trounin.ru

Как не рассказать про происходящие изменения во французской литературе? Разве можно серьёзно относиться к народившейся во Франции моде на натуралистические описания? А как быть с новым лидером этого движения — Эмилем Золя? Сей писатель, до того французам остававшийся малоизвестным, незадолго до визита Михаила в Париж, представил читателю скандальный роман «Нана» — о жизни женщины лёгкого поведения. Это тот писатель, хорошо известный в России, поскольку с успехом публиковался в «Вестнике Европы». Теперь к Золя пришла слава и во Франции. Пусть то покажется удивительным, но французский реализм нисколько не похож на подлинную действительность, о чём Салтыков уверенно заявлял. Во Франции реализм — явление, касающееся сугубо человека, тогда как в России давно привыкли говорить по существу, либо продолжать молчать. Следовательно, Золя являлся не лидером реализма (или натурализма), а одним из псевдореалистов.

Михаил привёл пример, каким образом французские писатели создают произведения. Они берут обыкновенную ситуацию из жизни, делая её основанием для написания литературного труда. Ежели Золя размышлял над экспериментальным романом, где происходящее будет напрямую взаимодействовать с читателем, то Михаил видел проявление подобного иначе. Типичная работа натуралиста — скучна и лишена смысла. Салтыков не собирался мириться с мыслью, что описание мельчайших деталей, кому-то сможет пригодиться.

Вот он — идеальный роман французского натурализма. В первой главе описывается пробуждение главного героя: он просыпается, размышляет, обдумывает планы на день, намеревается встать с кровати. Вторая глава — скрупулёзное описание утреннего туалета. Третья — завтрак. Четвёртая — сборы для выхода на улицу. Произведение продолжается в подобном духе. Зачем? Салтыков того не понимал. Обычно, ещё со времён Бальзака, таковое оставалось за текстом. Казалось неважным, чему отныне придают значение. Потому произведение французского писателя ведёт к одному — к пустоте содержания, несмотря на богатство наполнения.

Вполне понятно, какое будущее ждёт литературу во Франции. Надо сказать, Салтыков оказался полностью прав. Причём, к такому способу подачи материала стало стремиться всё писательское сословие планеты. Уже нельзя помыслить книг, где мысль превалирует над действием. Увы, действие, а вернее, акцентирование на и без того понятном, не способствует созданию у читателя требуемого образа. Но, всё-таки, Михаил стремится раскрыть и другое направление в литературе, отчего-то переставшее восприниматься отвратительным.

При Золя натурализм не до конца раскрывался. Не описывал Эмиль происходящее в дотошных подробностях. Если действующие лица ели, он не брался описывать, каким образом еда попадает в рот, что делают в этот момент зубы и язык, как далее начинает работать пищеварительный тракт, включая итоговый вариант поглощения пищи — акт дефекации. Салтыков постарался уверить с твёрдой убеждённостью — писатели будущего не только обо всём этом расскажут, они ещё покопаются в экскрементах… вдруг там осталась прожилка, когда-то давно застрявшая в зубах и вот теперь проглоченная.

За всю литературу разом говорить не следует. Стоит вести речь об общих тенденциях. Сожалей или нет, минуя ряд политических режимов России, видишь, как слова Михаила сбываются. Долго это продлится или нет — сказать точно нельзя. В одном можно быть уверенным полностью — влияние западной литературы на Россию усилилось, отчего российские писатели допускают всё то, что себе позволяют их коллеги из Европы и Америки. Ничего с таким явлением не поделаешь. Когда-нибудь такой род литературы отправится в утиль, став совершенно лишним, — он окажется неугодным читателю. Иному не бывать! Своё место в литературе находит лишь то, что способно пережить время.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Гиммельфарб создал мнение — Эмиль Золя писал эротику и слыл за порнографа. Создав, сам же начал подобное утверждение разрушать. Не стал ли Борис делиться с читателем собственной точкой зрения? Он сам сознаётся — наследие французского классика осилить невозможно. Чем неимоверно лукавил. Золя создал не так уж много. Другое дело, что на русский язык он мог быть к 1930 году переведён довольно плохо. Как же исправить ситуацию? Например, написать биографию, представив Эмиля в качестве предвестника социалистической революции. И пусть Золя будет назван только утопистом, зато к нему обязательно следует обращаться гражданам Советского Союза. Потому не должно быть слухов! Лучше заменить знание о чём-то со слов других на выработку личного мнения, посредством знакомства с первоисточником.

