, не встал бы, с ума б не сойти. Идти ему разве положено? Кто о том ведает? Один Пушкин о том расскажет-поведает. Но нет жара в душе, не пылает сердце пожаром, пленник не желает быть свободным, не желает свободу получать он задаром. Он не знает, зачем дан ему подарок судьбы, нет за ним правды, нет за ним лжи. Велено ждать, ибо русские идут, ибо Ермолова они ведут за собою. Будет битва меж гор, не покорятся горцы, на века не дадут установиться покою. Главный герой, пленник не гор и не пленник страны родной, он — пленник выбора, не знающий дома, потому он угрюмый такой.

Пушкин позволит бежать, даст пилу для того он девице, пусть пилит герой, разомнёт ослабшую силу в деснице. Станет пилить и падут цепи с него. И куда он пойдёт, ждёт его кто? К русскими идти, так с ним дочь Кавказа, он сын Кавказа отныне, не гор обитатель, найти обиталище сможет в низине. Найдёт себе место, оковы снять ему не дано, он с оковами сросся, всё неволей стало давно.

Таково понимание, оно спорно и ладно бы так, человек всюду не человек, всюду он, словно бы, злак. Прорасти бы ему, дать богатые всходы, усеять земли плодами, которыми станут народы. Да беда в том другая, не уйти от неё, сколько не желай счастья обресть, века пройдут, дети твои станут братьям своим о вражде ими задуманной нести весть. Свободы ведь нет — хоть пили цепь, хоть не пили. Ты, читатель, наконец-то это пойми.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Под небом сумрачным России, африканской страсти жаром пылая, о нравах общества писал поэт, их смело осуждая. Он взялся говорить, тому не устыдившись — обвиняющих уняв, заранее оговорившись: не он герой романа, клеветать не смейте, на себя смотрите, должное принять умейте. Сказать поэт решил о молодом повесе, подобных коему не счесть, посему стихи о нём полагается принимать с благосклонностью за лесть. Евгений Онегин — имя франтоватому юнцу, о его деяниях слагал поэт за строкой строку. Но не о нём одном — о себе поболее сказал поэт: о развязных помыслах, присущих ему во цвете данных свыше лет. Потому, читатель, общество во времена Николая гнило, поверь, коли Пушкин светлое чувство обратил в ничто.

Любовь! Какая блажь. Любить — не важное желание. Тридцатые годы — смена эпох, иное у молодых почитание. Девичья краса и девушек круг не пленит, то в былое ушло, время мужчин-краснобаев в двери стучит. Откройте Пушкину, пусть скажет о девицах, расскажет о ножках их, не разбираясь в чужих лицах. Собьётся он, забыв о чём сначала говорил, после вспомнит, продолжив, будто кто его остановил. Что до повествования, оно всплывает кое-где, когда поэт вспоминает — взялся он говорить не о себе. Итак, читатель, Онегин снова во главе сюжета, он переменчив, запомни до конца повествования это.

Сегодня мнится красота одна, на завтра красота другая. Решать положено теперь. Но как решать, не зная? Не красота, всё завтра обращается в другое. Поступок нынешний, спустя годы, обращается в смешное. Нравы общества, как их сейчас не осуждай, смирись и без возражений принимай. Некогда мужчины искали встречи, после дамы пребывали в поисках причин, спустя десятилетие опять иначе — мужчинам снова искать встречу самим. Заложником сего даже Пушкин оказался, зря над прежними порядками смеялся.

Меняются вкусы у людей, так им кажется приятней, кто вчера был на слуху, того сегодня нет отвратней. Онегину не мил его умерший дядя, презренна в девушке краса, он это знает: он молод. Молодым — всё навсегда. Как бы не казалось поведение Онегина зазорным, не стоит быть таким притворным. Вокруг онегиных не счесть — о том ранее упоминание в первом абзаце сего текста есть. Меняется всё в мире, чтобы к прежнему началу вернуться, вот и страдает человек, позволяя в который раз обмануться.

