trounin.ru

Писать и мучиться, чтобы мучиться и писать. Результат этого — данное произведение. Работы начались задолго до публикации. Хаггард писал минимум в течение пяти лет. В результате получился литературный труд, не подлежащий взвешенной и продуманной оценке. Можно пойти дальше, назвав произведение далёким от того, к чему тяготеет читатель, предпочитая знакомиться с творческими изысканиями Райдера. Вместе с тем, читатель привык видеть стремление Хаггарда придерживаться разных жанров, отчасти создавая произведения из жизни англичан, живущих в пределах Англии. Подобные литературные труды обычно и становились уделом интереса населения Туманного Альбиона, тогда как читатель Райдера с других земель предпочитал игнорировать всё, так или иначе лишённое увлекательности.

Говорить о сюжете произведения можно долго, пересказывая содержание. Требуется ли это? Хаггард поведает о событиях, переполненных происшествиями, при том лишёнными надежды на благополучное завершение. Читателю достаточно понять о должном случиться кораблекрушении, счастливом избавлении от смерти и о самых разных событиях. Всё это словно уже было в творческих изысканиях Райдера. И вот опять.

События разворачиваются вокруг главного героя, являющегося изобретателем, сторонящемся женщин. Он измыслил некое устройство, способное к чему-то, о чём человек начала XX века уже должен был смело мыслить, так как передавать голос на расстоянии не могло уже казаться чем-то уж слишком удивительным. Александр Белл, за почти тридцать лет до того, сумел освоить подобную технологию. И это даже без разговора о радио, к чему одиннадцать лет как успел приложить руку Никола Тесла. Посему, дело сводилось к портативности. Ну да не в том суть повествования. Главное то, что главный герой сторонился женщин. Естественно, это не спасло его от брака, причём практически на родственнице, чему поспособствовало британское законодательство, весьма презрительно относившееся к праву женщин на наследство.

К чему это могло привести? Сугубо к несчастью. Да, главный герой поучаствует в спасении девушки с терпящего крушение корабля, полюбит её, вследствие чего закручинится. Хотя, с чего бы ему так следовало поступать? Ничего не поделаешь — о нелюдимом учёном много не напишешь, и читателю то не окажется интересным. Тем более, приключениями Хаггарда могли зачитываться и женщины, всегда интересующиеся именно раскрытием проблематики сложности взаимоотношений между мужчинами и женщинами, особенно если речь касается какого-никакого подобия любовного треугольника.

Можно сказать — любовь способна нечаянно нагрянуть, поразить в сердце и свести в итоге в могилу. Так и случится. Переживать главному герою придётся изрядно. Но и это не показывает творчество Райдера с новой стороны. Допустимо смело возвращаться обратно к его произведениям, обыгрывающим сходные эпизоды. Отчего не вспомнить смерть одной из жён Аллана Квотермейна? Той, что переостыла за ночь на холодных камнях, скоропостижно погибнув во цвете лет. Такая же участь ждёт избранницу главного героя сего произведения.

Почему бы не поговорить о загробной жизни? Или о том подобии, каковое порою представляется. Мало ли до какой степени отчаяния получается дойти, терзаясь от ощущения безвозвратной утраты. И тут есть к чему подойти, благо Хаггард начинал разбираться в возможностях потусторонней силы, раз предлагал читателю принять за истину им описываемое.

Кто сможет с удовольствием прочитать очередное произведение Райдера — будет неизменно счастлив. Прочий читатель, не сумевший оценить данных изысканий автора, молча перейдёт к следующим произведениям. И поступит правильно! Есть у Хаггарда интересные задумки, которые он продолжит реализовывать. Тогда к публикации готовился роман «Братья», пусть и наивный, зато в духе ожидаемых приключений.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Нельзя просто взять и промолчать, не написав ни строчки о предпринятом в 1900 году паломничестве. Отправился Хаггард через Италию и острова Средиземноморья в сторону священной палестинской земли, где его интересовало всё то, к чему и поныне стремятся паломники, то есть в Иерусалим. Будучи склонным подмечать сельскохозяйственные особенности местности — этому Райдер и придавал больше всего значения. Получилось не паломничество с целью приблизиться к древним святыням христианской религии, а нечто из сферы культурного просвещения. Хаггард разумно замечал, как мало смысла в прикосновении к тому, что прежде уже было не раз разрушено и возведено заново, ничего по себе не оставив, кроме воспоминаний.