Золя — это, прежде всего, обозреватель времени правления Наполеона III. Почти не осталось жизненный сферы, в которую Эмиль не заглянул. На страницах его произведений оживал и сам президент-император, были задействованы и стремящиеся жить за счёт чужого горя, в том числе и ушлые люди, готовые объегорить каждого, лишь бы иметь с того выгоду. Но больше Золя принято ценить за обнажение проблем социального дна. Французы тогда стремились к борьбе за классовые права? Гиммельфарб в таком предположении уверен. Как-то позабыл он про иную страсть французов — в течение ста лет не угасавшее желание объединиться в коммуну. Вот при таких обстоятельствах и вырисовывался портрет Золя, чтобы перейти к изучению оставленного им в наследие человечеству творчества.

Борис предпочёл уделить внимание циклу «Ругон-Маккары». Подробно, смакуя нюансы, разбираясь с каждой деталью, для читателя сплеталось представление о литературном труде Эмиля Золя. Чем полезно именно подобное изложение? Можно лишить себя удовольствия непосредственного знакомства с текстами, согласившись принять авторскую интерпретацию исследователя. Но разве будет виден сам автор? Ответ очевиден: нет. Если о чём и узнает читатель, так это о предпочтениях биографа, желающего утвердиться в одном или разубедить в чём-то других. Оттого и упоминал Гиммельфарб восприятие Золя современниками в качестве создателя эротических романов, тогда как ничего подобного и близко нет. Впрочем, а было ли вообще таковое мнение? Пара романов ведь не может служить характеристикой для творческого наследия вообще.

Для Бориса Эмиль — утопист. Читатель должен знать о романе Золя «Труд», где показано прекрасное будущее — рай для общества. На нём и основывал свои утверждения Гиммельфарб. Может Эмиль и допустил вольную трактовку обязательного к свершению коммунистического будущего, в котором каждому воздастся по потребностям — никто тем не будет обижен. Борис это воспринял утопией. Почему? Остаётся предполагать. Может не стремились советские граждане к подобному, желая видеть своё будущее каким-то иным, либо Гиммельфарб вовсе в подобное не верил.

Говоря о Золя, считается нужным рассказать о деле Дрейфуса. Борис к нему не проявил интереса. Ему показалось лишним говорить о чём-то сверх сообщённого. Если его интересовала жизнь писателя — хватит краткой справки о детстве и о первых шагах на литературном поприще. Дальше имели значение сугубо идеи, к чему и обратился с желанием разобраться Борис Гиммельфарб. Не скажешь, чтобы у него получилось создать для читателя верное восприятие Эмиля Золя. Скорее нужно вернуться к тому, с чего начинался разговор о монографии — создано определённое мнение, должное быть разрушенным. Собственно, Борис мнение создал и старательно его разрушал. Симпатий к Золя он совершенно не испытывал. И антипатий он не имел. Просто сообщил, может быть, о чём его попросили.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Подойдём к пониманию Эмиля Золя с точки зрения Армана Лану. Золя не нуждается в представлении, если читатель знает о нём хотя бы самую малость, однако раз за разом находятся люди, желающие заново о нём рассказать. Как это сделал Лану? Он пошёл от считаемого главным — от жизнеописания отца, прожившего достаточно, чтобы о нём рассказывали без упоминания заслуг сына. Однако, Эмиль Золя излишне велик на литературном небосклоне, дабы упускать моменты его происхождения. Как бы не жил отец, Золя родился, чтобы в дальнейшем прожить собственную судьбу, наполненную борьбой с противоречиями общества и самого себя.

Франция — раздираемая изнутри страна. Поколение сменяет поколение, не находя поддержки в глазах друг друга. Отцы могут быть настроенными решительно, тогда их дети становятся пассивными, либо наоборот, у пассивных родителей рождаются активные дети. Про семейство Золя так однозначно не скажешь. Впрочем, с юности Золя рос в духе своего времени. Он ценил исторические моменты, гордый за Францию. Он явно не желал перемен, готовый существовать в предоставляемых ему возможностях. И Лану стремился это подтвердить, явно показывая читателю человека — не готового противиться обстоятельствам. Золя вполне любил творчество Гюго и прочих писателей-романтиков, вполне недолюбливавший какие бы то ни было проявления натурализма. И это-то самое интересное. Когда же мировоззрение Золя изменится?

И оно изменится. Жизнь заставит Золя иначе смотреть на действительность. Ему будет трудно, но он станет стараться. Его упорство принесёт успех, но довольно сомнительный, если основываться на мнении современников. Золя писал излишне об ужасном, пускай и придерживаясь всё того же романтизма. Эмиль трудился в жанре натурализма — немного не дотягивающего до реализма. Золя всё равно привносил в произведения элемент выдуманности, тем не менее шокируя читателя правдивостью.

