trounin.ru

Живя на чужбине, Горький беспрестанно возвращался к мыслям о России, чаще прочего обращаясь к дням минувшим. Он работал не только над русскими сказками, но и находил время для собственных воспоминаний. Ещё не ведая наперёд, в 1912 году он создаёт три рассказа, после ставшие первыми из двадцати девяти, объединёнными в цикл «По Руси». Что примечательно, самый первый рассказ назван «Рождением человека» (опубликован в апрельском выпуске журнала «Заветы» и в издательстве Ладыжникова). Читатель может не понять, почему Горький приступил к описанию хождений по Руси с событий на Кавказе, к чему не следует излишне проявлять внимания. Некогда, когда Российская Империя, а затем и Советский Союз, сохраняли единство, тогда Русью считалась вся территория страны. Именно поэтому, куда бы не заносила в молодые годы судьба, Горький путешествовал именно по Руси. И самым ярким воспоминанием для него стало оказание акушерского пособия: он принял роды.

На брегах Кодора Русью пахнет, сказал бы поэтически настроенный человек. Местные скажут, что какими только ароматами те брега не пахнут, поскольку с древнейших времён тут находили отдохновение многие, в том числе и армия Древнего Рима. Любование окрестностями и поедание лаваша с диким мёдом закончилось для Горького необходимостью вспомнить прежде читанное. Он встретил девушку, отбившуюся от своих. Она понимала — скоро разрешится от бремени, вследствие чего отдалилась от сопровождавших её мужчин, так как не желала делать этого на виду. Она будто не понимала, насколько опасно поступает. Не окажись рядом главного героя повествования, принять ей смерть в родовых муках. Может она примет смерть и при оказании акушерского пособия, зато будет уверена — её дитя останется жить.

Второй рассказ («Ледоход») первоначально называвшийся как «Из впечатлений проходящего», был опубликован в декабрьском выпуске «Вестника Европы». Теперь в воспоминаниях Горький делился случаем из бытности в Нижнем Новгороде. Повествовал Горький без интереса, предлагая к вниманию эпизод прошлого, когда он работал десятником у подрядчика. Собравшимся в рассказе людям приходилось идти по льду в опасную пору, периодически они проваливались по голову, всё равно продолжая идти, периодически выражая опасения о судьбе, поскольку могли быть затянутыми под лёд, и хорошо, если их тела найдут хотя бы на берегу.

Третий рассказ («Губин») вышел в том же декабре, но был опубликован в журнале «Современник». В продолжительном очерке Горький повествовал про человека, чья фамилия вынесена в название. Губин показывался интересной личностью, достойной отдельного повествования. Какой именно интерес он может вызвать? Разве только для необходимости понимать, насколько каждый человек способен быть интересным, прояви внимание к его мыслям и поступкам. Причём об этом в той же мере нужно говорить, помыслы Губина, как и любого другого, не остаются на месте, всегда подверженные изменениям, согласно приобретаемого жизненного опыта.

Губин предстаёт перед читателем с неказистым выбритым лицом, рассказывающим, как борода послужила причиной церковного раскола, ведь в бороду всегда врать легче — она ложь скрывает. Всё дальнейшее содержание рассказа — раскрытие мыслей Губина, имевшего собственную позицию едва ли не по каждому вопросу. Губин непременно знает, какой является правда, твёрдо уверенный в достоверности приводимых им свидетельств.

В целом, воспоминания Горького рано или поздно должны принять вид с чёткими рамками. Пока нельзя определиться, насколько «Рождение человека», «Ледоход» и «Губин» совместимы для объединения под одной обложкой. Вскоре станет ясно, связь будет обозначена через самого Горького, главного участника описываемых событий.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Всего Горьким написано шестнадцать сказок, позднее опубликованных под заглавием «Русские сказки», но надо понимать — первоначально национальная окраска повествованию не придавалась. По действующим лицам читатель всё равно не мог понять, о ком автор брался рассказывать, поскольку подобные истории могли произойти где угодно, за исключением эпизодов, когда Горьким сообщалась конкретика. Значительная часть сказок написана за несколько месяцев в начале 1912 года, оставшиеся — пятью годами позже. Публикация происходила в берлинском издательстве Ладыжникова и российских изданиях: журнал «Современный мир» и газеты «Новая жизнь», «Правда», «Русское слово», «Свободная мысль».

Обо всех сюжетах можно не говорить, хватит в кратких чертах охарактеризовать некоторые из сказок. По большей части содержание касалось философии, писательского быта, будней дворян и поиска безболезненного обретения справедливости.