Раз паломничество — нужно начать писать воспоминания с лицезрения соборов. В качестве отправной точки был использован Миланский собор, произведший на Райдера самое сильное впечатление, если пытаться сравнивать с другими сооружениями подобного плана. Но куда же отправлялся Хаггард далее? На удивление — вслед за прикосновением к сокровенному, Райдер припал к так им чтимой земле и к плодам её, то есть к тосканскому вину, размышляя о местных фермах и ремесле виноградарей. Пресытившись увиденным и испитым, Хаггард переходил к терзаниям душевным, вдохновлённый посещением Флоренции на рассказ о прискорбной участи Савонаролы, посчитав необходимым посетить все монастыри, с ним связанные.

Визит по Италии затягивался. Райдер посетил Помпеи, затем Неаполь. И уже после отправлялся на Кипр, выбирая первым местом посещения Ларнаку. Надо обязательно сказать, что Хаггард предпочитал обходиться без выражения мыслей об ожидаемом и фактически узнанном. Отнюдь, слог Райдера оказывался сух и касался фактической стороны паломничества. Например, при прибытии на Кипр его сразу обезоружили. По местным законам запрещается держать при себе пистолет, каковой и был изъят. Возмущаться Райдер не стал, прекрасно догадавшись, отчего остров славится низким уровнем преступности.

Пребывание на Кипре не протекало быстротечно. Хаггард продвигался в сторону Лимасола, не забывая обозревать сельскохозяйственную составляющую. Ещё его приглашали на торжественные мероприятия. Там же Райдер высказывал негатив о турках, чья власть до сих пор не ослабла над Кипром. Но одно другому не мешает, поскольку Кипр всё же важен для англичан возможностью акклиматизации при последующей деятельности в Африке или Индии. Говоря конкретно, Хаггард предлагал сперва сюда посылать солдат, чтобы затем переводить на непосредственное место службы в колониях.

Основное впечатление от палестинских земель — жара. Привыкшему к погоде Туманного Альбиона будет затруднительно свыкнуться с постоянно высокой температурой воздуха. Само посещение Иерусалима — основное разочарование. К слову, разочаровываются все, стоит узнать, насколько не соответствует информация о действительно некогда имевшем место, если во всём полагаться на дошедшие до нас источники. Тем не менее, паломники продолжают посещать Иерусалим, не считаясь с тем, что город, по которому ходил Иисус Христос, был начисто стёрт при подавлении иудейских восстаний, а сам нынешний Старый город являет собой построенную римлянами крепость, к тому же на некотором отдалении.

И всё же паломничество совершать требуется. Не с целью прикоснуться к священному! Отнюдь. Важно знать и осознавать, чем является окружающий мир для человека, насколько человек соответствует познаваемому им окружающему миру. Нового Райдер для себя не открыл, он лишь запасся материалом, должный ему хотя бы несколько раз помочь, когда он возьмётся писать произведения с соответствующей тематикой. Отчего не может быть так, чтобы истории Хаггарда имели меньше права на существование, нежели иные истории, считаемые за правдивые?

Автор: Константин Трунин

» Read more

В конце от человека обязательно должна остаться идея, которой он жил. Ничего более! Неважно, при каких условиях воспитывался, какие вредные привычки имел и насколько он по своей сути мог казаться отвратительным. Зная излишнее, потомок обязательно накрутит сверх положенного, измыслив совсем уж мало похожее на действительность. Однако, Дуглас Боттинг являлся современником Джеральда Даррелла, имел с ним единственную встречу в 1969 году, спустя пять лет посещал остров Корфу, участвовал в экскурсиях, связанных с семейством Дарреллов, и постепенно пришёл к мысли, что требуется создать биографию, с помощью которой всякий сможет посмотреть на жизнь Джеральда наиболее трезвым взглядом. Наконец-то Боттинг принялся за её написание. Получилось у него жизнеописание обычного человека, который жил и творил, уничтожал и тут же созидал, действовал во благо других и сам себя губил.

Сразу Дуглас говорит про Джеральда — отказывая ему в присутствии английского духа. Нет, Даррелл не был британцем. Отнюдь, он из семьи, росшей в условиях Индостана. Потому Джеральда считайте за близкого по духу к индийским народам, нежели к какому-либо из европейских. Скажется ли данная информация на дальнейшем понимании жизни Даррелла? Ответ будет отрицательным. Отец Джеральда рано умрёт, а вот мать, всегда описываемую Джеральдом с особой любовью, Дуглас изничтожит, навесив на неё клеймо алкоголички. Впрочем, такое же клеймо заслужит и сам Джеральд, ибо его страсть к алкоголю Боттинг возведёт в абсолют. Пожалуй, никто столько не пил на пороге своей смерти, как поступал Джеральд. Почему? Когда ему предстояла трансплантация печени — он заявился на операцию пьяным.