Зачем тогда гадания и вещие сны? В них будущее сокрыто? Пойми, читатель, для человечества предстоящее — дырявое корыто. Понятно всякому, человека краток век. Ему мнится такое — чему тысячи лет. Не он один — все через подобное прошли, и смерть свою в конце жизни обрели. О частностях осталось судить каждому из нас, как Пушкин, описавший эпизод, как говорится, без прикрас. Показан фрагмент былого, нравы тех дней, Онегин в строках — первый злодей. Злодеи меньшего ранга — все прочие. Тут бы пора и поставить пространное многоточие.

Ничего не сказано о романе в стихах. Кто так решил? Встаньте из-за парт, обозначьтесь в рядах! Скажите, стоит за творца судить, прав он или нет? Творцу судить о том, таков должен был прозвучать ответ. Главное озвучено: детали — человека мелкое суждение, решившего с другими обсудить поэта стихотворение. О творчестве возвышенного мнения следует быть, пожалуй, это стоит подрастающему поколению навсегда заучить. Но если творец — человек, и если писал о простом, значит ему хотелось говорить и о том. Прочее — эфемерный поток бытия. И тут как раз место для многоточия.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В душе поэта есть мечта. Без той мечты не может жить поэт. Мечта его на взгляд легка, но тяжелее её нет. Желает написать поэму он, а написать поэму сложно: в свой слог поэт влюблён, мнится ему — написать возможно. И вот идея появилась, за то благодарность Карамзину, мечта почти осуществилась, осталось сложить поэму свою. О древности седой, о богатырских подвигах писать, любовью строки переполнить, читателю пора об истории канувшей узнать, забытое былое вспомнить. Пусть сплошь вымысел в сказе героическом, то не опечалило поэта, не было идеи в подлинно историческом отражении придуманного им сюжета. Показана сказка, прочее пустяк, поэт указал направление: для склонных к античности то был знак, о чём должно быть их стихотворение.

Зелёный дуб известен многим, и Лукоморье знакомо нам, про князя Красное Солнышко мы помним, не забывается сказитель древности — Баян. О них поведал Пушкин снова, а может он поведал в первый раз, взятая им сюжетная основа, знакома всем, но дальше мрак для нас. Руслан — герой, Людмила — его любовь, Черномор — злодей, и кот имеется учёный, сколько память запомнить детали не готовь, при перечтении сказ Пушкина, как новый. Почему так обстоит, загвоздка в чём? В годах ли Александра ранних? Читаем стих — прекрасен он. И прочее нам кажется из славных.

То хорошо, когда красивое без критики живёт. Красивое испортить просто очень. Ничто в красивом не умрёт, будь критик в словах аккуратно точен. Зачем укор высказывать поэту? Поэт старался, рифму подбирал. Он удружил народу русскому и свету, былины на свой лад пересказал. Теперь мы знаем, а могли не знать, имеем должное видение былого, в любое время теперь можем указать всем заблуждающимся на образец от Пушкина молодого. Фантазия людей есть благо, и оно — проклятие людей, чем дальше от искони они, чем отдалённее от прошлых дней, тем разительней высказывают мнения свои. Поэтому, забывшим это, на вид поставим Пушкина стихи, пусть не очерняют лето, предвестием убивающей прошлое зимы.

Что же Пушкин, для чего поэму написал? Он сам не думал ни о чём. Сюжет понравился, слагать стихи тем стал, лишь данное, пожалуй, мы учтём. Он поэму дамам посвятил, чьи чары в плен берут сердца мужчин, для них он образ доблести открыл, раскрыв его на полотне шести картин. Кого любить — решать не Пушкину, но всё же, и Пушкин мог мечтать, он представлял супругов юных на брачном ложе, пример развития событий решил он показать. В тумане радостном, не понимая предстоящего, лучше отразить действительность, окрасив сказкой элементы настоящего, невидимое сразу обратить в видимость. Кто понял мысль, её возьмёт для понимания: под карликом поймёт мужа униженного, под шапкой ему привидятся милые создания, скрывающиеся от очевидного.