В одной из сказок сообщалось о понимании жизни через осознание бесцельности человеческого существования. Кому-то подобное отношение к действительности покажется пессимистическим. Только в чём заключается пессимизм? В том утверждении, будто нас окружающее — краткий всплеск момента, ничего не значащий для будущих поколений? Или в таком выводе, словно всему отведена определённая мера, более которой человек получить не в состоянии? Значит, стремление должно порицаться, существовать следует в осознании необходимости пребывать в лучшем расположении духа, либо никогда не поднимать глаз на людей, зная за ними греховное побуждение к искательству того, что никому и никогда не приносило счастья. Заключение повествования окажется банальным — как не существуй, веселью обязательно быть: кто-то хорошо подкрепится на твоих похоронах.

Продолжая тему смерти, Горький создал образ поэта Смертяшкина, пожелавшего прославиться на теме смерти, сперва сочиняя некрологи, затем воссоздавая вокруг себя атмосферу печали. Яслями для его детей становились маленькие гробы, цветом одежды непременно был чёрный. И жить бы поэту на лаврах, почитаемым за умение приспособиться, да вот станет его тяготить обязательность слыть за того, кем быть опротивело. Разорвать замкнутый круг подобного призвания он не сможет, так как нигде не найдёт понимания, даже в глазах жены, отказывавшейся соглашаться на изменение у мужа отношения к жизни.

Есть сказка про двух жуликов, чьё существование — стремление попасть в тюрьму. Они не грабили богатых, предпочитая отбирать кусок хлеба у обездоленных. И они поступали отчасти правильно, ведь заработать максимально суровое наказание проще, если обидеть слабого, нежели посметь тягаться с обеспеченными людьми.

Пожелал Горький создать ещё раз нечто вроде «Истории одного города» Михаила Салтыкова-Щедрина. Читатель знает, как Максим прежде уже занимался мифотворчеством, описав тот же город Окуров. Теперь повествование раскрывалось через сказочное осмысление действительности. Требовалось заставить враждовать селян, разделив на два лагеря. Суть конфликта не столь важна, как предложенное Горьким разрешение конфликта. Самое простое, к чему должен придти человек, это к мысли о самой безболезненной форме соглашения, с помощью которого можно отделаться малой кровью, ничего в итоге не теряя и не приобретая. По результатам множественных тяжб выяснялось, насколько проще мирно существовать, нежели постоянно находить причины для взаимного обвинения.

Читатель должен отметить, правдоискательство — весьма безнадёжная черта писательского ремесла, никогда не способная возыметь действие на происходящее в человеческом обществе, подавай это в виде сказок, басен или прочих произведений, рассказываемых в наставительном тоне. Пусть Горький кого-то обличал, до чего потомку уже нет дела, нового осмысления высказано всё-таки не было. Искать русское в «Русских сказках» оказывалось бесполезным. Совсем иное дело — если вести речь про «Сказки об Италии».

Автор: Константин Трунин

» Read more

В совокупности, планируя создавать крупные произведения, Горький в порывах отдохновения делал наброски, способные в последующем послужить за основу для повести или романа. Начиная с 1910 года, Максим прорабатывал идею создания образа романтизирующего молодого человека, чьи идеалы должны быть воспринимаемыми за благие. Ставился вопрос: каким его изобразить? Горький придумал двадцатипятилетнего столяра Фому. Этот Фома думал правильно, как того хотелось Максиму, но в остальном жизнь данного персонажа не складывалась. Желая окружающим добра, сам Фома претерпевал непотребное к себе отношение, чаще связанное с присущей ему нелепостью. Будучи плохо сложенным физически, Фома заставлял смеяться над собой, дозволяя мысли, вроде такой, что всякому должно воздавать сугубо добром. В газете «Утро России» и в «Новом журнале для всех» рассказ вышел под названием «До полного!», в заграничных изданиях он именовался иначе — «Романтик».

За тот же год в «Литературно-художественном сборнике» Максим публикует рассказ «Фёдор Дядин» — главным героем становится находящийся под следствием революционер. Чтобы выяснить степень его вины, к нему подсадили обученного человека. В ходе беседы выяснится высокая моральная составляющая размышлений главного героя, настолько возвышенного в представлениях о должном быть, что он готов сознаться в совершённых деяниях, только бы никто из ему сочувствующих не пострадал.

Ещё упомянем рассказ «Утро», при жизни не публиковавшийся.

Для изданий «Руль» и «Современник» в 1911 году Горький составил рассказ «Жалобы», разделив на четыре части. Основное содержание оказывалось следующим: русский народ заслуживает осуждения за отсутствие гибкости и стремления к лучшему. И раз русский народ столь глух к попыткам облегчения существования, он не заслуживает иной доли, кроме вечного смирения, поскольку смирение с текущим положением — есть самая яркая характеристика для русского народа.

