Tag Archives: письма

Михаил Булгаков – Письма 1935

Булгаков Письма

Его произведения ставят, по ним снимают фильмы, а он продолжает высказывать недовольство: таков Булгаков и в 1935 году. В феврале он обратился в Управление по охране авторских прав, требуя внести ясность в его взаимоотношения с 1-й кинофабрикой. Нельзя допускать, чтобы его авторство ставилось под сомнение из-за внесённых в текст правок. Однако, размышление над ситуацией скорее показывает, насколько извлечение прибыли стало для Михаила первичным. Он уцепился за возможность получать выгоду при дополнительных правках. Столкнуться с противодействием ему тогда казалось невозможным. Потому об этом он и писал в Управление. Он знал — в крайнем случае опять сможет обратиться к Сталину. Свои требования Михаил излагал и в послании «Украинфильму».

В марте с Булгаковым опять не посчитались. Станиславский смел перед актёрами открыто высказываться против Михаила, будто бы не так следовало описывать жизнь великих театралов, как он стремился показать зрителю Мольера. Булгаков думал вспылить, но предпочёл высказать недовольство в письме к Павлу Попову. Ему же сообщил о постоянно его сопровождающем чувстве беспокойства, стоит остаться одному. В дальнейшем Михаил не раз сообщал о боязни одиночества.

В апреле послал ответ Николаю, он знал о постановках «Дней Турбиных» в Америке, говорил о планах подать прошение о разрешении на заграничную поездку. В том же месяце отправил письмо Станиславскому: если не устраивает «Мольер» в нынешнем виде, тогда прекратите проводить по нему репетиции. В мае продолжил утрясать французский перевод. Николаю поручалось разобраться, почему изменения так и не были внесены. В тексте продолжали присутствовать имена членов Правительства. К июлю требования были выполнены, но ряд недочётов остался. Было принято решение написать о том письмо Марии Рейнгардт.

С мая началась переписка с Вересаевым по поводу совместного написания «Последних дней» (другое название «Александр Пушкин»). Булгаков брался за реализацию, а на Вересаева возлагался подбор материала. Михаил продолжал проявлять авторитарность, опять показав, как легко он умеет общаться с людьми и не менее легче с ними расставаться. Его жёсткий разговор приводил к разочарованию у собеседников, потому всегда происходило охлаждение отношений. Когда Вересаев требовал, Булгаков уступал, делая так, понимая должный последовать разрыв, ежели не уговорит себя смягчить занимаемую позицию. На одном Михаил стоял твёрдо — сам Пушкин в пьесе не появится. К августу Вересаев сказал: мы говорим на разных языках, оба мы готовы друг друга ненавидеть. Осталось разобраться, кому быть отмеченным за автора пьесы. Об этом и позже не будет принято определённого решения. К декабрю Вересаев полностью откажется от соавторства. А ещё позже Булгаков получит удар в виде запрета пьесы к постановке, что нивелирует весь его изначальный пыл и непримирение.

В сентябре Булгаков писал художнице Надежде Шведе-Радловой о с ним происходящем. В числе прочего упомянул законченную работу над пьесой: той самой, с Вересаевым. Рассказывал и про пасынка Сергея — сына Елены Сергеевны.

В октябре обратился к Александру Щербакову — ответственному секретарю Союза Советских Писателей — подписавшись Михаилом Афанасьевичем Булгаковым, членом того же Союза. Он сообщал, что живёт в надстройке к дому Советского Писателя, дом тот отличается ужасным качеством стройки, в нём чудовищная слышимость, посему он просит четырёхкомнатную квартиру в новом доме по Лаврушинскому переулку.

Крах пока ещё не казался близким. Однако, тучи сходились над Булгаковым. Отстаивание позиции продолжало создавать иллюзию благоприятного течения дел. Совсем скоро всё окажется излишне печальным.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Булгаков – Письма 1934

Булгаков Письма

В январе 1934 года американец Юджин Лайонс проявил интерес к «Зойкиной квартире», готовый предложить услугу по переводу на английский язык. С прочими издательствами Михаил планировал продлить соглашения. Как всегда, просил о том он своего представителя за границей — Николая. К марту выяснилось, почившее издательство Ладыженского якобы продолжает существовать в лице Б. Рубинштейна, проживающего в Париже. Следовало аннулировать с ним все возможные договорённости. Тогда же писал Павлу Попову, уведомляя его наравне с прежними адресатами, рассказывая о свершившемся долгожданном переезде.

К апрелю Николай так и не ответил, поэтому Михаил направил письмо другому брату — Ивану, проживающему вне Советского Союза, желая узнать, не случилось ли чего. В том же месяце писал Вересаеву, рассказывал об успешно им завершённой сатире — пьесе «Блаженство» (которую, впрочем, слушавшие встретили прохладно), смел говорить и про желание подать прошение о заграничной поездке. Говорил о поездке Павлу Попову и Максиму Горькому. Неужели настолько Михаила отпустило, раз он забыл о ситуации четыре года назад, когда он доходил до истерики, так и не получив разрешения на выезд из страны? Дополнительно он всё-таки написал заявление в Комиссию по приёму в члены Союза Советских Писателей.