Нет нужды искать подобное в сюжете. Что это даст, зачем искать? За прошлое мы все итак в ответе. Для развлечения лишь можем указать. Поэма сложена, она читается, известна. Есть мудрость в строках и меж строк. Руслан — герой, герой — его невеста. Иного Пушкин нам сказать не мог. Кто молод, тот добьётся, о старости не стоит думать никому, лишь сложно тем живётся, кому пришлось быть одному. А если сила есть в руках, друзья дают тебе совет, готов ты подвиги свершать, иди вперёд, пока не отяготился грузом лет, о тебе будут вспоминать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сказители Руси, скажите, что вам Русь, что Русь для вас, скажите. Не говорите, покажите ту Русь, ту Русь, потомкам покажите. Славнейшие князья, от Рюрика свой род ведущие, князья славнейшие, куда вели князья те Русь, мужи Руси лучшие? Вели к погибели князья те Русь, тщеславие тешили тщетно, не Русь вели к величию. О них сказывайте, сказители, честно. Коль ежели кто из князей, пусть этим князем Игорь будет, решил в поход пойти половцев бить, что тем походом он добудет? Не призывал ли в мире жить Владимир Мономах? Так отчего вражда опять возникла? Половцев бить пойти решил князь Игорь, он пошёл в поход и разразилась битва. Сошлись две рати: рать половецкая и рать князей, пришедших от Руси. Три дня продолжалась сеча: половцы выдержали натиск, пали богатыри. О том зачем сложили строки, сказители неизвестные нам? Зачем опозорили Русь, или о том повсюду пел первейший из вас — сказитель Боян? Вы показали Русь, понятна Русь потомкам стала: пропал задор былых времён, не за те деяния досталась князьям слава.

Что значит Памятник? За что дана награда? Иль выбор мал, и от того одна нашлась отрада? Петь оды нужно с толком, надо знать чему хвалебные слова преподнести, а просто оды петь, на такой шаг пойти потомка, сказитель, не проси. Беда, сказитель, не в тебе: случайность «Слово» сохранила. Не в том беда Руси, не в том, что «Слово» для потомков судьба хранила. Беда в другом — беда в народе заключалась. Народ ярмо тянул — ярмо на творчестве народа и сказалось. Хвалиться нечем, в том беда народа. Народ творил, но не осталось ничего, кроме твоего, сказитель, «Слова». Подверглась тлению бумага, истлела береста, погибло творчество, погибли истинные памятники и многия Слова.

Осталось «Слово о полку Игореве» — о плаче народа сказывалось оно, о рёве людей, о клятой судьбе, словно сказано сегодня, только сказано давно. Не дела достойные продолжает хватить народ, отчего-то Русь продолжает рожать господ. И приходят князья, и ведут бить половцев они, и снова вопросы, ответов на них нет — не ищи. Затмилось солнце для князей, то принимается готовностью к борьбе, но гибнет простой люд на навязанной ему во исполнения примет войне. Кто сегодня споёт песню о достойных памяти бойцах, павших не ради идеалов, павших сейчас у нас на глазах? Где бродит Боян, почему не сказывает о поражениях он? Сказывает так, что поражение — не явь, а сон.

Потому потребно народу «Слово», пусть позорно оно и не стоит внимания. Сказано «Слово» в строках таких, плачет от них Франция и Испания. Жонглёры и хублары пели песни во славу процветания и во имя будущих побед, сказители Руси следовали целям, потребностей в которых больше нет. Кто о победе сказывал потомкам, тех потомки победы добивались, кто о поражении сказания пел, те со свободою расстались. Был Игорь удачен в походах, бил он половцев и славу имел, но во веки веков он пожал то, чего доле своей не хотел. Выхватил сказитель из жизни князя эпизод поражения, проявил в том волнующем моменте мастерство доступного ему стихосложения. Мусин-Пушкин сей Памятник бережно вывел снова из тьмы на свет, вне воли лишив тем потомков радужной памяти о событиях канувших в прошлое лет.

Сказали сказители «Слово», теперь скажите потомки Руси слово своё. О добром, о важном, напутствие дайте, не черните настоящее — чернота не то.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Обиду затаил Гильом на короля, вернувшись из похода без добычи, не досталась ему в собственность земля и доходов новых он нигде не сыщет. Нет средств у Гильома на прокорм коня, лишился он заслуженной награды, страданиями наделив себя, достоин оказался лишь баллады. О том жонглёры с радостью пропели, как волю проявлял Гильом, как добивался доброй цели, как вёл беседу с королём. Он отказался от ряда привилегий, ему претит чужое брать. Чужое брать — нет хуже преступлений. Гораздо лучше у врага отвоевать. Отвоевать — вот лучшая награда, достойная геройских размышлений, о том и ведает всем нам баллада про применение древнейшего из ухищрений.