Тогда же в журнале «Современный мир» опубликован рассказ «Мордовка». Повествование касалось девицы, что происходила из приличной семьи, впоследствии разорившейся. По внутреннему наполнению рассказ имел сходные черты с «Романтиком».

Для газеты «День» в 1912 году написано сказочное повествование «Случай с Евсейкой» — практически святочный рассказ, как мальчик удил рыбу, заснул, упал в воду, погрузился на дно и разговаривал с тамошними обитателями. Для «Сборника товарищества Знание» Горький составил подобие исповеди «Случай из жизни Макара», изложив собственные переживания по поводу некогда совершённой им попытки самоубийства.

Упомянем ещё следующие рассказы. «Последний день» (для газеты «Рязанская жизнь» под названием «Начало рассказа», полностью опубликованный в 1918 году в «Свободном журнале»). В «Вестнике Европы» опубликовано повествование «Три дня». В сборнике сказок «Голубая книжка» — «Воробьишко».

В 1913 году в журнале «Просвещение» опубликован рассказ «Вездесущее», изначально входивший в цикл «Сказки об Италии». Горький поделился с читателем наблюдениями о Германии.

Не к месту, но обязательно упомянем следующие статьи, выходившие в означенный в заголовке период. Для сборника «Незабвенному Владимиру Васильевичу Стасову» в память «О Стасове» Горьким написана соответствующая статья. Под заглавием «Писатель» в 1911 году для «Современника» составлена заметка от первого лица про Николая Елпидифоровича Каронина-Петропавловского, сообщённая читателю в пасторальных оттенках, связанных с передвижением автора строк из Царицына в сторону моря. Из неопубликованных заметок отметим зарисовку о Марке Твене, созданную в период от 1907 до 1912 года.

Изложение получилось кратким и малопримечательным. Причиной того может считаться отстранённость Горького от реалий Российской Империи. С 1906 года он жил вне пределов страны — в Италии. Поэтому ему стал ближе дух итальянского народа, о чём он как раз и повествовал в «Сказках об Италии». Впрочем, аналогично он поступил для реабилитации в собственных глазах, сложив подобие, названное уже «Русскими сказками».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Пребывая на итальянском острове Капри, Горький получал вдохновение от лицезрения местных порядков. И видел такое, к чему сам исподволь стремился. Его буревестник парил над морем из человеческий волнений. Как в России, таким же образом в Италии, рабочий люд не находил успокоения от постоянной нехватки средств для обеспечения минимальных нужд. Пролетарий Апеннинского полуострова жил впроголодь, не имея способности обеспечить необходимым семью. Его детям не хватало даже на макароны. Как об этом не рассказать русскому читателю? Но Италия — страна таких нравов, что не всегда можно понять, как итальянцы вообще допустили, чтобы им кто-то мог диктовать волю? Настоящая жизнь всегда отличается от той, какая приходит к нам из легенд. Это касается и итальянского народа, известного по справедливым и жестоким нравам, отчего-то ставших уделом преданий.

«Сказки об Италии» — цикл из двадцати семи рассказов, опубликованных в следующих изданиях: «Запросы жизни», «Звезда», «Киевская мысль», «Новая жизнь», «Одесские новости», «Правда», «Просвещение», «Путь», «Русское слово», «Современник», однажды в «Сборнике товарищества Знание». По содержанию они касались непосредственно итальянских легенд, исторических зарисовок и фактического отражения современных для Горького реалий.

Если про нужды пролетариев наполнение сказок в рамки легенд не укладывается, то дополнительное содержание — этому вполне соответствует. Горький показал, как отец может убить сына уже за то, что тот обнажил способность предавать, нарушая законы гостеприимства, ни с чем другим не соотносясь, кроме кодекса честного человека, должного наказывать соразмерно преступлению. Показан в сказках муж, чья жена созналась в поступке его же отца, искавшего и находившего ласки невестки, вследствие чего муж убил отца, затем схожим образом расправившись с оказавшейся неблаговерной. В другой легенде парня убивают и отрезают ему руку за то, что он оскорбил честь девушки, посмев применить к ней физическое насилие.