Лану рассказывал про Золя, но не выдерживал линию рассказчика. Читателю приходится становиться очевидцем сцен, словно написанных беллетристом. Эмиль оживал на страницах, думал, беседовал и действовал. Когда пришло время рассказывать о цикле Ругон-Маккары, Арман предпочёл исходить с позиций наследственности, то есть подведя читателя к тому, о чём Золя станет твёрдо говорить лишь ближе к последнему произведению цикла. В целом, обозревая творчество Эмиля, Лану делал это поверхностно. Ежели читатель знаком с произведениями Золя — он заскучает. А если не знаком — ничего не поймёт.

Подробнее Арман остановится на деле Дрейфуса, постаравшись разобраться в мельчайших деталях. Вполне очевидно, Эмиль Золя сыграл в нём не последнюю роль. Тем лучше для читателя, поскольку он может и не знать всех обстоятельств, тогда как Золя действительно болел за положение Франции, ославившейся на весь мир подлостью судейства. Требовалось добиться справедливости, к чему и направлял Эмиль свои помыслы. Поэтому Лану посчитал довольно важным обсудить дело Дрейфуса, возможно считающегося особо необходимым к изучению и у нынешних французов.

Так или иначе, дело Дрейфуса, по основному мнению, привело к гибели Золя. Эмиль стал получать письма с угрозами расправы. И однажды он всё-таки отравился угарным газом. Осталось обсудить, как действовала французская полиция. Вполне очевидно, с тем же отсутствием профессионализма, какой был продемонстрирован при разбирательстве дела Дрейфуса. Оказалось, что проще закрыть глаза на очевидное, нежели пытаться искать истину.

Совсем немного Арман Лану уделил внимания личной жизни Золя. Однако, сделал вполне достаточно. Вполне больше, нежели то делали другие исследователи жизни Эмиля. Читатель сможет наконец-то понять о взаимоотношениях между женой Золя и его любовницей, от которой Эмиль и имел детей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Большинство исследователей жизни Эмиля Золя смакуют отторжение его обществом. Не стал исключением и Анри Труайя. Идя вслед за другим биографом — Арманом Лану — он повторял ошибки предшественников. Не получается понять, каким образом Золя имел успех у современников, тем более удостоился чести обрести захоронение в Пантеоне. Словно Эмиль специально писал на злобу дня и шокировал французов, считая то необходимым. Но стоило ему умереть — как слава великого деятеля во благо Франции тут же пришла к нему. Возникающее несоответствие не получается возместить никакими средствами. Либо требовалось искать иные способы рассказа о жизни Золя, или найти достаточное обоснование. Сомнительно, чтобы потомки приняли заслуги Эмиля, довольствуясь лишь его позицией в деле о защите Дрейфуса.

Рассказывать о Золя не сложно, а очень просто. Дабы понять писателя — нужно читать им написанное. Тогда не возникнет нужды в знакомстве с трудами исследователей. В самом деле, какой может быть у читателя интерес, если знакомство с биографией писателя происходит согласно тех или иных традиций, присущих другому времени? Девяностые годы XX века представляют совершенно другую культуру восприятия действительности, нежели существовала во второй половине XIX века. И это не голословное утверждение. С этим читатель столкнётся едва ли не сразу, принявшись знакомиться с трудом Труайя. Знаете, на чём сделан первый акцент? Пятилетний Эмиль подвергался интимным домогательствам от мальчика более старшего возраста, далеко не европейской национальности. Скажется ли этот эпизод на последующей жизни Золя? Никоим образом, поскольку Труайя о нём сразу забывает.

Говоря о Золя, нельзя обойти вниманием личность его отца. Исследователи часто не пониманиют, о ком они взялись сообщить читателю. Касательно Золя личность отца безусловно важна. Тот факт, что Эмиль не имел французского гражданства долгое время, ибо по линии отца считался итальянцем. Однако, отец станет истинно важен в последние годы жизни Золя, когда против Эмиля развернётся травля, связанная всё с тем же делом Дрейфуса. Тогда бы и следовало возвращаться к корням Золя, требовалось бы такое вообще. Читателю интересен непосредственно Эмиль, а не то, от кого он мог произойти.

Труайя уделяет внимание переписке Золя. И это не требовалось. Школьные друзья имели для него значение, но в дальнейшем это не особенно прослеживалось. А если и имело важность, то следовало искать иные источники информации. Пусть Эмиль предстанет перед читателем в отражении устремлённых в его сторону глаз. Этого Анри показывать не собирался.

Как сформировались у Золя представления о натурализме — в той же мере непонятно. Зачем и для чего он опровергал традиции романтизма? Неужели новаторский подход в живописи, вроде импрессионизма, смог на новый лад настроить ставшее присущим ему миросозерцание? Смущает очевидный факт… Импрессионизм — логичное продолжение романтических направлений живописи, просто под другим углом дающий представление об окружающей человека реальности. Не может быть и речи о натурализме, чьё основное требование — отражения естественности.