Отправился Гильом отбить испанский город Ним, в ту пору мавры им владели, казалось ничего нет с ним, купеческие на уме затеи. Поехал бравый воин торговать? Али коня троянского телегой подменил? Не стоит даже узнавать, враждебный город он в итоге покорил. Да Ним и не казался неприступным, всегда легко врага водить за нос, тогда всё обязательно становится доступным, когда замыслил важное всерьёз. Пусть семь годин град мог держать осаду, встречать противника в лицо, осталось маврам скрыть досаду, но Ним попозже к ним вернётся всё равно.

А может не было похода такового и не было беседы с королём, истории неведом сей манёвр Гильома — Гильом тут как бы ни при чём. Но храбр он был и кровь его — бурливая река, хитёр он был и ум его прославил на века. Он благородным был и короля достоинство хранил. Он проявлять заботу не забыл, обиду для других он не сносил. Не мог Гильом принять чужое в дар, добиться уважения важней, чем становиться центром свар, служить раздором королей. Не надо милости герою, не надо выделять надел, позвольте ему блеснуть собою, покажет он насколько смел.

Не требуется слов обильных посторонних, рассказывающих о приключениях Гильома, достаточно бесед спокойных и мечей сражающихся звона. Король не станет храбрецу отказывать в отваге, он сам такому рад. Уж лучше воевать, чем утопиться в браге, распространяя бражный смрад. И враг не заподозрит хитрости Гильома, ведя беседы с ним о том и сём: кто не ведает войны закона, быть покорённым обречён. Сюжет простой и мысли не содержит мудрой, хвала героям — основная суть, толпе подвыпившей, к геройству чуткой, поможет к вечеру заснуть.

Что же до хитрости Гильома, о ней ещё Гомер давно сказал, покуда враг оставлен дома, тот не герой, кто крепость чуждую не взял. Как с первых строк скрипит телега пред вратами короля, так скрип её распространяется границы дальше, скрипит телега, не испугавшись показать себя, тем скрипом добиваясь фальши. А что до прочего — о прочем говорить возможно, язык устанет восхвалять достойных, иначе о достойных сказать сложно, да и не надо нам времён спокойных.

Чем чаще в мире беспокойство, тем примечательней народу жить: такое уж у человека свойство, героев из всего подряд лепить. А коли тихо станет повсеместно, унылая пора придёт, такое, если честно, добра никак не принесёт. Давайте нос поднимем от земли, увидим светлое в проказах, проблемы общие — мои или твои, заключены в правительства указах. Зачем искать счастливую судьбу, когда доступна заграница, тащи туда свою арбу и не давай себе лениться. А если хитрость проявить, благим поступком прирастить чужое, народу это не забыть, забудешь сразу о покое.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Гильом Оранжский, чем он знаменит? Служил он королю отважно. Никто его не укорит. Да и не то потомкам важно. Минули годы с давних лет, истёрлись памятные даты, кому теперь держать ответ, кому герои умершие святы? Покуда Карл Великий править мог, его решенья уважали, и вот правленья вышел срок, Людовика на трон призвали. Не обладал Людовик нравом короля, за мягким телом крылась собственная воля, но не становятся властителями зря, его потомки ценят за иное. Жил в годы те Гильом Оранжский, храбрейшим из храбрейших слыл, то отправлялся он в поход испанский, то нос ему под Римом недруг отрубил. На семь поэм хватило его дел, семь песенных сюжетов, Гильом воистину был смел, семи он был достоин жестов.

Для скучающих жонглёры пели, не думая о завтрашнем дне, люди чудом сохранить сумели, предназначенное подвыпившей толпе. Единый есть сюжет, события разнятся, зато на прошлое нам пролит свет, глазами можно пробежаться. Поэтизировано знатно, наврано притом, регентово царство с малым королём. Хоть король не малый, за тридцать-то годков, певец попался шалый и может из врагов. К таким недоразуменьям, дабы время не терять, проявим мы смиренье, сюжет хотим узнать.