Разрешения на выезд Михаил так и не получил. Ему не давали и прямого отказа, просто не выдав заграничного паспорта. Когда всему коллективу МХАТа в выезде не отказали, он — единственный — остался без желаемого. Пришлось использовать последнее средство — написать письмо Сталину. Таковое он отправил в июне. О ситуации Михаил рассказал и Павлу Попову. Зато к июлю ожидалось письмо от Николая с французским переводом «Зойкиной квартиры», но именно перевод так и не был доставлен. В том же месяце подробно сообщал Вересаеву о с ним происходящем. Оказывалось, Булгаков болен нервным истощением, он безуспешно лечится электричеством и водой, тогда как помочь могла бы лишь поездка за границу, должная уравновесить эмоциональное состояние.

К концу июля Михаила ждал сюрприз. Французский перевод «Зойкиной квартиры» был им получен, только какой это перевод… Пьеса практически была переосмыслена, грозя обрушить на голову Михаила порцию очередной критики. Всё ему неугодное он разложил по пунктам в письме к Марии Рейнгардт. Особенно его возмущало появление в пьесе Ленина и Сталина — их в оригинальном тексте нет. Посланием от августа Михаил уточнял, как видит пьесу он сам. Что же, Булгаков столкнулся с литературным приёмом переводчиков, который позже будет воспевать Нора Галь, уделяя незначительное внимание к изначальному варианту, домысливая для красоты описываемой картины. В тот же день Михаил писал Николаю, сообщая о сделанных им неприятных открытиях в переводе, упрашивая вмешаться и не допустить подобной интерпретации текста.

Твёрдость характера Михаил проявил и в отношении написанного киносценария по «Мёртвым душам». Два раза его просили переделать, с чем он соглашался, так как это было прописано в договоре. Но в третий раз он возьмётся за внесение правок только за дополнительную плату. Об этом он писал в октябре в дирекцию 1-й кинофабрики. В ноябре обратился с письмом к кинорежиссёру Ивану Пырьеву, требуя убрать сделанные тем правки. Например, во времена Чичикова танца менуэт ещё не существовало, как не было и урядников, не считая прочих множественных неточностей. В ноябре Михаил обратился к одному из руководителей кинофабрики — Михаилу Загорскому. Теперь требовал съёмки «Ревизора» поручить Михаилу Каростину.

Истинно, Булгаков преобразился. Из затравленного он превратился в того, чьё мнение должно оказываться всегда решающим. Понимал ли он, насколько иллюзорно достигнутое им временное состояние?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Булгаков – Письма 1932-33

Булгаков Письма

Читатель, желающий увидеть в Булгакове простого человека, должен ознакомиться с перепиской, которую он вёл с Павлом Поповым. 1932 год — её разгар. Необязательно размышлять о творческих побуждениях или уделять политической составляющей мировоззрения. Отнюдь, иногда возникает желание поболтать о разном, ни с чем определённым не связанным. Вынести новые суждения о Михаиле не получится. Разве только научится умению трезво мыслить о людях, оставивших посмертный след. Например, что угнетало Булгакова больше всего? Он был самым старшим в семье… вместе с тем и самым немощным. Ему бы следовало заботиться о младших, а просить о помощи приходится как раз у них.

В марте всё словно образумилось. Постановку «Дней Турбиных» возобновили. Немецкое издательство «С. Фишер» через Николая передаёт гонорар. Сам Николай ведёт успешную научную деятельность, он прислал Михаилу написанную им книгу «Учение о бактериофагах». Впрочем, добиться постановки пьесы о Мольере всё никак не получалось. Сохранилось письмо для Вересаева, написанное Булгаковым между делом, чему причиной стала временная невозможность их встречи. Вновь Михаил говорит о слабости своего организма, теперь словами: я — стар.

В мае был нанесён удар по самолюбию. Некий господин Greanin явился во французское Общество драматургов и театральных композиторов, заявил о дозволении Булгаковым забрать ему причитающиеся три тысячи франков. И забрал! Булгаков направил Николаю послание, упрашивая поскорее выяснить обстоятельства данного дела. В том же мае Михаил писал Павлу Попову, говоря, что через девять дней ему исполнится сорок один год, это — чудовищно. Помимо этого, Михаил размышлял о невозможности инсценировки «Мёртвых душ».

В следующем месяце новые послания Павлу Попову. Михаил задумался, почему он — писатель, не состоит в Горкоме писателей? В августе уведомил о начале работы над биографией Мольера. В сентябре обратился к Евгению Шиловскому, объяснившись в любви к Елене Сергеевне, на которой тот тогда был женат. В том же месяце передал записку Василию Сахновскому — работнику МХАТа — прося через десять минут отпустить его, так как он сегодня венчается. В октябре отметилась продолжающаяся напряжённость в отношениях с Замятиным, Евгений не желал давать подробных ответов на отправляемые ему письма.

В ноябре Булгаков отправил послание Финансовому управлению Моабит-Вест. Ежели он получает доход в Германии, значит обязывается платить налог, поэтому просит сделать соответствующие расчёты и через издательство «С. Фишер» совершить требуемые денежные операции. О том же он писал в само издательство.