Против Золя каждый год поднималась волна критики. Стоило выйти очередному роману — недовольство вспыхивало с прежним накалом. Правильно ли говорить о писателе прошлого, используя мнение современников? Нужно понимать под былым непременно ушедшее. Воспринимать всерьёз критику и вовсе не следует. Если бы она имела эффект, умереть тогда Эмилю от голода. Но ведь его публиковали, а произведения продавали. Люди покупали, смаковали, ругались или восхищались, опровергали написанное или подтверждали. Вот где должен быть исследован Золя. Вместо чего на страницах биографии раскрывается ещё одна история угнетаемого современниками автора, очевидно ими недооценённого.

Закрыть портрет Эмиля следует ещё одним акцентированием от Труайя. Золя не имел детей от жены. Наследников ему родила любовница. Об этом Эмиль в своих произведениях не писал, но Анри посчитал иначе, приведя в пример содержание романа «Доктор Паскаль», последнего в цикле «Ругон-Маккары».

Автор: Константин Трунин

» Read more

За слова убивают! Эмиль Золя, выступивший за Дрейфуса, оказался умерщвлён его противниками. До сих пор возникают споры, так ли оно было. Официально Золя трагически погиб, отравившись угарным газом у себя дома. Подобного случайно не происходит с людьми, вмешивающимися в политические и прочие процессы, имеющие общественный резонанс. Выступив со статьёй «Я обвиняю», Эмиль подвёл итог своей жизни. Он был слишком громок, навязчив и авторитарен. Самостоятельно выпуская брошюры, заняв твёрдую позицию, отстаивая казавшуюся ему правдивой точку зрения. Но в историю Золя вошёл как писатель, зачинатель французского натурализма и обличитель политики чиновников времён Наполеона III. Впрочем, к смерти Эмиля могли привести его антиклерикальные произведения, обнажившие язвы католичества. Слишком остро с такового начинать повествование о его жизни, но Александр Пузиков предпочёл сразу обозначить, насколько деятельного человека он пожелал показать читателю.

Как прошло детство Золя? У Пузикова нет о том сведений. Александр опирался больше на письма и многочисленные труды, которых вполне достаточно для получения представления о мировоззрении Эмиля. Самые знаменитые письма юной поры адресовались Полю Сезанну, было и послание Виктору Гюго. Показав неустроенность жизни, Золя не представлял, кем ему предстоит стать. Теряется и Пузиков, не проявляя способности проникнуться эмоциональным состоянием исследуемого им человека, ещё не ставшего писателем. Каким образом Золя начнёт поражать воображение современного ему читателя? С чего вслед за «Сказками Нинон» свет увидит провокационное произведение «Исповедь Клода»? Для Александра важнее показать рост напряжения, появление агрессивно настроенной критики, выраженной в неприятии реализма такого рода. Будто бы читатель не имел знакомства с работами Оноре де Бальзака, из-за чего с таковой категоричностью обрушился на ещё ничего из себя не представлявшего писателя, коим являлся Эмиль Золя.

Работа в периодических изданиях не казалась Пузикову важной. Предстояло разобраться с более важной частью творчества Золя, за которую он ныне и ценится. Речь про цикл, рассказывающий о семействе Ругон-Маккары. На рассмотрение этого Александр останавливается подробно, в основном раскрывая содержание, причём не всех романов, а только имевших существенное значение для понимания цикла в целом. Разумно предположить, бороться Эмилю приходилось постоянно. Острое неприятие к его творчеству продолжалось на протяжении всей его жизни. Да вот так ли это? Понятно, количество недовольных чаще преобладает. Кто бы задумался показать благодарного читателя, с радостью ожидавшего очередное произведение, показывающее реальное положение дел. Пусть Эмиля критиковали, но нельзя говорить, будто критика от современников, тем более литературная, имеет существенное значение, редко кем читаемая. Ежели Золя являлся столь антипатичным обществу, то как он находил спрос на им написанное? Ведь брались публиковать периодические газеты и журналы, отдельные издания произведения не менее успешно продавались. И, самое главное, обязательно обсуждались.