О многом разом скажут, сказители былые, о прочем нам укажут, источники иные. Гильом найдёт управу на недругов своих, кто будет не по нраву и кто достоин слов любых. Он сарацинов одолеет, нормандцев усмирит. Он никого не пожалеет, вассалов силой убедит. Такое отраженье — краткий пересказ, проявим же терпенье, продолжим мы рассказ.

Чем мусульмане христианам насолили? Зачем война случалась между ними? То шли их покорять, по морю крестоносцы плыли. То пытались их изгнать, засевших крепко в Риме. И Папа Римский тоже страдал изрядно, ибо он, кто теперь поверит, собакой оказался наречён. И Папа не в накладе, он знает как ответить, с угрозами он сладит, своё всегда приметит. Посыпятся упрёки в сторону врага, заполнят тогда строки бранные слова. Припомнят Мухаммеду, как верил он в Христа, как кушал он свинину и пил порядочно вина, как прибыл было в Мекку, как было изменился. С седьмого теперь веку конфликт усугубился.

И кажется случайным фрагмент подобного спора. Не станем делать тайны, таких моментов много. Покуда Гильом будет дела свои вершить, жонглёру не убудет религию пилить. Адам и Ева, яблоко и Ной, завета Ветхого раскрыта тема и темы нет иной. Не ждёшь такого от эпического сказа и едкости не ожидаешь тоже, а ждёшь хвалебного рассказа и героизации персонажей может. Соединили в кучу, наверное сойдёт, сюжетов взяли тучу, наверное пойдёт. И жест явился, «Коронованием Людовика» назвали, читатель и не удивился, и удивился бы едва ли. И вот Людовик коронован, и жизнь наладила ход свой, никто ещё пока не скован и волен за него стоять горой. Король одобрит начинанье, достаточно ему на это намекнуть, так обстоит и данное преданье, ему с пути чужого не свернуть. Есть где проявить отвагу, Короткий Нос её проявит, Гильом добудет себе славу, в истории он след оставит.

Одно из сохранившихся преданий, пускай разрознено оно, покажет уровень тех знаний, что ныне знать нам не дано. Сменились поколения людей, о прошлом мнения сменились, уже не скажешь о былом смелей, детали дней тех позабылись. Написанное помнить нам дано, каким бы не было на самом деле, иного не узнаешь всё равно, такую песню нам жонглёры спели.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Опустим предпосылки Реконкисты, былого не исправить никогда, поговорим о деятельности Сида, испанского героя навсегда. Кем был сей муж, Родриго Диас де Вивар, Кампеадором прозванный в народе? Он дворянин, вассал, Кастилии примерный гражданин и прочее в подобном роде. Честнейший человек, заслуживавший большего почёта, нежели имел, и, к сожалению, за честный нрав в опале у правителя он побывать успел. Его сослали за пределы государства, с ним запретили людям говорить, свою семью ему пришлось оставить и в южном направлении отбыть. Так говорится в песне сложенной о нём, народу лучше знать деяния героя, как с маврами он бился, как поладил с королём, как он лишил предателей покоя.

Не так легко подняться из опалы, когда лишился ты всего, когда друзей уж нет, растеряны заслуги, а за плечами только вера в мощь коня и больше ничего. Но есть храбрейшие из храбрых, достойные служить достойному побед, не за награды, не за славу, не за почести, готовые достойный дать ответ. Набрав отряд таких героев, чья сила полнится отвагой, Сид ощутил былую силу, окреп морально, стал на юге свой. Уже не он ходил под королём, не он обязан был ему служить, он валенсийской вотчиной владел и продолжал Кампеадором в молве народной слыть.

При всех заслугах и умении самостоятельно с врагами воевать, Родриго Диас де Вивар не мог Отечество оставить и власть Альфонсо над собой не признавать. Он верен королю, заслуга в том героя, он потому герой, что в мыслях не допускал иного. Он потому герой, что народ в нём видел воплощение себя, обманываемого проходимцами под видом приближённых короля. Он потому герой, что нашёл средство для управы над бесчинствующей сворой, несправедливой и для себя во утешение расправой скорой. Лишь тот герой, кто при обидах, где для мести кровной должен быть исход, верит в справедливое решение и ждёт его, как ждёт уставший ждать народ. За то воспет был в песне Сид Кампеадор, а прочее, пожалуй, вздор.