Нельзя не сказать про увлечение Даррелла животными. С юных лет он наводнил дом различными созданиями. Но как складывались его отношения с животным миром в дальнейшем? Джеральд в своих книгах выводил мечту о создании собственного зоопарка как раз с детских лет. А вот Боттинг считал иначе. Читатель вполне осознавал, насколько Даррелл понимал необходимость борьбы животных за существование: если одних не накормишь другими — они умрут. Тогда отчего Дуглас вывел Джеральда на тропу жестокого ловца, готового убивать родителей детёныша, лишь бы завладеть желанным экземпляром? Об этом следовало сообщить иначе, но ведь ничего человеческого Дарреллу не должно быть чуждо.

Как быть со стороны симпатий Джеральда к противоположному полу? Тема не столь уж и важная для писателей прошлых веков, а вот ближе к веку двадцатому ставшая краеугольным камнем для придания книге полагающегося ажиотажа. Разве можно обойти вниманием биографию, откуда получится узнать интимные подробности? Впрочем, представления англичан о красоте и об остальном — это сугубо представления англичан.

Вот Джеральд повзрослел, взялся за написание книг, значит и повествовать о нём нужно особо. Боттинг пошёл по простейшему пути, выуживая нужный материал непосредственно из автобиографических трудов Даррелла. Помогали ему и сторонние издания, вроде откровений Джеки Даррелл — первой жены Джеральда. И пошёл сказ о прочем, чему находилось место среди многочисленных цитат. Становилось известно про обретение популярности, про создание зоопарка, функционирование природоохранного фонда, развод и новые отношения уже с Ли Даррелл.

И наконец следовало рассказать о смерти Джеральда. Умер он не великим человеком — простым обывателем, не сумевшим признать слабость души перед желанием плоти. Умирала для читателя и идея, так и не сформированная Боттингом. Кем был Джеральд в действительности? Неужели о нём создан миф, не имеющий продолжения? В это не хочется верить. И верить не следует! Понимать Даррелла лучше по написанным именно им книгам.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Пришло время разрушить прежде высказанное суждение. Хаггард всё-таки написал произведение про миссионера, отправившегося вглубь Африки для распространения веры в божественный промысел. Тому священнику предстояло выйти на племя огнепоклонников, дабы доказать силу своего Бога над силами стихии язычников. Должна была быть поставлена проблематика: сумеет ли миссионер преодолеть пещерные предрассудки и сообщить жителям Центральной Африки истинность заповедей божьих. Но Хаггард — есть Хаггард. Для него сюжет важнее какой-либо иной составляющей. Причём сюжет должен быть интригующим. Да оного не оказалось. Миссионер будет втянут в извечные распри за власть. Что среди англичан фигура короля может вызывать споры, особенно в моменты наступления наследования, то таковое случается и среди остальных народов, в том числе и населяющих африканский континент, на какой бы ступени развития они не стояли. Потому и будет замешан главный герой в соответствующие интриги. И читатель волен подумать: а когда у Хаггарда случалось иначе?

Что для кого-то вера — для иного лишь магия, а кому-то мнится рациональное объяснение. Всё зависит от способности человека к восприятию действительности. Вполне очевидно, верить человек начинает тогда, когда ему кажется недостаточным видеть магическое в том, чему можно приписать более адекватное понимание. Не из-за чего-то случается тот же ураган, а по воле Всевышнего. И беда приходит в дом не в результате стечения обстоятельств, а за грехи перед тем же Всевышним. Кажется, нет в том магического, сугубо особенности умения применять веру в нечто определённое. Вот от этого и стоит исходить, дабы понять сложность принятия африканцами христианства.

Хаггардом не зря вынесено в название слово, обозначающее человека, обладающего необычными способностями, чаще под видом умения изменять окружающий мир силой мысли или с помощью соответствующих приспособлений. Христианин таковыми качествами наделит святого — праведника. Он избран Богом для миссии, которую и исполняет, потому в его способностях нет странного и противного естественному ходу вещей. Африканец поймёт это другим образом. Тут лишь магия, и ничего кроме. Не верит африканец в какую-либо сущность, которую он не способен осознать и принять. Если миссионер при нём докажет, насколько ему присуща способность избегать удара молний, либо оказываться невосприимчивым к ядам — это только магия. Другие объяснения не подойдут.

Конечно, можно вспомнить, как один из героев произведений у Хаггарда успешно спасался от тех же молний, применяя научный подход, и тогда его африканцы, в той же мере, наделяли магическими способностями. Всё это разговор о пустом, так как отражает умение понимать происходящее с определённой позиции. Даже эти слова, если их дать прочитать глубоко верующему или человеку науки, то каждый из них их истолкует на свой лад. В той же мере пребывает и умение критически относиться к художественным произведениям, когда за восприятие отвечает груз до того усвоенного материала.