Пузиков взялся поделиться очерком творчества, отчасти справившись. Ознакомиться с биографией Эмиля Золя получится вкратце, вполне достаточным для того, чтобы иметь худо-бедное представление. Если к момента знакомства с работой Александра читатель имел счастье ознакомиться с трудами Золя самостоятельно, то ничего нового для себя не найдёт, лишь заново отметив некогда ставшее ему известным. Причина того в том, что Пузикову хватило самого творчества, тогда как более ничего не интересовало. И то не может быть порицаемым. Пусть кто-нибудь попробует охватить всё связанное с жизнью и творчеством Эмиля, как задохнётся от количества разночтений и допущений. Это с виду всё просто и понятно, пока не станешь погружаться во все сохранившиеся материалы.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Проще писать об уже умерших, нежели о продолжающих жить. Не знаешь, к чему подвести повествование о человеке, когда сам являешься его современником. Но никто не запрещает стремиться сообщать информацию, ежели для того имеется спрос. Личность Золя пользовалась популярностью в России, поэтому видеть его краткое жизнеописание казалось необходимым. Кто он? Писатель. Кто его родители? В его жилах текла кровь греков, итальянцев и французов. Чем он занимался кроме литературы? Рисовал картины. Он рано достиг успеха? Отнюдь, пришлось голодать. Почему же теперь его голос звучит громче прочих? Это результат многолетнего труда. Что ждёт его впереди? А вот об этом Михаил Барро не знал, поскольку Эмиль продолжал здравствовать.

Больше описания жизни, но не литературной деятельности. Нужно обладать усидчивостью, чтобы суметь ознакомиться с богатством творческого наследия. Проще представить читателю описание будней отца, приехавшего во Францию по работе, где вскоре умер. Сын толком не знал родителя, однако будет защищать всеми правдами и неправдами. О том Барро не мог знать, он лишь сообщил должное казаться самым важным. Итак, Эмиль рос, учился и мечтал зарабатывать деньги. Пока же ему оставалось писать многостраничные письма друзьям, серчая на дорогую стоимость их отправки. При таком подходе к выражению мыслей — ему точно быть писателем.

И всё же! О чём художественные произведения Эмиля Золя? К 1895 году он уже завершил цикл «Ругон-Маккары», продолжив будоражить общество новыми откровениями. Чего только стоил его «Лурд» — яркое антиклерикальное произведение. Важно допустить, что Барро об этом ещё не знал. Почему же он почти ничего не сказал о написанном до того? Крохи информации не удовлетворят любопытство читателя. Создать общее представление о писателе получится, без какой-либо конкретики.

Нет, Барро считал обязательным отразить иной аспект. Современников Золя всё устраивало, кроме единственного момента — фамилий действующих лиц романов Эмиля. Их будто не интересовало содержание. Таких людей провоцирует не описание отвратительности их существования, а незначительная деталь, никак на содержание произведений не влияющая. С Золя на самом деле судились, требуя изменить фамилии, дабы они тем не унижали достоинство людей, обладающих такими же.

Малый объём работы Михаила Барро скрадывается дополнительным рассмотрением аспектов творчества писателя Ретифа. Зачем и для чего это было сообщено читателю? Видимо, имелись предпосылки, возымевшие влияние на становление мировоззрения Золя. Если так, то возражений быть не должно. Впрочем, Михаил предпочёл уделить внимание именно его трудам, тщательно пересказывая некоторые из них, тогда как похожей щепетильности к Золя он не испытывал.

Об Эмиле Золя можно рассказывать долго. Если разбираться с его жизнью, придётся упоминать чрезмерное количество аспектов. Ведь какой эпизод истории Франции конца XIX века не вспомни — обязательно увидишь заинтересованность Золя. И было отчего приходить отчаянию и радости. Но больше приходилось негодовать. Горькие слёзы глотал Эмиль — свидетель Второй империи и очевидец военной и экономической катастрофы под Седаном. К тому же, Золя принимал активное участие в деле Дрейфуса, отстаивая позицию обвиняемого, о чём Барро просто был обязан написать: опять же, в силу временных причин, не имея о том определённых представлений, ведь начало судебного процесса пришлось на конец 1894 года, когда сей труд Михаила должен был быть написан и отправлен для утверждения в редакцию.

Работа Барро подойдёт в качестве краткой заметки о жизни и творчестве Эмиля Золя. Благо существуют другие биографии, с которыми необходимо обязательно ознакомиться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эмиль Золя – зачинатель натурализма, противник вольных допущений в литературе – видел назначение художественных произведений в детальной проработке имеющегося в человеческом обществе. С юных лет он определился с предпочтениями, не желая изменять выработанную точку зрения. Найдя опору в период изживания романтизма, он вовремя понял, в каком направлении следует двигаться. С первых его работ стало ясно – он предпочитает повергать устои, бросая вызов обыденности. Все понимали – Золя не придумывает, а говорит правду – но никто не был готов к подобной откровенности.

Эмиль придерживался натурализма природного. Он желал видеть в литературе отражение окружающей человека реальности. Без лишних измышлений, коими художественные произведения переполнятся после. Реализм всякий раз начнёт извращаться в угоду интересов определённой группы людей. Будет ли он исходить изнутри, как натурализм личных ощущений, или опираться на внешние проявления, вроде склонности считать устремления прошлых поколений к жизни современных писателю реалий, поражая тем воображение натурализмом иного толка, вроде так популярного на рубеже XX и XXI веков натурализма сексуального.