Читателю следовало обязательно задуматься, куда делись те итальянцы, сурово воздававшие за унижение? Отчего теперь итальянец соглашается лечь на трамвайные рельсы, только тем требуя справедливого к себе отношения, никак не отправляясь убивать обидчика? Об этом мог думать и Горький, вспоминая, как часть социалистических партий в России стремилась придерживаться крайних мер, отвечая пролитием крови за всякое действие власти, казавшееся им несовместимым с должным происходить в стране. Если продолжать мысль, то не в Италии отец оказывался способен убить сына, и не сын — отца. Отнюдь, за жарким пылом итальянских легенд прояснялось непонятное осознание того, что пылкий нрав свободы предков привёл к закостенению мысли потомков, тогда как в России обуздание крепостным правом смиренного народа привело к его озлоблению, к возможности итальянским легендам найти место в реалиях Российской Империи.

Изменил Горький и отношение к матери, показав совсем иную женщину, нежели в романе «Мать». Женщина, покорная воле сына, уступила в рассказе место человеку, способному принимать твёрдые решения, вполне осознавая, насколько сын недостоин жизни, окажись он предателем устремлений и идеалов не только её, но и всего народа в целом.

В духе такого созерцания действительности находился Горький на острове Капри. Он соотносил былое, настоящее и старался разглядеть будущее. Что ему при этом виделось — о том говорится в цикле «Сказки об Италии». Только после читателю становилось ясно, когда все рассказы объединялись под одной обложкой, насколько былое одной страны являет текущее положение другой, хотя всё кажется смешанным в не совсем правильных пропорциях. А может ни о чём подобном Горький не думал, сложив повествование так, как ему показалось необходимым.

Автор: Константин Трунин

» Read more

О чём писать, когда не видишь в том смысла? Взялся Горький повествовать про сложность девичьей судьбы, надломившись. Ни политического аспекта не добавишь, ни на современные реалии не посетуешь. Безусловно, вести героиню повествования Максим мог в любую угодную ему сторону, хоть в члены революционного движения. Но преследовалась цель показать жизнь города Окурова, ни о чём прочем Горький не помышлял. Да и не станет ясно, к чему вообще Максим собирался подвести читателя. Остановимся на мнении, что не повесть созидалась, а рассказ, доведённый до точки тогда, когда пришла пора остановиться.

Исследователи творчества Горького любят сравнивать окуровский цикл с произведениями Бальзака. В этом есть частица правды. Сходство заключается в манере французского классика создавать обрывочные фрагменты, много позже сплетая разрозненные куски в единое полотно. Только всё творчество Горького не увяжешь в схожее повествовательное действие. Пусть есть общее настроение, зато нет необходимости связывать одно с другим. Исключением становится окуровский цикл. Впрочем, цикл изрядно мал, дабы проводить сравнения.

«Большая любовь», несмотря на незавершённость, при жизни Горького полностью не публиковалась. Это свершилось много позже — не ранее 1950 года. Читатель сразу ставился в известность — отец семейства не любил дочь. Почему? Видел он в дочери плод любви жены с другим мужчиной. Как-то так сталось, что жена, будучи значительно моложе мужа, предпочла ласки любовника, уже дожившего до седин. Дочь родилась аккурат в положенный срок после измены. Из-за этого отец не считал себя родителем. Так почему брак продолжал существовать? Муж сильно любил жену, нисколько не имея сил данное чувство превозмочь.

Горький постарался поместить в повествование проблематику постэмансипированной России. Муж — выходец из низов, сын дворника. Предки жены были дворянами. Теперь семья переехала в Окуров, где раз за разом вспыхивают разговоры о невозможности придти к согласию из-за сословных различий. Муж будет ограничивать жену в желаниях, не соглашаясь выписывать угодные ей издания. Она — оставшаяся на чужбине в интеллектуальном одиночестве — проживёт ещё семь лет, после чего сляжет в постель и умрёт. Как раз момент смерти станет ключевым для прекращения повествования.

Что до дочери — она росла, словно сорный цветок, с совсем юных лет приучившись к самостоятельности. Девочка говорила маме про отношение отца, ей казалось — он не любит ни мать, ни её. Попутно возникнет новая проблематика окуровского быта — отец начнёт спиваться. Ему уже безразлично, кого он любит, к кому относится с презрением — всё перемешается. Он и смерти жены не придаст значения, будто то его совершенно не волновало.

Как быть с дочерью дальше? Горький не нашёл решения. Потому повествование более им не возобновлялось. Может и цикл про город Окуров ему пресытился, надоело писать про буржуазию, в атмосфере которой люди истлевают, перестав представлять интерес для прогрессивного человечества. Может читатель не желал внимать повествованию, не испытывая в том нужды. «Большая любовь» если чьё внимание и могла приковать, то женщин. Либо следовало дать героине повествования возможность принять долю тургеневской девушки, к чему её подготовили тяготы юности. Она обязана была встретить революционера, гореть его идеями, вместе с ним готовая взобраться на баррикады. Того не случилось, повествование закончилось перед полнейшей неопределённостью судьбы.