В январе 1933 года работа над биографией Мольера продолжалась. Потребовалось узнать, как выглядит его могила. Он попросил Николая описать её и прислать снимок. С февраля Михаил стал испрашивать в издательстве «С. Фишер» разные суммы, уведомляя о необходимости направлять в Ригу на имя отца его жены, к тому моменту серьёзно больного. От февраля же сохранилось послание к Любови Евгеньевне, бывшей его жене. Её он просил об одолжении, посчитав необходимым добавить: целую тебя. В марте получил нужное ему от Николая, уведомив брата об окончании работы над биографией.

В апреле отправил рукописи «Мольера» и «Мёртвых душ» в издательство «С. Фишер». В том же месяце написал огорчительное письмо Александру Тихонову — помощнику Горького по серии ЖЗЛ. Михаил отказывался переделывать биографию, удовлетворяя выдвинутым требованиям. Он писал о личном понимании Мольера, каким его он мог представлять, потому и не соглашаясь с иной трактовкой жизни французского драматурга. О том же Булгаков писал Павлу Попову, негодуя, как можно было в биографии Мольера разглядеть намёки на советскую действительность.

В мае Михаил писал Сталину, теперь не касательно себя. Он просил помочь Немировичу-Данченко, попавшему за границей в затруднительное положение — он задолжал полторы тысячи долларов. В июне Михаил отказался высылать пьесу «Бег» по запросу издательства «С. Фишер», не имея для того разрешения. Этот вопрос он утрясал с Ильёй Судаковым — режиссёром МХАТа. В июле отмечается начало переписки с Марией Рейнгардт — немецкой актрисой — желавшей заняться постановкой «Зойкиной квартиры» во французских театрах.

В августе в письме к Вересаеву, помимо выражения радости от улучшающейся ситуации, Михаил упомянул о возобновлении работы над романом, текст которого три года назад уничтожил. Так сухо он, скорее всего, отзывался о том труде, должном оказаться его magnum opus, то есть — «Мастер и Маргарита». Через два дня Михаил писал Горькому, выражая надежду повидать. Через неделю писал Николаю, прося проследить за заключением договора с Марией Рейнгардт, заодно выяснить про издательство Ладыжникова, поскольку ранее права на «Зойкину квартиру» передавались ему, а теперь это издательство прекратило существование. К письму прилагалась доверенность на вступление в право распоряжаться пьесой «Зойкина квартира» Николаю Булгакову сроком на три года. Следом Михаил писал Марии Рейнгардт, уведомления о необходимости проведения дальнейших переговоров только с Николаем.

Как становится понятно, для Михаила наступило золотое время. Он перестал говорить о нехватке средств. Вообще ничего не говорит о проблемах, если не рассматривать лжепредставителей за границей, незаконно наживающихся за его счёт. Михаил даже борется за появившиеся у него права. Тому же Николаю в сентябре он писал, что голова идёт кругом от пьес, все финансовые вопросы он перевёл в ведомство жены. В октябре стало известно про издательство Ладыжникова — оно, возможно, передавало права на «Зойкину квартиру» издательству «С. Фишер». В том же октябре Михаилом написано письмо в редакцию «Жизнь замечательных людей»: он спрашивал разрешение на публикацию отрывков из биографии Мольера за границей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Булгаков – Письма 1930-31

Булгаков Письма

С Николаем всё нормально! Небольшой денежный ручеёк наконец-то потянулся из Парижа в Москву. Что оставалось делать Михаилу, как не браться за голову и не измыслить отстранённый сюжет для создаваемых им пьес? О том он писал Николаю, начиная с января 1930 года. Им написано произведение о Мольере, к чему претензий со стороны критики быть не должно. Но пьеса была запрещена. Это вызвало бурную реакцию, Михаил не смог совладать с собой и на повышенных тонах обратился в марте с посланием к Правительству. Теперь он вернулся к прежнему требованию выслать его из страны. Продолжать терпеть нужду он не в силах. В случае очередного молчания, вместо явного отказа, дополнительно выдвигал требование помочь ему устроиться работать в любой театр в качестве штатного режиссёра. Следом Булгаков написал в ОГПУ, прося довести текст послания до Правительства. Крик отчаяния помог — Генрих Ягода распорядился удовлетворить его просьбу о работе в театре.

Однако, кричать пришлось снова. На работу Булгакова к маю так и не взяли. Теперь он писал Сталину, ссылаясь на бедность. В июне у Михаила и вовсе изъяли телефон, о чём он уведомлял Вересаева, дополнительно всё-таки выразил радость: ныне он режиссёр МХТ. Жизнь казалась налаживающейся. С июля Михаил в крымском санатории, он слал письма об этом своей второй жене — Любови Евгеньевне (они сочетались браком в 1925 году, но через несколько лет будет оформлен развод). Из Крыма Булгаков писал телеграмму и Елене Сергеевне — будущей жене — правда был крайне сух. Чуть добрее он писал из пансионата Наталье Венкстерн, для неё он был ассистентом при постановке инсценировки «Пиквикского клуба» по Чарльзу Диккенсу.