Изменение представлений в истинном их понимании – это творчество Эмиля Золя. Пока ещё не случилось наслоений за счёт пропаганды социалистических воззрений или толкования действительности за счёт извращённого восприятия. Не мог Эмиль полностью отказаться от романтических элементов в создаваемых им произведениях, ибо не мог он говорить откровенно, когда за малые допущения его уже лишали покоя. Что же могло быть, пиши Золя ещё откровеннее? Но Эмиль и не желал делиться всею правдой. Зачем в подробностях описывать физиологические процессы, когда они не несут никакой нагрузки на представленное в сюжете действие?

Если читатель заинтересовался таким вступлением. Если он готов взяться за изучение литературного наследия Эмиля Золя, то данный труд может оказаться ему полезным, либо поможет успокоить эмоции, когда не получается разобраться с представленными на страницах историями или появляется желание ознакомиться с доводами рассудка. Кроме художественной составляющей наследия, следует обратить внимание на публицистическую деятельность Золя, о которой в сей книге получится найти значимое количество полезных рассуждений, порою в кратком изложении. Ведь нельзя поделиться критикой на критику, ежели и без того сказано достаточно.

Автор сего труда не желал разбираться в жизни Золя. О том интересующиеся найдут информацию в биографиях. Тут только анализ литературного наследия, через которое получится понять Эмиля иначе. Как именно? Влияние внешних факторов сольётся с мысленным миром писателя, благодаря чему понять Золя получится исходя из им сказанного. Для простоты формулировки лучше будет сказать, что творчество Эмиля представляется шаг за шагом, начиная от писем восемнадцатилетнего неуверенного юнца, вплоть до устойчивых взглядов достигшего зрелости человека, способного влиять на окружающих.

Необходимо пояснить об этом издании дополнительно. Версия ему установлена на значении “1.0”. Находящиеся внутри статьи писались на протяжении нескольких лет, причём не в той последовательности, в которой они теперь представлены. Для интересующихся аналогичными работами о других писателях, рекомендуется обратиться к сайту trounin.ru. Помимо критики и анализа литературного наследия Эмиля Золя, автором написана схожая работа, раскрывающая наследие Джека Лондона.

Данное издание распространяется бесплатно. Цитировать его можно где угодно, но с указанием, откуда был взят текст. Например: К. Трунин “Эмиль Золя. Критика и анализ литературного наследия”. Это не накладывает никаких обязательств, зато способствует повышению продуктивности автора сего труда. Более того, будет приятно осознать, что наследие Эмиля Золя не утратило значения и в наши дни.

Пришло время подвести черту под творчеством Эмиля Золя. Жизнь его прошла от сомнений к выработке твёрдых убеждений. Ему всё давалось с трудом, но он быстро перестал впадать в хандру, забыв о сплине, стоило столкнуться с негативными откликами о создаваемых им произведениях. Обретя почву под ногами, Золя более не позволял чужому суждению звучать громче собственного, но ничего не мог поделать с общественным мнением, выше которого ему не под силу оказывалось встать. Никто не желал примиряться с категоричными высказываниями Эмиля, находя в них проявление свойственных только Золя представлений о действительности. Он видел правду, как хотел её представлять. И жил с этим ощущением, никогда никому не уступая.

Надо ли говорить о людях, адресатах его сообщений? Персональное обращение от Золя — признание в значимости. Получавшие письма обязаны были примириться с категоричными утверждениями, если имели с Эмилем расхождение во мнении. А если выступали против, то их ответ повисал в пустоте, не находя цели, поскольку переубедить Золя не представлялось возможным. Допускалось лишь снижение накала в отношениях, причём в одностороннем порядке. Только какой человек откажется от убеждений, перейдя на сторону зрения другого? Как не соглашался Золя, так предпочитали обмениваться гневными высказываниями все остальные собеседники.

Борьба за истину не прекращалась. И в чём была сия истина? Золя отстаивал позиции натурализма, отказывая в праве на возрождение романтизму, классицизму и академизму. Он сохранял однобокость суждения по данному и по всякому другому вопросу. Взять хотя бы дело Дрейфуса, нисколько не повлиявшее на Золя, нежели он изначально для себя решил. Эмиль понимал — действующая власть ошибается в желаниях, суд специально подыгрывает стоящим над ним политическим лицам. Замкнутая среда требовала возмущения, воплотившееся в риторике Золя. Похоронив романтизм, Эмиль с той же успешностью низводил мнение о политиках к отрицательному значению их деятельности.