Получились рассуждения на тему, но не суждение о произведении. На самом деле, как не пытайся понять поступки миссионера через его восприятие африканцами, важнее становится проблема обретения власти, так остро необходимая некоторым действующим лицам. Прочее следует признать антуражем. Оттого, увы и ах, выражается огромное сожаление — ознакомиться с деятельностью миссионера толком не получилось. Пусть Райдер применил талант беллетриста, наполнил содержание занимательными происшествиями, но оставил всё в рамках допущения, присущего не настоящей жизни, а книжным сюжетам. Вероятно, по данной причине, сие произведение и остаётся не из самых востребованных читателем. Уж лучше бы миссионера сопровождал Аллан Квотермейн.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Продолжая чередовать сюжеты, Хаггард вновь подошёл к необходимости описать будни современной ему Англии. И взялся он за разрешение уж слишком больной темы — многочисленных трудностей в обретении женщинами права на любовь. Казалось бы, что в этом сложного? Есть мужчина и есть женщина, они влюбляются и происходит должное последовать после. А вот и нет! Не стоит судить о чужом прошлом категориями нынешнего дня. Отнюдь, а если та женщина рождена не в браке, то есть является незаконнорожденной? Глупость: скажет читатель. И сильно ошибётся. Далеко не глупость, если речь об Англии и её порядках, где к женщинам хоть и относились снисходительно, всё равно не считая полноценными членами общества, но только в случае их рождения по заведённым в королевстве порядкам. Если иначе — проблем не избежать. Собственно, главная героиня данного произведения Райдера имела несчастье родиться вне брака.

Любовь зла: скажет читатель. Если можно полюбить женщину с физическим дефектом, то уж дефект социальный может оказаться вовсе незаметным. Разве? Обществу проще закрыть глаза на несовершенство тела, нежели на различия в социальном плане. Отнюдь, на женщине без ног или рук жениться проще, нежели на незаконнорожденной.

Не кажется ли, что проблематика все же излишне накручена: скажет читатель. Нет, не кажется! Однако, беллетристика всегда склонна к допущениям, иначе не было бы в ней никакого толка. Достаточно вспомнить представления о литературном труде от авторов романтического направления. О чём они пишут, то допускается сугубо в книжных сюжетах. Следовательно, в жизни подобного происходить не могло, не может, и не будет для того права в будущем. Получается, незаконнорожденная способна получить возможность обрести любовь.

Раз так, тогда быть любви до гробовой доски: скажет читатель. А вот и нет! Где это видано, чтобы счастье достигалось в книгах столь простым образом? Нужно пройти через страдания. Например, незаконнорожденную женщину общество ещё могло стерпеть, но мать-одиночку… Это уже казалось излишним. Мало того, что сама женщина несёт на себе клеймо позора, так оным наделяет и собственного ребёнка. Потому и не терпели англичане незаконнорожденных, если к чему и бывших способными, то чаще к порождению себе подобных. Опять же, книжный сюжет стерпит и это. В беллетристике всё возможно, так отчего не проследить, к чему приведут дальнейшие мытарства?

Шаг за шагом Хаггард следил за жизненными неудачами главной героини, постоянно позволяя ей обретать долгожданную надежду на благополучный исход. Он позволил ей обрести взаимную любовь, даже дал шанс поправить финансовое благополучие, каждый раз вынуждая сталкиваться с новыми испытаниями. Читатель вполне волен сказать, вновь и вновь ожидая раскрытия общественных язв. Такому желанию Райдер с удовольствием потворствовал, показав огрехи со стороны прочих действующих лиц, за каждым из которых имелось собственное общественное клеймо. Благо, англичане не привыкли смотреть на мир глазами дозволения вершить для кого-то более угодное. Нет и нет! Всё обязательно подвергнется осуждению.