В августе произошёл обмен любезностями со Станиславским. Пока ещё Михаил и Константин были рады обществу друг друга, не задумываясь, каким в действительности окажется их дальнейшее сотрудничество. В том же месяце написал послание Николаю. Срочно нужны деньги! Заработной платы в одном театре не хватает, поэтому устроился подрабатывать в другой — в ТРАМ. На этом письма за 1930 год заканчиваются.

За январь 1931 года сохранилось несколько слов из послания Елене Сергеевне. Михаил полон извинений и называет её милым другом. Чуть более многословный отрывок сохранился и из послания того времени к Сталину. Булгаков сообщал, что полтора года ничего не пишет, теперь же просит Иосифа Виссарионовича стать его первым читателем. В марте написал Станиславскому, уведомлял о прекращении работы в ТРАМе из-за излишне большой нагрузки. В мае снова направил письмо к Сталину. Уведомил о сохраняющемся желании посетить заграницу, поскольку ему нужны свежие впечатления, ведь как иначе убедиться в прелести России, как не посмотрев на неё со стороны? Несмотря на это, в июне Михаил писал Вересаеву, радуя обилием родившихся у него замыслов.

В августе писал Станиславскому, рассказывал о пьесе про будущую войну, названную им «Адам и Ева». Заказывал её один театр, ставить взялся другой. Теперь появился заказ на инсценировку «Войны и мира». Очень обидно Михаилу, что МХАТ не берёт. Да и объясняется это просто. Согласно заключённому договору, если пьеса окажется запрещённой, тогда автору полагается вернуть уплаченный ему аванс. Немыслимый пункт! — заключал Михаил.

В сентябре Булгаков отправил Горькому на рассмотрение текст пьесы о Мольере. В октябре укорил Замятина — он ездил за границу, писем оттуда не писал. С того же месяца отмечается начало переписки с Павлом Поповым — первым биографом Булгакова. В конце декабря отмечается ещё одна радость — идут репетиции инсценировки «Мёртвых душ».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Булгаков – Письма 1928-29

Булгаков Письма

Как же бороться за авторские права за границей? Сделать это без помощи не получится. Поэтому Михаил обратился в 1928 году к Арнольду Вассербауэру — его переводчику из Вены — дабы он поспособствовал публикации так называемого «Письма в редакцию», из текста которого следовало, что разрешения Каганскому он не давал. Необходимо было широко охватить европейские периодические издания, чтобы хоть так постараться убедить. Вместе с тем, Булгаков продолжал испытывать возможность выехать из Советского Союза, уже не ради впечатлений, а из-за необходимости установить истину о его авторских правах. Пришлось обстоятельно объяснять мотивы в письме административному отделу Моссовета, для поездки ему хватит двух месяцев. В случае отказа Михаил сомневался в продолжении им деятельности на благо драматургии.

С апреля отмечается начало переписки с Евгением Замятиным. Их связывала дружба. Так в первом послании Михаил сообщил о забытом шарфе. Во втором сказал об ухудшении здоровья и поездке в Тифлис. Само послание он отправил из Гудермеса. Летом Булгаков снова обратился в ОГПУ с заявлением, на этот раз писал на имя заместителя председателя коллегии Ягоде. С августа по октябрь Михаил был наездами на Украине. Он слал короткие письма жене, сперва из Конотопа, после будучи под Киевом и после за Харьковом. В сентябре обратился к Кондраду Марилу — директору издательства «С. Фишер» — упрашивая взять на себя заботу об его авторских правах за пределами Советского Союза. В том же месяце писал радостное послание Замятину, благодаря за оказавшееся правдивым пророчество — «Багровый остров» действительно одобрили. В октябре Михаил снова проявил заботу о распространении собственных произведений, для чего подключил к охране его авторских прав и берлинское издательство Ладыжникова.

Несмотря на одобрение «Багрового острова», пьеса «Бег» оказалась с января 1929 года под запретом, о чём свидетельствует сохранившаяся выписка из протокола заседания Политбюро. С апреля Булгаков начал активно переписываться с Николаем, пока он всего лишь радовался переезду брата в Париж. В июле отправил ещё одно письмо Замятину — яркой его частью оказалась заключённая в скобки фраза о гробе, который уже не за горами. Тогда же писал Николаю, поздравляя с окончанием университета.

К июлю относится заявление Булгакова, направленное Сталину, Калинину, Свидерскому и Горькому. Он говорил о чувстве затравленности. У него изъяли литературные труды, за границей без его спросу публикуют произведения, ему не позволяют выехать и разобраться лично, к тому же запрещаются театральные постановки, будто бы он симпатизирует белым. Может быть следует изгнать из страны? Ежели настолько руководству государства он безразличен. Следом Михаил направил Свидерскому расширенную версию заявления, прося без истерики и более взвешенно. Он не просил изгонять, хватит и разрешения выехать из страны на короткий промежуток времени.