Поступая против, Золя понимал, всему суждено повториться вновь. Вернётся романтизм в литературу, а за ним придёт ложь на все уровни жизни. Потом снова победит натурализм. Снова и снова, пока существует людской род. Народятся защитники прежде повергаемого, дабы насаждать некогда изгнанное, дабы следующие поколения повторили деяния предков, вернув происходящее на положенное ранее ему место. Родись Золя раньше или позже, то иметь ему иные суждения, но судьбою решено дать нам представление о человеке, чей пыл не мог самостоятельно остыть.

Творчество стало для Эмиля всем. Он бесплатно раздавал брошюры о деле Дрейфуса, не публиковал их за границей. Франция оказалась жизненно важным социумом, кем бы себя в душе он не ощущал. Может он потому ярко жил, что его отцом был итальянец? Париж не давал Эмилю требуемого им ощущения прекрасного, потому ставшее для него отвратительной частью социума. Борясь с одиночеством, Золя находил друзей, продолжая оставаться вдали от всех. Он один мог сказать о присущих ему склонностях, тогда как более никто с той же степенью убеждённости о том не мог заявить.

Мир не чёрный и не белый, но он не содержит и разных оттенков. Мир — это отражение жизни, постоянно наполненной повторяющимися человеческими стремлениями. Нет нужды задумываться, как лучше поступать, нужно мыслить относительно нынешнего состояния людей. Как жил человек в прошлом, каким образом он будет жить в будущем: пустые размышления. Существует только сейчас! Эмиль понимал данную истину, не соглашаясь с прочими суждениями. Пусть правда управляет социумом, какой бы горькой она не была. А ложь оставим романтически настроенным людям, лишь им верить фантазиям во имя всеобщего блага. Жизнь же отвратительна в любых проявлениях, поскольку человечество обречено на гибель, и чем больше лжи, тем скорее планета вздохнёт с облегчением, и чем больше правды, тем это произойдёт ещё быстрее.

Так как поступать? Согласно представлениям Золя. Жить в каждодневной борьбе за лучшую долю для каждого из нас. Именно для каждого из нас, а не сугубо для себя и своей семьи.

Автор: Константин Трунин

» Read more

За минувшие годы Эмилем написано достаточно, чтобы можно было обходиться в понимании его представлений без использования писем. Золя более не писал пространных посланий, оставив мальчишеские мечтания в прошлом. Он составлял короткие заметки, обычно выражающиеся желанием донести определённое видение ситуации. Известны следующие адресаты: Эдмон Гонкур, Антони Валабрег, Филипп Солари, Поль Алексис, Луи Ульбах, Гюстав Флобер, Иван Тургенев, Михаил Стасюлевич, Людовик Галеви, Альбер Милло, Александр Пароди, Жорис-Карл Гюисманс, Леон Энник, Поль Бурже, Александр Бутик, Анри Сеар, Эдмондо де Амичис, Гюстав Риве, Луиджи Капуана, Пьер Лаффитт, Мари Ван Кастель де Молленстем, Жюль Труба и госпожа Шарпантье.

1870 год стал огорчением для Золя, умер Жюль де Гонкур. Причиной смерти принято считать эмоциональное расстройство от провалившегося последнего опубликованного при его жизни романа. К концу того же года Эмиль выдвинул свою кандидатуру на выборах в провинции. В 1871 году Эоля переполнялся от решимости основать собственную газету в Марселе. Он находился в Бордо и имел ряд противоречий с властью. В это время в Париже дом Эмиля подвергся нападению, его имущество разграбили, чему причиной была завершающая стадия вторжения прусской армии. В ноябре начал готовиться судебный процесс против Золя, инициированный вследствие многочисленных жалоб, поданных на писателя из-за содержания романа «Добыча».

Золя не уставал удивляться: он только говорит правду, и за правду он должен принимать общественное осуждение. Он ничего не придумывал. Его современникам хорошо известны прототипы описанных им действующих лиц. Они легко узнаются, поэтому не должно быть столь шумного резонанса. Недавно вышла отдельной книгой «Карьера Ругонов», в периодике печаталась «Добыча», а впереди неисчислимое количество дальнейших сюжетов, должных раскрыть на страницах цикла «Ругон-Маккары» большую часть задуманного Эмилем семейства. Сколько же придётся испытывать судьбу на прочность, показывая людям их настоящее?

В 1874 году Золя через Тургенева готовился к публикации в России в «Вестнике Европы». Его произведения на русском и французском должны выходить одновременно, а то и опережая издаваемое во Франции. Азарт Эмиля вскоре угаснет, так как русский издатель Стасюлевич не оправдает его надежд. Предлагаемый текст будет изменяться, подаваться в искажающем смысл виде и прочее, что аналогично раздражало Золя в периодических парижских изданиях. Зачем читать газеты и журналы, если сообщаемое в них не совпадает с итоговым вариантом в виде отдельной книги?