Предание в народе сложено и краше никто не сможет сочинить, Сид верен королю, он жаждет справедливости и продолжает этим жить. Воюет он, громит врагов, он наживает горы злата, к нему идут служить, за ним идут рубить, потом живут богато. Всё так, так было, правду нечего скрывать. Другое дело, к королю Сид столь достославной лояльности мог и не соблюдать. Наоборот, Родриго Диас де Вивар в пору запутанных годин, решал в угоду нуждам, кто именно над ним быть должен господин. Иль сам он над собой хозяин, иль Мутавид, эмир над Сарагосой, иль вновь Альфонсо, иль кто иной считал Эль Сида правою рукой. Не так-то просто нам судить о прошлом, настолько же запутанным, как в наши дни, тогда тоже воевали в союзах вместе и редко выходили на бой одни.

Славных лет минуло время, прошлое в былом, а хочется таких героев видеть снова, и памятник им под окном. Они верны Отчизне, верность ей хранят. Не так им важно, кто там сверху, простят иль не простят. Их могут не понять! А кто понять способен в нахальной пустопорожней грязной на язык поганой злобе? На откуп поколениям грядущим надо поступать, лишь им решать — хулить иль уважать. Всё прочее пустое — жизнь пуста, и памятник пустой и истина черна.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Друзья, «Песнь о Роланде» у меня для вас припасена. О славе ли песня сложена сия? Кто в ней герой и каковы его страданья? Как соотносятся с историей подобные преданья? Отсель ведут французы счёт годам? По праву сильных, дав отпор врагам? Великий Карл — правитель тех времён, по праву рождения царствовать начал он, отправил армию за край родной земли, там многие из храбрых полегли. До нас дошли свидетельства тех дней, известны имена смелейших из людей, но правды в этом может и не быть, заслуги прошлого всегда любили возносить. Уж коли шли отцы на бой в пору тяжёлых лет, то и сыны пойдут — иного выбора, пожалуй, нет. Никто не вспомнит после о войне иначе, чем о героях, чьи заслуги слаще. Сиропная отвага и приторная честь — из них слагается в народе песнь. А что до правды… правду не узнать: в хмелю жонглёров каждый мог героем стать. А ежели Роланд сказания достоин, о нём и речь, решим, какой он воин. Аой!

Великий Карл, за двадцать лет до императорских регалий, бил саксов всюду, где его не ждали. Он к Папе в Рим с почтением ходил и королевство лангобардов покорил. И снова саксов всюду бил, пока по зову в Сарагосу не отбыл. Испания тогда под гнётом мусульман стонала, их дрязги все она познала. Как прежде ведала о дрязгах готов, теперь увязла в чуждой веры ей заботах. Про Пуатье забыли мусульмане, зачем иначе христиан позвали? Великий Карл убыл с неисчислимой ратью в путь, но от Сарагосы пришлось обратно повернуть. От сих и зачинается роландово сказанье, про гибель яркую повествованье. Аой!

В трактирах разное жонглёры ведали о деле том, правдиво излагали и врали, разумеется, притом. События былого искажать стремился всяк, и верить в писаное будет лишь простак. Оставим ратной сечи песнь на совесть им, заняться лучше нам другим. Пусть в дошедшем до потомков варианте много похвальбы, читатель внемлет суть свершившейся канвы. Роланд был предан, если предан был, он отомстил, погибелью других достойно опочил. О сём и сказывали людям балагуры, рассказывая живо, как с натуры. Пред взором образ мусульман вставал, их христианский воин побивал, вставал и образ хитрецов-друзей, на гибель отправлявших лучших из людей. В сём эпосе рождалась вера всех потомков, чьи кони шли на бой в доспехах звонких, они сражались и несли свой крест в Иерусалим, в них дух Роланда был непоколебим. Аой!