С августа Михаил стал просить Николая озаботиться его делами во Франции. Кому-то требовалось забирать причитающийся ему гонорар, с дальнейшей отсылкой денежных средств в Советский Союз. Разумеется, делать то Николаю полагалось не на безвозмездной основе, а за определённый процент.

В сентябре Булгаков впал в отчаяние. Он написал послание Абелю Енукидзе. Если он запрещаем в Советском Союзе, его работы не печатаются и не ставятся, оплату за литературный труд он не получает, вследствие чего чрезмерно скудно питается, терпит материальную катастрофу и даже налоги ему нечем платить, то не разрешит ли ЦИК ему выехать за границу? В том же месяце Михаил писал Горькому, прося о содействии, ибо разорён, затравлен и пребывает в полном одиночестве.

Удручало Михаила и молчание Николая. В декабре он вновь ему писал, интересуясь, забрал ли причитающийся ему гонорар. Неужели с Николаем случилось какое-то несчастье?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Булгаков – Письма 1926-27

Булгаков Письма

Возвращаясь к письмам Булгакова, следует ещё раз отметить переход от работы на периодические издания к иной сфере литературной деятельности. Михаил возвращался к тому, с чего и начинал: к написанию пьес. Уже не безликий автор, прикрытый псевдонимами, он становился источником проявляемого к нему интереса. Именно в 1926 году к нему придёт с обыском ОГПУ. Он более не сошлётся на малую значимость среди советских литераторов. Отнюдь, к таким людям лично Сталин не звонил. А к Булгакову отмечено несколько звонков, в один из которых Михаил не мог поверить, самолично перезвонив в приёмную, получив ошарашивающее его подтверждение. Правда звонки будут через несколько лет.

В мае 1926 года Михаил писал Волошиным, сожалея, что не может вырваться из Москвы и приехать к ним в Коктебель. Через четыре дня сотрудники ОГПУ обыскали его квартиру. В ответ на это Булгаков написал заявление, прося вернуть рукопись «Собачьего сердца» и дневник. В июне пришлось утрясать моменты постановки «Белой гвардии», для чего Михаил писал совету и дирекции МХАТ, соглашаясь убрать сцену с Петлюрой. Потребовалось и изменять название на «Дни Турбиных», так как пьеса опиралась не на весь роман, а на определённые его эпизоды. В том же месяце Михаил написал заявление на имя председателя совета народных комиссаров, уведомляя об обыске ОГПУ, снова прося вернуть изъятое.

В июле Михаил столкнулся с очередным затруднением. Планируемая к постановке Вахтанговским театром «Зойкина квартира» требовала внесения изменений. По этому поводу Булгаков писал режиссёру Алексею Попову, недоумевая, как четырёхактную пьесу можно сделать трёхактной. Соглашаться Михаил никак не хотел, прямо говоря: заниматься этим не будет. К августу Михаил передумал. Он согласился с требованиями и внёс соответствующие изменения. В том же августе в послании к Вересаеву — просил его больше отдыхать.

Двадцать второго сентября Булгаков был вызван на допрос в ОГПУ, протокол которого ныне доступен и для читателя. Дело касалось возведённой против Михаила хулы, чем злопыхатели планировали сорвать премьеру пьесы. Булгакову приписывались симпатии к белому движению, особый интерес представляли годы жизни во время революции и гражданской войны. И Михаил соглашался: он проявлял критическое отношение к Советской России, его симпатии были на стороне белых. Он же говорил, что не может писать о нуждах крестьян и рабочих, так как далёк от этой темы.

В октябре отправлено письмо с заявлением на имя Луначарского с просьбой вернуть изъятое. В том же месяце пишет письмо Вересаеву, просит прощения за долгий возврат одолженных средств, негодуя на кредиторов, лишивших его заработанного на постановке «Дней Турбиных». Дополнительно Михаил сообщил об очередном вызове на допрос в ГПУ. К тому же он был уверен — за ним установлена слежка. Ноябрьское письмо к сестре Надежде касалось бытовых дел, последующие послания — это приглашение на представления пьес, Михаил раздавал билеты.

В феврале 1927 года Булгаков выступил в театре Мейерхольда, о чём сохранилось письменное свидетельство. Михаил обратился с резкой критикой на резкую критику. Он выражал непонимание недопониманием. Иначе сказать не получится, кроме использования приёма тавтологии. Булгакова обвиняли в том, в чём он вины не видел. Проще говоря, на него возводили обвинения, не стремясь убедиться в их обоснованности. Громко звучали слова о симпатиях к белому движению, о попытках скрыть их, изменяя название произведения с ярко выраженного на нейтральное и блеклое. По каждому пункту Михаил высказывал взвешенное суждение. Основной же укор критикам — они не знают эпохи 1918 года.