Как же быть — спросит читатель — до какого момента следует продолжаться мытарствам? Ровно до финальной точки, пока Хаггард не придёт к мнению о необходимости завершить повествование. Но как быть с осуждением его самого за поднимаемые темы? Да вот никто не сможет его осудить, ибо он — писатель, а писателям дозволено такое, чего не допускается совершать прочим. Главное, не допустить книжных сюжетов до жизни настоящей. Впрочем, это проблематика для других поколений, к которым Хаггард мог и не пожелать относиться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Можно без затруднения придумывать истории, в которых человек отправляется вглубь африканского континента и добивается там свыше того, что ему могло потребоваться в действительности. Достаточно представить героев произведений Хаггарда, если за чем и отправлявшихся, то за драгоценностями, будь это хоть бивнями слонов, древними артефактами или иным материалом, высоко оцениваемым. А как быть с духовной составляющей? Герои Хаггарда не несли религиозные предпочтения африканцам. Африка являлась для них сырьевым придатком, позволяющим удовлетворять амбиции. А ведь существовали люди, нашедшие возможность для того, чтобы совершить значительное героическое усилие. Как раз о таких взялся рассказать Райдер. Правда сообщал он буквально каплю информации — на брошюру.

Обо всех исследователях, бравшихся освоить части континента, поверхностно не расскажешь. Каждому следует уделить особое внимание. Их имена практически никто не запомнил. Они — удел узкоспециализированной литературы. Однако, тем людям было не так важно, как к ним станут относиться потомки. Они стремились расширить познание мира для современников. Мудрено ли, что наиболее значимым из имён сталось не чьё-то, а Давида Ливингстона, прожившего большую часть жизни в пределах Африки, прошедшего до полусотни тысяч километров и написавшего популярные книги. Этот факт нельзя обойти стороной, за кого из исследователей Африки не стремись взяться.

Но Хаггарда больше интересовала миссия англиканского епископа Чарльза Маккензи, жившего в одно время с Ливингстоном. Нужно сказать и то, что крест на могиле Маккензи ставил непосредственно Давид Ливингстон. И надо сказать, миссионерская деятельность этого англиканского епископа не была продолжительной — она началась в 1855 году, после его прибытия в Наталь. Закончилась со смертью от малярии — в 1862 году. Чем тогда он успел прославиться? Он предпринял миссию в Центральную Африку, практически ничего не имея за плечами, кроме нескольких помощников. На момент написания брошюры количество продолжателей его дела и прихожан значительно возросло, что требует говорить об успешности начатого им мероприятия.

Были и иные миссионеры. Не каждый из них приобщал к христианству убеждением с помощью слова. Иные прибегали к огню и мечу. Но точно можно утверждать — до Маккензи христианская вера так хорошо не закреплялась на африканском континенте. И если говорить серьёзно, требовалось мужество отправляться вглубь Африки, стремясь приобщить африканцев, порою впервые становившихся свидетелями пришествия на их земли европейцев.

Не только различные ветви католицизма пытались осесть в Африке. Вполне успешно распространялось мусульманство, всегда более близкое по духу народам Африки. Особенно благодаря одобрению многожёнства. Пусть мусульманство и содержит сходные изначальные идеи, поскольку имеет общий корень с христианством. До такой стороны понимания миссионерской деятельности Хаггард нисходить не стал, так как доступное для изложения мыслей место того сделать не позволяло.

Теперь от читателя должен прозвучать главный вопрос. Как так получилось, что Райдер не написал полотно о жизни христианских миссионеров? Разве было настолько сложно иначе посмотреть на любого из описанных им персонажей, чтобы придать его помыслам более богоугодный вид? Возможно, Хаггард к тому не стремился, а может и чувствовал слабость в составлении подобного рода историй. Всё-таки тяжело описать миссионера, отправляющегося вглубь Африки, если он идёт не за гарантией обеспечения последующей жизни до старости, а стремится найти последователей веры, уже тем заслуживая пролития на него божественной благодати.

В свою очередь допустимо сказать следующее. Как бы не жил человек, он существует ради определённых идеалов. Ежели кому-то мнится важным находить и возвышать духовное в людях, то другие могут думать лишь о праве на доминирование и подчинение. Собственно, в том и беда мировосприятия англичан — одни из них несут добро, чтобы те, кто следует за ними, становились исчадиями ада.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Человек слаб по своей природе. Брось его в море на утлом чёлне, что с ним станется? Оборви паруса у корабля или лиши горючего, ежели судно передвигается за счёт силы гребных винтов. И тогда человек абсолютно беспомощен, не приспособленный к подобного рода существованию. Хоть наперёд смотри, предугадывая в сюжетах кораблекрушений будущие страсти вокруг передвижения по космическому пространству. Определённо, век странствий и открытий ещё ожидает человечество, а пока приходится считаться с необходимостью неумения понимать происходящие на родной планете процессы. Например, никто не ожидал разрушительного урагана 1932 года, обрушившегося на Кубу. Вроде бы и наука сделала требуемый шаг к познанию, так и не проявляя способности к точному определению должного вскоре разразиться. А раз так, почему бы не рассказать о судьбе корабля, попавшего в шторм? Хоть и ничего нового Ричард Хьюз не сообщит, но может кому придётся по душе тематика обречённости человека перед стихией.