Теперь читатель знает о произведениях, входивших в окуровский цикл. Это общий обзор «Городок Окуров», пример жителя «Жизнь Матвея Кожемякина» и пагубность существования в неоконченной повести «Большая любовь».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Опять и опять! Стоит Горькому взяться за крупное произведение, мысль растворяется в обилии слов. Повесть о Кожемякине Максим писал два года, принявшую в итоге вид крупного труда. Несмотря на это, смысловое наполнение не вышло за размеры повести. Горький вновь опирался на действительность, излагая проблемы современного ему общества. Всё это он перемешал с тяжестью быта человека в России на протяжении XVIII века. Причём, говорил настолько невнятно, отчего не удаётся придти к мнению — об адекватном ли восприятии шла речь.

Перед читателем старик, чувствующий приближение смерти. Дабы жизнь не канула в Лету без следа, он решил написать о с ним происходившем. Обязательно повествование коснётся детских лет, как всегда неважных для дальнейшего развития сюжета. Горький любил выводить главных героев с нуля, показывая предысторию рождения и некоторые этапы становления. Лучше, если воспитываться ребёнок будет одним родителем. Желательно, чтобы отцом. Расти он будет в окружении легенд и преданий.

О чём может рассказать отец сыну? Да о временах, которым сам свидетелем не являлся. Сообщит про поход Наполеона на Россию, путая даты и факты, подменяя настоящее выдуманным. Сообщит и про где-то слышанное, хотя бы про тех же бурлаков. В последующем каждое действующее лицо озаботится россказнями о разном. Будет и про гадания, и про царя, что освободил крестьян от крепостничества. При этом повествование неизменно останется на уровне, будто главный герой так и не перешагнёт отметку пятилетнего возраста.

Отдельной строкой нужно отметить татарина в повествовании. Сей представитель своего племени горд за рождение от родителей, вследствие чего постоянно напоминает, какими людьми является татары: самым справедливым и честным народом. Ни на минуту ход его мыслей не приобретает другой оттенок. По делу и без дела он напоминает про татар, словно Горький не мог устранить зацикленность на однотипном восприятии действительности. Впрочем, зациклены абсолютно все действующие лица произведения, продолжая со страницы на страницу говорить об одном и том же, нисколько не способствуя восприятию описываемого.

И это всё, что нужно знать о «Жизни Матвея Кожемякина». Прочее — несущественные детали. Остаётся говорить об идее создания повести. До размера романа Горький доводить повествование не собирался. Он видел Кожемякина в качестве жителя города Окуров, показав его одним из обитателей. Изначально публикация и происходила в рамках хроники, продолжавшей показывать читателю происходящие в Окурове события. Некоторое время оба произведения оставались единым целым, представляя из себя первую и вторую часть. Но дальнейшей работа привела к обособлению «Жизни Матвея Кожемякина», по причине чего Горький сделал произведение самостоятельным. Из говорящего за отношение к окуровскому циклу осталось название города в повести.

Конечно, Горький трепетно относился к содержанию. Он видел то, что должны были понять его современники. Вероятно, читатель понимал, к чему дано то или иное повествование. С годами заботы людей начала XX века практически никак не воспринимаются. Следовательно, невозможно проникнуться заботами действующих лиц, окружавших Матвея. Раз так, повесть не сможет оказаться понятой. Нужно читать специальные исследования, сообщающие конкретные детали, объясняя историческими выкладками. Будет ли то интересно читателю? С определённой долей вероятности — будет. Мало кто примется читать «Жизнь Матвея Кожемякина», а если решится, то лучше начинать со сторонних источников, прежде непосредственного знакомства с текстом произведения. Если поступить так, не возникнет огорчений от обилия слов Горького, в основном воспринимаемых за излишне произносимые.

Автор: Константин Трунин

» Read more

И проснулся в Горьком Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, захотелось ему написать о России так, чтобы дать каждому понять — пишет он именно о России, ни на кого конкретно не указывая. Подобным образом как раз и любил излагать Салтыков-Щедрин, находя разные словечки, должные с болью отозваться во всяком, кто себя узнавал. Если Михаил Евграфович придумал город Глупов, населённый глуповцами, то у Горького возник Окуров, соответственно населённый окуровцами. Как Салтыков-Щедрин нанизывал повествование на повествование, таким же образом планировал поступать Максим, задумав несколько произведений: «Городок Окуров» и «Жизнь Матвея Кожемякина». Третья повесть осталась незаконченной — «Большая любовь».