История иная в настоящем, она не связана с былым. Все представленья о деянье вящем, рушими объяснением простым. Роланд — герой, ему на утешенье, минуя Ронсеваль, название ущелья, был встречен вражескую силой, казалось мусульман, и был смертельно ранен там, но басками — и в этом весь обман. Тот, за кого стяжали славу рыцари потом, чьё имя принимали за набатный звон, кто побуждал их подвиги свершать, а тело, душу, сердце — трепетать, не мог оставить бренный мир и умереть без обоснованных тому причин. Аой!

Века минули. Вымарана память. Кому сегодня лучше памятник поставить? Забыто прошлое. Иные времена. Найти героев не проблема — их ведь тьма. И пусть заслуги мнимы, пусть пусты. Перекричать не сможешь глас толпы. Народ поверит, и тогда… родит героя навсегда. Народу нужно кем-то жить, и это никогда не изменить. Аой!

Автор: Константин Трунин

» Read more

В любой момент, в любые времена, рождается герой всегда. О ком-то народу нужно петь, хвалить его и крест свой несть. Для немцев Нибелунги стали таковыми, их свары помнят и поныне. Их предки могли римлян бить, а после чашу горя пить. Судьба свела однажды два рода, чья дружба крепла год от года. Они объединились в целое одно. Казалось, не разобьёт их теперь никто. Надежды прахом разом все пошли, люди есть и были всегда людьми. Немцы себя же взяли в плен — накрыл Нибелунгов зависти челн. Спасу не смогли найти, измучены ненавистью от ревности они.

В давние времена не было такого понятия как «страна». Тогда дела вершили короли, им подчинялись, превозносили, берегли. За королей шли на смертный бой, быть преданным им мог быть любой. Что до наций и прочей чепухи — всё это предки их поздней изобрели. Человек ценился за умение служить, доказывай верность и оставайся жить. Если призовёт король на войну, пойдут за ним, а не за страну. Потому покоя предки и не знали, они за личные амбиции воевали. Достаточно лишь волю людям объявить, как готово было войско врага бить. Но не зарились на чужое короли, границы только стерегли. Усмирять внутреннюю смуту считалось важнее, вот и лилась кровь очередного лиходея. Преданные люди имелись и у него. Так складывалось древнее бытиё.

Амбициями полны Нибелунги были, прежние друзья о дружбе забыли. Пусть Зигфрид доказал преданностью свою, услужив бургундскому королю. Кто он и кто король? Отчего он храбр и дерзок столь? Почему в бою непобедим? Разве он забыл, кто его господин? Зигфрид — вассал, обязанный служить. Его право помогать и в нужде опорой быть. Он может взять в жёны сестру короля, по рыцарским понятиям иначе нельзя. Добудут и королю жену вместе, исландку Брунгильду, заваренную на крутом тесте. И прежде из-за женщин вражда зарождалась, что на «Песни о Нибелунгах» тоже сказалось.

Оригинальности многое в сюжете о Нибелунгах лишено, читатель с этим встречался в других произведениях очень давно. Все приключения героев откуда-то взяты, не факт, что описываемые события коснулись преимущественно немецкой земли. Вспомнить хотя бы Трою, удела которой дела Зигфрида стоят. Тому имеются факты. Например, он отбирал артефакты. Герой бессмертен почти, хоть и приложил к тому усилия свои. Краткого перечня хватит, остальное читатель сам схватит. После нужно вспомнить плавание Одиссея, называется оно похоже — «Одиссея». Два гомеровских полотна дополняют «Песню о Нибелунгах» сполна.

Зигфрид должен умереть, это надо в виду иметь. Он добыл сокровища, победил дракона, кажется и не должно быть в сюжете иного. Во имя любви эпос зачинался, народ любил его и сказителям доверялся. Любовь же и привела Зигфрида к смертному одру, чтобы народ узнал трагедию ещё одну. Славным бургундам суждено в сечи погибнуть, нашествие гуннов их должно постигнуть. А чтобы помнили люди о племени таком, «Песнь о Нибелунгах» была сложена потом. Перемешались в эпоса строчках правда и ложь, что вымысел в них уже никогда не разберёшь. Был ли Зигфрид сыном кузнеца или он рождён от царского отца? Знавал ли Брунгильду до знакомства Гунтера с ней или не знал, но любовью пылал не к одной Кримхильде своей? Бургундов сомнут всё равно, героическому Зигфриду им помочь не суждено.