Первое читательское восприятие текста — ожидание подобия приключений Артура Гордона Пима за авторством Эдгара По. Продвижение по развитию событий такое восприятие только усилит. Последует разрушительное воздействие среды, вслед за чем действующие лица окажутся вынуждены бороться за существование. Разумеется, за самым явственным исключением, мистики от Ричарда Хьюза не последует. При этом будет предостаточно рассуждений о стороннем, связанным с описываемым сугубо сходной тематикой. Ежели быть урагану, значит полагается описать его предвестники, посетовать на сохраняющуюся слабость человечества в метеорологии и в прочих науках. Надо же найти обоснование непредусмотрительности. Так Хьюз напоминал о мнительности людей, извечно считающих, будто происходящее связано с их проступками. Как древние видели в буйстве стихии отголосок собственных грехов, так и поныне ничего не изменилось. Похоже, никогда и не изменится.

Как же Ричард описывал последующие события? Корабль представлен сам себе, он не может передвигаться, помощь к нему не спешит. Людям не хватает пресной воды, может нет и съестных припасов. Всё это порождает напряжение, грозящее перелиться в бунт. Особенно пришлось Хьюзу упирать на китайцев, имевшихся в изрядном количестве, выполнявших самую тяжёлую работу. О чём бы они не говорили, остальным членам команды приходилось переживать, видя в каждом смешке или косом взгляде стремление к захвату судна. На деле такого и не планировалось, о чём Ричард возьмётся со смаком рассказывать, позабыв обо всём, либо придя к заключению, что представляемая им сцена исчерпана. Следовательно, от брошенного на волю волн корабля, читатель перейдёт к осознанию горя китайского народа, чья ближайшая участь склонялась к поддержанию идеалов коммунистических взглядов.

Перед читателем промелькнёт судьба одного из китайцев, начиная с малых лет. Будет сообщено о разразившемся в Китае голоде, из-за чего родителям пришлось продать его сестру. После обязательно про традиции нации, взращенные на почве конфуцианства. И под конец — необходимость внушить читателю угрозу роста коммунистических воззрений, доводящих Ричарда Хьюза до откровенной злобы. Осталось понять, чего именно автор опасался. Ежели видел в движении социалистов крах системы западных ценностей, тогда его опасения не казались напрасными. Как же быть при этом с ценностями восточных народов? Неважно, антикоммунистическую риторику следует усиливать, невзирая на могущие последовать возражения.

Теперь спрашивается, какое смысловое наполнение превалирует в произведении? Определиться трудно, поскольку слог Хьюза близок к потоку сознания. Он писал о том, к чему склонялся в кратко взятый для творчества миг, под грузом переживаний.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Уже порядка пяти лет Хаггард плодотворно писал, создавая за год по два-три сюжета. Вполне очевидно, плодотворность редко идёт на благо всему литературному процессу. В чём-то Райдер оставался силён, может для того и стремясь не утрачивать писательского дарования. Всё же, Хаггард стремился к разнообразию. Раз уж читателю пришлись по нраву его истории про африканские приключения, значит нужно таковые создавать хотя бы по одной в год, чтобы излишне не утомлять и держать в предвкушении. Помогут и произведения на историческую тему, особенно про ещё более далёкое и непонятное, нежели дожившее до современности на африканских просторах. Необходимо писать и про обыденное — про будни Англии. Правда, как не пытайся уразуметь, о близком каждому нативному англичанину Райдер писал отвратно. Пусть он и смел тешить себя, будто на эту тему получались его лучшие романы.

Созидая за раз многое, Хаггард путался. Начинать с охоты — далеко не то, о чём читатель склонен думать, берясь за роман о спасении от смерти, о страстной любви и о горестях на семейном фронте. Участи быть убитыми оказываются кроншнепы. Это служит прелюдией к трагедии. Неважно, как случится непоправимое, главное — требуемые герои для продолжения повествования будут спасены, начнут развиваться чувства, затем создастся подобие любовного треугольника, в котором придётся затеряться учительнице из Уэльса и лондонскому адвокату. Конечно, Райдер всё сделает для привлечения внимания к повествованию. Только, не мнится ли читателю полковник Корич, что двумя годами ранее был терзаем фантазиями Хаггарда? Теперь этой участи удостоилась Беатрис, по чьему имени и было названо произведение.