В ноябре Булгаков писал во Всесоюзное общество культурной связи с заграницей. В первом письме он просил выполнить переводы его произведений. Во втором — отчитывался о непричастности к уже появившимся за границей переводам. Он никак не связан с неким Каганским, будто бы действующим от его имени.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Булгаков – Письма 1923-25

Булгаков Письма

В начале 1923 года Михаил надеялся на улучшение ситуации в стране, об этом он писал сестре Вере. А к сестре Надежде обращался с жалобой на опустошённость и одиночество: он болен, всеми брошен, его угнетает ревматизм. В апреле он писал Павлу Садыкеру — директору берлинского издания «Накануне» — касательно проявленного им интереса к публикации «Записок на манжетах». В августе обращался к Юрию Слёзкину — товарищу со времён жительства во Владикавказе — рассказывая, как отправил «Дьяволиаду» на одобрение, и упомянул случай о посещении им Всероссийской выставки национальностей, где знатно поел на двоих, выставив за то счёт изданию «Накануне», заказавшему материал.

В 1924 году Булгаков отправил два письма Петру Зайцеву — работнику издательства «Недра» — в том числе и ныне утраченный текст наиболее полного варианта «Записок на манжетах». Во втором послании он сообщал, что лежит с припадком аппендицита. Обращался и к Илье Кремлёву — писателю — прося вернуть ему рукопись с редакторской оценки. Сохранилось также письмо бытового характера к Надежде. В том числе до нас дошла собственноручно написанная записка, составленная в ожидании Петра Зайцева. Её текст короток: упоминается телефон Вересаева, два раза повторяется слово «туман», задаётся вопрос о существовании загробного мира и выражается надежда получить завтра деньги. Помимо записки, сохранилась малая автобиография, составленная в том же году: родился, учился, ехал в поезде, написал рассказ, предложил в издательство, его приняли и опубликовали, стал сочинять фельетоны и пьесы, начал работать в различных газетах, возненавидел редакторов (ненавидит их до сих пор), «Записки на манжетах» купило немецкое издательство, но не опубликовало, сам он создал крупное произведение «Белая гвардия».

К 1925 году относится первое послание Максимилиану Волошину. Булгаков интересовался мнением о «Белой гвардии». Волошин радовал его, сравнивая ранние творческие изыскания Михаила с аналогичными первыми литературными опытами Достоевского и Толстого. Приглашал Максимилиан Булгакова приехать к нему в Коктебель. Собственно, Михаил и писал ответ с согласием. А через месяц отправил второе письмо, уже с благодарностью за оказанный ему приём. Октябрём датируется послание Василию Лужскому — одному из руководителей МХАТа. Возникла необходимость поставить на сцене «Белую гвардию». Но как? Ежели против выступал непосредственно Луначарский — нарком просвещения — видевший в подготавливаемой к постановке пьесе обывательщину. Казалось бы, когда писателем интересуется одно из главных ответственных лиц в государстве, его положение приобретает особое значение. Но Булгаков не чувствовал своей значимости, потому, когда его пригласили стать участником литературной выставки, он ответствовал во Всероссийский союз писателей, что такого права не заслуживает, за его плечами малое, он готов предоставить текст «Дьяволиады», а собственный портрет придавать огласке не решается.

Следующее послание во Всероссийский союз писателей направлялось в конфликтную комиссию. И с этого момента следует отслеживать последующие бедствия Михаила в плане невозможности контролировать зарубежные издания написанных им произведений. Булгакову отказывались возвращать текст на «Белую гвардию» в закрывшейся газете «Россия». Кроме того, роман стал выходить за границей. Важно понимать, согласия на то он не давал. В дальнейшем Михаил будет безуспешно бороться с нечистыми на руку предпринимателями, совершенно не способный оказать противодействие — уже не только из-за самой «Белой гвардии», но и любого его творчества вообще.

В декабре Михаил писал поздравительное письмо Викентию Вересаеву, радуясь его сорокалетнему юбилею. Он выражал уверенность — пройденный путь не может быть напрасным, книги продолжают жить и будут жить ещё долго.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Булгаков — Письма 1914-22

Булгаков Письма

С творчеством Булгакова читатель может знакомиться, начиная с 1914 года. Ещё не писатель, даже близко о том не помышляя, скорее ещё студент, собирающийся закончить медицинский университет, Михаил писал письма сестре Надежде. Он сдавал экзамены, получал отличные отметки и переполнялся ожиданиями. Не против был бы посетить и Москву, где встретиться с сестрой. Михаил был уже год женат на Татьяне Николаевне, потому первое письмо получилось написанным в соавторстве. Второе письмо Надежде датируется 1915 годом, Булгаков узнавал, когда она навестит их в Киеве. В 1917 году переписка с Надеждой продолжалась. Михаил закончил учёбу, получил звание ратника и был готов к военной службе. У него получилось приехать в Москву, но сестру он там не застал — она вышла замуж и переехала в Царское село. Сам Булгаков слал письма из Вязьмы, но ответ на них не получал, из чего он решил, что у сестры нет желания с ним переписываться. В последнем послании за 1917 год Михаил сказал, что собирается получить отсрочку от службы, поскольку болен истощением нервной системы.

1921 год — Булгаков во Владикавказе. В феврале он написал письмо кузену Константину. Радовал его удачей на литературном фронте. Написанные им фельетоны взялись публиковать периодические издания. Более того, он успешен и в драматургии. К его пьесам проявляют интерес. «Дни Турбиных» ставят в театре. Прочие пьесы на рассмотрении на конкурсе. И тут стоит обязательно сказать о судьбе этих ранних пьес — они будут уничтожены самим Михаилом. Даже «Дни Турбиных» — далеко не то произведение, которое будет ставиться много позже. С похвальбой себе Михаил в том письме упомянул и о приглашении его лектором в местный университет.

