trounin.ru

Из цикла «Господа Головлёвы»

Верно подмечали современники Салтыкова, говоря про переизбыток сатиры в головлёвском цикле. Михаил должен был придерживаться меры, но он продолжал описывать Порфирия Головлёва уже не пустословом, а умственно отсталым. Это особенно характерно по рассказам «Недозволенные семейные радости» и «Выморочный». Несмотря на понимание утраты смысла в жизни, Порфирий продолжал отдалять от себя людей. Способный прирасти детьми, он у Салтыкова чурался такого бремени. Не зря возникла идея написать об амурных увлечениях, заканчивавшихся опалой девиц. Вот и теперь читателю предстояло наблюдать, как Порфирий строит планы по избавлению от новорожденного.

Повествование Михаил обернул в бесчисленные речи главного героя. Порфирий долго рассуждает, придавая словам самое высокое значение. Если прежде приходилось ограничиваться устными указаниями, заставляя всему свершаться будто бы вне воли Иудушки, то теперь Салтыков показывал главного героя действующим решительно. Ребёнка следовало убрать с глаз. Каким образом, чтобы обойтись без греха? Рассматривались разные варианты, где самыми лучшими выглядели решения отдать дитя на воспитание в крестьянскую семью, либо отравить на обучение в Москву. В том и другом случае будет сделано всё для разрыва напоминания о семейных отношениях. Размышляя об этом, Порфирий не задумывался о чувствах матери.

«Недозволенные семейные радости» — необязательная часть «Господ Головлёвых». Салтыков писал в качестве вступления к рассказу «Выморочный», когда тот был уже опубликован. Требовалось прояснить, как именно складывались события, про которые Михаил не пожелал подробно рассказывать, ведь читатель недоумевал, видя дерзость со стороны пассии Иудушки, более едкой, нежели Порфишка-кровопийца в молодые годы. Происходящее на страницах встало с ног на голову — Порфирию не дозволялось говорить, его постоянно перебивали и никакой довод рассудка не мог перебороть логику матери, затаившей обиду за отобранное дитя.

Не имея объекта для излития желчи, Порфирий выдумывал людей, постоянно погружаясь в события прожитых лет. Отказало ему и чувство хладнокровия. Никто не внимал нравоучительным словесам, ставя точку зрения Иудушки под сомнение. Это приводило к срывам — Порфирий кричал на собеседников. Так Салтыков низводил главного героя головлёвского цикла к необходимости осознания полного одиночества. Отныне не могло найтись собеседников, с кем Порфирий станет вести наставительные речи. Почему-то до подобных мыслей Михаил прежде не доходил, могла и Арина Петровна поставить Иудушку на место, грубо возражая за каждый промах сына. Самое лучшее средство для спасения семейства нашлось слишком поздно.

Решив вывести описание быта Головлёвых из цикла «Благонамеренных речей», Салтыков ничего существенного не сделал, дабы расширить повествование. Наоборот, возникли трудности в поиске сюжета для продолжения. Да и к чему вести мысль читателя, если осознание выморочности наступило. Потому Михаил сперва показал утрату Порфирием связи с действительностью, дал ему озлобление, заставив в итоге переоценить интересы, вообще лишившихся значимости.

Что дальше? Подсказки последовали со стороны читателей. Кто-то пожелал узнать, каким именно образом Иудушка надумал избавиться от ребёнка, следствием чего стало отступление назад: заполнение белого пятна в истории рода Головлёвых. Так заканчивался цикл… или нет? Читателю не сообщалось, о чём следует думать, представляя последующие события. Не ведал о том и Салтыков, ему требовалось обдумать. Цикл убирался с глаз на неопределённое время. Лишь через четыре года Михаил найдёт решение, решив завершить цикл и объединить рассказы, внеся некоторые изменения в содержание, придавая повествованию вид единого произведения. Пока о том приходилось гадать — головлёвский цикл откладывался в долгий ящик.

Автор: Константин Трунин

Дополнительные метки: салтыков щедрин выморочный критика, анализ, отзывы, рецензия, книга, Mikhail Saltykov-Shchedrin, analysis, review, book, content, Господа Головлёвы

Это тоже может вас заинтересовать:
— Перечень критических статей на тему творчества Михаила Салтыкова-Щедрина