Автор: Константин Трунин

» Read more

На запад ли смотрит Грузия или всё же на восток? Если опираться на эпическую поэму Шоты Руставели «Витязь в тигровой шкуре», события которой происходят на протяжении от Аравии до Индостана, то выбор должен быть остановлен на востоке. И это неспроста. Читатель может усомниться, вспоминая тесные связи Грузии с Византией, дружбу с Комнинами и помощь в создании едва ли не полностью подконтрольной Трапезундской империи ещё при правлении царицы Тамар. Сам Шота в тексте поэмы несколько раз ссылается на некие персидские источники, из которых он позаимствовал сюжет для своего произведения. По сути, «Витязь в тигровой шкуре» — красивая сказка на восточный манер. Она была написана для услады слуха Тамар. А разве есть более елейный сюжет, нежели тот, где сильные мужи совершают подвиги во имя красавиц? Посему политику в сторону!

Слог Руставели чудесен. Переводчики хорошо постарались, чтобы поэма на любом другом языке выглядела также блестяще. Читатель восхищается сложению рифм. Сюжет выглядит устремлённым вперёд и не даёт взору читателя задерживаться на обыгрывании одних и тех же моментов. Безусловно, требовать от сказки чего-то большего, нежели сказочного сюжета не нужно. Автор мог вместить в повествование подтекст для размышлений, но делать этого не стал. Действующие лица стоят друг за друга горой, приходя на выручку и позволяя внимающему возносить хвалы за существование подобных людей. Если и случается между кем вражда, то надо просто понять, что без негативной окраски поступков отдельных персонажей елей станет до противного приторным, хуже прогорклого мёда будет на вкус.

Будоражит воображение читателя витязь с первых страниц: обладатель недюжинной силы, независимого нрава и невиданной способности ускользать из поля зрения. Именно он становится причиной, побудившей одного из главных героев оставить родной дом и отправиться на его поиски, чтобы унять дрожь в самолюбии властелина и осушить слёзы на глазах принцессы. Перед ним стоит картина скитаний по бесплодной пустыне и необъятным азиатским просторам, а ему всего лишь необходимо найти маленькую иголку, иначе вместо золотых гор лучше ему сгинуть в безвестности, чему может послужить любой колодец на пути. Такой читателю предлагается завязка истории, о финале которой он должен догадаться сразу, ведь сказка не может плохо заканчиваться.

Истории, аналогичные «Витязю в тигровой шкуре», можно найти в сказаниях разных народов. Например, русские сказки знают несколько примеров, среди которых та, где молодого человека отправляют неизвестно куда и неизвестно зачем, чтобы он принёс неизвестно что. Разве нет? Мираж в пустыне, представший аравийскому властелину, ничем не уступает такому сюжету. Но коли послать можно доверенное лицо во исполнение будоражащих воображение прихотей, то целью поисков может быть и мифический предмет, и сокровенная мечта одолеть чудеса природы. Впрочем, у витязя не всё так печально — его послали с конкретным заданием на все четыре стороны света.

Утяжеляют повествование поэмы Руставели вложенные истории, служащие наградой за выполненные задания. Когда решается очередная проблема, тогда читатель получает возможность узнать, откуда она вообще возникла. Получается, доблесть переполняет душу при нужде отомстить за обиду, чтобы породить следующий всплеск желающих отомстить, но уже в отдалённой перспективе. Этот незамыкающийся круг кровной вражды — одна из традиционных черт, происходящих на востоке событий. Ввязывание в вековые распри Руставели обрамляет в добродетель, трактуя происходящее на своё усмотрение. Однако, всегда можно посмотреть на такие поступки иначе, только до нас дошла версия в виде «Витязя в тигровой шкуре», поэтому не стоит выходить за заданные сюжетом поэмы рамки.

Золото Кавказских гор — это произведение Шоты Руставели. Аргонавтам надо было приплыть попозже.

Автор: Константин Трунин

» Read more