Как оказывается, эта история могла случиться где угодно, непременно при схожих обстоятельствах. Корабельные крушения Хаггард уже затрагивал, будет продолжать их использовать и дальше. У берегов ли Англии, вполне можно было затопить корабль близ Африки. Среди англичан вспыхнет любовное чувство или среди африканцев, может англичанин полюбит африканку, либо наоборот. Видимо, Хаггард как раз для разнообразия свёл происходящее к обыденности. Пусть тонет корабль где поближе, события развиваются в таком же рядом располагающемся отдалении, особого вывода из этого сделать не получится. Но это и становится камнем преткновения! Ни далёких для осознания разумом земель, ни широких исторических отступлений. Получается судить в единственно оставшемся ключе — Хаггард вступал на стезю любовного романа, так приятного женской читательской аудитории. Что же, оказывается, достаточно изменить ряд деталей, как фантазия о затерянных мирах приобретает вид обычной земной истории. Остаётся извлечь урок, так удачно преподнесённый Райдером: следует ориентироваться на определённого читателя, причём не пытаясь угодить всем сразу, а выпуская книгу за книгой, рассказывая об одном и том же, зато преподнося иначе, тем способствуя благоприятному восприятию многих, привлекая внимание поклонников, до того твоим творчеством не интересовавшихся.

Читатель знает, пересказывать сюжеты произведений Хаггарда — не есть приятное занятие. Если так поступать, проще написать произведение по мотивам, поскольку сообщишь похожую историю, всё равно в некоторых частях её изменив собственными измышлениями. Но вступать в соперничество с Райдером бессмысленно. Лучше читать его произведения и соглашаться уже с тем, насколько значение данного писателя трудно не оценивать по достоинству. Даже в таких случаях, когда одно из произведений не нравится, нужно вспомнить, сколько этот автор написал превосходных вещей. А может причина и в том, что не всем везёт на грамотно выполненный перевод с английского языка, либо чтение на самом английском языке не доставляет удовольствия. Приходится мириться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Надо ли знать читателю, какой интерес испытывал Хаггард к сельскому хозяйству? Исторические изыскания Райдера вполне понятны, он был связан с Южной Африкой. Но сельское хозяйство? Хаггард вполне серьёзно намеревался на личном опыте проверить, пройдя соответствующие испытания. Собственно, весь 1898 год для него — это год, проведённый в фермерских заботах. Не каждодневно, но помесячно, Хаггард соотносил становившееся ему известным с ожидаемым. Кажется неуместным кивать на остальных английских фермеров, добродушно впоследствии описываемых, хотя бы тем же ветеринарным врачом Джеймсом Хэрриотом, что имел практику в Йоркшире, совсем неприятно для работников села характеризуя их умственные способности. Всё же не является важным, какими путями люди приходят к сельскому хозяйству, может и подобно Райдеру Хаггарду: ради интереса.

Хаггард вёл сельскохозяйственную деятельность в графстве Норфолк в пределах города Дерхэм, неподалёку от которого он сам родился. В его распоряжении находилось порядка двухсот акров. Райдер мог заниматься посадками культурных растений и разводить животных. Всем этим он непременно будет заниматься. И начнёт сразу с января. Насколько оправдано вообще приступать к описанию будней фермера с первых чисел календарного года? Существенного значения именно для Англии это не имеет. Читатель это понимает, не видя в Норфолке январского снега и февральской метели, вместо чего погода если и омрачается, то пасмурным небом с дождём. Например, русский читатель, в случае снисхождения до подобного труда Хаггарда, не найдёт для себя ни капли полезной информации, сделав такой вывод уже в самой необходимости иначе распределять доступное на ведение сельского хозяйства время.

Разумеется, Хаггард принялся за фермерство раньше. Он сам говорит, как ещё до января обзавёлся овцами, теперь же у него появился приплод. Имел он и коров. Остаётся непонятным, действительно ли Райдер мотыжил в январе, занимался высадкой или уборкой бобовых. Трудность восприятия складывается из-за манеры Хаггарда часто излагать информацию не по существу вопроса. Он может сказать о деле, затем сообщить историю города, либо уйти в иные степи рассуждений. Неизменно остаётся понятной причина частых отступлений: всё-таки, несмотря на в меру благоприятный климат, дождь более мешал заниматься сельским хозяйством, нежели способствовал.

Рассуждение за рассуждением подведёт читателя к маю. Сей весенний месяц опасен обилием змей. Есть среди них ядовитые, вроде гадюк. Но опасны ли змеи, особенно в мае? Хаггард выразил уверенность в собственной безопасности. Как раз весной змеиный яд смертельной угрозы для человека не представляет. Читатель непременно задумается, а отчего Райдер не говорит о писательских делах? Заниматься разведением животных и селекцией растений может хорошо, только когда он успевает создавать беллетристику? Удовлетворить этому недоумению Хаггард не пожелал, зато обязательно иногда сводил повествование к охоте на птиц. Вот без чего, а без будней охотника практически никакое произведение Райдера не обходится. Значит, год фермера включит в себя и наблюдение за пролетающими птицами.