Что это за город Окуров? Горький говорит — типичный для России город. Таких большинство, если не все. Писатели-классики любили переносить действие в некий город N. Мог так поступить и Максим, предпочтя выбрать путь Салтыкова-Щедрина. Окуров он разделил на две части рекой Путаницей. Одну из частей населил влиятельными и богатыми людьми, вторую — всеми остальными. Расположил рядом с городом ворох деревень. А очертания Окурова и вовсе сравнил с могильным крестом.

Кем населён город? Людьми с разным представлением о должном быть. Горожане желали неизменно блага, но представляли его разным образом. Кому-то мнились лозунги, что для счастья землю нужно отдать крестьянам, заводы — рабочим. Другие мыслили иначе. Всё происходило ровно в той мере, каким оно было в те годы. Никто не представлял лучшего блага для страны, предлагая различное, вплоть до ниспровержения монархии. Горький так широко не мыслил, понимая обязательный запрет на публикацию, Максим лишь позволил усомниться в необходимости существования мещан — отжившего своё класса. Не зря на страницах упоминается война с Японией. Это прямо говорит о современных для Горького реалиях. Впрочем, писал он окуровский цикл, находясь вне страны, на острове Капри.

Касательно повествования — оно не ладное, далёкое от лаконичности. Максим сообщал про волновавшее. Не станет ошибкой сравнить с потоком сознания, настолько порой неразборчиво предлагаемое действие. Горький описывал мысли из желания выговориться, поставить на вид, предлагая читателю самому определять, что из им перечисленного является близким к действительности.

Писал Максим без опасений. Не настоящий ведь город представлял. Где найдёшь такой — Окуров? Да ещё и с рекой Путаницей… Может речь шла про итальянский город? Уж где, а в землях близ Рима полагалось иметься различным путаницам. Так должны были думать цензоры, обязанные найти в труде Горького очередную аллюзию, некогда пропущенную в «Песне о Буревестнике». Без лишних размышлений становилось понятно, Максим взялся повествовать, пытаясь раскрыть глаза на очевидное. Он знал, если кто не поймёт — товарищи ему объяснят. Достаточно призывов, вроде земли и заводов, должных отойти пролетариату.

Сам Окуров — это символ отжившего, обязанный быть уничтоженным. Нет необходимости в существовании мест, не способных принести пользу государству. Зачем поддерживать то, где не кипит жизнь, горожане скорее занимаются самоедством. Окрестные поля приходят в негодность, заводы изнашиваются. Совсем нет надежды на светлое будущее. В таком котле варится не право страны на существование, сугубо наблюдается экскурсия грудной клетки под воздействием гнилостных газов, возникающих в разлагающемся трупе.

В том состоит основное отличие от глуповского цикла Салтыкова-Щедрина — Горький старался смотреть вперёд, тогда как Михаил Евграфович смирился с очевидностью, нисколько не веря в возможность перемен. Как всегда, действительность не останется на чьей-то стороне. Любая точка зрения остаётся кратким явлением, нужно только время, позволяющее полностью забыть некогда происходившее.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Когда главное сказано — к чему вести повествование? Горький живёт вне России, но пишет о России. На острые темы он ничего сказать не может, не зная, насколько окажется близок к имеющему место быть. Вдруг ошибётся? Подобного допускать нельзя. Существуя на итальянском Капри, Горький и писал на пасторальные темы, отправляя героев в сёла. К тому он и решил подвести читателя с помощью повести «Лето». Сам Горький считал данное произведение — вероятным наброском к продолжению романа «Мать», имея желание создать такое же монументальное творение, должное получить название «Сын». Отчего бы и нет. С чего-то всё равно требовалось начать. Зная Горького, не удивляешься, как он сплетал из отдалённого нечто ему близкое. Так случилось и с «Летом»… с одной важной оговоркой — Горький растворился в повествовании, утеряв само понимание, для чего вообще пытался создать эту повесть.

События в России принимали пугающий характер. Лучшим выходом казался побег из страны, культурно говоря — эмиграция. Сам Горький в Италии, его герои — на селе. Вдали от буйства политических процессов, приняв на себя возможность взирать за отхождением от казавшегося опасным, Горький чужими глазами смотрел на иную Россию, которая существовала вне общего курса перемен. Вместе с тем, революция проникала повсеместно. Люди пропитывались воззрениями социалистов, настойчиво требуя отказаться от старых представлений о насущном, дабы всякий мог жить по собственным умениям. Собственно, люди хотели забыть о принципе необходимости продолжать дело отцов, делая выбор по собственному усмотрению.