Прочие письма за 1921 год — ворох бытовых проблем. Михаил просил Надежду перебрать вещи, пока не съела моль, ей же рассказывал про написанные пьесы, называя их хламом. К концу года вернулся обратно в Москву, снова не застав Надежду. Дела у него пошли в гору, заработок его составляет три миллиона, начал нормально питаться. Но читатель должен заранее знать — в стране разразилась гиперинфляция. Цены за день могли значительно изменяться в сторону увеличения, поэтому Михаил спрашивал Надежду, желательно в подробностях, какие цены ныне в Киеве. В том же году Булгаков писал другим сёстрам — Вере и Варваре — радуя достигнутыми им успехами.

С 1922 года Михаил начал приучать родственников заботиться о его литературных трудах. Так Надежду он выспрашивал про киевские газеты, можно ли туда пристроить фельетоны. Если ответ удастся получить положительный, он готов высылать требуемый материал. В последующем письме давал инструкции, как узнать нужные ему сведения. Прилагал один из фельетонов, повествующий о его первых днях в Москве. Соглашался стать репортёром для киевских изданий. К марту сообщил о работе в крупной газете, заработке в сорок миллионов и быстром росте цен: масло днём стоит шестьсот рублей, к вечеру уже шестьсот пятьдесят. За тот же год о злокачественном ценообразовании он писал и Вере.

Теперь читатель волен сформировать первое личное мнение о Михаиле Булгакове, не оглядываясь на само литературное творчество. Не может быть ясно, какова направленность его произведений. Нет и намёка на работу над крупной или средней формой. Михаил принимал на себя обязательства подёнщика, выполняя кратковременный штучный товар. Особых надежд он не питал, поскольку всё заработанное нивелировалось за счёт гиперинфляции. В качестве драматурга молодой Булгаков так и остался неизвестным, навсегда похоронив ранние опыты. Он же сам после надеялся, чтобы те пьесы никто и никогда не нашёл.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Василий Тредиаковский «Евнух» (1752), «Феоптия» (1754), Письма (1731-67)

Тредиаковский Избранные сочинения

Имени Василия Тредиаковского звучать много громче, выбирай он для перевода литературные труды, судьба которых не сложилась бы столь печально для российского обывателя. Пусть его имя оставалось на слуху у современников, да и поныне оно гремит из-за споров вокруг русского языка и стихосложения с Сумароковым и Ломоносовым, сам он остаётся мало кем из потомков воспринимаем. Считается, что основная его работа — это перевод сочинений Шарля Роллена: десятитомной «Древней истории» и пятнадцатитомной «Римской истории». Но судьба трудов Роллена осталась смутной, поныне доступной лишь в вариантах, последний из которых относится к двадцатым годам XIX века. Потому и в отношении Тредиаковского применимо сходное мнение. Прочие переводы почили в аналогичной безвестности, ныне интересные только причастным лицам, и то чаще по роду их обязательств перед необходимостью изучения наследия российских авторов XVIII века.

В 1752 году Василий перевёл первое действие комедии «Евнух» за авторством Теренция. Представленная вниманию событийность произведения скорее должна была навевать на читателя скуку. Потому лучше вспомнить про написанную двумя годами позднее «Феоптию» — оригинальную стихотворную работу Василия, пропитанную философскими воззрениями западных европейцев, в особенности Картезия. Можно даже сказать, что как Лукреций донёс до читателя представления древних греков о мире, таким же образом поступил Тредиаковский. Основное смысловое содержание, согласно его же названия, обоснование бесспорного существования Бога. Другая часть произведения касалась раскрытия физиологии по Картезию, опять же. Василий стремился просвещать общество? Так или иначе, его задор просуществовал короткий отрезок времени — ныне его деятельность по популяризации науки при обязательной вере в Бога совершенно не ценится.

Есть в критическом активе Василия «Письмо, в котором содержится рассуждение о стихотворении, поныне на свет изданном от автора двух од, двух трагедий и двух эпистол, писанное от приятеля к приятелю» за 1750 года. Тредиаковский крайне негативно выступил в адрес Сумарокова, в мельчайших деталях разобрав его драматургическое произведение «Тресотиниус». В совокупности Василий выразил всю ненависть, с нему испытываемую, указав на огрехи, допускаемые повсеместно, хоть даже взять оды Сумарокова или адаптацию им псалмов. Причём настолько Василий въедливо подошёл, что указывал, где нужно ставить знаки препинания, либо заменять их на иные. Высказавшись в волю, употребляя и такое слово — как «афедрон» (седалище), Василий счёл вполне возможным и такую реакцию на его критику, которая может статься вполне себе похвалой.