Основное, что сумеет вынести читатель, особенно не знакомый с реалиями сельской Англии, может даже и английскими реалиями вообще, так это увлечение Райдера Хаггарда фермерским делом в 1898 году. Нужно знать и о том, что продолжение данного труда последует. Хаггард серьезно возьмётся за рассмотрение сельскохозяйственных проблем не только в Англии, но и в Дании. К тому же, спустя шесть лет Райдер опубликует аналогичное исследование уже про год садовода. Может обывателю тех дней такая информация и казалась полезной, но потомок скорее вынужден усомниться в продолжающей оставаться её необходимости.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Поздний нуар первого нуара — такой себе выродившийся нуар. Жанр требовал не просто героев с мрачными порывами души, а отчаянных злодеев, готовых совершать безумные поступки. И как поступил Фаулз? Он измыслил то, о чём мог втайне мечтать. Он потому и представил на суд читателя произведение, где фантазия изливается безудержным потоком. В роли главного героя — человек с отклонениями в психике, о ком говорят: в тихом омуте черти водятся. Среднестатистический офисный работник, всегда молча выполняющий каждодневные обязанности вполне может похитить другого человека и вершить над ним непотребства. Собственно, на страницах развиваются события, должные ознакомить читателя с закоулками подсознания. Не стоит говорить об огрехах произведения — не для того Фаулз его писал. Была освещена проблема невозможности понять допускаемые людьми крайности, способных творить им самим неугодное. Просто человек остаётся тем созданием природы, которое существует без определённой цели, предпочитая реализовывать низменные предпочтения, забывая обо всём возвышенном. Даже увлечение коллекционированием обесценивается, когда появляется возможность доказать превосходство собственного «я».

Беда не в мечтах, так как не могло случиться описываемого, не стань главный герой повествования обладателем выигрыша. Получив крупную сумму, способную обеспечить его до глубокой старости, он решился на похищение приглянувшейся девушки. Неважно, что обладать можно было каждой, умеющей оценить щедрость богача. Это разговор о бесплотном. И не так интересно рассказывать об очередном счастливчике, тратящем деньги направо и налево. Нет, нужен истинный тихушник, лишённый способности владеть всем, к покупке чего он имеет склонность. Он привык жить без привлечения внимания. Оттого ему и осталось спровадить родню в Австралию, а самому купить особняк и подготовить план похищения. Дальнейшее на страницах — одна из версий вполне допустимого.

Главный укор Фаулзу — созданный образ похищенной девушки. Не зря её называют кроткой овечкой. Четверть повествования читатель недоумевает: как такое вообще возможно? Видимо поэтому Фаулз придумал продолжить повествование от лица её самой. И Джон сообщит историю человека, схожего с похитителем. Разница лишь в том, что один из них располагал способностью за счёт финансовых средств вести деструктивную деятельность, а второй — внутренне склонялся к саморазрушению, если шёл на уговоры, слепо верил обещаниям и питал надежду на благополучный исход. Тут бы впору Стивена Кинга вспомнить, чей похититель буквально кромсал жертву, отрезая от неё часть тела за частью. Из этого возможен единственный вывод: автор рассказывает так, как сам о том пожелает.

Что это значит? Приходится извлечь сентенцию следующего содержания: если есть страстное желание — подави порыв к его осуществлению, лучше отдайся идее написать книгу о реализации этого желания. Может потому и вышел из-под пера Фаулза «Коллекционер». Либо Джон знал о похожем случае в действительности, пропустил его через собственное миропонимание и дал другим с ним ознакомиться.

Конечно, годы будут идти. «Коллекционер» не раз побудит обсудить описанное на страницах. И люди всерьёз начнут спорить о содержании, придумывая те или иные доводы. Тогда как всё это подлинно ничтожно. Всякий, знающий и любящий литературу, не станет опускаться до изысканий, направленных на стремление понять поступки персонажей художественного произведения. Если такое и происходит, значит, сказать особо ему нечего, или он устал говорить на однотипные темы, отдаваясь мысли пересказать содержание, сопроводив собственными измышлениями.

Достаточно сослаться на нуар — этого вполне достаточно. Нужно писать и про людей, обладающих мышлением, осуждаемым большинством. Главное, чтобы человек осознавал окружающий мир и не выходил за пределы допустимого.

Автор: Константин Трунин

» Read more