И что происходило на селе? Толком ничего. Жизнь продолжала течь размеренно. Ведь так и бывает, если не воспринимать серьёзно где-то происходящее, до тебя словно не относящееся. Можно совсем отстраниться от проблем мирового характера, взяв курс на понимание смысла существования через нравы прочих народов, хоть тех же китайцев.

Удивительный народ — китайцы. Мир бушует и грозит устройством нового порядка, а для китайцев то будто безразлично. Впрочем, согласно истории, это далеко не так. Горький для примера взял лишь одного хозяйственного китайца, вовсе не предлагая делать соответствующие выводы. Тот китаец отличался крупным телосложением и добродушным нравом, он старался работать, благодаря чему и мог безбедно существовать. И вот на этого китайца нападали, вероятно из зависти. Имущество китайца уничтожали, плод его деяний сводили на нет. Тут бы возмутиться, взбунтоваться, снести головы зарвавшимся наглецам. Однако, китаец не злился, быстро приходил в себя и заново начинал созидать, вновь добиваясь достижения предыдущего состояния. Такого бы человека взять за пример каждому русскому. Вот он — идеал хозяйственника, способный преодолевать препятствия, невзирая ни на государственный строй, ни на выходки населения страны, более сетующего на жизнь, нежели способного действовать во имя собственного блага.

Так Горький и повествовал, оставляя читателя в недоумении. Впрочем, вспоминая о том снова и снова, Горький работал на читателя вне России, поскольку тот мог читать его труды без ограничений. В России ограничения с Горького не снимали, если и дозволяя к публикации, то обрывочное — выжимки из произведений, где нельзя заподозрить недовольства автора происходящими в стране процессами. Отчего же Горький с таким упорством настаивал на правде, ежели оная будто бы никому не требовалась? Логично предположить, Горький и не ориентировался на нужды России — он лишь писал, теперь уже просто пастораль.

«Лето» осталось позади. Роман «Сын» Горьким так и не будет написан. Но кто об этом мог тогда знать?

Автор: Константин Трунин

» Read more

О чём бы читателю не сообщали советские литературоведы, словно в упор не видевшие очевидного, но в герое произведения «Исповедь» необходимо разглядеть личность Георгия Гапона — священника, организовавшего то самое шествие Кровавого воскресенья в январе 1905 года. Как мог человек духовного воспитания отринуть христианскую добродетель смирения, пойдя наперекор, особенно воле царя, почитаемого за наместника Бога? То отдельный разговор, «Исповеди» не касающийся. Горький представил вниманию ещё одно лицо без роду и племени, по воле случая ставшее в монашествующие ряды, и, по той же воле, пожелавшее влиться в ряды революционеров.

Описывая детство героя произведения, Горький не давал подсказок, на какой путь решит его наставить. Теперь уже не в лавку по продаже книг, а к попу предстояло прибиться. Воспитанный соответствующим образом, он всё равно жил неприкаянным, продолжая претерпевать жизненные неурядицы, пока ему вновь не пришлось прикоснуться к обители монахов, став одним из них. И на этом Горький предпочёл сделать акцент, основательно осмеяв быт братии.

В монастырские стены пришёл мирянин, возжелавший обрести успокоение от суеты. Его сразу взяли в оборот. Невзирая на грязное тело, дурной дух, отправили не на исполнение обязанностей по опорожнению выгребных ям, а прямиком на кухню, где он — никак не умытый — стал вымешивать ногами тесто. И без того чумазый, активно потея, он созидал благо для братии, что с подачи Горького выглядело крайне нелепым. Получилось, что монахи — своеобразные люди, кого хоть отбросами корми, они всё равно будут за то благодарить Бога и божьего наместника. Некрасиво получилось со стороны Горького, зато в том именно виде, в каком тогда могло казаться обывателю.

Когда же герой произведения постарается влиться к рабочим-революционерам, те его не сразу согласятся принять. Якобы им будет казаться неуместным присутствие попа. Они голодали и погибали от тяжких условий труда, он — поп — жировал среди братии, находя отдохновение за вкушением пищи и не такого уж и важного труда. Стана голодала и погибала, а он — поп — нашёл лучший способ сберечь душу, может только потому и ушедший в монастырь, так как не нашёл способа лучше набить желудок.

Выразив конфликт интересов, Горький в очередной раз покажет, как в революционеры приходят люди, каких бы воззрений прежде они не имели. Если в «Жизни ненужного человека» революционерам начинал сочувствовать охранитель царского режима, глубоко раскаиваясь за до того содеянное, то в «Исповеди» к тем же мыслям придёт священник, существовавший на тех же условиях ненужности. Ну кому нужен человек, чьё существование бесцельно? Коли так, значит, всякий может стать полезным для дела революции. Главное — это полагается осознать, испросив прощения за допущенные грехи. Ведь революционером получится стать и у того, кто ошибался все дни своей жизни, чтобы в один единственный день осознать ошибочность взглядов и встать на верный путь, с которого более никогда не сворачивать.