Завершить знакомство с творчеством Тредиаковского можно его письмами. Писались они на разных языках. Самое раннее датируется 1731 годом. Василий писал И.-Д. Шумахеру, высказываясь касательно сделанного им перевода «Езды в остров Любви», благодаря за приобретённый экземпляр. В следующих письмах Шумахеру Василий негодовал на мнение общественности, усмотревший в данном произведении развратные моменты, из-за которых молодёжь предастся схожим будто бы отвратительным поступкам.

Сохранилось письмо к императрице Анне Иоанновне от 1740 года. Тредиаковский пожаловался на избиение его кабинет-министром Артемием Волынским, а также последующей экзекуцией, продолжившейся после заключения под стражу. В 1743 году Василий обращался за одолжением к Кантемиру. Последующие письма касались в основном составленного им к тому моменту творческого наследия, вроде печати переведённых исторических томов Шарля Роллена.

Как видно, Тредиаковский оставался среди современников влиятельной фигурой, с чьими творческими порывами редко соглашались. Василий желал творить, неизменно вынужденный сталкиваться с авторитетным мнением оппонентов. Он предпринимал всё новые попытки упрочить весомость собственного суждения, раз за разом терпя поражение. Он так и проиграл борьбу, не сумев расположить к себе ни высших лиц государства, ни простого читателя. Да и потомок о нём практически ничего не знает. Но достаточно и того, что о нём вообще помнят. Уже это хорошо.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Г. Бонгард-Левин, В. Зуев, Ю. Литвиненко, И. Тункина «Скифский роман» (1997)

Скифский роман

Рассказывать о жизни и деятельности Михаила Ростовцева лучше самостоятельно. О нём говорят — он большой специалист по античности. За ним остались выдающиеся труды и доводящая до восторга переписка с коллегами. Всё это так, за явной недоговорённостью. Жизнь Ростовцева сложилась таким образом, что он стался не нужен советскому государству, вынужденный остаток жизни провести в Америке, где ему совершенно не нравилось. При изменившихся обстоятельствах, изменился и язык Михаила. Работы он стал писать по-английски, чем отдалял понимание себя у потомка. Точно можно сказать — переводить труды Ростовцева нужно, но нерентабельно. Остаётся положиться на таких исследователей его жизни и деятельности, каковыми были авторы сборника «Скифский роман», изданного РАН под общей редакцией Григория Бонгард-Левина.

Сборник переполняет от писем, найденных в архивах по Европе, Америке и непосредственно России. Судьба наследия Ростовцева такова, что написанное им во время жизни в России оказалось в доброй своей части уничтоженным. Причём банально — его трудами отапливались в холода. Остаётся внимать богатству переписки, но и тут не всё ладно — не каждое учебное учреждение, располагающее его письмами, соглашается предоставить доступ. А ведь переписка сложна не только тем, что она рукописная, так к тому же и на не всем понятном английском языке. Впрочем, для специалистов по античности или востоковедению это затруднения не представляет, благодаря их склонности к многоязычности. Но кто из них возьмётся изучать чужое наследие, для усвоения которого может не хватить и собственной жизни?

Есть ещё одно затруднение. Пусть учёные имеют склонность не принимать точки зрения друг друга, вступать в бесконечные полемики, порою их скрепляет понимание необходимости общего дела. Ведь в споре иногда рождается истина, но в действительности она рождается от плодотворных бесед, где все прислушиваются друг к другу, тем вырабатывая новое, никем прежде не бывшее озвученным мнение. Собственно, на том и основывается наука, не способная застыть, потому и вечно развиваемая. В «Скифском романе» острые углы обойдены. Ко всякому Ростовцев проявлял любезность, отчего могущий считаться врагом — принимался скорее за соратника, чьему мнению нужно оказать внимание. Так в чём заключается непосредственно затруднение? О чём бы не говорил прежде Михаил — оно за прошедшее время признаётся устаревшим. А если так, то и к его взглядам будет проявляться всё меньше интереса.

Мир в первой половине XX века кипел от событий — рушились империи и нарождались идеологии. Где там до археологических раскопок? Случилась Первая Мировая война, затем Вторая. Человечество старательно стремилось к самоистреблению, за иные дни на полях сражений погибали миллионы людей. И Ростовцев был этому очевидцем, всё равно погружённый в необходимость изучения прошлого. Он мог рассуждать о лидерах социалистических стран и видеть между ними непримиримые противоречия, однако ничего поделать не мог, если к тому вообще проявлял рвение.

Что заботило и тяготило Михаила? Он испытывал неудобство от пребывания вне утерянного родного края. Ни к чему он не проявлял симпатию. Американская зарплата не позволяла чувствовать довольство жизнью, денег постоянно не хватало. Изменить в отношении себя он ничего не мог, потому как с сороковых годов все устремлялись именно в Америку, подальше от войны. Только сам Ростовцев никому в помощи не отказывал. Составители «Скифского романа» заставили поверить, что, например, Бунин получил Нобелевскую премию преимущественно по протекции Михаила, Набоков сумел адаптироваться в Америке тоже благодаря его усилиям, и все прочие, так или иначе, но обретали возможность существовать, стоило им обратиться к нему за помощью.

Не всё тут требуемое сказано, но всего и не скажешь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 2 3 4 5