Порфирий «Жизнь Пифагора», «Жизнь Плотина» (III век)
Среди сочинений Порфирия есть жизнеописание Пифагора и Плотина. Причём о Пифагоре он писал согласно дошедших до него свидетельств, а Плотин был его учителем. Исходя из этого и нужно понимать, что несёт важность, и насчёт чего допустимо усомниться. Поэтому про жизнь Пифагора лучше читать в восьмой книге «Истории философии» Диогена Лаэртского. Ничего важного сверх прибавлено не будет, кроме сомнения в божественном происхождении. И так вплоть до смерти от разгоревшихся вокруг его учения смут. Гораздо интереснее наблюдать за созданием портрета Плотина.
Плотин не оставлял записей, о нём известно со слов его учеников. Особое место среди которых занимал Амелий, первый из тех, кто стал записывать слова учителя. Порфирий взялся писать о нём гораздо позже, а может составил панегирик по случаю смерти. Оказалось, что человеком он был с принципами. Например, не любил художников, если они брались рисовать с него портреты. Никогда не мылся, вместо этого принимал растирания. Ну и в качестве некоторого дополнения — Плотин часто страдал животом.
Кратко ознакомив с особенностями поведения, Порфирий перешёл непосредственно к жизнеописанию Плотина. Родился он на тринадцатый год царствования Севера, прожил шестьдесят шесть лет, до восьмилетнего возраста пил грудное молоко, философией увлёкся к двадцати восьми годам, став учеником Аммония. За одиннадцать лет философских практик стал испытывать интерес к воззрениям персов и индийцев, для чего записался в армию и присоединился к походу императора Гордиана III. Та военная акция оказалась неудачной. Поэтому Плотин вернулся в Рим через Антиохию. Умер от укуса змеи на второй год царствования Клавдия.
Порфирий считает нужным упомянуть уникальную для философа особенность, бывшую присущей Плотину. За всю жизнь он не нажил себе врагов. И это в государстве, где интрига проистекала из интриги, сводя на нет жизни людей, давая каждому из них краткий миг блеска, едва ли не сразу сбрасывая с занимаемой вершины и стирая в порошок. Ежели императоры восходили к власти, тут же падая, так чего ожидать от философа, чьи представления о действительности обязаны были натыкаться на стену из множества разнообразных мнений? И всё-таки Плотин врагов не имел. Либо Порфирий пропел излишне слащавые речи, восхваляя учителя для потомков, создав из него образ достойного почитания и уважения человека.
Странным кажется тот факт, что датировка примерного времени жизни Диогена Лаэртского построена как раз на связи с упоминанием на страницах «Истории философии» имени Плотина. Но как такового его не встречается, если не говорить о вложенной в текст «Жизни Плотина» за авторством Порфирия. Остаётся недоумевать, не понимая, когда всё-таки жил Диоген, и существовал ли он вообще, ежели таковым именем не подписывался кто-то другой, допустим, тот же Порфирий. Это лишь предположение, ни на чём не основанное. Да оно и не имеет особой важности, кроме желания установить истину, которая, как известно, эфемерна.
Теперь допустимо завершить рассказ о жизнеописании Пифагора и Плотина. Точка зрения Порфирия имеет право на внимание, как всё, что в столь малом количестве смогло сохраниться спустя тысячелетия. Теперь есть твёрдая уверенность — эти имена не канут в Лету. Они будут постоянным напоминанием о прошлом, будто бы простым, но вместе с тем невероятно сложным. Пусть не так важно, о чём сии мужи думали в своей седой древности, они всё же о чём-то мыслили, каким образом теперь мыслит и современный человек.
Автор: Константин Трунин