Конечно, риторика Горького однозначна. Она не допускает возражений. Он для того и пишет, чтобы иметь наглядный пример перед глазами. И читатель ему обязательно верил. Не могли рабочие забыть энтузиазма Георгия Гапона, ярко горевшего и сгоревшего, найдя смерть вскоре, стоило случиться Кровавому воскресенью. Гапон исчезнет, потом его найдут — уже мёртвым, признав убитым от удушения. Таковой путь мог повторить и герой Горького. Может и повторил, имелась бы к тому таковая необходимость. Дело в другом — настолько читатель способен принять односторонний взгляд Горького на проблему власти в царской России.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Обычно точка зрения обосновывается на издержках. В качестве примера от противного берётся самый нелицеприятный эпизод, на котором и доказывается угодное. И так всегда случается, что за правду приходится стоять с помощью лжи, прямо обвиняя неугодное мнение во всевозможных смертных грехах. Разве могли революционеры в царской России представить, будто им противодействуют кристально честные люди, стремящиеся уберечь государство от развала? В любом случае, ничего святого в них революционеры видеть не желали. И Горький развернул пропаганду, всячески очерняя сторонников царской власти. Какими только эпитетами он их не наделял, называя и шпионами, и ненужными людьми, намекая современнику, с какими падшими людьми приходится бороться за право человека на достойную жизнь. Вполне очевидно, таковое произведение в России тех лет опубликовано быть не могло, поэтому русскоязычный читатель довольствовался слухами о подобной работе Горького, либо раздобывал запрещённую литературу, дабы разузнать о принципах работы охранителей царского режима.

Для пущей наглядности был взят человек без роду и племени, выросший на бобах, прибившийся к первому, кто дал ему кров. Он и в дальнейшем будет жить, не проявляя собственной инициативы. И в «шпионы» он попадёт, постольку на такой путь его поставит судьба. Читатель должен был понять, рассказываемая Горьким история — есть повествование, где конец не связан с началом. Главный герой произведения мог с тем же успехом прибиться с юных лет к революционерам, чего он отчего-то избежал, хотя находился в потенциально располагающей среде — помогал торговать книгами. Уж где-где, а на книжных развалах заполучить запрещённую литературу довольно просто. Только вот знать бы, какая именно книга относится к таковым, ведь на ней самой такого не пишут.

Нет, охранители царского режима — не светлые люди. Горький их максимально очернял. Они не выискивали подлинных революционеров. Зачем? Гораздо проще заинтересовать группу людей запретным делом, дать им полагающиеся инструменты, после изловив на живца. Подло? Ещё бы. Какие из пойманных революционеры? Это просто дети, ещё и введённые в заблуждение. Может и занимался кто-то схожим промыслом, но ведь имелись и другие борцы за сохранение царской власти, наделённые полагающимися умственными способностями. Впрочем, Горький желал представить вниманию читателя пешку, такую же, каких ему предлагали самостоятельно создавать и ловить. Ничего действительно нужного и полезного, словно мышь ловит мышей, думая, будто является котом.

Почему именно так, а не иначе? Горький поступил хитро. В произведении появится писатель, к которому главный герой и пожелает обратиться с откровенным рассказом про им испытанное. В том писателе читатель узнает самого Горького, да и Горький впоследствии будет рассказывать о причинах написания произведения, якобы он располагал достоверными свидетельствами из первых рук. Значит, имелась возможность представить ситуацию изнутри, проникнув в мир, где уже не революционеры должны восприниматься злодеями, скорее наоборот — охранители царского режима.

Получается, Горький подлинно и не знал обстоятельств противопоставленной его убеждениям силы. С ним, как с революционером, боролись слабохарактерные люди, кому приятнее напиться, занять мужеложством и прозябать в дальнейшем гнилом существовании. Подлинно ли оно так было? Не излишне ли полировал нимб над головами революционеров сам Горький? Откуда столько блеска в глазах желающих поставить ситуацию с ног на голову? Понятно, бедные должны уравняться в возможностях с богатыми, чему когда-нибудь обязательно предстоит случиться. Однако, не стоит забывать о мастерах игры, о деяниях которых история может никогда и не узнать. А вот примеров существования ненужных людей можно привести массу. Да смысл говорить, понимая, к чему намеревался подвести Горький читателя. Никак не к тому, дабы допускать право на существование разных точек зрения.

Автор: Константин Трунин

» Read more