Хватило Эмилю переживаний и из-за «Западни», негативно принятой читателем. Самое время уйти в минор, и Золя поддался отчаянью, устав бороться за право излагать на страницах произведений истинное положение. Публике нужна любовная история? В качестве разрядки написана «Страница любви». Излагая столь романтический сюжет, Эмиль обдумывал содержание нового скандального произведения «Нана», намереваясь показать жизнь продажных женщин из низов, стремящихся оказаться в кругах повыше.

А как быть читателю, если ему запрещают читать произведения Золя? Нужно дождаться разрешающего мгновения. Молодой человек может подрасти, а прочим достаточно оказаться там, где к этому изданию не относятся с таким же негативом. Не следует идти против окружающих тебя людей, если не желаешь оказаться на месте Эмиля. Он боролся и обличал, но с годами его борьба за нравы общества стала достоянием истории, как и многое из им описанного. Изменились люди, стали иначе смотреть на действительность, но всё равно продолжили находить в творчестве Золя затрагивающие душу моменты. Нельзя спокойно смотреть на чем-то недовольного человека: нужно с ним разделить его мнение, либо стоять за сохранение имеющегося.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Из скромного мечтателя, обитателя наполненной людьми пустыни, Эмиль Золя перешёл к одиночеству иного толка. Он крепко ухватился за возможность писать художественные произведения и публицистические статьи, зарабатывая сверх им мысленного — двести франков в месяц. В 1863 году он ещё сохранял робость к издателям, раболепно просил оценить его работы. Прочим писателям, если ему не нравилось их творчество, он громко о том заявлял, находя тем не врагов, а становясь едва ли не приятным для них собеседником, ибо позже Эмиль смягчался и словно наставлял заблудших на путь истинный. К 1869 году тон Золя возрос, побуждая оспаривать неугодные ему точки зрения, ни с кем не желая считаться. Адресатами Эмиля в означенный период стали Жюль Кларети, Антони Валабрег, Мариус Ру, братья Гонкур, Арсен Уссэ, Гюстав Флобер, редакторы и издатели.

Профессиональным писателем Золя пока не стал. Он устроился и продолжительное время трудился в рекламном агентстве, зарабатывая на жизнь хотя бы этим. Ему желалось писать книги, но идеи пережёвывали сами себя. К 1864 году Эмиль всё-таки дал дорогу «Сказкам Нинон», чтобы после вступить в один из первых важных конфликтов. Золя желал делиться частью гонорара с иллюстратором, которым был высоко им возносимый Эдуард Мане. Издатель не понимал, почему процент с продаж должен идти художнику, выполнившему сдельную работу. Для Золя же ответ очевиден, он желал поддерживать человека, чьё искусство должно широко прославиться. И, как знать, заслуга Золя в том будет велика, особенно учитывая, что именно его труд заслужил быть украшенным кистью сего художника.

К 1865 году Золя загорелся идеей критики литературных произведений. Он самостоятельно желал формировать общественное представление о художественном искусстве. Его интереса удостаивались писатели натуралисты, тогда как значение творений последователей романтизма он всё более принижал. Эмиль сблизился с братьями Гонкур, прося у них книги для рецензирования, а Жюль и Эдмон то с удовольствием делали, приглашая Золя посещать театральные представления, в том числе и по их произведениям. Разве не был Эмиль счастлив? Из мечтателя он перешёл в статус созерцателя, видевшего наяву, прежде ему казавшееся недостижимым.

Периодика угнетала Золя, если предстояло публиковать очередное произведение. Не хотелось ему видеть свой труд разбитым на множество частей, тогда как гораздо лучше помещать его в виде разделённого на шесть изданий. И читателю будет так проще воспринимать текст.

1869 год — расцвет творчества Эмиля. Отныне издатели публиковали произведения без согласования с ним, выпуская на стороне под другим названием, либо допускали к чтению посторонних лиц, что особенно сказалось на миропонимании Золя из-за скандального романа «Мадлена Фера», омрачившегося судебным преследование до того, как произведение начало публиковаться. Эмиль не понимал, почему за одобренное цензурой к нему высказываются претензии. И как вообще можно судить о том, что ещё не прочитано?

Следует оговориться наперёд о ещё не начатом цикле «Ругон-Маккары»? Золя уже был готов к его созданию, но не знал, каким образом данный замысел будет реализован. В его письмах до 1869 года не сохранилось размышлений об истории одной семьи времён Второй империи. Но читатель понимает, лёгкой работа не будет. Негативная реакция общества на эксперименты Эмиля ещё даст о себе знать. Коли людям не понравилась реальность на страницах прежних произведений, то больше гнева им придётся испытать, наблюдая за Ругонами, наживающимися за счёт других, и Маккарами, деградирующими в условиях социальной неустроенности.

Автор: Константин Трунин

» Read more